Текст книги "Фантастиш блястиш"

– Вы кого-нибудь из них знаете? – продолжал спрашивать Кирилл.

– Да-да-да!… – слышалось в ответ.

– Как вы оказались на этой вечеринке?

– Да-да-да!..

– Вы пришли с кем-то знакомым?

– Наверное!..

– Они сейчас рядом с вами?

– Наверное!..

Однотипные ответы невпопад заставили радиоведущего Кирилла предположить, что девушка Света практически не слышит слов, произносимых в ее адрес. И это заставило его спешно предпринять кое-какие меры.

– Света!.. Света!.. Вы нас слышите?!

– Да-да-да!..

«Надеюсь, что это действительно так», – подумал совершенно обычный водитель трамвая.

Скорее всего, он при этом почувствовал некоторое раздражение. И в своих чувствах Артем был в определенной мере прав, ведь ему совсем не хотелось в конечном итоге обнаружить, что потраченное им время ушло на созерцание аллюзии глухих.

– Света!.. Вам нужно немедленно перейти туда, где вас лучше слышно!..

– Да-да-да!..

– Хорошо!.. Мы ждем!..

– Да-да-да!..

И все ждали. Это ожидание было трепетным и робким, сосредоточенным и терпеливым. Но прошло две-три минуты… Безрезультатно…. Прошло пять минут, десять, пятнадцать…. Все то же самое. А затем телефон девушки Светы, что по чрезмерной глупости дозвонилась до самого отвратительного утреннего шоу, и вовсе отключился.

«Черти что!» – возмутился Артем.

– Мы очень сильно разочарованы, – после специально выдержанной короткой паузы заявил радиоведущий Кирилл, – Мы очень-очень сильно разочарованы.

Однако ярое разочарование постигло не только совершенно обычного водителя трамвая за номером два и не только шоумена с радио, привыкшего всегда получать свое. Были и многие другие. И их было тысячи.

Так что через секунду или может через чуть большее время студия радиопередачи буквально взорвалась чередой настойчивых звонков на все имеющиеся внутри нее телефоны. Сначала Кирилл и те, что были с ним, пытались отвечать на них, пытались разрулить конфликт словесным образом. Только вот мало что зависело от этих самых попыток, потому как аудитория не хотела слышать никаких оправданий и применяла в радиоэфире все те ругательства, что были прежде припасены на черный день.

– Гады!.. Уроды!.. Что за дела?! – кричал один.

– Простите, – говорили ему и переключали на женщину средних лет.

Но ничего при этом не менялось. Все становилось только хуже.

– Да что б вы сдохли, твари ползучие!!! Я вас закопаю, недоумки!!! – кричала та, что должна была вести себя достойно и интеллигентно.

Такая вакханалия могла бы длиться дни, годы, столетья… Но трем радиоведущим платили бешеные деньги не за то, чтобы они создавали напряженную обстановку.

В их толстых контрактах черным по белому была четко прописана их ключевая цель – развлекать и ублажать всех тех, кто при помощи невероятных усилий поднялся этим очень ранним утром для выполнения своих прямых и неизбежных обязанностей в обширном обществе людей. Но именно сейчас с этим всем была проблема, и именно сейчас нужно было срочно исправлять возникшую катастрофу.

«Вот вы попали, ребятки», – думал совершенно обычный водитель трамвая, понимая, что в данных обстоятельствах ни за что на свете не поменялся бы местами с теми, кто совсем недавно обитал на кажущейся вершине мира.

«Мы попали», – наверное, думали радиоведущие.

Однако если они и думали, то недолго. Кирилл довольно быстро принял нужное решение и резким выкриком приказал секретарше и кому-то еще:

– Вырывайте телефонные шнуры из розеток!!!

Это было правильное волевое решение. И когда все телефоны в студии смолкли после множества щелчков и фырканья аппаратуры.

