Текст книги "Леонид Утесов. Друзья и враги"

Раритеты «салона»
Антиюбилей Леонида Утесова (фрагменты)

Иосиф Прут. Как это было

Шуре Ширвиндту неизвестно еще одно слово на «анти» – антимония!

Ширвиндт, высунувшись из-за кулисы: Известно. Позже о нем поговорим.

Прут. У меня был такой старшина, как Шура, он мне всегда говорил: «Ох, я бы вам ответил, – если бы нашелся!»

Дружба наша с юбиляром началась много лет назад. Хочу вспомнить эпизод, который постоянно рассказывает обо мне Леонид Осипович, чтобы вы поняли, с кем имеете дело.

Он утверждает, что меня привезли в Одессу в 1908 году, где жила моя тетя. С ней был знаком отец Леонида Осиповича, это были приличные люди. Утесов помимо того, что учился в гимназии Файга, уже имел отношение к музыке. Так вот однажды якобы встретив мою тетю, он ей сказал:

– Анна Аркадьевна, ну что вы мучаете своего Оню, зачем вы его таскаете в музыкальную школу Столярского! У него же нет никакого слуха.

На что моя тетя ответила:

– Зачем ему слух? Его же будут учить не слушать, а играть!

Вот с таких инсинуаций начался Утесов. Чем это закончилось, вы знаете. Я приведу еще одну деталь, чтобы вы поняли, насколько не все хорошо в этом человеке.

Его раздражает моя манера рассказывать анекдоты. Я, например, рассказываю об одессите, который захотел купить себе льва. Может быть, не очень смешно, но начало уже есть. Так Утесов излагает это так:

– Прут, конечно, скажет, что он стоял в цирке Труцци и при нем заключили эту сделку со львом. Это нахальство. Что бы он ни рассказал, он всегда был при этом. И на Куликовском поле тоже обязательно он.

Так вот, товарищи, я не знаю, может быть, в человеке, ради которого мы собрались, и обнаружатся достоинства, но все-таки что-то нехорошее в нем есть!

Михаил Ножкин. Граждане, послушайте меня!

 
Говорят, тут антиюбилей.
А кто-нибудь возьми – антиналей!
По струне антиударим,
Дружно антипогутарим
О любимом нашем юбиляре.
 
 
Граждане, послушайте меня!
Мне Утесов вовсе не родня.
Только мне с рожденья пели
Мама возле колыбели,
А с пластинки Леонид Утесов.
 
 
Родился он в красавице-Одессе.
Напротив Молдаванка и Пересыпь.
Пел на берегу лимана,
Как с Одесского кичмана
Взяли да сбежали два уркана.
 
 
Сколько его бездари стращали.
Джаз его все время запрещали.
Били, мяли, колотили,
Бочки на него катили,
За границу вовсе не пущали.
 
 
Ох, и натерпелся, настрадался.
Только не сломался и не сдался.
Ни на миг не подал виду,
Джаз родной не дал в обиду,
Навсегда Утесовым остался.
 
 
Слышал я ему за добрый труд
Звездочку к столетию дадут!
Он дождется этой чести,
Значит, с юбиляром вместе
В день столетья встретимся мы тут.
 

Мария Миронова, Александр Менакер
Письмо руководству ВТО

Копия: Управлению культуры Фрунзенского района

Мы как честные люди, незаслуженно находящиеся на заслуженном отдыхе, не можем больше молчать. Мы считаем своим гражданским долгом написать это антианонимное письмо и представить его в антиюбилейную комиссию.

В то время, когда вся наша эстрада под мудрым руководством дорогого Бориса Сергеевича Брунова движется только вперед, ВТО не находит ничего лучшего, как устроить антиюбилей Леониду Утесову. На наших глазах проходил почти весь творческий путь этого артиста. Он построил свое благополучие исключительно на том, что его покойная жена, всеми любимая и уважаемая Елена Иосифовна, по сцене Ланская, прекрасно приготовляла фаршированную рыбу (фиш), которую с удовольствием ели такие люди, как Исаак Бабель, Михаил Зощенко, Николай Эрдман и еще один Исаак – Дунаевский. Именно благодаря этим людям Утесов и завоевал популярность у зрителей.

Обладая небольшой музыкальностью, при полном отсутствии вокальных данных и не получив специального хореографического образования, но владея каким-то невидимым магнитным полем, он значительно раньше вошедшей ныне в моду Джуны сумел влюбить в себя многих.

