Текст книги "Трехрублевая опера"

Музыкальный номер 4

содержанием которого могла бы служить строка В. Высоцкого «Страшно! Аж жуть!», «домовой» и ведьмы, обнажив клыки и когти, двинулись на киногруппу.

Все с ужасом отступили.

Лишь Директор невозмутимо остался на месте и, протянув руку, сначала, на всякий случай, осенил страшилищ крестным знамением, потом крикнул: «Стоять!! Я – от Пантерова!»

Фамилия префекта подействовала как пароль. «Домовой» убрал когти, вынул изо рта вставные клыки, заулыбался:

– А я смотрю, лица знакомые… Разрешите представиться: Синичкин… То есть, конечно, псевдоним… Но играл Льва Гурыча неоднократно… Вот и прозвали-с… Да вы меня, может, помните, коллега? – обратился он к Режиссеру. – Областной драмтеатр… Приезжали к нам на гастроль… Вы – Хлестаков… А я – Земляника… попечитель… Взятку вам давал еще так незаметно…. вам понравилось…

– Ну, как же… как же, – вежливо ответил Режиссер. – А здесь-то вы кто? Нечистая сила?

– Ну, вроде! – заулыбался Синичкин. – В театре-то зарплату третий месяц не платят… Да и ролей нет. А тут устроился в береговую охрану… Набрал студию… Леших играем, упырей! Диких туристов отпугиваем, а то ведь совсем загубятостров…

«Ведьмы» и «вурдалаки» в подтверждение закивали.

– Платят за «испуг» или почасово? – делово поинтересовался Директор.

– Оклад небольшой!.. Но еще халтурка набегает… Иностранцы любят фотографироваться совместно! Моряки с соседней базы на праздник Нептуна зовут… Короче, на «том свете» жить можно.

– Учтем! – подумав, заметил Директор.

– А вы, слышал, «Оперу нищих» будете снимать? – продолжил Синичкин, обращаясь к Режиссеру. – Отличная пьеска… Всегда мечтал мистера Пичема сыграть…

– Есть у нас Пичем! – сказала Ассистентка.

– Ну, хоть дочку мою посмотрите! Доченька у меня, Поленька Синичкина, талант отменный… ГИТИС недавно закончила… Устроили бы пробу!

– Полли тоже есть! – забеспокоилась Полли. – Все пробы давно сделаны! – и для убедительности взяла Режиссера под руку.

– Вот и славно, барышня! – обрадовался Синичкин. – А другие рольки? Наперсница?.. Как там ее?.. «Дженни-малина»… Проституточка… Поленька моя всегда мечтала воплотить… – он повернулся к одной из юных ведьм. – Да что ж ты стесняешься, глупенькая?! Такой шанс! Ну-ка покажи, чему учили в институте?..

«Упыри» одобрительно зашумели.

Поленька Синичкина робко вышла на помост…

– Мне партнеры нужны! – сказала она. – Подыграете, если что?

Зазвучала музыка. Возник

Музыкальный номер 5

во время которого Поленька сначала робко скинула с себя лохмотья ведьмы, совершив нечто похожее на пародийный стриптиз, затем, оказавшись в черных кружевных чулках, довольно неплохо исполнила призывный танец.

Режиссер, поддавшись ее обаянию, вскочил на помост, подыграв ей в эротической музыкальной сцене…

Полли гневно наблюдала за ними, затем выскочила на помост и попыталась отогнать соперницу.

Страсти, разыгранные в танце этим любовным треугольником, всем понравились.

Раздались аплодисменты.

Директор тоже вежливо поаплодировал, но вдруг, повернувшись в сторону моря, с ужасом прошептал:

– Едут!

По направлению к острову на веслах шло несколько лодок, набитых нищими, бомжами и оборванцами.

Их давно немытые лица заросли щетиной.

Тут же шла лодка с девицами явно сомнительной репутации, которую они дополняли еще более сомнительными жестами…

Отдельной лодкой плыл уличный оркестр, исполнявший какую-то странную мелодию: помесь «Мурки» и знаменитой дворовой песни 50-х годов:

 
В нашу гавань заходили корабли,
Большие корабли из океана…
 

Солировала в этой песне актриса, игравшая жену Пичема.

