Текст книги "Вавилон и Ассирия. Быт, религия, культура"

Рис. 29. Писцы

Писцы также сопровождали армию в военных походах. Военачальники нуждались в писцах для написания донесений на родину, и у нас имеется много писем, фактически написанных на поле боя, в том числе и одно письмо, в котором так и говорится, что оно написано во время того самого сражения в годы правления Тиглатпаласара III, когда взламывали огромные ворота Вавилона. Писцы также были нужны в армии и в качестве квартирмейстеров для выдачи рационов питания и снаряжения, и в качестве учетчиков для составления списков награбленного добра. На нескольких барельефах писцы изображены записывающими заявления ассирийских воинов об их доблести в сражении и о числе их жертв (рис. 29). Некоторые из этих барельефов создают видимость того, что один из писцов пишет на глиняной табличке, тогда как другой использует какой-то другой материал, то ли пергамент, то ли папирус, в виде свитка. Другое средство для письма, которое иногда применяли для клинописных записей, представляло собой доски из слоновой кости, покрытые воском, достаточно мягким, чтобы на нем оставался след от палочки для письма; несколько таких досок могли быть скреплены вместе при помощи петель.

Другой областью, которая требовала некоторой подготовки писца, была медицина. Врачи должны были быть грамотными, так как существовали сборники документов по медицине, написанных на глиняных табличках, которые, очевидно, служили им учебниками. Копии, дошедшие до нас, в большинстве своем датируются начиная с 1000 г. до н. э., но можно проследить, что они восходят к оригиналам древневавилонского периода (начало 2-го тысячелетия до н. э.). Эти медицинские документы были составлены главным образом из перечней симптомов и рецептов. Симптомы перечислялись в виде записей типа: «Если у человека боль в животе» (или какой-либо другой части тела), а далее в тексте подробно перечисляются симптомы болезни пациента. Среди них могло быть, например, то, что кожа человека была горячей или холодной на ощупь, что его пульс был быстрым или вены набухшими, что было воспаление или краснота, или у пациента был кашель, или головная боль, или головокружение. Затем следовала запись о соответствующем лечении. Для этого могли использовать различные травы или минералы различными способами. Их могли смешивать с чем-нибудь, вроде пива, а затем глотать, или их применять в виде целительного бальзама, или мази, или даже клизмы.

Подробности хирургических операций, которые умели проводить вавилонские и ассирийские врачи, видимо, никогда не записывались писцами, и нам мало что известно об этом.

Важной частью школьной программы в школах писцов была математика, и в древневавилонский период, в который мы наилучшим образом осведомлены о школах писцов, математика Вавилонии достигла вершины своих успехов, на которую она взлетела вновь не раньше чем по прошествии еще полутора тысячелетий.

Когда только зарождалась письменность, шумеры уже разработали символы для цифр и две системы счисления: одна (десятичная) основывалась на десятке как базовой единице, а другая (шестидесятиричная) основывалась на числе 60. Эти две системы не были взаимоисключающими и обычно использовались вместе, не вызывая никакой путаницы, точно так же, как и мы (англичане. – Ред.) наряду с десятичной системой (для денег и линейных измерений) используем систему, основанную на числе 12.

К древневавилонскому периоду имелись следующие символы для обозначения чисел:

В некоторые отрезки времени и в некоторых текстах 60 изображали при помощи значка . Это, конечно, тот же самый значок, что и для 1, и можно было бы подумать, что это приводило к бесконечной путанице. Сравнение с нашей собственной системой цифр покажет, что это необязательно было так. Наш символ для обозначения «десяти» точно таков, как и наш символ для обозначения «один», а именно «1». Да, если мы хотим обозначить именно десять, то мы ставим после единицы ноль, но символ ноля не встречается ни в одной цифре на «-надцать». Любая из этих цифр представляет собой «1» (стоящую на определенном месте), которая является существенной частью символа для обозначения десяти, а вовсе не «10» целиком. Если бы «0» был необходимой частью символа «десять», то тогда для обозначения «пятнадцати» нам пришлось бы писать 105 (что и делают маленькие дети, прежде чем поймут нашу систему цифр). У нас в числах «пятнадцать» и «пятьдесят один» используются одни и те же символы, но в разном порядке. Использование соответствующей системы (фактически, предка нашей собственной) спасало вавилонян от путаницы, вызванной наличием значка  для обозначения чисел «один» или «шестьдесят». Условность состояла в том, что значок  означал «шестьдесят плюс десять» (то есть семьдесят), тогда как значок  означал «десять плюс один» (то есть одиннадцать).

