Текст книги "Дедушка русской авиации"
Автор книги: Григорий Волчек
Жанр: Литература 20 века, Классика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Квазимодо отдыхает
Гоша проснулся на своей койке, открыл заплывшие глаза. Перед ним стоял Бегичев. Гоша с трудом просипел:
– Что случилось, Бегичев?
– А ты что, ничего не помнишь?
– Помню. Сначала табуретка, я лег, навалились кучей, я встал, потом снова табуретка. А что потом?
– Потом тебя долго месили. Потом Курбатов крикнул, что ты умираешь, и тебя стали откачивать. Когда ты задышал, положили на койку. Мне приказали следить за тобой, если вдруг кровью харкать начнешь, или корчиться, или что-нибудь в этом духе. Но ты спал крепко.
– А кто меня бил? Ты бил?
– Нет, Гоша, честное слово, не бил! Еще Кобыхнов и Лада не били – типа брезговали, не хотели пачкаться. А остальные все били.
– И караси?
– И караси тоже.
– Вот сволочи! Помоги встать.
– Может, не надо?
– Надо.
Движения причиняли острую боль, но Полторацкий все-таки спустил ноги на пол.
– Видишь, полдела сделано. Теперь тащи меня.
Бегичев рванул Полторацкого вверх. Тот заорал от боли, но сел.
– Смотри, вся постель в кровищи. Надо поменять. Сбегай к Курбатову за бельем.
Пока Бегичев ходил, Гоша с трудом разделся и осмотрел тело. Один сплошной кровоподтек. Особо удручающе выглядел пах. Мошонка и член были синими, отечными. Да, после такой обработки у отца полка может не быть детей. Придется усыновить кого-нибудь, например, Саню Расторгуева. Кстати, не он ли махал табуреткой?
Пришел Бегичев, помог встать. Вернуть Гоше статус homo erectus (человек прямоходящий) удалось только с четвертой попытки. Полторацкий переоделся, Бегичев поменял постельное белье. Гоша посмотрел в зеркало.
– Квазимодо конкретно отдыхает. Что деется, а? Из нормального человеческого лица сделали практически квази-морду! Как считаешь, Бегичев, возьмут меня теперь в дикторы Центрального телевидения? Смотри, одна только щека чего стоит.
Оделся Полторацкий самостоятельно. Казарма была пуста – народ после завтрака убыл в ТЭЧ нести предсъездовскую вахту. Видимо, Гошу отмазали как простудившегося, а Охримчук на подъем не пришел – ждал роту в столовой. Гоша сходил в туалет, умылся. Освеженная холодной водой голова вновь стала мыслить стратегически. Так, сначала надо идти в баню отмывать кровь (по дороге закутаться, чтобы никто не увидел жуткую рожу). Потом надо ложиться в лазарет, дабы укрепить пошатнувшееся здоровье и восстановить репродуктивную функцию – с этим шутить нельзя.
Упал с лестницы
В бане мылся командированный стройбат – разноцветный Гоша ему был пофигу. Не пофигу Гоша был Наталье Вениаминовне Немировской.
– Игорь, боже мой, что это!
– Не пугайтесь, Наталья Вениаминовна, это, как выражается старшина Охримчук, всего-навсего «маленька гулька»! Банальная история – ночью пошел на второй этаж в эскадрилью за сигаретами, поскользнулся на лестнице. Выжил практически чудом.
– Тебя побили?
– Сама посуди – ну кто меня, богатыря, может побить? Официальная версия – упал с лестницы.
– Ну, мне-то ты можешь сказать правду!
– Тебе могу, но более никому! Если проболтаешься – я тебя больше не знаю. Я серьезно.
– Ну, говори же!
– Толпа распнула Иисуса Христа, сожгла Яна Гуса и отметелила Гошу Полторацкого.
– Но кто это сделал, кто?
– Говорю же тебе – толпа, широкие народные массы.
Внезапно Наталья поцеловала Гошу в изувеченную распухшую щеку.
