Текст книги "Шотландия. Земля кланов"

Глава 6. Восхождение на гору

 
Гора теперь уж не бездушная твердыня,
Но образ страха древнего, как мир,
Рождённого во тьме и хаосе ветров
Среди грохочущего бурно неба —
Как нечто согбенно-суровое, огромное,
Перед ногами чьими стонут злые волны.
 

Джордж Стерлинг. «Ночь на горе»

(Перевод Н. Гамовой)

Сэм

Это был знаменательный день, и Грэм жутко проголодался. Неудивительно. Приняв по-быстрому душ и сменив одежду, я нахожу его уже за столом в ресторане нашей гостиницы, изучающим карту вин. Он знает, что собирается заказать и какое вино к этому подойдёт. Ну конечно. Официантка приносит ему огромный бокал совиньон блан, и я вижу, как он на глазах расслабляется, переходя из состояния чопорного деда к своему более добродушному и жизнерадостному облику.

Я заказываю виски «Обан» (чистый алкоголь Нагорья с морского побережья), пока остальные спускаются к ужину. Венди шлёпает свою сумку на соседний со мной стул, а с другой стороны сидит Алекс Немец. У Грэма рядом Мишель и… Дункан Лакруа, который возвещает о своём прибытии громким «Добрый вечер, засранцы!». Никто не знал, что он по-прежнему здесь. Да ещё и за наш счёт.

Дункан заправляет салфетку за вырез своей футболки и начинает пристально изучать меню. Я прямо-таки вижу, как они с МакТавишем готовятся пуститься сегодня в кулинарный и алкогольный разнос. Они ездят вместе на небольшие романтические выходные и устраивают вылазки для дегустации всяких деликатесов, – не то чтобы я завидовал, но меня они ни разу не пригласили. На самом деле, думаю, дело заканчивается тем, что Дункан превращается одновременно и в помпезную няньку для детей Грэма, и в постоянно проживающего в доме повара, который готовит почти все ужины, пока Грэм сидит, откинувшись на спинку кресла с хорошим вином. Какая романтическая парочка!

А что, интересно, Лакруа делал весь день?

Венди словно читает мои мысли. «А ты чем там занимался, а, Мурта-паренёк?» – вопит она во всю мощь глазговского акцента.

Лакруа. Поднимался на гору, гонял овец, занимался сексом…

Венди. Ах ты, ягнёночек!

Венди смеётся во весь голос и хлопает Лакруа по ладони. Когда команда садится за выпивку, юмор классическим образом начинает соответствовать обстановке. Венди заказывает виски «Джек Дэниэлс» с колой, пока нос Лакруа торчит в карте вин. Он советуется с Грэмом. «Да, я тоже думал насчёт вот этого. Великолепный выбор, Дункан», – говорит Грэм, одобрительно кивая.

«Бутылочку Domaine Jean Monnier & Fils Puligny-Montrachet», – произносит Лакруа на превосходном французском, глядя мне прямо в глаза и приподнимая косматую бровь. Я салютую ему в ответ бокалом виски, и мы заказываем еду. Я сейчас месяц вегетарианствую, поэтому выбираю жареные овощи с грибами. Злоупотребления начинаются вскоре и идут одно за другим…

МакТавиш и Лакруа заказали целый пир. В мыслях я отмечаю, что на «Люди в килтах-2» бюджет надо будет удвоить, чтобы хватило на удовлетворение вкусов Роскошествующего МакТавиша.

Грэм жадно и быстро поглощает: гебридский эскалоп, соус тартар из водорослей, пюре из сельдерея, жареную атлантическую треску с хрустящим луком шалот, похлёбку с моллюсками и фенхелем, мусс из розового картофеля и порцию пряной брюссельской капусты с хрустящим беконом. Сырную тарелку с чеддером с острова Малл, включая сыры с плесенью Hebridean Cheese, Highland Minger и Blue Murder Cheese с овсяными лепёшками и кисло-сладким сливовым соусом.

