Текст книги "Хроники Империи Ужаса. Нашествие Тьмы"

Однажды зимой, когда у стен замка выл ветер, поднимая клубы снега в окрестностях, расположенных выше, и когда внутренний двор Фангдреда покрылся слоем льда толщиною в фут, Вартлоккур, Старец и Мария сидели в холодной комнате на вершине Башни Ветров, глядя в зеркало. Ветер усилился, завывая, словно души грешников в аду. Не слишком приятный день для родов. Очередных родов, на этот раз крайне важных для Вартлоккура.

Зеркало позволяло ему заглянуть в далекую комнату, глубоко погребенную внутри другой обдуваемой ветрами башни. В Вороньем Грае, столь же холодном и суровом, как и Фангдред, в мрачной, словно обветренный череп, обители Королей Бурь, на свет должен был появиться новый член семьи. Девочка.

Мария не вполне понимала, что происходит, однако никто не соизволил ей что-либо объяснить. Она тревожилась, видя столь большой интерес мужа к данному событию и тщетно пытаясь догадаться, чем он вызван.

В центре зеркала лежала прикованная к постели женщина.

– Ей не стоило бы иметь детей, – заметил Старец. – Слишком уж она стройная. Однако ведь это уже ее седьмой ребенок, верно?

– Да, – сказала Мария, отвечая на первую часть его фразы. – Она очень страдает.

Вартлоккур моргнул. В ее словах слышался упрек, словно она спрашивала, почему сама не может чаще испытывать такую же боль. Ей хотелось бы больше детей. Однако упрек этот жил исключительно в его голове. Марии не была свойственна хитрость или коварство.

– Схватки участились, – сказал Старец.

– Уже пора, – сочувственно добавила Мария.

И действительно, к постели женщины подошли ее муж и повитуха. Слуги забегали туда-сюда, принося полотенца, горячую и холодную воду и снадобья для облегчения боли. В дальней части комнаты человек с сидящим на плече соколом подкладывал дрова в огромный камин, тщетно пытаясь прогнать холод.

Женщина родила девочку, как и гласило пророчество, – уродливую, сморщенную, красную, совершенно недостойную восхищения. Однако Вартлоккур и Старец помнили эту малышку другой, уже взрослой, какой они видели ее в зеркале раньше. Отец назвал ее Непантой, по имени магического снадобья, способного прогнать из души все печали. Затем он положил ее на грудь матери, накрыл обеих одеялом, защищая от жестокой стужи, и вернулся к делам, сводившимся к управлению замком. Меньше чем через час мать умерла от кровотечения, которое так и не удалось остановить.

Когда все закончилось, в Фангдреде воцарилась радость. Вартлоккур и Старец объявили о празднестве и распорядились устроить пир. Зарезали быка, вынесли из подвалов вино, состоялись игры и всевозможные состязания, а дудочника едва не свели с ума, заставляя беспрерывно играть. Люди танцевали, пели, и каждый развлекался по-своему.

Кроме Марии, пребывавшей в смешанных чувствах – от восторга до отчаяния.

А потом и дудочника.

По мере того как день близился к концу, в бочонках с вином показалось дно, а многие празднующие упились до упаду, настроение становилось не столь радостным. Старец все больше мрачнел, пока не начал изъясняться лишь односложным ворчанием. В его затуманенном алкоголем разуме вновь громоздились тысячелетние пласты времени. К нему возвращалось все то зло, которое он видел в жизни и которое причинил другим.

– Навами, – бормотал он, то и дело повторяя это имя. – Это я виноват.

Вернулась усталость, лишь изредка прерываемая вспышками злобы, напоминая о том, сколько еще ему предстоит познать в будущем и того и другого. Он становился все более мрачным и подавленным. Смерть, призрака которой он никогда прежде не замечал, стала вдруг желанной, любимой, насмешливой госпожой, вечно недосягаемой, словно блуждающий болотный огонек.

