Текст книги "Психология артистической деятельности: Таланты и поклонники"

В ходе спектакля актер должен до некоторой степени «погружаться» в роль, однако не менее важно, чтобы он все время мысленно наблюдал за представлением как бы со стороны публики. Возможно, именно в этом состоит различие между актерской игрой и эгоцентрическим потворством своим желаниям. Эффект самогипнотической идентификации с изображаемым персонажем можно в определенном смысле сравнить с эффектом алкоголя: перспектива актера ограничивается до такой степени, что сам он считает свою игру великолепной, хотя публика может вовсе и не разделять этого убеждения. С точки зрения публики, такой актер теряет контакт с реальностью и уходит в мир собственных фантазий.

НАБЛЮДЕНИЕ И МОДЕЛИРОВАНИЕ

Большинство актеров согласятся с положением «Метода» о том, что для сценического воплощения персонажа необходимо задействовать собственные внутренние ресурсы. Однако рано или поздно наступает момент, когда актер достигает пределов своего внутреннего «Я» и начинает нуждаться в большем. На этой стадии приходится включать в роль материал, почерпнутый из наблюдений за другими людьми. Джуди Денч пишет:

«Нередко приходится постигать в роли нечто такое, что вы сами никогда не испытывали. Поэтому вам надо обзавестись, так сказать, фотоаппаратом для моментальных снимков, который будет срабатывать даже тогда, когда вы об этом не будете знать».

(Judi Dench, 1990, р. 313)

Актеры, особенно мастера перевоплощения (в противоположность харизматическим «звездам»), развивают в себе наблюдательность, чтобы при необходимости включить в образ своего персонажа черты окружающих людей. Работая над ролью Бэзила Фолти, Джон Клиз сплавил воедино определенные черты собственной личности и особенности нескольких своих эксцентричных знакомых. Одним из таких чудаков был владелец бара по имени Де ла Тесте Тиккелл, рьяно отстаивавший консервативные позиции в политике и ставший местной знаменитостью в Кембридже. Тиккелл носил ботфорты, рычал на своих помощников и, по слухам, кидался с кулаками на клиентов, если те оскорбляли его чувства, являясь в бар в тенниске или небритыми либо поливая кетчупом его ветчину. В сущности, образ Фолти оказался лишь легким преувеличением характерных качеств этого реального человека.

Актер классического театра Энтони Шер (Sher, 1985) приводит историю своей подготовки к роли Ричарда III для лондонской сцены. Чтобы лучше понять своего персонажа, Шер изучал характер серийного убийцы Денниса Нильсена (который в то время попал в поле пристального внимания общественности) и наблюдал за поведением разнообразных хищных насекомых. Объединение этих элементов позволило актеру впечатляюще воплотить гротескный и зловещий образ короля, страдавшего явными физическими и психическими отклонениями.

Очевидно, что путем наблюдения и подражания актер черпает вдохновение, необходимое для успешной подготовки к роли. Перед тем как взяться за создание образа, актеры нередко погружаются в субкультуру, представителя которой нужно изобразить на сцене, или пытаются найти в реальной жизни человека, который мог бы послужить им прототипом героя.

ТЕОРИЯ ЛИЧНОСТИ

Знание психологии личности может помочь актеру лучше подготовиться к исполнению роли. Например, было проведено множество исследований на тему, каким образом отдельные черты личности объединяются в более широкие характерологические категории – такие, как экстраверсия, эмоциональность и авантюризм (Eysenck, Eysenck, 1985). Экстраверты не только общительны, но и, как правило, нуждаются в повышенной стимуляции (любят яркие цвета, громкую музыку и разнообразие переживаний). Эмоциональные люди во всем проявляют эмоциональную гиперреакцию: они пугливы, тревожны, капризны и «истеричны», однако при этом отличаются высокой эмпатией (чувствительностью к переживаниям других людей). Изучая типичные взаимосвязи между отдельными чертами личности, актер сможет лучше воссоздать достоверный сценический образ.

