Текст книги "Хроники Черного Отряда: Книги Мертвых"

13

Я вздрогнула, внезапно почувствовав, что не одна. Даже не заметила, как прошло время. Солнце уже несколько часов ползет по небу. В библиотеке изменилось освещение, оно куда слабее утреннего. Должно быть, набежали облака.

Очень надеюсь, что я не подпрыгнула или как-то иначе не выдала испуг. Ни в коем случае нельзя демонстрировать осведомленность о том, что за спиной у меня кто-то есть. Возможно, все дело в его дыхании – запах карри с чесноком ощущается явственно. С уверенностью могу сказать лишь одно: никаких звуков я не слышала.

Я постаралась унять сердцебиение, изобразила на лице спокойствие, повернулась и… встретилась взглядом с главным библиотекарем, моим непосредственным начальником, Сурендранатом Сантаракситой.

– Итак, Дораби, ты умеешь читать.

В библиотеке меня знали под именем Дораби Дей Банержай. Достойное имя. Носивший его человек погиб много лет назад, сражаясь рядом со мной близ леса Дака. Оттого что я присвоила его имя, хуже ему не стало.

Я не произнесла ни слова. Нет смысла отпираться, если библиотекарь стоял за моей спиной достаточно долго. Я прочла уже половину книги, в которой нет ни картинок, ни даже тантрических эпизодов.

– Я некоторое время наблюдал за тобой, Дораби. Твой интерес и навыки не вызывают сомнений. Очевидно, ты читаешь лучше большинства моих копиистов. Равным образом очевидно, что ты не принадлежишь к касте жрецов.

На моем лице застыла деланая улыбка. Я размышляла, не прикончить ли его и куда потом девать труп. Может, сделать так, чтобы подумали на душил… Нет. Главный библиотекарь стар, но достаточно крепок, чтобы отшвырнуть меня. В некоторых случаях малый рост – серьезный недостаток. Сантараксита выше меня всего на восемь дюймов, а кажется, что на несколько футов. И к тому же в дальнем конце зала раздаются голоса.

Я не стала раболепно опускать взгляд. Сантараксита уже понял, что перед ним нечто большее, чем любознательный уборщик, пусть даже и неплохой. Чистоту я наводила старательно. Таков закон Отряда: на людях мы морально крепки и чрезвычайно трудолюбивы.

Я ждала. Пусть Сантараксита сам решит свою судьбу. А заодно и судьбу библиотеки, которую так обожает.

– Выходит, у нашего Дораби гораздо больше талантов, чем мы подозревали. Что еще ты умеешь, о чем нам следовало бы знать? Может, писать?

Разумеется, я не ответила.

– Где ты этому научился? Многие господа из бхадралока убеждены, что люди, не принадлежащие к касте жрецов, не обладают гибкостью ума, необходимой для постижения высокого стиля.

Я по-прежнему молчала.

Рано или поздно он что-нибудь предпримет, и тогда я среагирую соответственно. Я надеялась обойтись без крайних мер вроде уничтожения персонала библиотеки и похищения из нее того, что может пригодиться. Когда-то на таком образе действий настаивал Одноглазый. Если нужно – схитри. Не следует настораживать Душелов, а это непременно произойдет, если у нее под носом случится нечто из ряда вон выходящее.

– Молчишь? Что, нечего сказать в свое оправдание?

– Тяга к знаниям не нуждается в оправданиях. Еще шри Сондхел Гхоз, великий джанака, утверждал, что в Саду Мудрости нет каст.

Хотя в те времена касты значили гораздо меньше.

– Сондхел Гхоз имел в виду университет в Викрамасе, где желающий учиться должен был успешно сдать изнурительные экзамены, чтобы ему позволили войти под своды сего достойнейшего учреждения.

– Многие ли студенты, представители разных каст, неспособные прочесть «Панас и Пашидс», были к этим экзаменам допущены?

Сондхела Гхоза недаром называли джанакой. В Викрамасе изучали прежде всего религию джанай.

– Уборщик, который разбирается в религиях, уже не уборщик. Видно, и в самом деле настал Век Кади, когда все встает с ног на голову.

Кину в Таглиосе предпочитали называть Кади, имея в виду не самую ужасную ее ипостась. Имя Кина употребляли редко – вдруг Матерь Тьмы услышит и откликнется? Только обманники ждут ее появления.

