Текст книги "Не упускайте своих детей"

1. Howard Gardner, Developmental Psychology, 2nd ed. (New York: Little, Brown & Company, 1982).

2. The Globe and Mail, April 12, 2004.

3. Vancouver Sun, August 30, 2003.

Часть третья
Застрявшие в незрелости: почему ориентация на ровесников мешает здоровому развитию

8
Опасное бегство от эмоций

На днях, проходя по коридору школы, в которой учится мой сын, я вдруг поймал себя на мысли: там царила та же атмосфера, что и в коридорах и столовых детских колоний, где я раньше работал. Позы, жесты, интонации, слова и отношения между сверстниками, которые я увидел в этой толпе подростков, – все говорило об их пугающей неуязвимости. Казалось, этим ребятам все нипочем. Их манеры выражали уверенность, сродни браваде, словно непробиваемую и в то же время напускную.

Главное правило в культуре ровесников – «быть крутым», то есть полностью эмоционально закрытым. Самые уважаемые члены группы подростков сохраняют неизменно невозмутимый вид, практически не проявляют страха, с виду лишены чувства стыда и повторяют, как мантру: «неважно», «плевать» или «без разницы».

На самом же деле, все совсем не так. Человек – самое уязвимое из всех живых существ. Мы уязвимы не только физически, но и психически. Так в чем же дело? Почему молодые люди, в действительности очень ранимые, выглядят такими безразличными? Их уверенность, их «крутизна» – не притворство ли все это? Быть может, это только маска, которую они сбросят, почувствовав себя в безопасности, или это и есть настоящее лицо ориентации на ровесников?

Впервые столкнувшись с субкультурой подростковой неуязвимости, я решил, что это просто маска. Человеческая психика может развивать мощные механизмы защиты от осознанного чувства уязвимости, механизмы, закрепляющиеся в структурах мозга, отвечающих за эмоциональное восприятие. Мне хотелось думать, что такие дети в благоприятных условиях сбросят свои доспехи и откроют мягкую, по-настоящему человеческую суть. В некоторых случаях мои ожидания оправдывались, но чаще я обнаруживал, что эмоциональная неуязвимость подростков вовсе не была притворством. Многие из этих детей ни на что не обижались, не чувствовали боли. Это не значит, что их невозможно было ранить в принципе, но сокрытие эмоций у них не было осознанным, они не могли снять свою маску, потому что ее не существовало.

Дети, способные испытывать чувства грусти, страха, потери и отверженности, зачастую прячут свои эмоции от ровесников, опасаясь насмешек и нападок. Неуязвимость – это маска, которой они прикрываются, чтобы смешаться с толпой, но в безопасном окружении они снимают маску и становятся самими собой. Беспокойство вызывают как раз не эти дети, хотя, безусловно, нас волнует то, как окружающая атмосфера неуязвимости повлияет на их обучение и развитие. В такой атмосфере сложно проявлять естественное любопытство, невозможно свободно задавать вопросы и открыто интересоваться учебой. В таком окружении не принято рисковать, демонстрировать увлеченность и творческие порывы.

Но больше всего страдают и подвергаются психологической опасности дети, стремящиеся быть жесткими и неуязвимыми не только в школе, но в любом месте и в любой ситуации. Такие дети неспособны надевать и снимать броню по необходимости. Защитные механизмы уже стали частью их личности. Такую эмоциональную ожесточенность чаще проявляют делинквентные подростки, члены уличных банд и беспризорники, но она в значительной мере является разновидностью ориентации на ровесников, свойственной детям из обычных американских семей.

Ребенок может не осознавать своей уязвимости по одной причине: она стала невыносимой, его раны слишком болезненны, чтобы что-то чувствовать. Иными словами, дети, пережившие в прошлом серьезные эмоциональные раны, могут выработать иммунитет к подобным ситуациям в будущем.