Сам мистер Пичем стоял на носу лодки с мегафоном и командовал гребцами:

– Р-раз! И! Р-раз! Суши весла! Улыбки на кинокамеру!

Он первым соскочил в воду и пошел навстречу Режиссеру, удивленно наблюдавшему за этой странной флотилией.

– Пополнение, сэр! – крикнул Пичем, соединяя в себе как бы персонаж и актера. – Лихой народец подобрался! Чайки кричат от страха!

– Почему без милиции? – возмутился Директор. – Они же разбегутся!

– Куда? – удивился Пичем. – Да я половину желающих на том берегу оставил!

– Так это не настоящие… нищие? – начал понимать Директор.

– А то какие же! – обиделся Пичем. – Подбирали в театрах по теме: из Достоевского, из Диккенса…

– Но мэрия собиралась иначе, – начал было Директор, но его перебила возмущенная миссис Пичем:

– Собирались? В тюрьму им пора собираться! Жулье! Я им так и сказала: профессионалы всю жизнь ходят с протянутой рукой на сцене, а вы их хотите заменить на самодеятельность? Да в Америке актерский профсоюз вам бы голову оторвал!

И, схватив у мужа мегафон, крикнула:

– Коллеги! Выходи строиться! Проститутки – налево, нищие – направо, ворье – посредине!

Прибывшие, шлепая по воде босыми ногами, с шумом побежали на берег и начали строиться согласно установленному ранжиру…

Массовка выстроилась на помосте, как на плацу.

Режиссер, Директор и мистер Пичем обходили шеренги, разглядывая персонажей.

Те заискивающе смотрели на Режиссера.

Мистер Пичем давал пояснения:

– «Обитатели лондонских трущоб»… это – «петербургские»… «парижские клошары»… «московские босяки», из «На дне» которые… юродивый – из «Бориса Годунова»…

Юродивый вдруг рухнул на колени, протянул руку, заголосил:

– «Мальчишки копеечку отняли! Вели их казнить!..»

– Достаточно! – оборвал Режиссер и бросил юродивому монетку.

– Сцен не надо! Только обозначайте характер!..

Они двинулись дальше, подошли к группе девиц.

– Ну, это сами понимаете… – продолжал Пичем. – «Жрицы любви»! Жертвы социальной несправедливости…

«Жертвы» игриво заулыбались.

– Здесь и «Пышка»… мопассановская… и наши: от Сонечки Мармеладовой до «Соньки – золотой ручки»…

Девушки, каждая обозначив свой типаж, все вместе сделали довольно старомодный «книксен».

– А вот и ваша лихая компания, мистер Мэкки! – Пичем подвел к бандитскому строю. – Хотите – «Разбойники» Шиллера… хотите – налетчики Бени Крика!

Бандиты радостно поприветствовали Мэкки.

– А этот почему здесь? – Режиссер вдруг заметил среди музыкантов юношу в черных очках. Того самого, что сорвал съемку в павильоне. – Это что, «Слепой музыкант»? Короленко?!

– Я – Мышкин! – с достоинством произнес юноша и снял очки.

Секунду они смотрели друг другу в глаза – Режиссер – неприязненно, музыкант – отрешенно.

– Князь, вам бы встать рядом с Бароном из «На дне»! – посоветовал Пичем и добавил, обращаясь к Режиссеру: – Я разорившихся аристократов тоже позвал… Вдруг пригодятся?

– Все ясно!! – строго сказал Режиссер и взял в руки микрофон. – А теперь, коллеги, выслушайте меня все внимательно! Снимаем – «Оперу», но про нищих. И смета – соответственная! Самый большой гонорар – копеечка юродивому… Других денег нет! Поэтому желающим разбогатеть советую сразу же плыть отсюда вон на том катере… Подробности у нашего Директора, он умеет рифмовать!

Все понимающе промолчали. Никто из строя не вышел.

– Хорошо! – сказал Режиссер. – Тогда продолжим… Снимаем про нищих, но мюзикл!.. В мюзикле главное – кордебалет! В кордебалете главное – слаженность! Общий успех – твой успех! Кто считает иначе и будет тянуть в кадре на себя одеяло – счастливого пути!

