Текст книги "Абсолютная Энциклопедия. Том 1"

– Ну что? Теперь ты веришь мне? – требовательно спросил он.

– Думаю, что верю, – ответил Хэл. Выражение лица Тама несколько смягчилось.

– Ты один из всех людей, – продолжал он, пристально глядя на Хэла, – обязан осознать это. Мы умираем. Умирает раса. Всмотрись, и ты должен увидеть! Но люди еще не понимают происходящего, поскольку процесс протекает исключительно медленно и ощутить происходящее им мешает ограниченное восприятие течения времени и хода истории. Они смотрят вперед не дальше продолжительности человеческой жизни. Нет, даже еще ближе. Они следят лишь за тем, как развиваются события в пределах их собственного поколения. Но мы, находящиеся здесь, охватывая взором колыбель жизни – Землю – и длинную вереницу прошедших столетий, ясно видим начало разложения и умирания. Иные намерены победить. Ты осознаешь это? Они кончат тем, что подчинят себе всю остальную часть расы, словно это домашний скот, и с этого момента не останется никого, кто мог бы бороться с ними. Раса в целом начнет вымирать, ибо она перестанет развиваться, ее движение вперед прекратится.

Там снова помолчал.

– Есть лишь одна надежда. Слабая надежда. Потому что, если бы мы даже могли уничтожить всех Иных, сразу и сейчас, это не остановило бы того, что нас ждет. У расы нашлась бы другая болезнь, которая привела бы ее к гибели. Исцеление должно быть исцелением духа – необходимо проникнуть в некую новую, более обширную сферу бытия всех нас, исследовать ее и внедриться в нее. Только Энциклопедия способна предоставить такую возможность. И может быть, только ты в силах привести Энциклопедию к осуществлению этой возможности, разогнать те тучи, которые сейчас нависли над нами, над всеми нами.

По мере того как он говорил, голос его слабел; последние слова Хэл едва мог расслышать. Там замолчал. Он сидел неподвижно за своим столом, опустив глаза. Аджела стояла сзади, легкими движениями массируя ему шею. Хэл сидел не шевелясь и не говоря ни слова. Рядом с ними все так же весело журчал ручей, по-прежнему голубело искусственное небо над головой, сосновый лес, раскинувшийся вокруг, продолжал радовать глаз зеленью хвои. Но Хэлу показалось, что все краски поблекли и огрубели, словно внезапно состарились.

– Во всяком случае, – нарушила затянувшееся молчание Аджела, – за то время, которое остается у Хэла до его отлета, я могу показать ему Энциклопедию.

– Да. – Там поднял глаза и посмотрел на них обоих. – Покажи ему все. Пусть он увидит столько, сколько успеет, пока у него есть такая возможность.

Глава 4

Когда они возвратились в комнату Хэла, Аджела нажала на панели управления несколько кнопок, и на экране возникло изображение узколицего, седоволосого мужчины.

– Привет, Аджела! – сказал он.

– Джерри, это Хэл Мэйн, – сообщила Аджела. – Он прилетел только вчера и хочет как можно скорее отправиться на Коби. У тебя найдется что-нибудь подходящее для него?

– Сейчас взгляну. – Экран погас.

– Это ваш приятель? – спросил Хэл. Аджела улыбнулась.

– В основном штате нас здесь не больше полутора тысяч, – пояснила она. – Поэтому все всех знают.

Экран снова засветился, и на нем опять появился Джерри.

– Есть лайнер, следующий на Новую Землю, он должен выйти на нашу орбиту через тридцать два часа восемнадцать минут, – сообщил Джерри. – Хэл Мэйн!

– Да? – Хэл подошел к экрану, чтобы Джерри мог его видеть.

– На Новой Земле через два дня вы сможете пересесть на грузовой корабль, следующий прямо на Коби. Таким образом вы окажетесь там примерно через девять дней, считая по субъективному времени. Это вам подойдет?

– Вполне, спасибо, – ответил Хэл.

– Вы зарегистрировали у нас свои кредитные документы?

– Да.

– Хорошо, – сказал Джерри, – Тогда, если хотите, я могу прямо сейчас зарезервировать для вас билет. Хэл почувствовал некоторое замешательство.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы оказывали мне особые любезности… – начал он.

– Какие любезности? – Джерри улыбнулся. – Это моя работа – обеспечивать транспортом временно находящихся у нас научных работников.

