Текст книги "Ученик"

– Сказала бы, что я псих. Заявила бы на меня в полицию и возненавидела. – Себастиан ненадолго умолк. – Я это знаю, но… думаю только о ней… все время, по кругу, по кругу…

Голос немного изменил Себастиану, и конец предложения прозвучал почти шепотом. Он ненавидел внезапно лишаться сил, позволять чувствам брать верх и мучительно понижать голос до толики былой мощи.

– Это нечто совершенно новое. Я привык к контролю, – с трудом прошептал он.

– Неужели? Значит, ты считаешь, что вплоть до того, как ты узнал, что она твоя дочь, ты держал все под контролем? Твой гениальный план заключался в том, чтобы полностью, на сто процентов изгадить свою жизнь? В таком случае поздравляю, тебе это действительно удалось.

– Просто чудо, что тебя еще не лишили лицензии, – чуть более уверенно ответил Себастиан, посмотрев на своего терапевта пустым взглядом.

Стефан наклонился вперед. Больше всего ему в Себастиане как в пациенте нравилось то, что можно было, отбросив деликатность, бить наотмашь.

– Ты же не хочешь, чтобы я потакал тебе. Всю твою жизнь люди потворствовали тебе. А я не буду. Ты потерял во время цунами семью и с тех пор утратил контроль. Полностью.

– Поэтому-то я и нуждаюсь в ней.

– А Ванья в тебе нуждается?

– Нет.

– У нее ведь уже есть отец?

– Да.

– Кто выиграет в сложившейся ситуации от того, что ты расскажешь?

Себастиан молчал. Он знал ответ. Просто не хотел произносить его вслух. Но Стефан не выпрямлялся, не спускал с него требовательного взгляда. И ответил за него.

– Никто. Ни ты, ни она, ни кто-нибудь другой.

Стефан откинулся на спинку кресла. Взгляд дружелюбнее. Доверительнее.

– Не рассказывай ей, Себастиан. – Голос теплее. Более сочувственный. – Прежде чем пытаться стать частью чьей-то чужой жизни, тебе необходимо обрести собственную. Перестань преследовать ее и посвяти время тому, чтобы встать на ноги. Одержимость ни к чему хорошему не приведет. Лучше создавай собственную жизнь. А когда создашь, мы сможем обсудить следующий шаг.

Себастиан кивнул. Стефан прав. Разумеется.

Разделить с кем-то жизнь можно, только имея собственную.

Тоскливо умный Стефан в своем тоскливо мягком кабинете прав. Это раздражало Себастиана. Полагать, что Тролле станет решением, возможно, было ошибкой, но это было легко. Легче, чем создавать собственную жизнь. Во всяком случае, приятнее для размышлений.

– У меня есть группа, – прервал его мысли Стефан. – Мы встречаемся и беседуем дважды в неделю. Сегодня вечером и завтра. Я считаю, тебе следует присоединиться.

Себастиан впервые посмотрел на Стефана с удивлением. Как ему такое могло прийти в голову?

– Я? В группе?

– Там собираются люди, которые по разным причинам, похоже, не знают, как им дальше жить. Звучит знакомо?

В глубине души Себастиан обрадовался тому, что Стефан предложил ему нечто столь банальное, как групповая терапия. Это чуть-чуть отвлекло его от черных мыслей и добавило ему слегка освобождающего примитивного раздражения.

– Звучит невероятно знакомо и невероятно скучно. – К своей радости, он обнаружил, что вновь обрел голос. – И ты, должно быть, невероятно глуп, если думаешь, что я стану в чем-нибудь подобном участвовать.

– Я хочу, чтобы ты пришел.

– Нет.

Себастиан встал, чтобы подчеркнуть, что сеанс окончен, и он не намерен продолжать дискуссию.

– Я настаиваю на том, чтобы ты пришел.

– Да, но я по-прежнему говорю «нет».

Себастиан направился к двери. Раздражение казалось прекрасным. Оно давало ему горючее. Неужели Стефан действительно думал, что увидит Себастиана Бергмана в обливающейся слезами и соплями группе самопомощи?

Ни малейшего шанса.

Черт побери, ни малейшего шанса.

