Текст книги "Великий африканский крюк"

Про́волочка вместо болта

Появилась новая проблема. Чтобы вести записи, мне нужен ноутбук. Но купить его негде, а южнее египетской границы и вовсе нереально.

В единственной компьютерной лавке города ноутбуков не было. Мне пообещали привезти его из Асьюта.

– А что за модель? – попытался я выяснить у хозяина.

– Ноутбук, – уверенно ответил он.

– Я понимаю. Но какой фирмы?

– Ноутбук.

Пришлось заплатить. Что именно привезут, я не понял. Какую-нибудь модель с арабской клавиатурой и развернутым справа налево окном операционной системы?

Мне повезло. Клавиатура была арабской, но я ещё в Латинской Америке научился печатать вслепую. В остальном это был обычный ноутбук – хозяин не обманул.

До отправления парома мы успели съездить в храм Ком-Омбо и посмотрели на мумию крокодила. А ещё побывали в Абу-Симбеле. Возможно, мы были первыми иностранными мотоциклистами, добравшимися сюда своим ходом.

Храм Абу-Симбел вырезан в скале. Он входит в список наследия ЮНЕСКО и изображен на египетских монетах. Много лет дорога к этому храму была закрыта для иностранцев. Разрешался лишь перелет на самолете. Теперь начали пускать по дороге, идущей через Асуанскую плотину. Правда, на протяжении 275 километров не продавали горючее. В одну сторону заполненных баков нам хватило, а на обратном пути пришлось обратиться к деревенским спекулянтам, продававшим мутный бензин в пластиковых бутылках.

Всю неделю мотоцикл постоянно глох. Перегорела фара, раскалялся двигатель, перестала работать кнопка зажигания, требовали замены свечи. Меня знали в лицо все автомеханики Асуана. Мастера работали азартно: фирменные болты и пружинки летели на землю и терялись на фоне окурков и деталей от другой пострадавшей техники.

– Мишмушкеля. Нет проблем, – улыбался очередной механик и на место большого болта ставил маленький, а на место маленького – проволочку.

Когда мотор в очередной раз перестал заводиться, Алексей сказал:

– Если так будет дальше, в Судан я поеду один. Ты не сможешь продолжать путешествие. Останешься чинить мотоцикл.

А если не починю, выход один – прекращать экспедицию.

Хабль-бабль

Пока очередные механики мучились с заглохшим Отцом Ужаса, мы с Алексеем ждали в чайхане, выстраивая на столе ряды пустых стаканов из-под чая. Настроение у меня было паршивым.

– Сходи в парикмахерскую, – предложил Алексей, затянувшись наргиле. – Мне всегда помогает.

Дверь цирюльни находилась поблизости. Называлась она то ли «Бисмилля Фэшн», то ли «Иншалла Стайл». Грязная комната, раскиданные по полу ножницы и волосатые расчески. На стене листы с сурами из Корана. Я засомневался сначала, но потом подумал: почему не довериться судьбе? Пусть бедные люди немного заработают. Да и вряд ли в городе есть место получше.

Хозяин в замусоленной серой галабее пригласил сесть в пыточное кресло. Намотал на мою шею колючее полотенце, расправил на коленях нестиранную простыню. Поднял ножницы, пощелкал ими, будто сомневаясь, потом отложил в сторону. Взял в руки стакан и закрепил между стенками сигарету. В неё воткнул палочку с комочком гашиша:

– Хабль-бабль, – заулыбался щербатым ртом. Поджег палочку и накрыл стакан обломком керамической плитки. Стакан наполнился сизым дымом. Хозяин чуть сдвинул плитку, высосал дым, откашлялся и приступил к работе.

Его лицо было темным, как кора дерева, а глаза фанатично блестели. Стало ясно: скорее семь небес упадут на землю и Нил потечет вспять, чем я уйду из этой парикмахерской недовольный стрижкой.

Для начала египтянин проехался по моей голове машинкой, и я почувствовал себя картошкой, с которой срезали кожуру. Машинка заедала, дергала волосы. Никто не чистил её с момента приобретения. Мастер вышел на улицу и смочил руки в ведре с водой. Вернулся, поляпал мокрыми руками мою макушку и с видом Пикассо отошел посмотреть на то, что получилось. С сомнением похмыкав, взял старинного вида ножницы и принялся наводить красоту.

Время от времени он вдыхал накопившийся в стакане гашишный дым, надсадно кашлял, и в этот момент ножницы как безумные метались перед моим лицом. Наверное, думал я, к концу стрижки мои волосы поседеют, тогда за те же 12 египетских фунтов я получу еще и мелирование. Хоть и не заказывал.

