Текст книги "Один неверный шаг"

– Велю привязать тебя к стулу и начну подпаливать зажигалкой твое мужское достоинство, – повторил Уин слова Фрэнка. – Неприятно, наверное, да?

Майрон кивнул.

– А ведь есть неженки, которые жалуются даже на легкое жжение при мочеиспускании.

– Это точно… Ну а теперь расскажи мне подробно об этом деле.

Майрон начал рассказывать. Уин в таких случаях не производил впечатления внимательного слушателя. Вот и сейчас он и не думал смотреть на Майрона, а вместо этого рыскал взглядом по улице, отыскивая в толпе хорошеньких девушек. Манхэттен в рабочее время просто заполнен девушками в строгих деловых костюмах, шелковых блузках и белых кроссовках «Рибок». Время от времени, но не часто, Уин улыбался кому-нибудь из них. Хотя в Нью-Йорке женщины на подобные улыбочки смотрят косо, Уин, как это ни удивительно, почти всегда получал в награду ответную улыбку.

Когда Майрон поведал ему о своем намерении поработать какое-то время в качестве телохранителя Брэнды Слотер, Уин неожиданно остановился, открыл рот и приятным, хорошо поставленным голосом пропел:

– И буду вечно любить тебя, м-о-я р-а-д-о-с-ть…

Майрон внимательно посмотрел на него. Уин же как ни в чем не бывало зашагал дальше. Впрочем, через минуту счел все-таки необходимым объяснить эту свою эскападу.

– Когда я пою это у себя дома, – сказал он, – то мне кажется, что где-то рядом Уитни Хьюстон.

– Понятно, – сказал Майрон. – Догадываюсь, на что ты намекаешь…

– Ладно, оставим это. Скажи лучше, почему Брэнда так заинтересовала Эйков?

– Представления не имею.

– Может, все дело в том, что ее хочет заманить под свою крышу «Тру-Про»?

– Сомневаюсь. Она еще не настолько раскручена для такого агентства.

Уин с минуту обдумывал его слова, потом согласно кивнул. Через некоторое время они свернули на Пятидесятую улицу и стали держаться к востоку.

– Этот молодой пижон Эф-Джей может представлять для нас проблему.

– Ты его знаешь?

– Немного. В этом парне все не так, как кажется. Папаша с младых ногтей нацеливал его на изучение права. Вроде хотел, чтобы он сделался адвокатом. Отправил сначала в Лоренсвилл, затем в Принстон, а под конец – в Гарвард. И чем все кончилось? Похоже, теперь Фрэнк хочет, чтобы сынуля занялся менеджментом в области спорта.

– Но?

– Но парню все это не нравится. Ему, видишь ли, скучно жить по правилам. Он сын Фрэнка Эйка и постоянно помнит об этом и, несмотря на воспитание и образование, стремится доказать всем и каждому, что не менее крут, чем его папаша. Знаешь, что я думаю относительно Эф-Джея? Если как следует покопаться в его детстве, то там наверняка обнаружатся пауки с оторванными ногами и мухи с оборванными крылышками.

Майрон покачал головой:

– А вот это действительно очень плохо.

Уин ничего на это не сказал, и они, не говоря ни слова, вошли в Лок-Хорн-билдинг на Сорок седьмой улице. Майрон вышел из лифта на двенадцатом этаже, Уин же остался в кабинке, поскольку его офис находился двумя этажами выше. Войдя в комнату и бросив взгляд на стол секретарши, за которым обычно располагалась Эсперанса, Майрон невольно попятился. Ибо на этот раз за столом восседала Верзила Синди.

Она была большой в полном смысле слова, и стандартный канцелярский стол казался чем-то вроде гладильной доски, которую она по какому-то странному недоразумению положила себе на колени. Да что там стол – сам офис был ей мал, а если смотреть на вещи шире – то и здание, где они находились. Ее макияж даже представитель группы «Кисс» наверняка назвал бы несколько вызывающим. Помимо всего прочего, волосы Синди были коротко острижены и выкрашены в нежно-зеленый, цвета весенних всходов, цвет, а безразмерная майка без рукавов открывала бицепсы размером с баскетбольный мяч.