– Где ты приобрел эти навыки? Кто тебя учил?

– Много лет назад начало было положено одним моим другом. После того как мы его похоронили, я продолжал учиться самостоятельно.

Все это время я не сводил глаз с лица собеседника. Для старого ученого, чья профессиональная закостенелость – предмет насмешек молодых копиистов, он казался на диво сообразительным. Возможно, был даже сообразительнее, чем казался. В этом случае он должен был догадаться: одно неосторожное слово – и его труп поплывет по реке, чтобы сгинуть где-нибудь в топях дельты.

Нет. Шри Сурендранату Сантараксите не приходилось жить в мире, где тот, кто читает и хранит в памяти священные тексты, успевает резать глотки и пересекаться с колдунами, мертвецами и ракшасами. Шри Сурендранат Сантараксита не думал о том, что с ним станет, если он сболтнет лишнее. Он был кем-то вроде святого отшельника, и заботило его лишь одно: сохранение всего хорошего, что есть в науке и культуре. Впрочем, это я поняла уже давно, понаблюдав за ним. Но не вызывало сомнений и другое: наши мнения о том, что считать хорошим, наверняка совпадают нечасто.

– Значит, ты просто очень хочешь учиться?

– Испытываю влечение к знаниям, подобно тому как некоторые испытывают влечение к удовольствиям плоти. Так было всегда. Это наваждение, и я не в силах ему сопротивляться.

Сантараксита чуть подался вперед, всмотрелся в мое лицо близорукими глазами:

– Ты старше, чем кажешься.

Я не стала возражать.

– Меня считают моложе из-за маленького роста.

– Расскажи о себе, Дораби Дей Банержай. Кем был твой отец? Из какой семьи происходила твоя мать?

– Вряд ли ты слышал о них.

Мелькнула мысль, что едва ли стоит развивать эту тему. Однако Дораби Дей Банержай имел свою историю, и я вживалась в нее на протяжении семи лет. Если просто не выходить из образа, все будет выглядеть вполне правдоподобно.

Играть роль. Быть Дораби, которого застали за чтением. А тем временем Дрема пусть думает, что будет делать, когда появится возможность снять личину.

– Напрасное самоуничижение, – сказал Сантараксита. – Возможно, я знал твоего отца… Если это тот самый Доллал Дей Банержай, который не смог воспротивиться призыву Освободителя и вступил в его легион, одержавший потом победу при Годжийском броде.

Я уже упоминала о том, что отец Дораби умер, – не отказываться же теперь от своих слов. Как могло случиться, что он был знаком с Сантаракситой? Банержай – одна из самых старых и наиболее распространенных таглиосских фамилий. О людях, ее носивших, упоминается и в тексте, который я читала совсем недавно.

– Наверное, это был он. Я ведь почти не знал его. Помню, как он хвастался, что завербовался одним из первых. Отец участвовал в походе Освободителя, когда потерпели поражение Хозяева Теней, и не вернулся с Годжийского брода. – Кроме этого, мне мало что было известно о семье Дораби. Я не знала даже имени его матери. Как такое могло произойти, чтобы во всем огромном Таглиосе я столкнулась именно с тем человеком, который помнил его отца? Фортуна и в самом деле богиня с причудами. – Ты хорошо его знал?

Если это так, библиотекарю, пожалуй, придется все же исчезнуть, иначе мое разоблачение неминуемо.

– Нельзя сказать, что хорошо. Скорее даже плохо. – Похоже, шри Сантараксита утратил интерес к этой теме; на его лице отражались беспокойство и задумчивость. Немного помолчав, он сказал: – Пойдем со мной, Дораби.

– Зачем, шри?

– Раз уж зашел разговор об университете в Викрамасе… У меня есть перечень вопросов, которые задают желающим там учиться. Хочу проэкзаменовать тебя, просто из любопытства.

– Я слабо разбираюсь в джанае, шри.

По правде говоря, я слабо разбиралась и в хитросплетениях своей собственной религии, а потому всегда опасалась, что кому-то вздумается меня экзаменовать. Другие религии не так тесно скованы рамками рационализма, коль скоро в них нашлось место для персонажей вроде Кины. Не хотелось бы напороться на какой-нибудь абсурдный риф, торчащий из морского дна моей собственной веры.