И снова никто из строя не вышел.

– Тогда за работу! – Он сбросил пиджак, вскочил на помост, дал знак музыкантам. – Раз-два-три-четыре! Раз-два-три-четыре! Повторяем за мной! Легкий жанр – самый трудный! Петь, двигаться, улыбаться, не потеть! Четыре задачи по Станиславскому! Раз-два-три-четыре!

Режиссер начал показывать танцевальные движения. Массовка с трудом пыталась их повторять…

– Раз-два-три-четыре! – командовал Режиссер и участникам, которые не выдерживали ритма, приказывал: – Все! Спасибо! Переходите на второй план! Не мешать! Вы – отдыхайте! И вы!.. И вы!..

Часть массовки, среди которой оказался и юноша – уличный Музыкант, с выражением досады отходили в сторонку. Остальные старательно выполняли команды.

Темп стал усиливаться. С Режиссером осталась небольшая группа пластичных актеров. Их движения на глазах делались более слаженными, переходя в особый вокально-танцевальный

Музыкальный номер 6

Номер напоминал репетиции кордебалета из фильмов «Corus Lane» и «All that Jazz» Боба Фосса, и пелось в нем об удивительном жанре киномюзикла, когда диалог, вокал и танец неразрывны.

В мюзикле все условно! И все по-настоящему, как в жизни…

Во время этого номера массовка, как бы исполняя и роль декораторов, выстроила на наших глазах «Улицу Лондона» и все необходимое, что нужно было для съемок фильма о похождениях капитана Макхита.

Поздно вечером на берегу залива разожгли костры.

У костров расположилась часть киногруппы.

Ужинали. Пили вино. Отдыхали. Слушали песню заезжего гостя – возможно, А. Розенбаума или А. Макаревича.

Возле Директора сидела Корреспондентка с магнитофоном.

Чуть поодаль – юноша, уличный Музыкант. Рядом лежала скрипка в футляре.

Музыкант листал режиссерский сценарий, но сам иногда посматривал на актрису, играющую Полли.

Та, в свою очередь, бросала косые взгляды на Режиссера и Поленьку Синичкину, о чем-то тихо беседовавших в сторонке…

Корреспондентка брала у Директора интервью:

– Это про что будет фильм?

– Ну, как сказать… Про бандитов, проституток… много песен, много шуток! – привычно срифмовал Директор. – В общем, музыкальное кино… по пьесе… Джон Гей. Писатель был такой, английский. Прочтите!

– Да некогда! – вздохнула Корреспондентка. – Мне материал завтра сдавать… Вы вкратце…

– Ну, если вкратце… Мэкки-нож бандитом был… Разных девушек любил… Жил довольно весело… В конце его повесили…

– Не фига себе, сюжетик! – ахнула Корреспондентка. – Интересно!

Музыкант не выдержал, вмешался в разговор:

– Вы извините… Мне кажется, это не совсем так! Опера – высокий жанр. Там все глубже и серьезней…

– Уйдите, князь! – сказал Директор. – Не возникайте!..

Юноша вздохнул, снова полистал сценарий, потом подошел к Полли:

– Извините… Вы меня не помните?

– Нет! – сухо ответила Полли. Она была уже довольно известной актрисой и к назойливым приставаниям поклонников привыкла.

– Я – музыкант! Я вам съемку еще сорвал в павильоне… Не нарочно…

– Очень приятно! И что?

– Да вот спросить хочу: сцену свадьбы Полли и Макхита снимают завтра?

– Опять сорвать думаете?

– Наоборот! – не поняв шутки, ответил Музыкант. – Я в консерватории учусь! – пояснил юноша. – Музыку сочиняю. У меня есть настоящий свадебный хорал. Хотел вам показать…

– Мне зачем? Режиссеру покажите!..

– Пытался! – вздохнул юноша. – Он всегда занят!..

В это время Режиссер взял Синичкину за руку, направился к морю.

– Он всегда занят! – повторила Полли, сердито глядя им вслед. – А вы – решительней! В кино надо быть пробивным! Вот идите сейчас и покажите… Он будет рад!

– Вы так думаете? – юноша посмотрел на Полли, затем направился вслед за Режиссером и Синичкиной.

