Текст книги "Первый из проклятых"

Первый из проклятых
Александр Ралот

© Александр Ралот, 2015

© Екатерина Пахомова, дизайн обложки, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Человек лежал совершенно голый на грязном заднем дворе. Кто-то положил ему на грудь маску, «харю», именно так её тогда называл простой московский народ. Рядом с избитыми в кровь губами валялась брошенная из толпы дудка скомороха. Его застали врасплох, но он всё равно пытался защищаться, потом понял, что это занятие бесполезное – бросился бежать. Отпустили выпущенной кем-то из пищали далеко не убежишь.

Потом его изуродованное тело бросили на кучу сухого хвороста и подожгли. Озверевшим людям этого показалось мало. Собрав прах, им зарядили в пушку и пальнули в сторону, с которой он пришел на святую Русь. Спустя несколько дней, проезжавшие над этим местом торговые люди сказывали, что ночью в небе видели свечение странное, безусловно – бесовское.

Однако чуть меньше года назад именно этого человека православный народ встречал с великой радостью и ликованием!

Глава 1

Спустя много лет после описанных выше событий

Императрица всея Руси Екатерина Вторая, посетив белокаменную, звала к себе историка Миллера. Она уже порядком устала от новоявленных Петров Третьих и княжон Таракановых, а посему живо интересовалась у просвещенного европейского человека феноменом самозванства.

– До меня дошли сведения, что Вы, милостивый государь, имеете честь изучать историю государства нашего и изволили в трудах своих усомниться в том, что Гришка Отрепьев был обманщики плут великий? Я правильно излагаю Ваши мысли?

Миллер как мог, пытался уклониться от прямого ответа и пытался перевести разговор с царицей на другую тему. Но Екатерина каждый раз возвращала диалог в нужное ей русло.

– Вашему Величеству хорошо известно, – наконец историк понял, что ответа на царский вопрос ему не избежать, что мощи маленького царевича Дмитрия покоится в Михайловском соборе. Прибывающий отовсюду народ им поклоняется.

Мощи время от времени творят чудеса. Что станется с ними, ежели нынешними учёными мужами будет доказано, что Гришка был истинно настоящий Дмитрий?

– Вы правы, я как-то об этом не задумалась, – Екатерина широко улыбнулась, – тем не менее, мне, как государыне Российской, желательно знать, ваше собственное мнение, если бы вовсе этих святых мощей не существовало?

Однако, как она не старалась, большего ей добиться от Миллера так и не удалось.

Историк был человеком незаурядным и прекрасно понимал, как с ним поступят. С иностранцем, да вдобавок ещё и лютеранином, посмей он усомниться, даже во имя научной истины, пускай и в царстве просвещенной Екатерины, в подлинности чуждых ему православных святынь!

Глава 2

Удалой стрелец Юшка Данила свет Борисович поизносился изрядно, шастал принародно в рванине. А как же иначе, коли государевым людям положенное жалование год от года не платят. Штопал он свой кафтан, штопал, да всё без толку – народ наш православный, на язык острый, уже прилепил ему обидную кличку «отрепьев». Теперь вовек от неё не отмоешься. Со временем стрелец оженился и деток народил разного пола, а кличка как-то незаметно стала теперь его фамилией.

Что тут поделаешь, когда дьяк с пьяных глаз взял да и записал её в какую-то важную учётную книгу. С тех пор и пошло, и поехало. Истинную фамилию Нилидов все со временем позабыли. Одна война на Руси сменялась другой, стрельцам, значит, ни покоя, ни продыха, жена деток малых сама поднимала. А дети и внуки Данилы Борисовича отныне писались во всех церковных книгах только Отрепьевыми.

Гришка, потомок Данилы и сын стрелецкого сотника, с измальства был отдан в услужение боярину Михаилу Романову.

В господском доме жилось привольно. Один год незаметно сменял другой. Смышлёный и расторопный отрок стал в боярской семье почти своим. Грамоте и языкам обучился удивительно быстро. Жаден был до наук, да и поручения старших Морозовых выполнял шибко быстро и в точности. Увы, сытная жизнь при боярском тереме закончилась в одночасье.

Кухонная девка Прасковья, прячась за сруб, поманила пальцем Григория. Не раз они миловались на душистом сене, и в бане, когда хозяева изволили отбыть из терема.

