Текст книги "Дикари. Дети хаоса"

Грег Ф. Гифьюн
Дикари
Дети хаоса

Savages, ©2016

Children of Chaos, ©2009, renewed 2018

© Андрей Локтионов, перевод, 2022

© Михаил Емельянов, иллюстрация, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Дикари

Искренне благодарю Мэтта Уортингтона и всех сотрудников «Синистер грин пресс»

Посвящается Дэйву Томасу

Человеку не уничтожить в себе дикаря, просто отрицая внутренние порывы. Единственный способ избавиться от искушения – поддаться ему…

«Доктор Джекил и мистер Хайд» (Фильм, 1920 г.)

После

Языки пламени рассекали тьму. Казалось, будто горит весь мир, и в некотором роде так оно и было. Стремительно распространяясь, огонь охватывал и сжигал всё на своем пути. Деревья и кусты вспыхивали, фонтаны искр выстреливали вверх и осыпались на землю, и было в этом величественном зрелище что-то прекрасное и страшное одновременно. Разрушительная сила, пылающая с неистовой яростью, мчалась сквозь ночь, словно соблазнительница. И, несмотря на моросящий дождь, налетевший со стороны обычно безмятежного моря, огонь продолжал набирать мощь и скорость, поглощая все в своей искрящейся агонии.

Но бушующее пламя было здесь не единственным хищником. Другой, новопровозглашенный, сидел и ждал, зачарованный огненным адом. Обнаженный, он укрылся в скудной тени, покрытый ранами, кровью и сажей, так что были видны лишь белки глаз, широко раскрытых, живых и кипящих голодной, первобытной жестокостью. Когда он наконец сдвинулся с места, то сделал это с потрясающей скрытностью, уверенно стал красться сквозь пылающую ночь: его движения были плавными, проворными и смертоносными. От огненного жара лицо у него покраснело, а глаза слезились и болели. Он невозмутимо наблюдал за огнем затуманенным взором. Боль стала теперь частью его, чем-то, что стоит не бояться, а скорее принять, укротить и преодолеть.

Пожар, такой обширный и мощный, что пламя освещало почти весь остров, будет полыхать еще несколько часов. И может, даже здесь, на краю земли, кто-нибудь заметит его и прибудет узнать, что случилось.

А может, и нет.

Возможно, из этой геенны нет спасения, нет выхода. И не было никогда. Может, это уже неважно, поскольку все изменилось. Сам он изменился. Он боялся, что в нем уже почти нет ничего человеческого, что он стал чем-то другим. Не совсем человеком.

Поднявшись с корточек, фантом с особым удовлетворением посмотрел на следы бойни.

«Проснись, – шепнул ему внутренний голос. – Проснись».

Но пробудиться от этого было невозможно.

Он повернулся и бросился в горящие, раскаленные добела джунгли, словно хищный зверь, в которого превратился.

Глава первая

Разум подсказывал ему, что это всего лишь забава и на короткое время он снова стал ребенком, который долго купался, а теперь играет на пляже, лежа на мокром песке у самой кромки воды. Далласу всегда нравились приключенческие истории и фильмы. Он помнил, как представлял себя бесстрашным героем, который сражается на берегу со злодеем или пытается выжить в открытом океане, борясь со стихиями, пиратами или смертоносными акулами. Иногда после кораблекрушения выживал он один. Его выбрасывало на берег необитаемого острова; измотанный, но живой, он какое-то время лежал на отмели, затем полз на сухой песок. Пока эти фантазии и воспоминания впервые за долгое время наводняли его разум яркими деталями, он не мог не осознать иронию происходящего, особенно когда буруны перекатывали его безвольное тело и каждая набегавшая волна переворачивала и выталкивала из воды. Разве мог он тогда, много лет назад, когда был еще маленьким, знать, что придет день – и его любимая игра станет жуткой реальностью?

