Текст книги "Улей"

Глава 21

6 февраля 1997 г., суббота

Остров Ламми, штат Вашингтон

Марни всегда, особенно на раннем этапе, когда ещё только разворачивала свой бизнес, Дину приглашала на остров Ламми с определённой целью. Дина знала, что Марни будет демонстрировать её в качестве ходяче-говорящей рекламы своего предприятия. Группы тогда ещё были небольшие. Позже, приобретя более широкую известность, Марни уже не использовала её в качестве «паровоза».

К тому времени Марни уже раз десять появлялась на телеканале «магазин на диване», ассортимент её продукции неуклонно увеличивался. Свою прическу она усовершенствовала, а её искусно наложенный макияж, по мнению некоторых критиков, более уместно смотрелся бы в вечерние часы, а не в дневные. Марни на злые языки не обращала внимания. Ей всегда хватало ума понять, что правильно подобранный имидж во многом является залогом её растущего успеха. Особенно на телевидении.

Количество женщин, работающих на ферме, почти удвоилось с прошлого визита Дины, а она приезжала на остров чуть раньше в том же месяце. Дина, будучи актрисой, и мыслила актерскими категориями. Она отметила, что мужчинам в основном отведены роли второго плана, а в центре сцены блистают женщины. Марни повела её в одну из комнат на верхнем этаже.

Они остановились перед закрытой дверью.

– Дина, эту комнату я обустроила специально для тебя. В тебе я обрела сестру, которая долгое время была для меня потеряна, и… в общем… мне хотелось создать для тебя пространство, которое всегда будет закреплено за тобой. Всегда будет готово к твоему приезду, в любое время.

Марни распахнула дверь и помпезным жестом предложила ей войти.

Комната поражала великолепием. На её убранство денег не пожалели. Стены были обиты серовато-бежевым шелком, мебель – самый настоящий антиквариат.

– Кровать – Людовика XIV.

– Люблю этот стиль.

– Дина, не в стиле Людовика XIV, а Людовика XIV. Его кровать.

– Ты это серьезно? Не может быть.

– Абсолютно серьезно.

– Она, должно быть, стоит целое состояние.

Марни скромно пожала плечами.

– Бог наделил меня способностью дарить любовь тем, кто её достоин. Я молюсь об этом. И меня посещает видение. В нем ты, Дина, среди королей и королев.

Дина села на кровать. Ноги не доставали до пола. Она провела рукой по покрывалу в желто-бело-черных тонах.

– Это тоже сделано специально для тебя.

Дина присмотрелась к ткани. Черные полосы представляли собой вереницу пчел.

– Восхитительно.

Марни, улыбаясь, села рядом с Диной.

– Я рада, что тебе понравилось.

Дина накрыла ладонью её руку.

– Марни, ты должна быть более осмотрительной.

– Ты это о чем?

– Не сори деньгами, – объяснила Дина. – Я через это прошла. Думала, что поток моих доходов никогда не иссякнет. Если б я не снималась в телесериалах, что в свое время я считала для себя унизительным, мне не удалось бы выжить.

– Я ценю твою любовь, твою заботу. И я всё понимаю. Но сейчас я по-другому смотрю на вещи. Смотрю на мир Ее глазами. Слышу Ее голос. Она говорит мне, что пирог безмерно огромный и я вправе отрезать от него столько кусков, сколько хочу. Остальные, разумеется, тоже.

Дина знала, что в словах Марни есть доля истины. По крайней мере, она отчаянно желала, чтобы это было так. В своём ограниченном голливудском мирке она всегда чувствовала, что достойна «Оскара», но судьба почему-то не благоволила к ней. Другие актрисы, игравшие оскароносные роли, не были более талантливы, – им просто улыбнулась удача. В мироустройстве Марни Спеллман не существовало преград, препятствующих достижению поставленных целей. Она – Бог – хотела успеха. Вечного процветания. Неограниченной власти.

Дина с Марни это уже обсуждали.

