Текст книги "Один неверный шаг"

– Протест принят. Больше я вас оберегать не буду.

– Отлично! Так что же все-таки сказала тетушка Мэйбл?

Майрон вкратце передал ей содержание своей беседы с Мэйбл Эдвардс. Брэнда слушала молча и нарушила молчание только тогда, когда Майрон упомянул о звонках Аниты и добавил, что ее мать, возможно, звонила также и Хорасу.

– Они никогда мне об этом не рассказывали, – сказала девушка. – Хотя я о чем-то таком догадывалась. Похоже, вы не единственный, кто считает, что моя тонкая натура не способна перенести некоторые неприятные вещи, пусть даже это правда.

После этого они замолчали и до самого поворота на Нортфилд-авеню не проронили ни слова. Интересно, что перед этим Майрон заметил в зеркале заднего вида серую «хонду-аккорд». По крайней мере машина на таком расстоянии напоминала «хонду-аккорд». Если честно, то все машины в мире казались Майрону очень похожими друг на друга, а уж более невзрачного и лишенного какой-либо индивидуальности автомобиля, чем упомянутая «хонда», трудно себе представить. Хотя у Майрона не имелось никаких доказательств, кроме размытого силуэта авто в зеркальце заднего вида, он решил, что за ними, возможно, следят, и сбросил скорость, чтобы лучше рассмотреть номера «хонды». Судя по ним, машина была из Нью-Джерси. Когда Майрон заезжал на парковку больницы Святого Варнавы, от его взгляда не укрылось, что машина проехала мимо. Короче говоря, все это могло оказаться совершенной пустышкой. Правда, опытный преследователь, не желая, чтобы его обнаружили, никогда бы не свернул на ту же парковочную площадку, что и Майрон, и точно так же проехал бы мимо.

Больница Святого Варнавы казалась Майрону в детские годы гораздо больше и массивнее, чем сейчас, но в детстве любое строение кажется значительнее и массивнее, чем в действительности. Особенно лечебные учреждения. Отец Майрона несколько раз возил сюда сына, чтобы сделать ему рентген, сдать анализ крови или наложить швы на порезанную коленку. Когда Майрону исполнилось двенадцать, он провел в здешней палате целых десять дней из-за острого приступа ревматической лихорадки.

– Мне хотелось бы поговорить с этим парнем с глазу на глаз, – сказал Майрон.

– Почему? – осведомилась Брэнда.

– Как-никак вы дочь Хораса. Уверен, что начальник службы безопасности будет чувствовать себя скованно в вашем присутствии.

– Ладно. Поступайте, как считаете нужным. К тому же здесь на четвертом этаже у меня есть пациенты, которых я хотела бы навестить. Встретимся через час в коридоре на первом этаже.

Майрон обнаружил Келвина Кэмпбелла в его офисе – в полной форме и при всех нашивках. Он сидел перед огромным пультом, на котором мерцало несколько дюжин мониторов от камер слежения. Изображение на них было черно-белым и, насколько мог заметить Майрон, отображало скучную больничную рутину. Ноги Кэмпбелла покоились на краю пульта. Устроившись таким образом, начальник службы безопасности с меланхолическим видом жевал длинный сандвич размером с бейсбольную биту. Его форменная фуражка также покоилась на краю пульта, открывая совершенно седую курчавую шевелюру.

Майрон с порога спросил Кэмпбелла о Хорасе Слотере.

– Он не показывался на службе три дня, – ответил Келвин. – Даже позвонить или прислать записку не удосужился. И я с чистым сердцем его уволил.

– Как вы его уволили? Сообщили ему об этом лично или по телефону?

– Вообще-то я ему звонил. Даже несколько раз. Но трубку никто не брал. Тогда мне это надоело, и я послал ему письмо.

– Заказное?

– Разумеется.

– А он расписался в получении?

Келвин пожал плечами:

– Откуда мне знать? Больше я этого письма не видел. И квитанции тоже – если вас интересует именно это.

– Скажите, Хорас был хорошим работником?

Келвин прищурился и окинул гостя неласковым взглядом.

– Вы частный детектив?

– Типа того.

– И работаете на его дочь?

– Да.

– Аппетитная девчонка…

– Что вы сказали?

– Аппетитная, говорю, девчонка. Честно говоря, я не хотел увольнять ее старика.

