Текст книги "Счастливый мезальянс"
Автор книги: Гулиа Нурбей
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
– Ну, что ж, этого следовало ожидать, ты же обычный самец-бисексуал, такова твоя участь. Каюсь, и я последнее время, как Ленин Зиновьеву, – Валя грустно засмеялся, – изменял тебе в наших клубах. Изменял чисто физически, интерес взял попробовать «это» с профессионалами. – Ты когда-нибудь в бардаках бывал? – вдруг неожиданно спросил он меня.
Я кивнул, вспомнив про свои «подвиги» в Германии.
– Так вот, это – то же самое, только там ты платил проститутке, то бишь пассивному партнёру, а здесь – я активному. Какая же это любовь, и какой может быть секс без любви? – Валя вдруг ухватил руками меня за голову и выставил нас «глаза в глаза». – А если вдруг мне будет невмоготу, придёшь ко мне, «изменишь» невесте? Придёшь, спрашиваю? – Валя «сверлил» меня своим взглядом.
– Я люблю тебя и буду любить всегда, независимо от невесты или жены. Ты же не займёшь её место, а она – твоё. Каждому – своё, как говорится в, уже ставшей трагичной, пословице! – «уворачивался» я.
Мы поцеловались, и я ушёл, почему-то чувствуя себя изменником. Между тем, примерно через месяц произошла встреча Димы с Настей в «Охотничьем», и мне стало известно о договоренности «молодых» встретиться в Луче в субботу. У меня оставалось всего три дня для «важного» разговора с Валей.
Разговор с Валей
Около месяца я не виделся с Валей, только периодически по вечерам мы созванивались, спрашивали друг друга о жизни, делах. А вот неделю назад он позвонил мне грустно, даже, казалось, обиженно. И на мой вопрос «как дела?», ответил:
– Дела ничего, а жизнь тосклива! Может, жениться мне, а то всё один, да один! – и грустно так захихикал.
И вот я звоню ему с конкретным предложением – есть разговор, дескать, серьёзный, могущий всё изменить, только нужно спокойно и вдумчиво обо всём поговорить.
Заметно было, что Валя заинтересовался.
– Давай, – говорит, – заезжай ко мне.
Но я отвёл это предложение:
– Заходи лучше ты ко мне, заодно посмотришь как я живу после ремонта! А то опять совратишь меня! – почти серьёзно пошутил я.
Договорились на вечер у меня на Автозаводской. С собой я взял фотографии Димы, где он выглядел и сексуальным и серьёзным одновременно, а за неимением портрета Насти, записал сайт, где была выложена фотография картины Константина Васильева «Ожидание». Как вспоминаю эту картину, сердце заходится!
Вечером, часов в восемь, Валя позвонил мне по домофону, и я встретил его у лифта. Такой же, как и всегда – вылощенный и модный, как будто в театр пришёл, а не к другу и собутыльнику! Но лицо грустное, что раньше у Вали бывало редко.
– Водитель с автомобилем ждёт внизу, так что выпить можно! – предвосхитил мой вопрос Валя, – он же поможет спуститься, если сам не смогу! – то ли шутя, то ли серьёзно добавил он.
Я поставил на стол на выбор виски и красное сухое.
– Пить советуют по возрастающей крепости, так что начнём с газировки! – опять с какой-то грустью пошутил Валя.
Мы налили грамм по пятьдесят виски, чокнулись, сказав наше любимое: «За успех безнадёжного дела!», выпили и запили газировкой. На закуску была холостяцкая колбаса и фрукты. Не обжираться же собрались, а важный вопрос обсудить!
– Валя, – осторожно начал я, – выслушай меня, пожалуйста, без эмоций, протестов, нежелания обсуждать эту тему, и тому подобных эксцессов. Я этот вопрос тщательно, со всех сторон продумал, и прежде, чем ты не выслушаешь меня до конца, никаких выводов ты просто делать не сможешь – информации не хватит. Поэтому, слушай и воспринимай, а если что – уточняй на ходу!
