Текст книги "Улей"

Глава 20

Линден, штат Вашингтон

Дине Марлоу было уже под семьдесят. Вероятно. Скорей всего. Точнее сказать было трудно. Разные источники выдавали разные сведения о её возрасте. В некоторых справочниках указывалось, что Дина на четыре года старше, чем она сама говорила. Это было не столь важно. Выглядела она на пятьдесят пять и привлекательности не утратила. Золотисто-каштановые волосы, как всегда, уложены на затылке в пучок. Глаза карие, «цвета меди», как отмечали многие. При определённом освещении радужная оболочка её глаз действительно приобретала медный оттенок – цвет слегка отполированного цента.

Более двадцати лет она была ревностной поклонницей и близкой подругой Марни Спеллман. Снявшись в своем последнем фильме – комедии, в которой она играла незадачливую мамашу, – Дина уехала из Голливуда на северо-западное побережье США. Некоторое время она жила на острове Ламми, на ферме Спеллман, затем переехала в поместье к югу от Абботсфорда в канадской провинции Британская Колумбия. В Канаде, разумеется, она тоже пользовалась известностью. Но канадцы – люди чрезвычайно тактичные, они никогда не давали ей повода почувствовать, что считают её особенной. Для них она была просто одинокая обеспеченная женщина.

Богатая женщина.

Кинозвезда.

Последовательница какого-то учения.

Только один раз за все эти годы о ней написали в газетах, но лишь в связи с её прошлой известностью. Дина Марлоу выступала в защиту бездомных кошек и собак. Однажды её сфотографировали в одном из приютов для животных, где она бесплатно работала раз в неделю. В одном из таблоидов появился заголовок «Кинозвезда для собак». Это сразу же вызвало бурные протесты страстных поклонников Марлоу, и статью вскоре отозвали.

Поместье Дины Марлоу располагалось на огороженном участке земли площадью в десять акров, в конце тихой автодороги, где дорожный знак с синими цветами, по-видимому, нарисованными от руки, сообщал, что сквозного проезда нет и заблудившимся автомобилистам следует развернуться и ехать в обратную сторону.

Линдси позвонила в домофон у ворот, представилась, и её впустили. Впереди показались большой дом и несколько хозяйственных построек, в том числе сарай. Фотографий поместья прежде Линдси не видела, но ей представлялось, что кинозвезда построит себе нечто более грандиозное или даже ультрасовременное. Или асьенду[14]14
  Асьенда – усадьба в латиноамериканском стиле.


[Закрыть], а то и особняк в средиземноморском стиле, который в этих местах выглядел бы совершенно неуместно.

Дина поступила иначе. Вероятно, она сбросила оковы своей прежней жизни, и дом её, хотя и большой, удачно вписывался в окружающий ландшафт, а не господствовал над ним. Покрашен он был в темно-коричневый цвет, ставни на окнах – зелёные с черной окантовкой. На грандиозность интерьера, скрывавшегося за двойными входными дверями, намекал только массивный дымоход из речных камней.

Дверь открыла сама Дина. Лицо её осветил поток солнечного света, – картина, которой мог бы гордиться любой кинематографист.

Выглядела она точно так, как в фильмах. Старше, конечно, но не казалась измученной жизнью. Изможденной. Глаза её сияли. Черты обрели мягкость, некую податливость, словно привычная одежда, но без признаков износа.

Линдси не фанатела от кинозвезд. Она была еще маленькой, когда в кинотеатрах шли фильмы с Диной Марлоу или по телевизору показывали передачу с участием актрисы, которую какое-то время обсуждали её родители. Она знала, кто такая Дина Марлоу, главным образом, благодаря её скандальной репутации: на «Ютубе» была выложена запись ареста Дины за вождение в нетрезвом состоянии, которая получила распространение среди сотрудников правоохранительных органов округа Уотком.

Да и во всём мире.

На мгновение Линдси стало стыдно, что она вместе со всеми смеялась над злоключениями женщины, которая раньше имела всё.

Да и сейчас имела, судя по её хоромам.