«Сто» можно было представить как «шестьдесят плюс сорок», согласно вышеизложенной системе, или написать значок произносимый как «ме», который является просто формой семитского слова для обозначения «ста». Имелся специальный значок для обозначения «1000» и еще один для обозначения «3600», что представляет собой 60 × 60 и является, таким образом, высшим элементом шестидесятиричной системы.

Математические методы вавилонян были в основном алгебраическими, и вавилонские математики древневавилонского периода умели вычислять такие значения чисел, как квадратные и кубические корни, таблицы которых были найдены, и решать квадратные уравнения.

Далее приводится пример реальной задачи, написанной на глиняной табличке древневавилонского периода, вместе с решением. Текст гласит:

«Я сложил поверхности двух квадратов: 28;20.

<Сторона> одного квадрата равна четверти <стороны> другого квадрата.

Записываем 4 и 1.

Умножаем 4 на 4 = 16.

Умножаем 1 на 1 = 1.

Складываем 1 и 16 = 17.

Величину, обратную 17, решить нельзя. Что я должен поставить к 17 [то есть на что я должен умножить 17], чтобы получить 28;20? 1;40. Это квадрат десяти.

Увеличим 10 в четыре раза и получим 40 – <сторона> одного квадрата.

Увеличим 10 в 1 раз и получим 10 – <сторона> второго квадрата».

Вавилонское решение этой задачи гораздо проще, чем на первый взгляд говорит дословный перевод. Его можно объяснить при помощи современных алгебраических символов, хотя нужно подчеркнуть, что, хотя оно и следует, вероятно, логике мышления вавилонянина, оно не придерживается того способа, каким он его записал.

Число 28;20 записано в шестидесятиричной системе, то есть «20» представляет собой 20 раз по одному, а «28» представляет собой 28 раз по шестьдесят. «Поверхность» квадратов означает их площадь.

Давайте назовем длину стороны большего квадрата «х», длину стороны меньшего квадрата «у». Следовательно, исходя из всех данных, мы имеем уравнения:

Обозначим «у» как ln. Тогда

Что же касается знания геометрии, то можно сказать, что вавилонские математики знали величину «пи» с большой точностью, принимая ее за 3¹/₈. Были найдены клинописные таблички, на которых исчислялись площади геометрических фигур.

Еще одной областью деятельности писца, имевшей отношение к математике, была астрономия. У вавилонян было две причины для того, чтобы обращать особое внимание на движение небесных тел. Одной причиной была необходимость регулировать календарь, чтобы эффективно планировать сельскохозяйственные работы. Другая же представляла собой теорию, согласно которой все события на земле являются либо отражением событий на небе, либо, по крайней мере, имеют прямое к ним отношение. Вавилоняне на самом деле думали, что могут реально видеть, что делают боги на небе. Еще в древневавилонском периоде мы находим сводки наблюдений за Венерой, охватывающие несколько лет. Затмения Солнца и Луны не могли пройти незамеченными и записывались, по крайней мере с перерывами, с очень давних времен. С середины VIII в. до н. э. (а именно, в 747 г. до н. э., по утверждению греческого астронома девять веков спустя) велись систематические записи затмений, и эти записи, ведшиеся веками, в конце концов дали возможность вычислить перемещение (или видимое перемещение) Солнца, Луны и планет относительно друг друга и в небе вообще. Однако подробности этого слишком сложны и трудны, чтобы обсуждать их здесь.

