Текст книги "1Q84. Тысяча Невестьсот Восемьдесят Четыре. Книга 2. Июль–сентябрь"

– И что это за Клиент? Он как-то связан с «Авангардом»?

– Очень жаль, но разглашать имя Клиента в беседе с вами я не уполномочен. – В голосе Усикавы и правда послышалось сожаление. – Тем не менее Клиент обладает огромной силой. Такой силой не пренебрегают. И в трудную минуту вы всегда сможете ею воспользоваться. Ну как? Мы предлагаем вам помощь в последний раз, господин Кавана. Принимать ее или нет – решать вам. Но потом обратной дороги не будет. Так что очень, очень тщательно все обдумайте. Ну и… э-э… учтите также, что если вы не займете сторону Клиента, могут возникнуть ситуации, когда нашим длинным рукам придется без сожаления совершать действия, ведущие к весьма плачевным для вас результатам.

– И к каким же плачевным для меня результатам могут привести ваши действия?

Довольно долго Усикава не отвечал ни слова. В трубке слышалось странное хлюпанье, будто он всасывал капавшую изо рта слюну.

– Сам я ничего конкретного не знаю, – наконец сказал он. – По данному вопросу никаких инструкций не получал. Так что сообщаю вам это, исходя из элементарного здравого смысла.

– А что за свинью я подложил белому свету?

– Этого мне также не сообщали, – ответил Усикава. – Повторяю, я всего лишь посредник для передачи Послания. Деталей, не входящих в Послание как таковое, не знаю. Главный источник информации связан с моей скромной заводью лишь очень тоненьким ручейком. Меня уполномочили сообщить вам то-то и то-то. Наверно, вы захотите спросить, почему сам Клиент не желает говорить с вами напрямую, сберегая время и вам, и себе, а также зачем ему нужен посредник, который не разбирается в ситуации. И действительно – хорошие вопросы. Но ответов на них у меня, к сожалению, нет.

Усикава кашлянул и подождал очередного вопроса. Однако ничего не дождался и продолжил беседу сам:

– Так вы желали бы знать, что за свинью подложили белому свету?

– Да.

– Насколько я могу судить, господин Кавана, на этот вопрос прямого и однозначного ответа для других людей, вероятно, не существует. Скорее, вы сами должны отыскать его в себе, поговорив со своим «я» напрямую, очень жестко и откровенно. Главное, чтобы это не произошло слишком поздно, когда уже ничего не исправить. Э-э… Впрочем, как я заметил, у вас есть особый дар. Это несомненно. Благодаря ему то, что вы натворили, излучает энергию, игнорировать которую невозможно. Мой Клиент оценил ваш дар по достоинству, отчего и предложил вам свою поддержку. Но просто одаренным в этом мире быть недостаточно. Скорее даже, просто одаренному жить на свете куда опасней, чем полной бездарности. Чтобы управлять своим даром, нужны силы и знания. Вот, собственно, что я думаю по вашему поводу.

– То есть у вашего Клиента достаточно сил и знаний, чтобы управлять своим даром? Вы об этом?

– Об этом судить не могу. Чего у них там хватает, чего нет, не знает никто. Но в каком-то смысле это сравнимо с эпидемией нового вируса. Клиент и его команда разрабатывают вакцину. Какое-то время вакцина действует более-менее эффективно, но постепенно вирус мутирует, приспосабливается к новой среде и вновь набирает силу. А команда – профессионалы высочайшего класса. Они совершенствуют вакцину, чтобы сбить сопротивляемость вируса до минимума. Сколько продлится действие вакцины – неизвестно. Успеют ли при нынешних ее запасах – бог знает. Поэтому Клиент и команда постоянно балансируют на грани преодоления кризиса.

– Но зачем им понадобился именно я?

– Если продолжать аналогию с вирусом, ваша парочка, уж простите, – главные носители.

– Парочка? – опешил Тэнго. – Вы о ком? Об Эрико Фукаде?

На этот вопрос Усикава не ответил.

– Э-э… выражаясь по-античному, – продолжал он, – вы распахнули ящик Пандоры. Из которого в этот мир вывалилось очень много того, чего здесь не было до сих пор. Вот это, насколько я понимаю, и привлекло внимание Клиента. Случайное слияние ваших жизней породило очень мощный союз. Куда мощнее, чем вы себе представляете. Вам удалось взаимно компенсировать то, чего каждому не хватало.