Мир вокруг него был по-прежнему темным и размытым, поэтому либо зрение и сознание вернулись еще не полностью, либо он лишился чувств и теперь приходит в себя, а ночной океан швыряет его из стороны в сторону. В любом случае, он был абсолютно уверен, что все еще лежит в воде, но до берега недалеко, раз его тело скребет о каменистое дно. И впервые за последнее время Даллас чувствовал боль, которая пронзала грудь и шею у самого плеча. Он ощутил вкус соленой воды и крови и поперхнулся, затем осознал, что ползет уже сам. Скорее барахтается, чем ползет, потом он рухнул на мокрый песок, глубоко впился в него пальцами, вцепился в землю всеми невесть откуда взявшимися силами. Отталкиваясь и суча ногами, он сумел приподняться и рванулся вперед, приземлившись животом на нечто напоминающее сухой песок.

«Я на берегу, – подумал он. – Я… живой… Я… господи… я… я на берегу!»

Он чувствовал песчинки во рту, ощущал, как они скрипят на зубах и щекочут язык, колют щеки и лезут в глаза. Насколько он мог судить, боль не утихла, но ощущение движения исчезло, грудь больше не сдавливает, дышится легко. И он не тонет. Но не успел Даллас подумать, как некая сила в окружающей темноте вновь потянула его в бездну мрака и отчаяния.

Когда накатила безысходность, Даллас мог лишь надеяться и молиться, что действительно добрался до берега – что казалось невозможным в его ситуации. И что ощущения, которые он испытывает, – не уловки сознания, они не стараются отвлечь, пока океан заглатывает его и тянет в глубины, из которых нет спасения. Может, его чувства есть просто галлюцинации умирающего разума. Если так, то он все еще болтается в бушующем океане и, вероятно, уже умер. Но если все вокруг реально, тогда, возможно, у него есть шанс. Слабый, но тем не менее шанс.

Даллас моргнул. Несмотря на жжение в глазах от песка и соленой воды, теперь он мог видеть, но из-за крайне размытого зрения и кромешной ночной темноты у него сильно закружилась голова. Он уперся руками в песок и почувствовал под ладонями твердь. Он закашлялся, выблевал морскую воду, затем снова впал в забытье или нечто подобное.

И оказался там, во тьме.

Сны о яростной борьбе вопиют ему из темноты, его тело извивается и бьется в слепой панике, так как всякое чувство ориентации утрачено. Он в воде, у самой поверхности, и погружается в бездонный лабиринт океана. Давлением его тянет вниз, все звуки превращаются в жуткие отголоски и стоны. Несмотря на жжение, он пытается открыть глаза и отчаянно ищет выход. А затем, так же внезапно, всплывает. Его тело выныривает на поверхность, такое же ничтожное и бесполезное, как и мусор в воде рядом с ним. Он пытается звать на помощь, но у него вылетает лишь сдавленный хрип, когда морская вода безжалостно устремляется в рот и заливает горло. Он борется с могучими волнами и бурным океаном, пытается хоть как-то сориентироваться, но он потерялся в ночи, в шторме, в бушующем море. Его крутит как волчок, то он глотает морскую воду, то хватает ртом воздух. Нет ни верха, ни низа, ни спереди, ни сзади – ничего. Лишь громады волн и тьма вокруг, волны проглатывают его, засасывают, затыкают ему рот, а ветер свистит в ушах, и далеко в ночи звучат раскаты грома.

А еще ему снятся молнии. Зазубренные копья, они не похожи на те, что он видел до этого. Яркие и огромные, как спецэффекты из голливудского блокбастера. Они с треском раскалывают небо огромными вилами, и он благодарен за это, ибо теперь знает, где небо, что вверху, а что внизу. Но легкие не перестают бороться, ему по-прежнему не хватает воздуха. Океан поглощает, заполняет его. Становится с ним одним целым. Сильный пожирает слабого. «Я умираю, – думает он. – Я умру жестокой смертью, в этом месте, в эту ночь».

Некоторое время спустя вода вернула его в чувство. А может, солнце. Он не был уверен, что именно, и ему было все равно. Он знал лишь, что уже не спит, а значит, жив. И когда Даллас поднял голову с горячего песка и прищурился от неожиданной яркости дневного света, то понял, что прошлая ночь ему не приснилась. Все это произошло на самом деле. Яхта действительно затонула во время шторма. Он вместе с остальными спрыгнул в воду, и все, кроме одного из них, члена экипажа по имени Дэвис, добрались до плота. Из восьми человек на плоту умещалось лишь шестеро, а значит, двоим нужно было постоянно плыть рядом, держась за борт. Кроме того, капитан был ранен и не мог двигаться, остальным же приходилось меняться; в мучительные дни и кажущиеся бесконечными ночи они пытались выжить изо всех сил. Три дня и три ночи они дрейфовали в Тихом океане. Не видели ни полоски земли, ни самолетов, ни спасательных судов. А затем налетел очередной шторм и опрокинул плот. Даллас был уверен, что погибнет, но он выжил, его выбросило на какой-то берег.

