Текст книги "Тайна масонской ложи"

Когда служанка описывала все эти события, у нее из глаз текли слезы – такое сильное впечатление произвел на нее рассказ мальчика.

– Вот бедняжка! Он еще такой маленький, а жизнь уже отняла у него то, что есть у других детей, – родителей, возможность расти в обстановке любви и ласки и играть с друзьями.

Марии Эмилии теперь стал более понятным ее интуитивный порыв защитить этого мальчика, возникший в тот момент, когда она увидела его в первый раз.

Когда после ухода служанки она осталась одна, в ее памяти снова ожили переживания того дня, и она вспомнила, что этот мальчик показался ей ключом, с помощью которого можно открыть дверь в новую жизнь. У нее вдруг возникла мысль подать ходатайство о его усыновлении, тем более что ей в нынешней ситуации для этого не потребовалось бы прилагать особых усилий, однако она не была уверена в том, что, будучи вдовой, сумеет справиться с ролью матери в совершенно незнакомом для нее городе Мадриде.

Три кареты и эскорт направились к выезду с военно-морской базы, которую ныне покойный адмирал Гонсалес де Мендоса и его супруга Мария Эмилия Сальвадорес столько лет считали своим домом. Теперь Марии Эмилии и ее спутникам предстояло преодолеть немалое расстояние, разделявшее города Кадис и Мадрид.

Вдову адмирала, ехавшую во второй карете, сопровождали четыре ее служанки и пятеро солдат. У нее с собой были проездные документы, подписанные новым начальником судоверфи.

Приоткрыв окошечко, Мария Эмилия внимательно рассматривала каждое из проплывавших мимо зданий, с которыми у нее было связано так много воспоминаний и так много несбывшихся грез. Она накануне очень долго размышляла и решила все-таки не усыновлять того мальчика, хотя данное решение было одним из самых трудных в ее жизни.

Кареты проехали по обсаженной пальмами центральной аллее и оказались в районе мастерских. Мария Эмилия по-прежнему внимательно разглядывала все окружающие строения, стараясь получше запомнить, как они выглядят. И тут она его увидела. Более того, они даже встретились на мгновение взглядами. Он лежал на земле, а окружившие его подростки-цыгане пинали его изможденное тело ногами, причем прямо на глазах у человека, который являлся начальником охраны судоверфи.

Мария Эмилия приказала остановить карету и, к всеобщему удивлению, бегом бросилась на помощь к мальчику. Ее появление перепугало маленьких хулиганов, и они, увидев, что вслед за ней к ним приближаются еще и двое солдат, тут же кинулись наутек. Мария Эмилия подняла с земли избитого Браулио и потребовала объяснений у начальника охраны верфи. Тот, не придумав ничего лучшего, попросту заявил, что у него так много всевозможных проблем и ему некогда обращать внимание на детские шалости. По его словам, в этот день из тюрьмы сбежали двое братьев-цыган по фамилии Эредиа, а еще произошел очередной бунт в одной из мастерских.

Вернувшись вместе с мальчиком в свою карету, Мария Эмилия стала ласково гладить его золотистые кудри, мысленно упрекая себя за то, что у нее раньше не хватило духу решиться на его усыновление.

Когда мальчик посмотрел ей в глаза, он понял, что эта женщина станет неотъемлемой частью его жизни.

Посольство Англии
Мадрид. 1751 год
7 июля

Послу, наверное, не приличествовало принимать посетителя в подвалах своего особняка, в окружении нескольких тысяч покоящихся на стеллажах бутылок и двух больших бочек шотландского виски. Однако стоявшая в это время года в Мадриде изнуряющая жара даже ночью спадала всего на несколько градусов, а потому для возглавлявшего английское посольство Бенджамина Кина прохладный погреб здания посольства стал единственным местом, где можно было хоть как-то спрятаться от жары.