Но и перед Вартлоккуром, едва успокоилось веселящее воздействие вина на душу, замелькали, сменяя друг друга, воспоминания о былом. Кровь застучала в висках. Теперь он вспомнил все, что пытался прогнать из мыслей: все смерти, которые довелось увидеть, годы, проведенные в Шинсане, и эхо сделок, на которые пришлось пойти, чтобы получить желанное образование, и то, как он использовал союзников во время уничтожения Ильказара. Теперь все те люди были уже мертвы, и многие погибли по его вине. Сколько из них умерли с его именем и проклятием на устах? Он помнил вопли жителей гибнущего Ильказара, до сих пор появлявшиеся лишь в худших ночных кошмарах. Но сейчас сквозь отдающуюся в висках боль они вторглись в его пробуждающийся разум…

– Ах ты, дрянь! – взревел Старец, швыряя пустой бутылью в дудочника, и вскочил, грохнув кулаком по столу. – Я же тебе говорил, чтобы ты этого не играл!

Дудочник, сам уже основательно пьяный, издевательски поклонился и повторил мелодию. В зале наступила тишина. Все взгляды обратились к Старцу, который схватил нож, брошенный кем-то в остатках жаркого, и направился к дудочнику.

Поняв, что на этот раз зашел чересчур далеко, дудочник бросился к Вартлоккуру. Чародей принялся успокаивать Старца.

Бедный глупец! Едва избежав гнева одного господина, он не на шутку рассердил другого, заиграв мелодию из «Чародеев Ильказара». Все остальное Вартлоккур мог бы ему простить, но этого стерпеть не сумел.

Никто не ожидал подобного…

Он произнес длинное заклинание, часто запинаясь, чтобы правильно выговорить тот или иной слог заплетающимся от избытка вина языком. Внезапный хлопок, крик – и заклятие завершилось. Дудочник взмыл в воздух, полностью невесомый. Вартлоккур что-то неразборчиво проворчал, а затем пнул его, отправив в полет по залу. Дудочник завопил, молотя руками и ногами по воздуху, его стошнило, но он уже оказался рядом со Старцем.

Жаль, что Мария и остальные женщины уже ушли. Возможно, их выдержка и спокойствие помогли бы избежать катастрофы.

Схватив за руку безвольное тело дудочника, Старец раскрутил его в воздухе, а затем швырнул в толпу пьяных обитателей замка, из которых мало кто питал к шуту теплые чувства, ибо тот частенько говорил правду, которую никто не желал слышать.

Сработал стадный инстинкт. Дудочник превратился в вопящий комок, который гоняла по залу толпа во главе с Вартлоккуром и Старцем – словно стая зверей, преследующих беззащитную жертву и наслаждающихся собственной жестокостью. Кто-то вспомнил, что шут боится высоты. Превратившаяся в рычащую неразумную массу толпа вывалилась из общего зала на внешнюю стену.

Дико вопя, дудочник повис над пропастью в тысячу футов, умоляя о пощаде. Все смеялись. Ветер унес его далеко от стены. Зловеще ухмыляясь, Вартлоккур подтащил его ближе, пока тот в отчаянии не начал цепляться ногтями за зубцы стены, – а потом полностью освободил от действия заклятия. Дудочник с воем полетел вниз, навстречу неминуемой смерти… лишь затем, чтобы остановиться в нескольких ярдах над обледеневшими иззубренными скалами.

Ветер запустил морозные щупальца под одежду Вартлоккура, и холод его отрезвил. Внезапно он понял, где находится и что делает. Чувство стыда нахлынуло липкой серой волной, гася овладевшее им безумие. Он вытащил дудочника наверх, готовый его защищать… и понял, что необходимости в том нет. Ледяной вихрь точно так же подействовал и на всех остальных. Большинство ушли, чтобы побыть наедине с собственным позором.

Вартлоккур и Старец бурно извинялись, предлагая возместить любой ущерб.

Дудочник даже на них не взглянул и не сказал ни слова, прежде чем уйти, чтобы в одиночестве усмирить свой гнев и страх. Его удаляющаяся спина стала последним, что они запомнили о нем.

Из мрачных сновидений Вартлоккура вырвала обезумевшая от страха Мария.

– Что такое? – грубо спросил он, застонав от похмелья.

– Он исчез!

– Гм? – Он сел и потер виски, не чувствуя какого-либо облегчения. – Кто?

– Ребенок! Твой сын! – (Еще ничего не понимая, он бездумно вглядывался в ее залитое слезами лицо. Его сын?) – Ты что-нибудь собираешься делать? – допытывалась она.