Линдси еще раз представилась. Дина вздохнула.

– Детектив Джекман, как я уже сказала по телефону, вряд ли я смогу помочь чем-то ещё. Я только раз общалась с той девушкой, и разговор был короткий.

Речь шла о Саре Бейкер.

– И все же, – ответила Линдси, – буду вам очень признательна, если вы уделите мне время.

Улыбка у Дины по-прежнему была лучезарная.

– Конечно. Проходите. Сегодня прохладно. Когда вы позвонили в домофон, я поставила кофе.

Линдси последовала за хозяйкой на кухню. Внутреннее убранство оказалось именно таким, каким она себе его представила, увидев дом снаружи, – поражало роскошью и в то же время создавало атмосферу удобства и уюта. Некоторые из столов и стульев были в деревенском стиле – большие и прочные. Внушительные. Линдси увидела много подушек, одеяла навахо[15]15
  Текстильные изделия, изготовленные индейцами племен навахо. Традиционно имеют стильные своеобразные геометрические узоры.


[Закрыть], украшения из металла.

– Как красиво, – похвалила Линдси, осматриваясь вокруг. – Чувствуется влияние вашего пристрастия к вестернам, в которых вы раньше снимались. Красиво, как я сказала, но от всего исходит ощущение силы.

– Пожалуй, – улыбнулась Дина, разливая по чашкам кофе. – Правда, если б вы увидели мою спальню, подумали бы, что там взорвалась розовая бомба. В принципе, в том, что касается силы, я на этот счет мало что знаю. Как и все люди, я не стою на одном месте. Стараюсь помогать нашей планете, людям и, конечно, животным.

Дина поставила кофе на стол в деревенском стиле и жестом пригласила Линдси садиться.

– Насколько я понимаю, вы теперь не очень близки с Марни?

– Нет. Теперь – нет. Когда-то мы были неразрывны, словно сиамские близнецы. Но с тех пор много воды утекло. Мы по-прежнему дружим. Кстати, виделись с ней на днях. Она сообщила эсэмэской, что будет в моих краях, хочет посмотреть какую-то недвижимость. Спросила, найду ли я время, чтобы встретиться с ней.

– Вас это удивило?

– Да не особенно. Марни всегда так поступала. По возможности, всё делала в последний момент. Говорила, что хватит с неё правил и условностей, которым она вынуждена подчиняться. Это её слова. В общем, она заехала, привезла бутылку прекрасного вина.

– И каким же правилам она вынуждена подчиняться?

– Я же говорю, это её слова, а не мои. Сама я неукоснительно соблюдаю и соблюдала все установления, принятые в обществе. Делала то, что от меня ждали, чтобы получить роль. И не стыжусь этого. А она считала, что мужчины слишком долго правят миром, и ей не нравилось, что они – в лице правительства, Федерального управления по продуктам питания и лекарственным средствам – осуществляют контроль за её продукцией.

– В смысле выдачи разрешений?

– Да, в том числе. Я-то понимала, что это необходимо. А Марни – нет. Она не принимала отказов. Потому и добилась успеха. Детектив, вы разве приехали сюда, чтобы поговорить о Марни?

Линдси поставила чашку на стол.

– И о ней тоже. Мне необходимо побольше узнать о вашем движении, а значит, и о самой Марни. Вы ведь были с ней почти с самого начала, и говорят, играли основополагающую роль.

Дина внимательно посмотрела в синие глаза Линдси.

– Мне лестно это слышать, но я правда не представляю, чем могу вам помочь. Марни была публичной фигурой. Любую информацию о ней легко можно найти.

– Не спорю. Но вы же знаете движение и ферму изнутри. Хорошо знаете женщину, которая все это организовала.

Дина покачала головой.

– Это было другое время, Линдси. Вас, должно быть, ещё не было на свете, когда Марни основала свою компанию.

– Да, не было.

– Молодым особам ваших лет трудно понять, с чем в свое время приходилось мириться женщинам возраста вашей мамы, вашей бабушки и старше.