Кирилл снова обратился к слушателям, но на этот раз без наигранной патетики, без надуманной бравады и без истошно слащавых ноток экспрессивного веселья. Все выше перечисленное здесь и сейчас было крайне неуместно. А потому ведущий нисколько не просчитался, сказав еще немного погодя следующую, переполненную брутальностью, фразу:

– Я знаю, мои извинения ничего не изменят. Но мы обещаем, что в самое ближайшее время прищучим эту конченую суку, решившую сбежать от взятых на себя обязательств.

«Да, да, да!..», – подумал Артем сразу после того, как радиоведущий произнес свое клятвенное обещание.

И вроде как на душе совершенно обычного водителя трамвая тотчас полегчало. Он внезапно почувствовал, что его не пытаются обмануть, что некто старательно блюдет его интересы, что некто готов на все, чтобы наказать виновных.

«Такая приятная и резко возросшая самозначимость так сладострастно и тепло разливается по всему моему телу», – размышлял Артем, многократно прокручивая в голове застрявшие в памяти слова чужих обещаний.

И видимо всеми теми же самыми чувствами вполне закономерно пропитались и все прочие слушатели самого раннего и самого отвратительного радиошоу. Ну а подтверждения этому факту долго ждать не пришлось.

– Мы получаем ваши сообщения через интернет…, – сказал Кирилл после некоторой суеты на заднем плане радиоэфира, – Мы рады, что все вы злитесь немного меньше… Мы рады, что вы готовы продолжать… И мы будем продолжать…

– Очень хорошо, – тихо прошептал Артем и повернул трамвай направо.

Конечно, он ждал нового экшена. Но следующие семь-восемь минут утреннего радиошоу были скорее нудными, чем увлекательными.

– Не переключайтесь! – просил ведущий Кирилл.

И никто не переключался. Правда, совсем не потому, что кому-то несказанно нравилось вникать в непрерывные рекламные паузы и анонсы будущих программ. Просто не было в этот очень ранний час какой-либо альтернативы. Вот никто и не переключался. Вот все и сидели возле своих радиоприемников и интенсивно ждали, растопырив уши, словно невероятные локаторы. А кое-кто даже умудрялся себя немного подбадривать.

«Очень хорошо», – думал совершенно обычный водитель трамвая, делая все новые и новые повороты по узким улочкам провинциального городка, – «Очень скоро начнется самое интересное и тогда…»…

К счастью или нет, но Артем не ошибся. И по истечении восьми минут радиоведущий Кирилл в очередной раз вернулся в эфир.

– Дорогие друзья! – сказал он с некоторой неуклюжей загадочностью в голосе, – Простите за задержку. Нужно было подготовиться.

– Но сейчас мы полностью готовы!

Внезапно возникший и непонятно откуда взявшийся женский голос в радиоэфире ощутимо озадачил каждого из тех, кто на тот момент напряженно ждал новостей о странной и неблагоразумной девушке Свете.

«Что за…?» – подумало большинство.

«Совсем ничего не понимаю», – подумал Артем.

Однако тяжелые раздумья недолго терзали вконец обескураженную аудиторию самого отвратительного и омерзительного утреннего шоу.

– Простите, – попытался внести ясность радиоведущий Кирилл, – Понимаю, вы удивлены… Женщина в нашей студии и все такое… Но выбора не было… Ради вас, моих дорогих и любимых радиослушателей, пришлось пойти даже на такую жертву… Так уж вышло, что моим извечным соратникам Зайку и Пайку пришлось отправиться на поиски провинившейся девушки Светы…

– И кстати нам только что сообщили – они уже рядом!..

– Отлично!!!

«Черти что!» – подумали в тот момент самые отъявленные сексисты и шовинисты и через силу слушали своего бесспорного идола на привычных радиоволнах.

Всех их очень напрягал женский голос в радиоэфире. Однако тот, кто сидел у главного микрофона, прекрасно знал, чего хотят примкнувшие к радиоприемникам, прекрасно знал, о чем они думают, и пользовался этим при каждом удобном и неудобном случае.