– Что мы имеем, – продолжил я, – первое, имеем девушку Анастасию, лет двадцати, сибирячку, проживающую в Подмосковье, красавицу с чарующей внешностью, – я вывел на полный экран дисплея картину Васильева «Ожидание», и сам же в очередной раз разомлел от увиденного. Я заметил, как непросто воспринял Валя портрет этой незнакомки. – Добавляю, что у нашей девушки глаза, в отличие от глаз незнакомки Васильева, разного цвета, она – «мозаика», и поэтому впечатление ещё более магическое. Девушка достаточно умна, практична, карьеристична, высокомерна, желает покорить мир, ну, в крайнем случае, страну, своим голосом, а тут есть чем – поверь! Она поёт пока только в ресторане, но надо слышать её голос! Она ждёт от людей восхищения, поклонения, желает высокого положения в обществе. Для этого она пойдёт на всё! Уверен, что на того, кто станет её мужем, будут обращены и внимание и зависть окружающих, его выбор будут боготворить, а значит, и его самого тоже. Супруг такой женщины будет образцом мужской силы и обаяния – это будет в глазах общества «настоящий мужчина», особенно если он, к тому же бодибилдер и красавец!
Заметив нетерпеливый жест Вали, я продолжил:
– Да, Валя, я всё понимаю, это будет мезальянс, нужный для дела и ей и тебе, но, учитывая твою особенность, приятную особенность, – добавил я, – этот брак, если и состоится «напрямую», то будет доставлять моральные и физические страдания обеим сторонам!
Я развивал свою мысль дальше:
– Но мы имеем ещё и молодого мужчину – Дмитрия, стройного высокого красавца, блондина с голубыми глазами, тоже бодибилдера, очень доброго, умного и порядочного человека, правда, немного фантазёра и непрактичного, но очень любвеобильного… – Я сделал паузу и продолжил, – к обеим полам, то есть активного бисексуала. Просто умирая от любви к Насте, он недавно в сауне чуть не изнасиловал – кого бы ты думал, Валя?
Валя изумлённо уставился на меня и покрутил головой: «Не знаю, мол!»
– Да меня, своего тренера, старшего товарища и учителя жизни, – патетически добавил я, – но у него ничего не вышло! Вот что такое гиперсексуальный активный бисексуал, – похвастал я знанием сексуальной терминологии, – а вот и фото его на соревнованиях по бодибилдингу и в цивильном костюме.
Валя, слушавший меня внимательно, с интересом рассмотрел фотографии Димы и, по-видимому, остался доволен.
– Ник, я никак не могу понять твой замысел, куда ты клонишь своими «нерусскими» экивоками. Да, магическая девушка мне понравилась, но ты же знаешь, какой из меня муж. Парень мне тоже понравился, но я совершено не понял твоего замысла относительно него. Поясни, наконец, свой замысел! – потребовал Валентин.
Я стал в позу вершителя судеб и высокопарно произнёс:
– Мы заключаем тройственный мезальянс, желанный для всех! Ты официально женишься на Насте. Тайно для всех и нелегально ты «выходишь замуж» за Диму. А Дима нелегально, якобы тайно от тебя, будет любовником Насти. Со временем вы прекрасно освоитесь со своими ролями и будете полностью счастливы! Конечно, тебе лучше всего будет взять Диму к себе на работу, хотя бы водителем и секьюрити, а может быть секретарём или менеджером – он очень порядочный и исполнительный человек. И лучше всего вам втроём жить в твоём коттедже в Измайлово. Там места всем хватит и постели там широкие! – заключил я такой двусмысленной шуткой.
И, хотя Валя не очень поверил в исполнимость моей авантюрной идеи, она его заинтриговала. Всё же интереснее, чем беспросветное одиночество и скука в личной жизни.
– А вдруг у Насти появится ребёнок, – вдруг засомневался Валя, – чьим он тогда будет считаться?
– Это может произойти очень нескоро, если произойдёт вообще! Настя будет настолько занята своей певческой карьерой, что лет десять уж никак не захочет иметь материнские хлопоты. А там – что загадывать, видно будет! Вы же втроём прекрасно разберётесь, чей это малыш. Вот заказывают же детей у суррогатных матерей, а тут вы втроём – одна настоящая семья, только «современная». У вас возникнет прекрасный мезальянс, причём счастливый, и лишь один человек не из вашего мезальянса будет знать его тайну, и ты знаешь имя этого человека! Вот вы и будете ставить мне по бутылке в неделю, чтобы я не выдал ваш секрет!