– Некоторое представление я имею. Знаю, что во времена моей бабушки женщин практически не принимали в правоохранительные органы, разве что на должность диспетчера или контролера на платной автостоянке.

– Хороший пример. А представьте, каково жить в мире, где вас почти не замечают, если вы не обладаете привлекательной внешностью – причем в общепринятом понимании, – и если у вас нет денег. С мужчинами считались, даже если у них не было ни того, ни другого. А к женщинам всегда относились, как к людям второго сорта.

– Это я понимаю. Мне не совсем понятно, причем тут Марни Спеллман. Ведь, в сущности, она прославилась благодаря косметическим товарам. А разве косметика нужна не для того, чтобы привлекать внимание мужчин?

Дина махнула рукой, отметая её аргумент.

– Так думают те, кто не понимает её идеи, неукротимую преданность собственному делу. Они упускают главное. Она – пример того, как сильная женщина создала нечто из ничего. Её продукция, изготовленная при помощи Матери Природы, призвана открыть перед женщинами новые возможности, сделать их сильнее. Привлекательность – это внешняя сторона. А ощущение силы – внутреннее состояние, состояние души.

– И каким же образом крем для лица открывает перед женщиной новые возможности?

– Отличный вопрос. Он, пожалуй, отражает основную причину, в силу которой люди не совсем понимают Марни, то, что она делает, и почему она имеет на многих столь огромное влияние.

Линдси жестом показала, что больше не хочет кофе, и Дина налила себе ещё одну чашку.

– Вот вам ответ, а верить или нет – решайте сами. Существует жизненная сила, называйте её Богом, если хотите. Многие так и называют. Бог – совокупность всей любви, всех возможностей, которыми каждая из нас обладает. Бог – часть твоей сущности. И самое главное, Бог – это женщина. Мы созданы по Её образу и подобию, чтобы вынашивать, любить, рожать детей. Создавать жизнь. Это – основной принцип того, чему Марни нас научила. Природа – наша мать.

– На мой взгляд, это отдает язычеством, – заметила Линдси.

– Да, некоторые тоже так считают. Во многом это отражает те самые верования – верования, которые растоптали мужчины. Церкви, возглавляемые мужчинами. Города, построенные мужчинами. Культура, которая оттесняла женщин все дальше и дальше от подлинной власти. Марни же утверждала, что центром мироздания являются женщины.

Они сидели в тишине и слушали свист ветра, бесновавшегося в ольховой роще рядом с домом. Собственный монолог Дину, по-видимому, взволновал, потому как она достала из лифа носовой платок и промокнула глаза.

– Простите, что расстроила вас, – извинилась Линдси. – Такой цели я перед собой не ставила. Моя задача – собрать всю возможную информацию, дабы выяснить, что произошло с теми женщинами.

– Слезы благотворны, – отвечала Дина. – Они напоминают о чувствах, которые не испытываешь каждый день. Насчет Марни ничем помочь не могу. Я её люблю. И не вижу связи между смертями двух женщин, погибших с разницей в двадцать лет.

– Связь прослеживается, – сказала Линдси. – Но я не могу это обсуждать. Просто поверьте мне на слово.

– Доверие надо заслужить.

– Да, конечно. Вы что-нибудь слышали о Калисте Салливан, когда сблизились с Марни?

– Я пришла к ней позже.

– А я читала в газетах того времени, что вы с Марни подружились года за два до исчезновения Калисты. Там была даже фотография, на которой вы вместе на каком-то мероприятии по сбору средств в Голливуде. Кажется, для фонда «Гуманное общество».

Дина честно наморщила лоб.

– Вы что-то путаете.

– Нет, – ответила Линдси. – Не думаю. – Она вытащила из сумки фотокопию статьи, в которой заранее обвела дату красным маркером.

– Ну, не знаю, – произнесла Дина, беря газету изящными пальцами, на одном из которых красовалось кольцо с желтым бриллиантом размером с воробьиное яйцо. – Ах да, кажется, припоминаю. Прошу прощения. Этих мероприятий было так много, что немудрено и запутаться. Да, газета врать не станет, – во всяком случае, в то время газеты не врали. Действительно, это я. А это Марни. Какие же мы были молодые.