– Ах, так? Понимаю. Большое спасибо.

– Не за что, – ответил Джерри и выключил связь. Хэл повернулся к Аджеле.

– Спасибо, что сделали этот вызов. А то я совсем не знаю вашей системы кодирования команд.

– Ее знает только постоянный персонал. Ты мог бы узнать коды у оператора справочной службы, но так мы сэкономили время. Ты хочешь, чтобы я показала тебе Энциклопедию?

– Да, безусловно… – Хэл замялся. – Скажите, а мог бы я поработать с Энциклопедией?

– Ну, разумеется. Но это лучше оставить напоследок. Когда ты с ней немного познакомишься, твоя работа станет более осмысленной. Хочешь, вернемся к Точке Перехода и начнем оттуда?..

– Нет. – Он не хотел снова слышать голоса. По крайней мере сейчас. – И не могли бы мы сперва немного перекусить?

– Ну тогда давай начнем с Центра управления научными исследованиями. Конечно, после того как побываем в столовой.

Встав из-за стола, они вышли из столовой, пересекли небольшое, напоминающее коридор помещение и, пройдя через возникший перед ними проем в стене, оказались в комнате, которая была меньше столовой раза в два. Вдоль ее стен располагались панели управления, а посредине в воздухе висел некий параллелепипед внушительных размеров, состоящий из массы перепутанных, ярко светящихся шнуров красного цвета, размерами примерно три на два на один метр. Аджела подвела к нему Хэла. Присмотревшись, он понял, что шнуры эти нематериальны и представляют собой лишь оптические проекции.

– Что это? – спросил он.

– Нервные каналы Энциклопедии. – Она сочувственно улыбнулась ему. – Звучит не очень вразумительно, правда?

Хэл согласно кивнул.

– Чтобы уметь по внешнему виду понимать, какие процессы в них протекают, нужно долго учиться, – пояснила Аджела. – Технический персонал справляется этим очень хорошо. Но только один Там способен, мельком взглянув на их состояние, уяснить все, что в них происходит.

– А вы? – поинтересовался Хэл.

– Пока я могу распознать лишь общую схему развития событий. Это, пожалуй, и все. Пройдет, наверное, еще лет десять, прежде чем я овладею квалификацией младшего техника.

Хэл посмотрел на нее несколько недоверчиво.

– Вы преувеличиваете. У вас это получится быстрее.

Аджела рассмеялась, и он почувствовал себя вознагражденным.

– Возможно, ты прав, – согласилась она.

– Я уверен, ваши навыки уже сейчас практически соответствуют уровню младшего техника, – сказал он. – А то, что вы тут сказали о себе, – это известная экзотская манера умалять свои достоинства. Если бы вы не обладали исключительными способностями, то вряд ли смогли бы за шесть лет пройти путь до помощника Тама.

Она бросила на него взгляд, ставший вдруг очень серьезным:

– По правде говоря, ты и сам в известном смысле человек исключительный, – сказала она. – Но разумеется, ты и должен быть таким.

– Должен? Почему?

– Чтобы услышать голоса в Точке Перехода.

– Ах, да.

Она подвела его ближе к сверкающему скоплению красных линий, парящему в воздухе, и принялась объяснять: вот та, например, совершенно очевидно является перемычкой, переброшенной из области памяти Энциклопедии, относящейся к истории, в область памяти, содержащую информацию по искусству, а это в свою очередь означает, что некий ученый из Индонезии обнаружил новый источник дополнительной информации для своей работы; глядя на вот эту линию, нетрудно понять, что сама Энциклопедия рассчитывает координаты точек для исследования, которое проводит другой ученый, и таким образом помогает ему наметить дальнейшее направление деятельности.

– Именно это имел в виду Там, говоря об использовании Энциклопедии в качестве библиотеки? – уточнил Хэл.

– Да. – Аджела кивнула.

– А как выглядит другой способ использования Энциклопедии? – задал он новый вопрос. Она покачала головой:

– Нет. Энциклопедия все еще ждет того, кто сделает это.

– А на чем основана уверенность Тама, что подобное возможно?

Аджела сурово посмотрела на него:

– Он Там Олин. И он уверен.