Чтобы промочить горло и запить это всё, две бутылки белого к первой перемене блюд (вместе с Лакруа), и парочку бутылок красного – для сырной тарелки. Я пью пару порций виски и после присоединяюсь ко всем в баре пропустить рюмочку на ночь. Весьма недёшево обходящийся нам Грэм теперь заваливает нас баснями об «одном эльфе» из «Хоббита», который буквально с ума сходил на съёмках сцен битвы, страдая от «красного тумана». «Он просто срывался на каскадёров; совершенно непредсказуемый тип». Мне всегда казалось, что актёр, о котором идёт речь, весьма щуплый, словно его мало кормят, но Грэм говорит о нём как будто о Шварценеггере.

Лакруа и МакТавиш уже почти было обосновались в баре на ночь, как вдруг Грэм смотрит на свои часы и объявляет, что это был долгий день – «великолепный, судьбоносный день, но пора уже идти спать.» Лакруа так же обескуражен, как и я сам. И вот наш седой козлик фланирует, перепрыгивая через ступеньки, словно ретивый юнец.

Куда это он намылился?

[Грэм. В основном пытаюсь избежать алкогольной мясорубки.]

В телешоу мы притворяемся, будто Грэм спит в фургончике, но на деле я даже не пытаюсь провернуть подобное, потому что, как всем вам уже отлично известно, вероятность, что он согласится на что-то ниже пятизвёздочного уровня, ничтожно мала.

Десятью минутами позже Венди возвращается от звонка мужу. «Никогда не угадаешь, что я сейчас видела! Я видела, как малыш Грэм тайком проводит к себе в комнату какую-то красавицу».

* * *

На следующее утро я сверлю Грэма ястребиным взглядом, надеясь, что он выдаст хоть слово или намёк. Он как-то особенно энергичен, напевает всё время за завтраком в буфете, заказал совершенно огромную тарелку, как в комедии «Алан Партридж[42]42
  Алан Партридж – комедийный персонаж одноимённого британского телешоу, многие поступки которого показаны нарочито гротескно. – Прим. пер.


[Закрыть]». Я уже расправился со своей овсянкой и чёрным кофе, но у Грэма ещё куча дел. У него и полный шотландский завтрак, и тосты с вареньем, и гранола, и натуральный йогурт, и ягоды, и… он что, собирается сделать то, о чём я подумал? Так и есть. Он заворачивает в салфетку варёное яйцо, булочку и фрукты, запаковывая это в свою котомку «на потом». Определённо, он нуждается в восполнении энергии после вчерашней ночи. Я уверен, что слышал его гортанные стоны и вздохи, прямо как в сцене битвы из «Чужестранки»; мне пришлось засунуть голову под подушку и надеяться, что это прекратится. Виски (или недостаток кислорода), должно быть, вырубили меня, и проснулся я уже утром.

Интересно, а не пора ли ему измерить уровень сахара в крови? Я имею в виду, ему 59, это же почти сотня. Определённо, ему следует пройти полное медицинское обследование для мужчин. А ведь он ещё и в зоне риска по простате… Пожалуй, предложу-ка я ему. Быть может, даже организую такое обследование, чтобы его провели для Грэма прямо в нашем фургончике, только чтобы он не знал. Небольшой сюрприз…

Но это не сейчас.

Двадцатью минутами позже мы сидим в фургоне. Я смотрю на своего компаньона, который теперь чистит мандаринку. Внезапно я осознаю, что всё время сижу за рулём, и спрашиваю его, а не хочет ли он порулить? «Совершенно точно нет», – ответствует он, отцепляя мелкие остатки белого слоя из-под шкурки от ярко-оранжевой дольки, и отчего-то меня это действительно раздражает.

Я вновь трогаюсь с ручником. Грэм ничего не говорит, но я чувствую его безмолвное порицание.

Сэм. И тааак, вчера вечером…

Грэм. Да.

Сэм. Куда торопился-то?

Грэм. Никуда.

Сэм. Хмммммм… уверен?

Грэм. Понятия не имею, о чём это ты.

Я смотрю на него, прищуриваясь. Знаю-знаю, куда он так бежал… Грэм МакТавиш развлекался не один!