– Вы здесь как сестры, – заметила Линдси. – Даже близняшки.

Лицо Дины Марлоу чуть просветлело.

– Вы правда так думаете?

– Да.

Дина снова посмотрела на статью.

– Вы были не совсем честны со мной, – укорила её Линдси.

– Я старалась, как могла.

– В статье говорится, что какое-то время вы жили в штате Вашингтон и подумывали о том, чтобы остаться здесь насовсем.

– Правда?

Линдси указала на абзац, в котором об этом шла речь.

Дина стала читать, затем вновь подняла на неё глаза.

– В самом деле.

– Так вы знали Калисту, верно?

Дина отвела взгляд, посмотрела на окна, за которыми ветер клонил тонкие деревца в северном направлении.

– Знала. Простите, что не сказала вам всю правду. Когда много лет носишь в себе ложь, постепенно начинаешь в неё верить. Марни говорит, что ложь нередко приводит к онкологии. У меня удалены обе молочные железы, хотя об этом никто не знает. Должно быть, Марни права.

– Сожалею, что вы болели, – сказала Линдси.

– А я сожалею, что сама навлекла на себя болезнь. Мой агент посоветовала мне выступить в телепрограмме «Сегодня» и рассказать о том, как я вылечилась. Но я не согласилась. Не могла. Она все твердила, что это поможет другим женщинам, но я не представляла, как буду сидеть перед телекамерой и улыбаться, зная, что я сама виновата в своей болезни.

– Вы не виноваты в том, что заболели раком.

– Вы верите в Бога?

– Да.

– Можете доказать его существование?

– Нет, пожалуй.

– Тогда, детектив, прошу вас, не надо мне возражать. Я это точно знаю.

Линдси кивнула.

– Простите.

– Я расскажу, что знаю, – сменила тему Дина, чтобы сгладить неловкость. – Вам это не поможет, но я расскажу.

Линдси заметила вдалеке какое-то движение. Она устремила взгляд в высокое окно, от пола до потолка, за спиной у Дины. Зрелище было удивительное. Живописный ландшафт словно составлял единое целое с убранством комнаты. Такого чуда она еще не видела. Словно они смотрели фильм о природе на огромном экране в кинотеатре IMAX. По краю поля, копытами роя землю, брели два лося. Они-то и привлекли внимание Линдси.

– Отстали от стада, которое прошло здесь до вашего приезда. Величественные животные, правда?

Линдси кивнула.

– Несомненно, – наконец произнесла она, заставив себя перевести взгляд на Дину.

– Итак. Калиста. Что мне о ней известно. Вас ведь это интересует?

– Ваша фамилия значилась в списке свидетелей, который я нашла в ведомстве прокурора, но в протоколах – ни слова о том, что вы им сообщили. Почему они сочли, что ваши показания могли бы помочь установить истину в деле Рида Салливана?

– Хороший вопрос, – промолвила Дина. – Но ответа на него я не знаю. Я им сказала: Калиста была замечательная женщина. Трудолюбивая. Преданная общему делу. Как и все женщины на ферме. Она приехала туда, потому что ей это было необходимо.

Дина предложила Линдси что-нибудь перекусить. Та отказалась.

– У вас великолепная кухня, – заметила Линдси. – Вы, наверно, изумительно готовите, мисс Марлоу.

– Можно просто «Дина». Нет, я почти совсем не готовлю.

– Правда? А я где-то читала, что вы автор поваренной книги.

Дина стыдливо пожала плечами.

– В книге есть подзаголовок, который всё разъясняет: Сборник моих любимых рецептов. Не я придумала эти рецепты. Я их просто собрала. Издательство «Макмиллан» надеялось неплохо заработать на этой книге, но она не пользовалась успехом. Видимо, я – не такая уж хорошая актриса. Не сумела сыграть роль повара в рубрике телепрограммы «Доброе утро, Америка».

Обе рассмеялись.