Себастиан закрыл за собой дверь. Энергия окрыляла его. Это его радовало. Может, он сегодня все-таки что-нибудь сделает.

Непривычное ощущение.

Себастиан сумел добраться до Фрескати[12]12
  Фрескати – район Стокгольма, где расположена бóльшая часть корпусов Стокгольмского университета.


[Закрыть] прежде, чем подпитывающее энергией раздражение исчезло. Ему хотелось показать Стефану, что он способен создать жизнь, но усталость стала брать верх.

Все началось, собственно говоря, дома, в квартире на улице Грев-Магнигатан, когда он несколькими днями раньше нашел аккуратный старый конспект трехчасовой лекции под названием «Начальные навыки составления психологического портрета преступника». Конспект лежал в самом низу кучи газет и других бумаг, в его рабочем кабинете – комнате, которой Себастиан никогда не пользовался, но которую в приступе безделья и скуки решил вдруг привести в порядок. Когда именно он писал этот текст, он не помнил, но точно до катастрофы, поскольку конспект был почти полностью свободен от удушающего цинизма, сопутствовавшего теперь всем его мыслям. С разгона Себастиан прочел текст дважды и преисполнился некоторой гордости. Когда-то он действительно умел писать.

Четко, компетентно и увлекательно.

Себастиан немного посидел за письменным столом с текстом в руках. Странное, почти сюрреалистическое ощущение – обнаружить лучшую версию самого себя. Через некоторое время он огляделся по сторонам, и повсюду вдруг обнаружились признаки лучшего Себастиана. Дипломы на стенках, книги, газетные вырезки, записи, которые он когда-то вел, и написанные им слова. Его рабочий кабинет был полон обломков другой жизни. Чтобы избежать воспоминаний, он отошел к окну. Посмотрел вниз, на улицу, в основном, чтобы обнулить впечатления, но остатки старой жизни присутствовали повсюду, и ему вспомнилось, как он обычно парковал внизу машину, напротив антикварного магазина. В те времена, когда у него была машина и было куда ездить.

После разговора со Стефаном он ощущал некоторую приподнятость, почти вдохновение. Поехал прямо домой и прошел в кабинет. Принялся перелистывать кипу бумаг в поисках договора, пытаясь найти имя. Кто-то же заказал ему когда-то трехчасовую лекцию. Постепенно он нашел две копии проекта договора с кафедрой криминологии, датированного 7 марта 2001 года и предполагавшего в общей сложности три лекции о навыках составления психологического портрета преступника. Себастиан попытался припомнить, почему так и не прочел лекцию. В 2001 году он пребывал на вершине. Сабина уже родилась, и они с Лили жили в Кёльне, значит, он, вероятно, посчитал, что у него есть более интересные занятия. Наплевал на это. Договоры подписаны не были, но у второй стороны имелось имя – преподаватель университета Вероника Форс. Это имя ему ничего не говорило. Ответственная за курс. Он позвонил на кафедру и спросил ее – на авось. Договор она послала много лет назад, но, как оказалось, по-прежнему работала, коммутатор незамедлительно переключил его дальше, однако мужество изменило ему, и он положил трубку, прежде чем женщина, чье имя значилось на договоре, успела ответить. Он снова уселся на стол со своим текстом в руках. Во всяком случае, она на месте.

Он стоял в нескольких сотнях метров от здания, где размещалась кафедра криминологии, которое какой-то провидец окрестил корпусом С[13]13
  Получается игра слов, поскольку «С» может означать третий номер, а кроме того, по-английски с этой буквы начинается слово «криминология». Кафедра в этом здании была создана позже его постройки – отсюда «провидец».


[Закрыть]. Вероятно потому, что здание стояло третьим в ряду. В точности как лекция Себастиана, представлявшая собой начальные навыки составления психологического портрета преступника, называлась «Начальные навыки составления психологического портрета преступника». Фантазией университетский мир не отличался. Себастиан смотрел на высокие дома мертвенно-голубого цвета, больше напоминавшие район, построенный в шестидесятых годах в соответствии с программой охраны окружающей среды, нежели столичный храм науки, и чувствовал, как его охватывает сомнение. Неужели он действительно думает, что это что-нибудь изменит? По большому счету? Он проклинал свои сомнения. Пытался бороться с ними. Надо разыскать Веронику Форс. Начать отсюда.

