Текст книги "Жена депутата"

Глава 21. Демид

С приезда в этот город время летит с бешеной скоростью.

Предвыборная кампания уже идёт, и пока нужно примелькаться избирателям. Я ещё им мало знаком. Вот когда мое лицо будет мелькать во всех автобусах, на дверях госучреждений, в детских садах и подъездах избирательного участка, тогда можно будет расслабиться и делегировать общение с народом на помощников.

А пока мне надлежит заявляться на встречи лично, и теперь по средам в приемные часы я выслушиваю нескончаемый поток жалоб на все: государство, низкую пенсию, Америку, ТСЖ, соседей, внуков.

В какой-то момент отключаюсь, киваю бездумно головой, делая вид, что внимательно слушаю поломную бабку, отбивающее каждое свое слово ударами клюки о пол. Мерзкий звук.

И бабка мерзкая, пахнет старостью и кошачьей мочой и помочь ей я ничем не могу. Она свято верит, что соседи хотят ее извести, подсовывают отраву и пытаются присвоить бабкиного кота.

Пиздец какой-то.

Когда она уходит, подзываю к себе Артема, отвечающего за этот балаган:

– Посетителей фильтруй, такие, – делаю акцент на этом слове, – чтоб ко мне больше не попадали, или сами будете чертей у нее дома ловить.

– Мы уже ищем человека, – оправдывается, но я перебиваю:

– Херово ищете, если я вынужден время свое тратить на такую ерунду.

Палатки с агитками все лето будут кочевать по району, к которому я отношусь, в впереди ещё штук двадцать встреч во дворах многоэтажек, и этого морального насилия не избежать, по крайней мере пока. Район старый, проблемный, полно пенсионеров, а им только волю дай рассказать, что не так.

А сегодня нас ждёт ещё и светский раут.

Первый выход с Диной в свет. Я на часы смотрю – ещё час, и пора будет ехать за ней.

С тех пор, как она переехала ко мне, прошло два дня, и я все ещё забываю, что мы живём под одной крышей.

Странное ощущение, пусть и в гостиничном номере, но видеть следы пребывания чужого человека.

Ее обувь, духи, расчёску.

Она старается попадаться как можно реже мне на глаза, но ее присутствие остро чувствуется даже тогда, когда Дина вне поля зрения.

Ни с одной женщиной до нее я не жил вместе, меня вполне устраивало провести ночь и разъехаться по своим углам. С Диной и в этом плане на удивление комфортно, она не пытается утопить меня в розовых соплях собственной любви, не требует признаний и не ебет мозг.

Я даю ей в ответ достаточно для того, чтобы она могла считать нас в расчете. На ее карту поступает хорошая сумма зелени, и если у нее хватит ума ею правильно распорядиться, то никакой Володин не достанет больше девчонку.

Сейчас он занят тем, что пытается удержать под своей горящей задницей руководительское кресло. Им недовольны: скандал, который Володин закатил на работе, явно не понравился начальнику, а тесть Андрюшки с ним в контрах, так что заступиться за него некому.

Так этому пидору и надо.

Он только свиду выглядит интеллигентом, маскируясь очками и деловым костюмом, на самом деле я в курсе, что Володин извращенец и любит пожестче.

И что зациклен он на Динке уже херову тучу лет, и не просто зациклен. Когда она в первый раз от него сбежала, попытка закончилась черепно-мозговой и месяцем больницы.

Он говорит, что толкнул случайно, но я уверен: пиздит.

С тех пор у Динки на голове шрам, и каждый раз, касаясь неровности кожи, спрятанной под густой шевелюрой, я испытываю неконтролируемою злость.

Каким бы я не был мудаком, но баб бить нельзя. Тем более вот так.

За Диной заезжаю за полчаса до приема, ни хрена не помню, в честь чего он задуман. Главное – на нем будут нужные люди.  Надеюсь, что успею в душ и переодеться, захожу в номер, в одной руке телефон, в другой портфель с документами, карта от номера падают под ноги.