В работе актера могут быть полезны и другие теоретические подходы к исследованию личности. Один из них – классификация личностей по типу их ведущей потребности. Поступки одних людей мотивируются главным образом честолюбием, других – потребностью в компании и в социальной поддержке. Для некоторых людей основной целью является удовлетворение сексуальных желаний и разнообразие в сексе, другие стремятся прежде всего избежать смущения и унизительного положения в обществе. Работая над ролью, актер должен помнить, чего в действительности больше всего желает его персонаж. Кроме того, преподаватели сценического мастерства рекомендуют актеру не забывать о главных препятствиях, стоящих на пути его персонажа к цели. Эти препятствия могут быть как материальными (например, нехватка денег), так и внутренними (например, осознание своего долга в случае с Гамлетом); а иногда их могут воплощать другие персонажи, чьи мотивы вступают в противоречие с целью данного героя.

Другой крупной теорией личности является психодинамический подход Фрейда и его последователей. Основная идея его состоит в том, что люди обычно не осознают управляющих ими побуждений, поскольку эти побуждения – по большей части сексуальные или агрессивные – этически неприемлемы для осознания и потому подавляются. С помощью Эрнеста Джонса, биографа Фрейда, Лоуренс Оливье сделал постановку «Гамлета» с акцентом на предполагаемом эдиповом комплексе главного героя. Роль матери Гамлета играла молодая привлекательная женщина, а сам Гамлет ласкал ее с откровенной сексуальностью. Подобные же идеи были положены и в основу постановки «Отелло», где Яго изображен гомосексуалистом (подразумевалось, что он добивается любви Отелло и с этой целью желает устранить Дездемону как свою соперницу). Проблема подобных интерпретаций в том, что если предполагаемые сексуальные мотивы бессознательны и подавлены, то их не следовало бы выражать столь откровенно. С точки зрения психоанализа сомнительно также, что публике следует демонстрировать формирование реакции («откат» в противоположном направлении).

Впрочем, несмотря на все эти опасности психоаналитических постановок, существуют тонкие способы передать публике скрытые мотивы персонажей. Например, женщина, испытывающая сексуальное влечение к одному из персонажей, может выдать это, прихорашиваясь или теребя пуговицу на блузке; антипатию же одного персонажа к другому будет легко опознать по фальшивой улыбке (см. главу 5).

ОТРЕПЕТИРОВАННАЯ «ХОРЕОГРАФИЯ»

Основной принцип технической системы актерской игры состоит в том, чтобы с помощью режиссера, а главным образом посредством домашней работы актеров все движения, жесты и реплики персонажа выстроились бы в заранее спланированную и хорошо отрепетированную последовательность. «Хореографические» аспекты сценической постановки никогда не следует «пускать на самотек» или оставлять без внимания вплоть до генеральной репетиции. На то есть несколько причин. Во-первых, будучи непредсказумым в движениях, актер тем самым проявляет неуважение к другим членам труппы. Оказавшись не там и не вовремя, он сбивает с толку других исполнителей, осветителей и т. п. Ведь подготовка к спектаклю – это коллективный труд всей труппы под руководством режиссера. И она не должна вырождаться в соперничество между актерами, в борьбу за внимание публики, в попытки «завладеть сценой» единолично.

Другая причина заблаговременной отработки движений состоит в том, что, как это ни парадоксально, такая дисциплина раскрепощает исполнителя. Освободившись от пространственной неуверенности, от необходимости на ходу принимать решения о том, куда направиться и какое место занять на сцене, актер получает возможность сосредоточиться на других аспектах игры – на интонациях, на выражении лица или на более искреннем «вживании в роль». В свою очередь певец сможет уделить больше внимания музыке и голосу. Тщательная подготовка придает исполнителю уверенность в себе и облегчает запоминание роли. Устойчивые связи между местоположением на сцене, движениями, репликами и музыкой образуют последовательности, удобные для запоминания.

Напротив, неожиданные события на сцене иногда влекут за собой провалы в памяти. Это можно проиллюстрировать инцидентом, происшедшим в театре «Ковент Гарден» во время постановки «Риголетто». Баритон, исполнявший главную партию, неоднократно пел ее по-английски, но на сей раз дебютировал с итальянским текстом. В самом начале главной арии Риголетто, в которой тот требует у придворных вельмож вернуть ему похищенную дочь, от задника отвалился кусок декораций. Баритон отвлекся – и, к изумлению публики, на мгновение вернулся к более привычному для него английскому либретто, пропев: «Filthy rabble, vil razza, dannata».[5]5
  Filthy rabble – «грязный сброд» (англ.); vil razza – «гнусная порода» (итал.); dannata – «черт побери» (итал.) (Примечание переводчика).