Он закряхтел и попытался шевельнуть пальцами рук, затем кистями, а потом и руками полностью. Мышцы отвердели и болели, но двигать руками он мог довольно свободно. Затем Даллас пошевелил пальцами ног и ступнями, и наконец ногами полностью. Опять же, кроме боли в мышцах, каких-либо серьезных повреждений он не почувствовал. Но когда попытался подняться на четвереньки, будто отжимается, у него снова заболело, как прошлой ночью. Резкая и острая боль пронзила грудь изнутри. Легкие горели, жгучая боль поднялась к плечам и шее. Он ударился обо что-то твердое и мог лишь надеяться, что в груди ничего не сломано и не повреждено. Даллас вдохнул, сперва неглубоко, а потом чуть поглубже. Когда он вдохнул полной грудью, боль стала невыносимой. Несколько лет назад Даллас переболел пневмонией, и, хотя он знал, что это не она, ощущения были похожими. Он закашлялся. В горле и в легких жгло. Стараясь не обращать на это внимания, Даллас пополз по пляжу прочь от воды. Обессилев, перевернулся на спину. Полежал немного, дышал глубоко, не обращая внимания на боль.

Над ним раскинулся купол ярко-голубого безоблачного неба. Даллас повернул голову и сплюнул, но так и не смог избавиться от набившегося в рот песка и грязи. Привкус был такой, будто он проглотил одну половину океана, а другой прополоскал рот. Даллас утерся о предплечье и снова сплюнул. Несколько дней он боролся с голодом и жаждой, пытаясь изо всех сил экономить вместе с остальными скудные запасы воды и продовольствия. А теперь при мысли о еде и питье ему делалось дурно.

Сколько-то минут спустя он сумел сесть, но по-прежнему был слишком слаб, чтобы встать. Поэтому остался сидеть и, пока сознание медленно приходило в норму, принялся разглядывать окружающую местность. Он находился на небольшом острове, похоже необитаемом, но Далласу все еще хотелось позвать на помощь. Ветра не было, Даллас сидел неподвижно и слушал, как океанские волны плещутся о берег в нескольких дюймах от того места, где ночью его выбросило течением. Если он останется сидеть, прилив рано или поздно смоет его обратно в море. При этой мысли он обхватил себя руками, а потом стал прощупывать все тело, нет ли переломов. На Далласе остались одни шорты цвета хаки. Даже обувь он потерял. Как и сотоварищи, он сильно обгорел на солнце и покрылся волдырями. А теперь и ноги, и колени, и локти, и руки, и плечи, и грудь исцарапаны, покрыты крохотными порезами. Наверняка потому, что во время шторма его швыряло на каменистую полосу прибоя и протаскивало по ней, а затем выбросило на берег словно тряпичную куклу. Порезов, синяков и царапин было так же много, как волдырей, но от них не умирают.

Даллас прикрыл глаза рукой и посмотрел на пляж и простирающийся перед ним океан. Кристально-чистая вода, белый горячий песок. Даллас обернулся и глянул через плечо. Пляж в несколько ярдов тянулся до небольшой дюны, густо заросшей пальмами. Ярдах в сорока от первого ряда деревьев рос второй, а за ним виднелись джунгли. Даллас с трудом сглотнул и закашлялся. Затем повернулся и, пошатываясь, посмотрел направо, где увидел еще один длинный отрезок пляжа и такую же поросшую пальмами дюну. Слева он обнаружил скалы – множество огромных островерхих чудовищ: они торчали из воды, словно древние каменные тотемы. Если б его принесло к острову с той стороны, он разбился бы вдребезги.