– Да понял тебя я, понял, – злюсь, отвечая своим московским "друзьям". Звонок вообще ни к месту, настроение паршивое, ещё и они доебались.

Нахожу глазами Дину, и на мгновение застываю даже.

Не слышу, что там гонит Микаэль в трубку, звук отключило будто.

Она стоит возле окна, руки за спиной сцепила, на меня смотрит.

Глазища большие. Ведьмины.  Блядские.

И платье на ней светлое, по фигуре, расшито блестяшками, но смотрится дорого.

Грудь… я в вырез ее утыкаюсь глазами, и член встаёт тут же, как у мальчишки, упираясь в молнию брюк.

С ней рядом всегда так, хочется отвернуть Дину от себя, чтобы не выжигала взглядом, поставить ее раком, уткнув подушку и трахать.

– Я потом перезвоню, – обрываю Еврейчика, бросаю телефон не глядя и к Динке медленно иду.

– Нравится? – веселится, бля, чувствует, что у меня на нее стойка как у собаки охотничьей. Крутится так, что полная грудь в вырезе слегка приподнимается. Провожу пальцем по полукружьям, а по коже ее мурашки. Не только я на нее так реагирую, она ведь тоже течет, когда рядом со мной.

– Нравится, – киваю, – спиной поворачивайся.

– Это зачем ещё? – хмурится притворно, но с места не двигается.

– Оценю со всех сторон.

– Старостин, если ты мне платье помнешь…

– Как помну, так и отглажу на тебе прямо, я ее за запястье бегу, поворачивая к спине, за подол хватаюсь, задирая.

Платье сидит туго, ткань трещит, Динка ругается. Задница ее, молочно-белая, загаром не тронутая, обтянута тонкой полоской трусов. Хватаю ее за ягодицу, сжимаю больно, пока она не взвизгивает:

– Оторвать решил, что ли?

Наклоняюсь к уху ее и шепчу:

– А ну тихо, – и она фыркает, замолкая, а я стягиваю с нее белье.

Глава 22

От шампанского щекочет в носу.

Наверное, только оно примиряет меня с необходимостью находиться тут и не даёт сбежать с вечера, сверкая пятками.

Слишком много знакомых, и не просто знакомых, а тех, кто знал, что я была любовницей Володина.

На нас смотрят, но Демиду ровно до чужих взглядов. Он выглядит шикарно, черный костюм и черная же рубашка выделяют его среди толпы, а может, все дело в самоуверенном виде, с которым он взирает на местный зоопарк.

К нему подходят, вежливо здороваются, интересуются делами. Все так тонко и осторожно, словно не беседа, а скольжение по тонкому льду.

Я не вслушиваюсь, держусь за тонкую ножку бокала, улыбаюсь и успокаиваю себя тем, что у меня есть цель.

Ради независимости можно потерпеть и это скопище ненавистных рож, от которых я устала за последние годы.

И необходимость улыбаться, держать спину ровно, кивать вежливо и цепляться, цепляться за локоть Демида, чтобы не потерять опору.

Он представляет меня как свою невесту, и когда это звучит в первый раз, мне становится неуютно под удивлённым взглядом главы района, в котором Демид баллотируется.

Но мужчина быстро берет себя в руки:

– Поздравляю! Хороший выбор, – кивает он, точно я вещь какая, новый "Мерседес" и яхта. Улыбка держится как приклеенная, а лицо каменеет. Когда чиновник отходит, я перевожу дух.

– Расслабься, – советует мне Старостин, – не хочешь есть?

– Да мне кусок в горло не лезет, – качаю головой, – кажется, что все на нас пялятся.

– Тебе не кажется, – усмехается Демид, а я, не сдержавшись, фыркаю:

– Подбодрил.

Ратуша наполнена гостями, вечер благотворительный, поэтому здесь мужчины с официальными вторыми половинами. Дорогие платья, в ушах сверкают бриллианты размером с кулак. Все же, наш город далеко не столица и подобных мероприятий, где можно выгулять свое богатство, наберётся от силы с десяток, вот они и стараются. Правда, выглядит все это слегка нелепо и дурновкусно. Натыкаюсь взглядом на Андрея и чувствую тошноту, подкатыващую к горло. Он сверлит меня глазами, я прижимаюсь плечом к Демиду и разрываю зрительный контакт.