Валя нервно рассмеялся.
– Да, идея теоретически обоснована и может даже оптимальна для данных условий… – в Вале проснулся доктор наук, – но осуществима ли она? Ведь…
Но я не дал ему закончить предложение.
– Мы рождены, чтоб сказку сделать явью… – ты помнишь слова оптимистической советской песни? И мы сделаем эту сказку явью – мы это можем!
На этом оптимистическом высказывании, напомнившем мне название моей родной телепередачи – «Это вы можете!» – мы с Валей перешли к возлияниям под любимый тост: «За успех безнадёжного дела!»
Суббота
Для того, чтобы Валя мог сравнить мои характеристики Димы и Насти с реальностью, да и познакомиться с возможными будущими участниками планируемого мезальянса, я предложил ему поехать в субботу ко мне (или к Диме?) в Луч. Валя бывал там неоднократно, это недалеко от Измайлово, и он легко доедет туда самостоятельно. Но ведь для Насти – это дом Димы, а Валя с ним незнаком. Дима-то уже слыхал о моём друге-«миллионере» по моим рассказам. И я договорился с Димой так, что мы берем шашлычные «заготовки» и едем на моём «Ауди», но «под водительством» Димы к Насте, забираем её, и следуем дальше в Луч – это минут двадцать езды. Пока мы там осматриваем «Димин» дом, а сам Дима готовит мангал, угли и прочие детали для приготовления шашлыка, туда приезжает Валя, якобы для деловых переговоров со мной. В моём «Ауди» и «Лексусе» Вали были радиотелефоны, так как мобильной связи тогда в России практически не было (были только страшно неудобные «пейджеры»).
И вот мы с Димой, подъехав к дому Насти в Подольске, звоним Вале и приглашаем его в Луч часа через два. Стоял конец мая, погода была хорошая, и ничего, вроде, не могло помешать нашей встрече и шашлыкам. К счастью, Настя была уже готова к поездке, она заняла место рядом с водителем – Димой, я расположился на заднем сидении, и мы отъехали.
Нестыковки начались сразу же. Дима успел подзабыть дорогу и начал уклончиво спрашивать меня, по какому шоссе лучше ехать – по старому, или по новому. Я, так же уклончиво, отвечаю, что по новому быстрее, но свернуть на старое всё-таки придётся, ибо так до Луча не доехать. В результате нам с Димой пришлось поменяться местами, и я, замирая от страха перед возможным ДТП, повёл автомобиль по нужному пути. Дима же оправдывался тем, что от Москвы до Луча он дорогу знает, а вот от Подольска – нет, не приходилось ездить. Наконец, подъехали к дому в Луче. Я, заговорщицки покашливая, говорю Диме, чтобы он открыл ворота «своего» дома, а тот, забыв о договоренности, заявляет мне, что ключи-то у меня.
– Зачем мне ключи от твоего дома! – чуть не кричу я, но Дима, хлопнув себя по лбу, вспоминает:
– Действительно, ключи у меня, сейчас отворю!
Достаёт ключи, а какой от каких ворот – не знает. Настя почти в голос хохочет. Дима же заявляет:
– Да моим домом пользуется, в основном, Ник, вот ему и виднее – какой ключ от каких ворот!
Заезжаем во двор, отпираю дом, завожу туда Настю, а Диме рекомендую заняться разжиганием мангала. Тот же спрашивает: «где этот мангал находится?»
Настя уже хохочет не скрываясь. Я завожу её в столовую и тихо сообщаю, что Дима решил хвастануть перед ней собственным домом, но врать-то он не умеет, вот и запутался. А дом-то мой, но мы с Димой друзья, вот он и считает его своим. Но Настя, оказывается, на Диму не рассердилась, напротив, стала помогать ему с мангалом, весело поддразнивая его незнанием своего дома.
А тут подъезжает Валя на своём «Лексусе», я встречаю его, помогаю заехать и поставить машину во двор, и тихо при этом сообщаю: «Настя разобралась, чей это дом, не надо конспирации!»