Грэм

Сэм так и юлит, пытаясь выведать, куда я собирался вчера вечером, но пускай помается в догадках. Я доведу его до отчаяния – прямо как он доводит меня своей манерой езды. Вот опять он тронулся, не снявшись с ручника, и это наводит меня на мысль, что он, должно быть, беспросветно глуп. Ну, знаете, симпатичные люди частенько оказываются не особо одарёнными, потому что, в общем-то, им это и не нужно. Моя теория находит подтверждение в том, насколько неубедительно Сэм пытается разобраться в коробке передач – как будто цифры от 1 до 5 могут представлять собой какую-то шараду. Если его стиль езды недостаточно плох, то и сам «Фиат» провалился в проектировании своего автороллера, не предусмотрев, что на переднем сиденье может оказаться человек ростом выше шести футов. Быть может, то был расчёт на какого-нибудь не слишком выдающегося в вертикальном отношении среднестатистического итальянского обывателя, но для нас Сэмом это больше всего сродни попытке уместиться в обувной коробке. Коленки у меня упираются в приборную доску, в ступнях пережато всё кровообращение, а бедная моя спина чувствует себя так, как будто её припёрли к какому-то особенно жёсткому куску дерева. [Сэм. А у меня тем временем есть фотодоказательство, что он мирно дремлет в своём утреннем одиннадцатичасовом сне.]

Но, конечно, я не могу на самом деле жаловаться посреди столь великолепных пейзажей. [Сэм. Ну, ты был чертовски близок к этому.]

Мы держим путь к горному курорту Гленко, хотя Сэм думает, что это станет для меня сюрпризом, но Мишель, наша необычайно деликатная продюсер, сказала мне об этом во время ужина. Когда мы приезжаем, я выкарабкиваюсь из фургончика и распрямляюсь до своего нормального размера и формы. По всей видимости, зимой снега тут столько, что достаточно для лыж. Я на них не катаюсь. Дважды предпринимал попытки: в первый раз лет в 14, а второй – не так давно, уже вместе с детьми. Последняя добром не увенчалась. Теперь я предпочитаю наслаждаться зрелищем того, как мои дети катаются на лыжах, а я тем временем потягиваю латте и читаю книжку. Как бы то ни было, сегодня белого мягкого порошка на земле вовсе нет, а взамен него перед нами поднимается крутой скалистый склон, поросший травой. Я вглядываюсь вверх, на скрытую туманом гору Мьялл-а-Бурих, как вдруг в поле зрения возникают Гленн и Далила, обе в одинаковых футболках с изображением лица Сэма.

Грэм. Доброе утро, леди!

Гленн едва удостаивает меня взглядом, но Далила машет рукой, и я улыбаюсь ей в ответ. Она миловидная девушка, и они здесь только затем, чтобы пожелать нам всего хорошего… Сэм проходит к багажнику фургончика – лицо Далилы сияет, а Гленн готовится упасть в обморок. Они положили глаз только на Молодого Горца – что представляет собой откровенную глупость.

Сэм тревожно нахохливается. «Доброе утро, леди. Э… а что привело вас сюда?»

Вообще-то, это чертовски не тривиальное место, где можно оказаться в восемь утра. На мгновение мне кажется, что леди задумали присоединиться к нам на вершине горы. Сэм позирует для фото и определённо более расслаблен, чем был накануне в пабе Clachaig Inn. Или на лестничном пролёте в Праге.

С фотосъёмкой покончено, и Мишель собирается отвести нас к подъёмнику. Как бы то ни было, Гленн настаивает на том, чтобы пойти вместе с «королём мужчин» и, поскольку она не из тех, кто принимает «нет» в качестве ответа, вскоре мы срываемся в нечто вроде трусцы в сторону подъёмника, чего я бы в жизни делать не стал, потому что подъёмники просто на дух не переношу. Там работают помощниками двое. Один – крупный шотландец с багровым лицом и обширной талией. Он управляет подъёмником. Если мы доберёмся до верха, и он не заработает сердечный приступ, это будет чистая удача. А помощником у него… подождите, да это совсем ребёнок. В буквальном смысле. Ему, быть может, лет 11. А отчего он не в школе? Но он здесь, помогает нам забраться в подъёмник. Хммм. Боюсь, он будет слишком занят, когда ему придётся «помогать» отправить своего папу/брата/дядю (или всех троих) в скорой помощи.