– Не заморачивайтесь по поводу невнятного визга промеж моих реплик, – заявил Кирилл, делая в своих словах акцент на полном пренебрежении по отношению к сидящему рядом с ним человеку, – Когда сегодня после эфира я засажу ей промеж ягодиц, она будет визжать гораздо сильнее…

И в ту же секунду в социальных сетях огромный вал хвалебных сообщений посыпался в адрес популярного ведущего:

«Да, да, да!!! Задай ей жару! Нагни рачком и все пучком!», – это были только некоторые из них и самые что ни на есть корректные.

Конечно, помимо письменных уведомлений мог бы буйствовать и непрерывный шквал телефонных звонков.

Однако все шнуры все еще были вырваны из розеток, а мастер, способный исправить данную неполадку, обязан был явиться на работу не раньше девяти утра.

Так что всем разгоряченным сексистам и шовинистам, принадлежащим к целевой аудитории самого раннего и самого омерзительного радиошоу, приходилось старательно выискивать в своих хлипких умах нужные слова для описания всех тех ощущений, вызываемых бурной похотливой фантазией по причине им предшествующего заявления их незыблемого кумира.

– Спасибо, спасибо!.. – отвечал им Кирилл.

И все были рады. Все, кроме безымянной женщины в радиоэфире.

– А сейчас продолжим… Чем у нас там заняты Зайк и Пайк? – сказала она, стараясь не обращать внимания на чужую дурость.

И раз уж ей никто не ответил, потому как ее старший коллега Кирилл был слишком занят вычурным самолюбованием и избыточной перепиской с самодовольными фанатами в соцсетях, женщине пришлось самой подхватить ей же начатое повествование и продолжить его нужным образом.

– К сожалению, связи с ними пока нет… Но те, кто слушает нас через интернет, могут получить доступ к видеотрансляции, если предварительно отправят СМС на номер 666. Предупреждаем, что услуга платная. Стоимость вы можете уточнить по телефону, который на данный момент не работает.

«Вот черт!» – от досады Артему очень хотелось со всей силы ударить кулаком по приборному щитку своего транспортного средства, – «Ну что за фигня?! Как так можно?! Я вообще не понимаю…».

К радости работодателя, он все же сумел сдержать себя от порчи доверенного ему имущества. Правда злиться совершенно обычный водитель трамвая так и не перестал.

Слишком уж велико было его недовольство тем, что по чужой необъяснимой прихоти ему в итоге пришлось остаться без доступа к видеодневнику крайне актуальных событий.

– Вот все из-за этих чертовых бюрократов, – бормотал он себе под нос, сильно негодуя из-за того, что некто не особо умный зачем-то поставил его трамвай в списке модернизации и компьютеризации на последнее место.

Однако радиошоу продолжалось. И вскоре нечто новое заставило Артема очень быстро позабыть о предшествующем казусе обделенности.

– А вот кажется и связь с нашими дорогими коллегами налаживается. Зайк и Пайк уже на месте и…, – обнадежил радиоведущий Кирилл, который не имел сил вечно отсылать короткие сообщения неопознанным персонажам в интернете.

– Нужна еще секунда… И… готово!..

Женщина выполнила свое дело. Теперь она могла смело покинуть радиоэфир, потому как никто на его просторах не пылал энтузиазмом ее там видеть, слушать, понимать. Всем было начхать на ее мысли, чувства, желания, ведь в этой жизни, в этом мире ей приходилось довольствоваться ролью временно необходимой мебели, от которой при первой необходимости обязательно и безаппелятивно захотят избавиться. Но зато всех очень интересовало, что же там такое невероятное происходит с всегда понятными и всегда интересными Зайком и Пайком…

– Да-да!.. Мы на месте…

Первым ответил Пайк. Ну а вот второму выездному радиоведущему понадобилось небольшое дополнительное время для того, чтобы начать членораздельно говорить в миниатюрный микрофон, приколотый к вороту его ветровки. Не то, чтобы кто-то был в этом виноват. Просто такая вот выездная сессия радиопередачи не планировалась изначально. И в связи с этим никто заранее не додумался пригласить на смену технических ассистентов. Вызвать их в последний момент было невообразимо сложно. Так что в конечном итоге и Зайку, и Пайку самим пришлось настраивать полевую аппаратуру, что на деле воспринималось как крайне затруднительное занятие, если ты привык только лишь болтать языком и больше ничего не делать.