– Но ведь это никак не нарушает закона?

– Да, вы правы. С точки зрения закона ничего предосудительного нет. Но с позиций классической литературы – Джорджа Оруэлла, например, – вы совершили нечто вроде «мыслепреступления». Так уж совпало, что нынешний год – как раз тысяча девятьсот восемьдесят четвертый. Или это все не случайно? В любом случае, господин Кавана, я сегодня что-то разговорился. Хочу еще раз напомнить, что все мои речи – личные предположения, не больше. Я не располагаю никакими фактами, дабы уверенно что-либо утверждать. Просто вы задавали вопросы, а я отвечал на них, исходя из догадок, основанных на практическом опыте. Вот и все.

Усикава умолк, и Тэнго задумался. «Личные предположения, не больше»? Что же из этих «предположений» стоит принять за правду?

– К сожаленью, приходится вешать трубку, – сказал Усикава. – Разговор у нас важный, но дольше не получается. Время бежит, сами понимаете, – тик-так, тик-так! А над предложением нашим подумайте. В ближайшее время перезвоню. Спасибо за беседу. Желаю вам самых приятных снов!

Наболтав всей этой белиберды и даже не интересуясь ответом, Усикава оборвал связь. Какое-то время Тэнго смотрел на трубку в руке – примерно как крестьянин смотрит на засохший овощ в жаркий летний полдень. Что-то слишком много народу в последнее время обрывает со мной разговор, не дождавшись ответа, подумал он.

Как он и боялся, заснуть спокойно не удалось. Всю ночь напролет, пока шторы не окрасил рассвет, а за окном не защебетали птицы, Тэнго просидел на полу, опершись спиной о стену. Он думал о своей замужней подруге и длинных руках, тянущихся к его горлу черт знает откуда. Эти мысли не вели ни к чему. Все лишь прокручивалось – заново, заново – и возвращалось к началу.

Оглядевшись, Тэнго глубоко вздохнул. И вдруг отчетливо осознал, как он теперь одинок. Похоже, все-таки прав Усикава. Совершенно не на что опереться.

Глава 7
АОМАМЭ
То, куда вы сейчас попадете

Фойе гостиницы «Окура» оказалось огромной пятизвездочной пещерой с высоченным потолком и чуть пригашенным светом. Голоса посетителей на диванах сливались в сдавленный гул, напоминавший дыхание животного с вывернутыми кишками. Толстый и мягкий ковролин на полу, словно доисторический мох заполярного острова, глушил звук шагов, растворяя людскую энергию в хорошо концентрированном Времени. Сновавшие туда-сюда люди выглядели будто разреженная толпа привидений, проклятых кем-то лет восемьсот назад и обреченных раз за разом повторять одни и те же движения. Деловитые бизнесмены были затянуты в свои костюмы, точно в доспехи. Молодые стройные дамы в шикарных черных платьях собирались на некое торжество. Их мелкие, но дорогущие украшения жаждали света, как вампиры – крови, чтобы только сверкать не переставая. Пожилая чета иностранцев, будто уставшие после пира король с королевой, отдыхала на двухместном троне в углу.

Аомамэ с ее хлопчатыми брюками, дежурной блузкой, кедами и сумкой «Найки» через плечо не вписывалась в легенду этого места, хоть тресни. Больше всего она походила на няньку, вызванную сюда какой-нибудь семьей постояльцев приглядывать за их карапузами. Так, по крайней мере, думала Аомамэ, утопая в огромном кресле с мягкими подлокотниками. Ну что ж. Все-таки она сюда не на банкет пришла. Постоянно казалось, будто за ней наблюдают. Но сколько Аомамэ ни оглядывала бескрайнее фойе, никого подозрительного не замечала. Ну и черт с вами, решила она. Пяльтесь сколько влезет.

Когда часики на руке показали без десяти семь, она встала и с сумкой на плече прошла в туалет. Вымыла руки с мылом, поправила волосы и одежду. И, стоя перед огромным зеркалом, несколько раз глубоко вздохнула. В туалетной комнате не было ни души. Габаритами помещение превосходило ее квартирку. «Это задание – последнее, – прошептала она отражению в зеркале. – Выполни его как следует и исчезни. Сгинь, как призрак в ночи. Сегодня ты здесь. Завтра тебя здесь не будет. А еще через несколько дней ты получишь другое имя и другое лицо».