Из всего наследия писцов, вероятнее всего, найдет отклик в современном человеке литература Древней Месопотамии (слово «литература» употребляется здесь в узком смысле, для обозначения чего-то, что стоит прочитать, а вовсе не того, что оказалось записанным). Многое из нее сохранилось для нас в огромной библиотеке, собранной в Ниневии Ашшурбанапалом и его предшественниками, но и в ряде других мест были найдены значительные произведения как на шумерском, так и на аккадском языках; причем некоторые из этих мест находятся далеко за пределами Древней Вавилонии и Ассирии.

Наиболее известным из этих древних литературных произведений является «Эпос о Гильгамеше», который неоднократно переводился на современные языки. Качество этих переводов неравноценно. О том, кто сочинил это произведение, мы знаем не больше (возможно, за одним исключением), чем мы знаем об авторе любого другого произведения месопотамской литературы. На самом деле существовали по крайней мере четыре или пять более древних шумерских историй о Гильгамеше. В основе шумерских историй лежат отдельные сказания, связанные с различными аспектами преданий о Гильгамеше. Вавилонский поэт слил воедино эти шумерские сочинения и создал трагедию, единую историю, которая неуклонно движется вперед к финальному выводу о том, что людской жребий предопределен богами и человек бессилен сопротивляться порядку, предписанному свыше.

Рис. 30. Борющиеся шумеры

Гильгамеш был царем-жрецом города Урука (библейский Эрех) в раннединастический период (приблизительно 2600 г. до н. э.). Этот период скрыт в волшебном мире легенд, а до него был период богов, так что сам Гильгамеш считался на две трети богом.

Согласно отрывку этой поэмы на хеттском языке, Гильгамеш был великаном: его рост был около шестнадцати футов, и ширина его грудной клетки была пропорциональна росту (рис. 31). В самом начале поэмы Гильгамеша, который деспотически обращается со своими согражданами, сравнивают с диким быком и называют пастухом Урука.

Боги обдумали ситуацию и приказали богине Аруру сделать ему соперника. Она выполнила приказ и создала дикого человека Энкиду, которого поселила в степях, где он жил вместе с дикими зверями. Там его увидел охотник и рассказал своему отцу, что из-за этого страшного существа он не может поймать дичь. Эта история, в конце концов, дошла до Гильгамеша, который решил послать к Энкиду блудницу, чтобы та заманила его в ловушку. Охотник отвел женщину к водопою в степи, где она стала ожидать прихода Энкиду вместе с животными. Когда этот дикий человек пришел, она появилась перед ним. Энкиду влюбился в нее, и они занимались любовью шесть дней и семь ночей. Но когда Энкиду, утолив, наконец, свое желание, захотел опять вернуться к диким животным, они убежали от него. Волей-неволей Энкиду пришлось возвратиться к женщине, которая уговорила его вернуться с ней в Урук. Она описала великолепие городской жизни и вселила в него желание встретиться с Гильгамешем. Тем временем в Уруке бог Солнца наслал на Гильгамеша сон, предсказывающий приход из степей существа, похожего на него, которое должно стать его товарищем. Энкиду пришел в город, бросил Гильгамешу вызов и начал с ним бороться:

 
Встретились они на широкой дороге —
Энкиду двери преградил ногою,
Гильгамешу войти он не дал.
Схватились они, как быки, сцепились.
Косяк сокрушили, стена содрогнулась.
…………………………………………
Преклонил Гильгамеш на землю колена,
Успокоил он гнев, унялося сердце.
Когда унялось его сердце, Энкиду вещает Гильгамешу:
…………………………………………
«Над Мутами главою ты высоко вознесся;
Энлиль над людьми судил тебе царство»[1]1
  Здесь и далее перевод И.М. Дьяконова.


[Закрыть].
 