[Закрыть]

КОНТРОЛЬ НАД ДЕЙСТВИЯМИ

Техническая система актерской игры уделяет внимание не только тому, что актер должен делать, но и тому, чего он делать не должен. Признак дилетанта на сцене – беспокойство, которое он проявляет в моменты, когда ничем не занят. Неопытные актеры в такие минуты нервно стискивают пальцы или переминаются с ноги на ногу, а публика (зачастую вполне оправданно) воспринимает такие движения как проявление тревоги. Это явление родственно одной из причин, по которой многим людям бывает трудно бросить курить. Они привыкают не только к никотину и запаху тлеющего табака, но и ко всему ритуалу курения: извлечению пачки сигарет из кармана, зажиганию спички, прикуриванию, поднесению сигареты ко рту для затяжки и стряхиванию пепла. Без этой деятельности многим курильщикам становится «некуда девать руки», а если они в принципе склонны к социальной тревоге, то чувствуют себя в компании крайне неуютно без привычного ритуала. Несколько десятилетий назад голливудские режиссеры, понимая эту проблему, позволяли героям своих фильмов закуривать практически в каждой сцене (в сущности, персонажи не курили только в тех эпизодах, где им приходилось бегать, драться, стрелять или целоваться). Актеры в классическом театре и в современных фильмах обычно лишены такой роскоши. Их задача – удерживать внимание зрителя с помощью реплик и мимики, поэтому, чтобы публика не отвлекалась, они должны научиться контролировать движения своих рук и ног.

Уже указывалось на опасность того, что актеры, обучавшиеся по «Методу» Штрасберга, могут внушить себе неадекватный эмоциональный образ и начать производить соответствующие этому образу сумбурные, непоследовательные действия. Приводился пример того, как женщина, получившая известие о смерти своего сына, не замирает от потрясения в молчании (что было бы ближе к обычной реакции), а немедленно ударяется в слезы. Молчаливая реакция была бы более уместна и с драматической точки зрения, поскольку она не привела бы к немедленной разрядке напряжения, а поддержала бы и усилила его. Еще одним примером могла бы послужить часто встречающаяся в игре дилетантов неверная реакция Баттерфляй на возвращение Пинкертона с женой-американкой. Ведь люди, всерьез решившиеся на самоубийство, обычно не проявляют своего горя демонстративно: как правило, они, напротив, выглядят спокойными и умиротворенными. Чтобы актер осознал этот факт, от него требуется не столько сочувствие персонажу или богатое воображение, сколько знание психологии человеческой личности.

Сведение движений тела к минимуму полезно еще и тем, что оно обеспечивает четкость рисунка роли и свидетельствует об уверенности актера в себе. Чем меньше актер жестикулирует и двигается, тем более значительным становится каждое его движение и тем более сильное впечатление на зрителя он производит. Хороший пример – игра Оливье в классической экранизации «Грозового перевала». Можно сказать, что Хитклифф в исполнении Оливье силен не своими действиями, а тем, чего он не делает. В одной из ключевых сцен лицо его остается полностью неподвижным, и только в решающий момент он просто приподнимает бровь. И все же лишь немногие из тех, на кого игра Оливье в этом фильме произвела огромное эмоциональное впечатление, осознают, до какой степени это связано с жестким самоконтролем актера.