– Ты получишь свою вожделенную награду, – сказала ей тогда Марни. – И, когда она будет у тебя в руках, ты поймешь, что тебе это, оказывается, совсем не нужно.

Их беседы часто протекали в таком ключе. Марни убеждала Дину, что на самом деле весь мир, всё человечество видит в ней более яркую звезду, нежели Голливуд.

– Ты – самый яркий светоч, – сказала Марни.

Дина пять раз выходила замуж и пять раз разводилась. И вот теперь она осталась одна. Детей у неё не было. Подруги постоянно соперничали между собой. Она знала, что в Голливуде она чужая. И вот на съемках одной из телепередач «Магазин на диване» она случайно познакомилась и подружилась с женщиной, которая стала ей наставницей, матерью, союзницей.

Калисту Салливан Дина впервые увидела на праздничном ужине в помещении амбара на ферме. Марни объявила, что она близка к прорыву в разработке собственной сыворотки против старения и запускает в производство новый продукт. Её косметика – средства наружного применения, воздействующие на внутреннюю суть, – призваны создать из женщины самое совершенное, самое прекрасное существо. Благодаря им женщина, предстающая перед внешним миром, излучает сияние и уверенность. Марни уже продала сто тысяч компакт-дисков со своими лекциями, книгу и наборы карточек с позитивными фразами и жизнеутверждающими формулами.

– Мне предложили вести на телевидении свою собственную передачу, – сообщила она небольшому собранию. – Под названием «Путь Марни». Её цель – научить женщин заботиться о душе и теле и наставлять их в вопросах веры.

Дина не верила своим ушам. Сама она чего только не делала, чтобы ей позволили вести собственное ток-шоу на телевидении, в котором она зарекомендовала бы себя глубокомысленной телеведущей в стиле Джейн Поли[17]17
  Джейн Поли (Jane Pauley, род. в 1950 г.) – амер. тележурналистка и писатель, активно освещающая новости на телевидении с 1972 г.


[Закрыть]. Дина пребывала в недоумении. Почему Марни утаила от неё, что она намерена сделать карьеру на телевидении?

Марни подняла бокал с вином.

– Дорогая Дина, – сказала она. – Этой возможностью я обязана тебе. Твой агент заверила меня, что я идеально подхожу на эту роль.

– Я безумно рада за тебя, – ответила Дина, сразу решив, что агента надо уволить. – Это так неожиданно.

– Вот видите, – продолжала Марни, – нам не дано предугадать, кем в этой жизни мы станем завтра. Нам лишь известно, что только мы, мы сами прокладываем свой курс. – Она возвела глаза вверх. – Конечно, не без Ее участия.

Глава 22

Осень 1996 г.

Сиэтл, штат Вашингтон

Грета Свенсен познакомилась с Марни, когда та уже слыла знаменитостью. В книжный магазин на Пайонир-сквер в Сиэтле на улице выстроилась длинная очередь из женщин – человек сто, если не больше. Днём раньше Марни участвовала в ток-шоу «После полудня на северо-западе» на местном телевидении, и разнесшаяся весть о том, что она будет раздавать автографы, привела к магазину много её почитательниц и просто любопытных.

– Подпишите, пожалуйста, – попросила Грета. – Правда, книжка у меня довольно потрепанная.

Рядом с Марни, сидевшей за столом, высилась кипа её книг. Кивнув, она взяла у Греты потрепанное издание в твердой обложке с загнутыми уголками и побуревшими страницами.

– Эта книга будто побывала в чане, в котором размешивали краску, – заметила Марни, скрипя пером по бумаге.

Грета почувствовала, как её лицо запылало.

– Нет-нет, что вы. Просто это моя любимая книга. Простите. Нужно было принести другой экземпляр.

Марни подняла на неё глаза и улыбнулась.

– Глупости. Важны не слова на бумаге, а то, как вы их понимаете.

– Да, конечно, – кивнула Грета. – Клянусь, я бы ничего такого не сказала. Я пришла сюда, потому что вы изменили мою жизнь.

– Как вас зовут?

– Грета?

– Чудесно. Кто вы по профессии?