Вдалеке, в маленькой бухте на дальнем конце острова, ему бросилось в глаза что-то, как показалось, неуместное на фоне белого песка. Он всматривался сколько-то и убедился, что это вовсе не игра слепящего солнца. На песке валялась какая-то желтая штуковина. Часть ее колыхалась в воде и грациозно покачивалась на океанских волнах. Даллас протер глаза и вгляделся снова. Верно, зрение не обманывает его. Даллас всматривался еще очень долго, пытался собраться с мыслями. Когда ему это наконец удалось, он с трудом встал и, несмотря на слабость в ногах и головокружение, торопливо заковылял по берегу к предмету, в котором узнал остатки резинового спасательного плота. «Остальные, – подумал он. – Они тоже выбрались, они… пожалуйста, только бы я не оказался один!»

Перед глазами у него возникло лицо Куинн.

«Боже мой, Куинн! Где она, черт возьми? И что с ней?»

Из-за шока он забыл про Куинн и остальных, но теперь воспоминания нахлынули на него яростным, неподвластным калейдоскопом. В груди болело, в голове стучало, тело обессилело. Обжигая ноги об горячий песок, Даллас брел под палящим солнцем по пляжу. В голове вертелись лишь мысли о Куинн и остальной компании.

Дважды он споткнулся, но сумел устоять на ногах. Подойдя к бухте, свернул к воде и замедлил шаг. Ступил на мокрый песок, осторожно перелез через груду валунов и оказался на другой стороне.

Покачиваясь, тяжело дыша и обливаясь потом, он стоял и смотрел на остатки надувного плота. Плот сдулся, его перекрутило и порвало в нескольких местах, с одной стороны небольшое пластмассовое весло все еще держалось, привязанное нейлоновой бечевкой. Передняя часть плота лежала на берегу, а задняя колыхалась на мелководье.

Даллас доковылял до плота и упал на колени.

Никаких следов – ни Куинн, ни кого-то еще.

Даллас закрыл глаза, к горлу подступил комок. Опять накатила страшная жажда.

– Куинн! – Даллас сам не ожидал, что крик выйдет таким громким, поэтому продолжал звать жену по имени со всей яростью, какую мог в себе собрать.

Ответа не было.

Вскоре гнев, страх, растерянность и разочарование превратили его крики в жуткое рыдание. В отчаянии он обеими руками схватил кусок плота и прижал к груди. Перед глазами все плыло от слез.

Минуту спустя он сник, затих, стоя на коленях на мокром песке.

Когда Даллас услышал нечто похожее на бесплотный голос, зовущий его издалека, то подумал, что снова потерял сознание и погрузился в царство кошмаров.

Но голос не только не переставал звучать, он становился все громче и громче.

Даллас поднял голову, смахнул с глаз слезы и песок и вгляделся в дальний конец бухты. Из яркого солнечного света вынырнула фигура. Она, спотыкаясь, бежала по берегу, размахивала руками и звала его. Фигура звала его. И он узнал этот голос. Узнал, кто это, еще до того, как разглядел лицо.

– Куинн? – тихо спросил он хриплым, усталым и все же полным надежды голосом.

Борясь с изможденным, израненным телом, Даллас с трудом поднялся на ноги и бросился навстречу фигуре. Только что мысль о потере жены едва не убила его, поэтому, если окажется, что это сон или какой-то жестокий розыгрыш, он не оправится уже никогда.

Они с силой припали друг к другу, прижались в неистовом слиянии тел, сплетении рук. Закружились, повалились вместе на песок и принялись нежно ощупывать друг друга, желая убедиться, что это они и есть и что оба невредимы и остались такими, какими помнили друг друга. Их потрескавшиеся губы встретились, и они оба заговорили, но, по сути, не слушали один другого.

– Куинн! Боже… Куинн, я…

– Я думала, что потеряла тебя, родной. Я думала…

– Ты как?

– Я искала тебя, я…

– Я здесь. – Он снова притянул ее к себе и крепко обнял. – Я здесь, все… все хорошо. Я здесь. Ты жива, боже мой, ты… ты жива.

– Я люблю тебя. – Куинн целовала его в шею и щеку, добираясь до губ.

– Я тоже тебя люблю, я… я тоже тебя люблю.

Сколько-то времени они сидели в обнимку на песке, тяжело дыша, отдавшись чувствам.