Самоконтроль особенно важен в опере, где напряжение эмоций создается самой драматической ситуацией и ассоциативным смыслом музыки. Добавляя к этому накалу страстей свои личные переживания, певец рискует показаться вульгарным. Временами все, что требуется от певца, – это превратиться в своего рода «экран», на который публика будет проецировать подходящие эмоции. Ему не нужно ничего делать специально: зрителям будет ясно из контекста, какие чувства переживает персонаж. Например, в опере Верди «Бал-маскарад» знаменитой арии баритона «Eri tu» (где Ренато изливает оскорбленные чувства, узнав о связи своей жены с человеком, которому он служил верой и правдой) предшествуют несколько тактов напряженной и чрезвычайно волнующей оркестровки. Большинство режиссеров осознает, что нужно устоять перед соблазном и не позволить Ренато разбушеваться под стать музыке. Его внутренние переживания гораздо лучше выразит сама музыка, чем беспорядочные метания по сцене. Иначе певец просто «выпустит пар» вместо того, чтобы довести напряжение праведного гнева своего персонажа до кульминационного момента, где он поворачивается к портрету графа и начинает петь.

Актерам следует контролировать свои движения также и для того, чтобы не привлекать к себе внимания зрителя в то время, когда оно должно быть направлено на других исполнителей. Задача режиссера – разработать постановку так, чтобы в каждый момент спектакля внимание публики было приковано к какому-либо значимому жесту или движению. А задача актеров – способствовать этому процессу, участвуя в нем и исподволь направляя взгляд зрителей в нужную сторону (даже если для этого приходится повернуться к публике спиной). По крайней мере они не должны отвлекать публику внезапными резкими движениями, гримасами, громкими вздохами и прочими привлекающими внимание приемами (см. главу 6). Вечная проблема режиссеров – это певец из хора, пытающийся обратить на себя внимание своей тетушки, сидящей в заднем ряду партера. Столь же нелепо выглядит безответственный актер, постоянно стремящийся попасть в центр внимания публики за счет своих коллег-исполнителей.

ИГРА ОПЕРНЫХ ПЕВЦОВ

Общеизвестно, что оперные певцы – никудышные актеры. Такой репутацией они отчасти обязаны тому факту, что иногда певцов отбирают исключительно по вокальным данным. О Нелли Мелбе говорили, что она знает всего два жеста: выражение страсти (вытянута одна рука) и выражение крайней страсти (распростерты обе руки). В особенности «славятся» своим безнадежным эгоцентризмом итальянские теноры. В театре «Ковент Гарден» один такой тенор отправился за кулисы и закурил сигарету, оставив несчастную партнершу-сопрано с длинной арией взывать к опустевшему месту у рампы. У другого итальянца была привычка всякий раз перед высокой нотой отталкивать героиню, с которой он пел в дуэте, чтобы выйти к рампе и проголосить эту ноту прямо в зал. Здесь заметен элемент соперничества: теноры и сопрано иногда тянут верхние ноты до бесконечности, стремясь продержаться дольше коллеги (что, разумеется, нарушает драматическое правдоподобие).

В защиту певцов следует сказать, что актерская игра в опере связана с особыми трудностями. Певцам приходится следить за движениями дирижера, и хотя это вполне успешно можно сделать «краем глаза», все равно в результате они выглядят довольно странно, а глаза их кажутся «стеклянными». Кроме того, в любом случае певец должен поддерживать внутренний ритм, чтобы не пропустить момент вступления со своей партией. Ведь если он будет полагаться только на дирижера, то неминуемо отстанет от музыки. Поэтому приходится сопоставлять внутренний ритм с дирижерским, из-за чего певцы подсознательно отбивают такт, иногда производя заметные ритмические движения рукой, головой или всем корпусом, что может раздражать публику и других исполнителей (особенно если их личный ритм не совсем точно синхронизируется с дирижерским). Более опытные певцы отбивают ритм незаметно – например, большим пальцем ноги в ботинке.

Некоторые певцы, особенно в ходе подготовки, вырабатывают жестовые аналоги голосовой динамики. Самые распространенные из подобных жестов «поддерживают» повышение тона: например, исполнитель производит энергичное «зачерпывание» ладонью снизу вверх или приподнимается на носки, чтобы взять высокие ноты. Все это очень эффективно для овладения вокальным мастерством, однако позднее, во время спектакля, подавлять привычные жесты бывает трудно, и в результате неуместные движения исполнителя отвлекают публику от содержания оперы.

