Текст книги "Хроники Черного Отряда: Черный Отряд. Замок Теней. Белая Роза"

– Он тоже спасовал, – пояснил Душелов. – Никто не хочет взять на себя ответственность.

– И кому же Меняющий ее передал? – удивился я.

У Хромого больше не осталось заклятых врагов.

Душелов пожал плечами и снова уселся на камень. Он забормотал десятком голосов, замкнувшись в себе, чуть ли не скукожившись. Пожалуй, мы оба были рады остаться наедине со своими мыслями.

Тянулось время. Пронзавшие листву солнечные лучи, все более пологие, гасли один за другим. Я уже задался вопросом, не прав ли Ворон в своих опасениях: с приходом ночи мы станем легкой добычей, а Взятым, чтобы видеть, солнце не нужно.

Я посмотрел на Ворона. Что сейчас происходит у него в голове? Его лицо было бесстрастным – с таким он играет в карты.

Я спрыгнул с колоды и принялся бродить вокруг, как недавно бродил Хромой. Заняться было решительно нечем. Я метнул шишку в выступ на бревне, за которым мы с Вороном укрывались, и… выступ исчез, провалился! Я бросился было за окровавленным мечом Шепот, но тут сообразил, что именно увидел.

– Ты чего? – спросил Душелов, когда я остановился.

– Кажется, мышцу растянул, – солгал я. – Решил пробежаться, ноги размять, и вот… – Я помассировал правое бедро.

Душелов вроде бы удовлетворился моим объяснением. Я вновь посмотрел на бревно, но ничего не заметил.

Но я знал, что Молчун все еще там. И будет на месте, если потребуется.

Молчун. Но как он мог здесь очутиться? Тем же способом, что и мы все? Или у него в запасе есть трюки, о которых никто не подозревает?

Помяв для вида ногу, я дохромал до Ворона, сел рядом и попытался объяснить жестами, что мы можем рассчитывать на подмогу, если дела пойдут плохо. Но старался я зря – Ворон слишком глубоко ушел в себя.

Наступила ночь. На небе повисла половинка луны, и несколько полосок серебристого света легли на поляну. Душелов все еще сидел на груде камней, а мы с Вороном – на бревне. От долгого пребывания в одной позе у меня заныла спина. Пошаливали нервы. Я устал и проголодался, и попытки одолеть страх были тщетны. С меня на сегодня достаточно! Но не хватало смелости сказать об этом вслух.

Наконец Ворон встряхнулся, оценил ситуацию и спросил:

– Какого дьявола мы здесь торчим?

Душелов тоже проснулся:

– Ждем. Осталось недолго.

– Чего ждем? – решительно спросил я.

Когда меня поддерживает Ворон, я тоже могу стать храбрецом. Душелов посмотрел в мою сторону. Внезапно я услышал подозрительный шорох в зарослях за спиной. Ворон напрягся, готовый действовать.

– Чего ждем? – повторил я, но уже не столь энергично.

– Меня, лекарь. – Дыхание говорящего коснулось моего затылка.

Одним прыжком я преодолел половину разделявшего меня и Душелова расстояния и остановился, лишь схватив меч Шепот. Душелов рассмеялся. Интересно, обратил ли он внимание, что боль в ноге перестала меня беспокоить? Я украдкой взглянул на бревно, за которым сидел Молчун, но ничего не заметил.

Над колодой, которую я столь поспешно покинул, разлился ослепительный свет. Я перестал видеть Ворона, он попросту исчез. Стиснув рукоять меча, я решил наградить Душелова хорошим ударом.

Свет проплыл над стволом рухнувшего гиганта, приблизился и остановился перед Душеловом. Он был настолько ярок, что глаза отказывались долго на него смотреть. Сияние освещало всю поляну.

Душелов опустился на колено. И тут до меня дошло.

Госпожа! Это яростное сияние и есть Госпожа. Мы ждали ее! Я смотрел, пока не заболели глаза, и тоже опустился на колено, протянув к ней на ладонях меч, словно рыцарь, приносящий присягу королю. Госпожа!

Это и есть моя награда – увидеть ее своими глазами? Это нечто, взывавшее ко мне из самих Чар, каким-то образом заполнило меня целиком, и на одно дурацкое мгновение я влюбился по уши. Но видеть ее я не мог, а мне страстно хотелось узреть ее облик.