Оценив достоинства молодой женщины, Майрон осторожно приблизился к ней и произнес:

– Здравствуй, Синди.

– Приветствую вас, мистер Болитар.

Рост Синди достигал шести футов шести дюймов, а вес приближался к тремстам фунтам. В свое время она подвизалась на вторых ролях в женской борцовской команде, где царила Эсперанса, иногда выходила с ней на ковер в качестве спарринг-партнерши и была известна в определенных кругах как Большая мама. Майрон никогда не слышал, чтобы она говорила как нормальный человек, поскольку преимущественно выражала свои мысли звуками, напоминавшими звериный рык. Но, по правде сказать, голос Синди обладал богатым диапазоном, а она сама – склонностью к пародии и выдумке, поэтому когда работала вышибалой в заведении «С кожей и без кожи» на Десятой улице, ее устрашающий рык для пущего эффекта сдабривался таким сильным немецким акцентом, что по сравнению с ним речь молодого Шварценеггера напоминала нежный лепет сестричек Габор.

Но сейчас Синди изо всех сил старалась уподобиться примерной сотруднице офиса, что нашло отражение даже в ее манере разговаривать.

– Эсперанса здесь? – спросил Майрон.

– Мисс Диас в кабинете мистера Болитара, – сказала Синди и одарила Майрона самой любезной улыбкой из своего арсенала, которая, впрочем, казалась ему более кошмарной, чем улыбка Фрэнка Эйка, обещавшего прижечь ему гениталии, и оскорбляла его чувство прекрасного.

Войдя в кабинет, Майрон обнаружил свою помощницу, оккупировавшую его кресло и самозабвенно трепавшуюся по телефону. На Эсперансе была ярко-желтая блузка, контрастировавшая с ее смуглой кожей. Подобное сочетание цветов напоминало отражение ярких ночных звезд на поверхности воды теплого залива Амальфи. Эсперанса подняла голову, увидела босса и, продемонстрировав ему указательный палец, из чего следовало, что разговор будет завершен ровно через минуту, снова стала разливаться соловьем. Майрон присел на стул, стоявший напротив его рабочего стола и предназначавшийся для гостей. В определенном смысле это был интересный опыт, позволявший увидеть то, что обычно видел заглянувший к нему по делу или личной надобности клиент или спонсор. Взгляд упал на висевшие за креслом музыкальные бродвейские афиши. Немного поразмыслив, Майрон решил, что эти картинки бесперспективны и даже вредны для его бизнеса. Сторонний наблюдатель мог подумать, что он повесил их на стену в память о неосуществившейся мечте стать музыкальным продюсером и занялся устройством судеб спортсменов исключительно от безысходности.

Повесив наконец трубку, Эсперанса сказала:

– Ты опоздал.

– Так уж вышло. Фрэнк Эйк изъявил желание встретиться со мной.

Она скрестила на груди руки.

– Ему что – не хватало четвертого для партии в маджонг?

– Ему хотелось узнать, что происходит с Брэндой Слотер.

Эсперанса кивнула в такт своим мыслям:

– Ну вот. Как я и думала, начались неприятности.

– Вероятно.

– Брось ее.

– Не могу.

Она скептически посмотрела на него.

– Да, татуировка у нее на заднице что надо…

– Скажи лучше, тебе удалось нарыть что-нибудь на Хораса Слотера?

Эсперанса взяла со стола лист бумаги.

– Итак, Хорас Слотер. Пункт первый. За прошедшую неделю его кредитные карточки нигде не засветились. У него один-единственный банковский счет в «Ньюарк фиделити». Я его проверила. Баланс: ноль долларов.

– Как, совсем ничего?

– Он снял с него все до последнего цента.

– Сколько конкретно?

– Одиннадцать тысяч. Наличными.

Майрон присвистнул и откинулся на спинку стула.

– Похоже, парень довольно тщательно спланировал свое исчезновение. Это вполне согласуется с тем, что мы видели у него на квартире.

– Эсперанса неопределенно хмыкнула.

– Я тебе еще кое-что интересное расскажу, – сказал Майрон. – В частности, о его жене Аните Слотер…

– Неужели они все еще состоят в браке?

– Этого я не знаю. Возможно, формально. Она сбежала от него двадцать лет назад и уж точно меньше всего думала тогда о разводе.