– Этот экзамен по сути своей нерелигиозен, Дораби. Он выявляет качества потенциального студента в области морали, этики и способности мыслить. Жрецы джаная не хотят давать образование потенциальным лидерам, которые затем приступили бы к исполнению своего долга, имея пятна тьмы на своей душе.

Коли так, мне и впрямь придется погрузиться в образ Дораби очень глубоко. У девчонки по кличке Дрема, веднаитки и солдата родом из Джайкура, душа чернее, чем ночная тьма.

14

И что ты потом сделала? – спросил Тобо.

Набив рот пряным рисом по-таглиосски, я ответила:

– Потом я пошла наводить в библиотеке чистоту.

А Сурендранат Сантараксита так и стоял столбом, потрясенный ответами жалкого уборщика. Я могла бы объяснить ему, что всякий, кто прислушивается к уличным рассказчикам, нищенствующим проповедникам и щедрым на советы отшельникам и йогам, сможет удовлетворительно ответить на большинство викрамасских вопросов. Проклятие! Да в Джайкуре любая веднаитка на такое способна!

– Мы должны убить его, – сказал Одноглазый. – Как предлагаешь это сделать?

– Других решений у тебя не бывает? – спросила я.

– Чем больше уберем сейчас, тем меньше их будет трепать мне нервы, когда состарюсь.

Это что, он так шутит? Никогда не угадаешь.

– Давай будем беспокоиться об этом, когда ты начнешь стареть.

– Расправиться с этим типом будет проще простого, Малышка. Он ничего такого не ждет. Хлоп, и нет его. И никто не побеспокоится. Задуши этого козла. И оставь на нем румел. Пусть это будет на совести нашего старого дружка Нарайяна. Он в городе, и нужно поосновательней вывалять его в дерьме.

– Следи за языком, старик.

Одноглазый забулькал, выплевывая скотские ругательства на тысяче языков. Я повернулась к нему спиной.

– Сари? Ты что-то совсем притихла.

– Пытаюсь переварить то, чего нынче наслушалась. Между прочим, Джауль Барунданди был очень огорчен, что ты осталась дома. Пытался забрать из моего заработка и твою долю. Довел Минь Сабредил до белого каления. Я пригрозила, что закричу. Он, конечно, не поддался бы на блеф, не окажись его жена поблизости. Ты уверена, что оставлять в живых библиотекаря не опасно? Если устроить ему «естественную» смерть, никто не заподозрит…

– Может, и опасно, но не исключено, что и выгодно. Шри Сантараксита хочет провести надо мной своего рода эксперимент. Выяснить, способна ли шавка из низшей касты освоить простейшие трюки: перекатываться и притворяться мертвой. Как там Душелов? И что с Тенями? Ты узнала что-нибудь?

– Она выпустила всю стаю. Это просто каприз – ей захотелось лишний раз напомнить городу о своей власти. Она рассчитывала, что погибнут иммигранты, которые ютятся на улицах. По ним никто не заплачет. Перед рассветом домой вернулась только горстка Теней. Мы подержим пленных до завтра.

– Можно было бы захватить еще несколько…

– Летучие мыши, – сказал Гоблин, без приглашения плюхнувшись в кресло.

Одноглазый делал вид, будто дремлет. Хотя по-прежнему крепко держал свою палку.

– Летучие мыши. Они теперь носятся по городу.

Сари подтвердила его слова кивком.

– Помню, перед тем как отправиться на войну с Хозяевами Теней, мы убивали летучих мышей, – сообщил Гоблин. – За каждую нам платили, и на эти деньги даже можно было жить. Мыши шпионили для Хозяев Теней.

Мне припомнились времена, когда безжалостно убивали ворон, считая их «глазами» Душелов.

– Хочешь сказать, что нам до утра лучше не выходить из дому?

– Ум у тебя, старушка, остер, как каменный топор.

– Что Душелов думает о нашем нападении? – обратилась я к Сари.

– При мне об этом не было разговора. – Она придвинула ко мне по столу несколько страниц из старых Анналов. – Гораздо больше ее беспокоит самоубийство адепта Бходи. Боится, что это только начало.