Она тоже обладала способностью, столь раздражавшей меня в Душелове.

– Не сейчас, Костоправ, – произнесла она. – Но, думаю, скоро.

Она коснулась моей руки, и пальцы обожгло, словно это было первое сексуальное прикосновение первой моей возлюбленной. Помните этот ослепительный, ошеломляющий и яростный миг восхищения?

– Награда будет позднее. А сейчас тебе позволено наблюдать за обрядом, которого никто не видел уже пятьсот лет. – Она переместилась. – Так неудобно смотреть. Встань.

Я встал и отошел назад. Душелов все еще стоял «вольно, по-парадному», лицом к свету. Его яркость уменьшилась, и теперь я мог смотреть без боли в глазах. Источник сияния, постепенно слабеющего, обогнул каменную груду и остановился возле пленников. Теперь внутри его я различал женский силуэт.

Госпожа долго смотрела на Хромого, а тот на нее. Его лицо было пустым – он уже перешел грань надежды или отчаяния.

– Долгое время ты верно служил, – сказала Госпожа. – И твое предательство помогло мне больше, чем навредило. Я знаю, что такое милосердие. – Она засветилась ярче с одной стороны, рассеяв тень. Там стоял Ворон, со стрелой на тетиве. – Он твой, Ворон.

Я взглянул на Хромого. На его лице проявились возбуждение и странная надежда. Он, конечно, надеялся не на пощаду, а на простую, быструю и безболезненную смерть.

– Нет, – сказал Ворон.

И ни слова больше. Только недвусмысленный отказ.

– Тем хуже для тебя, Хромой, – негромко сказала Госпожа. Она прогнулась назад и что-то пронзительно выкрикнула, обратив лицо к небу.

Хромой резко дернулся. Из его рта вывалился кляп, путы развязались. Он встал и попытался убежать, бормоча защитное заклинание. Ему удалось сделать шагов пятнадцать, когда с неба обрушилась тысяча огненных змей.

Они заползали ему в рот и нос, вгрызались в глаза и уши. Змеи с легкостью проникали в тело и выбирались через выеденные отверстия на спине, груди и животе. И Хромой вопил, вопил, вопил… Та самая поразительная жизненная энергия, что шутя справилась с ранами от стрел Ворона, не давала ему теперь умереть во время казни.

Мой желудок не удержал в себе остатков вяленого мяса – а другой пищи он не получал за весь день.

Хромой вопил очень долго, но никак не умирал. Наконец Госпожа утомилась и отослала змей прочь. Она окружила тело Хромого полупрозрачным коконом и издала несколько громких звуков. С ночного неба спустилась гигантская светящаяся стрекоза, подхватила Хромого и с гудением унеслась к Чарам.

– Его ждут годы развлечений, – сообщила Госпожа и многозначительно взглянула на Душелова, чтобы наглядный урок пошел на пользу и ему.

Пока длилась экзекуция, Душелов не шевельнул и мускулом. Не сделал он этого и сейчас.

– То, что ты увидишь, Костоправ, – сказала мне Госпожа, – сохранилось лишь в воспоминаниях считаных свидетелей. Даже большинство моих приближенных успели об этом позабыть.

О чем это она?

Госпожа опустила взгляд. Шепот съежилась.

– Нет, ты ошибаешься, – молвила ей Госпожа. – Ты была столь выдающимся врагом, что я решила тебя вознаградить. – Она как-то странно рассмеялась. – Среди Взятых появилась вакансия.

Вот так. Теперь мне понятны и тупая стрела, и все зловещие обстоятельства, ведущие к этому моменту. Госпоже угодно, чтобы Шепот заменила Хромого.

Но когда же она приняла это решение? Хромой попал в немилость уже год назад, он подвергался одному унижению за другим. Неужели она всем этим дирижировала? Похоже на то. Намек здесь, намек там, вовремя пущенный слух, легкий провал в памяти… И Душелов принимал во всем этом участие, используя нас. Возможно, с того самого дня, когда нанял Отряд. И то, что жизненный путь Ворона пересекся с нашим, явно не случайно… Какая же все-таки жестокая, злобная, вероломная и расчетливая сука!