И они стали лучшими друзьями.

И вот Гильгамешу пришла в голову мысль пойти в кедровый лес, чтобы убить чудовище Хувава (или Хумбаба), которому бог Энлиль поручил защищать лес от людей. (Говоря экономическими терминами, это можно истолковать как начало широкомасштабной эксплуатации лесов на горах Загрос.) Энкиду попытался отговорить своего друга, но безуспешно, и они оба, вооруженные огромными топорами и мечами, которые ни один обычный человек не мог даже поднять, отправились в путь, испросив должным образом знамений.

Рис. 31. Гильгамеш (?), укрощающий льва

Наконец герои достигли леса, который внушил им благоговейный страх:

 
Остановились, дивятся лесу;
Кедров высоту они видят,
Леса они видят проходы,
Где Хумбаба, бродя,
Протоптал тропинки.
Дороги прямы, пути удобны.
Гору кедра зрят,
Жилище богов,
Престол Ирнини.
 

Ночью герои отдохнули, а утром вошли в лес и начали рубить кедры. Это разбудило и рассердило стража Хумбабу, но с помощью своего покровителя бога Солнца Гильгамешу удалось одолеть его.

В этом месте текст прерывается. Он возобновляется в том месте, в котором местом действия вновь является город Урук, где Гильгамеш, отмывшись после своего путешествия, надел свои самые лучшие одежды. Иштар, богиня любви (рис. 32), была покорена видом его мужской красоты и предложила ему себя, пообещав роскошь, богатство и первенство среди правителей. Гильгамеш отверг это предложение, грубо намекнув на судьбу предыдущих любовников Иштар. Отвергнутая богиня в ярости отправилась к своему отцу Ану, самому главному богу, и пожаловалась ему:

 
Отец, поношенье Гильгамеш учинил мне.
 

Рис 32. Иштар богиня любви

Посредством угроз она вынудила своего отца создать Небесного Быка, чтобы тот уничтожил Гильгамеша. Но каким бы ужасным этот бык ни был для простых людей, Энкиду перепрыгнул через быка, опираясь на его рога (точно так же, как это часто изображается на произведениях искусства минойской цивилизации), и схватил его за хвост. Смысл этого, очевидно, состоял в том, чтобы заставить быка занять такое положение, чтобы Гильгамеш мог его прикончить. Гильгамешу удалось всадить свой кинжал в верхнюю часть шеи чудовища и убить его. Иштар, наблюдавшая с городских стен, выкрикнула проклятие и собрала всех храмовых женщин, которые начали стенать и плакать. Однако для Гильгамеша и Энкиду это было время триумфа, и они проехали (очевидно, на ослах, так как лошади еще не были известны в Месопотамии) сквозь ряды восхищенных горожан, выстроившихся на улицах Урука. Последовало большое празднество. Но ночью Энкиду увидел сон, в котором боги собрались на совет. Три верховных бога – Ану, Энлиль и Эа – вместе с богом Солнца Шамашем, покровителем Гильгамеша, обсудили положение вещей и, несмотря на противодействие Шамаша, постановили, что за убийство Хумбабы и Небесного Быка Энкиду должен умереть. Энкиду заболел, и, когда его конец стал близок, он пожалел обо всем, что увело его из степей, и призвал проклятия на головы охотника и блудницы. Но бог Солнца указал ему на блага цивилизации, к которой привела его блудница, и Энкиду успокоился и обратил свое проклятие в благословение. Перед смертью Энкиду увидел еще один сон, в котором ему открылась сущность преисподней, места загробной жизни. Во сне, сказал Энкиду, его встретило создание, которое так изменило его, что его руки покрылись перьями, как у птицы. Его проводник привел его к дому мрака, из которого вошедший в него человек никогда не выходит, из которого нет дороги назад. Здесь все люди были как птицы и жили во мраке, а прах и грязь служили им пищей.