Она вернулась в фойе, села в кресло и поставила сумку на столик перед собой. В недрах сумки – миниатюрный пистолет с семью патронами. А также игла для протыканья мужских загривков. Успокойся, приказала она себе. Последнее задание – самое важное. А пока оставайся, как всегда, крутой и железной Аомамэ.

И все-таки стоит признать: в этот раз с ней творится что-то не то. Дышать тяжело, сердце колотится, под мышками испарина, по всей коже мурашки. Это не просто волнение, сказала она себе. Это дурное предчувствие. Мой внутренний сторож стучит мне в подкорку и предупреждает: Вставай. Еще не поздно уйти отсюда и забыть об этом ужасе навсегда.

Как бы ей хотелось так поступить. Бросить все к черту и уйти из проклятого фойе, не оглядываясь. В этом отеле ощущалось что-то недоброе. Сам воздух будто пропитан смертью. Тихой, медленной, но совершенно неотвратимой. И все-таки бежать, поджав хвост, она не могла. Увы, не в ее характере.

Последние десять минут текли пугающе медленно. Время никак не хотело двигаться вперед. Не вставая с кресла, Аомамэ пыталась выровнять дыхание. Посетители-призраки все наполняли фойе потусторонним гулом своих голосов, хотя их шаги по толстым коврам оставались абсолютно бесшумны. Относительно внятные звуки издавали разве что официанты с тележками, когда наливали желающим кофе, но даже в звоне посуды слышались жутковато-загробные нотки.

Так не пойдет, подумала Аомамэ. Нужно взять себя в руки – или я растеряюсь в самый важный момент. Она закрыла глаза и почти машинально произнесла про себя то, что в далеком детстве ее заставляли произносить трижды в день перед едой. И хотя прошло уже столько лет, она помнила каждое слово.

Отец наш Небесный. Да не названо останется имя Твое, а Царство Твое пусть придет к нам. Прости нам грехи наши многие, а шаги наши робкие благослови. Аминь.

Скрепя сердце приходилось признать: слова эти, когда-то причинявшие Аомамэ сплошное страдание, теперь служили ей чуть ли не единственной в жизни опорой. Их уверенная, нерушимая мощь успокаивала нервы, отгоняла наползающий страх, выравнивала дыхание. Закрыв глаза и положив пальцы на веки, она повторяла молитву снова и снова.

– Госпожа Аомамэ, не так ли? – спросили где-то совсем рядом. Молодым мужским голосом.

Она открыла глаза и медленно подняла взгляд.

Перед ней стояли двое молодых парней. В одинаковых темных костюмах. Судя по ткани и покрою, бешеных денег эти костюмы не стоили. Явно куплены на распродаже – где-то болтаются, а где-то жмут. Но выглажены безупречно – ни морщинки, ни складочки. Похоже, эти ребята сами отутюживают их всякий раз перед тем, как надеть. Оба без галстуков. На одном сорочка белая, застегнутая до верхней пуговицы, на другом – серая с округлым воротничком а-ля френч. Обуты в черные туфли с тупыми, неприветливой формы носками.

У парня в белой сорочке – рослого, за метр восемьдесят, – волосы были собраны в хвост на затылке. Длинные брови красиво изогнуты, точно ломаные диаграммы. Очень правильное и холодное лицо, точно у киноактера. Второй парень, в серой сорочке, был на голову ниже первого, стрижен как бонза – почти под ноль, – с коротким мясистым носом и крошечной бородкой, похожей на заблудившуюся тень. Под правым глазом – небольшой шрам. Оба подтянутые, загорелые, щеки впалые. Если судить по ширине плеч, под пиджаками скрываются горы мускулов. Каждому на вид лет двадцать пять – тридцать. Взгляды пристальные, колючие. Словно у хищников на охоте, зрачки нацелены только на жертву.

Машинально поднявшись с кресла, Аомамэ скользнула глазами по часикам на руке. Ровно семь. Пунктуальность стопроцентная.

– Так точно, – ответила она.

Их лица оставались непроницаемы. Оба пробежали глазами по экипировке Аомамэ и воззрились на ее сумку.

– Это все, что у вас с собой? – спросил Бонза.

– Да, – сказала она.

– Хорошо, пойдемте. Готовы?

– Конечно.