Эсперанса сосредоточенно нахмурилась.

– Двадцать лет назад, говоришь?

– Совершенно верно. И с тех пор никто ее не видел.

– Слушай, а что, собственно, мы пытаемся найти?

– Не что, а кого. Ее, милочку, и пытаемся.

– А ты знаешь, где она может сейчас находиться?

– Представления не имею. Как я уже говорил, ее никто не видел целых двадцать лет.

С минуту помолчав, Эсперанса сказала:

– Вполне возможно, она мертва.

– Я и это не сбрасываю со счетов.

– Правда, если она жива и никто ничего о ней не знает, то у нее, вероятно, давно уже другое имя. Или ее вообще нет в стране.

– Что ж, очень может быть.

– И за эти двадцать лет никаких записей, никаких свидетельств ее существования… В компьютере тоже наверняка ничего нет.

Майрон ухмыльнулся.

– По-моему, ты всегда ворчала, когда я давал тебе слишком легкие задания.

– По-моему, я всего лишь твоя секретарша. Так сказать, низшее офисное звено.

– Никогда не считал тебя низшим офисным звеном.

Она посмотрела на него в упор.

– Но ведь я не твой партнер, не так ли?

Эти слова Майрон оставил без комментария. Эсперанса же продолжала гнуть свою линию.

– Так что я всего лишь твоя секретарша. Офисный планктон, не имеющий своего мнения, – произнесла она, почти дословно повторив то, что говорила раньше. Потом неожиданно спросила: – Но как бы то ни было, у нас есть время заниматься всей этой ерундой?

– Да мы ничем особенным пока не занимаемся. Просто проводим стандартную проверку. В надежде на то, что нам вдруг повезет.

– Отлично, – резко сказала она, словно захлопнув за собой дверь. – Но у нас, помимо проблем Брэнды Слотер, есть и другие дела, которые необходимо обсудить.

– Если есть, выкладывай.

– Контракт Мильнера. Похоже, его адвокаты не торопятся его возобновлять.

Они обсудили ситуацию с контрактом Мильнера, крутили ее так и эдак, даже разработали стратегию борьбы с адвокатами, в которой, впрочем, при ближайшем рассмотрении обнаружилось множество изъянов, и от нее пришлось отказаться. Пока они разговаривали, Майрона не оставляло впечатление, что он слышит визг пилы и стук молотка. Судя по всему, недалеко уже то время, когда Эсперанса потребует выделить ей отдельное помещение и закуток для секретарши.

Эсперанса будто прочитала его мысли. Выпрямившись и положив руки на бедра, она неожиданно стала гипнотизировать его взглядом.

– В чем дело?

– Насколько я понимаю, ты собираешься основательно заниматься делами Брэнды Слотер, а также ее родителей. Иными словами, будешь их искать.

– Ничего удивительного. Ее отец был моим старым другом…

– О Господи! Только не надо говорить: «Я перед ним в большом долгу»!

– Дело не только в этом. Намечается хороший бизнес.

– Как же, держи карман шире! Чтобы вести бизнес, надо сидеть в офисе и общаться с клиентами и спонсорами. Тебя же никогда нет на месте.

– Зато у меня есть сотовый.

Эсперанса покачала головой:

– Нет, так дальше продолжаться не может.

– Как «так»?

– Или ты подписываешь со мной контракт как с партнером, или я уматываю отсюда. Вот как.

– Прошу тебя, Эсперанса, не говори такие ужасные слова. По крайней мере сейчас.

– Опять начинаешь…

– Что?

– Выкручиваться.

– Я и не думал выкручиваться. Временные затруднения, конечно, имеются. Но у кого их нет? А до краха нашего предприятия еще далеко.

Она пронзила его взглядом, в котором жесткость сочеталась с жалостью.

– Я знаю, как ты ненавидишь какие-либо перемены…

– Ничего подобного…

– Но как бы то ни было, с сегодняшнего дня все пойдет по-другому. Так что привыкай.

Майрон хотел крикнуть: «Какого черта?!» Ведь все, в сущности, складывается нормально. Он даже отправил ее учиться на юридические курсы, чтобы со временем она стала более квалифицированной помощницей. Но партнером?.. Это у него в голове не укладывалось.