Связь между психологическими ранами и бегством от уязвимости очевидна у детей, испытавших глубокие эмоциональные переживания и боль. С наибольшей вероятностью такой крайний тип защитной эмоциональной ожесточенности разовьется у детей из приютов или интернатов, у детей, переживших потерю, у детей, с которыми жестоко обращались или которым уделяли недостаточно внимания. С учетом пережитой ими травмы легко понять, почему они выработали мощные подсознательные защитные механизмы.

Что удивительно – так это то, что дети, ориентировавшиеся некоторое время на ровесников, могут демонстрировать такое же оборонительное поведение, не пережив сопоставимых травм. Дети, ориентированные на ровесников, кажется, стремятся защититься от уязвимости настолько же сильной, как и у травмированных детей. Почему это происходит, если явных признаков схожести опыта у них нет?

Прежде чем перейти к обсуждению причин повышенной уязвимости и эмоционального ожесточения детей, ориентированных на ровесников, давайте проясним значение выражения «защищенный от уязвимости» и близкого по значению термина «бегство от уязвимости». Под ними мы понимаем инстинктивные защитные реакции мозга на подавляющее, всеобъемлющее чувство уязвимости. Эти непроизвольные защитные реакции направлены на подавление осознания собственной уязвимости, а не против уязвимости как таковой. Человеческий мозг не может спасти ребенка от душевных ран, но способен помочь ему не чувствовать их. Термины «защищенный от уязвимости» и «бегство от уязвимости» заключают в себе суть этого процесса: ребенок теряет контакт со своими мыслями и эмоциями, которые заставляют его чувствовать себя уязвимым, и таким образом у него исчезает осознание того, что он может получить эмоциональную рану, как любой человек. Время от времени все мы можем проявлять подобную эмоциональную закрытость. Защищенным от уязвимости ребенок становится, если закрытость перестает быть временной реакцией и переходит в устойчивое состояние.

Дети, ориентированные на ровесников, более подвержены эмоциональным ранам, чем дети, ориентированные на взрослых, по четырем причинам. Главным результатом этого становится бегство от уязвимости, пугающе похожее на эмоциональное ожесточение детей, переживших травму.

Дети, ориентированные на ровесников, ожесточаются эмоционально прежде всего потому, что теряют естественный источник силы и уверенности в себе, а также природный щит, спасающий от невыносимой боли и травм.

Мало того что проблемы и трагедии могут атаковать ребенка извне, его собственный мир наполнен потенциально ранящими его конфликтами и ситуациями: недостаток внимания, ощущение собственной незначительности, исключенности из группы, несоответствия ожиданиям, неодобрение, ситуации, когда ребенок не нравится кому-либо, его не выбирают, высмеивают и стыдят. Защитить ребенка от ударов и переживаний может привязанность к родителям. Именно привязанность имеет решающее значение: если ребенок не привязан к тем, кто принижает и недооценивает его, серьезный вред ему нанести невозможно. Насмешки могут обидеть и даже довести до слез, но все это пройдет. Когда ориентиром является родитель, значение имеет то, что он говорит и как относится к ребенку. Если случается что-то плохое, ребенок обращается к взрослому, чтобы понять, как ему быть и как реагировать. Если связь ребенка и взрослого прочна, дети защищены и не чувствуют опасной уязвимости, пусть даже небо рухнет, и весь мир рассыплется в прах. Ярче всего это показано в фильме Роберто Бениньи «Жизнь прекрасна», который рассказывает о том, как отец-еврей пытался защитить своего сына от ужасов расизма и геноцида. Привязанность защищает ребенка от внешнего мира.

Один отец рассказал мне, как однажды смог убедиться в том, что сила привязанности охраняет его сына, назовем его Брейденом[12]12
  Речь идет про самого Гордона Ньюфелда и его сына Брейдена. – Прим. науч. редактора.