Мы горды, что руководство Дома актера все-таки опомнилось и перенесло это сомнительное мероприятие в помещение ЦДРИ, где большая вместимость позволит познакомить с этим безобразием не только членов высшего общества ВТО, но и работников смежных театральных профессий – стоматологов, гинекологов, а главное, тружеников торговой сети, для которых ЦДРИ, Дом актера, Дом кино давно стали уже родным домом.

Неужели великая Мария Гавриловна Савина, а потом Александра Александровна Яблочкина создали театральное общество для проведения таких антихудожественных мероприятий. Ведь если так пойдет и дальше, дело может кончиться тем, что завтра на Олимпийском стадионе может быть организован вечер памяти МХАТа!

С уважением народная мстительница РСФСР Мария Миронова, заслуженный мститель той же республики Александр Менакер.

Зиновий Гердт. О достоинствах и недостатках

Никаких твоих достоинств, Ледя, я перечислять не буду. Было бы прекрасно поговорить о твоих недостатках.

Мне, например, обидно, что когда я привожу тебе свои наблюдения из Одессы, ты потом выдаешь их за свои.

Но я на всю жизнь очарован твоим южнорусским сдвоенным «н». Его не существует. Оно нужно для слова «юность». Только в этом слове оно есть.

Но не об этом речь. Ты – вся наша жизнь.

(Поет на мотив песни «Дорогие мои москвичи»)

 
Твой девятый десяток подошел к середине.
Дни бегут. Что же годы летят!
Но чем испытанней дар и чем слава старинней,
Тем они драгоценней стократ.
 
 
Нынче ретро в цене. Наши годы такие.
И лишь только заслышу я песню твою,
Подступает к глазам колдовство ностальгии.
Я былое твое узнаю.
 
 
Ты был со мною в ФЗУ, на заводе.
И в третьем взводе, на природе
В некотором роде.
Вот что значит для меня голос Леди!
Тут не до пародий.
Уверяю вас!
 

Зиновий Паперный. Три грани

Прежде всего, что такое Союз писателей. Союз писателей – это не союз писателей, а союз членов Союза писателей. Я, например, не писатель, но я член Союза. А бывает наоборот: писатель, но не член Союза. Это Пастернак.

Я литературовед. И сразу: какая разница между литературой и литературоведением. Скажем, «Я помню чудное мгновенье». Это литература. А если вы скажете в одном из своих выступлений: «А. С. Пушкин заявляет, что помнит чудное мгновенье», – это литературоведение.

Писатели различаются по мгновеньям. Например, Пушкин помнит одно чудное мгновенье. Не густо. А Юлиан Семенов помнит 17 мгновений. На этом примере мы видим, как мы обогнали классиков.

Если говорить о Леониде Осиповиче, то, конечно, хоть это антиюбилей или юбилей, надо прямо сказать: это певец без голоса. Почему? Что такое голос? Я считаю, что голос это – «О скалы грозные дробятся с ревом волны». Это голос. Или на худой конец – «Шапки прочь – в лесу поют дрозды». Понимаете? Ну, это уже как отдать. Дальше отступать некуда. А весь вокал Леонида Осиповича исчерпывается одной фразой «Товарищ, я вахту не в силах стоять». Ну, не в силах, так не стой, то есть не пой. Сущность Утесова не в вокале. Тут другие грани. Вообще, он такой многогранный, что о нем можно написать поэму «За гранью грань».

Я только о некоторых скажу. Во-первых, популярный и невероятно эпистолярный. Я за несколько дней до этого вечера пришел к Леониду Осиповичу. Он показал горы писем к нему. Мы взяли наугад письмо женщины. Она пишет: «Не знаю такой любви, как на сцене, но мне кажется, что вы можете расшевелить даже покойника. Подари мне одну ночь, но такую, чтобы небу стало жарко, а главное, чтобы я забыла, что я педагог».

Я бы никогда в жизни не сочинил такое сам. Я только посоветовал Леониду Осиповичу это опубликовать в «Учительской газете».

Теперь другая грань Леонида Осиповича. Это – король смеха. Насчет смеха я хочу напомнить свое соображение, что некоторые думают, что смех нам помогает жить и работать. Они путают смех с песней, которая действительно «нам строить и жить помогает», как это пел и поет Утесов. Смех же нам помогает не жить и работать, а выжить, несмотря на все то, что мешает нам жить и работать.