Рис. 33. Человек-скорпион

И вот Энкиду умер. Гильгамеш сильно горевал о своем друге и совершил для него все положенные последние обряды. И тогда на Гильгамеша снизошло понимание того, что он тоже должен будет в конце жизни умереть, как и Энкиду. Как и каждый человек, впервые осознающий эту истину, Гильгамеш не мог принять ее и стал искать средство избежать человеческой участи. В те времена еще жил самый первый предок – Утнапиштим, который избежал смерти, и к нему решил пойти Гильгамеш, чтобы узнать его секрет.

Гильгамеш пошел к горам Машу, которые, по мнению шумеров, кольцом опоясывали землю, и достиг одних из многих ворот на краю мира, предназначенных для восхода и захода солнца. Люди-скорпионы (рис. 33), поставленные охранять ворота, признали в нем полубога и позволили Гильгамешу пройти. В течение одиннадцати часов он шел в сплошной темноте, а затем, наконец, занялась заря. Еще через два часа он вышел на дневной солнечный свет и оказался в саду, в котором на деревьях висели драгоценные камни. Здесь он встретил дружески расположенного к нему бога Солнца, который предупредил его, что его поиски будут бесполезными. Но Гильгамеш пошел дальше и некоторое время спустя пришел к женщине по имени Сидури, которая содержала постоялый двор на краю морской пучины. Она тепло приняла его, но предупредила, что никто, кроме бога Солнца, не может пересечь это море. Тем не менее, у Утнапиштима был паромщик Уршанаби, который находился в то время поблизости, в лесу, и с его помощью Гильгамеш мог пересечь пучину. Гильгамеш встретился с Уршанаби, который научил Гильгамеша, что надо делать. Нужно было плыть через море при помощи шеста, но его воды были водами смерти, так что ни одна их капля не должна была коснуться Гильгамеша. Поэтому Гильгамешу было велено срубить 120 деревьев и сделать из них шесты. Гильгамеш и Уршанаби сели в лодку, и, когда они достигли опасного места, Уршанаби приказал Гильгамешу отталкиваться шестом, используя каждый шест только один раз, чтобы избежать соприкосновения с водами смерти. Когда был использован последний шест, лодка достигла безопасных вод и предстала перед глазами Утнапиштима, который с удивлением смотрел на нежданного гостя. По приезде Гильгамеш рассказал о себе и о своем желании избежать смерти. В ответ Утнапиштим указал ему на скоротечность человеческой жизни и общественных институтов, но Гильгамеш сказал:

 
Гляжу на тебя я, Утнапиштим,
Не чуден ты ростом – таков, как и я, ты,
И сам ты не чуден – таков, как и я, ты.
…………………………………………
Скажи, как ты, выжив, в собранье богов
Был принят и жизнь обрел в ней?
 

И тогда Утнапиштим рассказал Гильгамешу историю о Всемирном потопе, в результате которого ему была дарована вечная жизнь. До этого он жил в городе Шуриппаке на реке Евфрат. Боги решили позволить Энлилю уничтожить человечество посредством великого наводнения, но бог Эа открыл этот секрет Утнапиштиму, прошептав его тростниковой хижине, в которой спал герой, и научил его, как сделать корабль. Утнапиштим построил корабль, снабдил его провизией и заполнил его не только экземплярами всех живых существ, как в библейской истории о Ное, но и ремесленниками: шумеры понимали, что без ремесленников цивилизация будет невозможна. Наконец разверзлись небеса, и открылись подземные водные каналы, и случилась великая буря, и вся земля и все, что было на земле, погрузилось в воду и утонуло. Даже боги устрашились и перебрались на самое высокое небо. Когда опустошение закончилось, шторм утих, и днище корабля село на гору. Утнапиштим, как и Ной, послал птиц искать твердую землю и, наконец, узнал, что вода спала достаточно, чтобы он мог выпустить на волю свой живой груз и покинуть корабль. Он сам совершил жертвоприношение на горе, и голодные боги, которые уже забыли, как пахнет дымок жертвоприношений, с тех пор как началось наводнение, пришли и столпились вокруг. Энлиль рассердился оттого, что его план всеобщего уничтожения людей не удался. Но богу Эа удалось успокоить разгневанного бога, указав ему, что существуют и другие способы управления людьми, помимо тотального уничтожения. Разве не существуют дикие звери, голод и болезни, чтобы контролировать численность населения? Гнев богов не должен быть неразборчивым, а должен иметь нравственную основу:

 
На совершившего грех возложи ты,
На виноватого вину возложи ты.
 