Догнал их на дорожке…

Полли вглядывалась в темноту… Увидела, как юноша что-то говорил Режиссеру, тот нетерпеливо слушал, потом громко спросил:

– Ваша фамилия – не Мендельсон? Нет? Тогда исчезните! Другой музыки для свадьбы не требуется!

После чего Режиссер решительно взял Синичкину за руку, и они скрылись в темноте…

Музыкант вернулся к Полли.

– Не понравился хорал? – вздохнула Полли, кивнув в сторону ушедшего Режиссера.

– Он – грубый! – сказал Музыкант.

– Он – гангстер! – сказала Полли.

– Вжился в образ! – согласился Музыкант. – Только поэтому я его прощаю! Иначе бы – застрелил…

Полли вздрогнула, впервые с любопытством глянула на Музыканта.

– Как это «застрелил»?.. В каком смысле?

– На дуэли! – пояснил Музыкант.

– А… Ну, другое дело! – успокоилась Полли. – А я подумала – всерьез. Слышала, вы князя Мышкина играли?

– Почему «играл»? Я и есть – Мышкин, – спокойно ответил юноша. – Хотя, может быть… и князь. У Достоевского не зря наша фамилия использована. У меня, знаете, иногда бывает такое аристократическое бешенство… Страшно!

Полли снова с испугом глянула на Музыканта и чуть отсела:

– А на съемки как попали?

– Я вам объяснил: музыку сочиняю. В том числе и оперную… Но пробиться трудно. А здесь все-таки – опера. Про нищих, но – опера! Высокий жанр! И автор – Джон Гей, аристократ… Он понимал! Не только принизить власть, но и возвысить неимущих – вот была его цель! Это уж потом Брехт все опошлил своей марксистской философией… А в подлиннике – восемнадцатый век! Я изучал. Впрочем, лучше я вам сыграю, если позволите?

– Ладно! Сыграйте! – вздохнула Полли.

– Спасибо! – глаза Музыканта вспыхнули нездоровым блеском, он нырнул в темноту и тут же появился с инструментом. – Я вас недолго задержу! Я только… – он поспешно расстегнул футляр скрипки…

…и замер. Футляр был пуст.

– Украли? – ахнула Полли.

– Сперли! – убитым голосом подтвердил князь Мышкин.

– Ах, сукины дети! – взорвалась Полли. – Да и вы – слабоумный! Разве можно оставлять инструмент без присмотра? Это же – съемка! Черт-те какой народ здесь шастает!..

– Да… Конечно… Сам виноват…

– Дорогая скрипка была?

– Не очень… Впрочем, нет… Сам инструмент дешевый… Стандарт. Но музыка… Она – замечательная! – Он вдруг стал мучительно растирать виски. – Теперь вот забуду…

– То есть, как «забуду»? – изумилась Полли. – Вы еще ее и не записали даже?

– Я всегда импровизирую… Фиксированная музыка мертва! А возникающая вдруг – живая! И сейчас… я так хотел вам… Ах! – он бешено стал тереть виски. – Жаль, что вы не слышите! А сыграть – не на чем…

– Ладно… Чего вы? Не мучайтесь! – испуганно заговорила Полли. – Напойте…

– Попробую! – Музыкант запел начало мелодии, потом остановился. – Глупость! Голоса нет… И все это сразу примитивно… Пойдемте! Я попробую исполнить это на крепости!

– На чем?!!

– На крепости!!

Они вошли в один из двориков крепости.

Сквозь зияющие глазницы окон сияли луна и звезды… Длинные каменные коридоры, перекрытые арочными воротцами, убегали в темноту.

– Это, конечно, не восемнадцатый век! – приговаривал Музыкант. – Но все-таки архитектура! «Застывшая музыка», как говорил Гете. Я давно разрабатываю эту тему. Любое историческое здание можно заставить звучать! Надо только его настроить!..

Он делово прикрыл пару окон фанерой, проверил, как скрипит сорванная с одной петли дверь…

– Сейчас! Сейчас! – пояснял Музыкант. – Я уже днем пробовал… Здесь арки хорошие… И коридоры гулкие, как трубы… Вот подует ветер с моря, и крепость превратится в орган… Да вы присядьте… Вон там, в первых рядах…

Полли, усмехнувшись, села на поломанную коробку из-под апельсинов.