– Насколько я понимаю, вы приехали не для того, чтобы поболтать о моих успехах и неудачах, – продолжала Дина. – Вас интересуют погибшая девушка, Калиста. И, конечно, Марни.

– Да, – подтвердила Линдси. – Сара Бейкер. Давайте начнем с неё. Расскажите о ней.

– Она приехала, чтобы взять интервью. Сказала, что является внештатным сотрудником «Голливудского репортера», а в журнале открыли рубрику «Чем они теперь занимаются?», что-то такое ужасное. Я сказала, что мне это не интересно и что зря она ехала в такую даль.

– Тем не менее, вы пригласили её в дом.

– Пригласила. Она вела себя вежливо. Сказала, что ей нужно в туалет. И я её впустила. Но предупредила, что интервью давать не буду. Почему – не объяснила. Сейчас даже причина отказа может быть истолкована превратно. Раньше пресса была мне другом. А теперь нет. В сущности, нынешняя пресса всех готова растоптать, если уж на то пошло.

– Она спрашивала вас о Марни Спеллман?

– Возможно, – пожала плечами Дина. – То есть, да, конечно. С Марни связан большой кусок моей жизни.

– Любопытно. Что именно она хотела узнать?

– То же, что и все. Наделена ли Марни магическим даром.

Линдси ближе наклонилась к ней.

– И что же – наделена?

– Послушайте, я уже не знаю. Раньше я готова была жизнь отдать, доказывая, что это так. И, по сути, отдала.

– В каком смысле?

– Как видите, я живу здесь. Приехала сюда, чтобы стать частью чего-то значимого. Того, что прольет свет на тёмные аспекты бытия, на которые мы даже смотреть-то боимся. – Дина рассмеялась. – Ну вот, произнесла это вслух, и теперь чувствую себя полной идиоткой, причем со справкой.

Дина тронула одну из серег – тоже с большим бриллиантом. Как и столь огромных кухонь, таких крупных драгоценных камней Линдси раньше не видала.

– Знаете, Сара ведь была студенткой, а не журналисткой из «Голливудского репортера», – сказала она, не давая Дине увести разговор в сторону.

Та не сводила с неё глаз, сверкавших, как топазы или угольки в угасающем костре. Как растрескавшийся мрамор.

– Теперь знаю. Из газет. Я хоть и не собиралась давать ей интервью, вообще-то надеялась, что она настоящая журналистка. По крайней мере, это подразумевало бы, что я еще кого-то интересую, что она, возможно, увидит во мне стоящую актрису, напишет обо мне безо всякого интервью, и тогда, чем черт не шутит, мне удастся вернуться в профессию.

– Мне очень жаль, Дина. Правда. У вас такой чудесный дом.

– Да, – ответила она. – Это всё, что у меня есть. Ни мужа, ни детей. Только большой красивый пустой дом.

Они помолчали.

– Значит, Сара все-таки задала вам несколько вопросов. Что она пыталась выяснить? Вы сказали, её интересовала Марни. Калиста тоже?

Дина задумалась.

– Да, – наконец ответила она. – Калиста и Рид Салливан.

– А конкретней?

Дина занервничала, будто её обвинили в убийстве третьей степени. Линдси её не торопила. Она знала, как ведет себя тот, кому не терпится выдать информацию, которую от него требуют. Алан говорил, что в этом случае надо немного ослабить давление, и человек сам всё расскажет. «Умолкни и просто смотри на человека, – наставлял он. – Это действует как прием Геймлиха[16]16
  Прием Геймлиха (абдоминальные толчки) – быстрая процедура оказания первой помощи при удушье вследствие обструкции верхних дыхательных путей инородными телами.


[Закрыть]. Дай ему продышаться, и он, как миленький, выдаст всё, что тебе нужно».

И Дина выдала.

– Сара сказала, что обнаружила кое-какие нестыковки, как она выразилась.

– Она сказала, какие именно?

– Нет. Нет.

Должно быть, жалея, что сболтнула лишнего, Дина вновь принялась изображать из себя радушную хозяйку.