Знакомлю Валю с Настей и Димой. Знакомство с Настей прошло легко, непринуждённо; они, чувствовалось, понравились друг другу, сразу перешли на «ты». Валя одет был по парадному: костюм от такого-то, ботинки такие-то, галстук – «винтаж», чуть ли не с обезьяной на пальме, часы коллекционные и т. д. и т. п. Да и «Лексус»-внедорожник, который едва влез в ворота, своё впечатление произвёл. И Настя на Валю тут же «глаз положила», не зная о нём, бедняжка, главного!
А Дима, зная от меня, кто такой Валентин и какой он богатый и «великий», «стушевался»: заикаться стал, слова какие-то высокопарные произносить, чуть ли не поклоны отвешивать. Но Вале всё это только понравилось («бес лести предан», как говорили злые языки про Аракчеева), да и осмотром внешности Димы, как мне показалось, он остался доволен. Только Настя ничего не смогла понять в поведении Димы: почему он так свободно и на «ты» разговаривает со мной, и так робеет перед более молодым и крайне вежливым человеком.
Но вот угли в мангале разгорелись, шашлыки нанизаны на шампуры, бутылки раскупорены. Мы поставили стол и стулья под огромным раскидистым дубом, рядом разместили вспомогательный столик, и уж тут Дима – мастер по шашлычным делам – показал своё уменье. Валя скинул свой пиджак, рубашку и остался в стильной обтянутой тёмной маечке «Гуччи», которая подчёркивала его интеллигентно накачанные мышцы. Я же снял даже рубашку, демонстрируя до неинтеллигентного брутальную накачку мышц. Да и Дима, подконец, разделся до майки продемонстрировав изящный «молодёжный» стиль накачки. Во всём эти бодибилдеры – нормальные люди, если речь только не идёт об их мышцах, за них они горло перегрызут друг другу! Но мы этого делать не стали, ведь у нас для этого были специально приготовлены шашлыки. И вот мы, наконец, сели за стол, положили перед собой по шампуру, налили в бокалы красного сухого вина. Я, уже привыкший быть тамадой, встал с бокалом в руках.
– Друзья, – торжественно, как и положено тамаде, начал я, – обычно, когда стол веду я, первый тост мы пьём за любовь – «до брака, в браке, после брака, вместо брака, и за любовь к трём апельсинам!» Не будем пока вдаваться в смысл этой мистической любви по драме Карло Гоцци, там всё очень запутанно и непонятно, а выпьем лучше за любовь к трём нашим «апельсинам» – Насте, Вале и Диме! Почему «апельсинам» – это пока секрет, важно только что их – три. Обычно для семейного счастья в дикую старину достаточно было двух компонентов – жениха и невесты. Но времена наступили новые, мудрёные, и нам уже больше подходит «троица»! Ну, так выпьем, а подробности вы узнаете со временем!
И, хоть было заметно, что к тамаде назрели вопросы, в основном, от Насти, все, чокнувшись друг с другом, выпили и ухватились за шампуры.
Как раньше умели всё запутывать и усложнять! Расскажу, сокращая почти до невозможного, содержание драмы Гоцци «Любовь к трём апельсинам», сохраняя хоть какую-то театральную стилистику.
«Сильвио, король Треф, необычайно взволнован и чрезвычайно удручён болезнью своего единственного сына, принца Тартальи. Лучшие врачи определили недуг наследного принца как результат глубочайшей ипохондрии и дружно отступились от несчастного. Оставалось лишь одно последнее средство не дать Тарталье сойти в гроб – заставить его рассмеяться.
Преданный слуга и друг короля, Панталоне, предлагает Сильвио план спасения больного: надо допустить к принцу недавно объявившегося в городе Труффальдино, человека заслуженного в искусстве смеха. Но забавник Труффальдино, как ни старается, не может вызвать на лице Тартальи даже тени улыбки – принц всё плачет и просится обратно в тёплую постель.
Но тут в образе уродливой старушонки появляется фея Моргана. Труффальдино налетает на неё и валит с ног. Та, уморительно задрав кверху ноги, летит на землю, и, о чудо! – Тарталья заливается звонким смехом и разом излечивается от всех недугов. Но Моргана в гневе обрушивает на принца ужасное заклятье – внушает ему неизбывную страстную любовь к трём апельсинам. А те находятся страшно далеко и пристально охраняются.