Нам велели стоять у линии и готовиться сесть в подъёмник. Я наблюдаю за тем, как это металлическое орудие пыток приближается к нам. Сэм настойчиво обменивается шуточками с этим пройдохой, и возможно, втихаря суёт ему деньги, чтобы сделать мою поездку как можно более ужасной. Здоровяк, который управляет подъёмником, регулирует и его скорость. Я впервые осознал, что её вообще можно контролировать в подобных механизмах. Просто уверен, что я заметил заговорщическое подмигивание от Хьюэна. Нам пора садиться.

Странно, но всего несколькими мгновениями спустя я решаю рассказать Сэму, что боюсь высоты. О чём я только думал? Я борюсь с этим уже долгое время, но никому не говорил… не хочу создавать шумиху.

Кресло подъёмника приближается. Я оглядываюсь назад. Оно разворачивается на 180 градусов и мчится на нас (ну хорошо, «мчится» может быть лёгким преувеличением). Я чуть отклоняюсь назад и надеюсь на лучшее. Кресло с размаху впечатывается в мой зад, и вот я уже болтаюсь на нём в воздухе, не успев даже осыпать оскорблениями Толстяка-Контролёра! Сэм смотрит по сторонам и улыбается. Да-да, одной из тех самых улыбок. Я смотрю прямо перед собой (наблюдая нашу съёмочную команду), и отказываюсь взглянуть вниз. «Так что, ты боишься высоты?»

«Да. Уже не так сильно, как раньше, но в определённых ситуациях по-прежнему нервничаю. Как сейчас. Так что, пожалуйста, что бы ты ни делал, не раскачивай сиденье!»

Сэм поджидает благоприятный момент.

Мы разговариваем. На самом деле, выходит даже забавно. Я смотрю на окрестные горы. Мы движемся сквозь облако, чтобы выйти из него наверху, в солнечный свет. Ну, вовсе даже и не плохо, думается мне. И тут он начинает раскачивать сиденье. Я вскрикиваю, а может, даже хнычу. Потом включаю свой самый строгий отцовский голос: «Прекрати раскачивать сиденье, Сэм!»

«Прости, дружище. Конечно».

Мы едем дальше. Сэм раскачивает сиденье. Вся эта история повторяется примерно так же всю дорогу наверх, и прерывается лишь моим исполнением песни Misty mountains[43]43
  «Туманные горы». – Прим. пер.


[Закрыть] из «Хоббита», чтобы прекратить эту тряску.

Сэм

Когда мы подходим к подъёмнику, Грэм сообщает мне, что жутко боится высоты. Я подозревал, что у него будет головокружение, потому-то и устроил этот подъём первым делом. Я сажусь на своё место и говорю, что там удобно, как в кресле. «О боже», – шепчет Грэм, всем весом падая назад.

Мы скользим вверх над склоном горы. «Вниз не смотри», – говорю я ему, наклоняясь и заглядывая вниз.

Грэм. Не делай этого.

Сэм. Вообще, эти сиденья выглядят довольно старыми. Я переменяю вес.

Грэм. Не делай так.

Я наклоняюсь влево и назад, поворачиваясь к Грэму. Он стонет: «Я серьёзно, Сэм».

Он говорит правду, так что я веду себя прилично. Ну, капельку. Я хочу докопаться до истины, кто был у него в комнате прошлой ночью.

Сэм. Ну что, какой девчонке повезло-то?

Грэм. Да не было никакой девчонки.

Сэм. Ну конечно. О'кей, ты говоришь так… О, гляди какой водопад там внизу! Мы дальше будем ехать над водой.

Грэм. Ты решил во что бы то ни стало заставить меня страдать?