Гришка вмиг скумекал, что к чему, тут же бросил упряжь, и метнулся за дом.

– Бежать тебе надобно, Гришенька, шибко бежать. Беда в наш дом идёт лютая. Я часом разговор подслушала, не хорошо это, не побожески. Да, видать, Господь меня сподобил, услышать то, что для моих ушей не предназначено было.

– Да ты толком сказывай. В чём дело-то? – Молодой парень пытался, не откладывая дела в долгий ящик, обнять Прасковью.

Девушка пыталась оттолкнуть его, упиралась в широкую грудь маленькими кулачками.

– Не время нам миловаться. Пусти, медведь. Пришлые люди с царского двора за столом обеденным сказывали, что царь наш батюшка донос получил на хозяев наших. Сказывают, что во дворце уже стрельцов тамошних кличут, чтобы, значит, сюда идти. Бояр поди не поубивают сразу, суд царский еще учинят. А люд приближённый велено зараз, смертной казни подвернуть. Прощай, любый мой, храни тебя Господь. Сдаётся мне, более не свидимся.

Прасковья подняла фартук и разрыдалась по-бабьи, во весь голос.

Глава 3

От слуг царских нигде на земле российской не спрячешься.

Только и остаётся, что к басурманам бежать. Так и там зараз в ярмо рабское угодить сподобишься. Однако, Гришка нашёл-таки выход.

Чтобы избежать царского гнева он решил постричься в монахи. И рванул в монастырь Иоанна Предтечи, что на Железном Борку в Ярославской области. Однако один раз, увидев Москву, человека вновь и вновь тянет к её многочисленным церквям и храмам с куполами-маковками.

Как только дело бояр Романовых малость поутихло, новоиспеченный монах перебрался в белокаменную, в Чудов монастырь.

Шибко грамотный и расторопный, он через короткое время стал искусным переписчиком. А всего через пару лет сам патриарх Иов посвятил его в диаконы. Мало этого, взял к себе на двор для выполнения дела важного – книжного письма.

Жизнь опять повернулась к герою нашего повествования теплым боком. Казалась, что теперь все старые страхи уже остались позади и высокий церковный сан в недалёком будущем будет ему пожалован без особых на то хлопот.

Однако вскоре дьякон был уличен в распутстве, пьянстве и воровстве, то есть в государственном преступлении, и бежал из Москвы. На это раз не один, а со своими товарищами, Варлаамом Яцким и Мисаилом Повадиным.

Некоторое время обитали в Киеве, в монастырях Никольском и Печерском, в дьяконских чинах. Однако не прошло еще и года, а Григорий взял да и скинул с себя монашеское платье.

Ладно бы только это. Расстрига подался в латинскую ересь, в чернокнижие и ведовство. Затем и вовсе удрал из города.

Люди сказывали, что Гришка ушел за Днепр, к запорожцам. Известили о том событии Печерского игумена. Тот немедля отправил к казакам толковых монахов для поимки вора. Монахи расстригу на славном казацком острове Хортица не застали.

Кто-то успел предупредить Григория и подался он далее, к князю Адаму Вишневецкому.

Польский король Сигизмунд Третий, устав от очередного полонеза, подозвал к себе князя Вишневецкого.

– Садись, ясновельможный князь, есть у меня к тебе несколько вопросов. Адам Вишневецкий молча сел на краешек скамьи с противоположной стороны, обильно заставленного вином и закусками, стола.

– Поведай мне, княже Адам, о своём протеже. Дошли до меня слухи, что прибился к твоим людям человечек, с Руси бежавший. Сам понимаешь, времена в той стороне сейчас не самые светлые. Посему каждый человек оттуда для нас кладезь есть.

– Боюсь Вас разгневать, мой повелитель. Позвольте мне ничего не говорить о человеке том, – Адам Вишневецкий отвел взгляд в сторону и низко склонил голову.

– Не за тем я тебя сюда звал, чтобы преданные мне люди в молчанки играть изволили. Излагай всё как есть, не серди меня. – Польский правитель был настроен весьма решительно.

– Человек, пришедший ко мне из соседней страны, образован шибко, даже наш язык вполне разумеет. Он твердит постоянно, что он и есть законный наследник русского престола, сын Ивана Четвертого Грозного, царевич Дмитрий.

Письменно изложил что его в детстве от подосланных убийц спас некий добрый воспитатель.