Володин опоздал на час, и все это время я надеялась, что пронесёт. Но он здесь, со всей семьей: жена, тесть.

Я не отхожу от Старостина и не даю ни единого шанса подойти ближе Андрею.

Демид наблюдает за ним с каким—то мальчишеским задором, не свойственным местной публике.

– Что-то невесело лицо у Андрюшки, – улыбается он мне, глядя за спину. Я не оборачиваюсь, чуть повожу плечом, пытаясь стряхнуть настырный взгляд

– Я была бы не против, если нас с ним разделял как минимум океан.

– Скоро так и будет, – замечает он лениво, и к страху добавляется ещё грусть. По умолчанию мы не касается этой темы дальше.

– Ещё полчаса и поедем, – сжаливается Демид, видя мое лицо.

– Ты успел пообщаться со всеми, с кем хотел? Я потерплю, в конце концов нам ещё жить всем в одном городе.

Он плечами пожимает:

– Это сборище не играет никакой роли. Я не ищу себе друзей или союзников. Не здесь.

Разглядываю местную публику осторожно, пытаюсь оценить их глазами Демида. Чиновники, бизнесмены, занявшие сытные места ещё в конце девяностых и точно так же ведущие свой бизнес как два десятилетия назад. В нашем болоте первые лица не так часто меняются.

Со многими Старостин пересекался, пока занимался строительством завода четыре года назад.

Когда главный эколог подходит к Демиду, я чуть отхожу в сторону. Смотрю на изобилие закусок, от которых ломится стол, но не чувствую аппетита, только отпиваю выдохшееся уже шампанское. Меняю бокал на новый, едва не сталкиваясь с женой Андрея.

Мы обе знаем о существовании другу друга, давно. Я думаю, она даже смирилась в чем-то с моим невольным присутствием в их жизни, но смириться не значит найти общий язык или вдруг полюбить. Это невозможно, я не тешу себя иллюзиями и давно переросла желание рассказать ей, что Володин удерживал меня рядом с собой силой.

– Здравствуйте, Дина, – здоровается она первой. Людмила старше своего мужа, но хороший хирург и косметолог творят чудеса, она выглядит великолепно для своих лет. У нас даже платья в одной цветовой гамме, но я уверена, ее стоит гораздо дороже. Впрочем, это тоже не имеет никакого значения.

– Здравствуйте, Людмила Прокофьевна, – киваю и уже собираюсь отойти, но она останавливает:

– Постой, – уже перейдя на "ты". Я ищу глазами Демида, но как назло, не вижу. Снова переключаю внимание на Володина:

– Вы что-то хотели мне сказать?

Она кивает, не раздумывая, светлые глаза, подведенные коричневым карандашом смотрят со злостью, а губы искажены в подобии улыбки.

Женщина на дух меня не переносит, и я ее прекрасно понимаю.

– Я слышала, ты выходишь замуж, – не дожидаясь моего подтверждения, она продолжает, – так вот, хочу поздравить тебя. Видимо, ты именно этого и хотела: богатого и успешного жениха. От всей души желаю тебе долгих совместных лет жизни, и чтобы все это время, – акцентирует слова Людмила, прибавляя громкости, – так вот, чтобы все это время он любил другую. Чтобы она всегда была в вашей жизни третьей, в горе и радости, – она чокается с моим бокалом, стекло с силой ударяется о стекло.

Дышать трудно, тесное платье сдавливает грудную клетку, не давая набрать полные лёгкие.

Людмила отступает, оставляя меня одну.

Глава 23

Демид возникает сзади словно из ниоткуда, материализуется за одну секунду. Его горячие пальцы касаются шеи, заставляя меня испуганно дернуться всем телом: я не люблю неожиданных прикосновений и всегда реагирую на них болезненно.

Его цепкий взгляд сканирует мое лицо, наверняка, красное после общения с женой Володина.