– Так точно!.. На месте…

К безумной радости полоумных радиослушателей все трудности с аппаратурой закончились быстро, разрешились благополучно. И тогда уже ничто не смогло помешать им услышать продолжение беседы в прямом эфире.

– Где вы? Что видите? – незамедлительно поинтересовался Кирилл.

– Да ничего такого особенного… кустицы какие-то, небольшие домики по сторонам, улица, мощенная желтым кирпичом…

– Ха-ха-ха…

– Ха-ха-ха…

Сложно было догадаться, по какой причине рассмеялся Зайк, а вместе с ним Пайк и прочие. Да в принципе никто особо и не задумывался. Все только и делали, что инстинктивно хохотали ему в один голос.

Только вот если повод для веселья и существовал этим очень ранним утром, то он крайне скоротечно испарился, едва двое выездных радиоведущих прошли небольшое расстояние вперед, минуя при этом выросшие редкой кучкой кусты и небольшую деревянную застройку.

– Мы прошли немногим больше полукилометра и наконец-то наткнулись на кое-что интересное. Немного смахивает на бункер. И есть огромный железный люк, на котором написано «ПОДВОДНАЯ ЛОДКА»…

Слова Пайка внезапным непонятным чудом молниеносно прекратили весь прежде аморально бесчинствующий нелепый смех аудитории. И тут же…

– Не может быть! – воскликнул в радиоэфире Кирилл.

– Все точно, – подтвердил Зайк.

И тогда все, кто прежде по глупости своей смеялись, почувствовали пронизывающий холод парализующего страха.

– Не может быть, – еще раз произнес Кирилл, однако уже с гораздо меньшим гонором.

А остальные и вовсе молчали. Остальные почему-то неожиданно обнаружили, что с дрожью в коленках боятся своей собственной тени, что мир вокруг них – невообразимо странная и опасная штука, с которой лучше не шутить, с которой лучше не заигрывать.

Они так же не забыли подумать и о том, что тотальная обдуманность слов и поступков есть самая хорошая позитивная перспектива, которой обязательно стоит придерживаться в самом ближайшем будущем, дабы ненароком не нажить все те же неприятности…

«Мы более не хотим смеяться по пустякам», – наверное, думал в тот момент каждый из них, сопровождая безутешные мысли неискоренимым отчаянием.

Но бесконечное молчание никто из них так и не сумел осилить. Правда, в силу никуда не исчезающей трусости их слова смогли лишь беззвучно просочиться в интернет. А смелость говорить по-настоящему нашли в себе лишь избранные единицы. В первую очередь, такие как Зайк и Пайк, потому как именно в этом и состояла их незатейливая работа.

– Мы как-то не сразу сообразили…

– Но все именно так. Здесь нет никакой ошибки…

– Это то самое место…

– Да и сигнал мобильника этой чертовой ш…лавы Светы не врет…

– Он где-то там внутри…

А после, когда радиоведущие перестали перебивать друг друга на каждом слове, когда прошло немного времени, и появилась возможность собраться с мыслями, кое-кто еще начал говорить вслух. При этом те, кому повезло гораздо больше, смогли обсудить внезапную и обескураживающую новость с теми, кто по неким случайным, а возможно даже и странным причинам находился рядом. Артем, к сожалению, был не из подобных везунчиков. Он был один-одиношенек в своей невзрачной кабине водителя трамвая. Да и в прилегающем к ней вагоне этим очень ранним утром тоже не было каких-либо случайных пассажиров. Все люди словно остались где-то еще, позволив Артему самому разбираться со странной информацией, дошедшей до него из радиоэфира…

– Да это бред какой-то…

Он не хотел верить. Конечно, ему нравилась фантастика, ему нравились фильмы ужасов и прочая дребедень. Но действительно верить во всякого рода несуразицу совершенно обычный водитель трамвая никогда не собирался…

– Все это чья-то нелепая шутка…

– Никто из нас не хочет верить…

Радиоведущий Кирилл будто бы читал мысли Артема и говорил при этом почти теми же самыми словами, что рождались в голове совершенно обычного водителя трамвая, а потом, путаясь в недоверии серого вещества извилин, безуспешно пытались спрятаться в глубине никому недоступном подсознании…

– И все мы знаем, что это невозможно…

«Я знаю, что это невозможно…».