Его сегодняшний посетитель – друг и влиятельный человек, генерал-лейтенант Фернандо де Сильва Альварес де Толедо, герцог де Уэскар и наследник титула герцога де Альбы, – похоже, не испытывал неудобств, находясь в помещении, стены которого кое-где были покрыты плесенью. Он смаковал недавно завезенное сюда виски, которое всячески расхваливал глава посольства. Кроме того, уединенность этого помещения вполне устраивала собеседников, потому что позволяла им – заклятым врагам маркиза де ла Энсепады – поговорить подальше от чужих ушей о деликатных делах, которые им необходимо было обсудить.

Герцог уже два дня как приехал из посольства Испании в Париже, и всего лишь час назад у него состоялся нелицеприятный разговор с государственным секретарем де Карвахалем, отвечавшим в правительстве короля Фердинанда VI за внешнюю политику Испании.

– Я только что узнал, что послезавтра будет предпринята еще одна – как обычно бесполезная – попытка помешать просвещению нашего патриархального общества.

Герцог – статный молодой человек – гордился тесной дружбой с Руссо и другими французскими вольнодумцами. Кроме того, он уже довольно долго поддерживал отношения с высшим руководством находившейся в Париже масонской ложи «Великий Восток Франции», идеи которой он во многом разделял.

– Наш друг де Сомодевилья уже подготовил королевский указ, которым будет запрещено масонство в Испании, причем по религиозным мотивам.

Он сообщил эту новость собеседнику, даже не попытавшись его морально подготовить, потому что знал: она в любом случае вызовет у его друга крайне негативную реакцию.

– Я всей душой ненавижу этого человека! – воскликнул Кин, ставя свой стакан на каминную полку. – Когда-нибудь мы, англичане, заставим его дорого за это заплатить! – Несмотря на пятидесятичетырехлетний возраст и тучное тело, Кин с необычайной проворностью поднялся со стула. – Два года назад он подослал к нам на лондонские верфи исследователя и математика Хорхе Хуана, чтобы тот шпионил за нами и выведал все о проектах строительства военных кораблей, выдавая себя за студента с дурацкой фамилией Сублевант. Он чуть было не попался, но все-таки сумел удрать. Позднее мы узнали, что он увез с собой кучу описаний и чертежей, да к тому же еще и умудрился переманить около пятидесяти наших лучших инженеров и техников. Нам известно, что теперь они работают на верфях Ла-Карраки и Эль-Ферроль, где сооружается новый военный флот, который наверняка будет сражаться с нашим флотом. – Перечисляя эти факты, Кин загибал толстые пальцы на руке. – А теперь он еще задумал запретить это славное общество, созданное в Англии лишь с одной целью – изменить к лучшему судьбу человечества. – Он сделал жест, наглядно свидетельствующий о крайней степени негодования. – Я уверен, что этот указ вызван не столько религиозными, сколько политическими мотивами, хотя, как мне кажется, к нему приложил руку и исповедник короля – небезызвестный иезуит Раваго.

– Насчет этого даже не сомневайтесь! И иезуиты, и сам Папа Римский уже давно подговаривают европейских монархов запретить масонство. – Герцог насмешливо изобразил иезуита, придав своему лицу чересчур благочестивое выражение. – Маркиз же использует религиозные мотивы, чтобы воспрепятствовать деятельности организации, которой он попросту боится, ибо она может лишить его власти. Он прекрасно знает, что в нее входят многие влиятельные аристократы, офицеры и ученые, и, насколько мне известно, он очень боится интриг, которые могут быть направлены против него, тем более что он и сам прибегал к таким методам ради достижения политических целей. – Герцог отхлебнул из стакана немного виски, чтобы промочить пересохшее горло. – Вы ведь еще помните об аресте его камердинера Росильона? Он подбил на этот арест инквизицию, как только заподозрил, что Росильон является масоном.