– Я вижу, вы допили кофе. Теперь, может быть, чаю?

Линдси собралась было отказаться – не хотела, чтобы беседа прервалась на самом интересном месте, – но… Такая красивая кухня. Восхитительный вид из окна. Да еще и лоси.

– С удовольствием. Спасибо.

– Прекрасно, – обрадовалась Дина. Она повозилась несколько минут и принесла на стол чай в двух чашках из тончайшего, почти прозрачного фарфора.

– Эти чашки принадлежали Мэри Пикфорд. Чай черный. С чем вы пьете?

– Немного меда, если есть.

Дина театрально воздела глаза к потолку.

– Конечно, есть. – Она снова прошла к кухонному столу и вернулась со стеклянной баночкой.

– Это мед не с фермы Спеллман. С одной пасеки здесь неподалеку. Надеюсь, вы не разочарованы.

– Не сомневаюсь, что он очень вкусный, – ответила Линдси. – Вы упомянули, что Сара Бейкер обнаружила какие-то «нестыковки» в отношении Калисты и её бывшего мужа.

– Это все с чужих слов, предположения.

– Дина, сейчас меня интересует даже информация с чужих слов.

– Ну, не знаю, – протянула она.

– Дина, послушайте, убита девушка. Девушка, с которой вы беседовали. Возможно, вы что-то знаете. Прошу вас.

Дина поставила свою чашку на стол. «Ну вот, сейчас», подумала Линдси.

– За неделю до того, как обнаружили труп Калисты, – сказала Дина, – на ферме что-то случилось. Такое, что некоторые девочки испугались. Но что это было, я не знаю, правда.

– Дина, подумайте. Это важно.

– Понимаете, я там была в каком-то смысле посторонней. Сначала я думала, что другие женщины, ну, знаете, из ближнего круга…

– Улей?

– Да. Улей. Поначалу они держались со мной неприветливо, а может, – не исключено, что во мне говорит тщеславие, – просто немного робели, ведь я была широко известна. Я бы даже сказала «знаменита», но величать себя «знаменитостью», тем более «звездой» неприлично.

Линдси затруднялась определить, что именно изображает Дина – скромность или высокомерие.

– Но они сторонились вас не из недружелюбия или робости, так?

Дина опустила глаза в пустую чашку.

– Нет, их связывала какая-то тайна, и они не хотели, чтобы я её узнала.

– Кто это «они»?

Дина снова опустила глаза, словно вспоминая.

– Ох, давно это было, детектив. Так, сейчас… Марни, Грета Свенсен, Триш Эпплтон и Хизер Хэнли, ныне Джарред.

Последняя фамилия показалась Линдси знакомой, но она не стала напрягать память.

Спросила у Дины, где этих женщин можно найти, и та сообщила ей то, что знала.

Линдси всё записала в блокнот.

Грета Свенсен. Местная. Роскошный дом близ шоссе Чаканут-драйв. Много лет работала в больнице Уотком Мемориал. Красивые волосы.

И тут Линдси вспомнила, где слышала нынешнюю фамилию Хизер. Это была Хизер Джарред. Депутат палаты представителей Конгресса США. Кандидат в сенаторы. Замужем. Двое детей.

Триш Эпплтон. Медсестра, как и Грета Свенсен. В отличие от Греты, вышла замуж. Много лет назад уехала из штата Вашингтон.

– Вам удалось узнать, что это была за тайна? Которую хранили женщины из ближнего круга Марни?

– Да в общем, нет, – ответила Дина. – Знаю только, что это имело какое-то отношение к делу Салливана. И всё. Я была там в период судебного разбирательства. Случайно подслушала разговор девочек в амбаре. Они говорили, что Рид Салливан должен быть освобожден, что он – жертва несправедливости. Может, Кейт что-то вам расскажет. Она тогда ещё на ферме жила.

– Кейт?

– Кейт Спеллман. Мать Марни.

– Как мне её найти?