Майрон ткнул пальцем в стену.

– Собираюсь пристроить к своему офису кабинет, в котором ты будешь полноправной хозяйкой.

– А дальше что?

– То, что это будет наглядным свидетельством, с каким уважением я к тебе отношусь. Только не надо меня подгонять, ладно? Ты же знаешь, я привык двигаться вперед медленно, но верно. Так сказать, шаг за шагом.

– Необходимо действовать быстро и решительно – полумеры наше агентство не спасут. – Эсперанса покачала головой, вспоминая былое. – Если помнишь, я не касалась этого вопроса со дня инцидента с Мэрион. – Во время открытого чемпионата США по гольфу, когда Майрон разыскивал похищенную злоумышленниками девушку, Эсперанса впервые завела речь о партнерстве. Но после этого действительно хранила по этому поводу молчание. Ждала удобного момента, злорадно подумал Майрон.

Эсперанса расправила плечи и посмотрела на него в упор.

– Итак, я хочу быть твоим партнером. Пусть даже младшим, не полноправным. Так высоко я мыслями не возношусь. Но я должна быть ровней тебе – хотя бы до определенной степени. – С этими словами она направилась к двери. – Даю тебе на размышления неделю.

Майрон не знал, что и сказать. Как ни крути, а она считалась его лучшим другом. Более того, нравилась ему как человек, как личность. И что самое главное, он здорово в ней нуждался, ведь она была неотъемлемой частью агентства «МБ спортспред». И очень важной частью. Однако в этой жизни не все так просто, как хотелось бы.

Эсперанса открыла дверь и оперлась о притолоку.

– Наверное, собираешься ехать к этой своей Брэнде Слотер?

Он кивнул:

– Угу. Через несколько минут.

– Ну а я пока займусь поисками ее родственников. Позвони мне через пару часов. – С этими словам она удалилась, захлопнув за собой дверь.

Майрон обошел вокруг стола, плюхнулся в свое кресло и набрал номер Уина.

Уин взял трубку после первого гудка.

– Артикулируйте.

– У тебя есть планы на сегодняшний вечер?

– Разумеется.

– Стандартный вечер, который будут венчать занятия унизительным для обоих членов пары сексом?

– Унизительным для обоих членов пары сексом… – повторил Уин. – Кажется, я говорил тебе, чтобы ты поменьше листал журналы Джессики…

– Отменить встречу не можешь?

– Могу, – неожиданно сказал Уин, – но красавица, ожидающая ласк, будет очень разочарована.

– Ты знаешь, как ее зовут?

– Откуда? Я не могу так вот сразу придумать имя девушке, с которой мне предстоит переспать.

В смежном для нескольких офисов коридоре загрохотали молотки плотников. Возможно, там тоже решался вопрос о партнерстве.

Майрон поморщился и заткнул пальцем левое ухо.

– Можем встретиться в твоей конторе? Мне необходимо обсудить с тобой кое-какие вещи.

Уин не колебался ни секунды.

– Считай меня кирпичной стеной, предназначенной для словесной игры в сквош.

Майрон понял, что приятель согласился на его предложение.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Команда Брэнды Слотер «Нью-йоркские дельфины» тренировалась в спортивном зале Инглвудской школы высшей ступени в Нью-Джерси. Когда Майрон входил в зал, сердце на мгновение сжалось у него в груди. Все здесь было ему знакомо. Частый стук ударявшегося об пол мяча, шарканье кроссовок, отрывистые крики, а главное – царившая здесь атмосфера, напитанная духом соперничества и запахом молодых разгоряченных тел в крайней степени напряжения. Майрон привык к грандиозным спортивным сооружениям и большим спортивным аренам, но, всякий раз оказавшись в школьном спортивном зале, чувствовал, что открылся какой-то временной портал и он вновь перенесся в прошлое.

