Текст книги "Хроники Черного Отряда: Черный Отряд. Замок Теней. Белая Роза"

Солнце уже поднялось, когда Капитан наконец удовлетворился. Мы вышли из казарм и поспешили вслед за обозом. Каждый из нас вдоволь испил крови.

Разумеется, нас не преследовали, а позднее никто даже не пытался осадить наш лагерь на Столпе Скорбей. Ради этого, собственно, мы и устроили эту бойню. А еще для того, чтобы выпустить накопившуюся за несколько лет ярость.

Мы с Эльмо стояли на краю Столпа и смотрели, как лучи послеполуденного солнца играют на краях грозовой тучи.

Недавно она прошлась над лагерем и едва не превратила его в болото, щедро полив прохладными струями, а потом снова умчалась прочь в море. Красивая туча, хоть не богатая красками.

В последнее время Эльмо был молчалив.

– Тебе что-то не дает покоя? – спросил я.

Туча следовала перед столбом солнечных лучей, придавая морской воде оттенок ржавого железа. Интересно, в Берилле стало хоть чуть-чуть прохладнее?

– А то не догадываешься?

– Пожалуй, догадываюсь. – Бумажная башня. Казармы у Развилки. Контракт, который мы предательски разорвали. – Как думаешь, что нас ждет там, на севере?

– Считаешь, черный колдун придет за нами?

– О, еще как придет, Эльмо! Пока что он строит местных шишек – показывает, кто тут хозяин.

Кто бы ни пытался приручить этот безумный город, ему наверняка было нелегко.

– Гм… Глянь туда.

Возле оконечности Столпа среди торчащих из воды скал резало волны небольшое стадо китов. Я попытался скрыть восхищение и не смог. Эти исполины, танцующие в железном море, были великолепны.

Мы уселись на камни спиной к маяку, и перед нами распростерся прекрасный мир, нетронутый человеком, еще не оскверненный его касанием. Иногда мне думается, что без нас мир был бы куда лучше.

– Там корабль, – произнес Эльмо.

Я разглядел судно, лишь когда парус вспыхнул, поймав солнечные лучи. На волнах заплясал оранжевый треугольник с золотой каймой.

– Каботажник, тонн двадцать.

– Такой большой?

– Для каботажника – да. В открытом море ходят суда и по восемьдесят тонн.

Время мчалось вперед, переменчивое и надменное. Мы любовались кораблями и китами. Я в сотый раз попытался представить новую землю, вспоминая услышанные от торговцев были и небылицы. Вероятно, нас перевезут через море в Опал. Говорят, Опал – двойник Берилла, только помоложе…

– Этот дурак, похоже, собирается насадить себя на скалы.

Я очнулся. Каботажник шел в опасной близости от берега. Всего за каких-то сто ярдов от скал он свернул чуть в сторону, затем лег на прежний курс.

– А я уж подумал было, намечается развлечение.

– Когда ты, Костоправ, произнесешь что-либо без сарказма, я лягу и помру на месте, – пообещал Эльмо.

– Сарказм не дает мне свихнуться, приятель.

– А это, Костоправ, спорно. Очень спорно.

Я вновь попытался заглянуть в лицо будущему – все лучше, чем смотреть в прошлое. Но будущее отказывалось снять маску.

– А корабль-то к нам плывет, – сказал Эльмо.

– Что? А-а…

Каботажник покачивался на крупной прибрежной зыби, потихоньку продвигаясь вперед. Его нос неторопливо нацеливался на полоску песка возле нашего лагеря.

– Не хочешь сообщить Капитану?

– Да он небось уже знает. На маяке – наблюдатели, приглядывают на всякий случай.

– И то верно.

– Всегда держи ухо востро – и будет тебе счастье.

Гроза откатывалась к западу, заслоняя горизонт и накрывая своей тенью море. Холодное серое море. Мне вдруг стало страшно при мысли, что придется его пересечь.

Каботажник привез весточку от контрабандистов – приятелей Тамтама и Одноглазого. Выслушав новости, Одноглазый помрачнел, но нам ничего не сказал. Он и так последнее время ходил угрюмый, а тут окончательно замкнулся в себе. Даже перестал грызться с Гоблином, что было его второй профессией. Смерть Тамтама нанесла ему жестокий удар, от которого он до сих пор не сумел оправиться.