В голове у него постепенно прояснилось, мысли заработали четче.

– Где дудочник? – спросил он, движимый неясным предчувствием.

Через четверть часа они поняли все. Шут тоже исчез, а вместе с ним – мулы, одеяла и провизия.

– Какая жестокая месть! – вскричал Вартлоккур.

Они со Старцем провели многие дни в Башне Ветров, занимаясь неустанными поисками… но в конце концов им пришлось признать поражение. Мужчина и ребенок словно сквозь землю провалились.

– Как же мерзко использовали нас судьбы! – заявил Старец. – Как жестоко…

И действительно – судьбы взяли заложника, чтобы обеспечить участие Вартлоккура в Великой Игре.

Мария какое-то время была безутешна, но в конце концов успокоилась. Женщинам ее времени часто приходилось мириться с потерей ребенка.

11
Осень 996 г. от О. И. И
Огни, что пылают…

Сальтимбанко снова сидел в кресле перед камином Непанты, но самой ее в комнате не было – она ухаживала за ранеными глубоко в подземельях. Вскоре, однако, она должна была вернуться – раны заживали, и работы у нее оставалось все меньше. Сейчас она могла уже больше времени проводить со своим мужчиной – ибо именно так она порой о нем думала, и именно так все его называли. Лишь сам Сальтимбанко не был до конца уверен, подходит ли он на эту роль. Поскольку отношения между ними была весьма туманными, в его глазах она выглядела немногим больше, чем просто подруга. Когда, как сейчас, ее не было рядом, он ничего особенного не чувствовал. В ее же присутствии душа словно покрывалась льдом. В Непанте было нечто холодное и чуждое, непостижимое, из-за чего в душе его, когда он находился рядом, царила полнейшая пустота. Казалось, будто все его действия, которые она в отношении себя позволяла, направлены на кого-то другого, на некий плод воображения, а не настоящую женщину. Их разделял эмоциональный вакуум, который он был не в состоянии заполнить, пока жил ее страх. Да, он убедился, что секс для него куда менее важен, чем казалось раньше. Но – этот ее неразумный страх! Именно он был причиной неестественной напряженности, разрушавший любые надежды на союз. Редко когда ему доводилось быть рядом с кем-то и одновременно столь далеко…

Он сидел, погруженный в размышления над природой их союза и глядя из-под полуприкрытых век на огонь, когда раздался стук в дверь. Встав, он подошел к двери и увидел на пороге Элану.

– Женщина в Глубоких темницах.

– Я знаю. Послушай, Хаакен очнулся. Они намерены с ним поговорить. Хочешь спуститься?

– Может, попозже. Хотя отчет охотно выслушаю. А пока мне нужно поговорить с этой странной женщиной. – Он немного помолчал, затем спросил: – В чем моя проблема? Я не в силах разрушить незримые стены, которые толще укреплений вокруг Вороньего Грая.

– Она боится…

– Я ничего от нее не требую. Тело женщины принадлежит ей самой. Я как-нибудь переживу и без этого. Все дело в ее отчужденности и холодности.

– Это не единственный ее страх. Она боится, что может тебе повредить.

– Это глупость! Безумие!

– Во всяком случае, не слишком умно, но для нее более чем реально. Если бы мы не были в осаде, она бы сбежала. Она чувствует себя словно в ловушке. Она окружена личными страхами, не знает, что делать, и куда в большей степени, чем когда-либо раньше. Ей некуда бежать… она боится примириться с неизбежным… и потому сражается. Ты сам знаешь, что ее настроение время от времени меняется. Иногда она любит тебя и желает… а потом в ней побеждает страх. И тогда она не в силах сражаться. Или не хочет.

– И что же я могу сделать?

– Быть терпеливым. Что еще?