– Медсестра. Хотела выучиться на врача.

– Что вам помешало?

– Не знаю. Наверно, неуверенность в себе.

– Не так-то просто правильно установить компас, – сказала Марни.

Грета хотела еще немного с ней побеседовать, но стоявшая сзади женщина стала подталкивать её.

– Спасибо, мисс Спеллман.

– Можно просто Марни.

Грета вышла на улицу и открыла книгу:

«Грета,

Я вижу, какая вы. Я знаю, какая вы. Вы на пути к тому, чтобы выполнить предназначение Божие. Она любит вас. Приезжайте ко мне на ферму в любое время.

С любовью,

Марни».

Рядом с подписью Марни нарисовала пчелу, как она это обычно делала, на чем бы ни ставила свой автограф – на книге, футболке или бутылочке с лосьоном.

* * *

Спустя три дня Грета отправилась на остров Ламми. Как она ни противилась порыву сразу же поехать туда, побороть свое побуждение ей не удалось. Из Небраски в штат Вашингтон она переселилась после того, как посмотрела передачи с участием Марни по телевизору, и теперь, когда она наконец-то познакомилась с ней, Грете не терпелось воочию увидеть ферму Спеллман. В ту пору она верила, что мчится по направлению к самому прекрасному цветку. Как пчёлка. Со временем выяснится, что она заблуждалась.

Вскоре после прибытия на ферму Грета написала письмо родителям:

«Дорогие мама и папа,

Сразу спешу вас успокоить: у меня все хорошо. Не волнуйтесь. Просто я хочу, чтобы вы знали: я люблю вас и сестер. Работу медсестры я на время оставила, тружусь на острове в штате Вашингтон. Здесь нечто вроде женского кооператива. Не хочу напускать таинственности, потому как ничего таинственного в этом нет. Я работаю с Марни Спеллман. Мама, ты, наверно, видела её по телевизору. Она – удивительная женщина, производит продукцию, которая питает тело и разум. Я пришлю вам на пробу эликсир из пчелиной пыльцы, и, уверена, вы со мной согласитесь. В общем, хоть я сейчас работаю и не в больнице, я чувствую, что делаю нечто особенное, нечто такое, что лечит не только физические недуги у женщин (и у мужчин). Надеюсь, вы не сочтёте это чем-то бессмысленным. Я прошу, чтобы вы не поддержали меня в этом начинании, а хотя бы элементарно поняли то, что я много раз пыталась вам втолковать. Я не только дочь и сестра. Я могу дать гораздо больше.

Люблю вас,

Грета».

Памела и Фредерик Свенсены сидели в молчании после того, как дважды прочитали письмо. Фред, жилистый, широкий в плечах, был на десять лет старше жены. Памеле исполнилось сорок пять. У нее были выразительные зеленые глаза, ладони усыпаны веснушками, ногти были такие же короткие, как у мужа. Свенсены всю жизнь трудились с раннего утра до позднего вечера.

– Она у нас случаем не лесбиянка, а? – спросил Фред.

– Да нет, что ты, – замотала головой Памела. – В школе четырех парней сменила. Я думала, она у нас рано выскочит замуж.

Фред посмотрел на жену поверх очков.

– Тогда в чем дело?

– Она ищет свой путь, Фред.

– И только-то?

– Во всяком случае, я хочу в это верить.

– Что ж, ладно. Ты девочек понимаешь лучше, чем я, Пэм. Только странно, что она отказалась от всего, что у неё было в Омахе, и последовала за какой-то женщиной, которая делает кремы для рук на другом конце страны.

Памела Свенсен сложила и убрала в конверт письмо.

– Милый, Марни Спеллман продает не кремы, – объяснила она. – Марни Спеллман продает нечто другое тем, кто это ищет.

– В самом деле? И что же это?

– Надежду, – ответила Памела. – Возможности.

Фред удивленно заморгал, глядя на жену, а потом снова уткнулся в телевизор, который они смотрели до того, как принесли почту.