Музыкант вскочил на камень и поднял руку дирижерским жестом…

Стая летучих мышей вспорхнула из темноты…

Ветер… Плеск волн… Скрежет дверей…

Постепенно из звуков и шорохов стал возникать

Музыкальный номер 7

Та самая, главная, музыкальная тема, которая пробивалась к нашему уху с самого начала фильма, с первого кадра, когда Музыкант в городском подземном переходе пытался изобразить ее на скрипке…

И при свете луны в многочисленных коридорах крепости стали возникать люди, в белых париках, белых шелковых чулках и туфлях со сверкающими пряжками…

Они выстроились в почетный строй, а затем напомаженный Макхит, скорее напоминающий Фигаро из одноименной оперы, повел под руку Полли, похожую на всех оперных невест в пышных кринолиновых юбках.

Хор гостей, извергая из глубин вокала самые высокие ноты, начал славить новобрачных…

В утреннем морском небе стрекотало несколько военных вертолетов.

Сквозь оптическое наблюдение им были видны островок Чумовой и киногруппа, проводившая подготовку к съемкам… Через треск лопастей доносились обрывки переговоров летчиков:

– Восьмой! Восьмой! Я – девятый! Что за народ на островке? Чего они делают? Прием!

– Девятый! Я – восьмой! Вижу людей… Вроде пляшут! Прием!

– Восьмой! Я – девятый! Спрашиваю: на хрена они пляшут спозаранку?! Прием!

– Девятый! Я – восьмой! А… – треск в наушниках – …их знает! Разберись! А то нам выйдет боком! Генерал вз… – треск в наушниках – устроит! Как слышишь? Прием!

– Восьмой! Слышу хорошо! Задание понял!

Один из вертолетов направился в сторону острова.

Это, собственно, очередной

Музыкальный номер 8

повествующий словесно, музыкально и зримо о натурных съемках любого кинофильма и включающий в себя привычные для зрителя кинокадры: актеры гримируются прямо на площадке, коней запрягают в экипаж, каскадеры проверяют кинотрюк, помощник режиссера раздает кофе, группа рабочих сколачивает большой помост с виселицей, кто-то спит, лежа на траве, кто-то сидит в наспех сколоченном туалете без крыши и т. д. и т. п.

Все это при показе сверху очень напоминает встревоженный муравейник, но наши кинематографические муравьи, двигаясь в определенном музыкальном ритме, превращали эту привычную картинку в особое музыкальное действо, которое увидеть, правда, может только камера, установленная под небесами…

Идет съемка.

Улица Лондона. Дом с красным фонарем над дверью.

На стене – плакат, стилизованный под объявления прошлых времен: на нем – рисованный портрет Мэкки, надпись по-английски и трехзначное число – сумма, назначенная за его поимку.

Вдоль стены разгуливает полисмен.

Высоко над фонарем – окна, из которых выглядывают проститутки, свободные от своих утомительных занятий. Они негромко напевают, что-то лирическое и сентиментальное типа:

 
«Ах, для чего на рассвете
Есть на цветочках роса?
Ах, для чего нежной деве
Слезы туманят глаза?»
 

Голос Ассистентки:

– Женщины Макхита. Дубль первый. Хлопушка.

Девицы в окнах тихо запели:

 
«Пчелка цветы собирает.
Милый целует в уста.
Пчелка к цветочку вернется.
Милый ко мне – никогда…»
 

К дому с красным фонарем миссис Пичем тащила за руку упирающуюся Полли.

– Идем! – говорила она. – Сумела выйти замуж за мерзавца, умей быть счастливой до конца!

Она решительно постучала в дверь, а когда та открылась, спряталась в укрытие.

В проеме двери появилась заспанная Дженни, в ярком китайском халате.

Секунду она с интересом разглядывала Полли, потом спросила:

– Что вам угодно, сударыня?

– Извините… – забормотала Полли. – Хотела узнать: нет ли случайно среди ваших посетителей джентльмена… по имени мистер Макхит?

– У нас тут не музей, милочка! – ответила Дженни. – «Посетителей» не бывает. Есть гости… Причем инкогнито!..