От дальнейших высказываний на эту тему Хэл воздержался. В следующей комнате, машинном Отделении Энциклопедии, находились различные приборы и пульт управления системой накопления и распределения солнечной энергии – чтобы обеспечить нормальное функционирование станции и питание защищающих ее силовых панелей. Правда, сами панели потребляли мало энергии. Как и фазовый сдвиг, положенный в основу их создания, они были почти нематериальными. Космический корабль, используя принцип фазового сдвига, фактически остается неподвижным, изменяются только координаты его местонахождения в пространстве. Созданные на этом принципе защитные панели ограждают защищаемый объект невообразимо тонким слоем нуль-пространства. Непосредственно в момент фазового сдвига корабль теоретически равномерно рассредоточивается по всей Вселенной и затем мгновенно материализуется в ином, заранее заданном и отличном от первоначального месте. Любой же материальный объект, соприкоснувшись с завесой из нуль-пространства; создаваемой панелями, распыляется в космосе, но без каких-либо перспектив на последующее восстановление в первоначальном виде.

– Ты знаешь об этом? – поинтересовалась Аджела, когда они осматривали машинное отделение.

– Немного, – ответил Хэл. – Мне известно то же, что и каждому: механизм сдвига разработан на основе принципа неопределенности Гейзенберга.

– Не каждому, – сказала она. Хэл удивленно поднял брови:

– Как это?

Она улыбнулась:

– Ты бы удивился, узнав, сколько людей вообще не имеют понятия о том, как передвигаются космические корабли.

– Наверное, – произнес он задумчиво. – Но ведь все это не так уж сложно. В сущности, воздействие силовых панелей приводит к такому же результату, как и тот самый сбой, вероятность которого оценивается в одну миллионную, то есть когда корабль после дезинтеграции не материализуется вновь.

– Именно так. – Аджела чуть помедлила. – Люди говорят об ошибках фазового сдвига как о чем-то романтическом, об этаком мире пропавших кораблей. Но никакой романтики в этом нет.

Он пристально посмотрел на нее.

– Почему это вас так опечалило? – спросил он, обеспокоенный тем, что ее жизнерадостность вдруг исчезла. Секунду Аджела молчала, глядя ему в глаза.

– А у тебя тонко чувствующая натура, – сказала она и, прежде чем Хэл успел отреагировать на эту реплику, продолжала:

– Потому, что такое происшествие всегда печально. Люди погибнут. И для них в этом нет никакой романтики. Общество теряет индивидуумов, которые, возможно, изменили бы путь эволюции расы, если бы остались в живых. Вот, например, Донал Грим. Около ста лет тому назад сумел приблизить все четырнадцать миров к такому политическому единству, какого им прежде никогда не удавалось достичь. Ему было всего тридцать с небольшим, когда он отправился с Дорсая на Мару и бесследно исчез.

Хэл пожал плечами. Несмотря на чувствительность, замеченную Аджелой, он не испытывал большого сострадания к судьбе Донала Грима, который, как бы то ни было, успел до своего исчезновения прожить около трети средней продолжительности жизни. Он вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд Аджелы.

– Ох, я совсем забыла! – воскликнула она. – Ведь ты тоже чуть не пропал подобным же образом. То, что тебя нашли, – счастливая случайность. Прости меня. Я упустила это из виду, когда начала этот разговор.

Хэл подумал: Аджела умеет предложить наиболее корректное объяснение его безразличия к тому, что глубоко затронуло ее. С момента их знакомства прошло всего лишь несколько часов, но он уже составил представление об основных чертах ее характера.

– Я ничего об этом не помню, – пожал он плечами. – Когда меня нашли, мне было меньше двух лет. Насколько я понимаю, такое могло случиться с любым человеком.

– А у тебя никогда не возникало желания попытаться узнать что-нибудь о твоих родителях?

Внутренне Хэл вздрогнул, словно от удара. Конечно же, он придумывал тысячи разнообразных ситуаций, как случайно находит их, живых и невредимых.

Он снова пожал плечами.

– Как ты смотришь на то, чтобы спуститься вниз, в Архивы? – предложила Аджела. – Я могу показать тебе факсимильные копии всех произведений искусства, начиная от палеолитических рисунков из пещер Дордони[6]6
  Дордонь (Dordogne) – река на юго-западе Франции, приток Гаронны


[Закрыть] и кончая современными работами, а также любых предметов культуры, оружия, машин, – словом, всего, что было когда-либо изготовлено.