– Хотите верьте – хотите нет, но она работает в каком-то кемпинге к югу от Беллингема. Мне она никогда не нравилась. Может, и понравилась бы, если б Марни хорошо относилась к ней. Марни искусно насаждала свои чувства и образ мышления. Кейт была «персона нон грата».

* * *

Чувствовалось, что Дина Марлоу редко бывает на людях. Она любила поговорить, рассказать о себе, только слушателей у неё не было. А тут Линдси приехала, сама попросила, чтобы она поделилась с ней информацией. Правда, выяснилось, что её интересовали другие сведения, а не истории о Голливуде и о том, как нехорошо Голливуд обошелся с Диной Марлоу.

Напоследок та поведала историю, которую явно считала самой трагической.

Она знала, сказала Дина Линдси, что стала олицетворением наиболее банального голливудского клише. Выдохлась. Её поклонники состарились, разбрелись по домам престарелых или сошли в могилы. Когда умер руководитель ее официального фан-клуба, претендентов на эту бесплатную работу не нашлось. Один раз она зашла в аптеку «Райт Эйд», чтобы оформить рецепт, а аптекарша даже бровью не повела. Молодым людям в возрасте до тридцати её фамилия ничего не говорила.

Ну, и самый явный показатель падения её популярности – это случай в финальном раунде телевикторины «Джепарди!», когда был задан вопрос в категории «Бывшие кинозвезды»: «Звезда фильма „Фронтир“, которая шесть раз была номинирована на „Эмми“, но ни разу не получила этот приз».

Участники дали такие ответы: «А кто такая Сибилл Шеперд?», «А может, Дина Шор?» и «Мам, привет!».

Должно быть, Сибилл чувствовала себя погано, подумала Дина.

Дай-то бог.

* * *

Наконец, Линдси удалось вырваться от стареющей актрисы. Она отъехала на милю от большого дома Дины Марлоу – вернее, от её усадьбы, – и остановилась на обочине. Голова её была полна мыслей о том, что говорила ей Дина о боге, о себе, о Марни, а также о Калисте и Саре Бейкер. Она исписала целую страницу в своем блокноте, потом еще полстраницы, и задумалась о том, ездила ли Сара Бейкер к Кейт Спеллман. Она-то сама обязательно наведалась бы к ней, если бы пыталась выяснить, что произошло много лет назад.

Собственно, именно этим она сейчас и занималась.

* * *

Когда Линдси наконец откланялась – бедняжка явно не желала уезжать, словно у неё не было своего дома, или же ей просто хотелось подольше погреться в лучах кинозвезды, – Дина налила себе джина и мысленно «прокрутила» беседу со следователем, а в связи с этим – и разговор с Сарой Бейкер. В конце встречи Сара затронула тему её взаимоотношений с Марни.

– Одно время мы были очень близкими подругами, – сказала ей Дина. – Она была для меня учителем, наставником. Благодаря ей я стала такой, какая я сейчас.

Эти слова были дымовой завесой, и, произнося их, она едва не давилась на каждом слоге.

– Значит, вы были «очень близки»? – голосом подчеркнула девушка, не сдержав усмешки.

– Да, как я сказала, мы были добрыми подругами.

Сара тряхнула головой, словно была опечалена.

– Да будет вам, Дина. Теперь другие времена. Сейчас мы живем в более открытом мире.

Дина резко встала, быстрым шагом прошла к выходу и распахнула дверь.

– Вам пора, – отчеканила она, решительно кладя конец разговору.

Девушка рассмеялась. Попыталась что-то сказать и снова рассмеялась.

– Вы и впрямь актриса до мозга костей, – наконец произнесла она, поднимаясь со стула. Протиснувшись мимо Дины на улицу, Сара стремительно обернулась к ней, и напоследок выдала весьма впечатляющую фразу.

– Для человека, который претендует на то, что он ведет жизнь во всех отношениях современную, настоящую, ратуя за природную естественность, вы насквозь пропитаны фальшью.