Низенький Бонза, похоже, был и по возрасту, и по рангу старше верзилы Хвостатого, который все это время молчал.

Неторопливым шагом Бонза двинулся через фойе к пассажирским лифтам. Подхватив сумку, Аомамэ последовала за ним. И тут же заметила, что Хвостатый замыкает процессию, держась в паре метров за ее спиной. Взяли в клещи, сообразила она. Очень профессионально. Осанка у парней прямая, шаг твердый. Как сказала хозяйка, занимаются каратэ. В схватке сразу с обоими победа ей, конечно, не светит. Аомамэ слишком поднаторела в боевых искусствах, чтобы этого не понимать. И все же той мертвой хватки, какой веяло от Тамару, в этих ребятках не ощущалось. Бывает противник, драться с которым бесполезно, но эти двое не из таких. В открытом бою первым делом следует вырубить Бонзу, он командир. А оставшись один на один с Хвостатым, попробовать как-то смыться.

Все трое вошли в лифт. Хвостатый нажал кнопку седьмого этажа. Бонза встал рядом с Аомамэ, а Хвостатый развернулся к ним лицом и занял угол, противоположный по диагонали. Оба двигались в полном молчании, и все их действия были разыграны как по нотам. Идеальная комбинация шорт-стопа с игроком второй базы, сделавших дабл-плей смыслом собственной жизни…

На этой мысли Аомамэ с удовлетворением отметила, что ее пульс и дыхание полностью восстановились. Беспокоиться не о чем. Я та же, что и всегда. Крутая и железная Аомамэ. Все будет в порядке. Дурного предчувствия как не бывало.

Двери лифта беззвучно открылись. Пока Хвостатый давил на кнопку «держать двери открытыми», Бонза вышел первым, Аомамэ вслед за ним. И только потом, отпустив кнопку, из кабины вышел Хвостатый. В том же порядке они зашагали по коридору: Бонза, Аомамэ, Хвостатый. В просторном коридоре им не встретилось ни души. Сколько ни шагай, куда ни сворачивай, повсюду – абсолютная тишина плюс идеальная стерильность. Первоклассный отель как он есть. Ни тебе посуды, выставленной перед дверями номеров, ни окурков в пепельницах возле лифтов. Цветы в вазах источают свежесть круглые сутки. Несколько раз свернув за угол, троица наконец остановилась перед дверью. Хвостатый постучал в нее дважды и, не дожидаясь ответа, вставил в замочную щель ключ-карту. Когда дверь открылась, он вошел первым, огляделся внутри – и лишь потом, обернувшись, кивнул: все в порядке.

– Прошу, – сухо произнес Бонза.

Аомамэ ступила внутрь. Бонза вошел вслед за ней, запер дверь, набросил цепочку. Номер оказался огромным, совсем не похожим на обычные гостиничные номера. Низкий столик с диванами, письменный стол в углу. Здоровенные телевизор и холодильник, никаких кроватей. Дверь в соседнюю комнату. За окном – огни вечернего Токио. Каких бешеных денег все это стоит в сутки, можно лишь гадать. Сверившись с часами на руке, Бонза указал на диван. Аомамэ послушно села и поставила сумку рядом.

– Переодеваться будете? – спросил Бонза.

– Если можно, – кивнула Аомамэ. – В трико работать удобнее.

Бонза кивнул:

– Перед этим придется вас досмотреть. Извините, такая у нас работа.

– Да, конечно. Проверяйте что хотите, – согласилась Аомамэ. Без малейшего напряжения в голосе. Скорее даже, с ноткой любопытства: дескать, надо же, какая серьезная у вас работа.

Она поднялась с дивана, и Хвостатый методично облапал ее от шеи до пят, проверяя, нет ли под одеждой чего подозрительного. Но под тонкими хлопчатыми брюками и легкой блузкой спрятать что-либо невозможно. Парни прекрасно это видели, просто выполняли инструкцию. Прикасаясь к ней, Хвостатый так напрягался, что никакой профессиональной критики его «досмотр» не выдерживал. Было ясно: обыскивать женщин бедолаге доводилось нечасто. Бонза, прислонившись к письменному столу, бесстрастно наблюдал за работой напарника.