– Кажется, прошел уже целый месяц с момента трагедии, произошедшей в нелегальном загородном клубе «ПОДВОДНАЯ ЛОДКА».

Полиции так и не удалось определить виновных в том страшном пожаре, унесшем несколько десятков жизней. Мы, как и все жители города, скорбим о тех потерях. И потому, если сегодняшний звонок в студию чей-то бессовестный розыгрыш, то наши сотрудники неминуемо обнаружат и накажут виновных…

Закончив с обязательной риторикой, радиоведущий Кирилл предпочел как можно быстрее закончить радиопередачу, предпочел временно распрощаться с аудиторией, и тем самым пророчески избежал гораздо большего скандала.

«А что же дальше?» – неудовлетворенно спрашивала аудитория.

«И что же произошло потом?» – возмутился совершенно обычный водитель трамвая.

Однако радиоведущий Кирилл поступил правильно, когда не позволил всем им узнать что-либо о том, как его коллеги Зайк и Пайк с трудом отворили тяжелый железный люк с кривой и покрытой копотью надписью, как они вошли внутрь печально известного заведения и как никогда из него не вышли. К тому же он был предельно вежлив, оставил в эфире немного качественной музыки и на прощание сказал:

– До новой встречи завтра, двадцатого сентября…

«Двадцатого сентября?! Какого черта?.. Разве сейчас не август?..».

Артем посмотрел в боковое окно своего движущегося по рельсам трамвая. Там за окном вроде бы и впрямь был август. Хотя стопроцентной уверенности не было…

– Сложно сказать, – прошептал он, когда к уже имевшейся потерянности во времени прибавилась потерянность в пространстве.

Срочное нажатие на тормоза толком ничего не поменяло. Артем все еще не знал, куда именно его занесло вместе с трамваем.

– То ли Малица, то ли Константиновка, то ли еще что…

Хотелось винить во всем треклятое радиошоу, из-за которого совершенно обычный водитель трамвая слишком давно перестал осуществлять запланированные остановки и призывать себе в помощь самый благоразумный и самый рассудительный голос из динамиков. Но было еще что-то, чего Артем пока что не мог ни понять, ни объяснить.

«Что-то странное, что-то едва уловимое…».

И только когда недалеко за деревьями раздался сильный взрыв и яркий свет огня осветил всю близлежащую территорию, совершенно обычный водитель трамвая наконец-то понял, что именно происходит в этом мире.

– Да, это все-таки случилось, – с определенной горечью подметил Артем.

И затем он принялся усердно дожидаться высокого человека со странным лицом и длинными седыми волосами, который вот-вот должен был появиться из-за деревьев, который вот-вот должен был сесть в трамвай за номером два и вместе с совершенно обычным водителем отправиться туда, откуда очень редко возвращаются.

– Сейчас, сейчас…, – уже без прежней горечи произнес Артем.

А потом он все-таки дождался.

2

Кажется, вчера я собирался встать пораньше. Но вот, судя по ощущениям внутренних биологических часов момент «икс» настал, а мне все еще не хотелось открывать глаза. Очень хотелось еще немного поспать. Возможно, минутку. А быть может и гораздо дольше.

«Как получится», – подумал я, пытаясь поддаться собственной лени.

Однако другая немаловажная черта моего характера, многими посторонними описываемая как чрезмерная и неуместная правильность, никогда бы в жизни не позволила мне продолжить мой сладкий сон вопреки каким-то важным делам. По своим никому непонятным причинам она всегда была на стороже. И зачастую мне это нравилось. Да только вот отнюдь не этим утром.