Памела опять принялась решать свой кроссворд. Она любила мужа больше всего на свете. Она любила свою жизнь. Своих дочерей. Ферму. Как мать невесты любила быть в центре внимания на свадьбе. В то же время, глядя на свою жизнь, она невольно задумывалась, что, возможно, именно её средняя дочь – та, что никогда не играла по правилам, – нашла правильные ответы.

На следующий день Памела написала ей:

«Дорогая Грета,

Я скучаю по тебе. И папа тоже. И сестры твои. Я хочу, чтобы ты знала: я понимаю твои мотивы. Я тоже размышляю о своей жизни. Помнишь, я не раз говорила тебе, что хотела бы стать писателем и уехать в Нью-Йорк? Но у меня не хватило храбрости променять привычную благоустроенность на нечто неведомое. А ты решилась, родная. Сделала то, о чем я мечтала много лет назад. Не пойми меня неправильно. Я никогда не пожалею, что выбрала для себя такую жизнь. Я люблю моих девочек и их отца. Но это другая тема. Я знаю, что ты меня поймешь, потому что ты, Грета, больше остальных похожа на меня. Мне нравится та жизнь, которую я веду. Я скорблю по той жизни, какая у меня могла бы быть. Напиши, когда найдёшь время. И не теряй веры в себя.

P.S. Спасибо за крем, что ты прислала в прошлый раз. Запах приятный, но у меня от него пошла сыпь по коже. Теперь все прошло».

Следующие несколько лет Грета регулярно переписывалась с матерью. Все письма были позитивные. Наполнены любовью и сожалением. Когда умер её отец, она заказала на похороны цветы. В следующем году умерла её мать, и она тоже заказала цветы.

– Грета, может, съездишь в Небраску повидать сестер? – поинтересовалась Марни вскоре после похорон Памелы Свенсен.

– Я нужна здесь, – не раздумывая ответила Грета.

Марни обняла её.

– Я знаю, – прошептала она. – Ты теперь набираешь высоту, становишься той, какой можешь быть. Держись за эту мысль так же крепко, как я сейчас обнимаю тебя. Прошлое – альбом воспоминаний, открытый для тех, кто слаб, кто не развивается, кто увяз в обыденщине. Их жизнь лишь служит фоном, на котором выделяются такие люди, как мы.

То мгновение стало поворотной вехой для Греты. Она уже тогда это поняла. Она переродилась в особенную женщину, о какой девочка из Кирни в штате Небраска даже мечтать не смела. Она нашла свой путь к яркому свету, сулившему безграничные перспективы. Она нашла путь к своему предназначению.

Марни отстранилась от Греты, но не сводила с неё пронизывающего взгляда своих голубых глаз.

– А теперь за работу, – сказала она. – Посмотрим, что можно предъявить другим.

Глава 23

18 сентября 2019 г., среда

Чаканут-драйв, штат Вашингтон

Чтобы машины не падали с обрыва в холодные воды залива, в 30-х годах прошлого столетия Гражданский корпус охраны окружающей среды установил каменный парапет вдоль шоссе Чаканут-драйв, змейкой вившегося сквозь густой темно-зеленый вторичный лес. У того, кто ехал по этой дороге, создавалось впечатление, что он катит мимо зеленого занавеса, который то раздвигается, то снова сдвигается, временами открывая взору потрясающие виды, в том числе знаменитые острова архипелага Сан-Хуан.

Грета Свенсен, уже двадцать три года как не мечтательная девушка из Небраски, последовавшая за Марни Спеллман, словно за путеводной звездой, на остров Ламми, занималась тем, что, по словам многих, они будут делать, когда обзаведутся домом, из окон которого открываются широкие просторы. Правда, потом, становясь владельцами таких домов, они редко это делают. Грета Свенсен пила кофе и смотрела на чаек, паривших в воздушных потоках, зачастую резких и опасных.

Но не сегодня. По крайне мере, пока еще ветер не окреп, и чайки лениво кружили в вышине, словно подвески на детском музыкальном мобиле.