Жаль ли мне ее? Отчасти.

Больно любить безответно, мне хорошо это знакомо. Но жить и рожать детей от человека, который рядом с тобой лишь физически… Каждая делает свой выбор самостоятельно.

"У нас не будет общих детей и я всегда смогу уйти, когда придет время", – прерываю ход своих мыслей, которые поневоле всплывают рядом со Старостиным. Казалось, я научилась жить сегодняшним днём и не фантазировать о трепетном будущем, так почему каждый раз, когда дело касается Демида, мне хочется общего с ним "долго и счастливо"?

– Что хотела от тебя Володина?

– Желала простого женского, – уклончиво отвечаю я. Пересказывать ее тост неприятно, да и нужно ли Демиду встревать в женские склоки? Я здесь не с выигрышной позиции, никто не любит любовниц, даже вынужденных.

– Мне показалось, она готова начать конфликт.

– Мы давно в стадии молчаливой войны, но я ей не конкурент, – говорю, думая о своем. Демид медленно произносит:

– Это точно, – и мне остаётся лишь гадать, какой смысл он вкладывает в эту фразу. Темные глаза смотрят сосредоточенно. Он скользит большим пальцем по моей скуле, игнорируя правила приличия, а у меня снова мурашки, волоски на руке встают дыбом так, что это не скрыть. Я против воли приоткрываю рот, слишком откровенно, судя по вспыхивающему огню в его глазах.

Нет больше вокруг толпы чужих людей, с перезвонами бокалов, приглушёнными шепотками и оценивающими взглядами. Отодвигается на второй план высокий свод Ратуши с хрусталем тяжёлой многоярусной люстры, исчезают задернутые  красным бархатом окна.

Я слышу его глубокое дыхание, стук собственного сердца, с трепетом жаждущего продолжения.

Мне хочется снова почувствовать вкус его поцелуя: Демид всегда целуется слишком собственнически, проникая языком в рот, и от воспоминаний об этом возбуждение простреливаеты в промежность. Несмотря на то, что мы всего несколько часов назад занимались сексом, пытаясь не помять это платье, несмотря на двести человек находящихся по соседству.

– Разрешите сфотографировать вас, – незнакомый голос вклинивается между нами и весь флер вечера рассыпается прахом к ногам. Момент упущен, я моргаю, отворачиваясь, а Демид недовольно, резко даже, отвечает:

– Один кадр.

Фотографироваться он не любит, но куда без этого, если ты выбрал политическую карьеру? Я принимаю правильную позу, поворачиваюсь "рабочей" стороной и замираю с улыбкой, почти касаясь ладонью пиджака Старостина. Не жмусь близко, моя задача всего лишь оттенять его своим присутствием, и Артем уже несколько раз успел меня проинструктировать, каково это быть отечественной Меланьей Трамп. Все, что мне остаётся – только подыгрывать. Не так уж сложно изображать чувства, когда они на самом деле есть.

– Можно ещё поцелуй на камеру? – не унимается фотограф.

– Уже достаточно, – отрицательно мотает головой Демид, а потом добавляет уже мне, – поехали, больше здесь делать нечего.

Мы спускаемся за руку по широкой каменной лестнице, устланной ковром, я сосредоточенно смотрю себе под ноги, больше всего боясь грохнуться под ноги Старостину и выставить себя идиоткой. Ворсинки цепляются за каблуки, я цепляюсь крепче за Демида, а потом не замечаю тестя Андрея, стоящего на нижней ступеньке. Он здоровается и смотрит на нас выжидательно.

Чертова семейка, неужели мне не будет от них покоя?

Демид останавливается на две ступени выше, руки спрятаны в карманы брюк. Ему откровенно наплевать на местных чиновников со своими московскими подхватами, и он не видит смысла этого скрывать. Я отпускаю его локоть, не зная, отойти в сторону или дождаться, когда мужчины заговорят.

Надеюсь, их темы сугубо деловые и не касаются меня: я уже устала участвовать в этом фарсе. Пока я работала на Андрея, ни его жена, ни тесть ни разу не заявились, чтобы закатить скандал, но стоило мне уволиться, как я тут же стала нужна всем.