[Закрыть]. В описываемый период мальчику было пять лет. «Брейден хотел играть в футбол за местную команду. На первой тренировке мальчишки из команды не приняли его. Когда я услышал, как они насмехаются и издеваются над ним, я уже было кинулся его защищать. Я собирался преподать этим забиякам урок, как вдруг увидел, что сын сам решил дать им отпор. Он вытянулся во весь рост, упер руки в бока, выпятил грудь и заявил: «Никакой я не дурак! Мой папа говорит, что я футболист!» На том дело и кончилось». Брейден знал, что папа в него верит, и это защитило его лучше, чем действия отца. Важным для него было мнение отца, а оскорбления сверстников отскакивали от него, как мячик. Дети, ориентированные на ровесников, напротив, не оглядываются на взрослых, не ищут их поддержки и одобрения и потому лишены защиты.

Безусловно, у этой медали есть и обратная сторона. Привязанность мальчика к отцу защищает его от болезненных стычек с другими детьми, но в той же мере делает его чувствительнее к словам и действиям отца. Если бы отец отнесся к Брейдену невнимательно, пристыдил или оскорбил его, Брейден был бы просто раздавлен. Его привязанность к родителям делает его крайне уязвимым перед ними, но при этом менее уязвимым перед чужими людьми. У привязанности есть внешняя и внутренняя сторона: внутри привязанности мы уязвимы, вне ее – защищены. Привязанность – это одновременно и щит, и меч. Привязанность делит мир на тех, кто может сделать нам больно, и тех, кто не может. Привязанность и уязвимость – эти две главные в жизни любого человека темы – идут бок о бок.

Одна из очевидных задач для нас как для родителей заключается в том, чтобы защитить наших детей от физических травм. Однако мы должны понимать, что опасность получить психологическую рану еще выше, даже если такие «синяки» не всегда легко заметны. Даже взрослые, достаточно зрелые люди могут быть подавлены и ошеломлены эмоциональной болью от разрыва привязанностей. Если даже нас, взрослых, можно так сильно ранить, насколько же сильнее переживают это дети, которые гораздо более зависимы, гораздо больше нуждаются в привязанности.

Привязанность – это главная потребность ребенка, самый мощный стимул для него, и все же именно привязанность делает ребенка уязвимым. Это две стороны медали, одной без другой быть не может. Чем сильнее привязанность ребенка, тем больнее ему может быть. Привязанность – это пространство уязвимости. И это подводит нас ко второй причине возникновения сильных защитных механизмов у детей, ориентированных на ровесников.

Точно так же, как ребенок, ориентированный на взрослых, становится более уязвимым в отношениях с родителями и учителями, дети, ориентированные на ровесников, уязвимее в отношениях друг с другом. Потеряв защиту привязанности к родителям, они становятся очень чувствительными в общении с другими детьми. Проблема состоит в том, что, общаясь друг с другом, дети ведут себя как угодно, но только не деликатно, тактично и вежливо. Если ровесники замещают родителей, безответственное и неосмотрительное обращение друг с другом получает такую значимость, какой никогда не должно было бы иметь. Дети чувствительны и эмоциональны, их легко обидеть. Сложно даже представить, как мы, взрослые, почувствовали бы себя, если бы нам приходилось ежедневно испытывать то, с чем сталкиваются наши дети: мелкие предательства, бойкоты, оскорбления, да и просто невозможность довериться никому из сверстников. Неудивительно, что дети, ориентированные на ровесников, закрываются, пытаются стать неуязвимыми.

Литература, описывающая, как влияет на детей отвержение ровесниками, на основе масштабных исследований очень четко определяет его отрицательные последствия, называя их разрушительными, деформирующими, опустошающими, подавляющими¹. Количество суицидов среди детей неуклонно растет, и источники указывают на то, что причиной все чаще становится отвержение ровесниками. Я не понаслышке знаю, как отношение ровесников покалечило жизни многих взрослых и детей. Первый же клиент в моей психологической практике уже во взрослом возрасте все еще страдал от травли, пережитой в начальной школе. По каким-то ему самому непонятным причинам он стал козлом отпущения для нескольких обозленных ребят, которые беспрестанно издевались над ним. У него выработались такие навязчивые состояния и идеи, с которыми в нормальной жизни он уже не способен был справиться.