Певцу нередко приходится продлевать жесты и движения на то время, пока чувства персонажа выражаются музыкой. Оперный исполнитель должен сознавать, что в течение нескольких музыкальных фраз можно обойтись без лишних движений, ограничившись одним только голосом и выражением глаз. Жесты же должны согласовываться со структурой музыки. Так, на фоне музыки легато резкий выброс руки вперед (похожий на боксерский удар) выглядит довольно нелепо. Иногда в таких случаях необходимо создавать эффект, напоминающий замедленную съемку сцены насилия в кино. Не исключено, что подобные приемы в кинематографе мотивированы садистским вуайеризмом, однако их можно рассматривать и как особый способ передачи перцептивного опыта. Страшные события, порождающие чрезвычайно острое психическое возбуждение, порой кажутся более протяженными, чем на самом деле, хотя и могут занимать в реальности считанные мгновения. То же происходит со страстями и сложными дилеммами оперных персонажей. Нередко целые сценические эпизоды приходится трактовать как застывшие во времени живые картины, на фоне которых персонажи изливают свои страдания.

По этим и другим подобным причинам актерская игра оперного певца никогда не бывает естественной в том смысле, в каком естественна игра актеров в современных лирических пьесах и фильмах. Певцы всегда зависят от специфической техники, и особенно при работе в ансамбле необходимо тщательное планирование сцен, чтобы обеспечить взаимопонимание между исполнителями и согласованность их действий с музыкой.

ЗАУЧИВАНИЕ РОЛИ

Одна из практических проблем, с которой сталкиваются актеры и певцы, – это необходимость дословно запоминать большие объемы текстового материала. Способность быстро заучивать роли особо важна для профессиональных актеров, которым часто приходится запоминать несколько ролей одновременно.

О приемах быстрого заучивания текстов можно осведомиться у специалистов. Но актеры редко сходятся друг с другом относительно того, какая стратегия запоминания наиболее эффективна и наиболее популярна среди представителей их профессии. Они даже противоречат друг другу в вопросе о том, важно ли полностью понимать значение заучиваемых реплик и создавать смысловой каркас, как их учили, или достаточно лишь простого механического повторения строк. Существуют и такие, кто убежден в эффективности «фотографического» запоминания.

Знаменитый актер викторианской эпохи Гарри Эдвардс в письме к профессору Гарри Осборну (Osborn, 1902) описывает свой личный опыт быстрого заучивания роли:

«Способность зазубрить роль, или, как мы это называем, „подстрелить ее на лету“, то есть заучить во мгновение ока, приобретается только практикой и долгим опытом. В наши дни, когда постановки долго не сходят со сцены, такая практика почти недоступна молодым актерам. Но в те времена, когда программа в театре менялась гораздо чаще, чем сейчас, умение быстро заучивать роль было насущной необходимостью. Нередки были случаи, когда актер получал роль утром, а вечером уже играл ее, прочитывая нужные реплики прямо перед выходом на сцену и механически фиксируя в памяти внешний вид текста (вплоть до особенностей почерка), расположение реплик на бумаге, их последовательность и все детали, которые только может воспринять глаз. Таким способом актер усваивал слова, но не обязательно – смысл, поскольку у него не было времени подумать над ним, а иногда, если ему по ошибке давали неправильные реплики, он просто сбивался и совершенно запутывался. В результате таких ошибок произошло немало смешных инцидентов. В дни моей юности мне часто приходилось быстро заучивать тексты. Вскоре после того, как мне начали доверять главные роли, я был вынужден запоминать по шесть больших ролей в неделю, из которых заранее был знаком едва ли с двумя. Однажды в двенадцать часов дня я взял роль сэра Джона Фальстафа, а вечером уже блестяще сыграл ее. Нет нужды объяснять, что при таких обстоятельствах проникнуть в смысл образа было невозможно. Одним из последствий такого поспешного заучивания роли является то, что реплики не сохраняются в памяти и ускользают из нее с такой же быстротой, с какой были усвоены».