* * *

После того, как молодая Сара Бейкер «вонзила кинжал» в самое сердце Дины Марлоу и покинула «сцену», та побежала в ванную, где её стошнило в унитаз. Поднявшись на ноги, несколько долгих минут она уныло смотрела на отражение своего пепельно-серого лица в зеркале, жалея, что вообще открыла дверь журналистке и впустила её в дом.

И что когда-то познакомилась с Марни Спеллман.

Дина налила себе спиртное. Внутри всё клокотало от гнева, с каждой секундой сильнее и сильнее. Гадина, а не журналистка! Амбициозная тварь! Копаясь в её прошлом, Сара Бейкер задалась целью уничтожить все былые заслуги Дины Марлоу.

У неё никогда не будет своей звезды на Голливудской аллее славы. Она не сможет вернуться в кино. Ничего не будет, кроме… совсем ничего.

Дина нашла номер телефона, который оставила ей Сара. Даже не визитка, просто клочок бумаги, вытащенный из сумки! Да у неё, поди, и документов-то нет, подтверждающих, что она журналистка. Неужели какая-то дрянная девка сумеет её погубить?

Она схватила телефон, набрала номер. Ошиблась, пришлось набирать еще раз.

Сразу же включился автоответчик.

Ни слова, ни полслова от себя – робот за неё говорит!

– Послушайте, прошу вас, не упоминайте меня в своей статье. Это меня погубит. Неважно, что времена теперь другие. Мои поклонники не…

Что она несёт? И что это за умоляющий, примирительный тон? Конечно, она пьяна, но ведь еще и взбешена, даже сильнее, чем тогда, когда агент уведомил её, что ей пора играть более возрастные роли.

Бабуля! Добрая тётушка!

А ей тогда было всего-то тридцать семь лет.

– Сара Бейкер! Ты ничтожество, – заорала Дина в телефон. – Ты что – не знаешь, кто я? Какие у меня возможности? Если опубликуешь свою статью, клянусь богом, ты об этом пожалеешь.

Довольная, Дина положила трубку, отдышалась, подождала, пока остынет лицо. Откупорила бутылку вина, налила и выпила сразу полбокала, остальное отставила подальше на столе из орехового дерева, который изготовили для неё на заказ.

Она вспомнила, как Марни хвалилась, будто природа разговаривает с ней. Даже древесина. Но и теперь, много лет спустя, Дина затруднялась сказать, кем была Марни – искусной лгуньей или единственной женщиной, которая умела напрямую общаться с природой – со сверхъестественным.

Однажды, припомнилось Дине, она наблюдала за Марни, когда та водила пальцами по деревянной поверхности своего огромного стола – туда-сюда, туда-сюда. Дина и сама трогала эту поверхность, знала, что она гладкая, но не настолько, чтобы под шелковистой на ощупь полировкой не чувствовалась зернистость. Марни обводила ногтями рисунок древесины, которая, казалось, светилась изнутри, как топаз.

Марни считала древесину чрезвычайно чувственным материалом.

– Для меня зернистая фактура все равно что для слепого – шрифт Брайля, – говорила она зачарованно наблюдавшей за ней Дине. – Древесина, как и пчёлы, беседует со мной. Рассказывает о временах года далекой старины. Раскрывает тайны президентов, царей, людей, правивших миром с тех пор, как это дерево выросло из саженца.

Марни заявила, что кончики её пальцев наэлектризованы. И тело тоже, вибрирует. Ей хочется вскрикнуть, не допустить, чтобы экстаз поработил её сознание. Но она как будто сама себе не подвластна. И Дина тоже должна познать эти ощущения – почувствовать, как сквозь неё бесконечным электрическим потоком течет сила тысячелетий. Дыхание Марни учащалось. Она утверждала, что ощущает этот гудящий ток по воле Бога. Говорила, что это невыразимое счастье делиться с другими тем, что она может предложить. Что она способна высвободить силу природы. Разумеется, не только во благо себе. Во благо всех, кто осмелится об этом мечтать. Одна её рука скользнула под стол и проникла туда, куда пожелала Марни.

Дина млела от её прикосновения. И сейчас млела от собственных прикосновений, вспоминая прежние времена.