Капитан тоже постоянно пребывал в отвратительном настроении, немногим лучше, чем у Одноглазого. Он и хотел отправиться в другую страну, и боялся этого. Новый контракт давал шанс возродить Отряд, оставить прошлые грехи позади, однако Капитан догадывался, что за служба нас ожидает. Синдик был изрядным вралем, но о северной империи он, скорее всего, рассказывал правду.

На следующий день после визита контрабандистов подул прохладный северный ветерок. Под вечер оконечность мыса окуталась туманом. Вскоре после полуночи из серой пелены вынырнула лодка и пристала к пляжу. К нам прибыл посланник.

Мы собрали вещи и начали избавляться от всех тех, кем обросли в городе. Наши животные и прочее лишнее имущество станут им вознаграждением за верную дружбу. Я провел полный неги и грусти час с женщиной, для которой значил больше, чем догадывался.

В этот час мы не лили слезы, не лгали друг другу. Я оставил ей на память воспоминания и почти все нажитое барахло, а она одарила меня комком в горле и ощущением утраты. Лишь теперь я понял, насколько эта утрата тяжела.

– Костоправ, не распускай нюни, – бормотал я, спускаясь на берег. – Расставаться тебе не впервой. Забудешь ее раньше, чем доберешься до Опала.

На песчаном берегу нас ждали несколько лодок. Когда очередная заполнялась, моряки-северяне сталкивали ее с песка в прибой, гребцы брались за весла, и через несколько секунд она исчезала в тумане. На смену отчалившим лодкам прибывали пустые, каждую вторую загружали отрядным имуществом.

Один из моряков, говорящий на бериллском, сказал мне, что на борту черного корабля места хватает. Посланник оставил своих солдат в Берилле охранять новую марионетку. Синдиком стал очередной красный, дальний родственник человека, которому мы служили.

– Надеюсь, их ждет меньше бед, чем нас, – проворчал я и отошел в сторонку, чтобы предаться мрачным мыслям.

Посланник неспроста заменил своих людей нашим Отрядом. У меня зародилось подозрение, что нас собираются как-то использовать. Похоже, нам предстоит нечто куда более худшее, чем мы даже способны вообразить.

Пока я ждал, неоднократно раздавался далекий вой. Сперва я подумал, что это голосит ветер в пещерах Столпа, но тут же понял, что воздух вокруг тяжел и неподвижен. Когда вой донесся до меня в очередной раз, все сомнения развеялись. Волосы у меня на загривке встали дыбом.

Наконец подошла последняя лодка, в которую должны были уместиться отрядный интендант, Капитан, Лейтенант, Молчун, Гоблин, Одноглазый и я.

– Я никуда не еду, – заявил Одноглазый, когда боцман призывно махнул нам рукой.

– Залезай, – мягко сказал Капитан.

Если этот человек не приказывал, а тихо просил, дела были совсем плохи.

– Я ухожу из Отряда. Пойду на юг. Очень давно не был дома, там небось про мои делишки уж и позабыли.

Капитан молча указал пальцем на Лейтенанта, Молчуна, Гоблина и меня, потом ткнул пальцем в лодку.

– Да я вас всех щас в страусов превращу! – взревел Одноглазый.

Молчун зажал ему рот. Мы потащили колдуна к лодке. Тот извивался, точно брошенная в очаг змея.

– Ты останешься с семьей, – вполголоса произнес Капитан.

– На счет «три»! – весело пискнул Гоблин и быстро досчитал до трех.

Дрыгая руками и ногами, чернокожий коротышка взлетел в воздух и шлепнулся в лодку. Тут же над планширом появилась его голова, и в нашу сторону полился поток отборных ругательств, сопровождаемый брызгами слюны. Мы рассмеялись, – похоже, Одноглазый не окончательно скис. Затем, возглавляемые Гоблином, бросились в атаку и прижали пленника к банке.

Моряки оттолкнули лодку от берега. Едва весла опустились в воду, Одноглазый сдался. Видок у него был как у приговоренного к повешению.

Через некоторое время мы разглядели галеру – высокий бесформенный силуэт чуть темнее окутывающего его мрака. Приглушенные туманом голоса моряков, поскрипывание такелажа я услышал задолго до того, как судно показалось на глаза. Лодка ткнулась носом в спущенный трап. Вновь раздался вой.