Даллас осмотрел Куинн внимательнее. Босая, как и он, в выцветших нейлоновых шортах и лифчике от бикини. Мокрые светло-каштановые короткие волосы растрепаны и испачканы в песке. Как и он, Куинн измождена, покрыта волдырями и еще не оправилась от шока, но в остальном с виду цела и невредима. На самом деле, если не считать того, что шоколадно-золотистый загар, которым она щеголяла еще несколько дней назад, превратился в багровый солнечный ожог, выглядела Куинн на удивление здоровой, учитывая все, через что они прошли. Куинн, худенькая и гибкая, обладала мускулистой атлетической фигурой. И даже в тридцать четыре года не перестала выглядеть поджарой, но сильной пловчихой, какой была, когда они впервые встретились в колледже. А Куинн тогда считалась звездой команды по плаванию.

– Ты как, все нормально?

Она кивнула, обхватив его лицо ладонями.

– А ты?

– Пить очень хочется… и есть… а в остальном, все нормально.

– Ты весь в царапинах.

– Все нормально. – Он завладел ее рукой, притянул к губам и поцеловал. – А остальные как?

– Все здесь. – Куинн украдкой оглянулась через плечо. – Кроме…

Даллас тревожно взглянул на нее.

– Андре, – наконец произнесла она. – Его никто не видел.

Ужасы прошлой ночи и адских дней до нее постепенно возвращались к Далласу в виде обрывистых кадров. Мердока, капитана и судовладельца, ранило как раз перед тем, как они покинули яхту. Даллас помнил, как вместе с остальными прыгнул вслед за плотом, и едва тот надулся, все устремились к нему. И только член экипажа Дэвис пропал без вести. Все кричали и искали его, но тщетно. Он так и остался на яхте.

Когда шторм утих, они три дня дрейфовали на маленьком плоту, пока новый разгул стихии не сбросил их в море. Когда разразилась буря, возле плота плыли Андре и Натали, поскольку была их очередь. Просто чудо, что кто-то из них восьмерых выжил и выбрался на берег.

Даллас смотрел на океан, в свое время он казался ему прекрасным. Теперь больше напоминал хищника.

– Где все? – тихо спросил Даллас.

– Они там, за скалами. Мы там с прошлой ночи, как только выбрались на берег.

– Все целы? – спросил Даллас.

Она крепко сжала ему руки.

– Там есть риф. – Куинн указала в сторону океана. – Вон там. На него мы и напоролись прошлой ночью во время шторма и слетели с плота. В темноте мы понятия не имели, как близко берег. Мердок по-прежнему ничего не видит. Глаза у него в ужасном состоянии, он едва не утонул, но жив. Нэт довольно сильно расшиблась о камни. У нее перелом.

– Серьезный?

Слезы радости у Куинн сменились печалью.

– Плохи у нее дела, Даллас.

– Черт, – произнес он, вставая на ноги и потянув за собой Куинн. – Где мы, черт возьми? Кто-нибудь знает?

– Точно – никто.

– А у Мердока нет никаких прикидок?

– Мы и надеялись, что он сообразит, но ночью он то и дело терял сознание. Ему тоже плохо, но меня больше беспокоит Нэт. У нее сломана рука. Мне удалось вправить кость, но у нее еще и внутренние повреждения. – Голос у Куинн задрожал, но она быстро взяла себя в руки. – У Нэт страшные боли, и она кашляет кровью.

– Господи Иисусе.

– Да уж, – сказала Куинн, вытирая глаза. – Идем.

Они обнялись и зашагали к остальным.

Они шли по песку, и с каждым шагом Даллас чувствовал себя сильнее. Одно осознание того, что Куинн жива и невредима, придавало ему сил. Куинн сильная – всегда была сильной. И ему тоже нужно быть сильным.

Пока подходили, Даллас увидел, что Херм смотрит на них. В паре футов от Херма сидела Харпер, а на песке между ними неподвижно лежала Нэт, рядом с ней Мердок.

– Срань господня, – сказал Херм и шагнул навстречу.

Он протянул кулак, и Даллас, чисто по привычке, стукнул по нему своим.

– Ты как, мужик?

– Живой. А ты?