– Хорошо. – С трудом переключившись с раздумий о своих неизвестных родителях на восприятие реальной действительности, Хэл добавил:

– Спасибо.

Они прошли в Архивы, находящиеся непосредственно за металлическим корпусом станции. Все стационарные помещения Энциклопедии примыкали непосредственно к внутренней стороне корпуса. При наличии снаружи силовых панелей такое расположение было вполне безопасным. Благодаря подобной планировке в середине гигантской сферы имелось обширное свободное пространство для перемещения внутри него подвижных комнат.

Поскольку в центре станции сохраняется невесомость, пояснила Аджела, а в каждой комнате создается свое внутреннее поле гравитации, эти перемещения совершенно неощутимы.

Аджела продолжала рассказывать об устройстве Энциклопедии, и Хэл не останавливал ее, хотя то, о чем она говорила сейчас, он узнал еще несколько лет тому назад от Уолтера. Он понимал, что она, помимо всего прочего, еще и пыталась отвлечь его от мрачных мыслей.

Архивы представляли собой громадный зал, где находились выполненные в натуральную величину объемные изображения таких объектов, как находящийся на Земле римский Колизей или созданная на Ньютоне Симфония Факелов.

Хэл предполагал, что на него произведет сильное впечатление что-либо из представленного здесь, поскольку изображения большинства экспонатов наверняка уже встречались ему раньше.

– Что бы ты хотел увидеть прежде всего? – спросила Аджела.

Все еще захваченный идеей проверить степень полезности Энциклопедии, Хэл машинально назвал первый пришедший ему в голову объект, который, рассуждая формально, должен находиться в таком собрании, но которого почти наверняка здесь не было.

– Как насчет надгробия на могиле Роберта Льюиса Стивенсона? – спросил он.

Аджела коснулась нескольких кнопок на пульте, и прямо перед ними на расстоянии вытянутой руки возник стоящий вертикально блок серого гранита с высеченной на нем надписью.

У Хэла перехватило дыхание. Он протянул руку и коснулся фантома. Пальцы ощутили холодную гладкую поверхность полированного гранита. Поэзия всегда находила живой отклик в душе Хэла, а эту эпитафию, написанную Стивенсоном самому себе, он воспринимал как одно из самых волнующих поэтических произведений.

Он попытался прочесть вырезанные на камне строчки, но они расплывались у него перед глазами. Правда, он помнил их наизусть.

 
К широкому небу лицом ввечеру
Положите меня, и я умру,
Я радостно жил и легко умру
И вам завещаю одно —
Написать на моей плите гробовой:
«Моряк из морей вернулся домой,
Охотник с гор вернулся домой,
Он там, куда шел давно».
 

Эти слова, простые и величественные, опять воскресили в памяти образы дорогих ему людей, и снова его сердце пронзила такая острая боль, что несколько мгновений он был не в силах ее унять. Отвернувшись от надгробия и от Аджелы, он стоял, устремив в пространство невидящий взгляд, до тех пор пока не почувствовал на своем плече ее руку.

– Мне очень жаль, – проговорила она. – Но ведь ты попросил…

Мягкий и ласковый голос Аджелы, едва ощутимое прикосновение вернули ему душевное равновесие, помогли в очередной раз заглушить горечь невосполнимой утраты.

– Посмотри-ка, – сказала Аджела, – у меня есть для тебя кое-что еще. Вот, взгляни!

Хэл нехотя повернулся и увидел прямо перед собой бронзовую статуэтку высотой не больше семи дюймов. Это было скульптурное изображение единорога. Он стоял на небольшом клочке земли среди растущих у его ног полураспустившихся роз, гордо выгнув шею, откинув в сторону хвост, распустив гриву и игриво вскинув голову. Выражение глаз и форма изогнутых губ были такими, будто он потешался над всем миром.

«Смеющийся единорог» Дарлин Колтреин. Неукротимый, озорной, изящный – он был прекрасен. Казалось, жизнерадостное веселье так и кипит в нем.

Боль и такая радость не могли находиться рядом. И постепенно боль отступила. Глядя на единорога, Хэл невольно улыбнулся, и ему почудилось, что тот также улыбнулся в ответ.

– А у вас есть оригиналы каких-нибудь из этих изображений? – спросил он Аджелу.

