Текст книги "Рыцарь-Дракон"

14

Капитан объяснил рыцарям, как найти трактир «Зеленая Дверь», и отрядил им в помощь трех матросов. В Бресте стояло теплое утро. На ясном небе ярко светило солнце, и Джим буквально задыхался от усиленного жарой зловония, которое царило как в порту, так и на узких улочках города.

Джим думал, что и он, и Энджи уже привыкли к улицам средневековых городов. Но как выяснилось, не совсем. Однако был и более насущный предмет для размышлений.

Матросы, несущие вещи вслед за ними, славные ребята, но они вернутся на корабль, как только доставят пожитки рыцарей в комнату трактира «Зеленая Дверь». Джим поймал себя на мечтах о том, чтобы рядом с ним оказался его новоиспеченный оруженосец, но сделанного не воротишь.

Его и сэра Брайена людям, объединенным в один отряд, пришлось дожидаться следующего корабля. Встал вопрос о том, что кто-то должен взять на себя командование латниками. В средневековье во главе любой группы всегда вставал тот, кто занимал высшее положение на социальной лестнице. А из двоих с одинаковым положением выбирался старший по титулу.

К сожалению, хоть какой-то титул имел и, в силу этого, мог возглавить отряд только молодой оруженосец Брайена, Джон Честер. Когда Джим впервые заподозрил, в чем дело, он здорово встревожился, едва представив себе, что шестнадцатилетний, с наивным взглядом юноша – единственный, кто будет командовать восемьюдесятью тремя латниками, среди которых все воины старше своего будущего командира: некоторым из них около сорока, и у многих за плечами богатый опыт войн и полная жестокости жизнь.

Протестов Джима не услышал бы никто. И помимо всего прочего, кроме Джона Честера командование принимать некому. Джим, Брайен и Жиль должны были отправиться в путь без провожатых, чтобы как можно меньше привлекать к себе внимание французов, таково было желание сэра Джона Чендоса. У Джима появилось было искушение возразить против назначения Джона Честера, но, прожив здесь почти год, он усвоил, что многие вещи нужно просто принимать такими, какие они есть.

Джон Честер – джентльмен. Очень юный и неопытный, но тем не менее – джентльмен. Даже самый опытный простолюдин ни в коем случае не может командовать джентльменом, сколь бы зелен и молод он ни был. Ergo[14]14
  следовательно (лат.)


[Закрыть], Джону Честеру придется учиться командовать, хочет он того или нет. Джим кусал локти, обдумывал ситуацию, но тут увидел в общей комнате таверны в Гастингсе Брайена, торопливо и тихо говорящего что-то своему начальнику стражи в стороне от остальных.

Внезапно Джим понял, что делать, и заозирался в поисках Теолафа. Не найдя его, Джим поднялся в комнату, которую делил с Жилем и Брайеном. Бывший начальник стражи был там. Теолаф встал при появлении Джима.

– Теолаф, я полагаю, ты второй по старшинству после юного Джона Честера?

– Так точно, милорд, – подтвердил Теолаф. – Теперь я – дворянин и превосхожу по рангу любого латника, включая Тома Сейвера, который командует людьми замка Смит.

– И, насколько я понял, – продолжал Джим, – ты можешь держать в узде отряд типа нашего и знаешь, как доставить в нужное место. Ты не похож на человека, который позволит им отбиться от рук, слишком много пить, или драться, или разбежаться по дороге.

– Нет, милорд. – Теолаф мрачно усмехнулся. – Милорд боится, что люди могут не добраться до места назначения, не донести туда оружие и, следовательно, не быть готовыми к бою?

– Ну, не то чтобы боюсь, Теолаф, – поправил его Джим. – Наверное, ты заметил, что мне симпатичен Джон Честер, но он выглядит не столь опытным, как ты и те, кого вы с Томом будете сопровождать за море под его командованием. Честеру, возможно, придется принимать решения несколько трудноватые для… – Джим замолк, подбирая слова. Он не знал, как дать понять Теолафу то, что его беспокоит, и при этом удержаться в рамках, предписанных законами этого общества. Но тот опередил его:

– Я понял, что имеет в виду милорд. – Теолаф снова усмехнулся. – Мастер Джон Честер – славный молодой джентльмен. Позвольте заверить, милорд, что вы найдете Джона Честера и остальных в указанном месте и в назначенный час. Я и Том Сейвер головы дадим на отсечение, что справимся с этим делом.