И тут я подхожу к главной грани Леонида Осиповича. Он, конечно, поэт.

Он щедро дал мне все свои стихи и поэмы, чтобы уж здесь никакого сочинения с моей стороны не было. Мне очень понравились строчки из поэмы о Союзе писателей. Прекрасное там начало:

 
Я двери на улице Воровского
Открыть отмычкою спешу.
Манеру эту у воров с кого
Усвоил, я вам не скажу!
 

Прекрасное владение стихом! И дальше:

 
Прекрасней моей музы нету:
С ней миг свидания лови.
Не продается за монету,
Но отдается по любви.
 

Что здесь, как говорят, меня греет? У Пушкина и Лермонтова муза дарила цевницу – что-то неясное. А у Леонида Осиповича образ отдающейся музы очень смелый. И когда он пишет, он находится в таком экстазе, что ему не до грамматики. Например:

 
Высоко чтя ваши старанья,
Флаг дружбы высоко держал.
Люблю высокого я званья
В родительного падежа!
 

Понимаете, как надо волноваться, чтобы так написать! Или вот из поэмы, посвященной, простите, мне, совершенно крылатые строчки:

 
Нынче праздник: пасха, седер.
Я в такие дни не лгу:
Как-никак окончил хедер!
Вы – всего лишь МГУ.
 

Замечательно! Леонид Осипович пишет, как дышит. Он – наша гордость, наша радость, наше хорошее настроение. А живой человек с плохим настроением – такой же абсурд, как мертвый человек с хорошим настроением.

Роберт Рождественский. Клятва

 
Я вам клянусь,
Леонид Осипович,
и частями и в целом:
Очень нужны вы
хорошим людям!
Чтоб вы так пели,
как мы вас ценим.
Чтоб вы так жили,
как мы вас любим!
 

Стихи к песням из репертуара Леонида Утесова

 
С Одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана тай на волю.
В Вапняровской малине
Они остановились.
Они остановились отдыхнуть.
 
 
Товарищ, товарищ,
Болят мои раны,
Болят мои раны в глыбоке.
Одна же заживает,
Другая нарывает,
А третия застряла у в боке.
 
 
Товарищ, товарищ,
Скажи моей ты маме,
Что сын ее погибнул на посте.
И с шашкою в рукою,
С винтовкою в другою
И с песнею веселой на губе.
 
 
Товарищ малахольный,
Зароют мое тело,
Зароют мое тело в глыбоке.
И с шашкою в рукою,
С винтовкою в другою
И с песнею веселой на губе.
 
 
За що же мы боролись?!
За що же мы страдали?!
За що ж мы проливали нашу кровь?!
Они же там пируют,
Они же там гуляют,
А мы же – подавай им сыновьев!
 

 
Жил-был на Подоле гоп со смыком.
Славился своим басистым криком.
Глотка была прездорова.
И мычал он, как корова,
А врагов имел мильон со смыком.
 
 
Гоп со смыком – это буду я!
Вы, друзья, послушайте меня.
Ремеслом избрал я кражу,
Из тюрьмы я не вылажу,
Исправдом тоскует без меня.
 
 
Ой, если дело выйдет очень скверно
И меня убьют тогда, наверно.
В рай все воры попадают.
Пусть тот честный и все знают:
Нас там через черный ход пускают!
 
 
В раю я на работу тоже выйду,
Возьму я бунку, шпайер, видру.
Деньги нужны до зарезу —
К Богу в гардероб залезу,
Я его намного не обижу.
 
 
Бог пускай карманы там не греет,
Что возьму, пускай не пожалеет.
Слитки золота, караты.
На стене висят халаты!
Дай нам Бог иметь, что Бог имеет!
 
 
Иуда Скариотский там живет.
Скрягой меж святыми он слывет.
Ой, подлец тогда я буду —
Покалечу я Иуду.
Знаю, где червонцы он кладет!
 

 
Вот джаз загремел, заиграли трубачи,
Веселой дробью загремели барабаны!
И стаи звуков завертелись, как бураны,
И захотелось сразу танцевать!
И всюду пары начали сновать.
 
 
Как много пар —
И млад и стар.
Все поднялись
И завертелись вместе разом.
Увлечены веселой музыкой и джазом,
Всем захотелось сразу танцевать!
 