– Почему же тогда уволили?

Келвин нахмурился.

– Вы что – меня не слушаете? Его аппетитная дочь водит знакомство с местными шишками, и все ее здесь любят, хотя и распускают на ее счет самые разнообразные слухи и сплетни. Иными словами, она местная знаменитость. Вот я и подумал: какого черта? Держать его только по этой причине? К тому же он был простым охранником, а не нейрохирургом. Короче, я пошел на принцип и уволил его.

– А какого рода слухи на ее счет здесь циркулируют?

– Эй, только не надо меня во все это впутывать, – сказал Келвин, выставляя вперед ладони, словно желая оградить себя от неприятностей. – Я сказал лишь, что люди сплетничают по ее поводу – и ничего больше. Между прочим, я проработал тут восемнадцать лет и не хочу мутить воду. Но как бы то ни было, отсутствие на службе без уважительной причины в течение нескольких дней – весомая причина для увольнения. Без всяких скидок. Вот я и подвел черту.

– Можете добавить что-нибудь по этому поводу?

– Боюсь, что нет. Когда он здесь появился и честно выполнял свою работу, у меня к нему претензий не было. Но потом он без уважительной причины и без каких-либо объяснений прогулял несколько дней, и я его уволил. Конец истории.

Майрон кивнул:

– Спасибо, что уделили мне время.

– Послушайте, э… детектив… можете сделать мне одолжение?

– Какое? – с удивлением спросил Майрон.

– Скажите дочери Хораса, чтобы забрала вещи, оставшиеся в его шкафчике. Ко мне в команду должен прийти новый человек, и шкафчик ему понадобится.

Майрон поднялся на лифте в педиатрическое отделение. Избрав в качестве отправного пункта пульт медсестер, он начал кружить по залу в поисках Брэнды, которую скоро и увидел в окно палаты. Она сидела на краю постели маленькой девочки лет примерно семи. Майрон остановился рядом, чтобы понаблюдать. Брэнда успела надеть белый халат, повесить на шею стетоскоп и о чем-то разговаривала с маленькой пациенткой. Потом сняла стетоскоп и приложила трубочки к ушам девочки, после чего обе рассмеялись. Затем Брэнда приступила к осмотру, и находившиеся в палате родители девочки сгрудились около ее кровати. У родителей были изможденные, осунувшиеся лица, и сторонний наблюдатель мог бы подумать, что они, возможно, недоедают. Закончив осмотр, Брэнда что-то сказала родителям, после чего из палаты снова послышался смех. Майрон, словно загипнотизированный, стоял у двери, не в силах отвести глаз от этой сцены.

Выйдя из палаты, Брэнда сразу же направилась к Майрону.

– И давно вы здесь стоите?

– Всего пару минут, – ответил он. Потом, немного помолчав, добавил: – Похоже, вам здесь нравится.

Она кивнула:

– Не меньше, чем на баскетбольной площадке.

Что и говорить, откровенное заявление. И весомое.

– А как дела у вас? – спросила девушка.

– Узнал, что у вашего отца имеется здесь свой шкафчик.

Они снова сели в лифт и спустились в подвал. Там их ждал Келвин Кэмпбелл.

– Вы знаете комбинацию цифрового замка? – спросил он у Брэнды.

Она покачала головой.

– Ничего страшного. – В руках у Келвина оказался увесистый металлический прут, с помощью которого он довольно сноровисто сковырнул замок и приоткрыл дверцу шкафчика. – В углу комнаты стоит пустой картонный ящик. Можете его взять, – сказал он и вышел из раздевалки.

Брэнда посмотрела на Майрона. Тот кивнул. Брэнда распахнула дверцу настежь, и им в нос шибанул неприятный запах, напоминавший вонь нестираных носков. Майрон поморщился, но тем не менее храбро заглянул внутрь. Двумя пальцами осторожно взял за рукав висевшую на вешалке рубашку и потянул на себя. Рубашка выглядела как грязная вещь из рекламы стирального порошка «Тайд», которую необходимо срочно с этим порошком постирать.

– Отец никогда не отличался чистоплотностью, – заметила Брэнда.