Береговую полосу перед домом Греты с двух сторон охраняли два кедра. Это был тихий суровый уголок. Дикий. Вдалеке над океаном сгущались темные тучи. Она глянула на экран телефона. Почти десять часов. Обещанный ураган обрушится к полудню, предположительно к тому времени, когда Линдси Джекман, по её словам, собиралась прибыть сюда.

Знамение?

Возможно, подумала Грета.

Предвещает опасность?

Может, и так.

Время покажет.

Следователь сказала, что у неё к Грете есть несколько вопросов в связи с одним старым делом и одним новым. Грета не уточнила, о каких делах идет речь. Просто согласилась на встречу. Глупая ошибка. Лучше бы спросила. Впрочем, зачем? Она и так знает, что следователь будет расспрашивать её про Калисту Салливан и Сару Бейкер.

* * *

Линдси припарковала свой внедорожник на гравийной площадке над домом Греты – современным сооружением из стекла и металла. Возведенный из высококачественных дорогих материалов, он был на удивление маленьким. Не больше, подумала Линдси, чем дом ее родителей. Одновременно скромный и роскошный, он был похож на стеклянную кабинку, упавшую с небес в лес. По приближении к двери, тоже из стекла, через окна от пола до потолка на противоположной стене, она увидела мерцающее серебристо-голубое море.

Грета открыла дверь прежде, чем Линдси успела постучать – одно из преимуществ проживания в прозрачном доме. Грета была красивой женщиной с резко очерченными выразительными чертами лица. Ее рыжие волосы со временем немного потускнели, приобретя оттенок кофе со сливками. Природа наделила ее глазами, которые притягивали людей. Любой с первой же секунды, еще не услышав ее голос, видел в ней друга, наперсницу. Кассирша в магазине самообслуживания, с улыбкой напутствующая покупателя, который только что расплатился за приобретенный товар: «Всего доброго». Причем из ее уст эти слова звучали не как дежурная фраза, а искреннее пожелание, надежда.

– Детектив Джекман? – уточнила Грета, распахивая дверь.

– Она самая, – подтвердила Линдси.

– Входите, прошу вас. Хотите кофе? Я только что сварила.

Линдси ступила в холл с выложенным травертином полом.

– Да, с удовольствием. Я еще сегодня не выпила свои обычные три чашки.

Грета жестом предложила следовать за ней.

– Я думала, что к этому времени уже будет бушевать шторм. – Она показала на горизонт. – А ветер отнес тучи на юг.

– Вы как будто разочарованы.

– Штормящее море – ни с чем не сравнимое зрелище.

– Наверно, затем я сюда и приехала, мисс Свенсен.

– Можно обращаться ко мне просто по имени – Грета. – Что касается шторма, – продолжала она, наливая кофе в ярко-желтые чашки, – полагаю, это метафора. Вы хотите поговорить о Калисте Салливан. Она давно умерла. С чего вдруг такой интерес?

– Просто хочу прояснить картину.

– После стольких лет?

– Я расследую одно недавнее преступление. Возможно, оно связано с тем делом.

– Смерть девушки, что нашли у водопада Мейпл? Я прочитала в газете. Вообще-то, я выписываю целых три газеты. Слежу за новостями.

Первое впечатление Линдси не обмануло: Грета оказалась приятной собеседницей. И общительной, как она на то надеялась. Следующие полчаса Грета рассказывала о своей почившей подруге, о том, как она горевала, когда та пропала без вести.

– В голове не укладывалось. Такое предательство.

– Предательство? Как так?

– Калиста была удивительная женщина, – отвечала Грета, с большой осторожностью подбирая слова, и в голосе её сквозила тоска. – Она всесторонне развивалась. Как и все мы. Мы были вместе, объединенные одной целью. Мы от многого отказались, чтобы обрести еще больше. Калиста пошла на огромные жертвы, оставила детей. Она входила в группу непоколебимо стойких женщин.

– Вы сказали: в группу. Вы имеете в виду всех женщин или тех, кто входил в «Улей»?