– Я храню терпение уже много месяцев. Моя любовь все сильнее… – Ага! Наконец-то он в этом признался. – Но терпение истощается. Гнев, порожденный неудовлетворенностью, словно змея, извивается в глубине моего разума, и с каждым днем его все труднее обуздать. Порой бывает, что я готов крикнуть: «Хватит!» – перелезть через стену и уйти куда глаза глядят. И к дьяволу эту сумасшедшую женщину с полной чудачеств головой! Даже множество золотых слитков не так искушают, как бегство от умопомешательства. А вино и женщины скоро помогут обо всем забыть, – по крайней мере, я надеюсь. Скоро, уже скоро я так и сделаю. Смысл биться головой о стену, как те солдаты у замка? Толку никакого, одни синяки. Стены Вороньего Грая невозможно преодолеть, так что тем, в горах, не видать добычи. Точно так же не преодолеть и стену вокруг Непанты – за ней нет никаких сокровищ для старого глупца. Скоро я вас покину.

Элана хотела что-то сказать, но промолчала, услышав, как внизу хлопнула дверь.

– Идет странная женщина, – сообщил Сальтимбанко. – Однако я больше не в настроении на нее смотреть. Выберусь через черный ход. Потом приходи, расскажешь, что сказал Черный Клык.

Непанта, однако, успела заметить его поспешное бегство:

– Что такое?..

– Он в печали.

– Мы собирались вместе пообедать.

– Он тебя любит, а ты нечестно с ним играешь. Он уже подумывает о том, чтобы перебраться через стену.

– Он хочет нас покинуть?

– Не покинуть. Сбежать. Он чувствует себя в ловушке.

– Разве не все мы сейчас в ней? Но все закончится, когда наступит весна.

– Не притворяйся глупее, чем ты есть на самом деле! – бросила Элана, несколько резче, чем намеревалась. – Это из-за тебя он чувствует себя в ловушке. После того как за столь долгое время у вас так ничего и не вышло, он предпочитает сбежать и обо всем забыть. Зачем ему и дальше биться головой о стену?

– Но ты же знаешь, какие у меня проблемы с тем, чтобы хотя бы заговорить на эту тему…

– Дело не в этом. Дело в других стенах, которые ты возводишь между ним и собой.

– Например?

– На самом деле многое. Во-первых, твое мнение о самой себе. Ты считаешь, что не слишком хороша для него, и потому отталкиваешь. К тому же еще и все твои разговоры о том, что ты будешь делать, когда закончится война. Не вполне реалистичные проекты, но ты за них цепляешься, чтобы отгородиться от реального мира. Вот только таким образом ты отгораживаешься и от Сальтимбанко. А твое постоянно меняющееся настроение тоже ничему не помогает.

– Ты жестока, Астрид.

– Что смотришь, словно побитый щенок? Что вообще в состоянии тебя тронуть? И так уже все слишком долго тебя терпели. Если бы это хоть чем-то могло помочь, я попросила бы Ренделя, чтобы он тебя выпорол – для твоего же блага. Непанта, мы говорим о человеке, вся жизнь которого вращается вокруг тебя. Ты его убиваешь, и, похоже, тебя это даже особо не волнует. На самом деле ты делаешь все возможное, чтобы его еще больше жалели. И при этом продолжаешь твердить, будто любишь! Пойми, вам по двадцать девять лет. Слишком много времени потрачено зря, и этого уже не изменить. Но ты хочешь отвергнуть и все то, что еще осталось? Повзрослей, Непанта! Проснись! Ты тратишь впустую нечто очень ценное.

– Но…

– Что, на любой случай найдется отговорка? Подумай как следует. Через десять лет, если и дальше будешь сидеть в своей башне, – что станет твоим прошлым? Бесплодная земля, голая, как эти горы?

– Астрид…

– Не желаю больше слушать! У меня нет времени. Я иду вниз к мужу. Он настоящий. А если и дальше останусь с тобой, наверное, начну от злости ногти грызть.

– Астрид…

Но Элана ушла, не обращая внимания на мольбы. Поникнув, Непанта вернулась в свою комнату и подошла к камину. Схватив с каминной полки статуэтку, она швырнула ее об стену.

Прибежавшая на звон бьющегося фарфора служанка увидела, как Непанта раз за разом пронзает кинжалом свою вышивку.

Элана шла через двор, все еще кипя от злости.

Из башни, где старый сокольничий держал голубей, выбежал Вальтер – бледный и потрясенный:

– Непанта в Колокольне?

Элана кивнула.

– Найди своего мужа и Сальтимбанко, если его увидишь, – крикнул Вальтер через плечо, – и приведи их в Нижний Арсенал. Быстрее! – Он скрылся внутри Колокольни.

