Текст книги "Мученики мелкого кредита"

и 2) 27 июля 1876 из 37 р. 50 к. вновь занятых (за вычетом 25 р. в пай и 5 р. 27 к. процентов на общую сумму долга) у него, осталось на руках 6 р. 73 к.

Всего Влас действительно получил 20 р. 23 к.

Вы уж знаете, что Влас 12 февраля 1878 г. расплатился с банком начисто, и все-таки чистого долгу за ним осталось не 20 р. 23 к., а 27 р. 50 к.,[5]5
  Вычитая из 58 р. 50 к. – 31 р. пая, который, при выходе Власа, пойдет в уплату.


[Закрыть] то есть гораздо больше того, что он взял в действительности.

Банк же с Власа взял за пользование этими действительно должными последним 20 р. 23 к. следующие капиталы:

В 1874 г. …….. 2 р. 16 к.

«1875 «…….. 2 «34 «

«1876 «…….. 5 «27 «

«1877 «…….. 5 «27 «

и 9 «10 «пени.

Всего банком за 20 р. 23 к. взято % и пени 24 р. 14 к. Правда, Власу присчитали 8 р. барышей за 5 лет. Причислив их к 20 р. 23 к., окажется, что Влас получил из банка 28 р. 23 к., а уплатил 24 р. 14 к., то есть почти все, что взял, и все-таки, в конце концов, за ним остается непокрытый долг, и притом больший, чем он брал, на семь руб., то есть 27 р. 50 к.

И таких мучеников – множество.

№ 35-й. Василий Костин. Декабря 31 1875 года он внес сразу 5 р. и занял (с поручителем) 20 р., уплатив 1 р. 20 к. (на руки получил 13 р. 80 к.). Июля 20 1876 года он 20 р. возвратил, но ему, по случаю рабочей поры, нужны были деньги, хотя рублей с 10. Чтобы получить их, он вносит якобы 20 р. в пай и получает 30 р.; из них он 2 р. 70 к. платит процент (стало быть, на руки получает только 7 р. 30 к., так как 20 р., будто бы внесенные в пай, вычитают из 30-ти). Долгу на нем образуется 50 р., которые он должен оплачивать по 1 к. за рубль ежемесячно, тогда как в действительности за ним только 21 р. 10 к. (13 р. 80 к. и 7 р. 30 к.).

И запутавшийся таким быстрым и несообразным образом Василий Костин – исчезает. «Ну вас к богу», – наверно произнес он, махнув рукою.

Объявился он через полтора года и платит 6 р. 75 к. пени да 4 р. 50 к. процентов.

Сентября 17 1878 г. он вносит еще 2 р. процентов.

В книге, по которой я цитирую, находится еще такое примечание: пропущено 1 р. 80 к., но я не вижу, в каком именно месте они пропущены, и потому в счет их не ставлю.

Всего, стало быть, № 35 заплатил банку: (1 р. 20 к. + 2 р. 70 к. + 4 р. 50 к. + 6 р. 75 к. + 2 р.) = 17 р. 15 к., а брал 21 р. 10 к. Прибыли он получил 4 р., стало быть, 12 р. заплатил он за 21 р. 10 к. и остается должным 25 рублей.

Товарищ № 244-го – № 243-й понес убытки точь-в-точь такие же, как и его сосед.

№ 31-й. Афанасий Задворнов. Членом с 1 января 1875 г.

Паю имеет 12 рублей.

Долгу считается за ним 28 р. (то есть 16 действительных).

Процентов и пени за три года заплатил 16 р. 47 к. или (вычитая дивиденд 5 р.) – 11 р.

Стало быть, уплатив из собственного кармана 23 р. (12 пая и 11 процентами) и все-таки оставаясь должным банку 28 р., он в действительности пользовался только 16-ю рублями.

И все это без всякого злоупотребления, прямо по уставу.

Не по уставу – только снисходительность, допускаемая правлением. Но спрашивается: что было бы с товариществом без этой снисходительности? На основании устава, оно должно было бы через первые же 9 месяцев по открытии быть закрыто, так как громадное большинство членов не могло внести всей суммы долга, вследствие чего необходимо было бы приступить к описи и продаже имущества. (Порядок этой продажи разработан в уставе довольно основательно.) Но возможно ли было пугать этой продажей только что народившееся товарищество? Как же могут после этого проникнуть в массу какие-нибудь облегчающие положение этих масс идеи, ежели тотчас по появлении этих идей будет следовать опись и продажа имущества? Необходимо было дать возможность установиться делу, окрепнуть, чтобы потом, согласно § устава, предоставляющего общему собранию ходатайствовать об изменении устава, перестроить начатое нехорошо дело на новый, лучший лад.