– Я это помню очень даже хорошо. А еще я помню трагический результат этого ареста – гибель жены Росильона и затем его самоубийство в застенках инквизиции. В лице Росильона мы потеряли весьма ценного соглядатая, державшего нас в курсе буквально каждого шага маркиза. – Открыв новую бутылку, английский посол наполнил стакан герцога де Уэскара, а затем и свой. – Я поставлю в известность Великого магистра мадридской ложи, чтобы он предупредил о нависшей опасности всех членов ложи и ее представительств. Тем самым мы сможем избежать арестов, которые, по всей видимости, замышляет произвести Сомодевилья.

Он снова сел на свое место, довольный тем, что сможет хоть как-то помешать планам маркиза де ла Энсенады, и пристально посмотрел на герцога де Уэскара.

– Мы с вами дружим уже много лет и доверяем друг другу свои секреты, но при этом мне кажется довольно странным, что у мае могут быть какие-то общие интересы – у вас, посла Испании во Франции, и у меня, посла Англии в Испании.

– Хотя мы с вами представляем интересы разных государств, нас объединяет общая неприязнь к маркизу и ко всему тому, что он делает. У вас причиной такого отношения являются политические мотивы. У меня, кроме того, еще и экономические.

– Из-за его знаменитого кадастра?

– Я вам сейчас кое-что объясню, и вы поймете, насколько эта его затея может отразиться на содержимом моих сундуков. До того как он пришел к власти, дворяне никогда не платили государству никаких податей, однако он сумел убедить короля Фердинанда, что эту привилегию нужно отменить.

– Я об этом уже кое-что слышал, – сказал Кин. – Но вы, наверное, можете сообщить мне подробности.

– Его идея заключается в том, что все без исключения должны платить в королевскую казну налог с учетом того имущества, которым они владеют. Отсюда и возникла необходимость все имущество подданных короля занести в этот прямо-таки фараоновский реестр. Это не такая уж несправедливая мера для тех, кто мало чем владеет, но отнюдь не для меня. Если мне придется платить пропорционально моему имуществу, я буду вынужден продать значительную его часть – чего мне, конечно же, не хочется делать. Точно такого же мнения придерживается и абсолютное большинство аристократов. – Герцог решительно сжал кулак. – Это одна из причин, по которым я хотел бы добиться, чтобы Сенон де Сомодевилья был отстранен от власти. Впрочем, он далеко не единственный, кто…

Внезапно в соседнем подвальном помещении раздался громкий женский голос, зовущий Бенджамина. Узнав голос своей жены, Кин невольно вздрогнул и стал извиняться перед герцогом за то, что им, к сожалению, придется прямо сейчас прервать разговор, не указывая, однако, в чем заключается причина такой поспешности. Герцог же, прекрасно зная о тяжелом характере миссис Кин, решил помочь своему собеседнику выйти из неловкого положения и сам стал извиняться, утверждая, что ему уже пора идти, потому как он только что вспомнил о приглашении на ужин и уже якобы опаздывает.

Через несколько секунд в подвальное помещение, где они находились, вошла женщина, распространяя вокруг себя аромат духов – это был запах лилий – и заполняя все пространство весящим добрую сотню килограммов телом. Входя, она ругала мужа по-английски такими словами, которые герцог так и не понял. Увидев гостя, она замолчала. Герцог тут же проворно поднялся ей навстречу и, поцеловав руку, выразил сожаление по поводу того, что ему уже пора идти и что он не сможет насладиться обществом такой прекрасной дамы. На лице женщины появилась глуповатая улыбка, а ее щеки начали розоветь – так происходило всегда, когда она видела рядом с собой статного и моложавого мужчину.