Одноглазый попытался сигануть за борт. Мы успели его перехватить, и Капитан для верности прижал его задницу каблуком.

– У тебя был шанс нас всех отговорить, – сказал он. – Ты им не воспользовался. Вот и живи теперь с этим.

Одноглазый понуро, как человек, лишившийся последней надежды, полез вслед за Лейтенантом по трапу. Он потерял брата, а теперь вынужден был находиться рядом с его убийцей, не в силах отомстить.

Своих мы отыскали на главной палубе, среди сваленного в кучи отрядного имущества. Заметив нас, сержанты стали пробираться навстречу.

Появился посланник. Я изумленно вытаращился – впервые видел его стоящим. Он оказался коротышкой. Я даже засомневался, мужчина ли передо мной; судя по некоторым из множества его голосов, он запросто мог оказаться и женщиной.

Посланник тщательно осмотрел нас – как будто в душу каждому заглянул. Один из его помощников попросил Капитана построить Отряд, насколько это возможно на переполненной палубе. Экипаж тем временем перебирался в центральные кубрики, расположенные над открытым трюмом, который тянулся от носа почти до кормы и от верхней палубы до самого нижнего ряда весел. Снизу доносился шум, там возились и гомонили разбуженные моряки.

Посланник двинулся вдоль нашего строя. Он останавливался возле каждого солдата и прикалывал ему на грудь значок с той же эмблемой, что украшала парус корабля. Дело шло медленно, и корабль лег на курс задолго до того, как коротышка управился.

Чем ближе подходил посланник, тем сильнее дрожал Одноглазый. Когда к его груди прикололи значок, колдун едва не потерял сознание. «Чего он так переживает?» – ломал голову я.

Вот подошла и моя очередь; я тоже нервничал, но по крайней мере не до потери пульса. Тонкие, затянутые в перчатку пальцы прикрепили к моей куртке значок; я опустил глаза и увидел изящно выгравированный на черном фоне серебряный череп, заключенный в серебряный круг. Довольно дорогое украшение и жутковатое вдобавок. Не будь Одноглазый напуган до смерти, он бы, наверное, сейчас прикидывал, сколько можно выручить за эту безделушку.

Мне эмблема показалась знакомой, причем я не имел в виду изображение на парусе, которое посчитал за самую обычную показуху и про которое тут же забыл. Но это… Может, я где-то о чем-то таком читал? Или слышал?

– Приветствую тебя на службе у Госпожи, лекарь, – сказал посланник.

Он опять сбил меня с толку, обманул ожидания – на сей раз заговорил мелодичным, переливчатым голосом девушки, мастерицы дурить тех, кто считает себя умней других.

Госпожа? Где же я слышал это слово, произносимое с пафосом, словно титул богини? Какая-то мрачная старинная легенда была связана с ним…

По кораблю пронесся вой, полный ярости, боли и отчаяния. Вздрогнув, я вышел из строя и приблизился к открытому люку в палубе.

Под основанием мачты в большой железной клетке находилась форвалака. Из-за теней могло показаться, что она, бродя по своему узилищу и пробуя каждый прут, слегка меняется. То выглядела женщиной лет тридцати атлетического сложения, то мгновение спустя принимала облик стоящего на задних лапах и дерущего когтями железо черного леопарда. Я сразу вспомнил слова посланника: мол, монстр еще может ему пригодиться.

Я повернулся к коротышке. И вдруг меня осенило. Дьявольский молоток принялся заколачивать ледяные гвозди мне в душу. Теперь понятно, почему Одноглазый не хочет плыть за море. Древнее зло севера…

– А я-то думал, все вы умерли еще лет триста назад.

– Вы, люди, всегда плохо знали свою историю, – рассмеялся в ответ посланник. – Нас не уничтожили, а лишь сковали цепями и похоронили заживо. – В его смехе звучала слегка истерическая нотка. – Да, Костоправ, сковали и похоронили, но потом нашелся дурак, который нас освободил. Этого дурака звали Боманц.

Я присел на корточки возле Одноглазого, уткнувшегося лицом в ладони.

Посланник – этот ужас, называемый в древних легендах Душеловом, дьявол пострашнее дюжины форвалак – разразился безумным смехом.