«Еще немного… мне этого так сильно хочется…».

«Нужно вставать… это важно!»

Когда тебе кричит в ухо твой собственный мозг, желание придаться утренней дремоте медленно, но верно сходит на нет. И тогда на какой-то минуте приходиться наконец-то признать, что чрезмерная и неуместная правильность все-таки одержала верх в этой неравной борьбе, заставив тебя открыть глаза и посмотреть на окружающий мир.

«Да уж!» – с некоторым разочарованием подумал я, едва удалось удостовериться, что ничего вокруг меня не изменилось за ночь.

Шкаф, два стула, большой телевизор, компьютерный стол с лежащим на нем ноутбуком, еще один стол, за которым можно было, как принимать пищу, так и писать письма на деревню дедушке – все это было вчера, все это было и сегодня. Ничего не изменилось.

«Не очень-то и хотелось!» – в виде открытого каприза заявил я сам себе.

Но на самом деле мне очень хотелось. Просто я все еще боялся признать эту чересчур очевидную и излишне болезненную правду.

«Что в этом сложного?» – наверное, подумаете вы.

«Ничего», – будет вынужден бескомпромиссно ответить ваш покорный слуга Геннадий Петрович Чайкенфегель.

Но некоторые иллюзии созданы не просто так. Некоторые иллюзии очень сильно нужны и важны. Зачем? Почему? Видимо потому, что именно они позволяют некоторым людям жить дальше, и учат их умению в каждый новый день настойчиво выползать из постели.

«Вчера было все то же самое», – такое вот неискоренимо обыденное и лаконичное умозаключение преследовало меня уже довольно длительный промежуток времени.

Три тысячи шестьсот пятьдесят два дня – это много или мало?! Еще один хороший риторический вопрос заставил меня наконец-то вспомнить, зачем же моя вышеупомянутая чрезмерная и неуместная правильность так сильно желала моего скоротечного пробуждения.

«Десять лет пролетели быстро…».

Вчера, а точнее в те самые часы, минуты и секунды, что обескураживающе предшествовали этому сомнительному юбилею, я был очень сильно взволнован. И потому в вечернее время, когда в обычных обстоятельствах следовало бы начать засыпать, сон был для моей персоны совсем не в руку.

Конечно, я пытался старательно и сосредоточенно считать коров, собак и прочую живность, но в конечном итоге ничего путного из этой затеи не получилось. А так как меня совершенно не прельщала навязчивая перспектива быть обреченным на ночь многочисленных безнадежных телодвижений с правого бока на левый, пришлось пойти на крайние меры и включить телевизор…

«О, боже!!! Зачем?!» – изнуряющим басом кричал в тот самый момент мой катастрофически ошарашенный внутренний голос, – «Разве ты не понимаешь, что прямо здесь и сейчас обязательно начнется апокалипсис?!»

Такую экспрессию несложно понять, ведь за все только что истекшие десять лет моего пребывания в удобном и обустроенном тюремном заключении, я ни разу не включал телевизор, ни разу не входил в интернет, ни разу не слушал радио. Причем все это было исключительно по собственному желанию. Никто не ставил мне палки в колеса. Я сам все для себя решил. Я решил, что так было нужно.

«Десять лет пролетели быстро…».

– Десять лет пролетели быстро…

Видимо я был слишком сильно увлечен своими собственными мыслями, раз не сразу сообразил, что слова данной реплики звучат не только в моей не совсем здоровой голове. Взгляд с непроизвольной лабильностью скользнул в сторону и тут же не нарочно наткнулся на лицо Павла Макинтаева, что словно высеченное из камня божество всегда пугало и удивляло своей безмятежностью.

– Здравствуйте…, – медленно проронил я, в очередной раз удивляясь тому удивительному факту, насколько бесшумно способен проникать в помещение мой личный надзиратель.

– С добрым утром.