Но про это и так все знают. Она избавилась от собственного мужа. Убила свою сестру, если верить Душелову. Тогда почему я разочарован и удивлен?

Я взглянул на Душелова. Он по-прежнему не шевелился, но по слегка изменившейся позе было видно – он ошеломлен.

– Да, – подтвердила Госпожа, повернувшись к нему. – Вы думали, что лишь Властелин способен Взять? – Негромкий смех. – Но вы ошибались. Передай это тем, кто все еще думает о воскрешении моего мужа.

Душелов слегка шевельнулся. Смысл его движения я не смог уловить, но Госпожа им, кажется, удовлетворилась. Она вновь повернулась к Шепот.

Генерал мятежников была охвачена еще большим ужасом, чем Хромой. Ей предстояло сделаться тем, что она ненавидела сильнее всего, – и она была не в силах ничего изменить.

Госпожа опустилась на колени и зашептала.

Я наблюдал за ней, все еще не зная, что происходит. Не мог я также и описать Госпожу лучше, чем это в свое время сделал Гоблин, хоть я и провел рядом с ней всю ночь. Или может быть, несколько ночей. Время приобрело сюрреальность. Куда-то исчезло несколько дней… Но видеть ее я видел и стал свидетелем ритуала, превратившего нашего опаснейшего врага в одного из Взятых.

Лишь одно я помню предельной четко – огромное желтое Око, то самое, что едва не свело с ума Гоблина.

Возникнув неизвестно откуда, оно заглянуло в меня, Ворона и Шепот.

Взгляд не потряс меня так же сильно, как Гоблина. Возможно, я менее чувствителен. Или попросту невежествен. Но все же ничего хорошего я ожидать не мог. Как уже упоминал, было потеряно несколько дней моей жизни.

Око оказалось не всемогущим, оно почти не затронуло самых свежих воспоминаний. Госпожа так и не узнала, что рядом находился Молчун.

От других событий сохранились лишь обрывки, по большей части наполненные воплями Шепот. Помню момент, когда вся поляна кишела пляшущими чертями, едва не светящимися от накала рвущейся наружу злобы. Все они дрались за право изнасиловать Шепот. Помню, как Шепот умерла и была воскрешена, вновь умерла и опять воскресла, и это повторялось, пока она не свыклась со смертью. Потом женщину несколько раз разрывали на куски, а в перерывах между пытками ее разглядывало Око.

Сведя воедино все, что запечатлелось в мозгу, я пришел к выводу, что ее сломили, убили, воскресили и заново собрали, но уже как преданную рабыню. Ведь она клялась Госпоже в своей верности – ее голос просто трепетал от страстного желания угодить.

Я проснулся, когда все давным-давно закончилось, – с кашей в голове, опустошенный и перепуганный. Потребовалось немало времени, чтобы разобраться в ситуации. Вся эта путаница нарочно создана Госпожой. Чего я не вспомню, то и не смогу обратить против нее.

Тоже мне награда!

Госпожи на поляне не было, равно как и Шепот, зато остался Душелов. Он расхаживал взад-вперед, возбужденно бормоча десятком голосов. Едва я уселся, он смолк и настороженно уставился на меня.

Я застонал, хотел подняться, но опрокинулся назад. Тогда я подполз к груде камней и кое-как устроился там. Душелов протянул мне флягу, я неуклюже взял, напился.

– Можешь поесть, как очухаешься, – сказал он.

Его слова разбудили во мне зверский голод. Сколько времени я не ел?

– Что здесь произошло?

– А что ты помнишь?

– Очень немногое. Шепот была Взята?

– Она заменила Хромого. Госпожа отправила ее на восточный фронт. Шепот много знает о противнике, это позволит выправить там положение.

Я помотал головой, стряхивая с глаз паутину.

– А я думал, что они перешли на северное стратегическое направление.

– Так и есть. И мы вернемся в Лорды, как только твой друг придет в себя. А ведь я считал, что хорошо знаю Шепот, – поведал он мягким женским голосом. – Узнав о случившемся в лагере, она оповестила Круг, и тот отреагировал быстро. Даже обошлось без привычной грызни, потому что они почуяли запах крови. Смирившись с потерями, отвлекали наше внимание и одновременно перегруппировывали силы. И проделали этот трюк в полной тайне от нас. Теперь армия Твердеца движется на Лорды, а наши войска до сих пор рассеяны по всему лесу. Она расставила для нас ловушку.