– Начало? Среди монахов могут найтись и другие болваны, желающие себя сжечь?

– Она считает, что могут.

– Мама, сегодня ночью мы позовем папу? – спросил Тобо.

– Пока не могу сказать, сынок.

– Я хочу поговорить с ним.

– Поговоришь. Уверена, он тоже хочет поговорить с тобой. – Судя по тону, она пыталась убедить сама себя.

– Нельзя ли сделать так, чтобы этот туман, из которого вы лепите Мургена, сохранялся все время? – спросила я Гоблина. – Тогда мы смогли бы постоянно поддерживать с ним связь и отправлять его на разведку, когда понадобится.

– Мы работаем над этим.

Он пустился в технические объяснения. Я не поняла ни слова, но не мешала ему болтать. Любому человеку приятно время от времени почувствовать себя спецом в каком-нибудь деле.

Одноглазый захрапел. Это хорошо, но все же стоит держаться подальше от его трости.

– Тобо мог бы постоянно вести записи… – начала я.

У меня вдруг возникло видение: сын летописца наследует дело своего отца, как это происходит в таглиосских гильдиях, где ремесленные навыки и орудия труда передаются из поколения в поколение.

– А я считаю, – заявил Одноглазый, как будто наша беседа на интересующую его тему не прерывалась и как будто он не притворялся спящим мгновение назад, – пора, Малышка, проделать древний-предревний, грязный-прегрязный трюк Старой Команды. Пошли кого-нибудь к торговцам тканями. Скажи, чтобы купил разноцветного шелка. Наделай точно таких же шарфов, как у обманников. И мы будем душить тех, кто нам не нравится, иногда оставляя румел на месте преступления. Так и с этим твоим библиотекарем разделаемся.

– Отличный план, – сказала я. – За одним исключением, и это исключение – шри Сантараксита. Не обсуждается, старикашка.

Одноглазый захихикал:

– Никаких исключений. Человек должен твердо стоять в вере.

– Слишком многие станут пальцами показывать, – сказал Гоблин.

Одноглазый снова хихикнул:

– Но в какую сторону, Малышка? Наверняка не в нашу. Что-что, а лишнее внимание нам сейчас ни к чему. Кажется, никто из наших даже не понимает, как зыбка под нами почва.

– Воды спят. Нужно позаботиться о том, чтобы к нам относились серьезно.

– А я о чем? Мы попользуемся шарфами, чтобы убрать стукачей и тех, кто слишком много знает. Библиотекарей, к примеру.

– Правильно ли я подозреваю, что ты уже давно подумываешь обо всем этом и имеешь списочек людей, которыми следует заняться?

В этом списке наверняка есть все те, кого он считает ответственными за свои неудачные попытки утвердиться на таглиосском черном рынке.

Он затрясся от смеха. И замахнулся на Гоблина тростью.

– А ты прав насчет ее ума-топора.

– Давай сюда список. Увижу Мургена – обсудим.

– С призраком? Иль не знаешь, что у призраков нет чувства перспективы?

– Ты имеешь в виду, что он все видит и понимает, чего ты на самом деле хочешь? По мне, так это и есть чувство перспективы. Поневоле задумаешься: а может, в свое время наши братья сумели бы добраться до Хатовара, будь в Отряде призрак, который приглядывал бы за тобой?

Одноглазый пробурчал что-то о несправедливости и порочности мира. Сколько я его знаю, он всегда пел эту песню. И будет продолжать в том же духе даже после того, как сам станет призраком.

– Как думаешь, стоит попросить Мургена, чтобы нашел источник этой вони? – спросила я. – Он где-то на складе. Здесь До Транг хранит крокодиловы шкуры, но это не они так смердят. У крокодиловых шкур другой запах.

Колдун посмотрел на меня так, словно готов был разорвать на куски. Сейчас он охотно сменил бы тему разговора. Эту вонь источал спрятанный в подвале заводик по производству пива и крепких напитков, о чем, как считали Одноглазый с До Трангом, никто не догадывался. Бань До Транг, помогавший нам прежде только ради Сари, теперь практически стал партнером нашего старого хрыча, потому что питал слабость к продукции Одноглазого. А еще его тянуло к нелегальным и теневым доходам. А еще ему нравилось иметь под рукой крутых парней, которым можно платить чисто символическое жалованье. Он был уверен, что о его грешке знают только Одноглазый и Гота. Эта троица напивалась дважды в неделю.