Сказанные Павлом слова вроде как должны были нести в себе нечто доброе и светлое, однако при всем при этом они ничуть не влияли на мимику того, кто их произносил. Выражение его лица по извечному законодательству местных устоев так и осталось украденным у каменного истукана событием. И с этим сложно было что-либо поделать. А жаль… Ведь этим особенным утром очень хотелось чего-то иного, чего-то нового…

«…потому что десять лет пролетели быстро…».

В своих руках Павел держал привычный металлический поднос черного цвета с красно-синими узорами в виде птиц. На нем он удерживал стандартно организованный завтрак: маленькая тарелка овсянки, три бутерброда (с сыром, с салями и с куриным паштетом), а также большая белоснежная кружка, заполненная горячим дымящимся какао.

– Надеюсь, сегодня вы готовы поесть, как полагается? – спросил он, когда ожидание инициативы с моей стороны слишком сильно затянулось.

«А что если?» – внезапно взбрело мне в голову.

Но страх был тем, кто не давал мне проходу уже очень долгое время. И потому в тревожной обреченности я постепенно начал понимать, что по истечении еще одной секунды, ну, в крайнем случае, двух или трех, вполне закономерно произойдет все то же самое, что многократно происходило во все предыдущие разы, в конечном счете страшным образом вылившиеся в гигантскую и пугающую цифру три тысячи шестьсот пятьдесят два. И тогда, минуя все возможные условности и неуместные причуды случайно подобранных отговорок, мой внутренний голос с непристойным заискиванием поинтересовался у меня моими же собственными словами:

«А что если?»

И тогда при всем моем нежелании мне все же пришлось сделать все то, чего я очень сильно и неискоренимо боялся.

– Павел…

Корпус тела высокого и крупного мужчины в возрасте за сорок уже начал медленно поворачиваться к двери, когда я скомкано произнес его имя. Странно на что способно одно-единственное слово. Странно, что оно сработало.

«Но надолго ли?»

– Геннадий Петрович?..

Движение остановилось, но два обреченных на совместное существование человека все еще не находили в себе смелости посмотреть друг другу в глаза. Два человека все еще пытались сбежать и укрыться множеством иллюзорных одеял от всего того, что их безаппелятивно загнало в один удобно обустроенный угол.

– Павел…

Я судорожно искал в голове крайне необходимый повод, которым мне бы удалось стопроцентным образом помешать последнему из моих случайных знакомых уйти и закрыть за собой дверь навсегда.

«Когда еще ты сможешь сделать это? Когда, если сегодня твой самый последний день в этом ужасном-ужасном-ужасном месте???»

Внутренний голос, как обычно был прав во всем. Так что, несмотря на все тонны страха, поселившиеся в моем сердце из-за некоторых предшествующих событий, я все же громко и четко произнес то самое слово, которое должен был произнести много-много лет тому назад, когда все было только лишь в зачатке…

– Прости…

Ответа не последовало. Но я и не был готов к какой-либо быстрой реакции со стороны бывшего начальника военкомата, потерявшего из-за меня всю свою прошлую жизнь. Наверное, в те самые времена он был доволен собой и умеренно счастлив. И скорее всего ему не приходилось ежедневно примерять на себя каменную мимику невозмутимости, чтобы тем самым спрятать от посторонних глаз свою глубокую разочарованность и разбитость.

– Прости…, – повторил я.

Хотел еще раз. Но как оказалось, раскаяния было уже предостаточно.

– Вы не виноваты…, – еле слышно прошептал Павел, – Вы не виноваты… это все они… это все они… проклятые негодяи…

Помимо этих запечатленных мною на бумаге слов было еще много и по большей части все они требовали самой упорной цензуры. Причиной тому были эмоции, что хлестали через край. Ну а как только словарный запас моего личного надзирателя себя наконец-то исчерпал, Павел все-таки сделал то самое, чего я очень долго ждал и на что никогда не надеялся.

– Простите меня, – тихо и чувственно прошептал он, полноценно развернувшись в мою сторону, после чего пристально и амбициозно взглянул в самую глубину моих зрачков, оставив в них стойкое отражение своих собственных глазных расцветок.