– Ты знаешь, я все время вспоминала ту ночь! Я скучала по тебе. А ты с тех пор приходил всего пару раз. Да и как приходил – заскакивал на несколько минут! И вот теперь ты появился снова, но в каком виде! Что они с тобой сделали! Это же просто кошмар, это чудовищно!
– Наташа, прекрати! Давай без избыточных эмоций. Я обратился за медицинской помощью. Начинай меня лечить.
– Лечить тебя надо в госпитале, в Мурманске. У тебя наверняка все переломано. Челюсть-то уж точно. Сильно болит?
– Несильно.
Наташа вызвала санитарную машину. В ожидании спецтранспорта Гоша позавтракал, почти не чувствуя вкуса пищи. Рот открывался плохо, челюсть болела. Да, в общем, сейчас у него все болело.
Приехала санитарка. Гоша отказался ехать в кабине, забрался в теплую будку, где была откидная койка, и все четыре часа пути до Мурманска добросовестно проспал.
В госпитале дежурный врач осмотрел Гошу, записал в медкарте – «множественные гематомы челюсти» (удивительно, но перелома челюсти не было) и отправил Полторацкого в стоматологическое отделение. В отделении Гоша второй раз за день вымылся в душе, сдал вещи на хранение в раздевалку, получил белье и пижаму.
Отделение располагалось в старом госпитальном корпусе. Здесь были просторные палаты, располагавшиеся по обе стороны длинного и широкого коридора с высоким потолком и яркими люстрами.
– Палата 211, – сказала медсестра. – Иди, устраивайся.
Над столиком медсестры висел отрывной календарь. Полторацкий прочитал дату на листочке: «31 декабря 1985 года».
Земля обетованная
Больные в двести одиннадцатой были все как на подбор моряками разных призывов – от главного корабельного старшины атомного ракетного крейсера «Киров» до подметайлы из морской инженерной службы. Бегло познакомившись с моряками, Гоша упал в койку – крайнюю у окна, самую дальнюю от двери (как ни странно, эту лучшую в палате койку никто не занял). Общаться ни с кем не хотелось.
Госпиталь, куда Игорь попал на излечение, был райским местом для воинов. Большое пятиэтажное здание с высокими окнами, просторными холлами, теплыми палатами, благоустроенными туалетами и душами с горячей водой большинству попавших сюда солдат и офицеров (особенно, прибывших из глухих гарнизонов и дальних точек, которых в заполярном крае тьма-тьмущая) казалось землей обетованной. Режим здесь мягкий, больничный, нравы нестрогие, служебной иерархии нет (в том числе деления солдат на призывы), питание диетическое, сытное и обильное. Соответственно, люди здесь менялись на глазах – из костистых, злых, обветренных и издерганных превращались в румяных, пополневших, подобревших и почти домашних. Из госпиталя возвращались в лучшем виде, чем из отпуска. Правда, потом госпитальный душок благоденствия быстро и бесследно растворялся.
После обеда Игоря вызвал на осмотр начальник отделения подполковник Кислицын. Он усадил Полторацкого в зубоврачебное кресло, рванул челюсть (Гоша чуть не отключился от резкой боли) и стал твердыми сильными пальцами теребить и мять опухоль. Блямба заныла, засвербила.
– Что, больно?
– Да нет, товарищ подполко… Эй, вы чего?
– Молчи! Тебе же не больно – сам сказал!
Доктор-садист стал давить еще сильнее. У Гоши потекли слезы, боль стала нестерпимой.
– Можешь закрыть рот. Что с тобой приключилось?
Гоша принялся заученно рассказывать басню о падении с лестницы.
– Хватит валять дурака! Ты что, меня за идиота считаешь? Лестница! Расскажи это кому-нибудь другому! Открой рот!
Гоша с трудом открыл. Кислицын принялся энергично тыкать пальцем в Игорину блямбу.
– Раз гематома, два гематома, три гематома! Четыре, пять, шесть, семь, и далее в том же духе! Больше десятка гематом только на нижней челюсти плюс подвижка кости у шестого зуба! Ты что, специально челюстью ступеньки считал?