Например, для него невыносимо было любое упоминание числа 57, потому что 1957 был самым сложным для него годом, когда он вытерпел самые жестокие издевательства ровесников. При «заражении» этим числом он должен был проводить сложные ритуалы очищения, которые не давали ему нормально жить. Исключение из группы ровесников и издевательства разрушили жизнь многих таких «козлов отпущения». (Недавние исследования свидетельствуют о том, что распространенность этого явления стремительно растет за счет ориентации на ровесников. Эти исследования мы подробнее рассмотрим в главах 10 и 11, рассказывающих об агрессии и издевательствах в среде детей.)

Первопричиной этого считают отвержение ровесниками: бойкоты, исключение из группы, насмешки и издевательство. Некоторые эксперты пришли к выводу, что одобрение ровесников абсолютно необходимо для эмоционального здоровья и благополучия ребенка и что ничего не может быть хуже, чем нелюбовь ровесников. Считается, что отвержение ровесниками – автоматический приговор к пожизненному комплексу неполноценности. Многие современные родители опасаются, что у их детей не будет друзей, что ровесники не будут ценить их. Такой образ мыслей не учитывает двух основополагающих вопросов: что делает ребенка уязвимым и почему уязвимость встречается все чаще.

Дети действительно издеваются друг над другом, унижают, игнорируют, подавляют и высмеивают друг друга. Дети всегда это делали, стоило воспитателям отвернуться. Но уязвимость создают вовсе не слова ровесников и не их поведение, а привязанность. Современная концепция значимости отвержения или признания ровесниками совершенно упускает из виду роль привязанности. Если ребенок привязан в первую очередь к родителям, жизненно важным для его эмоционального здоровья и благополучия становится признание родителей, а недостаток родительской любви нанесет сокрушительный удар по его самооценке. Жестокость и даже бесчеловечность детей, вероятно, не усилились, но, как показывают исследования, раны, которые наносят друг другу наши дети, становятся все болезненнее. Если в наши дни многие дети травмированы безразличием других детей, то не потому, что современные дети стали более жестокими, а потому что ориентация на ровесников сделала их более чувствительными к насмешкам и психологической агрессии сверстников. Мы не смогли сохранить привязанность наших детей к нам и другим взрослым воспитателям, и это не только разрушило их защиту, но и вложило оружие в руки их сверстников. Когда ровесники замещают родителей, дети теряют необходимую защиту от необдуманных слов и действий других. В таких обстоятельствах ребенка легко ранить. Многие дети просто не в силах перенести такую боль.

Результаты исследований однозначно показывают, что лучшей защитой для ребенка даже в подростковом возрасте является сильная привязанность к взрослому. В самом впечатляющем и репрезентативном из таких исследований в выборку вошли девяносто тысяч подростков из восьмидесяти американских городов. Обнаружилось, что у подростков, имевших сильную эмоциональную связь с родителями, гораздо реже возникали проблемы с алкоголем или наркотиками, они реже предпринимали попытки суицида, проявляли жестокость или рано начинали половую жизнь². Иными словами, эти подростки значительно меньше подвержены проблемам, связанным с защитой от уязвимости. Сильная привязанность к родителям ограждала их от стресса и защищала их эмоциональное здоровье и развитие. К этому же выводу пришел и именитый американский психолог Джулиус Сегал, блестящий основоположник исследований способности детей к восстановлению после травм. Объединив результаты исследований по всему миру, он заключил, что важнейшим фактором защиты детей от вредного воздействия стресса является «присутствие в их жизни харизматичного взрослого – человека, с которым они разделяют взгляды и у которого черпают силы»³. Как говорит профессор Сегал, «ничто не поможет, если нет этих нерушимых отношений заботы между родителем и ребенком».

Ровесники не должны были стать настолько значимыми, и уж, во всяком случае, не более значимыми, чем родители, учителя и другие взрослые фигуры привязанности. Насмешки и отторжение ровесниками, безусловно, ранят, но они не должны поражать в самое сердце, не должны быть настолько разрушительны. Глубокая подавленность ребенка, исключенного из группы сверстников, свидетельствует, скорее, о серьезной проблеме привязанности, чем о проблеме отвержения ровесниками.