Мысль была простой. Для начала быстро прочесть несколько лекций в качестве приглашенного специалиста. Будни слегка подхлестнут его, направят в другом направлении – прочь от женщин по ночам, а главное, прочь от Ваньи в дневное время. Прочь от ощущения непричастности. Прочь от того, что заставило его позвонить Тролле.

Однако первые сомнения появились, уже когда такси заехало на парковку. Сильнее всего по нему ударило ощущение, что ничего не изменилось. Место осталось тем же. Другим стал он. Может ли из этого что-нибудь выйти? Он попытался отогнать эту мысль, направившись в сторону корпуса С самым решительным шагом, будто надеялся преодолеть сомнение с помощью чисто мускульной силы.

Чуть поодаль шли несколько девушек – студентки, судя по возрасту и книгам у них в руках. Одна из них напомнила ему светлыми волосами Ванью, пожалуй, помоложе, но ненамного. Он присмотрелся к девушке. Ведь здесь, перед корпусом С он стоит ради Ваньи. Стефан прав. Необходима собственная жизнь для того, чтобы ему когда-нибудь удалось встретиться с ней по-настоящему и открыть, кто он. Возможно, тогда она его признает. Едва ли полюбит. Но хотя бы признает.

Ему необходима жизнь. Поэтому он здесь.

Он почувствовал, как энергия возвращается.

Вошел в корпус С.

Вернулся в мир, в котором не бывал в течение многих, многих лет.

Ему повезло. Вероника Форс оказалась свободна и смогла сразу принять Себастиана. Женщина из канцелярии провела его по длинному коридору к маленькому аккуратному офисному помещению с письменным столом и двумя светлыми стульями. На двери значилось: Вероника Форс. Когда он вошел, на лице женщины за письменным столом отразилось удивление. Он приветственно улыбнулся и без приглашения уселся на стул напротив нее.

– Здравствуйте, меня зовут Себастиан Бергман.

– Я знаю, – кратко ответила женщина, даже не улыбнувшись.

Она отложила папку, с которой работала, и посмотрела на него. Он не мог определить, испытала ли она при виде него только удивление или раздражение тоже. Но что-то в ее взгляде присутствовало.

– Вы Вероника Форс?

– Да, – по-прежнему кратко ответила она.

– Я по поводу лекции, которую мы планировали некоторое время назад. – Себастиан достал из внутреннего кармана найденные договоры и положил перед ней. – Речь шла об обстоятельном введении в составление психологического портрета преступника.

Вероника взяла договор и бегло просмотрела его.

– Но это, должно быть, было десять лет назад.

– Около того, – честно ответил Себастиан. – Я подумал, что вы, возможно, еще заинтересованы. Материал ведь по-прежнему актуален.

Он снова улыбнулся, насколько мог мягко, чувствуя, что нужно немного позаискивать. Похоже, начав с минуса, он пока не сумел приобрести никаких очков.

– Вы шутите? – Вероника сняла очки для чтения и посмотрела на него.

– Нет, шучу я значительно веселее. Даже могу быть по-настоящему остроумным.

Он опять улыбнулся, а она нет. Что-то в ее глазах казалось ему знакомым.

– Назовите мне хоть одну причину, по которой я вообще должна это с вами обсуждать. Научной работой вы хотя бы продолжаете заниматься? Вы просто пропали с лица Земли, а теперь появляетесь и хотите, чтобы мы заключили с вами договор десятилетней давности.

Себастиан быстро решил прекратить улыбаться. Эта тактика явно не возымела никакого воздействия на женщину, которая смотрела на него уже враждебно. Он чувствовал, что она начинает его раздражать. Этого, вероятно, показывать не следовало, если он хочет добиться результата, но ведь он пришел с простым и хорошим предложением, и она сама когда-то заказывала его услуги. Хотела их получить. Хотела заполучить его. Из-за его опыта и глубоких знаний, которыми он по-прежнему обладает. Немного уважения к себе он все-таки может потребовать.