Моряки заухмылялись. Отменная шутка – завербовать Черный Отряд на службу злу. Великий город захвачен, злодеи подкуплены. Воистину грандиозное надувательство.

– Ну-ка, Костоправ, выкладывай, – велел Капитан, устраиваясь рядом.

И я рассказал ему об эпохе Владычества, о Властелине и его Госпоже, управлявших империей зла, которая не имела равных даже среди царств преисподней. Рассказал о Десяти Взятых, одним из которых был Душелов, – этих великих колдунов, могущественных, как полубоги, Властелин одолел и заставил служить себе. Поведал о Белой Розе, женщине-генерале, – она свергла Владычество, но уничтожить Властелина, Госпожу и Десятерых ей не хватило сил. Она смогла лишь замуровать их где-то на севере, в заколдованном кургане.

– А теперь, выходит, они вновь на свободе, – заключил я. – Правят своей империей, как встарь. Должно быть, Тамтам и Одноглазый что-то подозревали… А мы поступили к северянам на службу.

– Скорее, нас поймали, – процедил Капитан. – Взяли себе. Как форвалаку.

Тварь завизжала и бросилась на прутья клетки. Над туманной палубой пронесся смех Душелова.

– Взятые Взятыми, – кивнул я. – Пакостное сравнение.

Чем больше старинных легенд всплывало в памяти, тем сильнее меня колотила нервная дрожь.

Капитан вздохнул и уставился в туман, за которым нас ждала новая земля. Одноглазый не сводил ненавидящего взгляда с заточенной в клетку твари. Я попытался увести его, но он вырвался:

– Подожди, Костоправ. Мне нужно это обдумать.

– Обдумать что?

– Тамтама убила другая форвалака. На этой совсем нет шрамов, а мы ведь порядком ее потрепали.

Я медленно повернулся к посланнику. Тот опять рассмеялся, глядя на нас.

Одноглазый так ни о чем и не догадался. А я ничего ему не сказал. Неприятностей у нас и без того хватало.

2
Ворон

– Плавание доказало мою правоту, – проворчал Одноглазый, оторвавшись от высокой оловянной кружки. – Черному Отряду в море делать нечего. Эй, девка! Еще эля!

Колдун помахал кружкой, иначе служанка не поняла бы – он отказался учить языки северян.

– Ты уже надрался, – предостерег я.

– Какая проницательность! Вы заметили, господа? Костоправ, наш уважаемый знаток духовных и медицинских искусств, соблаговолил заметить мою нетрезвость, – объявил он заплетающимся языком, то и дело рыгая, и обвел слушателей угрюмо-надменным взглядом, который доступен лишь пьяному.

Служанка принесла новый кувшин для него и бутылку для Молчуна, тоже готового принять новую порцию отравы. Он пристрастился к кислому вину из Берилла, которое превосходно соответствовало его характеру. Деньги перешли из рук в руки.

За столом нас было семеро. Мы сидели опустив голову, потому что в заведении было полно моряков, а иностранцев вроде нас всегда бьют в первую очередь, когда вспыхивает драка. Если не принимать в расчет Одноглазого, мы предпочитали драться лишь тогда, когда нам за это платят.

В дверь просунулась уродливая физиономия Ростовщика. Он прищурился, глаза-бусинки забегали по сторонам и отыскали нас.

Ростовщиком он прозван потому, что ссужает нам деньги под немыслимые проценты. Слово ему не нравится, но он сам говорит, что любое прозвище лучше имечка, которым его одарили родители-крестьяне: Свекловица.

– Эй! Да это же Сахарный Бурачок! – взревел Одноглазый. – Поди сюда, сладенький. Одноглазый угощает. Он слишком пьян, чтобы найти деньгам лучшее применение.

Одноглазый не соврал. Когда он трезв, вытянуть у него монетку – дохлый номер.

Ростовщик подмигнул и украдкой осмотрелся – есть у него такая привычка.

– Парни, вас зовет Капитан.

Мы переглянулись. Одноглазый притих. Последнее время мы почти не видели Капитана – он постоянно крутился среди шишек имперской армии.

Эльмо и Лейтенант встали из-за стола. Я последовал их примеру и направился к Ростовщику.