– И как же звали этого доброго воспитателя? – спросил Сигизмунд.

– Имя пришелец не назвал. Если изволите, можете сами прочесть бумагу им писанную. – Вишневецкий достал из кармана расшитого золотом камзола бумагу и протянул её королю.

– В ту роковую ночь, – начал читать вслух король, – воспитатель положил в постель вместо меня другого мальчика, из холопской семьи, но того же возраста. Его и зарезали. После чего сделал так, что лицо убиенного покрылось свинцово-серым цветом. Мать-царица из-за этого не заметила подмены и оповестила челядь, что убит исконно её кровный сын.

Воспитатель вскорости и сам предстал перед Всевышним – продолжил читать Сигизмунд Третий.

– После смерти моего спасителя я попал в одну дворянскую семью, однако и там я продолжал смертельно бояться за свою жизнь. Чтобы как-то обезопасить себя, подался в монахи, против воли своей принял духовный сан.

– Князь, ты веришь этой писанине? – король повертел бумагу, держа листы за край двумя пальцами, затем возвратил её Вешневецкому.

– Он появился в моих владениях в монашеской рясе, точно описал весь свой путь от московского рубежа до моего замка.

Он благовоспитан, к тому же, сей человек – ярый сторонник нашей веры. – Князь поднял руку, унизанную многочисленными перстнями, вверх, всем своим видом показывая, что пришлому монаху можно верить сполна.

Глава 4

Прошло несколько месяцев

Теперь уже не Григорий Отрепьев, а царь всея Руси Дмитрий Первый, заручившись поддержкой польских магнатов и, конечно, самого князя Вишневецкого. А также получив значительную финансовую помощь от сандомирского воеводы Юрия Мнишека, во главе совсем небольшого отряда, состоявшего из украинских и донских казаков, польских шляхтичей и даже русских, волею судеб оказавшихся в Польше, вторгся на территорию России.

Почти без боя его отряд занял первый город Моровийск.

За ним последовал Чернигов. Русские люди, уставшие от постоянных войн и полуголодного существования, жаждали видеть на троне «чудесно спасшемся Дмитрия», доброго заботливого царя, способного привести разорённую страну к сытости и процветанию. Борис Годунов сначала не придавал большого значения возникшей проблеме, порожденной Лжедмитрием. Он просто издал указ о самозванстве вторгшегося на Русь наглеца.

Войско Лжедмитрия постоянно пополнялось людьми с окрестных селений и подошло к Новгород-Северскому. Город защищал гарнизон, состоящий всего из 600 стрельцов во главе с окольничим Басмановым. Тем не менее, взять город прямым приступом не получилось. Горожане сдаваться отказались и отбили все атаки нападающих. Отряд ушел на Путивль. Этот город взяли без боя. Жители безропотно признали власть Дмитрия. Войска царя Бориса почти не оказывали сопротивления. Совсем скоро под власть пришельцев перешли Рыльск и Севск, Белгород и Курск, Кромы, Ливны, Елец, Воронеж.

Дошло до того, что шведский король Карл Девятый, опасаясь, что Русь окажется под польским политическим влиянием, предложил царю Борису свою помощь, но гордый русский царь её не принял.

Польский король Сигизмунд сидел на своем троне и слушал своего секретаря. Тот читал письмо, поступившее от Бориса Годунова. В нём русский царь обвинял поляков в вероломном нарушении условий перемирия.

Закончив читать, секретарь низко поклонился и ожидал распоряжений от государя. Сигизмунд нервно теребил рукой свой подбородок. Потом встал и подошел к большой красивой карте, висевшей на стене тронного зала.

– Бери бумагу и пиши ответ, – польский король резко повернулся в сторону секретаря.

– Все обвинения мы отрицаем! Также имеем честь всенародно заявить, что состоявшие в войсках царя Дмитрия подданные нашего государства, а так же литовцы и украинские казаки поступают исключительно как частные лица, без официального соизволения моей королевской власти. Написал?

Хорошо, отправь в Московию с самым расторопным гонцом.

А теперь напиши указ всем нашим воеводам.

– Ни словом, ни делом не препятствовать людям царя

Дмитрия Первого вербовать в свои отряды подданных Речи Посполитой.

В это же время армия Годунова пребывала в Брянске. Царь Борис Годунов располагал донесениями верных ему людей, что Сигизмунд Третий собирается сам напасть на Русь. Время шло, а поляки границу с Русью не переходили. Выждав еще пару недель, царь всё же дал указание – двигать войска на встречу с самозванцем.