Что-то случилось. Что? Потом она вспомнила, что Браги сейчас как раз в Нижнем Арсенале и разговаривает с Хаакеном. Если их кто-то подслушает – игра окончена.

Несколько минут спустя она, отчаянно пытаясь перевести дух, ворвалась в комнату, где лежал Хаакен:

– Что-то случилось. Вальтер бегает вокруг и созывает всех на встречу в чародейском кабинете. Браги, ты тоже должен явиться.

Рагнарсон замер и на мгновение задумался.

– Драконобой, – он указал на брата, – заткни ему рот кляпом и спрячь. Не спускай с него глаз. Остальные – вниз, в Глубокие темницы. Делайте вид, будто пришли навестить раненых. Элана, где Насмешник?

– Мы совсем недавно с ним разговаривали, но я понятия не имею, где он сейчас. Похоже, дело плохо. Непанта ничем не смогла помочь.

– Иногда он отправляется туда, где сходятся задние стены, и стоит, глядя на ущелье, – сказал Драконобой, завязывая узел кляпа на затылке Черного Клыка. – Именно там вы его и найдете, если ему действительно захотелось подумать. Это самое уединенное место во всем Вороньем Грае.

– Ладно, пошли! – рявкнул Рагнарсон.

Десять минут спустя полностью вымотавшаяся Элана добралась до вершины низкой задней стены. В нескольких ярдах от нее, глядя на простирающееся под Кандарином ущелье, стояли Джеррад и Сальтимбанко. Они передавали друг другу кожаный бурдюк, негромко бормоча. Ее встретили молчанием.

– Что-то случилось, – сообщила она. – Вальтер хочет вас видеть в Нижнем Арсенале.

– Что на этот раз? – поинтересовался Джеррад.

Сальтимбанко промолчал, лишь бросил взгляд на Элану, а затем снова повернулся в сторону ущелья… А это еще что? Что такое? Прямо на крутом склоне? Что ж, ладно! Снова повернувшись, он обнял Джеррада за плечи:

– Идем, дружище. Порадуем их, а? Но вино тоже возьмем с собой, чтобы и самим порадоваться. Хей! Устроим небольшой балаган на встрече, а? Ладно! Идем.

Когда они добрались до места, их уже ждали. Джеррад занял свой обычный стул, Сальтимбанко же уселся на место Ридье со словами:

– Что, старый план толстого шута потерпел крах? Новая интрига, чтобы найти шпиона? Может, очередная возможность для меня стать героем?

– Не садись тут! – рявкнул Вальтер. – Поставь себе стул у стены.

Все, как по команде, подняли брови. Вальтер пока не выдал свою тайну, но сделал это, едва Сальтимбанко сел там, где ему сказали.

– Я только что получил известие от Люксоса. Чтобы его отправить, он использовал последнего голубя… – Он замолчал, борясь с обуревавшими его чувствами горя и гнева, а затем крикнул: – Ридье мертв!

– Что?

– Как?

– Ты уверен?

Рагнарсон и Сальтимбанко сидели молча, не зная, что сказать или сделать. Вся операция внезапно приобретала весьма неприятный оборот. Погиб член семьи, и их предательству теперь не могло быть прощения.

– Заткнитесь! – крикнул Вальтер, пытаясь утихомирить шум. – Я знаю лишь, что две недели назад он погиб от руки убийцы бин Юсифа. Люксос пишет, что напал на некий след. Ридье пошел заплатить за сведения и не вернулся. Его нашли в водах Серебряной Ленты, связанного за руки и за ноги с осведомителем. Обоих зарезали ножом. Люксос пишет, что возвращается домой, пока с ним не случилось то же самое.

Наступившую тишину нарушил Турран:

– Что ж, игры закончились. Теперь у нас есть долг, который мы должны отплатить.

– Когда мы уничтожим Итаскию? – спросил Брок.

Простое, не подлежащее обсуждению сведение счетов – город за брата.

– Нет, этого мы делать не станем! – рявкнул Вальтер. – Мы не можем себе позволить новых врагов. В любом случае Итаския тут ни при чем. Это сделал бин Юсиф.