Через некоторое время стрижка была закончена. Хозяин взял со столика бритву и вставил лезвие. Потянулся к моему правому виску, но лезвие выпало и звякнуло об пол. Парикмахер подобрал тонкую полоску стали, вставил обратно, слабо улыбнулся и опять направил бритву в мою сторону. Лезвие снова выпало, хозяин его вставил, но уже без улыбки.

– Рамадан! – неожиданно окликнул мастера кто-то. Он резко обернулся, и бритва просвистела возле моих глаз. На пороге заведения возник еще один египтянин. Его лицо пересекал бритвенный шрам. Неужели он тоже здесь стригся? Друзья обнялись, поприветствовали друг друга: как дела? Хорошо? Просто хорошо или хорошо-хорошо? Ну, слава Аллаху!

Обмен любезностями был закончен, парикмахер вернулся к работе, и бритва снова заплясала в его руках. Потом маэстро изучил валяющиеся на полу расчёски и поднял ту, на которой было меньше волос. Покрутил её в руках и с сожалением отложил в сторону. Расчёсывать было нечего. В волнении я вышел из парикмахерской и ощупал себя. Оба уха были на месте, хоть теперь заметно торчали в разные стороны. Хорошо-хорошо. Слава Аллаху! Снаружи раздался знакомый звук мотора – мотоцикл снова заводился.

Хоть бы победил Обама!

Идущий в Судан паром был забит народом и мешками с товарами. Я видел этот паром в 2000-м, когда посетил Судан впервые. За восемь лет он не изменился.

Душные нижние ярусы со скамейками – для женщин, верхняя палуба под палящим солнцем – для мужчин. Кроме раздельных туалетов, ванные комнаты с рукомойниками. В металлических раковинах пассажиры мыли руки и ноги перед намазом.

– Алллаааааакбыр! – загнусавил через громкоговоритель корабельный мулла. Мусульмане, выбираясь из умывальной круговерти, торопливо выстраивались на верхней палубе и начинали молиться.

В холодильниках корабельной столовой я обнаружил приличную колу. В Судане её продавали и раньше, но делали из нильской воды, и потом на зубах скрипел песок. Разливали это пойло в подержанные бутылки из-под лимонадов, привезённые из других арабских стран. Логотип наносили поверх затёртых старых названий. Теперь же кола не отличалась от той, что продаётся повсюду.

Вот и порт. Раньше городок Вади-Хальфа встречал приезжих причалом из полузатонувшего баркаса и дюжиной торговых палаток, сооружённых из фантазии местных жителей и палок. Теперь здесь отстроили здание порта, напоминающее авиационный ангар. Появились таможенные брокеры и «служба информационного контроля».

– Предъявите к досмотру ноутбуки, CD– и DVD-диски!

Офицер включил мой новый ноутбук с арабской клавиатурой. Потыкал в кнопки. Открыл наугад пару системных папок, но запрещенной порнографии не обнаружил и с некоторым сожалением закрыл крышку ноутбука.

Ночь мы провели в посёлке. Мотоциклы запаздывали. Они шли за нами следом на грузовом баркасе, который был медленнее пассажирского.

В порту мы познакомились с американским байкером, который направлялся в противоположную сторону – в Египет. За парой банок пива поговорили о предстоящих выборах в США.

– Хоть бы победил Обама! – говорил американец. – Мы устали от войн и вранья. Но с Обамой всё поменяется, вот увидите.

На следующий день таможенный брокер предъявил нам счет на 80 долларов за растаможку мотоциклов и отправил регистрировать их в полицию, за что нужно было заплатить еще 100. От последней «услуги» мы отказались. На угрозы полицейских проверок решили не обращать внимания. Позже полиция действительно останавливала нас на дороге, но, проверив паспорта, отпускала и про регистрацию не спрашивала.

Дороги и направления

Судан поменялся. Раньше здесь можно было увидеть, как пассажиры едут на крыше поезда или старого автобуса. Я и сам так ездил не раз. Или в кузове грузовика. А если там не было места, то на крыше кабины, свесив ноги на лобовое стекло. Никаких запретов: можешь ехать как хочешь, только держись крепко.

Грузовики загружались слоями. Снизу мешки, коробки, бочки и охапки дров. Во втором слое мелкие домашние животные и женщины. Для мужчин оставались борта грузовика – на них можно было сидеть сверху или висеть снаружи. За время пути висящие на бортах пассажиры могли свалиться в песок, а сидящие в кузове успевали склеиться в однородную массу.