– Я по-прежнему лучший специалист Швеции по психологическим портретам. Уверяю вас, вы не разочаруетесь, несмотря на то что в последнее время я, возможно, и не проявлял себя особенно активно в университетском мире.

– А где же вы себя активно проявляли? Вы хоть что-нибудь опубликовали после девяностых годов? Вы работаете? Вы чем-нибудь занимаетесь?

– Ладно, если вы сомневаетесь в моих способностях, я готов прочитать одну лекцию бесплатно. Тогда вы увидите мои возможности. В виде, так сказать, одноразового дельца.

– Да, тебе ведь это привычно – одноразовые делишки?

Себастиан содрогнулся от ее тона. Ставшего внезапно интимным. Злобным. Возможно, уязвленным. Он смотрел на нее, но по-прежнему не узнавал. Даже глаза, показавшиеся ему секунду назад знакомыми, не давали никаких подсказок. Может, она пополнела? Или похудела? Подстригла волосы? Он не знал. Его мозг работал изо всех сил. Что-то в ней… В ее озлобленном, чуть высоком голосе. Внезапно у него возникло слабое воспоминание. Слишком смутное для того, чтобы толком уловить, однако, хотя он и не помнил ее, но был уверен, что видел ее обнаженной. На лестнице в Бандхагене[14]14
  Бандхаген – район в пригороде Стокгольма.


[Закрыть]. Слабое застывшее воспоминание о мгновении из давнего прошлого. Обнаженная женщина, которая сердито кричит на него на лестнице. Уж не послал ли он ее ко всем чертям? Или она его?

Неужели дело могло обстоять настолько плохо?

Вероника Форс разорвала у него перед носом договор и показала ему фигу.

Значит, настолько плохо.

К сожалению.

* * *

– Угадайте, кто стал новым начальником в «Лёвхаге»?

Ванья поудобнее уселась в кресле и окинула взглядом троих коллег, собравшихся за столом в Комнате. Билли мысленно улыбнулся. Она действительно никак не может успокоиться. В машине по дороге обратно в Стокгольм она несколько раз возвращалась к тому, что они опять столкнулись с Тумасом Харальдссоном. В качестве начальника учреждения. Как такое возможно? О чем они там думали? Объяснить его назначение она могла только взятками, полным сдвигом по фазе или сознательным желанием загубить «Лёвхагу».

Билли в основном помалкивал. Харальдссон его особенно не раздражал, и он считал, что снова встретиться с ним было довольно приятно. Конечно, он не семи пядей во лбу, но в этом упорно борющемся парне из Вестероса есть что-то симпатичное и немного вызывающее жалость. Амбиций ему не занимать, и при правильной поддержке он, возможно, прекрасно справится с новой работой. Билли на это надеялся. Молча. Он был почти уверен в том, что, кроме него, в этой комнате подобных надежд не питает никто. Он посмотрел на Урсулу и Торкеля, которые лишь слегка покачали головами в ответ на вводный вопрос Ваньи.

– Я даже не знал, что у них новый начальник, – сказал Торкель, отпивая глоток из четвертой за день чашки крепкого кофе.

– Тумас Харальдссон, – произнесла Ванья, глядя на коллег чуть ли не с предвкушением, ожидая реакции.

И она последовала.

– Тот Харальдссон? Из Вестероса? – На лице Урсулы читался вопрос, будто она думала, что ослышалась. Ванья кивнула. – Как, черт возьми, он туда попал? – продолжила Урсула.

– Не знаю. Это загадка.

– Как он? – тихим голосом поинтересовался Торкель.

Ванья отметила, что он не кажется удивленным или возмущенным. Скорее, озадаченным.

– Похоже, ему там очень нравится.

– Я имел в виду его плечо.

– Он сказал, что оно по-прежнему немного напоминает о себе, но в остальном вроде все нормально, – вставил Билли.

– Замечательно.

Все-таки Тумаса Харальдссона ранили, пока он находился под началом Торкеля, и того немного мучила совесть, поскольку он так и не позвонил Керстин Хансер и в полицию Вестероса, чтобы справиться о нем. Много раз собирался, но все как-то не складывалось.

– Что же он сказал о Хинде? – продолжил Торкель, направляя совещание на тему, ради которой они, собственно, собрались.