Впервые Грета не ответила. Какое-то время она наблюдала за чайками, затем перевела взгляд на свою чашку с кофе.

– Мы все трудились на ферме Спеллман. Были близки, как сёстры. Нет, я неправильно выразилась. Мы были сестрами.

– Что же с ней произошло?

– Вы и сами знаете.

– Нет. Нет, сомневаюсь.

– Полиция и суд выяснили все обстоятельства дела.

– В этом деле много неясностей. А по вашему мнению, что произошло?

– Рид Салливан убил свою жену. От злости, из ревности. Он ненавидел ту женщину, какой она стала. Ему не удалось вернуть её в семью, и он отнял у неё жизнь. Убил. И вышвырнул на обочину как мусор.

– Его признали невиновным, – сухо констатировала Линдси.

– Зря. – Грета откинулась на спинку стула. – Я знаю, что это он. И вы знаете.

– У него железное алиби, – указала Линдси, даже глазом не моргнув.

– Ну-ну.

– Неопровержимое, мисс Свенсен.

На этот раз Грета не поправила Линдси – не напомнила, чтобы та обращалась к ней по имени.

– Вы с Калистой были членами «Улья». Вы вместе работали?

– Да.

– Чем занимались?

– Да много чем.

Грета начинала юлить. Линдси немного поднажала.

– Например? А то я никак не уловлю, что это вообще за предприятие такое – ферма Спеллман.

– О Марни я говорить не могу, если вас интересует именно она.

– Не можете?

– Соглашение о конфиденциальности. Вам, наверно, известно такое понятие?

– Вашу подругу убили. Вы не хотите узнать, кто это сделал?

– Я уже сказала. Я знаю кто.

– Что ж, тогда давайте просто поговорим о Калисте? Как вы познакомились? Какой она вам показалась?

* * *

Февраль 1999 г.

Остров Ламми, штат Вашингтон

Грета Свенсен приехала на остров Ламми за два с лишним года до появления там Калисты Салливан. Калиста была калифорнийка до мозга костей. Красивая, атлетичная, она носила в основном дорогие спортивные костюмы для бега, хотя никто не видел, чтобы она куда-нибудь бегала. Грета познакомилась с Калистой и другими новичками, перебравшимися на север по той же причине, в столовой большого дома. Состав обитателей фермы периодически менялся, но в целом там постоянно проживали с десяток женщин, иногда появлялись и мужчины, отказавшиеся от обычной мирской жизни ради того, что предлагала им Марни.

Стену над гладким блестящим камином украшала мозаика – языки пламени, прорезающие глыбы черно-желтого стекла, и надпись: «Будь лучшим из всех, кого ты знаешь».

– Не понимаю, – промолвила Калиста, рассматривая мозаичную картину на стене.

– Не понимаешь? – улыбнулась Грета. – Я тоже не сразу поняла, и, помнится, мне это не давало покоя. Пока меня не осенило, что, возможно, нам и не полагается «понимать», что мы не способны это осмыслить на основании одного только опыта той жизни, какую мы знали до приезда сюда.

Вдвоем они долго, очень долго смотрели друг на друга, не обращая внимания на гомон вокруг, а потом одновременно рассмеялись. Глядя на эту прекрасную женщину, Грета испытывала благоговение, будто присутствовала при религиозном таинстве. Такие теплые танцующие глаза.

– Ну, то я тоже не понимаю, – сказала Калиста, когда наконец-то сумела выдавить из себя несколько слов.

– Нет? Ну, я – не Марни. А ты здесь новенькая. Все мы сначала были новенькими.

Калиста кивнула Грете.

– Мне кажется, я совершила ошибку, – призналась она.

– Это в тебе говорит прежняя Калиста, – сказала ей Грета. – Но скоро ты изменишься, станешь другим человеком – совершенством. Для этого ты здесь, Калиста. Ради этого оставила свою прежнюю жизнь.

Грета посмотрела на руки Калисты.

– Ты из Аризоны? Из Калифорнии?

– Из Калифорнии. Как догадалась?