Как только личный досмотр закончился, Аомамэ сама распахнула сумку. И показала содержимое: легкий летний кардиган, рабочее трико – верх и низ, банное полотенце. Простенький набор косметики, книга в мягкой обложке. Расшитая бисером косметичка, внутри – бумажник, немного мелочи, брелок с ключами. Все эти вещи она доставала одну за другой и передавала Хвостатому на проверку. Наконец открыла черный мешок для белья. Сменные трусики, лифчик, прокладки…

– Я потею, нужно белье на смену, – сказала Аомамэ.

И, достав кружевные белые трусики, помахала ими у Хвостатого перед носом. Тот чуть зарделся и мелко закивал головой. Понял, понял, говорило его лицо, убери уже. «Может, он немой?» – пронеслось у нее в голове.

Аомамэ не спеша упаковала белье и прокладки обратно в мешок, застегнула молнию. И как ни в чем не бывало спрятала в сумку. Детский сад, подумала она. Фиговые же из вас телохранители, если вы краснеете и отводите глазки при виде женских прокладок! Тамару на вашем месте проверил бы все вплоть до дырки в заднице, будь я при этом хоть Снежная Королева. И мешок с женскими причиндалами переворошил бы до самого дна. Для него все это – конечно, еще и потому, что он гей, – самые обычные тряпки. А не стал бы ворошить – так хотя бы взвесил на ладони. И уж точно вычислил бы сначала «хеклер-унд кох» (полкило с патронами!), а там и футляр с заточкой.

Итак, эти двое – дилетанты. По части каратэ, возможно, большие мастера. И наверное, фанатически преданы своему Лидеру. Но все-таки – дилетанты, как и считала хозяйка. Исходя из ее предположения, Аомамэ и придумала спрятать оружие под нижним бельем, в котором дилетанты копаться не станут. Что б она делала, кабы стали – одному богу известно. Пожалуй, оставалось бы только молиться. Но теперь она знала: настоящие молитвы сбываются.

В просторном туалете Аомамэ достала трико, переоделась. Блузку и брюки аккуратно сложила, спрятала в сумку. Проверила, крепко ли держит волосы гребень на затылке. Спрыснула рот освежителем дыхания. Достала из черной кошелки «хеклер-унд-кох». Нажав на слив унитаза, под шум воды передернула затвор и дослала патрон в патронник. Дальше останется только сдвинуть собачку предохранителя. Переложила футляр с заточкой так, чтобы достать из сумки сразу, как только понадобится. Ну вот, все готово. Аомамэ посмотрела в зеркало и вернула лицу расслабленное выражение. Все в порядке. Пока все идет как надо.

Когда она вышла из туалета, Бонза, стоя навытяжку, вполголоса разговаривал с кем-то по телефону. Но, завидев Аомамэ в трико, тут же прервал разговор, положил трубку – и ощупал взглядом ее фигуру с головы до ног.

– Готовы? – спросил он.

– В любую секунду, – ответила она.

– Прежде чем вы начнете, к вам будет просьба.

Аомамэ растянула губы в улыбке: слушаю.

– О сегодняшнем вечере вы не должны рассказывать ни единой живой душе, – сказал Бонза.

И выдержал паузу, словно ожидая подтвержденья того, что смысл сказанного ясен на сто процентов. Так ждут, когда впитается вода, вылитая на пересохшую землю. Но Аомамэ смотрела на него, не говоря ни слова. И он продолжил:

– Прошу понять правильно: мы заплатим вам очень хорошие деньги. И вполне возможно, еще не раз прибегнем к вашим услугам. Поэтому обо всем, что сейчас происходит, просьба забыть сразу же после ухода. Обо всем, что вы здесь увидите и услышите.

– Я имею дело с недугами самых разных людей, – ответила Аомамэ ледяным тоном. – Конфиденциальность – неотъемлемая часть моей работы. Информация о состоянии сегодняшнего клиента не выйдет за пределы этого номера. Можете не беспокоиться.

– Хорошо, – сказал Бонза. – Это мы и хотели услышать. И все же в данном случае мы говорим не о конфиденциальности в обычном смысле слова. То, куда вы сейчас попадете, – место святое.

– Святое?

– Именно так, я не преувеличиваю. Все, что вы там увидите и к чему прикоснетесь, – Святыня. Другими словами это выразить невозможно.

Ни слова не говоря, Аомамэ кивнула. С этими ребятами лучше не произносить ничего лишнего.

– О вас мы собрали подробную информацию, – продолжал Бонза. – Простите, но это было необходимо. У нас слишком много причин для осторожности.