– Спасибо, Теолаф. Я полагаюсь на тебя.

– Мой господин, до сих пор у вас не было повода разочароваться во мне. Не будет его и на этот раз.

Когда Джим возвращался в общий зал, на сердце у него заметно полегчало.

Обо всем этом он и думал, плетясь к таверне «Зеленая Дверь». Его собственное положение в этом мире не сильно отличалось от положения Джона Честера среди воинов. Вот он сам: на пальце кольцо, по которому его должен опознать какой-то английский шпион, а ввязаться в это сомнительное предприятие Джиму пришлось только потому, что перед его именем стоит слово «барон».

И сэр Брайен, давно знакомый с ним, и сэр Жиль наверняка видят, что Джим не обладает ни одним из тех качеств, которыми должен обладать аристократ четырнадцатого века, не говоря уже о рыцаре-воине. Тем не менее, похоже, они легко мирятся с этим. Возможно, им помогает двойственное восприятие мира, позволяющее, например, Брайену знать, что его король – пьяница и тряпка, и в то же время наделять его всеми достоинствами, приписываемыми обычно монархам.

Внезапно Джиму пришло в голову, что Брайену это удается потому, что этот король – его король, и в глубине души можно сделать скидку, если только не пойти на сделку с самим собой. Наверняка точно так же дело обстоит и с леди Герондой Изабель де Шане – дамой сердца Брайена. Он без передышки мог говорить о ней как о сказочной, сверхъестественной, даже как о самом прекрасном, что только могло создать воображение трубадура, а минуту спустя она становилась приземленной и в высшей степени реальной женщиной. По-видимому, противоречия между двумя точками зрения, неразрывно сосуществующими в его душе, он не видит. Изабель – его дама сердца. Возможно, дело в том, что сэр Джеймс Эккерт, рыцарь, барон де Маленконтри, полумаг, абсолютно неприспособленный ни к чему, Джеймс – друг Брайена, и это позволяет сделать скидку и Джиму.

Сэр Джеймс задумался, не относятся ли Брайен и Жиль, которые, похоже, с каждым днем сближались все больше, к нему так же, как Теолаф и Том Сейвер к Джону Честеру. Может быть, они заключили между собой нечто вроде безмолвного соглашения присматривать за Джимом и направлять его действия в правильное русло, но делать это достаточно осторожно, чтобы не уронить его достоинства.

Лишь вывеска трактира «Зеленая Дверь» оторвала Джима от раздумий. Путешественники вошли в общий зал, уставленный длинными, грубо сколоченными столами со скамьями по обе стороны каждого стола. После нарастающей уличной жары прохлада и полумрак помещения были желанны, но запах в общей зале вряд ли был приятнее, если вообще чем-то отличался от смрада улиц и гавани. Хозяин, встретивший рыцарей, не имел ничего общего с тем, который приютил их в «Сломанном Якоре» в Гастингсе.

Его звали Рене Перан. Он был довольно молод, но тем не менее скорее жирноват, нежели крепок; а темная щетина на подбородке указывала на то, что последний раз трактирщик брился так давно, что и сам забыл. Его глаза, столь же темные, как и подбородок, были полны подозрения. Всем своим видом хозяин показывал, что он ничуть не доверяет своим новым постояльцам. Возможно, парень просто не любил англичан.

Тем не менее все телодвижения, полагающиеся хозяину постоялого двора, он совершил, поприветствовав рыцарей с откровенно ложным радушием. Все в том, что он делал, казалось, свидетельствовало о том, что они – досадная мелочь, отрывающая трактирщика от работы, и что он был бы счастлив отделаться от них как можно быстрее и вернуться к делам.