Судя по всему, отец к тому же не любил выбрасывать старые тряпки, поскольку висевшие в шкафу вещи выглядели не лучшим образом. Кроме того, он не любил выносить мусор, поскольку помимо старой рваной одежды в шкафчике обнаружились пустые пивные банки, старые газеты и даже коробка с недоеденной засохшей пиццей. Брэнда подтащила стоявший в углу пустой картонный ящик, и они начали перекладывать в него содержимое шкафчика. Майрон первым делом взялся за форменные брюки, но потом задался вопросом, имеет ли право выносить их, поскольку брюки казенные. Впрочем, решил он, при сложившихся обстоятельствах все это мелочи, и прежде чем положить брюки в ящик, на всякий случай машинально проверил карманы. К большому своему удивлению, в одном из них он обнаружил небольшой бумажный комок, а расправив его, выяснил, что это конверт с письмом.

Вынув письмо из конверта, Майрон прочитал его.

– Что это? – спросила Брэнда.

– Письмо от адвоката, – ответил он и передал его девушке.

Уважаемый мистер Слотер!

Мы регулярно получаем от вас письма и в курсе ваших взаимоотношений с этим офисом. Мы неоднократно объясняли вам, что дело, которое вы собираетесь затеять, строго конфиденциальное, а потому мы отказываемся им заниматься. Предлагаем вам немедленно прекратить контакты с нами, поскольку вы становитесь слишком настойчивы, и квалифицируем упомянутую настойчивость как недопустимое давление и завуалированную угрозу в наш адрес.

Искренне ваш,

Томас Кинкейд.

– Имеете представление, о чем здесь говорится? – спросил Майрон.

Брэнда заколебалась.

– Нет, – медленно произнесла она, – хотя имя Томас Кинкейд кажется мне знакомым. Не могу только вспомнить, когда и при каких обстоятельствах я его слышала.

– Может быть, этот парень действительно работал в свое время на вашего отца?

Брэнда покачала головой:

– Не думаю. Отец никогда в жизни не нанимал адвоката. А если бы даже и нанял, то вряд ли бы отправился для этого в Морристон.

Майрон вынул из кармана сотовый и набрал номер своего офиса. Трубку сняла Верзила Синди, тут же переадресовавшая звонок Эсперансе.

– Ну, что еще? – осведомилась Эсперанса, даже не поздоровавшись, ибо понятия речевого этикета для нее не существовало.

– Лайза переслала тебе по факсу список звонков Хораса Слотера?

– Лежит передо мной, и я как раз его изучаю, – ответила Эсперанса.

Непосвященному кажется, что получить такой список очень трудно. На самом деле у любого частного детектива есть свой источник информации в телефонной компании, и чтобы подобная информация оказалась в вашем распоряжении, нужно лишь обменять ее на несколько зеленых бумажек.

Майрон знаком показал Брэнде, чтобы та передала ему письмо из адвокатской конторы, бросил взгляд на стоявший на конверте номер телефона Кинкейда и сказал в трубку:

– Номер такой: пять пять пять один девять ноль. Не встречается, случайно, в твоем списке?

– Встречается. Целых восемь раз. И что любопытно, в течение каких-нибудь пяти минут.

– Что-нибудь еще любопытное есть?

– Побойся Бога! Я только начинаю вникать во все эти номера.

– Возможно, есть номер, который в силу той или иной причины резко выделяется из списка?

– Возможно… – протянула Эсперанса и с минуту молчала, шурша бумажками. – Вот, к примеру. По какой-то непонятной причине Хорас Слотер пару раз звонил в избирательный штаб кандидата в губернаторы Артура Брэдфорда.

Майрон знал Брэдфорда, хотя нежных чувств к нему по ряду причин не испытывал. Брэдфорд, как выяснилось, вновь поднял голову, надеясь щедрыми посулами добиться расположения избирателей на ноябрьских губернаторских выборах.

– Любопытный момент. Что-нибудь еще?

– Ничего. И я не нашла абсолютно ничего, что могло бы свидетельствовать о телефонных контактах между Хорасом Слотером и его сбежавшей женой Анитой.

Ну как раз в этом для Майрона не было ничего удивительного.

– Понял. Спасибо за информацию. – И он отключил сотовый.

– Ну что? – спросила Брэнда.

– Оказывается, твой отец неоднократно звонил Кинкейду. Но гораздо любопытнее то, что он звонил также в избирательный штаб Артура Брэдфорда.

На лице девушки отразилось смущение.