– Не всех, – ответила она. – Для их хранения нужно много места, и, кроме того, подобные вещи не продаются. То, что у нас есть, мы получали в дар.

– А вот этого? – Он показал на «Смеющегося единорога».

– Да, по-моему, эта скульптура у нас есть, – кивнула Аджела.

– Могу я ее увидеть? Мне бы хотелось подержать ее в руках.

Она помолчала, потом медленно, но решительно покачала головой.

– Мне очень жаль, но никто не имеет права трогать руками подлинники, кроме работников Архивов… и Тама. – Аджела улыбнулась. – Если ты когда-нибудь займешь пост руководителя Энциклопедии, то сможешь поставить «Смеющегося единорога» на свой стол.

У него вдруг возникло странное, необъяснимое желание иметь эту маленькую статуэтку, взять ее с собой, чтобы она скрасила ему одиночество во время полета на Коби среди звезд, а потом в шахте под землей. Но он понимал, что это невозможно. Даже если бы статуэтка и была его собственностью – большой риск перевозить ее просто в багаже обычного пассажира. Утрата такого сокровища стала бы трагедией не только для него, но и для многих других людей.

Потом он потерял счет огромному числу увиденных им факсимильных изображений всевозможных произведений искусства, книг, предметов культуры и быта, возникавших перед их глазами после команд Аджелы, которые она набирала на пульте управления. Когда, вконец уставшие, они вышли из Архивов, то почувствовали, что основательно проголодались. На этот раз они ели в другой столовой, интерьер которой был стилизован под пивной зал. Звучала музыка, посетители, в основном молодые обитатели Энциклопедии, вели между собой оживленные разговоры. Однако ровесников Аджелы среди них Хэл заметил всего несколько человек, а таких, как он, не увидел вовсе. Но он уже знал, что если не забывать вести себя сдержанно и намеренно демонстрировать свой высокий рост, то можно выглядеть на два-три года взрослее. Во всяком случае, как ему показалось, никто из проходивших мимо кабинки, где находился стол, за которым они сидели, не обращал внимания на то, что он был на пару лет моложе Аджелы.

После всех испытаний, выпавших на его долю за последние два дня, вкусная еда и напитки подействовали на него как сильнейшее снотворное. Когда примерно через час они поднялись из-за стола, у него уже слипались глаза. Аджела показала, как набрать код его комнаты на панели управления, расположенной в кабинке, и, пройдя вдоль короткого коридора, они оказались перед возникшим и увеличивающимся прямо на глазах проемом, ведущим в апартаменты Хэла.

– Как вы думаете, смогу я завтра поработать с Энциклопедией? – спросил он, когда Аджела уже выходила из комнаты.

– Разумеется, – кивнула она.

Он спал глубоким сном, проснулся с радостным чувством, но затем вспомнил о тех, кто остался лежать на террасе, и скорбь обрушилась на него снова. Рана все еще была слишком свежей. Он осознавал, что необходимо срочно спасаться, подобно тому как тонущий человек изо всех сил стремится вынырнуть из-под воды к воздуху и свету. Он стал судорожно искать предмет, на который можно было бы переключить свои мысли, и ухватился за воспоминание о том, что сегодня ему представится случай самому поработать с Энциклопедией. Он сосредоточился на этом грядущем событии, заполнив свое сознание размышлениями о нем, а также воспоминаниями о тех впечатлениях, которые получил накануне, когда Аджела водила его по станции.

Он поднялся с постели, заказал себе завтрак, а час спустя ему позвонила Аджела. Убедившись, что он уже проснулся, она через некоторое время зашла к нему.

– Большинство людей работают с Энциклопедией, не выходя из своих комнат, – сообщила она. – Но если хочешь, эту комнату можно дополнить специальной кабиной или установить такую кабину для тебя где-нибудь в другом месте.

– Специальная кабина… – произнес он задумчиво. Уже несколько лет ему казалось, что он знает все нужные ему слова и понимает их смысл, но это словосочетание было ему непонятно.

– Маленькая комнатка для научных занятий.

Ее пальцы пробежались по клавиатуре на столе, и на свободном пространстве посредине комнаты сформировалось трехмерное изображение. Оно представляло собой крохотное помещение, каморку, где находились кресло и жестко закрепленная доска рабочего стола с клавиатурой. Бесцветные стены выглядели уныло, но Аджела снова нажала несколько клавиш, и стены исчезли, открыв взору звездное небо; теперь стало казаться, будто кресло и доска парят в космическом пространстве среди звезд. У Хэла перехватило дыхание.