Мне не хотелось этого слышать. Целый год одни плохие новости. Ну почему у нас было столько побед, но мы ни разу не закрепили успех?

– Она намеренно пожертвовала собой?

– Нет. Хотела водить нас за собой по лесам, выигрывая время для Круга. Она и не подозревала, что Госпоже все известно про Хромого. Да, я слишком плохо знал Шепот. Со временем наши дела наладятся, но, пока она не исправит положение на востоке, нам придется несладко.

Я попытался встать, но не смог.

– Не торопись, – посоветовал Душелов. – Когда Око смотрит на тебя впервые, это тяжело. Ты как, можешь что-нибудь съесть?

– Давайте-ка сюда вон ту лошадь.

– Лучше не увлекайся поначалу.

– И насколько плохи дела? – Я и сам не совсем понимал, о чем спрашиваю.

Душелов предположил, что меня интересует стратегическая ситуация.

– Армия Твердеца больше любой из тех, с которыми мы встречались в здешних краях. И это лишь одна из группировок, выступивших в поход. Если Крадущийся не успеет первым занять Лорды, то мы потеряем и город, и королевство. Противник получит реальный шанс вообще вытеснить нас с севера. Наши силы в Висте, Тетке, Вине и далее не готовы к крупным сражениям. До сих пор север был второстепенным театром военных действий.

– Но… столько трудов, и все напрасно? Выходит, ситуация еще хуже, чем после потери Роз? Проклятье! Это неправильно! – Я уже устал это повторять.

– Не тревожься, Костоправ. Если Лорды перейдут в руки врага, мы остановим его на Лестнице Слез. И будем сдерживать, пока Шепот не покажет, на что она способна. Мятежники не смогут игнорировать ее бесконечно. Если восток падет, восстанию конец. На востоке вся их сила.

Душелов говорил так, словно старался убедить сам себя. Он уже пережил подобные потрясения в последние дни Владычества.

– А я думал, что мы их уже одолели, – пробормотал я, пряча лицо в ладонях.

Ну зачем только мы покинули Берилл?

Душелов потыкал Ворона пальцем, но тот не шелохнулся.

– Вставай! – раздраженно бросил Душелов. – Меня ждут в Лордах. Как бы в конце концов нам с Крадущимся не пришлось удерживать город вдвоем.

– Почему бы вам не оставить нас здесь, если ситуация настолько критическая?

Душелов что-то буркнул, хмыкнул, но с ответом не спешил. Он еще продолжал представление, когда я догадался, что у этого Взятого сохранились остатки чести, чувство ответственности перед теми, кто принял его защиту. Впрочем, он этого не призна́ет. Никогда не выйдет из образа.

Я задумался о предстоящем полете на ковре. Крепко задумался. Я столь же ленив, как и любой человек, но лететь мне очень не хотелось. Только не сейчас. И не в таком состоянии.

– Я непременно свалюсь. Вам нет смысла здесь задерживаться. Мы еще несколько дней будем приходить в себя. Прогулка даже пойдет нам на пользу. – Я подумал о лесе, и мысль о долгом возвращении сразу перестала нравиться. – Верните нам значки. Тогда сможете нас снова найти и перевезти на ковре, если время позволит.

Душелов недовольно заворчал. Мы стали перебрасываться аргументами. Я налегал на свое паршивое самочувствие и на скверное состояния Ворона.

Душелову не терпелось убраться, и он позволил себя убедить. Он разгрузил ковер – пока я был в отключке, Взятый успел куда-то слетать – и уселся, приготовившись к отправлению.

– Я с вами встречусь через несколько дней.

Ковер взмыл куда быстрее, чем в тот раз, когда на нем сидели мы с Вороном, и исчез над кронами деревьев. Я доковылял до груды вещей, оставленной Душеловом.

– Вот сукин сын! – хмыкнул я.

Все его возражения оказались притворством. Душелов привез провизию, наше оружие, оставленное в Лордах, и кое-какие мелочи, которые помогут нам выжить в лесу. Для Взятого он очень даже неплохой начальник.