То, что выжил Херм, поражало, наверное, больше всего. Ему было сорок шесть, что делало его самым пожилым в компании – если не считать Мердока. И физически он явно проигрывал остальным. Среднего роста, слегка пухловатый, Херм единственный из всех был в джинсах, или, точнее, в том, что от них осталось. Обе штанины висели лоскутами, но из одежды у него еще остались относительно целая белая футболка и недорогие кроссовки. Облысев после тридцати, Херм носил ужасный парик, который, хоть и пребывал не в лучшем состоянии, за время всех испытаний каким-то образом сумел удержаться у него на голове. Даже его очки с темнеющими на солнце линзами погнулись и исцарапались, но не сломались. Коллега и в первую очередь друг Далласа, Херм плохо знал остальных и выглядел чем-то вроде неуместной довески к их отпуску.

Даллас огляделся.

– А где Джино?

– Ушел вон туда, – равнодушно произнес Херм, указывая на джунгли. – Сдается, что решил поиграть в Тарзана. Или кем там он себя вообразил?

Харпер, новая подружка Джино и самая молодая из них – всего двадцать три, – сидела неподалеку на песке и тихо плакала. Густой макияж и накладные ресницы у нее давно смыло водой. В кроссовках и узеньком белом бикини она все еще походила на невесть как оказавшуюся здесь стриптизершу. Обесцвеченные длинные волосы спутались и прилипли к плечам, а пышная грудь едва помещалась в скудный лифчик. Глядя, как Харпер сидит и плачет на песке, Даллас подумал, что она, наконец, стала выглядеть на свой возраст, даже моложе, стала походить на дитя.

Он перевел взгляд на Куинн. Та быстрым кивком дала понять, что Харпер хоть и расстроена, но в целом чувствует себя нормально.

Даллас присел рядом с Мердоком и осторожно тронул за руку.

– Кто это? – хрипло спросил тот. – Кто здесь?

– Это Даллас.

Капитан яхты, которую они зафрахтовали для ночной рыбалки, Джон Мердок, начавший седеть мужчина лет пятидесяти, лежал на спине. Его мужественное красивое лицо обезобразили солнечные ожоги, вокруг глаз кровоточили порезы. Когда разразился первый шторм, который потопил лодку, мощная волна обрушилась на мостик, разнесла его вдребезги, и осколки стекла вместе с щепками полетели капитану в лицо. Мердока ослепило, но ему удалось спрыгнуть за борт, где остальные подхватили капитана и подняли на плот. С тех пор Мердок то и дело терял сознание, Куинн обработала ему раны, как смогла. Но от него самого добиться каких-либо сведений было почти невозможно, поскольку, даже находясь в сознании, он редко когда мог говорить связно.

– Джон, – произнес Даллас, – послушай меня, хорошо? Я… я хочу, чтобы ты послушал меня.

Капитан повернул к Далласу голову и кивнул. Глаза у него походили на кровавое месиво.

– Ты можешь прикинуть, где мы находимся?

– Не может быть.

– Чего не может быть?

– Там, где мы были и где мы сейчас, нет никакой земли.

– Ты не понимаешь. Попытайся сосредоточиться, Джон. Мы на острове.

– Нет, это ты не понимаешь, – произнес он заплетающимся языком. – Здесь нет островов. Между самыми южными островами Кука и Антарктидой ничего нет – один океан.

– Тогда где мы, черт возьми?

– Нет земли, здесь… нет никакой земли…

Когда Мердок вновь потерял сознание, Даллас мельком глянул на приятелей, но ни один не посмотрел ему в глаза. Он подполз к Натали, стараясь не смотреть на ее покалеченную руку. Подружка Андре, Куинн, Джино и Даллас дружили уже много лет, и он никогда не видел, чтобы Натали болела чем-то серьезнее простуды. Натали была у них вместо второй мамы, за всеми присматривала и обо всех заботилась. Невозможно было представить ее лежащей в таком ужасном состоянии, но это было так.

– Осторожно, – предупредила его Куинн. – Не шевели ее.

Кивнув, Даллас взял обмякшие руки Натали в свои.

– Нэт?

Она лежала без сознания, грудь едва заметно поднималась и опускалась.