Она попыталась закрыть дверь, но тут миссис Пичем выскочила из укрытия и потянула дверь на себя.

– Не дури, Дженни! – сказала она. – Нам и нужен инкогнито… Макхит!.. Муж моей дочери Полли!

– Муж? – изумилась Дженни. – И давно это с ним?

– Мы вчера повенчались! – сказала Полли.

– А сегодня его уже ищете в нашем заведении? – Дженни многозначительно улыбнулась. – Видно, темперамент новобрачной оставляет желать лучшего!

– Замолчи, дрянь! – Полли сжала кулачки. – Если мой муж случайно и спрятался у вас, то, уверена, только потому, что его ищет полиция… – она указала на плакат с портретом Макхита, висевший на стене.

– Тем более стыдно сюда приходить! – гордо сказала Дженни. – Мы не торгуем мужчинами!

– Вот и глупо! – сказала миссис Пичем. – Они делают нас продажными, а мы такие гордые, что стыдимся воздать им той же монетой! Где наша женская солидарность? Он вам платит за ночь десять шиллингов, а я предлагаю сто фунтов!..

– Здесь написано: двести! – заметила Дженни, переведя взгляд на объявление полиции.

– Сто – вам! Сто – нам! – сердито сказала миссис Пичем. – Это все-таки наш зять…

– И вы готовы сделать дочь вдовой? – ахнула Дженни.

– Дура! – вздохнула миссис Пичем. – Если б хотела, то взяла бы все двести… Каждый получает свое! Я делаю официальное заявление полиции, ты предупреждаешь Мэкки… Волки сыты, овцы целы!..

– Никогда бы не додумалась до такой гадости… – сказала Дженни. – Ладно… Пойду попробую поискать!

Она закрыла за собой дверь.

– Господи! – взмолилась Полли, обращаясь к небу. – Сделай так, чтоб его там не было.

– Господи, не слушай глупостей! – вмешалась миссис Пичем. – Делай, как считаешь нужным!..

В этот момент к миссис Пичем подошел один из полисменов.

– Извините, леди! – сказал Полисмен, отдавая честь. – Краем уха слышал ваш разговор. Вы хотите сделать официальное заявление по поводу разыскиваемого преступника?

– Стойте на посту! – строго сказала миссис Пичем. – Когда потребуется сделать официальное заявление, я подойду к вам…

– Я к тому, что и мои парни интересуются своей долей… – продолжил Полисмен. – Овцы целы, волки сыты… А овчарки? Им тоже надо кушать! Ведь будет погоня… Стрельба… Трудно промахнуться!

– Сколько хотите за промах?

– Из пистолета – шиллингов пять… Из ружья – пятнадцать! Там более точный прицел!

– Десять фунтов за весь салют, и ни пенса больше! – отрезала миссис Пичем.

Тут в окне второго этажа появился Макхит.

– Извините, что помешал! – сказал он с улыбкой. – Но, мне кажется, разговор касается моей персоны?

– Мистер Макхит! – недовольно заворчал Полисмен. – Вы меня подводите! Я же просил не показываться!

– Мэкки! Ты все-таки здесь? – ахнула Полли. – Какой позор! Я так надеялась…

– Голубка! Я же не у любовницы… Я – в официальном заведении! – успокоил ее Макхит. – Где еще спрячешься, если за тобой такая погоня? В связи с этим у меня вопрос к миссис Пичем… Овцы целы, волки сыты, собаки получили кость… А что достанется оленю, за которым охотятся?

– Трепетная лань! – сказала миссис Пичем. – Моя девочка! К несчастью, она вас любит… Если вы этого не видите, вы не олень, а шакал…

Зазвучала фонограмма лирической мелодии. Полли направила взгляд, полный нежности, к своему супругу… На глаза миссис Пичем навернулись слезы.

– Похоже, это так, Мэкки! – сказала Дженни, появляясь в окне. – Девчонка и вправду влюблена…

– Не вмешивайся, Дженни! – сухо остановил ее Макхит, с любопытством глядя на Полли. – Ты-то умная женщина и знаешь, что всякая любовь имеет свою таксу…

– Может быть! – вздохнула Дженни. – Но иногда так хочется быть дурочкой. Поэтому я отказываюсь от своей доли в пользу миссис Пичем! Беги, Мэкки!