Ценой невероятных усилий Тарталья всё же добывает эти три огромных апельсина. Труффальдино разрезает два из них, из которых выходят две девушки и тут же умирают от жажды. Третью от печальной участи избавляет только сам Тарталья, который разрезает третий апельсин, откуда тоже выходит девушка и молит дать ей воды. Принц замечает, что всё дело происходит на берегу озера. Он подносит девушке воды в своём железном (!) башмаке, и та, утолив жажду, сообщает принцу, что её зовут Нинеттой и что она по злой воле некой волшебницы была заключена в кожуру апельсина вместе с её двумя сёстрами.
Тарталья немедленно влюбляется в Нинетту и хочет вести её во дворец как свою невесту. Но опять следует куча злоключений, с превращением Нинетты в голубку и обратно, однако всё оканчивается благополучно и счастливо!
А потом, как и положено, играют свадьбу Тартальи и Нинетты. Гости развлекаются вовсю: подсыпают друг другу в питьё табак, бреют крыс и пускают их бегать по столу…»
Нет, видимо, у автора этой драмы были явные нелады с психикой! Зачем было задирать в падении старухе Моргане ноги, а особенно, брить крыс и пускать их по столу? Неужели нельзя было заставить принца рассмеяться попроще? Ведь сейчас даже грустного слона можно заставить рассмеяться и проще и быстрее. Как в том анекдоте, где в зоопарке, подобно Тарталье, вдруг загрустил слон. Не ел, не пил – помирать стал. Вот и объявили конкурс с огромной премией – кто рассмешит слона. Множество народу пробовало – и всё зря. И вдруг объявляется некий ханыга в плаще и обещает рассмешить слона. Подходит к слону и что-то шепчет ему на ухо. Слон тут же закатывается в гомерическом хохоте и не может остановиться. Валится на землю, катается по ней, но смеяться не перестаёт. Уже от голода помирать стал. И попросили ханыгу снова заставить слона загрустить. Что ж, подошёл он к слону и распахнул перед ним свой плащ. Слон – в слёзы, загрустил пуще прежнего!
Вот изумлённое руководство зоопарка и просит ханыгу рассказать про такие удивительные преображения в настроении слона.
– Почему вдруг слон стал хохотать до упаду, что ты ему сказал?
– А ничего, просто предложил померяться, ну сами знаете чем. Вот он и расхохотался!
– Ну хорошо, а потом почему загрустил снова?
– А ничего, просто померялись…
Вот как быстро и толково, истинно по-русски, можно изменить настроение даже слона, без каких-нибудь там трёх апельсинов! Но три, именно три апельсина нужны были мне для этого «ключевого» тоста.
Я, как тамада, установил «темп десять», то есть промежуток между двумя тостами – десять минут. С учётом того, что гостям нужно и закусывать, а, может быть, и задать тамаде вопрос или произнести добавочный тост, называемый в Закавказье «алаверды». Но добавочных тостов пока не возникало, и я снова попросил наполнить бокалы. А бокалы были грамм по двести, не меньше…
– Второй тост я хотел бы выпить за нашу очаровательную гостью – Анастасию, для друзей просто Настю. Её голос, похожий на голос великой Имы Сумак, буквально, свёл меня с ума. Мы с Димой слушали её репетиции в зале на тренировках, и сила у нас росла, буквально, на глазах. Кроме необыкновенного таланта, она обладает и загадочной, неповторимой красотой, магия которой усиливается ещё и тем, что она – «мозаика», девушка с разным цветом глаз. Это знамение сверху, оно наделяет хозяйку таких глаз не только магической, неземной красотой, но и уменьем добиваться своей цели в жизни. И цель эта, не какая-нибудь бытовая – разбогатеть, например, или «закадрить» завидного жениха. Эта цель – глобальная: стать, например, звездой мировой величины, в данном случае, в искусстве пения! А заодно, стать предметом зависти для всех знакомых девушек, зависти «белой», когда пытаются достичь тех же высот, а не «чёрной», когда пытаются стащить счастливицу с высоты! Выпьем за нашу Настю, дружбой с которой мы будем гордиться!