Хозяин проводил рыцарей в отведенную им комнату, которая если и не была такой же большой, как в «Сломанном Якоре», то, по крайней мере, была почти столь же пустой. Так называемая кровать оказалась просто платформой приблизительно той же формы и размера, как средневековые кровати, виденные Джимом ранее. Как обычно, она стояла в углу.

Кроме того, в комнате находились стол и два стула. Когда Брайен обратил внимание хозяина на то, что их трое и к ним могут прийти гости, по крайней мере один человек, тот, как показалось Джиму, с явным неудовольствием послал слугу за еще одной парой стульев.

Матросы бросили багаж на пол и ушли, получив от Джима небольшое вознаграждение. Он поспешил предложить им свои деньги, так как знал, что у Брайена их немного, если вообще есть. Что касается сэра Жиля, то судя по тому, что все его разговоры о слуге, который вроде бы должен был его сопровождать, так и остались разговорами, Джим подозревал, что дела этого джентльмена обстоят ничуть не лучше, чем у Брайена. Так что Джим еще и заказал вина.

Его принесли достаточно быстро. И кувшин, и кубки, по представлениям Джима, никак нельзя было назвать чистыми. Он, не таясь, сполоснул один из кубков вином и вытер его чистой тряпкой, которую всегда старался держать под рукой. Переселившись в средневековье, ему часто приходилось проделывать вышеописанную процедуру. Судя по всему, сэр Брайен и сэр Жиль были свято уверены в магичности этого действия.

Зато вино приятно удивило Джима. Едва пригубив из кубка, он с удивлением обнаружил, что оно ничуть не хуже того, что он пробовал в Англии. Молодое красное вино было на вкус поразительно свежо. Джима так и подмывало поделиться с друзьями своими ощущениями, но, так как и Жиль, и Брайен воздержались от каких бы то ни было комментариев, он подумал, что, может быть, мудрее будет воспринимать все как само собой разумеющееся.

– Ладно, – сэр Жиль прервался, чтобы сделать большой глоток, – теперь, когда мы здесь, с чего начнем?

– Подожди, надо подумать, – Брайен нахмурился.

Оба посмотрели на Джима. Джим все это время ломал голову над прежним вопросом, и тут его осенило, что наконец и у него появились кое-какие преимущества перед друзьями. Сэр Джон в этом мире был чем-то вроде шефа английской разведки и произвел на Джима впечатление чего-то среднего между человеком того исторического периода, в который забросило мистера Эккерта, просто отдававшего приказания низшему чину, не задумываясь над тем, как тот сможет его исполнить, и мыслящим человеком двадцатого века. В некотором смысле полусредневековый-полусовременный человек.

– Вряд ли сейчас мы сможем что-либо предпринять, – наконец отозвался Джим. Он опустил взгляд на кольцо, болтающееся на среднем пальце его правой руки. – Я буду околачиваться здесь, в общей зале таверны, выставив напоказ это кольцо, и посмотрим, что произойдет.

– Чума побери! – ругнулся Брайен. – Больше всего не люблю вот так ждать.

– Тем не менее, – Джим перевел взгляд на сэра Жиля, – полагаю, у нас нет другого выхода. Помните, мы должны вести себя тихо и привлекать как можно меньше внимания. Понятно, это не касается того, кто должен найти нас.

– Правда твоя, – проворчал Брайен, – да я и не спорю. Сэр Джон не мог дать глупого распоряжения. И все-таки это непросто для человека моего склада.

– И моего тоже, – подхватил сэр Жиль. На этих словах они с Брайеном церемонно чокнулись.

И действительно, следующие несколько дней у Брайена было достаточно причин для жалоб. Джим вряд ли мог винить его в этом. Брайен и Жиль были созданы не для секретной работы. Они куда лучше чувствовали себя в открытом поле с мечом в руках, когда враг прямо перед тобой. Тем не менее вели они себя хорошо. Хотя, так как делать было нечего и оставалось только пить, они, на взгляд Джима, слишком увлеклись этим занятием. Целыми днями они без конца бродили по всевозможным питейным заведениям и прочим злачным местам Бреста.