Когда герцог возвращался в свою резиденцию – дворец Монклоа, – его карета попала на улице Алькала в тесный и шумный поток лошадей и повозок. Это возвращались из увеселительных заведений люди, задорные крики которых создавали на улице праздничное настроение. Хотя было уже почти десять часов вечера, все вокруг выглядело, как в разгар дня. Герцог приказал кучеру замедлить ход кареты, чтобы можно было насладиться обстановкой всеобщей беспечности, столь характерной для мадридского вечера, весьма непохожего на те вечера, которые герцог проводил в Париже.

Он с интересом стал наблюдать за тремя женщинами, одетыми так, как одеваются жены ремесленников, и по чистой случайности шедшими рядом с его каретой, двигавшейся с той же скоростью, что и они. К этим женщинам то и дело кто-нибудь цеплялся: сначала прислуга с постоялого двора, где сдавали в аренду кареты, потом двое говорливых парней, вышедших из трактира нетвердой поступью, очевидно, немало выпив там вина. А еще с этими женщинами едва не столкнулись в толпе двое мужчин цыганской наружности, направляющихся, по-видимому, как раз в этот трактир. Про женщин, вскоре перешедших на другую сторону улицы, герцог быстро забыл, а вот цыгане привлекли его внимание: его удивило, что они на свободе, тогда как, насколько ему было известно, все цыгане должны находиться в тюрьмах и на верфях. «Еще один источник ненависти к маркизу де ла Энсенаде!» – удовлетворенно подумал герцог, приказав своему кучеру ехать быстрее, потому как ему не хотелось уж слишком поздно приезжать в свою резиденцию, находившуюся в окрестностях Мадрида.

А тем временем уже пропавшие из поля зрения могущественного герцога де Уэскара братья Эредиа вошли в трактир «Энкомьенда», чтобы разыскать курьера, который, как они узнали, время от времени ездил в Калатаюд и Сарагосу. Курьер два раза в неделю приходил в этот трактир, чтобы за умеренную плату принимать заказы на доставку писем и выполнение других поручений.

Братьям не так давно удалось выяснить – хотя и с большим трудом, – что их жены и дочери Тимбрио находятся под стражей в Королевском доме милосердия в Сарагосе с того самого времени, как их арестовали, то есть уже почти два года. Теперь Тимбрио и Силерио то и дело подумывали о том, чтобы отправиться в Сарагосу на их поиски, однако они все-таки пока воздерживались от такого поступка, потому что, насколько им было известно, дорога на Сарагосу находилась под тщательным наблюдением, а потому риск нового ареста был слишком велик.

Войдя в трактир, они начали активно работать локтями, чтобы пробиться через заполнявшую питейный зал ораву к стойке, к которой и без них стремились попасть многие посетители, желавшие раньше других привлечь к себе внимание снующего туда-сюда и обливающегося потом хозяина трактира. Одни из них громко требовали выпивку, другие хватали трактирщика за руки, стараясь повернуть его лицом к себе, третьи под громкий хохот присутствующих, как могли, хулили вино, подаваемое в этом заведении. Протиснувшись через людскую толчею, братья-цыгане отвоевали себе местечко у стойки, пробившись к нему при помощи нескольких ловких ударов локтями. Тем не менее им пришлось некоторое время ждать, прежде чем трактирщик обратил внимание и на них.

– Две кварты вина двоим страждущим!

Силерио подумал, что, когда трактирщик подаст им вино, у них будет несколько секунд, чтобы спросить его о том, ради чего они, собственно, сюда и пришли.

Прошла еще пара минут, прежде чем трактирщик поставил перед ними два кувшинчика с вином.

– А где здесь курьер, который ездит в Сарагосу? – напрямик спросил Силерио, решив опустить обычные фразы вежливости, тем более что времени на разговоры у трактирщика явно не было.

– Вон у того окна, – трактирщик показал куда-то пальцем и, прежде чем Силерио успел спросить имя курьера, отвернулся и занялся другими посетителями.