– Ты вся загорелая, кроме как здесь. – Кончиком пальца она коснулась белой полоски кожи на пальце Калисты, на котором та носила обручальное кольцо.

– О. – По ее губам скользнула улыбка.

– Дети есть?

– Двое сыновей, – кивнула Калиста.

– Должно быть, тяжело было с ними расстаться.

– Да.

– А с мужем?.. Тоже тяжело?

– Нет, – покачала головой Калиста, окидывая взглядом стол. Остальные прислушивались к их разговору, хотя притворялись, что заняты своими делами. – Мы отдалились друг от друга.

– Это значит, что ты от него отдалилась, а он от тебя – нет.

– Что-то вроде. Да, пожалуй.

– Где живешь? – спросила Грета.

– Да, в общем-то, нигде. Только приехала – и сразу сюда. Хотела познакомиться с Марни.

– Сегодня не получится. Марни мы видим только по субботам, когда она проводит с нами занятия и читает лекции.

– О, – удрученно выдохнула Калиста. – Я этого не знала.

– Во-о-от. Мы уже выявили у тебя три пробела, Калиста. Видишь, сколько от меня пользы? Я помогу тебе понять, чего ты не знаешь, а Марни – найти ответы. Главное, наберись терпения.

* * *

18 сентября 2019 г., среда

– Судя по вашему рассказу, Калиста была замечательной женщиной, – заметила Линдси, думая о влиянии Марни на её группу. Все ведь умные женщины. Яркие, привлекательные. Пытливые женщины, стремившиеся соединить в себе два начала: тех, какими они были до знакомства с Марни, и какими стали. Линдси вдруг осенило, что, по сути, каждая из них была сильно надломлена.

– Да, она была замечательная, – согласилась Грета.

Линдси ожидала, что она, следуя сектантским установкам, добавит: «И вы тоже». Однако Грета ничего такого не сказала. Она снова умолкла, погрустнела, задумчиво глядя в бескрайнюю даль океана, который открывался взору сквозь стеклянные стены её великолепного дома.

Самое странное, что Линдси и сама чувствовала себя немного печальной и потерянной. Как будто она была разочарована тем, что Грета не попыталась обратить её в свою веру.

Впрочем, насколько Линдси могла судить, теперь это уже утратило актуальность. Сейчас Марни Спеллман была просто женщиной – главой мини-корпорации, рекламирующей свои кремы. А «Улей», соответственно, давно перестал быть «Ульем».

– Расскажите о них? – попросила Линдси.

– О ком? Об «Улье»?

– Да. Об «Улье», обо всех, кто обращался к Марни.

– Это были обычные люди, проявившие интерес к тому, что Марни проповедовала миру. Я знаю, почему вы спрашиваете. Об этом все спрашивают. Мир Марни – это никакая не секта, если вы не считаете сектой свой собственный мир.

– Я не следую за каким-то верховным лидером, – возразила Линдси.

– Это вы так думаете, – едва заметно пожала плечами Грета. – На самом деле, вы почти всегда следуете тропой, проторенной другими. Все так живут. Марни внушает нам, что мы – свободные существа, что мы сами хозяева своей судьбы.

«Марни внушает нам». Фраза в настоящем времени, обратила внимание Линдси. Значит, Грета до сих пор её верная сторонница.

– Марни продает косметику, – указала Линдси, откидываясь на спинку стула.

– Косметика – лишь начало начал. Чтобы чувствовать себя великолепно, нужно выглядеть великолепно. Идея вполне понятная всем и каждому. Абсолютно логичная. Вы похудели на пять фунтов, и, если окружающие это заметили, вы счастливы.

– Не спорю. Но согласитесь, такого рода счастье и лозунг «быть хозяином своей судьбы» – понятия несопоставимые? Это всего лишь кремы для лица.

– Вы же сами понимаете, что это не так. Вместе со своей продукцией Марни продает нечто большее. Свое существование она посвятила тому, чтобы помогать женщинам в первую очередь достичь духовного совершенства… а не физического.

