Текст книги "Отложенная свадьба"

Глава 11

«Ты можешь приехать в Рим завтра вечером? Селена позаботится обо всем, если ты выкроишь время перед показом».

Элли в двадцатый раз прочла сообщение, которое получила на смартфон пять минут назад. Или в тридцатый? Она искала в сообщении скрытый смысл или дополнительную информацию. Или признак того, что что-то изменилось в их отношениях, хотя бы немного, после совместной ночи в Лондоне.

Но сообщение Доминика было точно таким же, как и все остальные, которые она получала за прошедшие три месяца. Он просил ее пойти с ним на мероприятие – вежливо, прагматично и сдержанно.

Она испытала странное разочарование.

Почему она ожидала, что на этот раз будет иначе? После приезда Доминика в Лондон прошло три недели, и они оба были очень заняты.

Три недели с тех пор, как Элли проснулась и обнаружила, что он снова ушел, и приуныла.

Они провели замечательный вечер, после того как поговорили по душам, и он рассказал ей о бизнесе, убедил показать коллекцию одежды и решил проблему с мастерской «Дхарави». И признался ей, почему не празднует свой день рождения.

Когда они вместе сидели на диване и смотрели старый черно-белый фильм на большом телевизоре с плоским экраном, Элли мучилась от оставшихся без ответа вопросов. Как он выжил, будучи ребенком, если его никто не любил? До чего эгоистичной была его мать, если не хотела отмечать день рождения сына? Неужели она заставила его чувствовать себя виноватым за то, что он родился? Элли стало грустно. Она загрустила сильнее, поняв, что Доминик не хочет праздновать вместе с ней.

Она надеялась, что утром наберется смелости и задаст ему несколько вопросов, но не успела.

Она решила ответить на его сообщение и стала придумывать деловитый ответ, чтобы Доминик не счел ее слишком навязчивой или эмоциональной.

В конце концов она ответила просто:

«С нетерпением жду шанса пойти на вечеринку. Я с удовольствием отдохну от хаоса на работе. Элли».

Отправив сообщение, она приписала еще одну строчку:

«Я никогда не была в Риме».

Она не хотела, чтобы Доминик знал, с каким нетерпением она ждет с ним встречи.

Двадцать четыре часа спустя Элли чувствовала себя значительно менее оптимистично, стоя в пустом пентхаусе пятизвездочного отеля с видом на палаццо Поли.

Номер, оформленный в стиле барокко, соответствовал внешнему виду здания. В нем была широкая кровать с балдахином в главной спальне. Элли доехала на лимузине из аэропорта Фьюмичино, а два часа назад встретилась в номере Доминика с одной из его ассистенток и небольшой армией профессионалов от индустрии красоты. Элли привезла для вечеринки собственное платье – один из образцов коллекции, над которой она и ее швея работали две недели. Но даже после того, как в течение часа ее готовили косметологи и парикмахер, она не успокоилась.

Ей было непонятно, почему Доминик не встретил ее в аэропорту. Уже почти шесть часов, и она подготовилась час назад, но он по-прежнему с ней не связался.

Она стояла на богато украшенном балконе номера и смотрела на ночную жизнь Рима. Вода струилась по знаменитой римской каменной кладке фонтана Треви и сияла под светом фонарей.

Но в отличие от многих других новых зрелищ и звуков, которые Элли видела с тех пор, как вышла замуж за Доминика, сцена внизу не вызывала у нее обычного возбуждения или восторга. Потому что впервые Доминика не было рядом.

Она взглянула на парочку на площади, которая дурачилась у фонтана. Девушка стояла спиной к воде и бросала через плечо монету. Ее парень обнял ее за талию, приподнял и прокружил на месте. Шум толпы и текущая вода заглушали звуки, но Элли была уверена: девушка беззаботно хихикает.

Это зрелище поразило ее, напоминая о том моменте, когда Доминик закружил ее в своих объятиях после того, как они договорились стать деловыми партнерами. В ту секунду Элли чувствовала себя такой молодой и счастливой и верила, что, несмотря на ограничения в их браке, она поступает правильно. Однако теперь она в том сомневалась. Неужели она стала зависимой от Доминика, его силы и поддержки?

Она услышала, как у нее за спиной открылась и закрылась дверь.

– Добрый вечер, Элисон! Извини за опоздание.

Она обернулась, и сердце едва не выскочило из ее груди. Прилив эмоций – сильный и внезапный – при виде Доминика в смокинге захлестнул ее, как цунами.

И тут до нее дошло: она безнадежно влюбилась в своего мужа.

– Добрый вечер, – паникуя, прошептала она, проведя дрожащими ладонями по красному бархатному платью.

– Ты выглядишь изысканно, – тихо сказал он.

Она заставила себя улыбнуться, несмотря на страх:

– Ты тоже.