 
Ой, лимончики,
Вы мои лимончики!
Ей растете на моем балкончике.
Ой, лимончики,
Вы мои лимончики!
Вы растете у Сони на балкончике!
 

 
Я живу в озвученной квартире:
Есть у нас рояль и саксофон,
Громкоговорителей – четыре
И за каждой дверью – патефон!
 
 
У меня есть тоже патефончик.
Только я его не завожу,
Потому что он меня прикончит —
Я с ума от музыки схожу.
 
 
И в кого такой я только вышел?
Прямо удивляю всю семью:
Чуть я только песенку услышал —
Я ее тотчас же запою!
 
 
И в кого такой я уродился?
Трудно мне с характером моим:
Чуть я только в девушку влюбился —
Смотришь, а она уже с другим!
 

 
Спи, мой мальчик, спи, малыш,
Тихо в нашей спаленке,
В уголке скребется мышь.
Ты не бойся, маленький.
 
 
Не откусит мышка вдруг
Пальчики-мизинчики.
Эта мышка – папин друг
В новом магазинчике.
 
 
Спи, мой мальчик, спи, малыш.
Отчего же ты не спишь?
Вот месяц в подушку щекою залез.
Усушка, утруска, утечка, провес.
 
 
В уголке скребется мышь
Бархотною лапочкой.
Эта мышь дает барыш
И тебе, и папочке.
 
 
Папа спишет на мышей
Фрукты и конфеточки
И накормит до ушей
Дорогого деточку.
 
 
Спи, мой мальчик, спи, малыш.
Отчего ты все не спишь?
Вот звезды, как свечки, глядятся с небес,
Усушка, утруска, утечка, провес.
 
 
Шкурка мышкина пустяк,
Но из этой шкурочки
Папа выкроил пиджак
И тебе на бурочки.
 
 
А пока не тронет кот
Мышкиного ротика,
Будет маме коверкот
И пальто из котика.
 
 
Спи, мой мальчик, спи, малыш.
Отчего ты все не спишь?
У мышки-вострушки есть много чудес:
Усушка, утруска, утечка, провес.
 

 
Солнце догорает, наступает вечер.
А кругом зеленая весна!
Вечер обещает радостную встречу,
Радостную встречу у окна.
 
 
Ласково и нежно запоет гармошка,
А за ней тихонечко и я.
Дрогнет занавеска – глянет из окошка
Милая, хорошая моя!
 

 
У самовара я и моя Маша,
А на дворе совсем уже темно.
Как в самоваре, так кипит страсть наша.
Смеется месяц весело в окно.
 
 
Маша чай мне наливает,
И взор ее так много обещает.
У самовара я и моя Маша —
Вприкуску чай пить будем до утра!
 

 
– Алло-алло, Джиент, какие вести?
Давно я дома не была.
Пятнадцать дней, как я в отъезде.
Ну как идут у нас дела?
 
 
– Все хорошо, прекрасная маркиза,
Дела идут и жизнь легка.
Ни одного печального сюрприза,
За исключеньем пустяка.
Так, ерунда, пустое дело —
Кобыла ваша околела.
А в остальном, прекрасная маркиза,
Все хорошо, все хорошо!
 
 
– Алло-алло, Марсель, ужасный случай!
Моя кобыла умерла!
Скажите мне, мой верный кучер,
Как эта смерть произошла?
 
 
– Все хорошо, прекрасная маркиза,
Все хорошо, как никогда!
К чему скорбеть от глупого сюрприза?
Ведь это, право, ерунда!
Кобыла что? Пустое дело.
Она с конюшнею сгорела.
А в остальном, прекрасная маркиза,
Все хорошо, все хорошо!
 
 
– Алло-алло, Паскаль, мутится разум!
Какой неслыханный удар!
Скажите мне всю правду разом,
Когда в конюшне был пожар?
 
 
– Все хорошо, прекрасная маркиза,
И хороши у нас дела!
Но вам судьба, как видно, из каприза
Еще сюрприз преподнесла:
Сгорел ваш дом с конюшней вместе,
Когда пылало все поместье.
А в остальном, прекрасная маркиза,
Все хорошо, все хорошо!
 
 
– Алло-алло, Лука, сгорел наш замок!
Ах, до чего мне тяжело.
Я вне себя. Скажите прямо,
Как это все произошло.
 