– Он сидит, где сидел, и ведет себя как обычно, если персоналу «Лёвхаги» можно доверять.

– Вы с ним встретились?

– Мы оставили ходатайство о посещении. Встречаться с ним без предварительного одобрения явно никому не разрешается.

– Сколько же потребуется времени?

– От трех до пяти дней.

– Я посмотрю, не смогу ли это ускорить.

Ванья благодарно кивнула ему. Кто-то копирует Эдварда Хинде, который тем самым оказался частью их расследования. Ей хотелось встретиться с ним хотя бы для того, чтобы иметь возможность его исключить. До тех пор, пока ей это не удастся, он будет болтаться обособленной ниточкой, а обособленные ниточки Ванья ненавидела. Все концы расследования необходимо по возможности связывать в единый клубок. Отбрасывать что-либо в сторону только потому, что его принадлежность к делу кажется неправдоподобной, она не могла.

Тогда возникало ощущение, будто она не выполняет свою работу, не прилагает максимум усилий. К такому подходу ее приучили дома. С молодых ногтей. Впервые отец сказал ей о нем, когда она волновалась по поводу того, как справится со своим первым школьным днем. Быть лучшим необязательно, но всегда надо прилагать максимум усилий. Больше этого все равно не сделаешь, но делать меньше глупо. Двадцать пять лет спустя она по-прежнему следовала этим словам.

– Что-нибудь еще из «Лёвхаги»? – поинтересовался Торкель.

Ванья повернулась к Билли, который достал из папки несколько экземпляров скрепленных листов А4 и разложил их по столу. Остальные наклонились и взяли каждый по экземпляру.

– Я проверил, какие веб-страницы Хинде посещал в последние три месяца. Ничего особенного. Много ежедневных газет, шведских и иностранных, следит за кое-какими блогами, можете там посмотреть, за какими именно. – Билли кивнул на розданные листы. – Еще он довольно часто посещает разные форумы, в основном такие, где обсуждаются философия, психология и другие гуманитарные науки.

Урсула оторвала взгляд от распечатки.

– Он может участвовать в дискуссии?

– Нет, только читать. Общаться с внешним миром он может исключительно через письма. За последние полгода он получил три. Два из них от разных женщин, которые хотят с ним встретиться, интересуются, как им следует действовать, чтобы добиться посещения, и просят его разыскать их, когда или если он выйдет на свободу.

– Психопатки, – вставила Ванья и увидела, как Торкель с Урсулой сразу согласно закивали.

– Третье письмо, возможно, представляет интерес. – Билли перелистнул страницу в своей распечатке. Остальные последовали его примеру. – Оно от некого Карла Вальстрёма из Стокгольма. Он пишет, что следил за действиями Хинде с большим интересом и очень хотел бы встретиться с ним лично, чтобы, я цитирую: «Ближе познакомиться с процессом принятия решений, приведших к тому, что четыре женщины лишились жизни». Он пишет выпускную работу по практической философии, но, как мне кажется, Хинде произвел на него довольно сильное впечатление.

– Они виделись? – спросила Урсула.

– Нет, по сведениям «Лёвхаги», Хинде ему даже не ответил.

– Все-таки проверь его после совещания, – сказал Торкель, – это хоть что-то. – Торкель снова положил на стол бумаги, которые читал, и сдвинул очки на лоб. – Опрос соседей ничего не дал. Друзья и родители ничего не слышали о том, чтобы Гранлунды чувствовали, что за ними наблюдают или что им что-то угрожает. Муж полностью вне подозрений. Он был в Германии. Или в воздухе на пути домой.

В Комнате воцарилось тягостное молчание. Они уже в третий раз слушали, как Торкель с незначительными вариациями докладывает о том, что на месте преступления никто ничего не заметил и никто из родственников не мог предложить даже намека на мотив.

– Тогда остаются технические доказательства? – обратился Торкель к Урсуле.

– Сперма и лобковые волосы. Снова. Я отправила образцы в Линчёпинг для анализа ДНК, но думаю, мы можем считать, что преступник тот же. Предварительный отчет о вскрытии говорит, что сонная артерия и трахея перерезаны, но ее задушили, прежде чем она истекла кровью. Снова. – Урсула замолчала и слегка развела руками. Она закончила.