Поднявшись по скрипучей лестнице, он осторожно двинулся по узкому проходу между рядами скамеек для зрителей. Высокие технологии захватили мир, и их присутствие ощущалось даже в будничной бытовой жизни, но если бы вы в силу каких-либо причин обитали в школьном гимнастическом зале, то, очень может быть, никогда бы не узнали об этом. На стенах, как это было заведено лет сто назад, висели привычные эмблемы, лозунги и вымпелы, прославлявшие или поддерживавшие ту или иную команду. Глядя на эти символы, знающий человек сразу бы понял, какого рода спортивное событие здесь происходит, а также то, из какого города или штата приехали игроки. Лозунги и девизы, вышитые или напечатанные на тяжелом бархате или толстом сукне и являвшиеся собственностью школ или спортивных школьных клубов, передавались из поколения в поколение, так что даже фактура материала или стиль оформления не позволяли судить о том, какой нынче год на дворе. В углу сиротливо висел приколотый кнопкой список участников и запасных игроков какого-то матча. Электрические часы не работали. В коридоре шаркал метлой, подметая пол, престарелый уборщик, напоминавший сверху из зрительных рядов маститого профессионального хоккейного игрока, лениво гоняющего шайбу.

Майрон взобрался на трибуну в тот момент, когда атаковавшая Брэнда Слотер, сделав бросок, не попала в кольцо и ее лицо выражало самые естественные в подобный момент эмоции. Плетеная сетка корзины все еще слегка подрагивала от соприкосновения с мячом, который, впрочем, так в ней и не оказался. Девушка была одета в белую футболку без рукавов, под которой просвечивал черный топ, по ее лицу струился пот.

Тут Брэнда повернула голову, увидела Майрона и улыбнулась. Улыбка получилась неуверенной, как если бы девушка улыбалась юному любовнику в первое утро их совместного пробуждения, еще не до конца понимая, так ли все происходило ночью, как надо. Потом, справившись со смущением, она несколько раз постучала ладонью по мячу, ударяя его об пол, после чего неожиданно для Майрона отдала ему пас. Майрон автоматически принял его, профессионально нащупав предназначенные для удержания мяча канавки.

– Нам необходимо поговорить, – сказал он, спускаясь к девушке.

Брэнда кивнула и присела рядом с ним на лавочку. Темная кожа влажно поблескивала от пота, а сама спортсменка казалась немного запыхавшейся, то есть выглядела именно так, как должен выглядеть человек в подобных обстоятельствах. Майрону ее образ показался удивительно безыскусным, земным и реальным.

– Ваш отец перед исчезновением снял со своего счета все деньги, – сказал Майрон.

Безмятежное выражение, утвердившееся было у Брэнды на лице, мгновенно улетучилось. Сверкнув глазами и покачав головой, она сказала:

– Все это очень странно.

– Что именно? – осведомился Майрон.

Она протянула руку, забрала у Майрона мяч и с такой силой стиснула его в пальцах, как будто опасалась, что тот может улететь, как воздушный шарик.

– Все это слишком напоминает мою мать, – сказала она. – Сначала исчезла одежда, потом деньги.

– Получается, мать, когда уходила, тоже забрала деньги семьи?

– До последнего цента.

Майрон внимательно посмотрел на девушку. Она продолжала упорно разглядывать баскетбольный мяч, который держала в руке. Лицо ее на мгновение стало встревоженным и по-детски беззащитным, от чего у Майрона даже запершило в горле. С минуту помолчав, он заговорил снова, но на этот раз сменил тему.

– Скажите, перед своим внезапным исчезновением Хорас работал?

Белая девушка из команды Брэнды – вся в веснушках и с хвостиком на затылке – крикнула и громко хлопнула в ладоши, предлагая подруге передать ей мяч. Брэнда одной рукой отдала ей пас.

Получив передачу, девушка с хвостиками устремилась к корзине, дриблингом ведя рядом с собой мяч, а достигнув зоны броска, подпрыгнула и бросила его в корзину.

– Работал. В службе безопасности больницы Святого Варнавы, – ответила Брэнда. – Вы знали об этом?

Майрон кивнул. Больница Святого Варнавы находилась в Ливингстоне, его родном городе.

– Я тоже там работаю, – с минуту помолчав, сказала Брэнда. – Практиканткой в педиатрическом отделении. Я-то и помогла ему устроиться в службу безопасности. Между прочим, там я и узнала о его исчезновении. Мне позвонил его начальник, сказал, что отца нет на работе, и спросил, где, по моему мнению, он может находиться.