 
– Узнал ваш муж, прекрасная маркиза,
Что разорил себя и вас,
Не вынес он подобного сюрприза
И застрелился в тот же час.
Упавши мертвым у печи,
Он опрокинул две свечи,
Попали свечи на ковер,
И запылал он, как костер.
Погода ветреной была —
Ваш замок выгорел дотла.
Огонь усадьбу всю спалил,
А с ней конюшню охватил.
Конюшня заперта была,
А в ней кобыла умерла,
А в остальном, прекрасная маркиза,
Все хорошо, все хорошо!
 

 
Ой, щедра моя старуха —
Не найти щедрей!
Подарила мне старуха
Десять дочерей!
Десять девушек – огонь!
Обожжешься, только тронь.
За версту они видны:
Так красивы и стройны.
Только все они с изъяном —
Кушать просят постоянно!
 
 
Вот селедку принесли.
Хвост у ней на славу!
Но попробуй раздели,
Чтоб на всю ораву!
Саре, Ривочке и Кейле,
Эльке, Шприце, Эстердейле,
Фейге, Фрейде и меньшой
Как не дать кусок большой!
Никакого с ними сладу —
Всем куски большие надо!
 
 
Но бывает иногда,
И селедки нету.
Да случается беда —
Нету в доме свету.
И сидят они впотьмах
С черствой коркою в зубах.
Девки здоровенные,
Необыкновенные!
Кто б ни взял их,
Я отдам уж!
Не берут без денег замуж.
 
 
А теперь я вот каков:
Молод, весел и здоров!
Десять дочек – не беда!
Десять дочек – ерунда!
Весь десяток нарасхват,
Доложу я вам уж!
Не понадобился сват —
Сами вышли замуж.
И богатств не нужно мне:
Все мое в моей стране!
И от дочек мне почет,
В гости каждая зовет!
 
 
Ой, прожить лет хоть триста,
Стал на старости туристом!
То в Ташкент, то в Киев еду:
Надо же детей проведать!
Десять дочек – не беда,
Десять дочек – ерунда!
Все богаты, все дородны,
Веселы и плодородны!
И случается теперь,
Что ко мне стучатся в дверь:
«Есть еще красавица?»
Как вам это нравится?!
 

 
По дороге пыльной, что легла под уклон,
Шел широкой рысью наш лихой эскадрон.
Видим, у дороги девка-краса,
Чудо-коса, море-глаза,
Улыбнулася улыбкой простой,
Нам помахав рукой.
 
 
И сказал тогда с улыбкой наш капитан:
«Оглянитесь-ка, за нами пыль да туман.
А стояла там ведь девка-краса,
Чудо-коса, море-глаза.
Увидала, что герой на коне,
И улыбнулась мне».
 
 
Все слыхали, все скакали, каждый молчал.
Вдруг с веселым смехом лейтенант наш сказал:
«Очень радостно, что девка-краса,
Чудо-коса, море-глаза,
Увидала, что орел на коне,
И улыбнулась мне».
 
 
Все слыхали, все смеялись, я промолчал.
Ехал тихий, ехал гордый, ехал и знал,
Знал уверенно, что девка-краса,
Чудо-коса, море-глаза,
Увидала, что казак на коне,
И улыбнулась мне.
 
 
По дороге пыльной, что легла под уклон,
Уходил широкой рысью наш эскадрон.
А вдали осталась девка-краса,
Чудо-коса, море-глаза.
Улыбнулася улыбкой простой,
Нам помахав рукой.
 

 
Только глянет над Москвою утро вешнее,
Золотятся помаленьку облака.
Выезжаем мы с тобою, друг, по-прежнему
И, как прежде, поджидаем седока.
 
 
Эх, катались мы с тобою, мчались вдаль с тобой,
Искры сыпались с булыжной мостовой!
А теперь плетемся тихо по асфальтовой,
Ты да я поникли оба головой.
 
 
Ну, подружка верная,
Тпру, старушка древняя.
Стань, Маруська, в стороне.
Наши годы длинные,
Мы друзья старинные,
Ты верна, как прежде, мне.
 
 
Я ковал тебя железными подковами,
Я коляску чистым лаком покрывал,
о метро сверкнул перилами дубовыми —
Сразу всех он седоков околдовал.
 
 
Ну и как же это только получается?
Все-то в жизни перепуталось хитро:
Чтоб запрячь тебя, я утром направляюся
От «Сокольников» до «Парка» на метро.
 

 
В этот вечер в танце карнавала
Я руки твоей коснулся вдруг
И внезапно искра пробежала
В пальцах наших встретившихся рук.
 