Посмотрев в указанном направлении, братья увидели измученного человека, отталкивавшего большой пакет, который сидевший напротив него мужчина отчаянно пытался ему вручить. После долгих споров и пререканий мужчине с пакетом пришлось сдаться, и он, ругаясь на чем свет стоит, встал и пошел прочь. Братья тут же подошли к курьеру.

– Нам нужно отправить пакет в Сарагосу… – начал было Силерио.

– Сегодня я больше не принимаю никаких поручений! – сердито перебил его курьер, нервы которого, по-видимому, были уже на пределе.

– Мы вам хорошо заплатим за эту работу.

– Все так говорят. – Курьер еще никогда не видел этих людей, но уже с первого взгляда понял, что они – цыгане. – Я сказал «нет»! – Он явно хотел поставить в этом разговоре точку.

Тимбрио достал из-за пояса маленький кожаный мешочек с деньгами и положил его на стол перед курьером.

– Сто реалов могли бы заставить вас передумать?

Курьер, который никогда не получал за подобные поручения больше десятой доли этой суммы, предложил братьям присесть за его стол и даже вызвался заказать им кувшин вина за свой счет. Затем он с живым интересом стал расспрашивать братьев, куда необходимо доставить пакет.

– А можно вам поручить еще одно дельце, причем довольно деликатное? – Тимбрио держал наготове еще один мешочек с деньгами, предвидя, какой ответ он услышит.

– Если вы будете такими же щедрыми, то, конечно, можно. Я вообще взял себе за правило держать язык за зубами, потому что, надо признать, самые прибыльные из выполняемых мною поручений всегда содержали некую тайну. Ну, вы меня понимаете.

Получив второй мешочек, он стал слушать братьев с еще большим вниманием. Они первым делом объяснили ему, куда нужно доставить пакет и как разыскать тех, кому его следует вручить. Второе же поручение, ради которого братья и проявила такую щедрость, заключалось в том, чтобы разузнать как можно больше о системе охраны находящегося в Сарагосе Дома милосердия и раздобыть чертежи его помещений.

Курьер не стал возражать против такого поручения, хотя оно и показалось ему довольно странным, а затем он – после того как ему вручили третий мешочек с деньгами – согласился выполнить и третье поручение – раздобыть братьям и их женам поддельные документы, подтверждающие, что они – коренные испанцы, родом из Кастилии. Курьер сказал, что знает человека, который может помочь в таком деле, однако ему потребуется на это некоторое время – не меньше месяца.

Такое условие показалось братьям вполне приемлемым, однако они тут же дали понять курьеру, что если они смогли проявить щедрость в обмен на его услуги, то смогут и жестоко с ним поквитаться, если он окажется излишне болтливым или попытается их обмануть. Курьеру, впрочем, не нужно было дополнительно разъяснять смысл жеста 'Гимбрио, который провел пальцем поперек своего горла в знак того, что они с ним в этом случае сделают.

Они договорились встретиться на этом же месте через две педели и затем распрощались.

Вполне довольные собой, братья Эредиа отправились вниз по улице Алькала в сторону Прадо и затем, покинув Мадрид, почти два часа шагали по проселочной дороге, пока не дошли до мастерской, в которой они теперь работали. Здесь же, в маленькой, прилегающей к мастерской комнате, для них были поставлены две убогие кровати.

Когда, будучи в Мадриде, братья проходили мимо ворот дворца Буэнависта, принадлежавшего маркизу де ла Энсенаде, они поклялись, что рано или поздно отомстят и маркизу, и всем тем, по чьей вине им пришлось вынести столько мучений.

А во дворце в этот самый момент слуга убирал со стола посуду после десерта: маркиз де ла Энсенада только что поужинал вместе с вдовой его друга адмирала Гонсалеса де Мендосы – доньей Марией Эмилией Сальвадорес.

– Замечательный ужин, – сказала Мария Эмилия, вытирая салфеткой губы.