Мужики зааплодировали, Настя встала и, вся разрумянившись, чокнулась со всеми. Сказав, что она счастлива от таких пожеланий, Настя выпила свой бокал до дна.
Я, естественно, закусывал, чтобы, ненароком, не захмелеть чрезмерно, и не выдать мой замысел несвоевременно. Посмотрев на часы, я попросил наполнить бокалы, и встал с третьим тостом.
– Третий тост – за моего старого, но молодого годами друга – Валентина, а для меня просто Валю. Он – дитя нашего бурного и быстрого времени, он – финансист и предприниматель, банкир и учёный, а также спортсмен-бодибилдер, самого красивого, на мой взгляд, вида спорта! Он сумел, в отличие от более грубых, я бы сказал – брутальных, спортсменов, и я обвёл уничижительным взглядом свою обнажённую грудь, сделать свою фигуру образцом интеллектуальной, тонкой, аристократической красоты! И чтобы, наконец, наш Валя отвлёкся чуток от своих важных дел и подумал о личном счастье!
Валентин, с разрумянившимся лицом, встал, чокнулся со мной, и, не удержавшись, смачно поцеловал меня – как тамаду, разумеется. Потом, спохватившись, чокнулся с другими гостями. Торжественно и высокопарными словами поблагодарил «первую красавицу мира» Настю, а затем простым чоканьем и незабываемым, понятным только мне взглядом, поблагодарил Диму. Дима стоял весь раскрасневшийся, готовый, как мне показалось, так и кинуться на шею Вале… Я незаметно для других, строго поглядел на него и подмигнул ему двумя глазами сразу, что означало и «молодец» и «держи себя в руках»!
Гостей слегка разобрало, особенно Настю. Она сидела вся румяная с сияющими «мозаичными» глазами, и влюблено смотрела то на Валю, то на Диму, как бы выбирая одного из них. Между тем, за столом затевались разные малозначительные разговоры, характерные для подвыпившей компании, лишённой строгого контроля тамады. Я взглянул на часы – пора. Попросил наполнить бокалы и пояснил:
– Этот стол не кавказский, тамада здесь не пожизненно. Я скажу свой последний тост за нашего друга Диму, а потом – говорите вы. Тамада тоже хочет отдохнуть и послушать вас! Итак, за моего, а теперь и за нашего общего друга – Дмитрия, или просто Диму. Он – мой ученик и в спорте и в жизни. Он – настоящий русский парень, честный, бесхитростный, добрый и влюбчивый. Может даже чрезмерно, – тихо добавил я. Кто доверится ему – не пожалеет, он никогда не предаст, он поможет последним, что имеет, не требуя благодарности взамен. С ним весело и приятно, потому, что он доброжелателен ко всем, нет у него скрытого зла и зависти ни к кому! Как учитель и друг Димы, замечу только, что он любит и прихвастнуть иногда, но это только от простодушия, – и я многозначительно посмотрел на Настю, которая понимающе улыбнулась. Итак, за нашего друга Диму!
И вновь – звон бокалов, горящие глаза, страстные взгляды и улыбки. Мы выпили, я сел и начал спокойно закусывать. Моя работа закончилась, теперь мне можно отдохнуть и оценить вкус шашлыка. Но вдруг Настя запросила слова. Она предложила снова наполнить бокалы и начала:
– Я хочу поблагодарить нашего тамаду – хозяина стола, за его добрые и далеко идущие слова. Я хотела бы, чтобы все его мысли и пожелания исполнились, тогда всем будет хорошо!
Я взглянул на Настю – неужели она поняла мой замысел? Она смотрела на меня понимающим, и, как мне показалось, даже любящим взглядом.
– А теперь я хотела бы отблагодарить нашего тамаду Ника песней, простой русской народной песней, которая, как я узнала, – твоя любимая песня, Ник!
– Она сказала «твоя» – это прекрасно! Но откуда ей про песню известно, да и ту ли она имела в виду? Может Дима рассказал, а может она мои литературные «опусы» читала? – мелькали мысли в моей захмелевшей голове.