– Сколько времени Хорас проработал в госпитале?

– Четыре или пять месяцев.

– Как зовут его начальника?

– Келвин Кэмпбелл.

Майрон достал из кармана блокнот и записал имя.

– А куда еще ходил Хорас помимо работы?

– Как обычно, – ответила Брэнда.

– По дворам с баскетбольными площадками?

Девушка кивнула.

– А кроме того, дважды в неделю посещал матчи в школах высшей ступени.

– У него есть близкие друзья, к кому он мог бы обратиться за помощью?

Она покачала головой:

– Никого не могу припомнить.

– А как насчет родственников? Кто-нибудь его привечал?

– Разве что тетушка Мэйбл? Если он в этой жизни кому-то доверял, то только своей сестре Мэйбл.

– Она обитает где-то поблизости?

– Да, в Уэст-Ориндже.

– Не могли бы вы позвонить ей и предупредить о моем визите? Скажите, что я к ней заеду.

– Когда?

– Прямо сейчас. – Майрон бросил взгляд на часы. – Если потороплюсь, смогу вернуться еще до конца вашей тренировки.

Брэнда поднялась с места.

– В холле есть телефон-автомат. Я позвоню ей оттуда.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Когда Майрон ехал к Мэйбл Эдвардс, зазвонил его сотовый. Включив аппарат, он услышал голос Эсперансы.

– Норм Цукерман на проводе, – деловым тоном сообщила она.

– Переключи на меня…

В трубке послышался щелчок.

– Норм? – сказал Майрон.

– Майрон, детка, как поживаешь?

– Неплохо.

– Прелестно… прелестно… Что-нибудь узнал?

– Ни черта.

– Прелестно… прелестно… – Норма что-то беспокоило, и в его жизнерадостном тоне чувствовалось напряжение. – Ты сейчас где?

– В машине…

– Так, так, так… Я бы на твоем месте обязательно заглянул в зал, где тренируется Брэнда.

– Только что побывал там и уехал.

– И оставил ее в одиночестве?

– Но она же на тренировке. Вокруг нее не меньше дюжины членов команды, не считая обслуживающего персонала. Ничего с ней не случится.

– Может, ты и прав. – В голосе Норма, однако, уверенности не ощущалось. – Знаешь что, Майрон? Нам нужно поговорить. Когда ты собираешься вернуться в спортзал?

– Через час или около того. А в чем, собственно, дело, Норм?

– Через час, значит? Очень хорошо. Там и увидимся.

Тетушка Мэйбл жила в Уэст-Ориндже – пригороде Ньюарка. Уэст-Ориндж относился к типу «трансформирующихся» пригородов. Упомянутый факт находил свое отражение в том, что число белых жителей там постепенно сокращалось. Представители национальных меньшинств тоже уезжали оттуда, ища пристанища в близлежащих пригородах, белые же, чувствовавшие себя, скажем так, персонами нон грата, отправлялись еще дальше. На языке разного рода функционеров, политиканов и тех, кто скупал там освободившиеся дома и земельные участки, это именовалось «прогрессом».

При всем том, широкая улица, где обитала тетушка Мэйбл, являла собой разительный контраст с разрушающимся и быстро деградирующим кварталом, который Хорас называл своим. Майрон знал Уэст-Ориндж довольно хорошо, тем более что его родной Ливингстон граничил с ним. Ливингстон тоже начал меняться. Когда Майрон учился в школе высшей ступени, это был, что называется, «белый город». Даже, если так можно выразиться, «очень белый». Буквально «белоснежный». Он был такой «белый», что в выпускном классе Майрона учился только один чернокожий подросток. Да и то только потому, что показывал выдающиеся результаты на занятиях по плаванию и числился первым пловцом в школьной команде. Можно ли требовать большего от маленького городка?

Дом тетушки Мэйбл представлял собой одноэтажную постройку в том стиле, какой шутники наверняка окрестили бы сельским. В этом так называемом ранчо имелись три спальни, полтора санузла – ванная комната и еще одна крохотная пристройка – и большой благоустроенный подвал, где стоял далеко не новый, но довольно большой американский бильярд. Майрон припарковал свой «форд-таурус» прямо у входа.