Интонс-Петерсон и Смит (Intons-Peterson, Smyth, 1987) исследовали «репертуарную память», сравнивая специалистов (опытных актеров) и дилетантов (студентов-психологов того же пола и возраста) в отношении приемов, которыми те пользуются для запоминания больших фрагментов текста. Участников эксперимента, заучивающих дословно прозаические отрывки, произнося их вслух, снимали видеокамерой. Обнаружилось, что определенные ключевые слова (обычно – начала предложений, абзацев и длинных фраз) повторялись испытуемыми чаще, служа как бы своеобразными вехами для вычленения отдельных частей текста. Хотя эта тенденция к фокусировке на конкретных «опорных» словах наблюдалась в обеих группах испытуемых, все же она была более выражена в работе специалистов. Кроме того, специалисты чаще проверяли себя, желая убедиться, что правильно запомнили очередную порцию текста. Наконец, в процессе заучивания они часто двигали головой, руками или ногами, намечая таким образом ритм текста. По-видимому, благодаря именно этим приемам запоминания специалисты усваивали предложенные им фрагменты быстрее, чем дилетанты.

Проведенные психологами исследования позволили дать артистам советы , как наиболее эффективно заучивать материал.

1. Членение текста на части. Прочитав или прослушав весь текст и получив о нем некое общее впечатление (подобное тому, которое получит публика), следует разделить материал на удобозапоминаемые фрагменты, представляющие собой подзадачи для предварительной работы. Первоначально каждый из этих фрагментов должен равняться одному предложению, одному двустишию или музыкальной фразе. Части текста должны быть осмысленными, связными и в определенном смысле «завершенными».

2. Группировка частей текста. Усвоив отдельные фрагменты, следует объединить их в более крупные отрывки: например, первое появление на сцене, первый куплет песни или первый раздел музыкального произведения. Успешно справившись с этой задачей, можно переходить к следующему этапу, объединив фрагменты в еще более крупные единицы: например, весь первый акт, первая ария или первая часть музыкального произведения. Затем снова следует произвести укрупнение фрагментов. И так далее, пока не будет заучен весь материал.

3. Проверка. На каждом этапе, начиная от первого разделения текста на фрагменты, следует проверять качество запоминания: повторять заученные части, не глядя в текст. Благодаря этому можно сразу установить особо трудные места и при дальнейшей работе сосредоточиться именно на них, не тратя времени на хорошо усвоенные фрагменты. Кроме того, проверка помогает закрепить в памяти заученный материал и придает исполнителю уверенность в успешности проделанной работы (выступая в роли обратной связи и положительного подкрепления). Для упрощения работы над текстом некоторые актеры записывают на магнитофон ключевые слова, оставляя между ними паузы, которые при прослушивании ленты заполняют заученными фрагментами. Таким способом можно проверять качество усвоения материала даже за рулем автомобиля, если тот оборудован плейером.

4. Перерывы на отдых. Не следует работать в один прием до тех пор, пока наступит усталость и путаница. Это не только непрактично, но и может привести к стрессу. Большинство людей способны эффективно концентрироваться на запоминании материала не больше 30–40 минут подряд. Вместо того чтобы беспощадно принуждать себя к зубрежке, лучше выйти на прогулку, заняться другими делами или просто отдохнуть. Такие перерывы не следует считать бесполезной тратой времени: процесс закрепления материала в памяти продолжается даже во сне. На самом деле, одно из главных условий эффективного заучивания роли и успешного ее исполнения – это регулярный полноценный сон (7–8 часов в сутки для большинства людей). Сейчас считается, что сновидения выполняют важную функцию сортировки и ассоциативной индексации накопленного за день опыта, что необходимо для его эффективного извлечения из памяти.

5. Изучение материала в контексте. По возможности материал следует заучивать в контексте всего предстоящего спектакля: именно на той сцене, где состоится представление (или в похожем помещении), с той же бутафорией и костюмами, с теми же коллегами-исполнителями, музыкальным сопровождением, акустикой и т. д. Реплики лучше запоминаются в связи с движениями, расположением на сцене и декорациями; любое из таких «опорных» средств облегчает заучивание. Вот почему предусмотрительные режиссеры как можно раньше намечают на репетициях последовательность движений на сцене и не требуют от актеров, чтобы те заранее заучивали реплики. Ведь запомнить текст гораздо легче, находясь на сцене и наблюдая за тем, что делают при произнесении ваших реплик другие актеры. По тем же самым причинам проверка памяти будет, напротив, более эффективна вне всякого контекста. Поэтому актер или певец, желающий удостовериться, что он хорошо усвоил материал, должен мысленно повторить его прямо перед спектаклем.