Энлилю эти доводы показались разумными; он ушел на корабль и позвал к себе Утнапиштима и его жену. И тогда, как описал это Утнапиштим,

 
К нашим лбам прикоснулся, встал между нами,
благословил нас:
«Доселе Утнапиштим был человеком.
Отныне ж Утнапиштим нам, богам, подобен,
Пусть живет Утнапиштим при устье рек, в отдаленье».
Увели меня вдаль, при устье рек поселили.
 

Утнапиштим стал говорить о том, что никто не сделает этого для Гильгамеша, и бросил ему вызов: пусть он покажет, что может победить свою человеческую слабость хотя бы в таком незначительном деле, как умение побороть сон в течение шести дней и семи ночей. Но, усевшись после своих скитаний, Гильгамеш, усталый, провалился в тяжелый сон. Утнапиштим понял, что Гильгамеш скажет, что это была всего лишь краткая дрема, и поэтому наказал своей жене каждый день печь хлеб и класть его рядом со спящим героем. Так она и сделала, и, когда Гильгамеш проснулся и начал извиняться за свой, как он полагал, короткий сон, Утнапиштим указал ему на горы хлеба. Хлеб лежал на земле и был различной степени свежести, от буханок, еще пекущихся на углях, до хлеба, который уже начал покрываться плесенью, и до высохших корок недельной давности. Гильгамеш был вынужден признать поражение и принять свой жребий смертного человека. Утнапиштим велел перевозчику Уршанаби помыть Гильгамеша и дать ему новую одежду, а затем отвезти его назад в Урук. Но как раз когда скиталец собрался уезжать, жена Утнапиштима уговорила своего мужа не отпускать его домой с пустыми руками, после чего Утнапиштим открыл ему секрет волшебного растения с колючками, которое называлось «старик становится молодым» и росло на дне морском. Это растение дало бы Гильгамешу вечную молодость. Подобно ловцам жемчуга, Гильгамеш привязал к себе тяжелые камни, которые потащили его на дно вод. Там он нашел это растение и, обрезав веревки с камнями, которые удерживали его внизу, выплыл на берег, где и продолжил свое путешествие по суше, по-прежнему сопровождаемый Уршанаби. Но даже получив волшебное растение, Гильгамеш чувствовал разочарование. По дороге домой герой остановился, чтобы искупаться в водоеме с прохладной водой, и в его отсутствие приползла змея и украла растение. Гильгамеш стал горько сетовать на то, что ему не удалось изменить свой человеческий жребий, несущий ему старость и смерть, и возвратился вместе с Уршанаби в Урук с пустыми руками. Но если Гильгамеш и потерял возможность избежать своей человеческой судьбы, то он все еще мог радоваться при виде человеческих достижений. И в конце мы видим, что он показывает Уршанаби великолепие Урука, крупного центра древней шумерской цивилизации.