Сэм. Да не, так, поразвлечься немножко.

В отместку Грэм начинает петь «Туманные горы» из «Хоббита», и это срабатывает. Он настолько далёк от тройного таланта (когда человек может играть на сцене, петь и танцевать), насколько это вообще возможно. Он вопит, как мартовский кот с прищемленным хвостом. Ой, хватит! «Это даже было в альбоме с саундтреком к фильму, знаешь?» – заявляет он. «Под фанеру», – думаю я. Он утомляет меня историями со съёмок, когда он играл гнома Двалина, а мы тем временем ныряем в облако.

Грэм

«Хоббита» мы снимали на Те-Анау, почти у самой окраины южного острова Новой Зеландии, и с нами были «масштабные дублёры» (многострадальные люди ниже нас ростом, которые в некоторых случаях заменяли основных актёров в роли гномов, и Высокий Пол – долговязый полицейский из Окленда ростом семь футов два дюйма, который замещал Йена МакКеллена[44]44
  Йен МакКеллен – актёр, сыгравший Гэндальфа в трилогиях «Властелин колец» и «Хоббит» (реж. П. Джексон). – Прим. пер.


[Закрыть] в нескольких ключевых кадрах при съёмках со спины). Это был «вечер талантов», и мы сидели в пабе. Кто-то из местных начал играть на гитаре. Потом другой ударил его по лицу. Один из наших дублёров пониже ростом разобрался с этим субъектом, что вызвало полномасштабную свалку. 13 человек ростом ниже пяти футов дрались с местными фермерами, а гигант ростом семь и два буквально выкидывал народ на улицу.

Такое нарочно не придумаешь.

Сэм

На самом деле, я его не слушаю. Я прокручиваю в памяти мои собственные воспоминания, ведь долина Гленко была первым местом, где я учился кататься на лыжах на снегу. До этого у меня было несколько уроков на сухом лыжном склоне в Эдинбурге, там была смесь грязи, стекла и колючей проволоки, потому что когда ты наворачивался, всегда казалось, что тебя разрежет на кусочки. Я катался с друзьями в туманную погоду, почти такую же, в которой мы сейчас плывём посреди облака; едва можно было разобрать собственную вытянутую руку. Я врезался в знак, который предупреждал: «Опасно! Скалы!», но продолжил ехать дальше и улетел с этих скал футов на 10–15, приземлившись в глубокий снег.

Грэм в шоке. «И что, ты вот просто продолжил ехать? Ну конечно. Необычайно безопасный спорт, правда? Совсем как в костяшки в домино.» Он смотрит на мои руки. «Ни перчаток, ни шапки. Суровый ты парень, Хьюэн».

Я смотрю на него и думаю ровно противоположное. На нём серая кашемировая шляпа, которая, должно быть, просто изумительно мягка на его чувствительной лысой голове, и к этому прилагаются синяя куртка цвета полночного неба в тонкую оранжевую клетку и шарф.

Грэм

Быть может, я и одеваюсь как любитель латте [Сэм. Это ещё мягко сказано!], но позвольте мне описать наряд Горного Козлика. На нём кремовая водолазка с высоким горлом и морская куртка цвета хаки, с овальными деревянными пуговицами – ни дать ни взять Кирк Дуглас в «Героях Телемарка», собирающийся спасать Норвегию во Второй мировой. Могу представить, как он спрыгивает с подъёмника на деревянных лыжах (не, лучше – как его скидывают оттуда) и атакует эти склоны, словно прирождённый мастер (или падает как мешок с картошкой). Вы можете положиться на него даже во время лавины… только, чтобы обнаружить позднее, что он её в первую очередь и вызвал.

Он спрашивает, откуда у меня взялся такой шарф, и приходит в совершенное изумление, узнав, что я купил его в Dovecot Studios[45]45
  Гобеленовая студия и художественное заведение. – Прим. пер.


[Закрыть] в Эдинбурге. Я спрашиваю, а когда в последний раз он сам покупал себе одежду. Он уклоняется от ответа; небось, ему и подштанники достаются рекламные, на халяву.