– Бин Юсиф – человек проклятого итаскийского Министерства войны, – возразил Брок. – Он их главный козырь как против Эль-Мюрида, так и против лорда Грейфеллса. Можешь не сомневаться, ко всему, что он делает, приложило руку Министерство.

– Проклятье! – крикнула Непанта. – Неужели мы не можем прервать осаду?

– Нет, – ответил Турран. – Для этого мы недостаточно сильны. Я не могу просить Ренделя, чтобы он совершил самоубийство. Так или иначе, какое это имеет отношение к делу?

Никакого. Она лишь пыталась избежать другой проблемы.

Вбежал наемник Рагнарсона, положив внезапный конец совещанию:

– Капитан, они идут!

– Объявляй тревогу, Уте.

– Тревога объявлена несколько минут назад. Отряды на постах. Катапульты и баллисты уже стреляют.

– Что ж, идем посмотрим. – Турран встал. – Вперед! – прогремел он. – На стены!

Когда Рагнарсон вышел во двор, там царила дикая суматоха – мужчины и женщины бегали во все стороны. Внешне они перемещались совершенно беспорядочно, без какой-либо цели, но никто не впадал в панику, и вскоре повсюду наступил порядок. Полагая, что утомительная муштра не прошла даром. Мужчины натягивали канаты катапульт и с хладнокровной невозмутимостью обслуживали тяжелое оружие. Женщины подавали боеприпасы. Со стен на атакующих обрушилась смерть.

Добравшись до командного поста на вершине башни над воротами, Рагнарсон быстро окинул взглядом разворачивающееся наступление бин Юсифа. Гарун вооружил людей лестницами и крючьями, но его отряды уже отступали. Это была лишь проба атаки. Удалось ли Гаруну найти слабое место? Воспользуется ли он им, прежде чем Турран сообразит, что к чему, и очистит замок от агентов противника? Рагнарсон знал, что у него осталось слишком мало времени, чтобы вытянуть из Хаакена необходимые сведения. Поле для его действий дьявольски сужалось. Инстинкт самосохранения требовал как можно быстрее решать, на чью сторону встать.

– Поздравляю, – сказал Турран. – Твои тренировки не прошли даром.

– Пока ничего серьезного, он лишь попробовал. Не возражаешь, если я тебя оставлю?

Не дожидаясь ответа, он поспешил вниз, где прятали Хаакена.

– Кляп! – рявкнул он, входя. Драконобой вытащил тряпку. – Ну что, Хаакен, помнишь что-нибудь?

– Да, – простонал Черный Клык. – Там был старый чудак, который вел себя так, будто это он командует. Я решил его прикончить, едва выпадет подходящий случай, и, когда он пошел куда-то совсем один, двинулся за ним. Клянусь, я не выдал себя ни единым шорохом, но, когда оказался от него в десяти футах, он вдруг подпрыгнул, оглянулся и ткнул в мою сторону пальцем, а следующее, что я помню, – Элана меня будит. Браги, это был какой-то колдун.

– И что? Это все? – Браги попытался встряхнуть брата, но Хаакен снова потерял сознание.

– Не волнуйся так, – успокоила его Элана. – Он уже успел рассказать мне большую часть. Он говорил, что старик все время болтал сам с собой, и помнит, как тот стоял над ним с видом словно у больного и бормотал что-то вроде: «Варт, опять ты это делаешь. Тебе следует остаться в Фангдреде. Ты никогда не должен покидать Зубы Дракона. Сам видишь, к чему это приводит. На твоих руках лишь еще больше крови».

– Зубы Дракона? А! Старец с Гор! Сукин сын! – Последние слова Браги уже прокричал.

– Что такое?

– Наконец-то я сообразил. Старец с Гор. Золото Ильказара, которым платят нам и Гаруну. Чародей по имени Вартлоккур. То, о чем рассказывал Рольф и о чем бредила Непанта в Ива-Сколовде. Вартлоккур упоминается в «Чародеях Ильказара». По легенде, он живет со Старцем с Гор. Все сходится. Если это один и тот же человек – мы здорово вляпались. О нем говорят, будто он величайший чародей всех времен.

– И что с того? – спросил Драконобой, на которого слова Браги не произвели никакого впечатления. – Значит, мы знаем, кто он такой. Но не знаем, зачем он нас во все это втянул.