Государевы стрельцы под командованием боярина Мстиславского направилась к Новгороду-Северскому, где находилась ставка Дмитрия Первого.

Наконец две армии встретились. Стрельцы Мстиславского обладали значительным численным перевесом, а также в ратном деле были весьма обучены. Отрепьев затеял переговоры, надеясь, что к нему подойдет подкрепление.

Тем временем в войсках Лжедмитрия назревал мятеж.

Видя впереди себя грозную армию, наёмники требовали немедля им заплатить. Денег, увы, не было. Люди из стана Григория Отрепьева сначала по одному, а потом и целыми ватагами стали покидать место возможной кровавой сечи.

Самозванец шептал на ухо своему доверенному человеку – Еремею Кряжистому.

– Только лично в руки. Лично ему и никому более. Если поймают по дороге, письмо то съешь. В нем твоя и моя погибель содержится. Ну, ступай с богом. Поспешай, иначе живым меня тут можешь и не застать.

Еремей ускакал, имея при себе пару хороших, сытых сменных лошадей. За пазухой на груди болталось короткое послание польскому воеводе сандомирскому Мнишеку.

«Ежели соизволите сей же час погасить долги перед войском моим, то я в свой черед обязуюсь тако же в случае воцарения на троне Российском жениться на дочери Вашей, ясновельможной Марине. В приданное обещаю передать ей в качестве „вена“, города Новгород и Псков и уплатить Вашему воеводству миллион российских золотых рублей.»

Глава 5

Наступила весна. 13 апреля 1605 года в Москве скончался царь Борис Годунов.

В трактирах и харчевнях поговаривали, что пришлые люди взяли да и отравили царя. И доказательства этой лютой смерти имеются в полном достатке. Будто бы нашли в палатах царских склянку с остатками мышьяка.

Другие гутарили, что царь-батюшка упокоился исключительно от апоплексического удара. Сыну царя Фёдору Годунову, взошедшему на престол, было нынче очень тяжко. Народ почти открыто судачил о том, что у нового молодого царя совсем нет сил удержать в руках скользкую власть. Волнения на Руси возрастали день ото дня. Дошёл черед и до белокаменной.

Люди на площадях вновь потребовали от бояр разъяснений. Родовитый боярин Шуйский в который раз кричал с крыльца в народ, что он своими руками опустил в гроб тело маленького умершего царевича Дмитрия и похоронил младенца в городке Угличе. На какое-то время в столице стало тихо.

Однако, теперь взбунтовались на южной окраине России.

Много лет назад Борис Годунов основал там крепость Царёв-Борисов для контроля за почти неуправляемыми донскими казаками. В крепости располагались отборные стрелецкие части. Однако тамошних служивых мало прельщала служба на задворках огромной страны, без жён и деток. Война с пришлым царем Дмитрием Первым породила возможность скорого возвращения в белокаменную.

Самовольный уход из города-крепости хорошо вооруженных и обученных стрельцов позволил самозванцу захватить Оскол, Валуйки, Воронеж, Белгород, Елец и Ливны.

Едва в военных поселениях узнавали о смерти Бориса, как дворяне и зажиточный люд, не мешкая, устремлялись в Москву под предлогом обязательного личного участия в царском погребении.

В боярской думе созрел заговор. Его возглавил рязанский дворянин Прокофий Ляпунов.

Великородные князья Басманов, Шуйский, Голицын и другие сделали все возможное, чтобы царское войско изменило присяге и фактически перешло на противника.

Дмитрию Первому вдруг открылся быстрый и почти бескровный путь на столицу. Все города на его пути не оказывали более никакого сопротивления и сдавались без боя. В самом начале лета уставший от смуты московский люд ворвался в почти неохраняемый Кремль и посадил за решетку всю семью Годуновых.

После чего Ивана Воротынского отправили в Тулу, в ставку царя Дмитрия. Он должен был доставить новому царю Российскому «Повинную грамоту». В ней помазанник божий, царь всея Руси, милостиво приглашался занять престол государства русского.

Григорий был на вершине блаженства, сбывалось то, о чём он и мечтать боялся.

Он еще и еще раз перечитывал вслух, дабы все присутствующие слышали и прониклись величием момента, «Повинную грамоту».