В ответ на усиливающуюся жестокость детей по отношению друг к другу в школах по всему континенту поспешно вводят программы, чтобы привить молодежи социальную ответственность. Пытаясь возложить ответственность за детей на других детей, мы становимся на ложный путь. Я считаю абсурдным предполагать, что таким образом мы сможем истребить конфликты, бойкоты или оскорбления среди ровесников. Вместо этого нам следует работать над восстановлением власти взрослых для защиты детей от них самих и друг от друга, чтобы естественные проявления незрелости не наносили им ран.

Итак, психика молодых людей, ориентированных на ровесников, подвергается сразу двум опасностям, достаточным, чтобы сделать чувство уязвимости невыносимым и заставить их мозг включить защитные механизмы: что они лишатся щита привязанности к родителям и что мощное орудие привязанности окажется в руках беспечных и безответственных детей. Третий удар по способности глубоко и открыто чувствовать и третья причина эмоционального притупления ребенка, ориентированного на ровесников, заключается в том, что стоит ребенку проявить хотя бы тень уязвимости, как другие дети, уже закрывшиеся от нее, набросятся на него.

Приведем пример из крайней части спектра: одной из моих главных целей при работе с юными преступниками было растопить их защиту от уязвимости, чтобы они снова могли почувствовать свои раны. Если сессия была успешной и мне удавалось провести их сквозь их собственные защитные механизмы к скрытой внутри боли, их лица и голоса смягчались, а на глазах выступали слезы. Для большинства этих детей это были первые слезы за многие годы. А если человек редко плачет, на его лице остаются весьма заметные следы. В самом начале своей работы сразу после сессий я по неосмотрительности отправлял этих детей обратно к сокамерникам. Нетрудно догадаться, что там происходило. Уязвимость все еще была написана на лицах этих детей, и это привлекало внимание других ребят. Защищенные от уязвимости подростки чувствовали необходимость атаковать. Они нападали на уязвимость, как на врага. Вскоре я понял, что ради их же собственной безопасности мне нужно помогать своим пациентам маскировать следы уязвимости. К счастью, рядом с моим кабинетом в тюрьме была умывальная комната. Бывало, дети целый час поливали лицо холодной водой, чтобы смыть улики, которые могли бы выдать их эмоции. Даже если их защитные механизмы немного ослабевали, им все равно приходилось носить маску неуязвимости, чтобы им не причинили еще больше боли. Часть моей работы состояла в том, чтобы объяснить им разницу между маской неуязвимости, которую им нужно было носить в таком месте, как колония, чтобы не стать жертвой, и внутренними механизмами защиты от уязвимости, которые мешали им чувствовать глубоко и по-настоящему.

Тот же механизм, хотя, очевидно, не в таком крайнем проявлении, действует в мире, которым управляют дети, ориентированные на ровесников. Проявления уязвимости подвергаются нападкам, только нападающие действуют не кулаками, а насмешками. Многие дети быстро учатся прикрывать любые признаки слабости, чувствительности и хрупкости, а также тревогу, страх, заинтересованность, потребность в чем-то и даже любопытство. И самое главное: они никогда не должны признаваться в том, что насмешка попала в цель.

Карл Юнг писал, что в других людях мы чаще преследуем то, что нам не нравится в самих себе. Если уязвимость – враг, то каждый раз, обнаружив ее даже в лучшем друге, ее нужно атаковать. За проявления тревоги могут обозвать трусишкой или боякой. Если ребенок заплачет – его поднимут на смех. На выражение интереса закатят глаза, назовут сверстника чудиком или занудой. Над проявлениями нежности не устанут подтрунивать. Признаться в чем-то, что доставляет тебе боль или является очень важным, в присутствии людей, испытывающих дискомфорт от ощущения свой уязвимости, может быть рискованно. В компании детей, подавляющих чувствительность, любое проявление эмоциональной открытости, скорее всего, сделает ребенка мишенью.