– Вероятно, речь идет о Силе. Здесь есть то, в чем он мог бы крайне нуждаться, – Рог Звездного Всадника, инструменты для управления погодой, – пожал плечами Рагнарсон.

Теория выглядела не вполне убедительной, но больше в голову ничего не приходило.

Все еще пребывая в мрачном настроении, Сальтимбанко медленно шагал по холодным коридорам. Вопрос о старике занимал лишь малую часть его внимания, в основном же мысли вращались вокруг Непанты, мрачных споров и яростных взаимных обвинений. Он чувствовал себя отвратительно, словно угодил в ловушку, лишившись всех надежд, и это его злило. Он любил Непанту, но все его попытки постоянно кончались неудачей. Она тоже его любила, в чем он не сомневался, но ее странные страхи и мечты, свойственные скорее маленькой девочке, стояли между ними, подобно барьеру, неприступному, словно само время.

Ему пришло в голову, что подобная бессмыслица может продолжаться вечно, если он сам это позволит. Элана вкратце описала ему свой спор с Непантой, что, впрочем, мало чем помогло. Непанта оставалась столь же далекой, испуганной и мечтательной женщиной-ребенком. Что ж, решил он, пора с этим кончать. По-настоящему. Он был сыт по горло игрой в эмоциональный мячик. Приняв решение, он ускорил шаг.

Снаружи он увидел первые хлопья снега, предвещающие зиму. Казалось, будто время наконец стало под знамена Королей Бурь. Снег выпал на много недель раньше обычного.

В Колокольне он узнал, что Непанту можно найти в Нижнем Арсенале. Глядя в окно на падающий снег, он вдруг понял, насколько близко оказался к опасной черте. Он надеялся, что старик не станет питать к нему неприязни, как и Непанта. Когда наконец придет Гарун, когда падет Вороний Грай, он сможет показать свое истинное лицо – и тогда обе стороны могут счесть его предателем. Заплатит ли старик, как обещал? Если нет – хлопот не оберешься. У Гаруна была армия, к тому же он славился нехваткой терпения. И Непанта. Возненавидит ли она его? Отвергнет ли раз и навсегда?

Подобные мысли и тысячи других, столь же мрачных, обуревали его душу, пока он ждал свою женщину. Сидя все в том же кресле перед камином и охваченный тревогой, он даже не заметил ее появления, пока она не заговорила. Лишь тогда он поднял взгляд.

– Привет.

Лицо ее казалось бескровным – она страдала от собственных тревог. Он едва не отказался от своих намерений, но решимость его нарастала. Должен быть какой-то выход. Нужно наконец решить – начало или конец.

– Непанта, – начал он твердым как сталь голосом, что было для него довольно необычно, – к чему мы идем? В никуда? Ты решилась наконец повзрослеть?

Твердый тон и напряжение в голосе настолько застали Непанту врасплох, что она сумела лишь пробормотать:

– Я… ну…

Решительности у него лишь прибавилось.

– В течение дня ты должна принять решение, – проговорил он сквозь зубы. – До завтрашнего ужина. Либо мы назначаем дату свадьбы, либо ничего у нас не выйдет. Если нет, моя отчаявшаяся душа переберется через стену. Я не в силах вынести такой любви, что иногда есть, а иногда нет. Вороний Грай падет до конца месяца.

– Что?

– Либо ты назначаешь дату свадьбы, либо нет. Это ультиматум. Больше никаких игр. Ответ завтра.

Размашистыми шагами он мрачно направился к двери.

– Подожди! Дай мне чуть больше времени!

– Уже дал! – Он захлопнул за собой дверь.

Непанта уставилась на дверь, словно на дракона, стоящего на пути к свободе. Все обращалось в прах. Она не могла выйти замуж! Неужели он не в состоянии этого понять? Да, она любила его, но была готова принять лишь как мужчину, на которого можно опереться в тяжелую минуту. Ей не хотелось, чтобы он стал кем-то, перед кем придется нести ответственность. Кусая губы, она направилась в спальню.

В дверях стояла Анина:

– Жестоко, да?

Непанта удивленно уставилась на нее.

– Ну и ладно, – слабо усмехнулась Анина. – Сможешь теперь указать ему на дверь.