Наконец, самозванец отложил бумагу в сторону и срывающимся от волнения голосом произнёс.

– Воротынский. Скачи тотчас же обратно в Москву и скажи боярам и народу московскому, что не войду я в столицу российскую и не сяду на трон свой законный, покудова жив еще Фёдор Годунов. Такова моя царская воля!

Шестнадцатилетнего царя Фёдора Борисовича и его мать задушили тихо, в подвале Кремля. Сестра молодого царя Ксения выжила, но лучше бы ее задушили вместе с братом. Взошедший на престол Лжедмитрий насиловал девушку несколько дней к ряду. Потом сделал её своей наложницей.

Однако ему этого показалось мало, через несколько месяцев, вспомнив своё монашеское прошлое, новый царь велел постричь Ксению в монахини и отправить в самый дальний женский монастырь.

Глава 6

В тот день в Москве на Красной площади у Лобного места народу собралось столько, что «яблоку негде было упасть».

Самые высокие духовные чины, как и подобает, отслужили молебен. Новый царь демонстрировал всему честному народу доказательства «царского» происхождения! В белокаменную была доставлена из монастыря, расположенного в селе Тайнинское под Москвой, престарелая мать Дмитрия – Мария Нагая. Она произнесла прилюдно своё «признание».

Откуда-то взялись в городе отряды вооруженных до зубов поляков. Царь велел их разместить на Арбате, в Чертолье. Один за другим последовали царские указы.

Увеличить денежное довольствие и земельные оклады дворянам, добровольно перешедшим на сторону Дмитрия. Конфисковать средства у монастырей. Перестроить армию на западный манир. Южные районы страны на десять лет освободить от налогов и податей.

В московском Кремле было велено в кратчайший срок построить большой деревянный дворец с потайными ходами и комнатами. Отменить повсеместно всеобщий послеобеденный сон.

Это бы еще куда ни шло. Царские причуды – куда же без них. Но вот указ начать строительство костелов, да еще одного, самого большого, в самом центре у «церкви Сретения на переходах», вызвало негодование не только у простолюдинов, но и у купцов и даже у некоторых бояр.

Жителям белокаменной были не понятны постоянные потехи, имеющие место в других странах: штурмы снежных крепостей, сооружение потешных «гуляй-городов».

Русские люди искренне считали, что участие Дмитрия

Первого в таких увеселениях, есть признак неумения держать себя в соответствии с высоким царским положением!

8 мая 1606 года в столице произошло событие из рук вон выходящее. В священном Успенском соборе состоялось венчание царя со своей избранницей красавицей Мариной Мнишек.

За всю историю государства российского это был единственный случай, когда невеста государя, дочь польского воеводы, стала царицей, так и не принявшей святую православную веру!

Простой народ смотрел на торжественную процессию возле храма и тихо матерился. Была нарушена вековая традиция русских царей. Где это видано, чтобы венчание самого царя приходилось на четверг. Ведь общеизвестно, что все Рюриковичи согласно древнему обычаю не заключали браки перед постным днем, то бишь перед пятницей. Допущенные в собор сказывали, что при помазании Марины на царствование патриарх Игнатий вознес над головой невесты саму шапку Мономаха! Это же есть венец царей наших, но никак не цариц.

Чудные празднества продолжались и на следующий день. Царь изволил нацепить на себя богопротивное польское платье и танцевал с супругой «по-гусарски». Отец царственной супруги, воевода польский, прислуживал на пиру своей дочери, как обычная прислуга.

По городу упорно ходили слухи, что ни жених, ни тем более его невеста не хотели принять причастие на литургии, при которой происходило венчание. В голове православных подданных такое святотатство просто не укладывалось. Веселые балы на иноземный лад, разного рода развлечения и пиры текли нескончаемой чередой. Царские лакеи сказывали, что будет что-то из рук вон противное, под названием «маскарад» и даже рыцарский турнир! А на столах имеются чудные приспособления для накалывания пищи, называемые «вилка». Их доставили на царский пир прямиком из польских земель. Во время многочисленных пиршеств прибывшая с Мариной Мнишек иноземная свита вела себя нагло и разнуздано. Робкий недовольный шепот простого народа меж тем перерастал в открытое недовольство.

Новоявленный царь настолько увлекся забавами, что перестал обращать внимание на предостережения все еще преданных ему людей.