К исходу третьего дня обоим рыцарям пить наскучило.

Для Джима в этом не было ровным счетом ничего удивительного. В те времена население поглощало, по меркам двадцатого века, устрашающее количество крепких напитков. Но пиво было жидким, а вино – слабым. К тому же на алкогольные напитки тогда смотрели совсем иначе, чем в двадцатом веке. Вином и пивом запивали пищу, поскольку водой можно было отравиться, да еще и подхватить как минимум холеру. Кроме того, их пили как стимулирующее, расслабляющее, болеутоляющее, и, как правило, от них становилось легче на душе.

Выпив некоторое количество вина – Джим таки порой напивался, несмотря на все предосторожности, – вы достигаете состояния, когда ни зудящие укусы блох, ни вши, кишащие в одежде и волосах, не могут лишить вас душевного равновесия. Можно к тому же забыть о чрезмерной жесткости лавок и табуреток, жаре или холоде, а также многих других неприятных вещах.

По наблюдению Джима, в результате крепко пили почти все рыцари, которых он знал, но среди них не было ни одного алкоголика, за исключением короля Эдварда. Нет сомнений, что если бы эти джентльмены на старости лет не смогли двигаться и сидели бы дома у огня, то спились бы и они. Но общественные устои и собственная, переполняющая их энергия, которая накапливалась в них в связи с тем, что они вели естественный образ жизни, восставали против слишком долгого неподвижного сидения, даже за чаркой вина.

Мысленно оправдать своих друзей Джиму помогло также то, что во время своего трехдневного запоя из сплетен и толков они собрали довольно много сведений об англичанах в Бресте, об обстановке в городе и даже во всей Франции.

Все до единого англичане в Бресте, подобно Брайену и Жилю, скучали. В тавернах поговаривали о набегах и даже походе на Францию еще до прибытия экспедиционного корпуса из Англии. Его светлость граф Камберлендский, командовавший здесь, потратил немало сил, удерживая англичан от этого шага, однако ситуация осложнялась еще и тем, что в глубине души им владели те же чувства.

Брайен и Жиль также сгорали от нетерпения, ожидая распоряжений Джима.

– Насколько я понимаю, человек, который должен встретиться с нами здесь, еще не связался с тобой, – спрашивал Брайен утром четвертого дня, уплетая за столом поданный им прямо в комнату завтрак – копченая рыба, жесткая вареная баранина и чудесный свежий хлеб.

– Нет. Никто не появлялся.

– Это может длиться неделю или даже несколько недель, – пробубнил сэр Жиль: его рот был набит хлебом и бараниной. – Может быть, мы приехали раньше срока, назначенного тем, с кем нам предстоит встретиться, а возможно, он опаздывает.

– Как бы там ни было, – сэр Брайен отпил вина из кубка и со стуком опустил его на стол, – лошадей искать никогда не рано. То же касается упряжек и прочего: Бог знает, куда нам придется ехать.

– Ты думаешь, что сэр Джон не позаботился о лошадях? – удивился Джим.

– В конце концов, устроил же он нас в этой таверне.

– Проживание… это просто, – возразил сэр Брайен. На сей раз пришла его очередь бубнить с набитым ртом. Сделав пару энергичных движений челюстью и проглотив, он заговорил членораздельно: – Что касается того, как мы будем добираться до места назначения, то человек вроде сэра Джона наверняка предоставил нам самим решить эту проблему. По крайней мере, если бы на нашем месте оказался он, то взял бы это на себя. – Брайен красноречиво посмотрел на Джима. – Значит, нам нужно по крайней мере три лошади, – добавил он. – А еще лучше – шесть. Трех мы бы использовали как вьючных животных; надо же как-то везти наши вещи. Но любое приличное четвероногое обойдется недешево.