– Так, вроде…
– Меня не обманешь! Кто тебя бил?
– Вы все равно их не знаете, товарищ подполковник.
– А мне и не нужно знать! Мое дело – лечить, а не расследованиями заниматься! Пусть твое начальство разбирается! Сейчас же доложу твоему комполка! Кирк-Ярве – это что у нас, двенадцатый корпус? Какой у вас узел связи?
– Комполка точно на месте нет, он на полетах.
– Это мы выясним.
– Товарищ подполковник, можете не тратить ваше драгоценное время. Все равно я упал с лестницы, даже если вы документально это опровергнете.
– Вот из-за таких мерзавцев как ты, у нас в частях процветает дедовщина!
– Не согласен. В этом деле замазаны все.
– Будешь корчить из себя Муция Сцеволу – получишь срок за сокрытие преступления.
– Ну и получу – максимум год штрафбата. Там меня перевоспитают, и все будет чудно. Товарищ подполковник, оставим эту бесплодную дискуссию. У меня к вам личная просьба – посмотрите мою мочеполовую систему.
– Что у тебя там, трехголовый многочлен? Ну, обнажись. Ничего себе! И это тоже лестница-чудесница? Ну, класс! Поздравляю, молодой человек, вы будете полным импотентом! Это в лучшем случае. А что, правильно – нахрена плодиться таким дебилам? Я, конечно, не специалист по паховым травмам, но, думаю, коллега подтвердит мой диагноз.
Вызванный Кислицыным майор из соседнего отделения долго мял Игорины причиндалы, затем вынес вердикт:
– Ни в коем случае не простужать, не травмировать. Носить просторную одежду. Гематомы снимать наружными средствами – противоотечной мазью. Ежедневно с утра приходить ко мне на осмотр. При жалобах обращаться немедленно.
– Товарищ майор, а как насчет этого…? До свадьбы заживет?
– Заживет.
Кислицын поморщился:
– Саныч, может, ты его к себе возьмешь? У него, помимо яиц всмятку, две здоровенные гули на башке – не исключено микросотрясение мозга. Еще как минимум четыре ребра сломаны. Как катком по нему проехались. Короче, твой клиент.
– Ты ведь знаешь – у меня аншлаг. Пусть лежит у тебя. Сотрясения, похоже, нет, но для профилактики выпиши ноотропил. Если рентген покажет перелом ребер, сделаем тугую повязку и поколем противовоспалительное.
Майор ушел. Кислицын заполнил историю болезни.
– Значит так – по поводу челюсти лечение я тебе назначу простое – УВЧ, глюкоза, витамины общеукрепляющие. Конечно, надо бы тебе, стервецу, симметричную плюмбу поставить на левую щеку вместо лечения! Ничего – твои друганы еще поставят. Почаще массируй опухоль – вот так, пальцами, легонько. Старайся на этой щеке не спать. На улицу – ни под каким видом до полного исчезновения опухоли! Продует щеку, начнется воспаление, нагноение – все, конец! Сгноишь опухоль – отпилим пол-хари! Ну и, конечно – никаких драк и прочих боестолкновений! У тебя легкая подвижка, это значит микротрещина в челюсти. Если будет перелом – копец!
Как Витя уезжал домой
В ТЭЧ процветала двойная мораль. Карасю и духу стучать категорически запрещалось – это было самое страшное воинское преступление. Клеймо «заложника и стукача» делало незадачливого бойца последним человеком, отравляло его жизнь в гарнизоне до самого дембеля. О стукаче знали все и везде. Где бы он ни появился – в санчасти, в столовой, на губе – везде становился униженным и оскорбленным.
«Официальных» стукачей в ТЭЧ нынешнего состава не было. Последний из «заложников» уехал на дембель нынешней осенью. Звали бедолагу Витя Китаенко. Он застучал еще по карасевке, буквально в самые первые дни пребывания в гарнизоне, и до самого дембеля прослужил «вечным духом». У Вити была страшная армейская судьба, и только тугой ум и толстая кожа помогли ему выжить. Домой Китаенко уехал без шинели (это в заполярные октябрьские морозы!), в старой засаленной парадке, с жидким солдатским вещмешком.