Нас остановил вопль хозяина. Служанка тут же бросилась к двери и заслонила выход. Из задней комнаты, сотрясая пол, вышел верзила с тупой рожей. В толстых, что твой окорок, ручищах он держал по жуткой узловатой дубине. Вид у него был почему-то смущенный.

Одноглазый зарычал. Мы поднялись с мест, готовые ко всему, а моряки, почуяв драку, уже прикидывали, на чей стороне биться. Большинство из них выбрало не нас.

– И как это понимать?! – гаркнул я.

– Не обессудьте, господин, – сказала служанка, – но ваши друзья не заплатили за последнюю выпивку. – И метнула в хозяина лукавый взгляд.

– Черта с два они не заплатили! – В этом заведении полагалось рассчитываться, когда приносят заказ.

Я посмотрел на Лейтенанта. Он кивнул. Я перевел взгляд на хозяина и почуял его жадность. Хозяин решил, что мы спьяну заплатим дважды.

– Ты, Одноглазый, сам выбрал это воровское логово, – заметил Эльмо, – тебе и вправлять им мозги.

Сказано – сделано. Одноглазый завизжал, как боров на бойне, и…

Из-под нашего стола выскочил четырехрукий комок уродства размером с шимпанзе. Сперва он метнулся к служанке и украсил ее бедро отметинами от клыков, потом вскарабкался на гору мускулов с дубинами. Громила и ахнуть не успел, как из десятка ран полилась кровь.

Миску с фруктами на столе посреди комнаты окутал черный туман. Через секунду он рассеялся, а из посудины, извиваясь, поползли ядовитые змеи.

У хозяина отвисла челюсть, из разинутого рта тотчас посыпались жуки-скарабеи.

Воспользовавшись переполохом, мы спокойно вышли на улицу. Одноглазый вопил и хохотал, пока таверна не осталась в нескольких кварталах позади.

Капитан пялился на нас, а мы стояли перед его столом, опираясь друг на друга. Одноглазый все еще давился смехом, и даже Лейтенанту не удавалось изображать невозмутимость.

– Да они пьяны! – сказал Капитан.

– Пьяны, – согласился Одноглазый. – В стельку, в зюзю и в дымину.

Лейтенант несильно стукнул его по почке:

– Садитесь. И попытайтесь вести себя пристойно, пока вы здесь.

«Здесь» означало роскошное заведение на открытом воздухе, на несколько миль выше уровнем, чем наш предыдущий порт приписки. Тут даже у шлюх имелись титулы. Ухищрениями садовников парк был разделен на участки, располагающие к уединению. Тут вам и пруды, и беседки, и мощеные дорожки, и ошеломляющий аромат цветов.

– Чересчур роскошно для нас, – заметил я.

– Что мы здесь делаем? – поинтересовался Лейтенант, пока остальные рассаживались.

Капитан сидел во главе огромного каменного стола – вокруг запросто могли расположиться человек двадцать.

– Мы в гостях. И ведите себя соответственно.

Он поиграл приколотым возле сердца значком, удостоверяющим, что его обладатель находится под защитой Душелова. У всех у нас были такие же значки, но мы редко их носили. Жест Капитана намекал, что следует исправить это упущение.

– В гостях у кого-то из Взятых? – уточнил я, борясь с пивным хмелем.

Подобные события следует упоминать в Анналах.

– Нет, значки тут носят в знак уважения к дому. – Капитан повел рукой.

Все вокруг имели значки, обозначающие принадлежность к тому или иному из Взятых. Несколько эмблем я распознал. Ревун, Крадущийся в Ночи, Зовущая Бурю, Хромой.

– Новый хозяин дома желает вступить в наши ряды.

– Записаться в Черный Отряд? – переспросил Одноглазый. – У него с головой все в порядке?

Последнего рекрута мы приняли несколько лет назад.

Капитан пожал плечами и улыбнулся:

– Однажды такое желание изъявил даже некий шаман.

– И с тех пор об этом жалеет, – буркнул Одноглазый.

– Почему же он до сих пор здесь? – спросил я.

Одноглазый промолчал. Черный Отряд покидают только ногами вперед. Для всех нас он дом родной.

– Что скажешь о хозяине? – поинтересовался Лейтенант.

Капитан закрыл глаза:

– Он необычный. Может стать для нас ценным приобретением. Мне этот парень нравится. Впрочем, судите сами. Вот он.