Но вот прошло пять лет, и дело остается в том же порядке. Долг вырастает над мучениками-страстотерпцами выше лесу стоячего. Кто справился – ушел; кто не справился (множество) – совсем не кажет глаз, пропав без вести, не платит и слуху о себе не дает. Но новый, неопытный человек, которого гонит нужда, все подходит со стороны, и число членов, несмотря на пропавших без вести и убравшихся подобру-поздорову, не уменьшается, а растет с каждым годом, и хомут товарищества никогда не остается праздным. Новые члены, идя на сию вольную страсть, возлагают его себе на шею точно так же, как и старые.

И представьте себе, что, несмотря на опыт, – безобразное положение товарищеских дел ежегодно то «единогласно», то большинством голосов утверждается общим собранием всех членов. На наших глазах в нынешнем (1878) году были отвергнуты два следующие постановления: 1) о том, чтобы процент с 12 был уменьшен на 8 или 9, и 2) чтобы выдача дивиденда производилась не по паям, а по количеству переплаченных членом процентов, и чтобы тот, кто ничего не брал, получал бы за свои деньги, как за заем, – столько, сколько товарищество платит в государственный банк, то есть 6 %.

Сказать, что эти предложения были действительно отвергнуты действительным большинством, – было бы неправдой. Съезжается народу на собрание действительно много; в нынешнем (1878) году, например, были почти все 500 членов, но в числе этих пятисот едва ли найдется человек тридцать, которые бы смогли понять всю банковую механику. Достаточно было «знатокам» дела сказать, что при меньшем проценте не будет, мол, вам и тех 30-ти копеек, которые пришлось большинству получить за 1877 год, – чтобы 12 % остались в прежней силе. Предложение о действительно справедливом возврате переплаченных процентов было мгновенно уничтожено также «знатоками» дела, объявившими, что как только такое распределение случится, тотчас же будут вытребованы самые большие полные паи, а так как паи эти у мелких заемщиков, то, стало быть, немедленно же с этих заемщиков начнут взыскивать долги.

Толпа ворчит, покряхтывает, но слушает этих знатоков, действующих исключительно в свою личную пользу… Да как, собственно говоря, и не слушаться-то их? Что такое этот деревенский «знаток» или, правильнее говоря, нарождающийся и уже народившийся кулак? Это такой же еще недавно на памяти у всех серый, бедный мужик, как серы и бедны сотни ему подобных. И вот этот-то человек, почти при одинаковых условиях с соседями, сумел (очевидно, благодаря уму и даровитости) выбраться на божий свет, сумел устроиться лучше всех, сумел лучше всех одеться, завести хорошую скотину, сколотить деньгу. Всякий знает, что, чтобы выбиться из нужды, этому злодею надо было работать вдвое против своих собратьев. Собрат вот не поехал ночью на станцию – больно, вишь, темно и грязно, и волков боится, – а нарастающий кулак не задумался слезть с теплой печи и погнал лошадь в непогодь. У собрата ничего, а у нарастающего кулака 1 рубль. Нарождающийся кулак, несмотря на вьюгу и холод, встал в глухую полночь и повез хлеб в город; он двумя часами поспел на рынок раньше своих собратьев и взял дороже. А сколько надобно иметь твердости духа, чтобы отказаться от вина, чтобы не пить, то есть быть трезвым на всех этих сходках, праздниках и т. д.! Словом, всякий знает, что человек, достигший кулачьего звания, достиг его благодаря уму, твердости воли, выносливости, терпению и множеству других качеств, отличающих даровитого человека, качеств, какие есть не у всякого.

Каким же образом не слушать советов этого человека, который «сам» умел выбиться из нужды? Надо только слушать его одним ухом, – это тоже всякий знает, – такой человек, разумеется, будет гнуть в свою сторону всегда, но вот это-то и нужно изучить и узнать, как именно надо гнуть в свою сторону, играть себе в руку. Нет сомнения, что кулака давно бы сокрушили, сожгли, словом, извели; глухая злоба, касающаяся его возрастающего благосостояния, волнует его односельчан-неудачников; если же кулак продолжает здравствовать, продолжает расти, то этим он обязан исключительно только обаянию, которое производит его ум. «Знание» (чего бы ни было – все равно) и уважение к знанию, к уму – вот что дает кулаку право выматывать крестьянские животишки.