Джим сразу все понял. При деньгах был только он. Золотые монеты зашиты в одежде, которую он носит все время. Монеты помельче спрятаны в подкладке других его одежд и в ножны меча. Он располагал средствами более чем достаточными, чтобы всем троим добраться до Франции и вернуться обратно. Он, правда, еще не набрался опыта в роли землевладельца и еще не научился вытряхивать деньги из своих вассалов, но прежний владелец, сэр Хьюго де Буа де Моленконтри, бежавший во Францию, мягко говоря, брал все, что плохо лежит. После него в замке осталось множество ценных вещей, среди которых была и серебряная утварь, подозрительно похожая на церковные богослужебные принадлежности.

Готовясь к путешествию, Джим продал несколько подобных вещей в Йорчестере. В то время в ходу были монеты не только из разных стран – французские и английские, порой даже попадались германские и итальянские, – но даже из разных металлов: меди, серебра, золота. Принимались они строго по весу и виду металла, независимо от того, где чеканились.

Брайен не слишком деликатно намекал на то, что Джиму придется раскошелиться.

К этому моменту Джим уже понял, что подобные намеки Брайена естественны для этого мира и не имеют ничего общего с корыстью. Здесь, если у рыцаря есть деньги, которые можно потратить, он пойдет и потратит, ни разу не задумавшись над тем, сколько у него останется, и будет тратить до тех пор, пока кошелек не опустеет. Тут он пойдет к своему товарищу или товарищам, если они знатны, и будет принимать как должное то, что они везде будут за него платить.

Джиму казалось, что именно так и живет большинство людей его сословия. Например, один рыцарь может заехать в гости к другому и прогостить у него шесть месяцев, живя в свое удовольствие и ни на секунду не задумываясь над тем, во сколько это обойдется хозяину. Хозяин же, в свою очередь, не обращает внимания на расходы по содержанию гостя.

Так что все трое погрузились в бурные дебаты по поводу покупки лошадей. То, что рассказали Джиму друзья, трудно было назвать утешительным. Существовало две возможности достать лошадей. Хорошее животное можно было купить у англичан, приехавших в Брест со своими лошадьми. И оставался еще местный рынок.

Привезенные из Англии лошади, как правило, принадлежали рыцарям, впрочем, даже если это было и не так, владельцы очень неохотно расставались с ними, так как достать других было практически невозможно. Следовательно, цены на них были баснословно велики. То, что англичане, оказавшиеся в Бресте, понимали, что английских лошадей найти здесь очень сложно, вздувало стоимость скакунов и вовсе до небес. Животные, которых мог предоставить местный рынок, были, по мнению Брайена и Жиля, довольно жалкими по своим достоинствам и годились разве что быть вьючными лошадьми.

Напрашивался вывод, что, если удастся, надо купить трех хороших скакунов у англичан и три вьючных клячи у местных барышников.

Джима слегка покоробило то, что Жиль с Брайеном уже все продумали, разузнали и даже прикинули, во сколько это обойдется. Но когда он услышал цену, то был сражен наповал. Даже в самом страшном сне он не мог себе представить, что какие-то лошади могут стоить так дорого. Но деньги были у него, и ему ничего не оставалось, кроме как заплатить, при том что никто не мог сказать, сколько еще потребуется ему выложить за их пребывание во Франции.

Тем не менее он отсчитал монеты и протянул их Брайену, который, будучи его старинным другом, в делах такого рода имел преимущество перед Жилем.

Друзья ушли, оставив Джима наедине со вшами, блохами и большим желанием напиться, чтобы забыть о существовании этих паразитов. Однако он сдержался: с одной стороны, было еще слишком рано, а с другой – Джим с детства привык не распускаться. Хотя Брайен и Жиль даже не подозревали об этом, но ожидание для Джима было куда более утомительным, чем для них. Отчасти потому, что он не мог, подобно им, находить утешение в вине, отчасти потому, что был привязан к таверне, хозяин которой с каждым днем казался ему все более противным и отталкивающим.

С большой неохотой сэр Джеймс спустился в общий зал, где шансы на то, что человек с кольцом-паролем найдет его, возрастали неизмеримо больше по сравнению с комнатой. Джим отыскал свободный стол, заказал кувшин вина и приказал, чтобы из комнаты убрали остатки завтрака. Оставляя комнату без присмотра, он, несомненно, рисковал. Все вещи лежали в ней, и не было никакой гарантии, что их не украдут. Не только прислуга, но и любой человек с улицы мог зайти и взять то, что плохо лежит.