– Не представляю, что бы это могло значить.

– Я тоже. Скажите, ваш отец в последнее время не проявлял интереса к политике?

– Да что вы…

– Но быть может, он лично знал Артура Брэдфорда или еще кого-нибудь, кто имел непосредственное отношение к избирательной кампании?

– Даже если и знал, то я не в курсе.

Брэнда достала из шкафчика отца мешок для мусора, заглянула в него и побледнела.

– О Господи…

Она вывалила содержимое мешка на пол, чтобы и Майрон мог на него полюбоваться. В мешке обнаружилась футболка рефери в черную и белую полоску. На правой стороне груди красовалась надпись: «Баскетбольная судейская ассоциация Нью-Джерси», а на левой – большое бурое пятно.

Это было пятно засохшей крови.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

– Нужно звонить в полицию, – произнес Майрон.

– Но что мы им скажем?

Окровавленная футболка была совершенно целой и пулевого или еще какого-либо отверстия или характерного разрыва не имела. Кроме того, кровавое пятно на левой стороне груди имело странную форму бабочки, что никак не могло свидетельствовать о выстреле или ране, нанесенной каким-либо колющим или режущим оружием. Ну и помимо всего прочего, Майрон не мог ответить на вопрос, как оно туда попало. При всем том пятно отличалось значительными размерами, а его темно-бурый цвет предполагал довольно высокую концентрацию крови в этом месте. Казалось, кроме того, что оно липкое, если не влажное на ощупь. Футболка лежала в пластиковом пакете, поэтому ответить на вопрос, как долго кровь находилась на ней, не представлялось возможным. Но скорее всего не очень давно.

Что дальше?

Загадочным представлялось также расположение пятна. Если Хорас действительно носил эту футболку, то непонятно, как пятно могло оказаться именно в этом месте. Если бы у него, к примеру, неожиданно пошла носом кровь, то кровавый узор на груди был бы совершенно иным и занимал бы больше места. Если бы в него стреляли, то, как уже говорилось ранее, в ткани обнаружилось бы отверстие. Если бы он сам ударил кого-нибудь, то поток хлынувшей из физиономии противника алой жидкости также нарисовал бы на материи иной узор – это не говоря уже о том, что вокруг основного пятна обязательно обнаружилось бы множество небольших пятен от засохших кровавых капель и брызг.

Итак, вопрос: почему одинокое пятно, формой напоминавшее бабочку, находилось именно на левой стороне груди и не дополнялось кровавыми разводами и пятнами более мелкого размера?

Майрон еще раз внимательно оглядел футболку. Только один сценарий представлялся ему подходящим. Футболка лежала в шкафчике, а Хорас, получив травму, видимо, схватил ее, чтобы остановить кровь. Форма пятна в виде бабочки с распахнутыми крыльями указывала на то, что он скорее всего прижимал майку к разбитому носу.

Майрон подумал, что его догадка – единственно правильная. Хотя она не объясняла ни ход событий, ни то, как и почему была получена травма. Просто Майрон всегда радовался, когда его предположения оказывались верными.

Слова Брэнды вернули его к действительности.

– Так что же мы все-таки скажем полиции?

– Понятия не имею, – ответил Майрон.

– Вы считаете, что он скрывается, так?

– Так.

– Значит, в его намерения не входит, чтобы его нашли?

– Думаю, в этом не может быть никаких сомнений.

– Мы знаем, кроме того, что он ударился в бега и скрывается по доброй воле. Что в таком случае мы сообщим полиции? О том, что нашли в его шкафчике футболку, испачканную кровью? Неужели вы всерьез полагаете, что это может заинтересовать копов?

– Боюсь, они даже не почешутся, – честно сказал Майрон.

Когда молодые люди освободили наконец шкафчик Хораса, Майрон отвез Брэнду на следующую тренировку. По дороге он время от времени бросал взгляд в зеркало заднего вида в надежде зафиксировать в нем абрис «хонды-аккорд». Машин этой марки на улице было сколько угодно, но ни одна из них не имела номеров, сходных с теми, что запомнил Майрон.

Он высадил Брэнду около очередного спортивного зала, а сам поехал по Палисад-авеню в направлении Инглвудской публичной библиотеки. Предстояло как-то убить два часа, и он решил немного покопаться в прошлом семейства Брэдфорд.