Куинн положила руку ему на плечо и легонько сжала. Даллас поднял глаза на жену, та медленно мотнула головой. Натали умирала. Это был лишь вопрос времени.

Даллас выпустил руку девушки, осторожно положил на песок, затем поднялся на ноги.

– А Андре, никаких следов? – тихо спросил он.

– Последний раз я видела его, когда плот перевернулся, – беспомощно ответила Куинн.

– Ага, – добавил Херм.

Даллас посмотрел на Харпер, но та плакала, закрыв лицо руками.

– Ты уверена, что у нее все нормально? – спросил он.

– Нет, у меня не все нормально, мать вашу! – закричала она, резко подняв голову и дико выпучив голубые глаза. – Что за фигня? Почему нас до сих пор не нашли? Я хочу домой!

Даллас, Куинн и Херм стояли не зная ни что делать, ни что сказать.

Как по команде, из ближайших зарослей вынырнул Джино Кортезе, походил он на бывалого охотника-выживальщика, только что вышедшего с кинопроб. Его темную загорелую кожу солнце обожгло меньше, чем у остальных. В майке, шортах и кроссовках его идеально сложенное тело казалось еще более впечатляющим, чем обычно. Джино был сильным, проворным, уверенным в себе, каковым и выглядел. Короткие темные волосы растрепаны, и, не будь нескольких царапин и волдырей, он на первый взгляд остался целехонек. Джино подошел к Далласу, и старые друзья обнялись. Лишь на миг, затем Джино осознал, что расчувствовался, и быстро отступил.

– Рад видеть тебя, братан, – пробормотал он.

– Он думал, что ты умер, – сказал вдруг Херм.

Джино гневно сверкнул на него взглядом.

– А что, разве не так говорил? Далласа и Андре больше нет, с этим надо смириться и думать о тех из нас, кто еще жив, верно?

– Херм, – вздохнула Куинн. – Господи.

– Зачем ходил в джунгли? – спросил Даллас, в надежде отвлечь Джино.

Тот вновь перевел взгляд на Далласа.

– Провел небольшую разведку. Пытался выяснить, что это за остров. Мне придется подняться выше, чтобы все проверить, но думаю, остров довольно маленький. Ясно, что необитаемый. Но нам нужно оценить обстановку как можно лучше и быстрее.

– Две тысячи четырнадцатый год на дворе, – сказал Херм, стряхивая песок с джинсов. – Нас найдут – это лишь вопрос времени. Да бросьте! Восемь американцев потерялись в море во время отпуска? Да я уверен, что дома мы уже во всех новостях. Бьюсь об заклад, все самолеты и корабли ищут нас с самой первой ночи. Нас найдут.

– Ты уже сколько дней это твердишь, – напомнила ему Куинн.

– Вопрос в том, где нас ищут, – сказал Джино.

– На Луне, – осклабился Херм, – где же еще, по-твоему?

Далласа покоробило, что при таком положении дел Херм может смеяться над чем угодно, да еще столь цинично.

– Слушай, гений, – произнес Джино, – Мердок сказал, что, когда яхта пошла ко дну, он послал сигнал бедствия. То есть они знают, где мы были. Шторм продолжался всю ночь, и будь уверен, что нас от того места отнесло на приличное расстояние. После этого мы еще три дня дрейфовали на плоту. Неизвестно, как далеко мы находились от первоначального места, когда разразился следующий шторм и нас отнесло еще дальше. Может, мы в сотнях миль от той точки, где затонула яхта. Я тоже уверен, что нас ищут. Проблема в том, что сюда они, вероятно, просто не заглянут.

– Это обнадеживает, – пробормотала Куинн.

– Точно говорю, – сказал Джино. – И в нашем положении важно смотреть правде в глаза, а не врать себе и не рассказывать сказки. Отдавать себе отчет, как обстоят дела на самом деле.

– А на самом деле, – сказал Даллас, – мне хочется пить.

– К счастью, вода у нас есть.

– Правда?

Джино кивнул на пальмы.

– Идем.

Даллас пошел следом и вскоре распознал кусок плота, его растянули и привязали ветками лиан к двум палкам, глубоко воткнутым в песок. В самодельный резиновый сосуд набралось почти три дюйма воды.