Среди других хорошо сохранившихся эпических поэм на аккадском языке, дошедших до наших дней, – «Поэма об Адапе» и «Поэма об Этане». Адапа был рыбаком на службе у бога Эа, бога воды, который также был богом мудрости и покровителем города Эриду. Некоторые ученые пытались – не очень убедительно – соотнести имя «Адапа» с библейским именем «Адам». Однажды Адапа рыбачил на лодке, когда южный ветер заставил лодку перевернуться. В отместку Адапа при помощи магического заклинания, которому он, без сомнения, научился на службе у бога Эа, сломал крыло южному ветру, и тот больше не мог дуть. Спустя неделю главный бог Ану заметил отсутствие южного ветра и стал расспрашивать. Узнав все, он приказал Адапе явиться к нему на небо. Но бог Эа принял меры к тому, чтобы Адапа не ушел без его совета и тайных знаний. Адапа должен был облачиться в траур, а когда его начали бы спрашивать об этом стражи небесных ворот, он должен был ответить, что он горюет о двух богах, которые исчезли с земли. Так как эти двое стражей небесных ворот и были этими богами, то Адапа тут же завоюет их расположение. Более того, Ану станет предлагать Адапе хлеб и воду, которые будут хлебом и водой смерти; и их Адапа не должен есть ни в коем случае.

Первая часть плана Ану прошла успешно. Адапа объяснил, что так как южный ветер перевернул его лодку без предупреждения, то у него есть серьезная причина для недовольства. Два бога-привратника, которым польстило уважительное отношение Адапы к их памяти, также замолвили слово за Адапу, и Ану сдался. Решив даровать Адапе бессмертие, он предложил ему не хлеб и воду смерти, как предполагал Эа, а хлеб и воду жизни. Не зная об истинной природе угощения, предложенного богом Ану, и помня совет Эа, Адапа отказался есть и пить. Ану, поняв, что было на уме у Адапы, посмеялся над ним и рассказал ему, что своим отказом тот потерял шанс стать бессмертным, а затем отослал его назад на землю.

Другая поэма, упомянутая нами – «Поэма об Этане», – связана с пониманием древними шумерами необходимости передачи царского сана по наследству, которая является одной из ценностей цивилизации. Чтобы обеспечить людям безопасную жизнь, боги послали им с небес царский сан и возложили его на праведного Этану. Но у Этаны не было наследника, хоть он и совершал ежедневные жертвоприношения богу Солнца Шамашу. Шамаш сделал так, что Этана подружился с орлом, на которого напала змея, и благодарный орел вознес Этану на небо в поисках растения зарождения жизни. В настоящее время мы не знаем, как закончилась поэма, но новое издание ее текста сейчас подготавливается Дж. В. Кинньер Уилсоном из Кембриджского университета, который нашел некоторые, очень важные, новые ее части.

Рис. 34. Этана верхом на орле

В этой главе есть возможность лишь мимоходом упомянуть другие поэмы и мифы, известные нам более или менее полностью в аккадской или шумерской версиях. Например, есть много отрывков мифов о создании мира. Другой небольшой необычный миф объясняет происхождение зубной боли: она возникла благодаря червяку, который во время создания мира не захотел питаться фруктами и попросил богов позволить ему сосать десны у корней зубов. Другой миф, известный по имени своего героя как «Атрахасис», является отчасти повторением истории о Потопе. В «Мифе о Зу» рассказывается о попытке второстепенного бога птиц по имени Зу (или, возможно, Анзу) добраться до вершины божественного пантеона посредством кражи символа власти, который назывался Таблички Судьбы: сначала у Зу (или Анзу) все получилось, но потом за ним погнался другой бог и победил его. Миф, известный как «Миф об Эрре», имеет особое отношение к Вавилону, и декламация этого мифа служила, согласно поверьям, тому, чтобы оградить город от эпидемий. Существуют также интересные поэмы, рассказывающие о традициях династии Аккаде, включая ту, в которой говорится о рождении и воспитании самого Саргона из Аккаде.

Чисто шумерские мифы, хоть и очень интересны сами по себе, лежат за рамками этой книги. Интересующийся читатель найдет наиболее читабельное и авторитетное их изложение в книге С.Н. Крамера «История начинается в Шумере».