Подобные лозунги озадачивали Линдси. Это никак не соответствовало её собственному подходу к жизни, к работе. Внешность не определяла характер человека. Бывает, что у человека с неприятным запахом изо рта и гнилыми зубами благороднейшее сердце. И наоборот, роскошная рыжеволосая красотка, проживающая в доме стоимостью в несколько миллионов долларов, может оказаться убийцей.

В лучшем случае, лгуньей.

– Тогда к чему такое внимание к внешности? – спросила Линдси.

– Наша наружность, оболочка, упаковка – как ни назови – это первое, что мы видим, когда просыпаемся. Первое, что мы предъявляем, вступая во взаимодействие с другими. Люди смотрят. Оценивают. За долю секунды выносится суждение, определяющее, что мы собой представляем и как нас воспринимают окружающие. Внешность человека – визитная карточка его сущности.

– А как же те, кто не вписывается в рамки общепринятых представлений о красоте? В учении Марни этому не дается вразумительного объяснения, не так ли?

Грета наградила Линдси мрачным ледяным взглядом.

– Насколько я понимаю, это вопрос с намеком? То был единичный случай, недоразумение. И было это очень давно.

– Верно. И этот случай едва не уничтожил её.

– Именно поэтому я никогда не стану это обсуждать. На неё я больше не работаю. Продукцию её не продвигаю и не рекламирую. Но, тем не менее, обсуждать это с вами я не стану.

– Из уважения к Марни?

– Из уважения, – ответила она. – И хватит об этом.

После продолжительного молчания Линдси решила, что их разговор действительно подошел к концу, и встала, собираясь уходить.

– С другими женщинами вы тоже намерены побеседовать? – вдруг спросила Грета.

– С Диной я уже встречалась, звонила в офис Хизер, Триш пока не нашла.

– А с Марни?

– Я всегда работаю по принципу от внешнего к внутреннему, – сказала Линдси. – Её припасу напоследок.

* * *

Как только внедорожник следователя покинул парковку на вершине холма, Грета немедленно подошла к телефону и позвонила Дине.

– Это я, Грета. Что-то мне неспокойно.

Молчание.

– Ты меня слышишь?

– Слышу. Тебе неспокойно. А в чем дело?

– Сама знаешь.

– Послушай, мы с тобой сто лет не общались, а ты мне вдруг звонишь, потому что у тебя нарисовалась проблема, которую ты не можешь решить. В чем дело? Собака заболела?

– Не смешно, – сказала Грета. – Обязательно быть стервой?

– Видишь, как легко вернуться к старым дурным привычкам, правда, Грета? Только стервой, насколько я помню, была ты.

– Я звоню по поводу следователя. Она что-то вынюхивает. Была у меня, только что уехала. Расспрашивала про Калисту, о том, что с ней произошло. Также упомянула Сару Бейкер, журналистку, с которой ты, я знаю, встречалась. Она мне тоже звонила и сказала, что беседовала с тобой.

В трубке снова наступила тишина. На этот раз Грета дождалась ответа.

– Что ты ей сказала?

– Ничего. Как я могла?!

– Кому-нибудь еще говорила?

Грета смотрела на потемневшее море и всем сердцем желала, чтоб разразился шторм, да такой, чтобы её дом и она сама затряслись от страха.

– Нет, – ответила она. – И не имею таких намерений.

– Ну и ладно. Значит, бояться нечего.

– Ты уверена?

– Да. Только сделай мне, пожалуйста, одно одолжение.

– Какое?

– Не звони мне больше никогда. Что бы ни случилось.

Грета прижимала трубку к уху и, слушая тишину, постепенно погрузилась в размышления. Марни Спеллман ошиблась. Взгляды Греты на себя саму и на других изменились. Они не были непобедимы – так, кучка идиоток, которые думали, что своим молчанием помешают кому-нибудь разобраться в том, что происходило на ферме.

Она пошла в спальню за трикотажным кардиганом из толстой пряжи. Ее обволакивал холодок прошлого – не приятный, а сдавливающий, как ледяные клещи.

Прошлое не прошло.