– И эту кабину можно оставить здесь? – уточнил он.

– Можно, – кивнула Аджела.

– Тогда это как раз то, чего я хотел.

– Очень хорошо. – Она притронулась к клавиатуре. Светящаяся стена напротив двери в его комнату отодвинулась назад, освободив место для еще одной двери. Эта новая дверь открылась, и Хэл увидел за ней то самое крохотное помещение, которое Аджела называла кабиной. Он подошел к двери и вошел внутрь. Следом за ним в кабину вошла Аджела и минут двадцать объясняла, что нужно делать, чтобы запросить любую информацию, какая только может ему понадобиться.

Как только он остался один, радостное волнение стало покидать его, уступая место скорби и вновь поднимающейся волне холодной ярости против Блейза Аренса. Усилием воли он подавил эту волну и нажал несколько кнопок в подлокотнике кресла. Дверь в кабине закрылась, стены ее сделались прозрачными, и у Хэла создалась полная иллюзия того, что он находится в открытом космосе. Он отчаянно искал, чем бы занять свое сознание, понимая, что иначе мысли снова приведут его к озеру и на террасу.

Перед ним возник образ Малахии, и в памяти всплыли слова: «…живые должны думать о живых, даже если эти живые – они сами…»

Он предпринял огромное усилие, чтобы заставить себя думать только о том, что происходит здесь и сейчас. Чего бы он пожелал, если бы в данный момент просто находился на Энциклопедии и дома у него ничего не случилось? Обратившись к прошлому, его сознание воскресило мечты, возникавшие у него под влиянием прочитанных книг. Вчера он попросил показать ему надгробие Роберта Льюиса Стивенсона. Может, надо спросить Энциклопедию, что она знает о Стивенсоне такого, чего не знает он? Но он отверг эту мысль. Сейчас образ Стивенсона был связан в его сознании с образом надгробия, а он не хотел думать о надгробиях.

Он задумался. Три мушкетера? Д'Артаньян? А может, Найджел Лоринг, вымышленный герой двух исторических романов Конан Дойла «Сэр Найджел» и «Белый Отряд»?

Эта мысль о скромном, но отважном герое той далекой эпохи, когда мужчины носили латы, показалась ему весьма заманчивой. Найджел Лоринг относился к числу тех персонажей, которых Хэл считал исключительно светлыми и яркими личностями. Может быть, Конан Доил даже начал писать о нем третий роман, но так и не закончил его? Нет, вряд ли. Если бы это было так, он почти наверняка уже наткнулся бы на какую-нибудь информацию об этом. Он нажал клавишу запроса на клавиатуре, вмонтированной в ручку его кресла, и заговорил, обращаясь к Энциклопедии:

– Сообщите мне полный перечень всего, что написано Конан Дойлом о персонаже по имени Найджел Лоринг, фигурирующем в романах «Белый Отряд» и «Сэр Найджел».

В воздухе словно из ничего возник завиток ленты с распечаткой и упал ему на колени. Одновременно раздался мелодичный звон, и он услышал приятный женский голос:

– Сведения из источников направлены вам в виде распечатки. Хотите ли вы также получить подробные биографические данные о жившей прежде исторической личности?

Хэл недоуменно нахмурился.

– Я не запрашиваю данных о Конан Дойле, – сказал он.

– Это понятно. Под исторической личностью имеется в виду реальный Найджел Лоринг, рыцарь, живший в четырнадцатом веке нашей эры.

Хэл уставился на звезды неподвижным взглядом. Услышанные им слова, казалось, продолжали звучать в ушах, радостное волнение охватило его. Почти со страхом, опасаясь, что все это может обернуться просто ошибкой, он заговорил снова:

– Вы хотите сказать, что в Англии в четырнадцатом веке действительно существовал некто по имени Найджел Лоринг?

– Да. Вам сообщить подробности биографии этой личности?

– Да, пожалуйста. По возможности, все детали. И еще, – добавил он торопливо, – составьте, пожалуйста, перечень всех упоминаний этого реального Найджела Лоринга в документах того времени и последующих времен. Если можно, я хотел бы получить копии этих документов.