Она вернулась в спальню, но вскоре снова вышла с сумкой в руках.

– Куда ты собралась? – спросила Непанта. – Мне нужна твоя помощь – переодеться к ужину.

– Найди себе кого-нибудь другого. Мой мужчина не желает, чтобы я находилась рядом с тобой.

Мужчиной этим был Рольф, действовавший заодно с Насмешником. Непанта почувствовала себя полностью разбитой. Даже Рольф, ее верный командир и помощник со времен первых дней в Ива-Сколовде…

Во второй раз за несколько минут у нее перед носом захлопнули дверь. Зато открылась другая – в ее душе, выпустив на волю все страхи. Упав на постель, она заплакала, затем глубоко задумалась. На ужин она не спустилась и ночью ни на мгновение не сомкнула глаз.

Когда наступил рассвет, серый от хлопьев снега, она стояла у окна, глядя в сторону лагеря Гаруна, но ничего не видела. Взгляд ее был устремлен внутрь себя – она злилась на мир и на людей, которые постоянно ее к чему-то вынуждали. Какое они имели право?..

Она начала расхаживать по комнате. Лицо ее постепенно краснело, по мере того как нарастал гнев. Из уголков глаз скатились давно позабытые слезы.

– Проклятье, проклятье, проклятье! Почему они никак не могут оставить меня в покое? Я никого не хочу, хочу быть собой! – Тихий голос, издевательски передразнивавший ее где-то в дальнем уголке разума, злорадно хихикал: «Врешь!» – Я не дам заковать себя в цепи! – «Ха! Что же в таком случае твои сны, если не связывающие тебя цепи? Что такое люди и вещи, которыми ты себя окружаешь, как не стены, удерживающие тебя внутри? Стоит тебе сбежать – и вся жизнь, которая тебя еще ждет, станет столь же бесплодной, как и твое прошлое. Что ты станешь делать, когда все светлые завтрашние дни станут скелетами дней вчерашних? Ты плачешь? Почему? Ты даже не узнаешь, чего лишилась, но никогда уже не станешь единым целым».

Ночь эта была еще хуже, чем любая за полные кошмаров годы, прошедшие до появления в ее жизни Сальтимбанко. Она плакала, пока не выплакала все слезы, ломала вещи, кричала, бесновалась – и не находила никакого способа избежать необходимости принять решение.

Это было действительно странно. Ее не волновали хорошие и плохие стороны решения, принять которое требовал Сальтимбанко, – пугала лишь необходимость выбора, должна она его принять или нет. Решения были для нее проклятием. Каждое из них становилось кирпичиком в стене, окружающим тюремную камеру реальности. И каждое не оставляло ей выбора.

Назавтра в полдень голод наконец выгнал Сальтимбанко в общий зал. Там он обнаружил Туррана, Вальтера и Брока, которые отдавали приказы солдатам, разбиравшим стоявшие на козлах столы. Схватив полбуханки хлеба и кружку вина, прежде чем те успели таинственным образом исчезнуть, он подошел к Королям Бурь:

– Мне интересно знать, что вообще происходит.

Волнение и тревога, вызванные известием о смерти Ридье, казалось, полностью исчезли. Его это радовало, но он не понимал, в чем дело.

– Не знаешь? – удивился Турран. – Хотя вряд ли. Это в ее стиле. Что ж, я тебе никогда не скажу.

Брок, обычно не проявлявший особых чувств, по-дружески хлопнул Сальтимбанко по плечу, но тоже отказался от каких-либо объяснений.

Изо всех сил стараясь оставаться как можно более неприметным, Сальтимбанко вышел из общего зала и отправился в заднюю часть крепости, чтобы снова взглянуть на ущелье. Однако вдруг оказалось, что ноги несут его прямиком в Колокольню, и он решил им подчиниться.

Жалкий вид Непанты, открывшей дверь, потряс его до глубины души. Не говоря ни слова, она жестом пригласила его внутрь. Он увидел, что она снова сшила порванную вышивку. Усевшись поудобнее в мягкое кресло, он откинулся на спинку, закрыв глаза, как обычно и поступал, и стал ждать. У Непанты хватало собственных тревог, чтобы переживать еще и о смерти Ридье. Здесь он был в безопасности.