– Эй, Молчун! Где ты там?

Молчун бесшумно вышел на поляну. Посмотрел на меня, на Ворона, на припасы, но ничего не сказал. Разумеется, он же Молчун. Вид у него был измотанный.

– Мало спал? – спросил я.

Он кивнул.

– Видел, что здесь происходило?

Он снова кивнул.

– Надеюсь, ты помнишь это лучше меня.

Он отрицательно покачал головой. Проклятье! Так это и попадет в Анналы – не ясным до конца.

Странное у нас получилось общение: один говорит, другой трясет башкой. Попробуй узнай что-либо таким способом. Надо будет освоить язык жестов, которому Ворон выучился у Душечки. Молчун у нее второй после Ворона лучший друг, и даже подглядеть их общение будет интересно.

– Давай посмотрим, что мы можем сделать для Ворона, – предложил я.

Ворон имел вид смертельно уставшего человека. Нечего и надеяться, что он проснется в ближайшие часы. Ладно, пусть отсыпается. А я пока расспрошу Молчуна.

Его послал Капитан. Приехал колдун сюда верхом, а в путь отправился еще до того, как нас с Вороном вызвал для разговора Душелов. Он двигался почти без остановок, и днем и ночью, и добрался до поляны лишь незадолго до того, как я его заметил.

Я спросил, как он узнал, куда следует ехать. Спросил, полагая, что Капитан выудил из Душелова достаточно информации, чтобы отправить Молчуна в путь, – это как раз в стиле Капитана. Молчун признался, что знал лишь общее направление, пока мы не появились в этом краю, а затем выследил нас по амулету Гоблина.

Хитрюга Гоблин. Даже словечком не обмолвился. Впрочем, оно и к лучшему. Око вытянуло бы из меня эту информацию.

– И ты думаешь, что и в самом деле смог бы нам помочь, если бы пришлось? – спросил я.

Молчун улыбнулся, пожал плечами, подошел к развалинам и уселся на камень. Для него игра в вопросы закончилась. Во всем Отряде только его не волнует собственный образ в Анналах. Ему совершенно все равно, любят его или ненавидят, где бы он ни находился. Порой я задаюсь вопросами: а заботит ли его вообще, жив он или уже умер? И что держит его в Отряде?

Наконец Ворон проснулся. Мы накормили его и, поймав лошадей Шепот и Хромого, направились в Лорды. Ехали без особого энтузиазма, поскольку знали, что направляемся на поле очередной битвы, к месту встречи будущих покойников.

Нам не удалось приблизиться к Лордам. Армия Твердеца окружила город двойным кольцом. Угрюмая черная туча накрыла его целиком. По краям ее рвали яростные молнии, противодействуя мощи Восемнадцати, – Твердец подступил к городу не в одиночестве.

Видимо, Круг всерьез решил поквитаться за Шепот.

– Я смотрю, Душелов и Крадущийся работают в полную силу, – проговорил Ворон после особенно яростного обмена ударами. – Предлагаю отойти южнее и выждать. Если они оставят город, то мы присоединимся, когда они побегут в Ветреный край. – Его лицо жутко исказилось – ему не понравилась эта перспектива, потому что в Ветреном краю он уже бывал.

Мы отошли на юг и присоединились к солдатам, отбившимся от своих частей. Укрывшись, прождали двенадцать дней. Ворон организовал некое подобие воинского отряда. Я проводил время с пером в руках и в размышлениях о Шепот, строя догадки о том, в какой степени она может изменить ситуацию на востоке. То немногое, что я успел увидеть вокруг Лордов, убедило меня: эта женщина – последняя реальная надежда нашей стороны.

Дошли слухи, что мятежники и в других местах давят на нас почти с такой же силой. Кажется, Госпожа перебросила с востока Висельника и Костоглода, чтобы укрепить оборону. А еще говорят, Меняющий погиб в бою под Рожью.

Я тревожился об Отряде – братья оказались в Лордах до прихода Твердеца.

Никто из наших не умирал, не поведав мне о себе. Как я смогу узнать их истории, находясь в двадцати милях от города? Сколько подробностей будет утеряно, если придется записывать со слов товарищей павших? И сколько братьев погибнет, а их смерть никто даже не заметит?