И вдруг Настя запела:
Затем тебя я, милый мой, узнала,
Затем ты мне ответил на любовь,
Ах, лучше бы я горюшка не знала,
Не билось бы моё сердечко вновь
Я вообще не могу слушать эту песню без слёз, её я слышал от моей любимой девушки, тоже Насти, на берегу Москвы-реки у городка Тучково, поздним вечером у костра. Она сидела на свёрнутом в валик одеяле, а я – девятнадцатилетний юноша, лежал перед ней на земле, положив голову ей на колени. Я уже был женат, жена была беременна, я знал, что нам с Настей придётся расстаться, и она знала это, и пела мне эту песню, роняя слёзы на моё лицо. У меня тогда случилась настоящая истерика, я рыдал, не зная, что мне делать, как поступить…И сейчас у меня сперва закапали слёзы на стол, затем полились ручьём. Я, прикрывая ладонью рот, зарыдал в голос. Всё вспомнилось мне, всё пережилось вновь, и ещё вспомнилось, сколько мне теперь лет и сколько лет моей ровеснице Насте… Я положил голову лицом на стол и плакал, плакал… Гости не знали, что делать, а Настя, колдовски улыбаясь в лучах заходящего солнца, продолжала и продолжала петь своим чудесным голосом…
– Всё – жизни конец, любви конец, Вселенной конец – один холод, энтропия и смерть всему! – такие мысли одолевали меня.
Настя перестала петь, подошла ко мне, наклонилась, поцеловала в голову, и тихо сказала:
– Успокойся, Ник! Всё будет хорошо, всё будет так, как ты хочешь, как ты задумал! Такова уж жизнь, и ты знаешь её! Аминь!
Я перестал плакать и поднял голову; Настя села на своё место. Все растерянно смотрели друг на друга. Криво улыбнувшись, я извинился:
– Простите алкаша и старого повесу! Жизнь свою и любовь свою утраченную вспомнил! Песня уж больно русская, больно проникновенная, больно личная! Простите, люди добрые!
– Ребята, выпьем за Ника, выпьем за нашего друга, мы рядом, мы не дадим тебе грустить! – почти сквозь слёзы проговорил Валя и чокнулся бокалом со мной. – Всё будет путём, всё будет, как ты задумал! – тихо шепнул он мне, и мы выпили.
Всё за столом пришло в норму, как и было до песни Насти. Мы запустили музыку, Настя тихо подпевала ей, Валя и Дима оживлённо что-то обсуждали. Я слушал и медленно отпивал вино.
– Всё нормально, – думал я, – вот скоро женюсь на Тамаре – заявку уже подали в ЗАГС, договорились со знакомым священником – отцом Иоанном по фамилии Христов (почти Христос – как шутил он) о венчании… Авось и у друзей всё получится – вот погуляем!
Вдруг я почувствовал, что сзади ко мне кто-то подошёл. Оглянулся – Настя.
– Давай поговорим, – предложила она, хитро улыбаясь.
– Пойдём в помещение, там спокойнее, – предложил я.
Мы зашли в дом, прошли в мой кабинет, сели на диван.
Настя попросила прощения за песню, не думала, дескать, что разволнует она меня настолько.
– Кто надоумил? – поинтересовался я.
– Да Дима, рассказал сразу после ресторана. Сказал, что у тебя в юности любимая женщина была, которую как и меня, звали Настей. Ты из-за неё чуть с четвёртого этажа общежития МИИТа не упал. И про Тучково, где у вас любовь протекала, рассказал, и про песню эту тоже. Да почти всё, о чём ты ему в сауне рассказывал, передал мне. Почему-то ему захотелось про твою личную жизнь мне поведать…
– Настя, я по твоим словам понял, что ты мой замысел насчёт вас немного раскусила, – осторожно начал я.
– Почему же немного, мы женщины эти хитрости рождены раскусывать. Да и ты тостами своими и разговорами почти всё и высказал, – Настя перешла на шёпот, – хочешь ты меня замуж за Валю отдать, а это, если отбросить чувства, и для него и для меня полезно. Вначале я подумала, что это будет брак всерьёз – жалко стало, ведь я успела проникнуться к Диме. Потом поняла, что Валя мужик не настоящий, это даже по его взгляду видно. Он смотрит на меня как подруга, а не как мужик. Может, я излишне «подкована» по этому вопросу в нашей ресторанно-музыкальной среде. А вот на Диму он смотрит как баба на мужика, мужика нового, молодого и интересного. И тот тоже на него рот раззявил! – почти серьёзно рассердилась Настя. – Но ведь и на меня Дима мужиком смотрит, а может даже любит меня! Вот этого – роли Димы – я пока не понимаю, поясни мне это, Ник!