На столе появилась новая распечатка вместе с копиями фрагментов документов и рисунков. Не обращая внимания на распечатку, Хэл схватил копии и стал их быстро просматривать. Здесь были удивительные вещи. Выдержки из «Хроник» Жана Фруассара[7]7
  Фруассар (Froissart) Жан (ок. 1337-после 1404 гг.), французский хронист, поэт. В «Хрониках» отразил события 1327—1400 г., главным образом Столетней войны между Англией и Францией. Прославлял подвиги как французских, так и английских рыцарей.


[Закрыть], перечень подарков, розданных Эдуардом, Черным Принцем[8]8
  «Черный Принц» Эдуард, принц уэльский (1337—1376 гг.). Один из английских военачальников на первом этапе Столетней войны, старший сын короля Эдуарда III (1312—1377 гг.), начавшего Столетнюю войну. Прозвище получил за цвет лат.


[Закрыть], придворным из своей свиты, и изображение сиденья в церковном алтаре. К изображению церковного сиденья прилагалось его печатное описание, которое, по мнению Хэла, оказалось самым интересным документом из всех представленных ему материалов.

Это сиденье, гласил документ, существует до сих пор. Найджел Лоринг являлся одним из рыцарей – учредителей Ордена Подвязки. Церковь – это Капелла Сент-Джордж в Виндзорском дворце[9]9
  Виндзор (Windsor), город к западу от Лондона, на правом берегу Темзы, летняя королевская резиденция. Королевский замок (XIII-XIX вв.)


[Закрыть], в Англии. Однако существующая ныне капелла[10]10
  Капелла Сент-Джордж (St. George's Chapel) (1474—1528 гг.) – шедевр поздней готики.


[Закрыть], было написано далее, это не та, что построили первоначально. Первую капеллу возвели по приказу Эдуарда III, а ее реконструкцию, которую начал Эдуард IV[11]11
  Эдуард IV (1474—1528 гг.), английский король (с 1461 г.).


[Закрыть], закончили, вероятно, в период правления Генриха VIII[12]12
  Генрих VIII (1491—1547 гг.), английский король (с 1509 г.).


[Закрыть]. Работы велись круглые сутки, ночью – при свете многих сотен свечей, чтобы, согласно велению короля, успеть к его очередному бракосочетанию.

На какое-то время и терраса, и все случившееся там было забыто. Реально существовавший Найджел Лоринг и литературный герой Конан Дойла слились воедино в сознании Хэла. Ему казалось, что он протянул руку в глубь времен и может прикоснуться к живому человеку по имени Найджел Лоринг. И он подумал, что, возможно, все персонажи в книгах, которые он читал, тоже когда-то были реальными, живыми людьми и сведения о них тоже сохранились, только надо знать, где и как их отыскать. Захваченный этой мыслью, он почти наугад извлек из своей памяти имя еще одного литературного героя и обратился к Энциклопедии.

– Скажите мне, – попросил он, – не послужила ли прообразом для Беллариона, героя романа Рафаэля Сабатини «Белларион», также какая-нибудь реально существовавшая историческая личность, носившая то же имя?

– Нет, – ответила Абсолютная Энциклопедия. Хэл вздохнул. Отрезвленный ответом, он оставил свои фантазии и начал возвращаться к реальной действительности.

– Но вместе с тем, – продолжала Энциклопедия, – у Беллариона Сабатини очень много общего с жившим в четырнадцатом веке талантливым военачальником, кондотьером сэром Джоном Хоквудом[13]13
  Сэр Джон Хоквуд (Sir John Hawkwood) (? – 1394 г.). Английский авантюрист и кондотьер на службе итальянских правителей. Родился в местечке Хедингем Сибил (Hedingham Sibil), графство Эссекс. Вступив в английскую армию, во время Столетней войны сражался под знаменами короля Эдуарда III, удостоившего его рыцарского звания. В 1360 г. во главе собранного им «Белого отряда» отправился в Северную Италию, на службу к маркизу Монферрато. В 1363 г. стал главнокомандующим войсками Пизы. Затем в качестве командира наемных войск в течение 30 лет участвовал почти во всех основных войнах на территории Италии. Умело использовал опыт, полученный английской армией в сражениях Столетней войны, прославился стремительными маршами, четким управлением войсками, поддержанием жесткой дисциплины. Служил главнокомандующим войсками Флоренции. В 1385 г. английский король Ричард II вручил ему грамоту члена английской миссии во Флоренции и Неаполе. Хоквуд получал от итальянских правителей огромное жалованье, он владел землей в Романии и вблизи Флоренции. Решив в возрасте около 70 лет вернуться в Англию, продал все имущество, но в марте 1394 г. умер во Флоренции, где и был похоронен. В 1395 г. его прах перевезли в Англию.