– Меня очень радует, что ваша дружба с графиней де Бенавенте крепнет день ото дня. Когда два года назад вы решили переехать в Мадрид, я совсем не случайно подыскал для вас дом, расположенный поближе к резиденции моей подруги Фаустины. Зная ее характер, я еще тогда подумал, что вы друг другу понравитесь. – Дон Сенон пригубил бокал мистелы,[4]4
  Мистела – водка, разбавленная водой, с добавлением сахара и корицы


[Закрыть] которой он почти всегда заканчивал ужин.

– Если я скажу, что мне с ней легко, то не сообщу вам ничего нового, потому как вы ее достаточно хорошо знаете. Однако мне тем более приятно, что и мой приемный сын Браулио, и ее приемная дочь Беатрис так подружились, что их уже трудно застать по отдельности.

Мария Эмилия была одета в розовое шелковое нижнее платье и верхнее платье жемчужно-серого цвета, которое так обтягивало ее тело, что, когда она сидела во время ужина за столом, ее объемная грудь до неприличия сильно выпирала вперед. Заметив это, она сразу же после ужина взяла в руки Веер, чтобы с его помощью хоть как-то спрятать грудь от взора маркиза.

– Бедная маленькая девочка!.. – Лицо маркиза вдруг приобрело печальное выражение.

– Вы ее, должно быть, давно не видели. Беатрис уже превратилась из маленькой девочки в красивую шестнадцатилетнюю девушку. – Мария Эмилия знала, что де ла Энсенада воспринял трагедию Беатрис как собственное горе, и подумала, что у нее не будет более подходящего момента для того, чтобы об этом поговорить. – Надеюсь, что вас не очень смутит мое любопытство, но мне хотелось бы узнать, как так получилось, что Беатрис стала сиротой. Я уже пыталась расспросить об этом ее приемную мать, но все мои попытки ни к чему не привели.

Маркиз согласился ответить на ее вопрос, но предложил ей перейти из столовой в библиотеку, в которой ему было бы намного легче вспомнить о тех трагических событиях. Прежде чем' приступить к рассказу, он постарался воскресить в памяти все то, что тогда видел и слышал, и начал повествование с роковой ночи двенадцатого декабря, после которой прошло уже почти пять лет. Он объяснил Марии Эмилии причину ареста отца Беатрис и затем подробно описал сцену, которую он тогда увидел: девочка, сидящая рядом с трупом своей матери. После этого дон Сенон рассказал, почему эта девочка была взята под временную опеку и как так получилось, что затем ее удочерили.

Мария Эмилия поинтересовалась, что произошло дальше.

Маркиз рассказал ей о проблемах, с которыми столкнулась Фаустина в отношении Беатрис. Первый год девочка вообще не разговаривала и не проявляла абсолютно никаких чувств. Он также объяснил, что неоднократно навещал Фаустину и ее приемную дочь в их особняке у ворот Вега и при этом каждый раз чувствовал себя крайне неловко, встречая ледяной взгляд Беатрис. Она всегда смотрела на него одинаково.

– Простите меня за мое невежество, но вы вскользь упомянули, что ее отца арестовали за то, что он был масоном, а я об этой организации совсем ничего не знаю. Какие у нее цели?

Пользуясь хорошим отношением к ней маркиза, Мария Эмилия пыталась узнать, из-за чего Беатрис стала сиротой.

Однако после ее последнего вопроса выражение лица маркиза вдруг резко изменилось: в его глазах засветился едва сдерживаемый гнев. Он объяснил, что масоны – это тайное общество, целью которого является не что иное, как уничтожение религии и государственного строя, а затем вкратце рассказал об основных масонских постулатах и о том, что в деятельности масонов вызывает у него обоснованные подозрения.