– Уже уходите, господин Старостин? – спрашивает из вежливости, а я копаюсь в памяти, пытаясь вспомнить его отчество. Прокофий Павлович, кажется.

– Есть какие-то вопросы ко мне? – он не пытается добавить в голос тепла, а я вдруг осознаю: должно быть, Демида не меньше моего утомил конфликт с семейкой Андрея, точно своих проблем не хватает.

Я не чувствую себя виноватой, ничего не испытываю кроме досады, даже когда пожилой мужчина одаривает меня плохо скрытой неприязнью. Но говорит совсем иное:

– Я хотел бы извиниться за поведение своей дочери. Она весьма эмоциональная особа, немного перенервничала сегодня.

От меня ответа не ждут, Прокофий Павлович извиняется исключительно перед Демидом, точно это ему нанесли личное оскорбление.

Слова мужчине даются нелегко, я вижу, как дёргается кадык над воротником затянутой широким галстуком рубашки, все ещё кривятся губы, когда он вынужденно смотрит на меня.

К счастью, не только я замечаю, как разнятся его слова и поведение. Демид медленно спускается на две ступени, что разделяют нас с собеседником.

– Вашей дочери и ее мужу не помешало бы научиться держать собственные эмоции в узде. Я надеюсь, что они больше не побеспокоют мою невесту и не будут отвлекать нас от подготовки к свадьбе. Проблемы не нужны никому.

Эмоции и полутона говорят куда больше слов, и Прокофий кивает медленно:

– Я вас услышал.

– Вот и замечательно.

Мы расходимся каждый в свою сторону. Я нахожу ладонь Демида и сжимаю ее крепко, выражая безмолвную благодарность, а он стискивает мою в ответ.

Глава 24

– Ну, как тебе?

Демид подходит к панорамному окну, за которым виднеется центр города, и если приглядеться внимательнее, то можно разглядеть угол здания Администрации.

Я стою вплотную к стеклу, пытаясь рассмотреть окно своего бывшего кабинета, но для этого слишком далеко.

Мы в новой квартире Демида, точнее – в нашей. Я прохожусь по ней, разглядывая обстановку с любопытством, как музей: над дизайном явно поработал профессионал, все красиво, стильно и искусственно.

Мне кажется, что даже в нашем общем номере в гостинице было более уютно, чем здесь.

Чемодан с моими вещами так и стоит в коридоре, пока мы проводим осмотр. Демид заехал ненадолго, чтобы перевезти меня.  Мы почти не видимся эти дни:  если он не пропадает в своем избирательном штабе, на встречах с будущими избирателями, то проводит оставшееся время с телефоном возле уха и ноутбуком на коленях.

Я с удивлением узнаю, что после нашего города он все ещё занимается строительством заводов, но на этот по переработке, а не сжиганию мусора. Всего их семь, в разных городах России, и в каждом есть доля Старостина.

Мистер Твистер, владелец заводов, газет, пароходов, вот кто станет моим супругом.

Я нахожу на кухне кофейный аппарат, в шкафу – упаковку зёрен. Холодильник тоже уже забит продуктами под завязку.  Жизнь в гостинице не требовала от меня умения готовить, мы даже ужинать вместе не успеваем, и большую часть времени я провожу одна, бездельничая. За годы работы я почти отвыкла от такого состояния и не знаю, куда себя подать.

– Я сегодня хочу прогуляться, – не знаю, нужно ли вообще об этом сообщать ему? Но говорю. Ставлю перед ним чашку с кофе, размешиваю сахар в своей, облизывая задумчиво ложку.

Демид следит за моим движением, а я неожиданно смущаюсь, откладывая ее в сторону.

– Денис отвезёт тебя, куда надо. Старайся гулять поменьше одна.

– У нас какие-то проблемы или это из-за Володина? – на всякий случай интересуюсь у него, на что он беспечно отвечает:

– Лучше перебздеть, чем недобздеть.

– Мне сегодня на примерку платья.