[Закрыть]. Конан Дойл, создавая образ своего героя, сэра Найджела, также воспользовался некоторыми фактами из жизни этого прославленного кондотьера. Существует общепринятое мнение, что Джон Хоквуд стал в какой-то степени прототипом обоих названных литературных героев. Вы хотите получить выдержки из критических работ, содержащих упомянутый вывод?

– Да… Не-ет! – крикнул Хэл. Он откинулся назад, едва не дрожа от волнения.

Хэл знал, кто такой Джон Хоквуд. Эта историческая фигура давно привлекала его внимание, и не только тем, что было написано о ней в книгах, но еще и тем, что говорил об этом человеке Малахия Насуно, называвший его первым генералом современного типа. Проведенные Хоквудом кампании не раз упоминал в своем многотомном труде по военной стратегии и тактике и Клетус Грим, доводившийся прадедом тому самому Доналу Гриму, о котором говорила Аджела. Жизнь Донала Грима оборвалась в тот момент, когда он пытался добиться спокойствия и согласия во всех четырнадцати мирах. Внезапно в сознании Хэла возникла четкая линия, протянувшаяся от Донала Грима к Клетусу и дальше, через историю западно-европейских войн, к Хоквуду.

Хоквуд родился в местечке Хедингем Сибил в сельской местности Англии в начале четырнадцатого века, начал свою карьеру, принимая участие в сражениях Столетней войны во Франции, а закончил в Италии главнокомандующим войсками Флоренции. Хотя на протяжении своей жизни Хоквуд не раз участвовал в рукопашных схватках, умер он в собственной постели, когда ему было, вероятно, больше восьмидесяти лет. А первым генералом современного типа его называли и другие, еще до Малахии. Это он привел из Англии на поля сражений Италии воинов, вооруженных тяжелыми длинными луками, с неизменным успехом применявшимися во всех боях.

Хоквуд очаровал Хэла сразу же, как только тот впервые узнал о нем. И причиной был не только его славный жизненный путь, наполненный звоном оружия и яркими событиями, который сквозь призму почти десяти веков казался еще более героическим и романтичным. Дело заключалось еще и в том, что этот выдающийся англичанин, начавший жизнь в Хедингем Сибил, а закончивший во Флоренции, как бы совершил путешествие во времени из глубин средневековья к истокам современной эпохи, флаг, который развевался над террасой дома, где жил Хэл, и который Уолтер опустил, предупреждая его об опасности, флаг с изображением вылетающего из леса сокола, Хэл сделал своими собственными руками. Изображение на флаге он тоже придумал сам, после того как тщетно пытался отыскать в заполнявших библиотеку книгах хоть какое-нибудь упоминание о гербе Хоквуда. Повинуясь внезапному импульсу, он снова обратился к Энциклопедии:

– Что представлял собой герб сэра Джона Хоквуда?

Возникла короткая пауза, и на экране возник щит, через серебряное поле которого шла широкая V-образная черная лента, направленная острым концом вверх и заканчивающаяся посредине щита. На поверхности ленты поодаль друг от друга лежали три серебряные раковины.

При чем здесь раковины моллюсков, Хэл не понял. Единственное, что пришло ему на ум в связи с этими раковинами, – испанский город Сантьяго-де-Компостела. Мог Хоквуд в те времена побывать в нем? Или раковины на гербе означают нечто иное? Он спросил об этом Абсолютную Энциклопедию.

– Раковины моллюсков – характерная деталь многих гербов, – ответила Энциклопедия. – Если хотите, могу сообщить более подробные сведения. Скажем, тот факт, что их можно увидеть на самых старинных гербах, таких как гербы Гримов, а также на многих семейных гербах этого рода, например на хорошо известных гербах Данди и Данбаров. Вам нужна более развернутая информация, сообщение об использовании раковин как геральдического символа в последние века?