– Вы – благородная девушка! – сказала Полли, чем приятно удивила Дженни. – А ты, мама? Неужели мы хуже?

– Папа меня убьет! – вздохнула миссис Пичем. – Но благородства нам не занимать… Беги, Мэкки!

– Минуточку, леди! – заволновался Полисмен. – А наша доля? Миссис Пичем, вы делаете официальное заявление или нет?.. Если деньги останутся в казне, мы будем стрелять прицельно!.. Предупреждаю!

– Черте вами! Стреляйте! – сказал Макхит. – Платить за любовь – так по-крупному!..

Он легко выпрыгнул из окна, чмокнул Полли в щеку и вскочил на подножку проезжавшего мимо экипажа…

– Стой! – Полисмен выхватил пистолет, нажал на курок. Грохнул выстрел.

Макхит схватился за плечо, из-под пальцев потекла кровь…

– Стоп! – крикнул Оператор… – Снято!

Макхит соскочил с подножки, бодро вернулся на площадку.

– Погоню будем снимать завтра! – сказал он. – А теперь – крупные планы. Мне нужны плачущие лица женщин… Дайте лук или нашатырь!

Ассистентка уже несла очищенную луковицу. Протянула ее миссис Пичем.

– Не надо! – устало отмахнулась актриса, исполнявшая роль миссис Пичем. – Я – профессионал… Снимайте!

Она подставила лицо камере, чуть напряглась… и по ее щеке покатилась слеза…

– Снято! – скомандовал Режиссер. – Теперь Дженни…

– Я тоже попробую без лука, – робко сказала Синичкина. – Когда-то получалось…

Она подставила лицо камере, чуть пошмыгала носом для разбега, и… ее глаза увлажнились.

– Хорошо! Умница! – одобрил Режиссер и нежно погладил Синичкину по голове… Та машинально прижалась щекой к его руке…

Полли с отчаянием наблюдала за этой сценой.

– Теперь Полли! – спохватился Режиссер и, обернувшись, увидел, что по щекам актрисы текут слезы.

– Годится! – одобрил Режиссер. – Зафиксируем!

– Нет! – крикнула Полли и закрыла лицо рукой. – Это не снимайте!!! Тебе нужен мюзикл… – Она вытерла слезы, высморкалась. – Дайте лук!..

И, сердито глядя на Режиссера, с остервенением стала тереть луковицей щеки…

На нее печально смотрел Музыкант. Его глаза тоже увлажнились…

К острову приближался яркий воздушный шар. В его корзине стояли с подзорными трубами Префект и белокурый Гость в тирольской шляпке.

Морем шар сопровождала кавалькада моторных лодок, наполненная охраной, оркестрантами, с духовыми инструментами и коробками с пивом.

Всю эту процессию снимала группа телеоператоров.

Шар завис над прибрежной полосой.

Префект выбросил трап и первым спустился на землю.

За ним начал спускаться Гость.

Здоровенные молодцы-охранники выстроили почетный караул.

Оркестр грянул нечто бравурное…

Из крепости к ним уже спешил Директор.

За ним – Режиссер, выражение лица которого явно свидетельствовало, что он плохо понимает происходящее…

– Гутен морген, майне либен херц! – закричал радостно Префект, демонстрируя некоторое владение немецким языком. – Их фрое мих зер зи цу зеен!.. Короче – рад видеть! Знакомьтесь: дер директор, дер режиссер… остальное – дер киногруппа. А это, – он указал на Гостя, – наш дорогой компаньон, херр Отто Мария Браун из Германии… Частное телевидение… «Филипс-грюндик и Ко»… Одним словом, крутой мужик, настоящий новый русский немец!

– Все-таки, русский или немец? – тихо спросил Режиссер.

– И еще маленько казах! – сказал Браун. – Город Кустанай. Май либен хаймат… Немецкий театр. Дойче фольклор ансамбль…

– Его мутер и фатер – оба были наши артисты! – подхватил Префект. – И тоже, понимаш, играли когда-то «Трехгрошовую оперу»…

– Йа! – подтвердил довольный Браун. – Бертольт Брехт! Май либен аутор!