Все же некоторые меры предосторожности Джим предпринял. Он сел так, чтобы видеть лестницу и иметь возможность разглядеть поднимающегося, если это будет посторонний. Джим также удостоверился в том, что вся прислуга трактира знает, что он – маг. Еще он снял чехол со своего щита, оставшегося в комнате, чтобы герб и его цвета сразу бросались в глаза вошедшему.

Обычный человек с улицы мог и не уметь читать; мог – это мягко сказано, учитывая, что большинство рыцарей и почти вся знать не знали грамоты, но даже простолюдины были научены разбираться в гербах. У Джима не было сомнений, что красный цвет, обозначавший, что владелец герба – маг, у кого угодно отобьет охоту взять что-нибудь из комнаты.

Догадавшись по щиту, что один из трех рыцарей владеет магией, вор, естественно, решит, что вещи защищены заклятием, а если даже и нет, то их хозяин-маг найдет способ узнать, кто их взял.

Таким образом, учитывая вышесказанное, Джим чувствовал определенное спокойствие за сохранность вещей; что ни говори, а его герб – подарок судьбы, так как рыцарей всего трое, и поэтому вряд ли кто-нибудь один мог все время находиться в комнате и караулить вещи. Нанять надежного человека в чужом французском городе тоже невозможно. Слишком велика вероятность того, что сторож сам стащит то, что ему поручено охранять.

Лучшего сторожа, чем страх перед магией, не найти. Ведь людям свойственно бояться именно того, чего они не знают и не могут пощупать, тогда как тем, что зримо, да еще и ощутимо, не напугаешь даже младенца.

Джим уселся поудобнее с кувшином вина и приготовился провести в общей зале еще один вечер, делая вид, что пришел сюда выпить, а вовсе не для того, чтобы сразу попасться на глаза английскому шпиону. На протяжении долгих дней ожидания Джим, постоянно практикуясь, немного преуспел в магии. Он ограничивался небольшими чудесами: то незаметно передвинет скамейку у противоположной стены, то слегка изменит цвет какой-нибудь деревяшки.

Кроме того, он пытался – и в конце концов у него даже получилось – небольшими порциями удалять из кувшина вино. Такое чудо было необходимо, поскольку Джим не мог каждый день напиваться в хлам.

Он обнаружил, что просто уничтожить вино невозможно: нужно отправлять его в какое-нибудь другое место. Обычно он отправлял за раз примерно кубок вина в воды гавани, ярдов за триста от «Зеленой Двери». Повторение этой процедуры позволяло искусно отделаться от вина и попросить снова наполнить кувшин, не вызывая при этом подозрений у слуг и хозяина таверны: ведь он сидел внизу битый день и ничего не делал при этом, – что же можно подумать? По всей видимости, английский джентльмен кого-то ждет.

Академическое образование, полученное им в двадцатом веке, заставляло его автоматически искать основополагающие начала во всем, что он изучал. В данном случае – начала магии. Каролинус, подсказав ему, как превращаться из дракона в человека и обратно, в действительности дал ему минимум информации о возможностях использования сил, заключенных в огромной Энциклопедии Некромантии, проглоченной Джимом.

Теперь ученик мага заподозрил, что «наставник» сделал это умышленно. По каким-то соображениям Каролинус хотел, чтобы Джим изобрел свой собственный способ пользоваться энциклопедией. Это наводило на мысль о том, что магия больше похожа на искусство, чем на науку. Два занимающихся ею человека не могли идти одним путем. То, что сообщил Джиму Каролинус, было скорее результатом магической операции, нежели самой операцией.

Джиму предстояло самому найти руководство к действию. Еще одним доказательством того, что Каролинус поступил так намеренно, являлся тот факт, что простое написание команды на мысленно представляемой доске, как предложил волшебник, в одних случаях срабатывало без сучка без задоринки, но в других не давало ничего.