Ехать, оседлав борт грузовика, было сложно. Но что делать? В день по пустыне, бывает, пройдут две-три машины, и все полные, а ехать-то нужно. Во время такой езды жесткий борт на протяжении двух-трех часов неспортивно пинает вас по чувствительным местам.

Не менее сложно удержаться на покатой крыше джипа, если на ней не установлен багажник. Жалеешь, что на руках нет присосок, как у ящерицы. Стоит джипу подпрыгнуть на кочке, и всё – путешествие закончилось.

Грузовики и автобусы часто застревали в песках. В таких случаях помощники водителя спрыгивали вниз, хватали укреплённые на бортах металлические полосы и подкладывали под колёса. Водитель выжимал до упора газ, мотор рычал, и раскалённый грузовик выбирался из песчаной ловушки. Помощники должны были успеть повесить полосы обратно и вскочить на едущую машину. Иначе пришлось бы бежать следом до очередной неожиданной остановки, ведь из-за рёва двигателя водитель мог не услышать их отчаянные крики.

Когда грузовик ломался, пассажиры рассаживались на барханах, а водитель и его помощники занимались ремонтом при помощи кувалды, стёсанных болтов, верёвок и изоленты. От жажды спасала прикреплённая на борту шкура верблюда, наполненная мутной нильской водой.

Дорог в Судане не было, одни «направления». Оставил колею проехавший по пустыне автобус – вот и дорога для следующего. Но был риск приехать к полузасыпанному песком металлическому остову.

Работа шофёра считалась сложной, престижной и наследственной. В рейс отец брал сынишку, чтобы тот учился и запоминал маршрут. Указателей в пустыне не было – их заменяли столбики из сложенных друг на друга камней.

Иногда забитый людьми автобус делал остановки, чтобы желающие могли размять ноги, оправиться. Эти остановки были в чистом поле. Женщины-мусульманки присаживались, укрываясь платьями. А вот европейке в джинсах пришлось бы туго. Спрятаться от мужских взглядов некуда – вокруг пустыня.

Всё это было раньше. Теперь в Судане появилась асфальтовая дорога. А вместе с ней – заправочные станции с закусочными и туалетами. Начали ездить автобусы со стеклянными окнами, кондиционерами и без пассажиров на крыше.

Цивилизация – дело хорошее, главное – не расслабляться. Разгонишься на ровном асфальте, а за поворотом – раз – и блуждающий бархан выполз на дорогу.

В деревне Акаша раньше не было ни электричества, ни мебели, кроме грубо сколоченных деревянных кроватей. Деревню эту я хорошо запомнил. Мы с приятелями останавливались в ней на ночлег, и в один из рюкзаков заползли тараканокузнечики, а когда хозяин его открыл – начали выпрыгивать один за другим, целым фейерверком. Теперь насекомых не было. Зато появились столы, стулья, столовые приборы. В поселковой лавке продавали арабские консервы и питьевую воду в бутылках. Механический насос качал воду из колодца, в придорожной столовой от генератора работал телевизор. Местные жители побелили глиняные стены и нарисовали на них орнаменты – для нарядности.

Суданцы были всё так же гостеприимны. В Акаше для нас нашлись кровати, горячий чай и поднос с едой. На подносе было несколько лепешек, нарезанные овощи и тарелка фуля, толченой фасоли. Фуль – не самая вкусная еда, но дешевая и сытная.

В деревне ещё не перешли на бутилированную воду, оставляя её приезжим, пили бесплатную нильскую. Сливали её в огромные глиняные кувшины, установленные под навесами. Донышки кувшинов были острыми, на их кончиках образовывались капли и падали в подставленные снизу пустые консервные банки. Вода была прозрачной, но в этот раз я не стал её пить и купил в бутылке.

Кофе на песке

От Акаши до Донголы нужно было проехать триста километров. Кое-где был проложен асфальт, но большая часть пути – песок и камни. Тяжелогружёный мотоцикл зарывался в песок. Следовало спустить давление в шинах, но у нас с собой не было насоса, чтобы накачать их, когда появится асфальт. Решили ничего не менять. Застревали, падали.

На песок падать не страшно, он мягкий. Но один раз я упал неудачно. Это случилось на пустынном промежутке между поселками. Мотоцикл повело, я не удержал равновесие и грохнулся на песок. Неудачно вывернутую правую ногу придавил боковой кофр. Выдернуть её не получалось – ногу удерживал вес мотоцикла. Любое движение причиняло боль. Как назло, Алексей уехал далеко вперед, а местных жителей поблизости не было.