Иглвудская библиотека находилась на Гранд-авеню, чуть в стороне от Палисад-авеню, и напоминала циклопических размеров инопланетный космический корабль. Когда это здание воздвигли в 1968 году, его наверняка хвалили за смелый футуристический дизайн. Но сейчас библиотека напоминала скорее неудачную декорацию для съемок супербоевика «Побег Логана».

Майрон быстро нашел библиотекаршу-референта, напоминавшую пожилую актрису, только что прошедшую кастинг именно на эту роль: седой пучок, очочки, бесформенная фигура, фальшивые жемчуга в ушах. На ее столе красовалась табличка: «Мисс Кей». Майрон приблизился к библиотекарше, улыбаясь, как мальчишка. Обычно эта улыбка вызывала у подобных дам желание ущипнуть его за щеку или напоить горячим чаем.

– Очень надеюсь, что вы сможете мне помочь, – сказал он.

Мисс Кей посмотрела на него так, как смотрят все пожилые библиотекарши – устало и несколько скептически. Майрон подумал, что точно так же копы смотрят на нерадивого водителя, готовясь выслушивать его объяснения по поводу того, почему он превысил скорость.

– Мне необходимо просмотреть статьи из «Джерси леджер» двадцатилетней давности.

– Только в микрофишах, – с тяжким вздохом произнесла мисс Кей, поднимаясь с места и ведя его к аппарату. – Вам еще повезло.

– В каком смысле?

– У нас только что компьютеризировали систему индексов. Прежде читателю приходилось самому разбираться в нагромождении материала.

Мисс Кей объяснила Майрону, как использовать машину для просмотра микрофильмов и пользоваться компьютерной системой индексации. Когда она наконец удалилась, Майрон первым делом напечатал в поисковом окне имя «Анита Слотер». Ни одного попадания. Ничего удивительного, но надо же было попытаться. Бывает, что удача улыбается – напечатаешь имя, и вдруг на твое счастье машина выдает целый список статей, посвященных нужному тебе фигуранту. А в заголовке первой, к примеру, написано что-нибудь вроде этого: «Привет. Я убежала во Флоренцию – ту, что в Италии. Ты можешь найти меня в отеле «Плаза Луккези», окна которого выходят на реку Арно, в номере 218». Такое, конечно, случается крайне редко, но все-таки случается.

Имя Брэдфорд вызвало, разумеется, как минимум миллион откликов. Сказать по правде, Майрон не знал, что именно ищет, зато отлично знал, кто такие Брэдфорды. В Нью-Джерси они считались аристократами, которые если и уступали в чем-то клану Кеннеди, то самую малость. Старик Брэдфорд в конце шестидесятых занимал пост губернатора, а его старший сын, Артур Брэдфорд, в настоящий момент прилагал максимум усилий к тому, чтобы возглавить упомянутый офис и, так сказать, продолжить семейную традицию. Младший брат Артура, Чанс, возглавлял избирательную кампанию в качестве его менеджера. И если продолжить параллель с семейством Кеннеди, был для Артура тем же, кем Роберт для Джона.

Брэдфорды начинали свой жизненный путь довольно скромно. Старик Брэдфорд происходил из фермерской семьи, правда, разжившейся со временем солидными земельными владениями. Воспользовавшись строительным бумом в Ливингстоне в шестидесятых годах, он разделил свои земли на небольшие участки и стал продавать застройщикам. Застройщики возвели на этих участках дешевые подобия ранчо, которые благодаря высокой рождаемости в те годы почти мгновенно заселили молодые семьи, уехавшие в поисках более экономного существования из Ньюарка и Бруклина. Если разобраться, Майрон сам вырос в подобном домике на земле, бывшей прежде частью фермы Брэдфорда.