Но куда чаще я думал о Хромом и Госпоже. И терзался.

Вряд ли я теперь стану сочинять романтические фантазии о нашей нанимательнице. Я был слишком близок к ней. И больше я не влюблен.

Я одержим. Меня преследуют вопли Хромого. Преследует смех Госпожи. Преследует подозрение, что мы прокладываем дорогу чему-то такому, что следует стереть с лица земли. Преследует убеждение, что те, кто стремится уничтожить Госпожу, нисколько не хуже ее. А может, и лучше.

Меня преследует ясное понимание того, что зло в конце всегда торжествует.

Ох, черт! Тревога. Отвратительная черная туча перевалила через холмы и поползла на северо-восток. Все вокруг носятся, хватают оружие и седлают лошадей. А Ворон кричит, чтобы я пошевеливался…

5
Твердец

Воющий ветер швырял в нас заряды пыли и песка. Мы отступали, шагая спиной вперед, а песчаная буря находила в одежде и броне малейшие щелочки. Пыль и песок, смешиваясь с потом, превращались в вонючую соленую грязь. Горячий и сухой воздух быстро высасывал из нее влагу, и она засыхала комками. Губы у всех потрескались и распухли, язык превратился в заплесневелую деревяшку, царапающую шершавую корку на внутренней стороне щек.

Армия Зовущей Бурю уносила ноги. Мы страдали едва ли не так же, как и мятежники. Видимость сократилась до жалкого десятка ярдов. Я едва различал людей слева и справа и видел лишь двоих из арьергардной цепочки – они тоже шли спиной вперед. Противник был вынужден следовать за нами лицом к ветру, но это слабо утешало.

Внезапно солдаты в соседней цепочке торопливо изготовились к стрельбе. Из пыльной круговерти вынырнули высокие силуэты, вокруг них тенями развевались плащи, хлопающие на ветру, точно крылья огромных птиц. Я тоже сорвал с плеча лук и пустил стрелу, почти уверенный, что ветер отнесет ее в сторону от цели.

Но я ошибся. Всадник взмахнул руками, и его конь, развернувшись, помчался вдогонку за ветром и другими осиротевшими лошадьми.

Враги не давали нам передышки и держались впритык, стараясь перебить по одному, прежде чем мы пересечем Ветреный край и доберемся до Лестницы Слез, где обороняться гораздо легче. Им хотелось, чтобы каждый из нас, мертвый и обобранный, остался лежать под безжалостным солнцем пустыни.

Шаг назад, шаг назад. Невыносимо медленно. Но выбора нет. Если мы повернемся к мятежникам спиной, то они ринутся на нас лавиной. Надо брать с них плату за каждую попытку приблизиться, надо наводить страх на бесчисленных врагов.

Подарок Зовущей Бурю стал для нас самой надежной защитой. Ветреный край и в лучшие-то времена дик и суров – плоский, бесплодный и сухой. Здесь никто не живет, и песчаные бури тут самое обычное дело. Но никогда еще не видел он такой бури, что ревела час за часом, день за днем, стихая лишь ночью. Она делала Ветреный край адом для любого живого существа, но при этом не давала погибнуть Отряду.

Теперь нас было около трех тысяч, и мы отступали перед смертельной волной, захлестнувшей Лорды. Отказавшись разделиться, наше маленькое братство превратилось в ядро, которое стало обрастать другими беглецами, едва Капитан организовал наш прорыв через линии осаждающих. Мы сделались мозгом и нервами бегущей призрачной армии. Сама Госпожа временно подчинила Капитану всех имперских офицеров. В северной кампании только Черный Отряд смог добиться заметных успехов.

Кто-то вышел сзади из воя и пыли, постучал меня по плечу. Я резко обернулся. Покидать свое место в цепи обороняющихся было еще рано.

По мою душу явился Ворон. Капитан догадался, где можно меня найти.

Вся голова Ворона была обмотана тряпками. Я прищурился, заслонив ладонью глаза. Ворон прокричал что-то вроде «Ея оот ката». Я потряс головой. Он ткнул пальцем куда-то назад, вцепился в меня, подтянул к себе и прокричал в ухо:

– Тебя зовет Капитан.