– Во, геноссе, какое совпадение! – радовался Префект.

– Но у нас не совсем Брехт! – пояснил Режиссер. – У нас – английский вариант.

– Не принципиально! – тихо вмешался Директор.

– То есть, как не принципиально? Очень даже принципиально! – заспорил Режиссер.

– Ты – Мэкки-Мессер? – спросил Браун, разглядывая Режиссера. – Май фатер был Мэкки-Мессер…

– А мутер – Полли? – угодливо поинтересовался Директор.

– Йа! – подтвердил Браун. – Она была беременный Полли, а я еще сидел там, – он показал на живот, – и все слушал… музыку… Ейн-цвай-драй-фир… – Он сверкнул глазом, задвигался, запел песенку Мэкки по-немецки…

Телеоператоры дружно направили на него камеры.

– Ну, заводной мужик! – похвалил Префект. – Вот, Россия-мать! Человек простым зародышем в ней был, а все помнит… А чего мы стоим?.. Негостеприимно! Херр Директор! Давай! Приглашай гостя! Мы «биир» привезли!

– Какой к черту «биир»? – возмутился Режиссер. – У нас с утра – съемка!

– Ну, не все же за рулем? Да здесь и ГАИ нет! – своеобразно отреагировал Префект.

– Вот именно! – сказал Директор и широким жестом пригласил гостей в крепость. – Всех берем на абордаж! Битте-дритте к нам в шалаш!..

Они прошли в небольшое помещение, служившее своеобразным штабом киногруппы. Здесь стояли видеомагнитофон и старенький телевизор…

На стенах висели график съемок и множество фотографий с кадрами отснятого материала. Портреты исполнителей.

Гость начал их с интересом разглядывать, давая комментарии и оценивая:

– О! Гут! Дас ист Полли…..Дженни… Дас ист бандитен! Мафия! Гут! О, майн либен Брехт!

– У нас не Брехт! – снова попытался объяснить Режиссер. – У нас мюзикл по Джону Гею. Джон Гей – первоисточник…

– Да не спорьте вы, херр Режиссер! – зашипел Директор, отводя Режиссера в сторонку. – Какой к черту первоисточник? Теперь он – наш первоисточник!

– Нам обещали Госзаказ!

– Госзаказ – капут!.. – заметил Префект. – Накрылся… олимпийским знаменем!

– Слава богу, есть спонсор! – подхватил Директор. – Да еще какой! Дает технику, пленку… Компьютерные эффекты… И практически ничего не требует взамен!

– Практически или ничего? – подозрительно спросил Режиссер.

– Да ерунда… – сказал Префект. – Пиво для рекламы… Сосиски! Нищие любят сосиски? Натюрлих!

– Для немецкого телевидения, – добавил Директор, – придется дать роль ихней телезвезде!

– Что?! – спросил Режиссер так громко, что немецкий гость оторвался от рассматривания фотографий. – Вы уже сговорились?! Кто здесь режиссер, в конце концов?.. Все утверждено! Какую роль? Мужскую? Женскую!

– Йа! – подтвердил Браун.

– И кто ее будет играть?

– Йа! – повторил Браун.

– В каком смысле «йа»? – оторопел Режиссер. – Переведите!

– «Йа» – это по-ихнему – «он», – вздохнул Директор. – У них так принято…

– Йа! – подтвердил Браун и неожиданно перешел на довольно четкий русский язык. – Вот фотопробы! – он разложил на столе фотографии, где был изображен в женских платьях. – Полли… Дженни…

– Это в китайской опере мужчины играют женщин! – сказал Режиссер, разглядывая фотографии.

– У нас тоже! Зритель это любит! – сухо сказал Браун и достал кассету. – А теперь – видеопробы… Это у вас что? – спросил он, указывая на телевизор.

– Телевизор.

– Отправьте в Кустанай. В сиротский дом.

Он сделал жест. Мгновенно охранники внесли огромный телевизор, компьютер и видеоприставку.

– Музыкальный номер: Мэкки и одна из его женщин!

– Кто – Мэкки? – спросил Режиссер.

– Вы! – сказал Браун. – Компьютерный монтаж!..

Он нажал кнопку, и на экране возник