Сэм. Не ношу я никаких подштанников.

Грэм. Всё что угодно, лишь бы была возможность покрасоваться без рубашки или с голым задом. Бедные, бедные операторы «Чужестранки», им приходится созерцать тебя с этого ракурса часами.

Сэм смеётся. Наши операторы чаще видят мой зад, чем я сам.

Грэм. Да все видят твой зад чаще, чем ты!

По счастью, мы поднимаемся не на Маттерхорн[46]46
  Вершина в Альпах особенно остроконечной и крутосклонной формы, ставшая нарицательной и давшая название в геоморфологии. – Прим. пер.


[Закрыть], а потому прибываем на вершину в целости и сохранности. [Сэм. А я и тут на лыжах катался! Вот осталось только совершить восхождение, как Кэмерон МакНиш[47]47
  Знакомый Сэма, автор книги о путешествиях по Шотландии, Сэм написал к ней предисловие. – Прим. пер.


[Закрыть].] Сэм грациозно соскакивает с подъёмника, словно газель в термобелье из гортекса, в то время как я сваливаюсь и карабкаюсь на безопасное место, как газель в задних рядах стада из документальных фильмов Дэвида Аттенборо. Ну, знаете, из тех, которых обычно съедают. Мы проходим на скальный выход и смотрим на поистине завораживающий пейзаж, что простирается у нас под ногами. Облака разошлись. Не уверен, насколько далеко сейчас всё видно, но чертовски много.

В этот момент путешествия я останавливаюсь, чтобы вспомнить о моём дорогом друге Мартине Грэме Скотте.

Марти трагически погиб в возрасте сорока лет в жуткой автомобильной аварии в 2004 г. Его жена, юная дочь и маленький сын были в той же машине, но, к счастью, выжили. Это ужасно – терять друзей, которым ещё так далеко до старости. Я помню тот момент, когда узнал о случившемся. Наш общий знакомый позвонил мне, когда я был на съёмках в Испании.

Я взял с собой гравированную фляжку для виски, которую он подарил мне, – я всегда беру её с собой, когда ношу килт или возвращаюсь в Шотландию. Вершина Мьялл-а-Бурих (Meall a Bhuiridh) – подходящее для неё место, потому что он любил горы и любил кататься на лыжах, так что я хочу поднять за него тост – здесь, во время нашего путешествия.

Мартин всегда преданно и рьяно поддерживал меня в начале моего творческого пути. Мы встретились, когда мне было 20, а ему 18 – на частном аэродроме, где мы оба подрабатывали летом, выполняя всякие разные задания: следили за пожарной безопасностью, косили сено, плотничали, заправляли топливом самолёты, – в общем, весь набор для мальчика на побегушках. Он выглядел точь-в-точь как Роберт Редфорд в молодости. С тех пор я лишился многих друзей (за год до этого умер мой отец – Мартин даже произносил речь на его похоронах), но потеря Мартина оказалась особенно тяжёлой. Я и сейчас храню его фотографию – она стоит у меня на холодильнике, так что я вижу его каждый день.

Я рад разделить этот тихий момент с Сэмом, стоя на гребне хребта и глядя на долину. Мартину он бы понравился. Вообще-то, они очень во многом похожи. Не то чтобы я собирался рассказывать Сэму хоть что-нибудь из этого. Я остаюсь сдержанным и «застёгнутым на все пуговицы», как и полагается настоящему шотландцу, и делаю глоток виски. Хотел было предложить и Сэму, но вместо этого неприветливо говорю: «А ты ничего не получишь».

«Мартин бы не одобрил», – мягко отвечает Сэм.

«Он ненавидел бы твою игру», – возвращаю я ему колкий юмор.

А правда состоит в том, что мне ужасно не хватает Мартина, он буквально был мне братом, разве что рождённым от другой матери, и эту связь заменить тяжело, да и вовсе невозможно.

«За тебя, Мартин». Я делаю ещё глоток и передаю фляжку Сэму. Он берёт её и встречает улыбкой, понимая мою боль.