Пять дней до свадьбы, чертовски мало, но назад пути уже нет. При одной только мысли об этом ладони становятся предательски влажными, а все внутри звенит от напряжения.

Разве так я представляла себе в детстве? Не помню, все юношеские мечты давно стёрлись под давлением действительности.

– Ксения поедет с тобой.

– Зачем она мне там?

Новая помощница Демида, которую подыскал Артем, становится и организатором нашей свадьбы. Светловолосая, светлоглазая, она совсем не нравится мне, и при мысли о том, что эта девушка с почти модельной внешностью проводит большую часть времени в штабе Старостина, я испытываю лёгкий укол ревности.

Он не обещал мне любви и верности, напоминаю себе, у нас совсем другие условия договора.

– Я ей за это деньги плачу. Ладно, располагайся, я буду поздно.

Он уезжает, оставляя меня одну. Я закрываю за ним дверь, громкий звук замка разносится по пустой квартире.

Недопитый кофе горчит, я выливаю его в раковину, ополаскиваю чашку.

Приглашения на нашу свадьбу уже разосланы, остаётся только одно. Позвонить маме и рассказать ей о том, что я теперь невеста.

Я забираюсь с ногами на мягкое кресло, расположенное на большой лоджии и считаю гудки.

– Привет, – голос у мамы запыхавшийся, точно она бежала дистанцию, и теперь пытается отдышаться.

– Привет, мам.

Я собираюсь с духом, чтобы пригласить ее, боясь дальнейших вопросов. Мне совсем не хочется врать о наших с Демидом отношениях, но ещё больше я боюсь, что мама откажется приезжать.

– Что-то случилось? Я Алину забираю от бабушки.

Мне все ещё тяжело принять, что у мамы родился другой ребенок, после того, как я уехала из дома. Между нами восемнадцать лет разницы, иногда я задумываюсь, что по возрасту Алина вполне могла бы быть моей дочкой, а не сводной сестрой. Но даже так, благодаря своему отцу, у нас с ней не задались отношения. И я не скрываю, что не испытываю особо теплых чувств к маминой новой семье, но из вежливости спрашиваю:

– Как у нее дела?

– Опять ангина, я больничный не смогла взять, только болели, пришлось бабушке смотреть. Ты же знаешь, как Искандер не любит, когда…

Я слышу имя отчима и инстинктивно отодвигаю трубку от уха. Не люблю все, что с ним связано, как и он – со мной. Старый отцовский друг, который однажды пришел на его замену, да так, что мне не осталось места в родном доме. Впрочем, моим воспитанием всегда занималась папина мама, слишком юные и занятые были мои родители. А мама, кажется, так и не смогла пережить то, что родила меня в восемнадцать лет.

Но именно благодаря Искандеру мне пришлось уехать сюда и устраивать свою жизнь самостоятельно. Поэтому я не приезжаю в родной город, меня там все равно никто не ждёт.

– Мама, я выхожу замуж на этой неделе, – перебиваю ее, – ты сможешь приехать?

– В смысле?

Кажется, она даже останавливает свой бег, я слышу, как гудит улица в трубке, вмешиваясь в нашу с ней тишину.

– Роспись в субботу, – добавляю, позволяя ей переварить услышанное.

– Искандер работает…

– Приезжай без него, одна, – не знаю, что находит на меня, мне хочется додавить, чтобы она сдалась и согласилась. В конце концов, дочери выходят замуж не каждый день, – я оплачу тебе дорогу, мне ничего не надо больше.

Она молчит, а я устало тру глаза, забывая, что успела накрасить их тушью. Пустая затея, все было ясно с самого начала, но мое желание дать ей ещё один шанс только делает хуже.

– Я не смогу. Извини, – мне и вправду чудятся виноватые нотки в мамином голосе, но что толку?

– Ясно, – все, что я могу ответить. Мы даже не прощаемся, просто покрываем наш разговор. Я задумчиво постукиваю телефоном по коленке, пытаясь найти хоть что-то положительное в ее отказе.

По крайней мере, у нашего спектакля в первом ряду будет на одного зрителя меньше.