Аомамэ оглянулась на Хвостатого. Тот замер в кресле у выхода, выпрямив спину и положив руки на колени. Так, словно позировал для снимка в какой-нибудь фотостудии. Его неподвижный взгляд был направлен на Аомамэ.

Бонза посмотрел на свои черные туфли, словно проверяя, чистые ли, и снова посмотрел на нее.

– В итоге мы пришли к выводу, что опасности вы не представляете, и решили вас пригласить. Вы действительно высококлассный инструктор с отменной репутацией.

– Благодарю вас, – сказала Аомамэ.

– Насколько мы знаем, вы из «очевидцев», не так ли?

– Мои родители были сектантами и воспитывали меня в своей вере. Сама я этого не выбирала и всякую связь с «очевидцами» оборвала уже очень давно.

Интересно, подумала Аомамэ, известно ли им, как мы с Аюми охотились на мужиков по барам Роппонги? Впрочем, не важно. Даже если известно, им эти вещи должны быть до лампочки. Иначе меня бы здесь не было.

– Это мы тоже знаем, – кивнул Бонза. – Тем не менее в раннем детстве вас растили как верующую. Именно в те годы жизни, когда формируется психика. А значит, гораздо лучше, чем простому обывателю, вам должно быть известно, что такое Святость. Это понятие общее для всех конфессий. На свете бывают места, где нам положено находиться, – и места, куда мы попадать не должны. Способность понимать эту разницу и принимать ее – первое, что прививает любое религиозное воспитание. Надеюсь, вы в курсе, о чем я?

– Думаю, да, – ответила Аомамэ. – Хотя понимать и принимать – все-таки не одно и то же.

– Безусловно, – кивнул Бонза. – Принятия от вас мы не ожидаем. Это наша вера, и вы здесь ни при чем. Однако сегодня – не важно, веруете вы или нет, – вам придется лицезреть нечто очень особенное. В буквальном смысле Сверхъестественную Сущность.

Аомамэ промолчала. Сверхъестественная Сущность?

Прищурившись, Бонза несколько секунд наблюдал за ее реакцией. И затем медленно произнес:

– Что бы вы ни увидели, во внешнем мире рассказывать об этом нельзя. Иначе наша Святыня будет осквернена и утратит силу. И дело здесь не в том, как к этому отнесется мир с его общественным мнением и нынешними законами. Главное, что ощутим мы – те, кто эту Святыню почитает. Вот на какое понимание с вашей стороны мы рассчитываем. Если это условие будет выполнено, вы, как я уже говорил, будете очень щедро вознаграждены.

– Я поняла, – сказала Аомамэ.

– Секта наша невелика, – добавил Бонза. – Однако у нас очень сильная вера – и очень длинные руки.

«Очень длинные руки», – повторила про себя Аомамэ. Насколько длинные, ей придется проверять на себе.

Скрестив ручищи на груди и прислонившись к столу, Бонза уставился на Аомамэ тем придирчивым взглядом, каким обычно проверяют, не криво ли висит на стене картина. Поза Хвостатого за все это время не изменилась ни на миллиметр: он все так же сидел и сверлил глазами Аомамэ.

Наконец Бонза посмотрел на часы.

– Ну что ж, пойдемте, – проговорил он и сухо откашлялся.

Осторожными шагами, точно святой по воде, приблизился к двери в соседнюю комнату, чуть слышно постучал в нее дважды. Не дожидаясь ответа, открыл дверь, легонько поклонился, вошел. Аомамэ поправила сумку на плече и последовала за ним. Шагая по ковру к загадочной двери, убедилась, что дышит ровно. И представила, как ее пальцы сжимают воображаемый пистолет. Беспокоиться не о чем. Все идет как всегда. И все-таки ей страшно. Меж лопаток словно пристал кусок льда. Странного льда, который ни за что не желает таять. Я абсолютно спокойна, сказала она себе. Мой страх – где-то на дне души.

«На свете существуют места, где нам положено находиться, – и места, куда мы попадать не должны», – сказал бритоголовый Бонза. Теперь ей понятно, что означали эти слова. Всю жизнь до сих пор Аомамэ находилась не там, где положено. Хотя сама этого не замечала.

Она повторила про себя слова молитвы – и, глубоко вздохнув, шагнула в дверной проем.