Больше ничего.

Ничего нет.

Торкель откашлялся.

– Как все уже знают, никакой связи между этими тремя женщинами мы не обнаружили, значит, мы не имеем ни малейшего представления о том, кто станет его следующей жертвой.

Заключительные слова Торкеля были встречены мучительным молчанием. Никто не мог поставить сказанное им под сомнение. Казалось крайне малоправдоподобным, что преступник на этом остановится. Еще одной женщине предстоит лишиться жизни, а они ничего не могут сделать для того, чтобы помешать этому. Ванья отодвинула стул и встала.

– Мы проверим Вальстрёма.

Ванья и Билли справились о Карле Вальстрёме на кафедре философии, но узнали, что его там нет. В такое время года университет был почти пуст. Пробовали ли они ему звонить? Не пробовали и не собирались. Были ли они у него дома? Карл летом работает над выпускной работой. Им дали адрес, который у них уже имелся. Форскарбаккен. Третий этаж. Студенческое общежитие.

Из квартиры доносилась музыка. Нажимая на звонок, Ванья достала бумажник. Долгий звонок. Она не могла определить, здесь просто хорошая слышимость или же он включил музыку на очень высокую громкость.

Карл Вальстрём открыл дверь с чашкой чая в руке и вопросительно посмотрел на стоявших на лестнице гостей. «Высокая громкость», – отметила Ванья, пока они с Билли предъявляли свои полицейские удостоверения.

– Ванья Литнер и Билли Русэн, мы из полиции, можем ли мы с вами поговорить?

– О чем?

– Разрешите нам войти?

Карл отступил в сторону и впустил их. В квартире было жарко. Пахло свежим хлебом.

– Снимите, пожалуйста, обувь, я только что пропылесосил.

Протиснувшись мимо них в маленькой прихожей, Карл прошел в спальню, прямо к стоявшему на столе вместе с принтером компьютеру, и выключил музыку. Ванья и Билли разулись и зашли в квартиру. В одном углу гостиной маленькая кухня с угловым диваном, на стене телевизор, в другом углу – маленький письменный стол с учебной литературой и компьютерное кресло. Самое обычное жилище студента, если бы не висящие на стене над диваном две большие застекленные доски, похожие на музейные стенды. За каждым стеклом были наколоты на булавки ряды бабочек и мотыльков. Большие – по шесть, восемь штук, а маленькие – возможно, до пятнадцати или двадцати. Их яркие крылышки распростерлись в навечно застывшем взмахе. Мизерная часть из них была Ванье знакома, у двух она помнила название: павлиний глаз и лимонница. Про остальных она не знала даже, встречаются ли они в Швеции.

– Что вы хотели?

Карл прервал размышления Ваньи о бабочках. Выйдя из спальни, он закрыл за собой дверь. Скрестил руки на груди и смотрел на полицейских. Ванья бросила взгляд на Билли и увидела, что тот тоже рассматривает наколотых насекомых.

– Мы здесь в связи с письмом, которое вы несколько недель назад написали Эдварду Хинде, – сказала Ванья, усаживаясь на диван. Билли прислонился к стене, обращенной к кухне.

– Вот оно что… – Карл развернул компьютерное кресло перед письменным столом и опустился в него с вопросительным выражением лица.

– Зачем вы ему писали? – продолжила Ванья.

– Хотел вступить с ним в контакт.

– Для чего?

– Надеялся, что он согласится помочь мне с моими исследованиями.

– По практической философии?

– Да. Почему это интересует полицию?

Ванья не ответила. Чем меньше Карл будет знать о причине их визита, тем меньше сможет подстраивать ответы. Билли рассудил так же и сменил тему.

– Чем занимается специалист по практической философии? Я имею в виду, какую можно потом получить работу?

Карл развернул кресло на четверть оборота и посмотрел на Билли с намеком на улыбку в уголках рта.

– Зачем вам это? Надоело быть полицейским?

– Разве философия не теоретическая наука? – поинтересовался Билли, будто не услышав вопроса. – Чем занимается специалист по практической философии? Миссионерской деятельностью? Читает лекции в лектории?