Я кивнул, отдал Ворону лук и стрелы и, склонившись, двинулся навстречу ветру и песку. Оружия не хватало. Мы собирали стрелы мятежников, прилетевшие из-за бурой пыльной завесы.

Шарк, шарк, шарк. Я шел, опустив голову, скорчившись и почти закрыв глаза, и на макушке рос слой песка. Встречаться с Капитаном не хотелось. Он не скажет ничего такого, что я хотел бы услышать.

Ко мне подкатился большой куст, едва не сбил с ног. Я рассмеялся. С нами идет Меняющий, и мятежники зря выпустят немало стрел, когда куст приблизится к ним. На каждого из нас приходится десять или пятнадцать врагов, но даже такой перевес не ослабит их страха перед Взятым.

Я брел навстречу зубастому ветру, пока не сообразил, что зашел слишком далеко – или потерял направление, а это, по сути, одно и то же. Уже готов был сдаться, но тут достиг чудесного островка спокойствия. Я по инерции пробежал несколько шагов в этой зоне отсутствия ветра и едва не рухнул. В ушах все еще слышался рев бури – они отказывались поверить в тишину.

Внутри безветренного пространства тесно, колесо к колесу, катились тридцать фургонов; большинство из них перевозило раненых. Фургоны окружала тысяча человек, устало бредущих на юг. Глядя под ноги, они со страхом ждали своей очереди сменить кого-нибудь в арьергардной цепи. Не было слышно ни разговоров, ни смеха. Эти люди видели слишком много поражений, они следовали за Капитаном по той единственной причине, что он давал шанс выжить.

– Костоправ! Сюда! – С правого фланга линии фургонов мне замахал рукой Лейтенант.

Капитан походил на залегшего в спячку медведя, которого разбудили раньше времени. Седые волосы на висках топорщились, кожа на лице обвисла, а глаза утонули в темных глазницах. Он будто пережевывал слова, перед тем как выплюнуть.

– Кажется, я приказывал тебе никуда не отлучаться, – произнес он с бесконечной усталостью.

– Настала моя очередь…

– Костоправ, тебя это не касается. Дай-ка я попробую повторить самыми простыми словами, чтобы понял даже ты. Нас три тысячи. Мы постоянно в боевом соприкосновении с мятежниками. И у нас только один недоделанный шаман и один настоящий врач, чтобы позаботиться обо всех. Половина энергии Одноглазого уходит на то, чтобы сохранять этот островок спокойствия. Вот и получается, что все медицинские заботы ложатся на твои плечи. А следовательно, ты не должен рисковать в арьергардных стычках. Ни под каким предлогом.

Я хмуро смотрел поверх его левого плеча, разглядывал вихри песка вокруг зоны спокойствия.

– До тебя дошло, Костоправ? Я ценю твою преданность Анналам и стремление оказаться в самой гуще событий, но…

Я кивнул, потом обвел взглядом фургоны и их печальный груз. Так много раненых, и так мало я могу для них сделать. Капитану не понять, какую беспомощность я испытываю из-за этого зрелища. Я могу лишь зашивать раны, молиться да облегчать страдания тех, кто уходит в мир иной. Да еще выгружать их, освобождая место для следующих.

Очень многие остались бы в живых, располагай я временем, умелыми помощниками и условиями для нормальных операций. А почему я полез в арьергард? Да потому что там от меня есть какая-никакая польза, там я могу отвечать нашим мучителям ударом на удар.

– Костоправ! – рыкнул Капитан. – Похоже, ты меня не слушаешь.

– Да я все понял. Нахожусь здесь и занимаюсь шитьем.

– Не надо раскисать. – Он дотронулся до моего плеча. – Душелов сказал, что завтра мы доберемся до Лестницы Слез. И тогда сделаем то, чего нам больше всего хочется, – раскровеним нос Твердецу.

Твердец стал у мятежников главнокомандующим.

– А он не сказал, как мы собираемся это сделать, если у них такое численное превосходство?

Капитан нахмурился и зашагал по-медвежьи, вперевалку, составляя в уме ободряющий ответ.

Разве способны три тысячи потерпевших поражение, выдохшихся солдат повернуть вспять вкусившую победу орду Твердеца? Да никогда. Даже с поддержкой трех из Десяти Взятых.