С другой стороны, старшие призывы, черпаки и, особенно деды, могли себе позволить стукачество. В основном, они закладывали духов, карасей и оборзевших субъектов вроде Полторацкого.
Игорь не боялся общественного презрения, но отлично понимал, что стукач не может быть «отцом полка». Поэтому Гоша решил упираться до конца. Лучше губа, дисбат, чем репутация стукача.
Чайный новый год
На ужине сосед Гоши по палате, морской старшина Валюкевич, спросил Полторацкого:
– У тебя бабки есть?
– Есть, а что?
– Как что? До нового года пять часов осталось! Надо праздничный стол готовить!
– С алкоголем?
– Нет, не получится. Будем встречать безалкогольно, в духе последнего указа.
Гоша приуныл, но денег, тем не менее, дал больше остальных – четвертной.
Поясним, откуда у Полторацкого деньги. Четырнадцать пятьдесят – месячное денежное довольствие сержанта и командира отделения – это так, на сигареты. Основной доход – карасевская получка, которую Гоша полностью изымал. Старшина выдавал карасям на руки шесть рублей в месяц (рубль брал на хозяйственные расходы – ткань для подшивки воротничков, нитки, иголки, мыло, зубная паста, щетка, сапожный крем). Шесть умножаем на двадцать – сто двадцать рублей. Были у Полторацкого и «депозитные вклады». Некоторые караси, получив из дома переводы, вручали Гоше деньги на хранение. Переводы у карасей не отбирались, но черпаки и дедушки постоянно «брали в долг». Долги, за редчайшим исключением, они не отдавали, поэтому с некоторых пор караси стали вручать переводные деньги Гоше, а по мере надобности брали обратно.
Валюкевич со товарищи закупили в магазине, находившемся на территории госпиталя, кучу разнообразной провизии – в основном, сладости. У старшины был кипятильник и поэтому вся палата пила крепко заваренный чай и растворимый кофе. После полуночи Валюкевич вытащил из-под подушки свой кассетник Sharp, купленный в Норвегии во время загранпохода, и врубил гимн Советского Союза (на своем сторожевом корабле старшина отвечал, в частности, за радиорубку, и вся потребная для флотской службы фонотека была у него записана на магнитофонных кассетах).
Потом вся палата отправилась в холл – смотреть традиционный «Голубой огонек» (разрешили смотреть до двух часов, реально смотрели до шести). Под утро Гоша завалился спать.
Ниночка и ниточка
Дни шли один за другим – тихие, гладкие, благодатные. Гоша стремительно выздоравливал – опухоль проходила, шишки рассасывались, ребра срастались, мошонка вновь приобретала естественный телесный цвет. Полторацкий глотал книги из госпитальной библиотеки, читал свежую прессу, рассеянно слушал треп соседей-мореманов, иногда включаясь в беседу, почти ежедневно из незапертого кабинета Кислицына звонил Немировской по межгарнизонному коммутатору. Наташа волновалась, но Полторацкий ее успокаивал: «Вот увидишь, всего через пару недель приеду как огурчик».
Игорь и вправду заметно поправился, замордовел. Медсестры твердо решили, что Полторацкий – самый симпатичный мужчина в отделении.
Вряд ли стоит говорить, что с отделенческими женщинами Гоша вел себя очень галантно. Особого внимания он удостаивал двух медсестер и одну совсем молоденькую докторшу. Последнюю Гоша одаривал самыми помпезными комплиментами, общаясь с ней, церемонно кланялся, целовал ручку, припадал на колено и цитировал Блока, Есенина и Роберта Рождественского.