Воистину, алкоголь – бич для племени нюень бао.

– Не стоит беспокоиться, Малышка. Скорее всего, смердят дохлые крысы. В этом городе крысы прямо-таки кишат. До Транг постоянно раскладывает отраву, целыми фунтами. Охота на грызунов – не то занятие, на которое стоило бы тратить время Мургена. У вас обоих есть задачи поважнее.

Мне действительно есть о чем потолковать с Мургеном, была бы возможность иметь с ним дело напрямую. Удалось бы завладеть на время его вниманием. Хочется из первых рук узнавать все то, что обычно становится известно от других людей. Я вовсе не подозреваю злого умысла, тем более со стороны Сари. Просто люди часто переиначивают информацию в соответствии со своими предубеждениями. Это относится даже ко мне самой, хотя в последнее время моя объективность была безупречной. Чего не скажешь о всех моих предшественниках-летописцах… От их текстов так и разит предвзятостью.

Конечно, большинство из них сделали тот же вывод насчет своих предшественников. Тут мы одинаковы. Лгут все, кроме нас самих. Правда, только Госпожа не стыдилась восхвалять себя. Не упускала любой возможности напомнить, какой умной, решительной и удачливой она была, как круто переломила ход войны с Хозяевами Теней, хотя вначале могла полагаться исключительно на собственные силы. Мурген большую часть времени пребывал, мягко говоря, не в своем уме. И все же, поскольку я сама была участницей многих тогдашних событий, могу подтвердить, что в его Книге они описаны довольно правдиво. Может быть, все именно так и происходило. Мне с ним не поспорить, но кое-что кажется фантастическим.

А разве не фантастически звучит «вчера ночью я долго беседовала с призраком Мургена»? Или с его духом? Или с ка. Да как ни назови… Если только это и в самом деле был Мурген, а не какой-нибудь подсыл Кины или Душелов.

Мы даже на сотую долю процента не можем быть уверены, что все в точности таково, каким кажется. Кина – царица Обмана. А Душелов, если цитировать человека, который был несравненно мудрее меня, но имел грязный язык, – безумная сука. Способная на все.

15

Отлично. – Я пришла в восторг, когда Сари снова вызвала Мургена. Сама она, впрочем, энтузиазма не выказывала, и присутствие Тобо никоим образом не улучшило ее настроения. – Я хочу, чтобы в первую очередь он занялся Сурендранатом Сантаракситой.

– Значит, ты и сама не доверяешь этому своему библиотекарю. – Одноглазый захихикал.

– Думаю, он не опасен. И все же зачем оставлять ему хоть малейший шанс разбить мне сердце, если можно послать туда Мургена на разведку?

– А моего мнения тебе недостаточно?

– Ты судишь о человеке заочно, а разве это правильно? К тому же ты отказался работать с Анналами. Мне нынешнюю ночь придется за книгами провести. Возможно, удастся что-то нащупать. – (Тщедушный колдун заворчал.) – Кажется, сегодня я обнаружила в библиотеке нечто ценное. Если Сантараксита не помешает, уже к концу недели я получу общее представление о том, как возник Отряд.

Мы давно поставили перед собой задачу отыскать не только независимые исторические источники, но и неповрежденные экземпляры первых трех томов Анналов.

У Сари, однако, было на уме другое.

– Дрема, Барунданди хочет, чтобы Сава тоже ходила со мной на работу.

– Нет. Савы пока не будет. Заболела, причем нешуточно. Холерой. У меня наконец кое-что получается, не хочу все испортить.

– Еще он спрашивал насчет Шихи.

В тех редких случаях, когда Тобо приходил с матерью во дворец, она называла его Шихандини. Смысл этой шутки был недоступен Джаулю Барунданди, поскольку тот никогда не уделял внимания исторической мифологии. У одного из царей легендарного Хастинапура была старшая жена, оказавшаяся бесплодной. Как добрый гуннит, он молился и добросовестно приносил жертвы. Наконец кто-то из богов спустился с Небес и заявил, что можно получить желаемое – а царь очень хотел сына, – но путь к цели будет нелегким, поскольку сын родится дочерью. Так и вышло. Вскоре жена родила девочку, которую царь назвал Шихандин – женский вариант имени Шихандини. Это долгая и не слишком увлекательная история, суть которой состоит в том, что девочка выросла и стала могучим воином.