Мэйбл Эдвардс можно было дать лет пятьдесят, но Майрона не оставляло ощущение, что на самом деле женщина гораздо моложе. Она обладала мощным сложением, большим мясистым лицом, седыми, вьющимися мелким бесом волосами и носила платье, которое, казалось, было сшито из старой шторы или портьеры. Открыв дверь, она встретила Майрона широкой добродушной улыбкой, придававшей ее массивным чертам почти детское выражение. На шее у нее висели на цепочке очки для чтения с полулинзами, покоившиеся на огромном бюсте. Правый глаз почтенной матроны слегка заплыл, что наводило на мысль о семейной разборке или случайном соприкосновении с дверным косяком. В руке она держала незаконченную вязаную вещицу с воткнутыми в нее вязальными спицами.

– Матерь Божья! – воскликнула она. – Уж не Майрон ли это Болитар собственной персоной? Входите, молодой человек, входите…

Майрон последовал за ней в помещение. Затхлая атмосфера дома наводила на мысль, что здесь обитало несколько поколений стариков. Прежде, в подростковом возрасте, Майрон, ощутив подобный запах, попросту зажал бы пальцами нос, но в зрелые годы, возможно, набрал бы этот воздух в бутылку, крепко закупорил и спрятал в шкафу – как говорится, на черный день. Вернее, на день воспоминаний и поминовения. Чтобы, размышляя о прошлом, смаковать его по глоточку, словно старое виски, оживляя мысли о былом.

– Я как раз поставила на плиту кофейник. Выпьете чашечку?

– С удовольствием. Очень любезно с вашей стороны.

– Присаживайтесь. Я вернусь с подносом через минуту.

Майрон опустился на жестковатую софу, обитую потертым велюром с цветочным орнаментом, и по какой-то непонятной причине чинно сложил руки на коленях, как будто ждал прихода учительницы. Потом осмотрелся. На кофейном столике располагалось несколько грациозных статуэток, выполненных в традиционном африканском стиле. Облицовка камина была почти сплошь завешана семейными фотографиями. Большинство снимков изображали молодого человека, почему-то показавшегося ему знакомым, хотя Майрон точно знал, что никогда не видел его. Ну конечно! Это же сын Мэйбл Эдвардс, догадался он. Порядок, в каком располагались фотографии, оригинальностью не отличался, поскольку отпрыск древа Эдвардсов был запечатлен, что называется, с пеленок. После изображений младенческих лет шли снимки Эдвардса-школьника, Эдвардса-подростка – ну и так далее. Завершали своеобразную фотогалерею снимки парня на выпускном вечере в школе и – в уже более зрелом возрасте – одетого в смокинг. Должно быть, Эдвардс принарядился по случаю какой-нибудь важной семейной даты или собственной помолвки… Майрон прекрасно понимал, что все это весьма банально – подобные фотогалереи имеются чуть ли не в каждом доме. Тем не менее эти снимки чем-то притягивали сердце. Возможно, своей чистотой, наивностью и безыскусностью.

Как и было обещано, Мэйбл Эдвардс довольно скоро вернулась в гостиную с подносом.

– А ведь мы с вами встречались, – сказала она.

Майрон кивнул, стараясь вспомнить, когда и при каких обстоятельствах это произошло. Что-то неясно шевелилось в памяти, но ему никак не удавалось нащупать воспоминание и извлечь на свет божий.

– Вы тогда учились в школе высшей ступени, – продолжила тетушка Мэйбл, вручая Майрону чашку кофе на блюдце. Потом сняла с подноса и поставила перед ним сахарницу и сливочник. – Однажды Хорас взял меня с собой полюбоваться на вашу игру. Помнится, вы играли тогда против «Шабаззов».

Майрон сразу вспомнил, о чем она говорила. О его юных годах, поездке в Эссекс и матче с командой школы высшей ступени Малколма Х. Шабазза, несомненно, уступавшей им по классу. И еще он совершенно точно помнил одну вещь: в команде этой школы не было ни одного белого, и нравы там царили крутые. Помимо всего прочего, школу окружала по периметру колючая проволока, а на воротах красовалась надпись: «Сторожевые собаки спущены с цепи».