Помимо земельных угодий, у старика Брэдфорда имелось еще одно неоспоримое достоинство – он обладал куда более острым умом, чем большинство его соседей. Поэтому не прогулял денежки, а вложил их в предприятия, приносившие стабильную, твердую прибыль, в частности, в крупные торговые центры. Но, что более важно, он продавал свои земли постепенно, можно сказать, чайными ложками, дожидаясь, когда за подобные участки начнут давать десятикратно большую цену. И в отличие от соседей дождался-таки лучших времен, став фактически кем-то вроде местного барона, особенно если учесть, что цены на землю начали расти в этих краях с такой скоростью, что даже он этого не ожидал. Утвердившись в мнении окружающих в новом звании, он женился на даме голубых кровей из Коннектикута, которая полностью перестроила старый фермерский дом, превратив его в роскошное жилище и, если так можно выразиться, монумент изобилия и всяческих излишеств. Семья так и осталась жить в Ливингстоне, где когда-то находилась старая ферма, огородив территорию того, что нынче именовалось поместьем, прочным высоким забором. Со стороны это и впрямь напоминало картину из средневековой жизни – величественный замок на холме с примыкавшими к нему сотнями крохотных земельных наделов с маленькими домиками в центре. Когда Ливингстон разросся, большинство его жителей понятия не имели о фермерском происхождении главы семейства Брэдфорд и отзывались о живших в замке на холме людях как о богачах и миллионерах. Ясное дело, поместье на холме способствовало возникновению и распространению в округе многочисленных легенд и баек. В частности, поговаривали, что всякий, кто перелезет через забор, окружавший владения Брэдфордов, рискует нарваться на вооруженную стражу, которая без лишних слов начнет стрелять по непрошеным гостям. Так оно было или нет, неизвестно, но Майрон точно помнил, как ему в семилетнем возрасте рассказывали об этом с округлившимися от страха глазами два шестиклассника. И Майрон, надо сказать, безоговорочно во все это верил. Помимо летучей мыши, обитавшей в хижине на болотах, которая, по слухам, похищала и ела маленьких детей, в округе никого так не боялись, как Брэдфордов.

Майрон решил сузить сферу поисков и начать свои изыскания с 1978 года, когда исчезла Анита Слотер, но количество упоминаний о Брэдфордах не уменьшалось. Интересно, что большинство относились к марту, в то время как Анита сбежала из дома в ноябре. Майрон вдруг вспомнил, что примерно в это время он начал ходить в школу высшей ступени. Кроме того, ему пришло на ум, что именно в это время получила распространение информация о неких связанных с Брэдфордами событиях. Кажется, говорили и писали о каком-то скандале, случившемся в этом благородном семействе. Зарядив микрофильм в машину, на что ушло довольно много времени, поскольку простая механическая работа почему-то всегда вызывала у него проблемы – возможно, это было как-то связано с генами, – ему удалось наконец вывести на экран две статьи, относившиеся к интересовавшему его периоду. И почти сразу он напоролся на небольшой некролог, сообщавший примерно следующее:

В возрасте тридцати лет при трагических обстоятельствах скончалась Элизабет Брэдфорд, дочь Ричарда и Мириам Уорт, супруга Артура Брэдфорда и мать Стивена Брэдфорда…

Интересно, что причина смерти в некрологе не указывалась. Но теперь Майрон уже окончательно вспомнил эту историю, как равным образом и то, что ее недавно вновь начали муссировать в прессе – вероятно, в связи с набиравшими темп губернаторскими выборами. Артур Брэдфорд, ныне уже пятидесятидвухлетний вдовец, продолжал горевать по своей покойной супруге – если, конечно, верить местным печатным органам. Разумеется, кандидат встречался с другими женщинами, но подоплека большинства подобных статей заключалась в том, что он все еще не в состоянии залечить глубокую рану, которую оставила у него на сердце смерть молодой жены. Такого рода статьи, несомненно, способствовали улучшению имиджа Артура Брэдфорда, особенно если учесть, что его оппонент Джим Дэвисон был женат уже третий раз. Майрон сразу же задался вопросом, есть ли во всем этом хотя бы доля правды. Интересно, что противная сторона описывала Артура как человека не слишком высоких моральных качеств и большого женолюба. При таком раскладе нельзя лучше насолить противнику и разрушить его козни, чем создав образ удрученного смертью красавицы жены скорбящего вдовца.

Черт! Все это, конечно, интересно, но кто может сказать со всей уверенностью, правда это или нет? Политика и пресса – два таких учреждения, что, по глубокому убеждению Майрона, языки их представителей давно уже раздвоились, как у змей, и при необходимости могли в одно и то же время произносить совершенно разные вещи, часто противоречившие друг другу. Просматривая старые статьи, Майрон также подметил, что Артур Брэдфорд отказывается говорить о своей покойной жене. Это могло означать, что он действительно испытывает подлинную душевную боль, вспоминая о ней, или ему посоветовал придерживаться подобной тактики его пресс-секретарь, дабы ему было легче манипулировать средствами массовой информации.