– Зачем насмехаться, если вы в этом не разбираетесь?

– Извините, мне просто любопытно.

Карл бросил на него неодобрительный взгляд, явно показывающий, что извинение не принято. Ванья вмешалась, чтобы опять перевести разговор на нужную тему, прежде чем Карл решит, что вообще больше не желает с ними разговаривать.

– Мы прочитали письмо, которое вы написали Хинде.

Карл еще секунду задержал взгляд на Билли, а затем снова повернулся к Ванье.

– Я это понял.

– Складывается впечатление, что вы им восхищаетесь.

– Нет, восхищаюсь неверное слово. Он меня привлекает.

– Он убивал женщин. Вас это привлекает?

Карл наклонился вперед, явно больше заинтересовавшись разговором, чем с полминуты назад.

– Не сами поступки, а путь к ним кажется мне очень интересным. Решения, которые он принимал, как он все взвешивал. Я пытаюсь понять его.

– Зачем?

Карл немного помолчал, явно обдумывая ответ, словно собирался скорее отчитываться перед профессором, нежели что-то рассказывать полицейским.

– Его убийства были намеренными поступками. Спланированными и взвешенными. Он имел желание убить и исполнил свое желание. Мне хочется знать, где это желание возникло.

– Я могу вам сказать. В его больном мозгу.

Карл улыбнулся Ванье почти снисходительно.

– Для выпускной работы этого маловато. Кроме того, ваше рассуждение требует признать то, что некоторые желания могут быть «больными», а другие, более социально приемлемые, как, например, завести щенка, являются «здоровыми».

– Вы считаете, что убить четырех женщин – это здорóво?

– Сам поступок совершенно обоснованно является в нашем обществе неприемлемым, но мне крайне трудно говорить о желании его совершить в таких терминах, как «здоровый» и «больной». Мы установили правила, как нам следует себя вести. Убийство другого человека мы, разумеется, не принимаем. Но неужели мы действительно не можем принять желание его совершить?

Ванья вздохнула про себя. Разве необходимо все анализировать? Надо ли все крутить и вертеть, понимать и объяснять? Для нее ответ был прост. Если человек хочет убить другого, он болен. Если он это совершил, значит, он болен еще серьезнее. Или озлоблен.

– Вы получили от него ответ? – поинтересовался Билли, отчасти потому, что был больше не в силах слушать философскую лекцию, если это можно было считать философией, а отчасти, поскольку видел, что Ванья начинает злиться.

– К сожалению, нет.

– Вы пишете на каком-нибудь из этих форумов?

Билли протянул ему распечатку веб-страниц, на которые Хинде заходил в последние три месяца. Карл взял лист и стал его внимательно читать. Тут на кухне прозвенел звонок, и Карл, отложив распечатку, встал.

– У меня готов хлеб.

Он пошел на кухню, выключил духовку и открыл ее. Затем взял две прихватки и вытащил из горячей духовки противень. Увидев лежащие в продолговатых формах две золотистые буханки, Ванья почувствовала, что голодна. Они ждали, пока Карл потыкал хлеб, чтобы убедиться, что тот готов, взял одну из буханок и перевернул ее на решетку около мойки. Проделывая ту же процедуру со второй буханкой, он кратко спросил Ванью:

– Из какого вы отдела?

– Из комиссии по расследованию убийств Государственного полицейского управления.

Карл ненадолго оторвал внимание от хлеба.

– Он сбежал?

– Нет.

– Но кто-то умер, и вы заинтересовались Хинде?

Ванья бросила беглый взгляд на Билли. Либо Карл Вальстрём очень хорошо соображает и необычайно быстро объединил полученную минимальную информацию. Либо он знал, что кто-то копирует убийства Хинде. Ни единым мускулом лица не выдав своих мыслей, Ванья продолжила:

– Где вы были вчера между десятью и тремя часами дня?

– Здесь. Я занимался.

Карл накрыл хлеб чистым полотенцем, закрыл духовку и вернулся в маленькую гостиную.

– Вы занимались в одиночестве?

– Да.

– И в течение всего дня вас никто не видел.

– Да.