Неприятности начались, когда пришло время царевичу выбирать себе невесту.

Личины, носимые нами на публике, часто содержали скрытую аллюзию, иногда с элементом юмора. Так братьям было интереснее играть свои роли.

– Нельзя ли подловить Барунданди на чем-нибудь? – поинтересовалась я. – Кроме его жадности? – Вообще-то, я думала, что он наиболее полезен для нас именно в своем теперешнем качестве. Любой, кто займет его место, наверняка окажется столь же продажным, но вряд будет столь же великодушен к Минь Сабредил. – И еще. Может, есть смысл выманить его оттуда?

Никто не видел стратегического резона в том, чтобы захватить этого человека.

– Почему спрашиваешь? – поинтересовалась Сари.

– Потому что, думаю, его будет нетрудно соблазнить. Тобо оденется девушкой, а когда Барунданди подкатится к нему, твой сын скажет, что готов встретиться, но только не во дворце…

Сари ничуть не оскорбило такое предложение. Хитрость – законное оружие войны.

– А не лучше ли проделать все это с Гокле?

– Пожалуй. Хотя он, похоже, интересуется совсем уж малолетними. Можно спросить у Лебедя. Вообще-то, я предполагала захватить Гокле в том месте, где обманники убили Коджи.

Наши враги, засевшие во дворце, редко покидали его. Именно поэтому так важно было заполучить Плетеного Лебедя.

Сари запела. Мурген, однако, не торопился.

– Мургену тоже надо заглянуть в этот веселый дом. Он лучше любого из нас разберется, что там происходит.

Хотя, без сомнения, нашлось бы немало братьев, которые пожелали бы рискнуть собой и отправиться туда на разведку. Желательно с условием, что торопиться не обязательно.

Сари кивнула, не нарушая ритма своей колыбельной.

– Можно даже…

Нет. Нельзя просто сжечь этот бордель, когда там будет Гокле. Никто из наших не понял бы, зачем уничтожать такой замечательный публичный дом, – хотя некоторых наверняка увлекла бы сама идея устроить пожар.

Одноглазый снова притворился спящим, но потом спросил, не открывая глаз:

– Ты уже решила, что предпринять, Малышка? Я имею в виду стратегический план?

– Да.

Я сама удивилась, когда у меня это вырвалось. Чисто интуитивно, где-то глубоко внутри, совершенно не отдавая себе в этом отчета, я уже разработала детальный план освобождения Плененных и воскрешения Отряда. И этот план начал осуществляться. После стольких лет бездействия и безмолвия.

Возник Мурген и забормотал что-то о белой вороне. Вид у него был совсем безумный. Я спросила колдунов:

– Вы уже придумали, как удержать его здесь?

– Опять она за свое, – проворчал Одноглазый. – Что ни сделай, все мало.

– Это можно, – заявил Гоблин. – Но мне по-прежнему непонятно, зачем это нужно.

– Мурген не очень-то склонен к сотрудничеству. Не нравится ему здесь, и он потихоньку теряет связь с реальным миром. Предпочитает в полусне бродить по своим пещерам. – Я говорила все это наугад. – И парить на белых крыльях. Быть посланцем Кади.

– Почему белых?

Они не читали Анналы.

– Ворона-альбинос, которая иногда внезапно появляется. Временами Мурген как бы оказывается внутри ее. Его туда помещает Кина. Или делала так прежде, а теперь он цепляется за эту возможность, как делал в те времена, когда Душелов его на такое сподвигла.

– Откуда тебе все это известно?

– Я читаю, в отличие от некоторых. И временами даже читаю Анналы. И в процессе чтения стараюсь понять, что у Мургена скрыто между строк. Даже такое, о чем он и сам мог не догадываться. Полагаю, образ белой вороны сейчас привлекает его тем, что позволяет обрести реальную плоть и выбраться из пещер. Либо он подпадает под влияние Кины всякий раз, когда та пробуждается. Но сейчас все это не имеет значения. Важно лишь одно: чтобы он следил за шайкой наших врагов. И чтобы я могла заломать ему руку, если понадобится.