Капитан указал пальцем на обозревающего сад человека.

На нем была серая одежда, поношенная и залатанная. Невысокий, худощавый и смуглый. Немного моложе тридцати, пожалуй. Красив какой-то мрачной красотой. Не сказать, что располагает к себе внешним видом…

Или я не прав? Со второго взгляда начинаешь замечать нечто разительное. Напряженность, внешнюю невозмутимость, что-то еле уловимое в позе.

Роскошь парка нисколько не смущала этого парня. Проходящие мимо бросали на него взгляд и морщились. Они замечали не человека, а лохмотья – и не скрывали отвращения. Мало того что сюда пропустили нас, так теперь еще и этого голодранца.

К нему уже шел служитель в роскошных одеяниях, намереваясь показать выход из усадьбы, куда бедняк забрел явно по ошибке.

Незнакомец направился к нам, миновав служителя с таким видом, будто того не существовало. В движениях была заметна некоторая скованность и неровность, наводящая на мысль, что он оправляется после недавно полученных ранений.

– Капитан?

– Добрый день. Присаживайтесь.

От группы старших офицеров и стройных молодых женщин отделился тучный штабной генерал, сделал несколько шагов в нашу сторону, замер. Его одолевало искушение поделиться своими предрассудками.

Я узнал его. Лорд Джалена. Выше можно подняться, лишь став одним из Десяти Взятых. Напудренная физиономия генерала налилась кровью. Если Капитан и заметил лорда, то не подал виду.

– Господа, это… Ворон. Он хочет служить вместе с нами. Ворон – не настоящее имя, но это не имеет значения. Вы все тоже в свое время назвались чужими именами. Можете представиться и задать вопросы.

Было в этом Вороне нечто странное. Очевидно, мы были именно его гостями. Манерами он не напоминал нищего бродягу, но выглядел так, словно истоптал немало трудных дорог.

К нашему столу, тяжело дыша, подошел Джалена. Таких свиней я бы с удовольствием подвергал хотя бы половине той муштры, которой они истязают своих солдат. Лорд хмуро посмотрел на Капитана.

– Сударь, – пропыхтел он, – у вас серьезные связи, и мы не оспариваем ваше право находиться здесь, но… парк предназначен для утонченных персон. Ему уже двести лет, и мы не можем допустить…

Капитан снизошел до загадочной улыбки и негромко ответил:

– Я тут всего лишь посетитель, милорд. Если вам не нравится мое общество, жалуйтесь хозяину. – Он указал на Ворона.

Джалена сделал полуоборот направо:

– Сударь… – У него полезли на лоб глаза и округлился рот. – Ты!

У глядевшего на Джалену Ворона ни один мускул не дрогнул на лице, ни одна ресница не шелохнулась. Со щек толстяка сошла краска. Он бросил умоляющий взгляд на своих приятелей, вновь посмотрел на Ворона и повернулся к Капитану. Губы шевелились, но произнести хотя бы слово лорд не смог.

Капитан протянул Ворону руку. Тот взял значок Душелова и нацепил себе на грудь, у сердца.

Джалена еще больше побледнел и попятился.

– Кажется, вы знакомы, – заметил Капитан.

– Он был уверен, что я мертв.

Джалена вернулся к своим, что-то возбужденно сказал и вытянул руку. Побледневшие мужчины посмотрели в нашу сторону. После короткого спора вся компания спешно покинула парк.

Ворон не стал ничего объяснять, лишь спросил:

– Не перейти ли нам к делу?

– А ты не хочешь объяснить, что сейчас произошло? – Голос Капитана был опасно вкрадчив.

– Нет.

– Подумай еще раз. Твое присутствие может навлечь беду на весь Отряд.

– Не навлечет. Это личное дело. И я не потащу за собой мое прошлое.

Капитан обдумал его слова. Он не из тех, кто копается в биографии подчиненных без причины. Сейчас он решил, что причина имеется.

– И как же можно этого избежать? Ведь ты, похоже, чем-то насолил лорду Джалене.

– Не Джалене, а его приятелям. Это старая история. Я все улажу до того, как отправлюсь вместе с вами. Для этого пятерым придется умереть.

Прозвучало интересно. Ах, этот аромат тайны! Темные делишки, месть – то что надо для захватывающего рассказа.