«Как это прекрасно», – подумал я, когда внезапно обнаружил, что они очень-очень зеленые.

Потом же… Потом эта обширная и по-прелестному слюнтявая мелодрама могла бы развивать невыносимо долго и нудно. Возможно, дело даже дошло бы братских обнимашек и ненавязчивого желания поплакаться на чужом плече. Возможно, могло бы быть и хуже.

Но к счастью благосклонный фатум сжалился над моей стоической репутацией и не допустил выше обозначенного развития сюжетной линии…

– Дрын-дрын!..

Это звонил телефон. Сразу сообразить не удалось. Видимо потому, что телефон в моей хорошо обставленной одиночной камере не так часто звонил, чтобы его писклявый рингтон сумел бы закрепиться в мозгу.

– Дрын-дрын!..

Когда же последовал второй прозвон, мне все же пришлось признать, что настойчиво донимающее слух событие совершенно не имеет никакого отношения ни к микроволновке, ни к холодильнику и тем более никоим образом не причастен к утюгу. Да к тому же Павел с ненужной благородностью услужливо подсказал:

– Это вас. Вызывают, наверное.

– Спасибо, – ответил я чисто машинально и сделал два шага в сторону телефонного аппарата, обитавшего на одной из книжных полок.

Сердце при этом почему-то нещадно щемило, словно вот-вот должно было произойти нечто невероятное и сенсационное. Я пытался справиться с собой, пытался не выдать суровому и беспощадному внешнему миру свою маленькую, всегда имевшуюся в наличии, внутреннюю слабину. О, мне всегда было известно об ее существовании. Да и у кого ее нет или не было? Но до сих пор я отчаянно старался быть самым хорошим парнем, старался выдавить из себя эту подлую гнильцу или хотя бы прижать к ногтю.

«Ты был хорошим мальчиком… Разве не пора разнообразить прерогативы?»

Черти что!.. Мой собственный внутренний голос сегодня даже и не пытался выказать мне хотя бы маломальские признаки поддержки. Однако я все равно схватил дрынкающую телефонную трубку зеленого монотонного цвета и гаркнул в нее:

– Алло!

– К вам пришли.

Других слов не было. Только такую короткую фразу просто, коротко и ясно донес до меня неопознанный голос с выраженным брутальным привкусом. И это, конечно же, немного покоробило. Но в принципе я ничего другого и не ожидал, хотя, если честно, как всегда надеялся на что-то большее, на нечто гораздо более человеческое, чем было мне доступно в последние десять лет или около этого. И тут же возник вопрос:

«А что если в этом обыденном желании теплых слов в первую очередь и таится та самая слабина, о которой я говорил раньше?»

Но мог ли я на него ответить? Не знаю. Вероятнее всего, нет, потому как никто на свете не способен окончательно и без каких-либо помарок с оплошностями разобраться в том, что творится в головах людей или в голове твоей собственной.

«Глупец!» – заявил мне внутренний голос.

«Беспечный энтузиаст», – попытался оправдаться я перед самим собой.

– Вам пора, – сказал тот, кто все еще держал в руках поднос с моим стынущим завтраком.

И тогда стало внезапно ясно, что рассуждать о высоких материях здесь и сейчас слишком неуместно, да к тому же и неблагоразумно.

– Вас ждут, – добавил Павел.

«Да это впрочем и не новость», – добавил внутренний голос.

«Очень хорошо».

Я отлично понимал и отлично слышал все то, что упорно твердили мне те двое, что с исключительным правом сопровождали меня в моем удобном десятилетнем тюремном заключении. Они всегда говорили также четко и прозрачно, как и тот неизвестный голос, что нечасто выдавал короткие фразы из дрынкающей телефонной трубки монотонно зеленого цвета. Мне всегда было приятно слышать это незамысловатое общение. В нем была своя изюминка. Но даже и она никак не могла повлиять на неожиданно возникшую в моей голове очаровательную манию.