Конечно, с прикладной точки зрения Ниночка была бесперспективна – она совсем недавно вышла замуж за симпатичного лейтенанта медслужбы, мужа своего любила, и изменять ему не собиралась (по крайней мере, пока). Но Полторацкому нравилось, как Ниночка смеялась над его пижонским поведением, смущалась от поцелуев, краснела от двусмысленных анекдотов и полупрозрачных намеков, которые изредка подкидывал Гоша – так, на всякий случай. Максимальный физический контакт, который Игорь позволил себе с Ниночкой (помимо упомянутых уже поцелуев) произошел тогда, когда Полторацкий любезно помогал даме снять ее белый халатик. Под халатиком у Ниночки оказалась белая блузка и темно-синяя облегающая юбка «миди».
– Ой, Ниночка, у вас на юбке ниточка! Ой, получилась неожиданная рифмочка! Я уберу ниточку с вашего разрешения?
Полторацкий предельно аккуратно, двумя пальцами, снял ниточку, а потом не вытерпел и дважды стряхнул с выпуклой Ниночкиной попки несуществующую пыль, затем снял волосок с ее плеча и поправил локон.
– Вот так, чудненько! Ниночка, вы сегодня просто королева бала!
Ниночка стояла по стойке «смирно», не шевелясь, ожидая, что будет дальше. Полторацкий с трудом поборол сильнейшее желание сорвать с Ниночки ее темно-синюю юбку, крякнул с досады и тонким голоском пропищал:
– А Валюкевичу сегодня кокарбоксилазу дополнительно прописали! Ох, у него и попка болеть будет!
Ниночка облегченно рассмеялась, Полторацкий – вслед на ней. Возможно, Гоша ошибся в своих расчетах, и Ниночка была гораздо более податливой, нежели он предполагал, но Полторацкий предпочел отнестись к Ниночке «по-братски», чем даже немного гордился про себя.
Радиация и порнография
С дежурными медсестрами дело обстояло так. Одна из них – Люда – была небольшого росточка, коротко стриженая, миловидная женщина, веселая и заводная. Гоша знал точно, что для него Люда с готовностью раздвинет свои кривоватые ноги, но… Но Гоши был человеком принципиальным. Кроме почти библейских принципов (не стучать, не обманывать, не воровать, не бить заведомо слабейших, не поддаваться силе, не прощать оскорблений, и т. д.), был еще один: Гоша не спал с женщинами, не подходившими под его жесткие критерии отбора. Соответственно, у низкорослой и кривоногой Люды шансов заполучить Полторацкого не было. Гоша с удовольствием с ней болтал, хихикал и обменивался сомнительными анекдотами, но грани приятельских отношений не переступал. Как Люда ни старалась взбодрить Гошу амурными историями из жизни ее подруг и жалобами на вынужденное одиночество (Люда недавно прогнала из дома мужа-пьяницу), Игорь оставался ко всему этому глух.
В конце концов, Люда высказалась открытым текстом:
– Игорек, развлечься хочешь?
– В смысле?
– В смысле целоваться, обниматься, жучить, дрючить?
– А, ты про это… Ну, вообще-то, оно, конечно, можно…
– Тогда пошли.
– Куда?
– В ординаторскую!
– Люда, я тебе должен сказать одну вещь…
– Что такое?
– Видишь ли, Люда, там, где я служу, в Кирк-Ярве, там кругом сплошная радиация! И у меня, блин, такое дело…
– Хочешь сказать – не стоит?
– Да, именно – не стоит. Не стоит, и все! Хоть плачь! Потому что радиация.
– Не ври! Что я, Кирк-Ярве не знаю? Что, я людей оттуда не знаю? Нет там никакой радиации!
– Нет, есть! Там недавно радиоактивные отходы начали хоронить. Ну вот, выдал тебе военную тайну.
– При чем здесь отходы? В Кирк-Ярве нормальные мужики!
– А я ненормальный! На одного действует, а на другого – нет. Ты же медик, должна понимать. У меня и до армии была тенденция к снижению потенции. Ты думаешь, я бесчувственный? Нет, просто больной, из-за радиации.
– Не расстраивайся, Игорь. Я как чувствовала, что у тебя с этим делом проблемы, поэтому сегодня прихватила кое-что.