Другого направления уму и таланту – в деревне покуда нет. Нет и другого знания.

Итак, кулацкий ум и кулацкое знание всегда настолько сильны и основательны, чтобы если не убедить, то заставить замолчать небольшую кучку «пытающихся» рассуждать деревенских людей. А за этой кучкой стоит сплошная масса народа, который покорно, аккуратно, как машина, выносит на своих плечах тяжелое бремя и старых и новых порядков.

Благодаря этой-то массе знатоки дела, сидя сложа руки, получают из товарищества в буквальном смысле громадные дивиденды. Так, например, люди, у которых с основания товарищества был полный пай (50 р.), получили через четыре года по 50 р. барыша, а серый человек, заняв 12 р. 50 к. и заплатив за них в 4 года (по 1 р. 86 к. в год, считая на 15 р.) 7 р. 44 к., получил барыша много-много 1 р. 60–70 к., потому, во-первых, что из 8 р. пая (который он вносил каждый год по 2 р.) он два раза «ошибся», занес его после нового года, и четыре рубля, благодаря этому, не дали ни копейки.

В отношении распределения прибыли я мог бы представить примеры поразительной несправедливости, если смотреть на дело «по-божески», а не по-банковски. Но я думаю, что и того, что высказано здесь, вполне достаточно, чтобы дать ясное представление о том, что такое вообще наш деревенский банк и в каких условиях находится у нас так называемый мелкий кредит.

В конце концов выходит, что сельские товарищества не поглощают капиталов вовсе не потому, что господа капиталисты не предлагают их, а потому, что их нет возможности поглощать, благодаря ужасному уставу, который обставил дело мелкого кредита так, что от него, кроме величайших затруднений, величайшей тяготы для народа, ничего не вышло, да и не может выйти. Да, наконец, нам и не надо никаких господ капиталистов: у нас, у нашего товарищества, есть кредит в государственном банке на 15 000 р., а мы в 4 года взяли только 4000 рублей. Остальных мы не берем, так как очень хорошие барыши, в 4 года удваивающие капитал, можем получать, согласно уставу, просто так, зря, за ничто, то есть не давая плательщикам процентов почти никаких денег или давая вздор и получая за этот вздор целую прорву самых настоящих денег.

Дополнение

Печатается по последнему прижизненному изданию статьи: Глеб Успенский (Г. Иванов). Люди и нравы современной деревни. (Из деревенского дневника). В степи. М., 1880, стр. 221–252.

Впервые напечатана в «Отечественных записках», 1878, № 12, стр. 133–149 под заглавием: «Страстотерпцы мелкого кредита»; при подготовке статьи для издания 1880 года Успенский внес незначительные изменения.

Материал для статьи дала работа Успенского в качестве письмоводителя ссудо-сберегательной кассы в селе Сколково, Богдановской волости, Самарской губернии в 1878 году. Статья была закончена, как показывает проставленная в тексте «Отечественных записок» дата, 12 ноября.

Ссудо-сберегательные товарищества были учреждены в России по инициативе либерального дворянства в 1865 году, в 1871 году был выработан и утвержден правительством устав товарищества. Задачей ставилось, как это прокламировала либеральная пресса, обеспечить крестьян дешевым мелким и краткосрочным кредитом. Поддерживала первоначально идею ссудо-сберегательных товариществ и народническая пресса. Однако практика скоро показала, что эти товарищества не только не оправдали возлагаемых на них либеральных надежд, но еще более способствовали дальнейшей дифференциации деревни. Эту практику ссудо-сберегательных касс и показывает в своей статье Успенский. По вопросу организации крестьянского кредита Успенский высказывается и в ряде других произведений.

Правильность и типичность подмеченных Успенским фактов подтвердили статистические сведения по многим губерниям.

В. И. Ленин в «Развитии капитализма в России», цитируя книгу В. Постникова «Южнорусское крестьянское хозяйство» (М., 1891), пишет: «…крестьянская буржуазия является также представительницей торгового и ростовщического капитала», затем следует сноска: «Пользуясь сама «очень многочисленными» сельскими кассами и ссудо-сберегательными товариществами, которые приносят «существенную помощь» «крестьянам с достатком». «Крестьяне маломощные поручителей за себя не находят и ссудами не пользуются» (стр. 368 цит. соч.)» (В. И. Ленин. Сочинения, т. 3, стр. 56).