Сторожевые собаки в школе высшей ступени. Об этом стоит подумать на досуге, не правда ли?

– Я помню, – тихо произнес Майрон.

Мэйбл неожиданно расхохоталась. Когда она смеялась, вся ее обильная плоть ходила ходуном.

– Ничего более забавного в жизни своей не видела, – сказала она. – Как вспомню ваших бледных мальчиков, бродивших по площадке с большими, как блюдца, от страха глазами, так сразу начинаю хихикать. Один только вы, Майрон, нормально выполняли свою работу.

– Это потому, что на трибуне сидел ваш брат.

Она покачала головой:

– Ничего подобного. Просто вы действительно умели играть в баскетбол. Хорас не раз говорил мне, что вы – лучший игрок, какого ему когда-либо приходилось тренировать. А еще он говорил, что никто и ничто не помешает вам стать великим. – Она наклонилась к Майрону. – У вас с братом сложились особые отношения, не правда ли?

– Можно и так сказать.

– Хорас любил вас, Майрон. Только о вас и говорил. Когда вас приняли в юношеский состав профессиональной команды, он ходил счастливый, как именинник. Кажется, вы тогда позвонили ему…

– Сразу же, как только об этом услышал.

– Отлично помню этот момент. Он ворвался в комнату и сразу же рассказал мне об этом. – В голосе Мэйбл проступили ностальгические нотки. Потом она опустилась в кресло и после минутной паузы добавила: – А когда вы получили травму, Хорас заплакал. Большой сильный человек вошел в дом, сел на то место, где вы сейчас сидите, и заплакал. И плакал он, Майрон, горючими слезами, словно совсем маленький мальчик.

Майрон ничего не сказал по этому поводу.

– Хотите узнать кое-что еще? – спросила Мэйбл, глотнув кофе. Майрон к своему так и не прикоснулся. Держал блюдечко с чашкой на вытянутых руках, но ни двигаться, ни говорить не мог. Ухитрился только кивнуть.

– Когда вы в прошлом году пытались вернуться, Хорас так разволновался, что хотел позвонить вам, чтобы отговорить от этого.

– Почему же не позвонил? – хрипло спросил Майрон.

Лицо Мэйбл озарилось мягкой улыбкой.

– А когда, скажите, вы в последний раз с ним общались?

– Звонил, чтобы поставить в известность, что меня приняли, – произнес Майрон. – С тех пор мы не общались.

Она кивнула, будто эти слова все объясняли.

– Думаю, Хорас из своих источников узнал, что вы попали в больницу, – сказала женщина. – Но надеялся, что когда вы малость придете в себя, то обязательно позвоните ему.

У Майрона защипало в глазах. Сожаление и мысли о том, что все могло сложиться по-другому, пытались проникнуть в его сознание, но он усилием воли прогнал их. Не место и не время было предаваться воспоминаниям. Сейчас перед ним стояла совсем другая задача. Пересилив себя, он глотнул кофе, чтобы промочить горло, потом поставил чашку на стол и спросил:

– Скажите, когда вы в последний раз видели Хораса?

Мэйбл тоже поставила чашку на стол и некоторое время всматривалась в лицо Майрона.

– Почему вы об этом спрашиваете?

– Потому что Хорас не выходит на работу. Да и Брэнда его давно не видела.

– Понятно. Но вас-то почему это интересует?

– Хочу помочь.

– В каком смысле?

– Хочу помочь найти его.

Мэйбл Эдвардс некоторое время хранила молчание.

– Поймите меня правильно, Майрон, – сказала она, – но хотелось бы знать, какие цели вы преследуете?

– Просто я пытаюсь помочь Брэнде.

Пожилая женщина напряглась.

– Брэнде?

– Да.

Мэйбл нацепила на нос очки с полулинзами, взяла в руки вязанье и заработала спицами.

– Держитесь от этого подальше. Вот что я вам скажу.

– Значит, вы знаете, где он?

Она покачала головой:

– Я этого не говорила.

– Брэнда в опасности, миссис Эдвардс. И Хорас может иметь к этому отношение.

Мэйбл прекратила вязать.

– Полагаете, Хорас в состоянии причинить вред собственной дочери? – На сей раз в ее голосе зазвучали резкие нотки.