6. Зависимость от состояния. Любопытно, что мы легче вспоминаем информацию, когда находимся в том же биохимическом и эмоциональном состоянии, в котором впервые восприняли ее (Goodwin et al., 1969). Это еще одно свидетельство в пользу контекстного заучивания роли. Например, если вы услышали какой-то анекдот, когда выпивали с друзьями в баре, то с большей вероятностью вы вспомните его в состоянии алкогольного опьянения. Аналогичным образом материал, выученный в трезвом состоянии, легче вспомнится «на трезвую голову». Таким образом, если вы не намереваетесь играть в спектакле навеселе, репетировать также следует в трезвом состоянии. Эффекты зависимости памяти от состояния приложимы также к действию различных медицинских и наркотических препаратов и просто к настроению (Bower, 1981). Информация, усвоенная в радостном настроении, легче вспоминается в столь же приподнятом состоянии духа, а сведения, воспринятые в минуты депрессии, с большей вероятностью «всплывают» в памяти, когда мы чувствуем себя несчастными. Эти эффекты не всегда значительны, однако они представляют большой теоретический интерес и могут быть полезны артистам-исполнителям.

7. Автоматическая память. За пределами сферы сознательного, произвольного запоминания находится уровень памяти, напоминающий функцию клавиши «воспроизведение» на магнитофоне. Многие люди настолько хорошо заучили «Отче наш» или текст присяги на верность, что могут «прокручивать» их в памяти, даже не задумываясь об этом. С тем же феноменом сталкиваются пианисты, исполнявшие какое-то произведение так много раз, что их пальцы как бы сами находят нужные клавиши. Это не всегда приводит к более артистичному, «прочувствованному» исполнению, но подобная автоматизация может быть полезна, если во время спектакля предстоит некая стрессовая ситуация (например, прослушивание или прямой эфир). Заучив текст до степени автоматизма, исполнитель едва ли забудет нужную реплику под влиянием страха или отвлечения внимания.

8. Метод пространственного опосредования. Этот метод служит эффективной поддержкой для памяти и может оказать существенную пользу артистам-исполнителям. Его изобретение приписывают римскому оратору Цицерону, который запоминал опорные пункты речи, мысленно «прохаживаясь» по какому-то месту (например, по комнате) и расставляя последовательный ряд предметов, которые служили «подсказками», облегчавшими припоминание текста при последующем прохождении этого же маршрута. В наши дни ораторы пользуются такими выражениями, как, например, «во-первых», «во-вторых», подразумевающими неявное использование «метода опосредования». Поскольку актеры и певцы могут физически передвигаться по сцене, для них этот метод особенно эффективен. Например, какое-нибудь «левацкое» изречение можно произносить, стоя у левой кулисы, а для реплики, где говорится о написании письма, перейти вправо.[6]6
  В английском языке слова «write» – «писать» и «right» – «правый» звучат одинаково (Примечание переводчика).


[Закрыть] Или, читая монолог «Быть или не быть», вообразите, что где-нибудь на сцене находится пчела[7]7
  В английском языке слова «be» – «быть» и «bee» – «пчела» звучат сходно (Примечание переводчика).


[Закрыть], и т. п. Подобных «опорных» предметов можно придумать множество; все зависит от вашей изобретательности.

9. Мнемонические приемы. Когда требуется заучить наизусть перечень предметов, в последовательности которых трудно обнаружить какие-либо смысловые связи, иногда бывает полезно разработать личную систему «опорных» ассоциаций. Например, школьники пользуются разнообразными мнемоническими приемами для запоминания периодической таблицы химических элементов. Актерам тоже приходится изобретать собственные приемы. Например, песня «Для нас есть место» из фильма «Вестсайдская история» завершается словами «somehow, someday, somewhere». Чтобы легче запомнить последовательность этих слов, можно вспомнить техасское приветствие «howdy». Оно укажет на первые два слова («how» и «day»), а «somewhere» таким образом окажется на третьем месте. Хотя на первый взгляд подобные трюки кажутся неуклюжими, на самом деле они помогают запомнить необходимую информацию и надолго удержать ее в памяти.