– Только и пользы от ночного шторма, что дождь лил, – сказал Джино. – Я мигом сварганил эту штуку, чтобы натекло хоть сколько-то воды. Надо будет как можно быстрее придумать что-нибудь получше, но пока сойдет и это.

Даллас бухнулся на колени, жадно зачерпнул две пригоршни воды и проглотил их. На губах и в горле почти сразу полегчало, эта вода, хоть и теплая, показалась ему самым вкусным, что он когда-либо пробовал.

– Полегче, конструкция не самая крепкая, – сказал Джино. – И пей в меру, это все, что у нас есть. Кто знает, когда снова пойдет дождь?

– Извини, – тяжело дыша, ответил Даллас, он вытер с подбородка оставшуюся влагу, с губ слизал языком.

– Не извиняйся. Просто нам нужно быть умнее.

Даллас кивнул.

– Никогда еще так жажда не мучила, – тихо сказал он.

До этого он задавался вопросом, откуда у приятелей берутся силы. Теперь он знал. Джино и на сей раз не подкачал.

На плоту имелась вода в бутылках, которую Джино принес с собой на яхту в составе аварийно-спасательного набора, но с тех пор Даллас ничего не пил. В то время все потешались над паранойей Джино, называли это типичной «выживальщицкой» чепухой. Но когда дела обернулись плохо, если б не та холщевая сумка с водой в бутылках и питательными батончиками, которую они, по его настойчивой просьбе, взяли с собой, три дня дрейфа им было бы не выжить.

Даллас и Джино вернулись к остальным. Куинн сидела на корточках рядом с Натали, держала ее за руку и, склонив голову, медленно шевелила в молитве потрескавшимися губами. Харпер стояла у самого прибоя и всматривалась в океан, а Херм не сводил с нее глаз, рассеянно почесывая себе промежность.

– Эй, извращенец, – окликнул его Джино.

Херм ухмыльнулся в ответ.

– Я, кажется, сказал тебе сходить за остатком плота.

– Ну, сказал.

– Так иди и притащи, пока его не унесло в море. Может понадобиться, и весло тоже.

Херм посмотрел на Далласа, ища поддержки.

– Так, а когда Джино выбрали в командиры? Я что, пропустил собрание?

– Просто сделай это, придурок. – Джино шагнул в его сторону. – Нам надо действовать сообща, соображаешь?

– Так вот что, по-твоему, действовать сообща? «Просто сделай это, придурок»? Что, серьезно? – Херм покачал головой. – Знаешь, что я уже четыре дня не курю. И без того готов убить кого-нибудь, так, может, перестанешь корчить из себя Дэниэла Буна[1]1
    Американский первопоселенец и охотник (здесь и далее примечания переводчика).


[Закрыть] и пойдешь в задницу, как тебе такое?

Прежде чем Джино успел ответить, Даллас встал между ними, взял Херма за плечо и отвел в сторонку.

– Слушай, я знаю, что все мы на взводе. Все пережили шок и вымотались. Все проголодались и хотим пить. Но Джино прав, нам надо…

– Да пошел он на хрен. Разговаривает со мной как с куском дерьма, Дэл.

– Знаю, знаю. Но он не считает тебя дерьмом. Просто у него такой стиль общения. Да, он не самый дипломатичный человек. Но в душе неплохой парень, и он нам нужен, Херм. Понимаешь? Нужен. Он знает, как выжить здесь, лучше, чем мы все вместе взятые. Делай, что он говорит, и все, ладно? Он не даст нам погибнуть, но ты должен доверять ему.

– И терпеть его выходки?

– Да, и терпеть его выходки.

Сколько-то секунд Херм буравил Далласа взглядом, затем медленно кивнул и тяжко вздохнул.

– Ладно.

– Иди, притащи остаток плота.

Даллас повернулся и пошел обратно к остальным. Джино, по-видимому, уже переключился на другое, он стоял и оценивающе смотрел на большой скалистый утес в дальнем конце острова.

– Вон, – сказал он, ткнув пальцем. – Мне надо слазить вон туда.

– Думаю, не так это легко.

– Все будет нормально.

– Будь осторожен, Джино. Если с тобой что-то случится, мы окажемся в заднице.

– Мы уже в ней, коллега.