– Вы, должно быть, хорошо знаете графа де Вальмохаду, поскольку он является вашим соседом, – продолжил маркиз. Мария Эмилия кивнула. – Я открою вам один секрет, если, конечно, вы дадите мне слово, что никому ничего не расскажете. – Мария Эмилия с готовностью подтвердила, что твердо намерен а держать язык за зубами. – Три года назад нам удалось внедрить графа в одну из масонских лож, и благодаря этому мы теперь знаем, являются ли те или иные люди масонами, а также имеем представление об их взглядах. Нам известно, что они дают клятвы, извращая при этом истинное имя Бога, – они называют его Великим Архитектором Вселенной – и насмехаются над таинствами и законами католической церкви. Они ругают церковную власть, а еще обязуются убить всякого, кто нарушит клятву или выдаст секреты, которые ему доверяют при вступлении в масонское общество или когда ему присваивается более высокая степень – в их иерархии двадцать пять степеней. Они смеются над отлучением от Церкви, которому они были подвергнуты в соответствии с буллой Папы Римского Климента, и заявляют, что стоят выше любой религии, а потому принимают в свои ряды и лютеран, и евреев, и кальвинистов, и атеистов.

Внимательно слушая рассказ маркиза о постулатах масонства, касающихся религии, Мария Эмилия не могла понять, как в них можно усмотреть посягательство на безопасность государства, а потому задала маркизу соответствующий вопрос.

– Ни король, ни я, как самый высокопоставленный чиновник государства, не можем позволить, чтобы существовали общества, действующие тайно и выступающие против государственной религии. О каком порядке в стране может идти речь, если офицеры, высокопоставленные чиновники и аристократы тайно состоят в подобных обществах, относительно деятельности которых возникает больше сомнений, чем ясности? Насколько мне известно, масоны объявили себя наследниками и обладателями некой древней тайны, которая и является причиной привлекательности масонства для его приверженцев и выступает в роли опорного столпа этого общества. Используя эти тайные знания, они замышляют изменить общественный порядок в нынешних монархиях и установить совсем другое правление, во главе которого они, по всей видимости, хотят стать сами. – Дон Сенон заметил, что на лице Марии Эмилии все больше отражается усталость, а потому решил завершить разговор. – Извините, если утомил вас нудными разглагольствованиями, я вовсе не намеревался этого делать.

– Уверяю вас, этот рассказ вовсе не показался мне нудным. Наоборот, все, что я услышала, было очень познавательным, потому что я раньше вообще ничего не знала о масонах. Так или иначе, мне кажется, что отец Беатрис, находясь в вашем окружении и имея доступ к важной государственной информации, мог получить от своих руководителей-масонов задание следить за вами. Это ведь и было основанием для его ареста?

– Именно так! Как раз это я и заподозрил, хотя нам не удалось это доподлинно установить. К сожалению, его самоубийство не позволило нам получить от него показания.

Марии Эмилии очень не хотелось заканчивать этот разговор, однако, услышав, как стоявшие на каминной полке часы пробили двенадцать, и понимая, что навязывать свое общество в такой поздний час было бы невежливо, она сказала, что ей пора домой.

Маркиз приказал подать Марии Эмилии карету и предоставить ей в целях безопасности вооруженный эскорт, а затем попрощался с ней, выразив надежду увидеться на следующий день на концерте в особняке графини де Бенавенте, куда они оба были приглашены.

На следующее утро два грубоватых с виду англичанина постучали в дверь бывшего постоялого двора «Три цветка лилии», где теперь находилась центральная ложа масонов Испании.

Прежде чем их впустили, выглянувший в узкое оконце человек потребовал от них назвать пароль.

Накануне вечером к ним явился один из слуг английского посла, который заявил, что они должны срочно явиться в посольство. Когда – уже поздно вечером – они туда пришли, посол лично проинформировал их о том, какие тяжкие для масонства события должны произойти в ближайшие дни. Получив такую информацию, они решили поговорить утром с Великим магистром, которому им также нужно было передать запечатанное сургучом письмо посла.