– Пожалуй, нет, – фыркнул я.

– Впрочем, это не по твоей части, верно? Душелов ведь не подвергает сомнению правильность твоих хирургических процедур? Тогда с какой стати ты полез в стратегию?

– Неписаный закон всех армий, Капитан, – ухмыльнулся я. – Рядовым дано право сомневаться в ясности рассудка и компетентности своих командиров. Это цемент, не позволяющий армии развалиться.

Низкорослый Капитан на ходу взглянул на меня из-под кустистых бровей:

– Говоришь, не позволяет развалиться? А ты знаешь, что заставляет ее двигаться?

– Что же?

– Такие, как я, кто дает пинка в зад таким, как ты, когда они начинают философствовать. Надеюсь, ты понял намек.

– Вроде понял.

Я отошел, достал из фургона свою медицинскую сумку и принялся за работу. Поступило несколько новых раненых.

Творение Зовущей Бурю продолжало охлаждать пыл мятежников.

Я устало брел вперед, ожидая очередного вызова, когда из песчаных вихрей вынырнул Эльмо. Сержанта я не видел несколько дней. Заметив, что он направляется к Капитану, я тоже подошел поближе.

– …Обойти нас справа, – говорил Эльмо. – Наверное, пытаются первыми достичь Лестницы. – Увидев меня, он приветственно поднял руку.

Та дрожала, и вообще он едва с ног не падал от усталости. Как и Капитан, он почти не отдыхал с того дня, как мы вошли в Ветреный край.

– Собери роту из резерва, обойди противника с фланга, – распорядился Капитан. – Врежь покрепче и отскочи. Такого они не ожидают, и это их ошеломит. Пусть гадают, что мы задумали.

– Есть. – Сержант повернулся, чтобы уйти.

– Эльмо…

– Да, Капитан.

– Будь поосторожнее. И силы побереги. Нам идти всю ночь.

В глазах смертельно усталого Эльмо читалась мука, но он не стал обсуждать приказ. Хороший солдат. К тому же он, как и я, знал, что эти приказы Капитан не выдумывал по собственной прихоти. Они поступали сверху. Возможно, из самой Башни.

Сгустившаяся тем временем мгла принесла хрупкое перемирие. В темноте все стычки прекращались. Солдаты обеих армий так выматывались за день, что после прихода ночи не испытывали желания сделать лишний шаг.

Но это не значит, что они не тащились дальше – хоть бы и на карачках, касаясь задницей пяток. Высокое начальство выжимало из нас последние капли сил, надеясь добиться тактического преимущества. Занять ночью Лестницу, закрепиться там – и пусть мятежники наступают из вечной бури. Разумно. Но приказ на подобный маневр мог отдать только штабной генерал, сидя в кресле за триста миль от поля боя.

– Ты слышал приказ? – спросил меня Капитан.

– Да. На мой взгляд, дурацкий.

– Я согласен со Взятым, Костоправ. Переход окажется более легким для нас и более трудным для мятежников. Ты понял?

– Да.

– Тогда не путайся под ногами. Полезай в фургон и поспи.

Я побрел прочь, проклиная невезуху, лишившую нас большинства лошадей. Боги! Я уже староват, чтобы преодолевать пешком такие расстояния.

Советом Капитана, хоть он и был разумен, я не воспользовался. Я был слишком взвинчен, чтобы уснуть, а перспектива ночного перехода меня и вовсе потрясла.

Я бродил, разыскивая старых друзей. Солдаты Отряда рассеялись среди прочих, обеспечивая выполнение приказов Капитана. Многих я не видел еще с Лордов и даже не знал, живы ли они вообще.

Мне удалось найти лишь Гоблина, Одноглазого и Молчуна. Сегодня Гоблин и Одноглазый были не общительнее Молчуна, и одно это красноречиво свидетельствовало о нашем моральном духе.

Вся троица еле тащилась, не отрывая глаз от сухой земли и лишь изредка делая пару жестов или бормоча несколько слов, чтобы поддержать целостность окружающего нас купола спокойствия. Некоторое время я брел рядом с ними, затем попытался растопить лед:

– Привет.

Гоблин что-то буркнул. Одноглазый одарил меня двухсекундным злобным взглядом. Молчун и вовсе не заметил моего присутствия.