– Меня зовут Костоправ. Почему ты не хочешь поделиться с нами своей историей?

Ворон посмотрел мне в лицо, с явным усилием сохраняя невозмутимость:

– Она личная, очень давняя и позорная. Я не желаю об этом говорить.

– В таком случае я не могу голосовать «за», – сказал Одноглазый.

Двое мужчин и женщина прошли мимо нас по мощеной дорожке и остановились, разглядывая то место, где недавно находилась компания лорда Джалены. Опоздавшие? Вид у них был удивленный, они о чем-то заспорили.

Эльмо поддержал Одноглазого. Такое же решение принял и Лейтенант.

– А ты, Костоправ? – спросил Капитан.

Я проголосовал «за», потому что чуял тайну и не хотел ее упускать. Капитан обратился к Ворону:

– Мне известна часть твоей истории. Поэтому я поддерживаю Одноглазого. Хотелось бы тебя принять, но я должен думать о благе Отряда… Попробуй уладить свои проблемы до нашего ухода.

Опоздавшие направились в нашу сторону – презрительно задирая носы, но все же намереваясь узнать, что произошло с теми, кто их приглашал.

– Сколько у меня времени? – спросил Ворон. – Когда вы уходите?

– Завтра на рассвете.

– Что?! – изумился я.

– Помолчи-ка, – перебил меня Одноглазый, а затем обратился к Капитану: – И в самом деле, как так получилось?

Даже Лейтенант, никогда не обсуждавший приказы, сказал:

– Вроде нам была обещана пара недель отдыха.

Он здесь обзавелся подружкой – впервые на моей памяти. Капитан пожал плечами:

– Мы нужны на севере. Мятежник по имени Загребущий выбил Хромого из крепости в Сделке.

Опоздавшие приблизились к нам, один из мужчин спросил:

– Куда подевалась компания из грота Камелий?

Его голос прозвучал визгливо и немного гнусаво, у меня даже волосы зашевелились на затылке. Незнакомец источал высокомерие и презрение. Я не слышал подобного тона с того дня, как вступил в Отряд. Аристократы Берилла никогда не позволяли себе такого хамства в нашем присутствии.

В Опале еще не знают Черный Отряд, напомнил я себе. Скоро узнают.

Голос поразил Ворона, словно удар молотом по затылку. Он окаменел. На мгновение глаза превратились в лед. Потом уголки губ шевельнула улыбка – такой зловещей мне видеть не случалось.

– Теперь я понял, почему у Джалены вдруг расстроился желудок, – прошептал Капитан.

Мы сидели неподвижно, завороженные смертельной угрозой. Ворон медленно поднялся, одновременно оборачиваясь. Подошедшая троица увидела его лицо.

Визгливый поперхнулся. Стоящий рядом с ним мужчина затрясся. Женщина открыла рот, но не смогла выдавить ни слова.

Я так и не понял, как в руке Ворона оказался нож, – все произошло почти мгновенно. Из перерезанного горла визгливого аристократа хлынула кровь. Его приятель рухнул, пораженный сталью в сердце. А Ворон стиснул левой рукой горло женщины.

– Не надо… – прошептала та. – Умоляю…

Она не сопротивлялась. И не ждала пощады.

Ворон надавил, заставив женщину рухнуть на колени. Ее лицо побагровело, опухло от прилива крови, изо рта вывалился язык. Она сжала запястье Ворона, содрогнулась. Тот поднял ее, и впился взглядом в глаза, и смотрел, пока они не закатились. Женщина обмякла, вновь вздрогнула и умерла.

Ворон отдернул руку и уставился на свои трясущиеся пальцы. Его лицо страшно исказилось, тело била нервная дрожь.

– Костоправ! – гаркнул Капитан. – Ты вроде называешь себя лекарем?

– Угу.

Окружающие начали реагировать, люди в парке не сводили с нас глаз. Я проверил пульс визгливого, потом его приятеля. Оба мертвы. Затем повернулся к женщине.

Ворон опустился на колени, взял ее за левую руку. Его глаза блестели от слез. Он снял золотое обручальное кольцо, сунул себе в карман. Больше ничего не взял, хотя драгоценностей у женщины хватило бы на целое состояние.