Например, Джим выяснил, что таким образом он может превращаться в дракона и обратно. Точно так же он мог двигать скамью в общем зале трактира, но только если неотрывно смотрел на нее. Как только он отворачивался, действие магии прекращалось.

Попытки избавиться от вина не увенчались успехом до тех пор, пока Джим не представил себе гавань, виденную всего один раз, когда причалил их корабль. Получалось так, что на другом конце в его сознании должен быть как бы получатель или, по крайней мере, его ясный образ, наряду с отчетливой картиной того, что он хотел переправить, изменить или подвинуть.

Джим начал проверку своей теории с того, что попытался запомнить конкретную скамейку у противоположной стены комнаты и позицию, в которой та находилась по отношению к столу и прочей обстановке. После двадцати минут усилий ему наконец удалось подвинуть скамью не глядя на нее.

Джим погрузился в это занятие с головой. По счастливому совпадению, как раз в тот момент, когда скамья наконец сдвинулась, в практически безлюдный в этот час трактир зашел какой-то мужчина. Кроме ученика мага, в разных концах зала сидело еще два человека.

Неожиданный гость сразу привлек к себе внимание Джима.

В нем было что-то странное. По крайней мере, он не был похож на человека, решившего остановиться в подобной таверне. Он встал на пороге, чтобы дать глазам привыкнуть к полумраку, царившему в помещении; свет в зал пробивался лишь через несколько маленьких окошечек, выходивших на улицу.

В этом не было ничего необычного, но мужчина задержался на пороге дольше, чем ожидал Джим. Поскольку Джим внимательно наблюдал за ним, то заметил, что тот, в свою очередь, тоже рассматривает сидящих за столами.

Сидя последние несколько дней в общей зале, Джим держал правую руку на столе так, чтобы кольцо-печатка, вырезанное из кроваво-красного камня, надетое на средний палец правой руки, было на виду. Несмотря на слабое освещение, его было хорошо видно даже с другого конца комнаты, так как из ближайшего окна на него падал луч света.

Вошедший скользнул по камню взглядом и отвел глаза. Затем, как бы случайно, он направился к Джиму.

Это был высокий худой мужчина лет тридцати, но кожа на его лице преждевременно состарилась от солнца и ветров. На левой щеке красовался шрам длиной в несколько дюймов.

Незнакомца можно было бы назвать красивым, если бы не крючковатый, как у сэра Жиля, нос, который, однако, не был и вполовину таким мясистым. Черты его лица были тонкими и как бы заостренными. Несмотря на то что на нем была простая одежда, она не могла скрыть властности, чувствующейся во всем его поведении. Он двигался с непринужденностью и уверенностью человека, находящегося в прекрасной форме. Незнакомец держался прямо, расправив широкие плечи.

Подойдя к Джиму, он без приглашения плюхнулся на скамью по другую сторону стола и, не произнеся ни слова, повернул левую руку ладонью вверх. Взору Джима открылось позолоченное кольцо с камнем со стороны ладони, на котором была вырезана та же эмблема, что и на кольце Джима. Убедившись в том, что Джим разглядел рисунок, незнакомец снова сжал руку в кулак, спрятав камень.

– Должно быть, вы Рыцарь-Дракон, – произнес он низким приятным баритоном, – от сэра Джона Чендоса.

– Да. – Джим сидел неподвижно. – Но, боюсь, я не знаю вашего имени, мессир.

– Мое имя не имеет значения. Мы можем поговорить в каком-нибудь месте потише?

– Разумеется. Наверху.

Джим было привстал, но его собеседник резко покачал головой, и Рыцарь-Дракон снова сел.

– Не сейчас, – сказал мужчина. – Сегодня вечером. Я еще вернусь. В вашей комнате, я правильно понял?

Он показал глазами на лестницу. Джим кивнул.

– Тогда до вечера. – Незнакомец поднялся. – Здесь будет побольше народу, и мои приход и уход будут не столь заметны. Ждите меня наверху.

Он встал, направился к двери и вышел. На секунду его темный силуэт задержался в светлом прямоугольнике дверного проема. Затем он исчез.