 
Где потом мы были, я не знаю.
Только губы помню в тишине,
Только те слова, что, убегая,
На прощанье ты шепнула мне.
 
 
Если любишь, найди.
Если хочешь, приди.
Этот день не пройдет без следа.
Но если нету любви,
Ты меня не зови, —
Все равно не приду никогда.
 
 
И ночами снятся мне недаром
Холодок оставленной скамьи,
Тронутые ласковым загаром
Руки обнаженные твои.
 
 
Неужели не вернется снова
Этой летней ночи забытье,
Тихий шепот голоса родного,
Легкое дыхание твое?!
 

 
Холодные волны вздымает лавиной
Широкое Черное море.
Последний матрос Севастополь покинул,
Уходит он, с волнами споря.
И грозный, соленый, бушующий вал
О шлюпку волну за волной разбивал.
В туманной дали
Не видно земли,
Ушли далеко корабли.
 
 
Друзья-моряки подобрали героя,
Кипела вода штормовая.
Он камень сжимал посиневшей рукою
И тихо сказал, умирая:
 
 
«Когда покидал я родимый утес,
С собою кусочек гранита унес,
Затем, чтоб вдали
От крымской земли
О ней мы забыть не могли!
 
 
Кто камень возьмет, тот пускай поклянется,
Что с честью носить его будет.
Он первым в любимую бухту вернется
И клятвы своей не забудет.
Тот камень заветный и ночью, и днем
Матросское сердце сжигает огнем.
Пусть свято хранит
Мой камень-гранит.
Он русскою кровью омыт».
 
 
Сквозь бури и пламень пройдет этот камень
И станет на место достойно.
Знакомая чайка помашет крылами,
И сердце забьется спокойно.
Взойдет на утес черноморский матрос,
Что Родине новую славу принес.
И в мирной дали
Пройдут корабли
Под солнцем родимой земли!
 

 
Ночь так легка,
Спят облака,
И лежит у меня на ладони
Незнакомая ваша рука.
После тревог
Спит городок.
Я услышал мелодию вальса
И сюда заглянул на часок.
 
 
Хоть я с вами почти незнаком
И далеко отсюда мой дом,
Я как будто бы снова
Возле дома родного.
В этом зале пустом
Мы танцуем вдвоем.
Так скажите хоть слово
Сам не знаю о чем.
 
 
Будем кружить,
Петь и дружить.
Я совсем танцевать разучился
И прошу вас меня извинить.
Утро зовет
Снова в поход.
Покидая ваш маленький город,
Я пройду мимо ваших ворот.
 
 
Хоть я с вами почти незнаком
И далеко отсюда мой дом,
Оказалось, что снова
Я у дома родного.
В этом зале пустом
Мы как будто вдвоем.
Так скажите хоть слово
Сам не знаю о чем.
 

 
Занесло судьбою в третий батальон
Старенький коломенский усталый патефон.
Пел нам на привалах у чужих дорог
Трогательный девичий печальный голосок:
 
 
«Днем и ночью, милый, помни обо мне.
Днем и ночью в чужедальней стороне,
Днем и ночью я затем тебе пою,
Чтобы ты любовь мою
Сберегал в чужом краю
Днем и ночью!»
Каждый мечтал и повторял
Днем и ночью этой песенки припев.
Днем и ночью.
 
 
Где-то под Варшавой миной был сражен,
Замолчал коломенский бедняга-патефон.
Смолкли на привалах песенки твои,
Шли тогда кровавые, жестокие бои.
 
 
Днем и ночью и солдаты шли вперед.
Днем и ночью через реки шли мы вброд.
Днем и ночью шли с боями вслед врагу,
Шли в пыли и шли в снегу,
Шли в метели и пургу
Днем и ночью.
Каждый шагал и вспоминал,
Днем и ночью вспоминал любовь свою.
Днем и ночью.
 
 
Встретили солдаты и невест, и жен, —
Не соврал им старенький, разбитый патефон.
Но не было и нету у меня жены,
Но тревожит сердце эта песенка с войны.
 
 
Днем и ночью я не зря ее пою.
Днем и ночью я ищу мечту мою.
Днем и ночью, в сердце верность сохраня
К той, что в бой вела меня
И спасала от огня
Днем и ночью.
Словно маяк в дальних морях,
Днем и ночью я ищу мечту мою,
Днем и ночью.