Поставленная задача должна быть выполнена во что бы то ни стало. Этому меня учил сам Мурген.

– Дрема права, – сказала Сари. – Зацепите его чем-нибудь. А я схвачу за шкирку и надаю хороших пинков, – глядишь, и удастся полностью завладеть его вниманием.

Настроение у Сари резко улучшилось, как будто эта идея насчет прямого общения с Мургеном была ей совершенно в диковинку, а теперь, будучи озвучена, подарила надежду.

Сари даже готова пойти на открытую конфронтацию с Мургеном, поддержки ради втянув в эту историю Тобо. Не исключено, что ей и впрямь удастся восстановить связь Мургена с внешним миром.

Я повернулась к остальным:

– Утром я обнаружила еще один миф, в котором фигурирует Кина. Отец вовсе не погрузил ее в сон. Она умерла. Тогда ее муж до того огорчился…

– Муж? – пискнул Гоблин. – Что еще за муж?

– Не знаю. В этой книге нет имен. Она написана для людей, воспитанных в гуннитской вере. Авторы были уверены, что всякий читающий ее поймет, о ком речь. Когда Кина умерла, ее муж настолько опечалился, что схватил труп и принялся с ним танцевать. В точности как, по рассказам Мургена, она это делала в его видениях. Несчастный до того разошелся, что другие боги испугались, как бы он не разрушил мир. Тогда отец швырнул в Кину заколдованный нож, который разрезал ее на пятьдесят кусков. И все места, куда эти куски упали, стали святыми для тех, кто ей поклоняется. Читая между строк, я предположила бы, что Хатовар – это место, где ударилась оземь ее голова.

– Видать, Одноглазый был на правильном пути, когда хотел выйти в отставку и поселиться в глуши.

Одноглазый вытаращил глаза. Гоблин говорит о нем добрые слова?

– Черта с два! Это был всего лишь приступ юношеской неуверенности в будущем. Но я с ним благополучно справился, ко мне вернулось чувство ответственности.

– Одноглазый – и ответственность? – хмыкнула я. – Абсурд.

– Разве что за мор и глад, – ухмыльнулся Гоблин.

– Я не понял этой истории про Кину, – заявил Одноглазый. – Если она давным-давно умерла, то как ей удалось доставить нам столько неприятностей за последние двадцать или тридцать лет?

– Это религия, дубина, – проворчал Гоблин. – В ней и не должно быть смысла.

– Кина – богиня, – сказала я. – Сдается мне, боги никогда не умирают до конца. Не знаю, Одноглазый. Я просто рассказала то, о чем прочла. Вспомни: гунниты не верят, что человеческая жизнь прекращается навсегда. Душа продолжает жить.

– Хе-хе-хе, – захихикал Гоблин. – Если гунниты правы, ты по уши в дерьме, коротышка. Колесо Жизни будет возрождать тебя снова и снова, пока ты не станешь совсем хорошим. Тебе предстоит избыть уйму кармы.

– Хватит! – взорвалась я. – Мы, кажется, собирались работать.

Работать. Вряд ли найдется человек, которому нравится это слово.

– Прибейте Мургена гвоздями к полу, – продолжала я. – Или на цепь посадите. Что хотите делайте, чтобы мы могли держать его под контролем. Тогда Сари сумеет разбудить его по-настоящему. В самое ближайшее время события начнут развиваться очень бурно. Мурген должен быть ясен рассудком и полностью дееспособен.

– Похоже, ты не собираешься стоять тут у нас над душой, – проворчал Одноглазый.

Я уже поднялась:

– Ты догадлив. Мне нужно кое-что почитать и перевести. Обойдетесь без меня, если дадите волю чувству ответственности.

Одноглазый сказал Гоблину:

– Нужно засунуть Малышку в один спальный мешок с каким-нибудь парнем, это ей вправит мозги.

Один спальник на двоих – для него лекарство от всех болезней, несмотря на возраст.

– Когда Мурген разберется с тем, о чем я говорила, пусть поищет Нарайяна и Дщерь Ночи, – сказала я, прежде чем уйти.

Не надо было объяснять колдунам, что эта парочка ни в коем случае не должна достигнуть своих целей.