Лежать посреди пустыни под палящим солнцем – плохая идея. Долго не пролежишь. Оставалось лишь, невзирая на боль, вертеться и дёргаться, пытаясь освободить ногу.

Немного подёргался, передохнул, еще подергался. Лежал и вспоминал, сколько времени нужно, чтобы сварить кофе на песке. Вот я тут расплескался, лежу. А если не выберусь, не сварюсь ли заживо? Подо мной горячий песок, а сверху я накрыт 250-килограммовой металлической японской кофеваркой. Ситуация – так себе.

Решил не паниковать, а дёргаться системно: поворачиваясь по часовой стрелке и меняя угол своего положения. Это сработало. При очередной попытке ногу удалось выдернуть. Она даже не была сломана – в очередной раз я сказал спасибо жёсткому мотоциклетному сапогу. Осторожно, как мог, я продолжил путь вперед, туда, где асфальт и счастье, – в Донголу.

Это был сравнительно благоустроенный посёлок. Отсюда ходил паром через Нил, а по местному базару бродила группа иностранцев и покупала фрукты.

Там, где появились дороги, жизнь изменилась, стало полегче. Навстречу попадалось все больше современных машин. С бензином проблем не было. Хотя стационарные заправки стояли не везде, горючее можно было найти у местных. Его заливали из канистры или бочки.

В Судан поехали туристы, в том числе мотоциклисты. Правда, удачливы были не все. Местные жители рассказали нам про немецкого байкера, которого загрызли гиены неподалеку от Акаши. Натуралист-любитель, повстречав на закате экзотических хищников, решил сделать несколько эффектных снимков. В поисках лучшего ракурса, забыв об осторожности, немец сел на корточки и оказался ниже плотоядных животных. Те атаковали. Останки немца и его мотоцикл везли через всю страну, чтобы потом отправить на родину. Эту историю в разных вариациях мы слышали в каждой деревне, где останавливались. Помните: если вам повстречаются гиены, постарайтесь поднять руки и выглядеть крупнее и опаснее, чем на самом деле. Гиены трусоваты и на огромное страшное существо (вроде вас) напасть не решатся.

Для всех стран, кроме Израиля

История с немцем – скорее исключение, чем правило. В целом, путешествовать по северу Судана безопасно и интересно. По количеству пирамид Судан может соперничать с Египтом. Старейшие суданские пирамиды, построенные в VIII веке до нашей эры, находятся возле поселка Карима, за последние годы ставшего городом. Раньше, чтобы сюда доехать, приходилось долго прыгать по песчаным колдобинам. Сегодня остроконечные пирамиды Кушского царства находятся в полусотне метров от асфальтовой дороги. Такое соседство устраивает не всех. Некоторые специалисты утверждают, что вибрация вредит древним постройкам.

В 1834 году итальянский кладоискатель Джузеппе Ферлини придумал эффективный способ исследования пирамид. Стремясь проникнуть внутрь, он разбирал их, начиная сверху. Разрушил десятки пирамид и нашел несколько золотых предметов, которые так и не смог продать с выгодой для себя.

К счастью для памятников Судана, в те годы мало иностранцев добиралось до здешних песков. И даже в мой первый приезд мне попадались суданцы, никогда в жизни не встречавшие европейцев.

– Ух ты! Китаец! – кричали они мне. – Китаец! Китаец!

Кем ещё ты можешь быть, если не чёрный? Китайцы с 1990-х годов активно работают в Африке, строят дороги, электростанции, заводы и рудники.

Теперь таких наивных суданцев не встретишь. Они стали больше путешествовать, многие получили заграничные паспорта. Там написано «действителен для всех стран, кроме Израиля». И есть графа «описание владельца», для тех случаев, когда в населенном пункте нет фотоателье. Я ни разу не встречал такого описания. Во всех суданских паспортах, что я видел, в этой графе стоит штамп «смотри фото», а рядом прилеплена фотография. У коммерсанта Махмуда вклеен маленький корявый квадратик, а у его брата – вытянутый вверх прямоугольник. Есть места для фотографий детей – всего шесть. И одно место для фотографии жены. А что делать остальным? Ведь согласно Корану у мусульманина может быть до четырех жен. Неужели женщинам начали выдавать персональные паспорта? Но это вряд ли, сложно представить жительницу Судана, путешествующую в одиночку, без мужа. Или остальные жены не должны сопровождать мужа в заграничную поездку? Показавший мне паспорт Махмуд ничего не ответил, лишь пожал плечами.