Мы встретились взглядами. Его глаза вновь превратились в лед, и я не посмел озвучить свою догадку.

– Не хочу показаться паникером, – проворчал Одноглазый, – но почему мы все еще здесь торчим?

– Прекрасная мысль, – подхватил Эльмо и сразу же воплотил ее в жизнь.

– Пошевеливайся! – рявкнул на меня Капитан и схватил Ворона за руку.

Я пристроился за ними.

– До рассвета улажу все мои дела, – пообещал на ходу Ворон.

Капитан на мгновение обернулся.

– Да, – только и бросил он.

Я тоже подумал: «Да».

Но мы уйдем из Опала без Ворона.

В тот вечер Капитан получил несколько писем с оскорблениями и угрозами.

– Эти трое, наверное, были местными шишками, – скупо прокомментировал он.

– Они носили значки Хромого, – добавил я. – Кстати, что тебе известно о Вороне? Кто он такой?

– Человек, не поладивший с Хромым. Его подло обманули и бросили, посчитав убитым.

– А о той женщине он скромно умолчал?

Капитан пожал плечами. Я принял его жест за подтверждение.

– Готов поспорить, что она была его женой. Возможно, предала.

Предательства здесь в порядке вещей. Равно как и заговоры, убийства и неприкрытая борьба за власть. Все прелести упадка. Госпожа в эту мышиную возню не вмешивается. Наверное, предпочитает наблюдать и потешаться.

Мы продвигались на север, к центру империи. С каждым днем местность становилась все более унылой, а жители – все более угрюмыми и неприветливыми. Счастливыми эти земли не назовешь. Даже в такое благодатное время года.

Настал день, когда нам пришлось объезжать самое сердце этого государства – Башню в Чарах, построенную Госпожой после воскрешения. Нас сопровождал эскорт, настороженные кавалеристы не позволяли приближаться к Башне меньше чем на три мили, но она виднелась над горизонтом даже с такого расстояния – куб из темного камня, массивный, высотой не менее пятисот футов.

Я рассматривал Башню весь день. Как выглядит наша хозяйка? Увижу ли я ее когда-нибудь? Она интриговала меня. В тот же вечер я взял перо и попытался описать ее, но мое воображение вскоре опустилось до романтических фантазий.

На следующий день нас отыскал бледнолицый всадник, скакавший на юг в поисках Черного Отряда. Судя по значку, он служил Хромому. Дозорные привели его к Лейтенанту.

– Вы, бездельники, здесь прохлаждаетесь, а вас ждут под Форсбергом! Кончайте валять дурака – и вперед!

Лейтенант – человек спокойный, привыкший к уважению. Он настолько опешил, что промолчал. Гонец вел себя все агрессивней. Наконец Лейтенант спросил:

– Какое у тебя звание?

– Капрал! Гонец Хромого. Советую поторопиться, приятель. С Хромым шутки плохи.

В нашем Отряде Лейтенант следит за дисциплиной и определяет наказания. Это бремя он сам снял с Капитана. Он справедлив и никогда не перегибает палку.

– Сержант! – рявкнул он, обращаясь к Эльмо. – Ты мне нужен.

Лейтенант был зол. Обычно лишь Капитан называет Эльмо сержантом.

Эльмо, ехавший рядом с Капитаном, пустил коня рысью вдоль нашей колонны. Капитан последовал за ним.

– Какие будут распоряжения? – спросил Эльмо.

Лейтенант остановил Отряд:

– Научите эту деревенщину уважать старших по званию.

– Есть. Масло и Сапожник, выполняйте.

– Двадцати плетей ему хватит.

– Есть двадцать плетей.

– Да вы что себе позволяете? Никакой вонючий наемник не смеет…

– Лейтенант, – оборвал гонца Капитан, – по-моему, он заслужил еще десяток горячих.

– Согласен. Эльмо!

– Есть тридцать плетей, Лейтенант.

Взлетел кулак Эльмо, гонец мешком свалился с седла. Масло и Сапожник подхватили его, подтащили к придорожной изгороди. Затем Сапожник разорвал на спине капрала рубашку.

Эльмо принялся работать ездовой плетью Лейтенанта. Он не особенно усердствовал, потому что не вымещал злобу, а лишь доводил нужную мысль до ума тех, кто считал Черный Отряд чем-то второсортным.