В маленькой комнате воцарилась тишина. Ванье больше ничего не требовалось, она уже решила всерьез заняться проверкой Карла Вальстрёма. Она встала с дивана.

– Вы согласились бы добровольно сдать анализ ДНК?

Карл Вальстрём даже не ответил. Он запрокинул голову и широко открыл рот. Ванья нашла в сумке ватную палочку и быстро провела ею за щеками и по языку сидевшего перед ней мужчины.

– А что насчет того списка? – поинтересовался Билли, пока Ванья укладывала палочку в пластиковую трубочку и закрывала крышку.

Карл обернулся, взял список и протянул его Билли.

– Один. Вот этот, – указал он на одно название, возвращая список.

Билли посмотрел на название. Оно мало что давало. Собственно, ничего. Даже если Хинде знал, что Карл появляется на этом форуме, общаться с ним он все равно не мог. Но все-таки точка соприкосновения. Уже кое-что. А кое-что это больше, чем имевшийся у них до сих пор ноль.

По пути в прихожую Ванья обернулась.

– Ваши насекомые?

– А с ними что?

– Откуда появляется желание втыкать булавки в мелких насекомых?

Карл снова улыбнулся ей, словно стремясь продемонстрировать снисходительность к ее неведению. Будто она – маленькая девочка, которая плохо соображает. Пообщавшись с Вальстрёмом всего десять минут, Ванья уже успела возненавидеть эту улыбку. Она слишком напоминала ей надменную усмешку Себастиана Бергмана.

– Это не желание, а интерес. Я лепидоптеролог.

– Полагаю, это означает собиратель бабочек.

– Специалист. Специалист по бабочкам.

– Как это делается? Вы накалываете их живьем?

– Нет, я сперва убиваю их этилацетатом.

– Значит, вас интересует процесс умерщвления?

Карл слегка склонил голову набок, будто Ванья только что сказала нечто чрезвычайно милое.

– А вы не хотите спросить еще, не страдаю ли я по ночам моченедержанием и не питаю ли страсть к поджогам?

Ванья не ответила. Она наклонилась рядом с Билли, чтобы надеть туфли, уклоняясь от встречи с надменным взглядом.

– Вы знаете, что полагать, будто серийные убийцы в молодости писаются, устраивают пожары и убивают животных, – это грубое упрощение?

– Похоже, вы неплохо осведомлены о серийных убийцах, – произнес Билли, выпрямляясь.

– Я пишу о них бакалаврскую работу. О них тоже.

– Как она называется? Ваша работа?

– Когда желания индивида вступают в конфликт с цивилизованным обществом.

Билли встретился взглядом с Карлом, и у него вдруг возникло ощущение, что тема далеко не чужда самому автору работы. Несмотря на жару, Билли почувствовал дрожь.

– Он омерзителен.

Ванья и Билли, выйдя из дома, шли по тротуару к машине, когда Билли облек в слова то, что вертелось у обоих на языке. Ванья кивнула, надела солнцезащитные очки и застегнула тонкую куртку.

– Омерзителен и выше тебя ростом.

– Да, я тоже об этом подумал, – отозвался Билли, отпирая машину, хотя до нее оставалось еще метров двадцать. – Установим за ним наблюдение?

– Он производит слишком уж расслабленное впечатление. Ведь если это он, то ему известно, что у нас есть технические доказательства.

– Может, ему хочется, чтобы его посадили?

– Чего ради?

– СМИ еще не связали убийства вместе. О нем не пишут, к нему не проявляют интереса. Если кайф, который он ловит от процесса убийства, постепенно ослабевает, ему может требоваться нечто большее. Арест и суд не только показали бы, что он совершил, но и привлекли бы к нему внимание. Сделали бы его заметной личностью.

Ванья остановилась посреди тротуара и посмотрела на Билли с изумлением. Не только потому, что она, пожалуй, еще не слышала, чтобы он так долго говорил без перерыва, а в основном поскольку не могла припомнить, чтобы он когда-либо проявлял такую осведомленность. Если речь, разумеется, не шла о технике и новомодных штучках. Но о серийных убийцах… Заметив, что Ванья остановилась, Билли обернулся к ней, и хотя ее глаз за солнцезащитными очками ему видно не было, он знал, что она удивлена.