– Слушай, Настя, меня внимательно! И не обижайся, если чего не поймёшь, молодая ты пока! Валя, как ты правильно поняла, и хороший человек, и миллионер, и умница, но психика у него женская. Он может тебе хорошей подругой быть – любить тебя, заботиться о тебе, помогать тебе, но только как подруге! Но сейчас он не может открыто жить с любимым мужиком – нет такого у него. Ему надо, хотя бы для отвода глаз, для престижа, для дальнейшего успеха иметь завидную законную жену. Он о ней будет заботиться, холить и лелеять её, а под её прикрытием сексом заниматься с мужиком. Привести тебе такие примеры из жизни наших «звёзд», или сама знаешь? А, думаешь, раньше, например, при совдепии такого не было? А брак, или правильнее «мезальянс» великой актрисы Орловой и режиссёра Александрова? Да все близкие им люди знали про гомосексуализм Александрова, в реальности Мормоненко, даже, пожалуй, и сам Сталин знал про это, но виду не подавали. Люди в законном браке, оба уважаемые, народные! Да и «партнёр» у великого режиссёра был ещё более великим – сам Эйзенштейн! Настя, не спутай, бога ради с Эйнштейном – тот в этом плане чист, как стёклышко! Зато бабником был почище дона Жуана, или Хуана, не знаю, как правильнее. Теперь ближе к нашему делу. Наш Валя – эстет в этом деле. Ему противен гомосексуализм грубый, азиатский. Ему европейскую, точнее, французскую любовь подавай, да чтобы мужик был утончённый, деликатный, с которым как с любящим мужем жить можно было бы! Это – скорее чувственная любовь, чем секс, в прямом смысле этого слова. Ты меня понимаешь? – Настя кивнула. – Такой секс, как я замечаю, он ждёт от Димы. А Дима, как я знаю его – бисексуал, причём активный. Он может досмерти любить женщину, иметь с ней огненный секс, и в то же время иметь в любовниках, прости – в любовницах, мужика пассивного. Дима – энергичный, он двоих запросто осилит. Тем более, секс с утончённым эстетом Валей для него будет несколько другим, чем секс обычный, он не потребует таких затрат физических сил. Прости уж, меня за прямоту! И ревности это не должно вызывать никакой. А для окружающих – Дима будет его секретарём, охранником, водителем и т. д. А ты – законной женой, хозяйкой и повелительницей, любимой подругой. И секретарь – охранник – водитель должен постоянно быть при вас двоих – возить и охранять! Да и любить вас обоих, или обеих – не знаю, как правильнее! Без Димы ни ему жизни не будет, ни тебе, если только другого не заведёшь. А что, если тихо, то можно! Главное, чтобы Дима не узнал. Вале-то до фени, лишь бы ты его как жена не бросила!
– Да, упустил ещё один вопрос – возможные дети. Но тут ты должна сама решить, что сперва – карьера или дети. Со связями и деньгами Вали и с твоим талантом, ты быстро звездою станешь! А там можно и детьми заняться – Валя законным отцом будет, Дима – биологическим. Оба отца – блондины, русские, красивые, то от кого ребёнок – не отличишь. Я это всё с Валей уже обсудил, он одобрил. С Димой поговорить бы надо, но как это лучше сделать – одному, вдвоём, втроём – не знаю!
– Знаешь что, – медленно процедила Настя, – а поговорю я с Димой сама. Доверишь мне?
Я быстро, как китайский болванчик, закивал головой. Уж очень мне претило об этом самому с Димой говорить, роль у него получалась какая-то фальшивая, что ли.
– Хорошо, – наконец сказал я Насте, – говори, ты умнее или хитрее сделаешь это. Тебе от первого лица предлагать такое уместнее, чем мне, как своднику, что ли. Успеха тебе, и говори поосторожнее, не обидеть бы Диму!
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.