Их попросили подождать в зале собраний, все еще украшенном атрибутами недавно совершавшегося здесь ритуала посвящения. От пола к потолку устремлялись две колонны, изображавшие портик храма Соломона и называвшиеся «Иакин» и «Боаз». В глубине прямоугольного помещения на стене виднелось изображение треугольника, внутри которого был нарисован глаз, а по бокам – луна и солнце. Еще тут стояло кресло, а перед ним – маленький алтарь со священной книгой, угольник и компас. Потолок был оформлен в виде синего небесного свода со звездами, вокруг которого тянулась длинная веревка с двенадцатью узлами, являющимися символом всеобщего братства под двенадцатью созвездиями зодиака. На полу в центральной части помещения была выложена большая мозаика из белых и черных камешков, на которой стоял стол с тремя высокими подсвечниками по углам. Они символизировали три светоча, воздействующих на человека, совершающего обряд посвящения, приобщая его к всеобъемлющему знанию, – красоту, силу и мудрость.

Эти двое мужчин уже давно прошли ритуал посвящения в «ученики», позднее они стали «товарищами» и сейчас, сидя здесь, вспоминали ритуал перехода к следующей степени, когда присваивалось звание «мастер». В ходе этого ритуала имитировалась смерть архитектора Хирама Абифа: его якобы клали в гроб.

– Доброе утро, братья! Давненько мы вас не видели в ложе! – сказал вошедший в зал Джон Уилмор. Он находился в прекрасном настроении и был явно расположен к шуткам. – Напоминаю вам, что застолья здесь обычно проводятся вечером, – добавил он, улыбаясь, так как знал, что эти двое пользовались репутацией больших любителей покушать.

Они с серьезным видом передали ему письмо посла Кина, и он начал его читать, даже не подозревая, какие зловещие новости оно содержит. Улыбка на лице Великого магистра постепенно сменилась выражением глубокой озабоченности, и, ничего не сказав, он начал с мрачным видом расхаживать по залу, размышляя над теми сведениями, которые только что получил.

Оба гостя молча наблюдали за погрузившимся в размышления Уилмором, пока он наконец сам с ними не заговорил.

– Мы призваны выполнить работу, направленную на благо человечества, ради чего мы должны просветить людей, открыв им единственную правду, ибо только мы знаем, как достичь слияния с Всевышним, чтобы самим приобрести в конечном счете его облик. Однако сведения, которые передал нам посол Кин, предвещают возникновение серьезных препятствий при выполнении нашей задачи. Нас подвергнут гонениям, станут закрывать наши ложи, а нас самих планируют арестовать – а может, даже и уничтожить.

– Необходимо это предотвратить, магистр, – перебил его один из двух гостей. – Вспомните легенду о смерти архитектора Хирама Абифа, убитого людьми, жаждавшими заполучить его власть и его знания. Мы не раз говорили об этом на наших собраниях. Соломон сумел тогда должным образом отреагировать на его смерть: он приказал разыскать и умертвить убийц. Мы – строители своего будущего, точно так же как наши предшественники были строителями храмов. Если сегодня нас собираются подвергнуть гонениям, как некогда этого мудрого архитектора, то, прежде чем они добьются нашего уничтожения, мы должны сами нанести удар по ним и уничтожить их.

– Мы и раньше догадывались, что против нас что-то затевается, однако я даже и представить себе не мог, насколько это все серьезно. Я сегодня же отправлю сообщения во все наши ложи, чтобы там подготовились к назревающим событиям и смогли противостоять удару, который готовится нанести нам инквизиция, поскольку именно инквизиции, по всей видимости, будет поручено производить аресты. По словам посла Кина, указ, который запретит деятельность нашей организации, будет издан завтра, то есть девятого числа, и поэтому у нас осталось совсем мало времени до того, как коррехидоры и судьи в различных регионах Испании узнают об этом указе, а инквизиция нанесет по нам удар.

– Что же мы можем сделать, чтобы защитить себя?