Род литературы, совершенно отличающейся от той, которую мы сейчас обсуждали, нам известна как литература мудрости. Эта категория литературы знакома большинству читателей, так как ее образцы можно найти в Библии, в Книге притчей Соломоновых, Книге Иова и Книге Экклезиаста. Литература мудрых мыслей имела широкий диапазон: от житейских пословиц и поговорок, которые передавались из уст в уста среди крестьян, до замысловатых дискуссий на темы, которые мы назвали бы философскими или богословскими проблемами. На обсуждение выносились вопросы такого рода: какова цель человеческой жизни и почему человеку даются на первый взгляд незаслуженные страдания? На эти темы было написано три основных произведения на аккадском языке, а на шумерском таких сочинений пока не обнаружено. Самым поразительным произведением этого жанра была поэма, названная на аккадском языке «Ludlul bel nemeqi» («Я воздам хвалу Богу Мудрости»), которую часто называют «Поэмой о праведном страдальце». Ее основная тема та же, что и в Книге Иова, то есть в ней речь идет о человеке, которого не по его вине покинули боги, и он попал во власть злых сил.

Упомянутые пословицы иногда имеют не очень ясный смысл и (как и наши пословицы) часто трудны для понимания, если неизвестно, как именно они употреблялись. Тем не менее, некоторые из них понятны сами по себе, например, такие:

 
Не ешь жирного, и у тебя не будет кровавого поноса.
 
 
Скорпион ужалил человека. Что он получил <за это>?
Доносчик стал причиной смерти человека.
Какая ему была от этого польза?
 
 
Говорят, что она беременна, не переспав с мужчиной;
Не от еды она так потолстела!
 
 
Если мне суждено умереть, дайте мне проесть
<мои сбережения>;
Если мне суждено жить, я буду копить <деньги>.
 

Одним из самых интересных произведений аккадской литературы является произведение, совершенно отличающееся от всех уже упомянутых. Фактически это юмористическое сочинение. Оно было не так давно найдено при раскопках и пока является уникальным литературным произведением в своем роде, написанным клинописью.

В нем рассказывается о «бедном и скромном» человеке по имени Гимиль-Нинурта, который жил в городе Ниппуре. У него не было ни золота, ни серебра, и его лицо было сморщенным от нехватки еды и питья. В конце концов он решил продать свою одежду и купить козу. Он мог бы сам съесть эту козу, но пировать одному было серьезным нарушением общепринятых правил, да к тому же у него не было пива, которого ждали бы гости к угощению. Обдумав все, он пришел к выводу, что лучше всего будет подарить козу правителю города, памятуя, без сомнения, о том, что, завоевав расположение градоначальника, он во много раз больше выгадает, так как получит ответный подарок. Но все вышло совсем не так. Правитель города оставил у себя козу, но затем впал в ярость, обвинив Гимиль-Нинурту в попытке подкупа, и велел выставить его за дверь. Гимиль-Нинурта, понятное дело, был раздосадован и через привратника передал правителю, что тот заплатит ему за это оскорбление трижды. Но это показалось пустой угрозой, и, как говорится в тексте, «когда правитель города услышал это, он смеялся целый день».

Гимиль-Нинурта пошел прямо к царю, поцеловал землю перед ним и изложил свою просьбу. Он попросил царя одолжить ему на один-единственный день колесницу, в обмен на что он даст ему мину золота. Царь согласился, и Гимиль-Нинурте дали колесницу и платье, как будто он был знатным господином. Затем Гимиль-Нинурта отправился назад к дому правителя Ниппура, прихватив с собой пустой сундук для казны. Правитель вышел из дому поприветствовать мнимого царского посланца, который заявил, что везет золото в храм для царя. Среди ночи Гимиль-Нинурта встал, открыл свой сундук и поднял крик, что его ограбили. Он так яростно наседал на правителя города, что последний, в конце концов, дал ему две мины золота в уплату за то, что якобы было украдено в стенах его дома. Когда Гимиль-Нинурта уезжал в своей колеснице, он сказал привратнику: «Скажи своему господину: «Я отомстил тебе один раз».