Гимн суданской кровати

Все же суданцы скорее домоседы, чем путешественники. Их ритм жизни – размеренный, неторопливый. Куда спешить? Лучше посидеть с друзьями или родственниками, выпить чаю или красного каркаде.

Несмотря на скромный размер, суданский дом может принять неограниченное количество гостей. Размер двора важнее, чем размер дома. Для почетных гостей выносят кровати. В местах, куда не добрались пластиковые стулья, кровать остается важнейшим предметом мебели. На деревянный остов натянуты веревки или полоски верблюжьей шкуры. Кровать – это и стул, и стол, а ещё символ гостеприимства и благополучия. Кровать всегда защитит ночью от муравьев и скорпиона. Человек, не имеющий своей кровати, – неудачник, имеющий – успешен и респектабелен.

Собираясь в другой город, суданцы часто берут с собой деревянную или металлическую койку, на крышах автобусов кровати сложены пачками. Если ты приехал в гости, хозяева обязаны предложить тебе свою кровать, а сами лечь на пол. Это не очень удобно, поэтому из соображений приличия следует заявляться в гости с собственной кроватью.

В первую суданскую поездку я всё время с этим сталкивался. Суданцы не давали спать на земле или в палатке, обязательно из ближайшего дома выносили кровать. Однажды я спал в кровати посреди пустыни и вдруг пошёл дождь. Он был теплый, и я не стал прятаться в укрытие, так и спал под дождем до утра.

Любой суданский домосед хоть раз в жизни отправляется в путешествие. Речь не о Мекке – такое паломничество по карману не каждому, – а о свадебном путешествии. После того как молодые с друзьями и родственниками отгуляют положенные дни свадьбы, у них начинается «медовый месяц» и на собранные гостями деньги они отправляются в Хартум. Долгое время столица была единственным приличным городом в Судане – с настоящими гостиницами, ресторанами, парками и кафе. Можно было снять номер с балконом и душем. И не везти с собой кровать.

Мойя-бактерия

Хартумские пробки мы объехали по обочинам и, вырвавшись из столицы, направились на юг. До эфиопской границы шины мирно гудели на ровной асфальтовой дороге. Пейзаж изменился: вместо пустыни – степь с низкорослой растительностью. Прямоугольные дома с глиняными заборами сменились на круглые избушки с соломенными крышами. Избушки были тесными внутри и совершенно пустыми. Из мебели – пара кроватей и вентилятор под потолком. Но, как все суданские дома, вмещали любое количество людей, так как были не столько жилыми помещениями, сколько символами жилья. Жизнь проходила вокруг, во дворах.

В таком доме в деревушке Асар погостили и мы. Во время гражданской войны мужчин из этой деревни призвали в армию. Полсотни человек погибло. С наступившим несколько лет назад перемирием жить стало легче: достроили дорогу, провели электричество.

Хозяева вынесли для нас кровати и поставили на улице.

– Вы братья? – спросили нас.

– Нет, просто напарники.

– Из одного племени или разных? – поинтересовались селяне. Вопрос не пустой – в этих краях живет много племен: джялин, махарба, амарна, добайна. Все говорят по-арабски, и отличить одних от других иностранцу нелегко. В каком-то смысле мы тоже были из разных племен. Алексей из племени поморов, а я – питерцев. Приходилось искать общий язык не только с внешним миром, но и друг с другом.

– Я не буду пить эту мойю. Это мойя – бактерия! – отказывался от предложенной воды Алексей.

– Это хорошая мойя. Не бактерия. Мы пьем, – убеждали Леху суданцы и показывали, как они пьют мутноватую воду, фыркая и полоща ей рот.

– Как не бактерия? Бактерия! Я же вижу. Суданская бактерия – друг суданского человека, а русскому человеку – не друг, – отнекивался Алексей.

Хозяева дома развеселились по поводу бактерий и начали наперебой предлагать хлеб с суданскими бактериями, табак с бактериями и помидорный салат с бактериями.

Позже они затеяли спор, сколько человек живет в Асаре? Кто-то утверждал, что в деревне живет два миллиона человек, другой – что только две тысячи. Спорщики чуть не подрались.

Потом Алексей в шутку спросил:

– Вы можете выключить Луну? А то она слишком яркая. Мешает спать.

Но хозяева серьезно ответили:

– Извините. Выключить Луну мы не можем. Она – часть суданского сердца, символ нашей веры.

Так и пришлось нам спать с работающей всю ночь Луной.

Наутро мы пролетели оставшиеся до эфиопской границы километры и вновь оказались в совсем другом мире.