Майрон продолжал просматривать старые газетные статьи. Вот история, датировавшаяся мартом 1978 года, которую подробно, в трех номерах излагали газетчики. Оказывается, Артур и Элизабет Брэдфорд, познакомились в колледже, где к ним и пришло большое чувство, после чего они, осознав это, поженились и счастливо прожили в браке шесть лет. Все отзывались о них как о «любящей паре» – расхожий журналистский штамп вроде «люди доброй воли» или «наши скромные герои». По большому счету эти слова ничего не значили. Это было все равно что назвать умершего юнца «почетным студентом» какого-нибудь факультета. А вот дальше шла совершенно конкретная информация, и Майрон насторожился. Если верить газетчикам, миссис Элизабет упала с балкона третьего этажа поместья Брэдфорд, ударившись головой о край широкой кирпичной лестницы, ведшей к парадной двери. Деталей, конечно, маловато, но представители властей, как следовало дальше из статьи, пришли к единодушному мнению, что имел место трагический инцидент. Покрытый кафельной плиткой пол на балконе был довольно скользким, а в тот день, помимо всего прочего, шел дождь. Это не говоря уже о том, что наступил вечер и на балконе сгустилась тьма. Интересно, что ограждение балкона тогда подновлялось и ремонтировалось и не могло обеспечить стопроцентной безопасности.

Все чисто.

Пресса сработала наилучшим образом: описывая этот инцидент, полностью сыграла на руку семейству Брэдфорд. Но Майрон помнил, какие слухи циркулировали тогда на школьном дворе. Учащиеся задавали много вопросов, ответить на которые было не так-то просто. К примеру, какого черта Элизабет Брэдфорд делала на балконе в марте? Была пьяна? А что? Вполне вероятно… Как в противном случае можно свалиться с собственного балкона? Естественно, часть парней настаивала на том, что ее просто-напросто оттуда столкнули. Эта версия пользовалась большой популярностью в школьном кафетерии по меньшей мере дня два. Впрочем, они учились тогда в школе высшей ступени, и гормоны, то есть проблемы общения с противоположным полом, довольно скоро отобрали пальму первенства у этого трагического случая, и все снова заговорили об отношениях между мальчиками и девочками. Прекрасная пора юности… Где ты?..

Майрон откинулся на спинку стула и снова уставился на экран. В данный момент он думал об отказе Артура Брэдфорда как-либо комментировать это событие. Может, он не имел ничего общего ни с его скорбью, ни с попытками манипулировать средствами массовой информации? Быть может, Брэдфорд просто не хотел после стольких лет привлекать внимание публики к тому, что там в действительности произошло? Может, просто боялся проговориться?

Возможно, подумал Майрон. А еще очень может быть, именно он похитил ребенка Линдбергов. Нет, нельзя давать волю эмоциям и домыслам. Надо придерживаться фактов, и только фактов. Первый – Элизабет Брэдфорд умерла двадцать лет назад. Второй: нет никаких свидетельств, указывающих на то, что ее смерть была не просто несчастным случаем. И третий, пожалуй, самый важный для Майрона – все это произошло за полных девять месяцев до того, как Анита Слотер убежала из дома.

Отсюда вывод: нет и намека на какую-либо связь между Анитой и Брэдфордами.

По крайней мере пока Майрон не мог ее отыскать, как ни старался.

Когда он читал историю от 18 марта 1978 года, начинавшуюся на первой странице «Джерси леджер» и заканчивающуюся на восьмой, у него неожиданно пересохло в глотке. Сначала он даже не поверил своим глазам и дал максимальное увеличение, с такой силой нажав на кнопку, регулировавшую эту функцию, что она жалобно заскрипела, но свою работу, по счастью, выполнила.

Вот оно! То, что ему требовалось. Одна-единственная строчка в самом низу правой колонки. Считалось, по-видимому, что читатель, одолевший этот весьма значительный публицистический опус, вряд ли обратит на нее внимание.

Между тем в самом конце статьи было сказано буквально следующее:

Тело миссис Брэдфорд в 6.30 утра обнаружила на кирпичных ступенях парадного крыльца служанка Брэдфордов, прибывшая на работу.