Люда, порывшись в сумочке, протянула Игорю пакет из черной бумаги. Полторацкий открыл пакет и вынул стопку фотокарточек. Это была порнуха, и весьма качественная. Каждую из этих фоток он мог бы загнать озабоченным солдатикам как минимум по пятерке. Вопреки легенде о радиоактивной ущербности, покоцанный Гошин агрегат выпрямился и напрягся. Тонкие пижамные штаны скрыть этого не могли. Не удовлетворившись визуальным осмотром, Люда пощупала Игорину промежность.
– Вот видишь, подействовало! А ты боялся – не стоит! Стоит как вкопанный!
– Люда, а подари мне несколько карточек – на память о нашей встрече!
– Подарю, но потом. Пошли!
Гоша покорно поплелся за Людой в ординаторскую. Принципы рушились. Вдруг в конце коридора раздались шаги. Из полумрака появилась сутуловатая фигура дежурного врача, в свое время принимавшего Полторацкого в госпиталь.
– Извините за беспокойство! Зуб у меня что-то заныл. А где облегчения искать, как не в стоматологии? Дайте чего-нибудь для успокоения!
Люда выдала страдальцу таблетку.
– Спасибо большое! Успешного дежурства!
Доктор удалился, а Люда снова потащила Гошу в ординаторскую.
– Да ты что, с ума сошла? А если этот кретин опять припрется – за новой таблеткой? Или у него еще что-нибудь заболит? Нет, я не могу! Я не могу подвергать такому риску и тебя, и себя!
Люда обиженно замолчала. Гоша выбрал из Людиной коллекции пять самых скабрезных фотографий и пошел спать.
Два удара в живот
Старостой стоматологического отделения был сержант Власенко, здоровенный хохол с зычным голосом. Служил он в роте охраны отдаленного гарнизона типа Кирк-Ярве. В госпитале Власенко задержался почти на три месяца – Кислицын не хотел отпускать такого замечательного старосту. И действительно, Власенко командовал жестко, любил распускать руки, а при злостном неповиновении стучал Кислицыну, который досрочно выписывал штрафника. Досрочное «изгнание из рая» было в госпитале самым жестоким наказанием.
Однажды Власенко зашел в палату и небрежно бросил Полторацкому:
– Щека, назначаешься завтра в наряд по столовой.
– Увы, мне нельзя работать по состоянию здоровья.
– Не е…и мозги! Припухать я тебе не дам! Завтра – в столовую, послезавтра – уборщиком!
– Кстати, а почему вы так грубо со мной разговариваете? Почему называете «Щекой»? У меня, между прочим, есть имя и фамилия. Смотрите, как красиво звучит – Игорь Полторацкий!
Власенко захохотал.
– Мало тебя пи…или, карасюга! Игорь! Полторацкий! Х…цкий! Не дорос ты еще до Игоря, призывом не вышел! Скажи спасибо, что «козлом» не назвал!
– Что же вам мешает, товарищ Власенко? Назовите.
– Короче – завтра идешь в наряд по столовой!
– Нет, не иду.
– Почему?
– Потому что западло.
Власенко набычился, утробно загудел и замахал перед Игорем огромным кулаком.
– И что же, товарищ Власенко, по-вашему, я должен восхититься этим экспонатом? Да, действительно, я вижу пухлый подушкообразный кулак. Ну и что? И кулак дрянь, и его обладатель – тоже.
Власенко горой надвинулся на Игоря. Нехилый Полторацкий потерялся на фоне громадного сержанта. Пресловутый власенковский кулак с медленно описал широкую дугу. Ой как медленно! За это время можно получить не менее двух увесистых ударов в живот. Власенко их как раз и получил. Булькнув горлом, он медленно сложился пополам. Еще один удар сверху по шее – и Петя у ног Полторацкого.
– Мужики, поднимите эту кучу дерьма.
Ребята с большим трудом посадили Власенко на табуретку.
– Слышишь меня, дистрофик?
Петя моргнул в знак того, что слышит (говорить ему было трудно).
– Про наряды и работы – забудь! Полторацкий этими грязными делами не занимается! Застучишь Кислицыну – изувечу. Пошел вон!
Власенко, пятясь, покинул палату.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