В смокинге Доминик выглядел просто потрясающе. Но не поэтому ее сердце колотилось, как мотор гоночной машины на старте.

Он взял Элли за пальцы и обнял ее. Что-то суровое и угрожающее вспыхнуло в его глазах шоколадного цвета, когда он прижался губами к ее шее.

– Жаль, что нам придется ехать на это проклятое мероприятие, – пробормотал он, поглаживая руками ее ягодицы.

Она задрожала от желания. Ей хотелось признаться Доминику в своих чувствах, но она не знала, как он отреагирует. Он уже походил на настоящего мужа во многом, поддерживая ее во всем. Он дарил ей удовольствие и обеспечивал безопасность. И она надеялась, что дарит ему то же самое. Жаль, что Доминик не позволит ей подарить ему свою любовь. Ведь у них мог быть хороший, крепкий брак.

– Мы должны идти? – спросила она.

Он напряженно хохотнул и поднял голову.

– К сожалению, да. Это благотворительная акция. Если мы там не покажемся, это очень плохо отразится на нашем имидже. – Он одарил ее чувственной улыбкой, которая всегда сводила ее с ума. Элли обожала его юношеское обаяние. – И все догадаются, чем мы занимались вместо этого.

Она покраснела в ответ на его поддразнивание.

– К тому же нельзя упускать возможность показать твое платье. – Обнимая за талию, он провел Элли к дивану, где она оставила шаль. Он накинул шаль на ее обнаженные плечи и приподнял пряди волос с шеи.

Они шагнули в позолоченный лифт. Страх и паника Элли сменились надеждой, когда Доминик тихо произнес:

– Через три недели ты произведешь сенсацию своей одеждой.

И впервые она поверила в это. Если она сумеет победить свой страх, то, несомненно, наберется смелости и признается Доминику, чего именно она хочет от их брака.

Менее чем через пятнадцать минут они приехали в элегантный двор Римского оперного театра, где давали «Отелло» Верди.

Элли разглядывала ошеломляющий, величественный зрительный зал XIX века. Их провели в королевскую ложу, обитую красным бархатом. Она запрокинула голову, осматривая пять ярусов смотровых галерей на другой стороне сцены, и ротонду, украшенную нимфами и херувимами, парящими в небе.

Пока Доминик благодарил юного портье, который показал им их места, и давал ему щедрые чаевые, Элли просматривала программку. Она не понимала многого, потому что все было написано по-итальянски. Наконец ее взгляд упал на логотип благотворительной французской организации «Фонд помощи бездомным детям».

– Это интересно, – сказала она, когда Доминик сел рядом с ней. – Благотворительная организация – французская?

– Да? – Он расстегнул пуговицу на смокинге и поджал губы. Потом взял программку из ее рук и положил на стол перед ними. – Иди сюда. – Он взял Элли за руку, когда погас свет.

– Доминик, что ты делаешь? – ахнула она, когда он усадил ее себе на колени.

Поднялся занавес.

– Я так хочу тебя, – прорычал он, когда его пальцы погрузились в ее волосы.

Прежде чем она смогла возразить или хотя бы сориентироваться, он жадно поцеловал ее в губы, а потом усадил на себя верхом.

Она вздрогнула и запрокинула голову.

– Доминик, нельзя. Нас арестуют. Нас увидят. – Она простонала ему в ухо, когда он принялся ласкать ее между ног.

– На нас никто не смотрит, – настойчиво произнес он.

Забыв обо всем, они занимались любовью, пока на сцене шел спектакль. Сквозь водоворот эмоций Элли смутно слышала, как кто-то по-французски выкрикивает «бис».

Она обмякла, ее платье было помято, а волосы растрепаны. Она с трудом переводила дыхание.

– Прости, – напряженно сказал Доминик, когда все закончилось, и она вздрогнула. – Я не знаю, что на меня нашло.

Она коснулась рукой его подбородка, покрытого щетиной, и едва не расплакалась.

– Все в порядке, Доминик, я тоже тебя хотела. Я так соскучилась по тебе за долгие три недели.

«И я люблю тебя».

Признание эхом отозвалось в ее голове, но Элли не сказала эти слова вслух. Еще слишком рано. Сейчас неподходящее время.

Телефон Доминика зажужжал, и он вынул его из кармана. На экране высветилось фото и имя абонента – «Марлена».

– Я должен ответить. – Доминик отошел в сторону и сердито заговорил по-итальянски.

Разговор продолжался всего несколько минут, но Элли казалось, что прошло несколько часов. Она наблюдала, как одна эмоция сменяется другой на лице Доминика.

Со сцены зазвучало мелодичное сопрано Дездемоны. Сердце Элли колотилось как сумасшедшее, когда он завершил звонок.

– Я должен уйти, – сказал он и поцеловал костяшки ее пальцев, выглядя отрешенным. Похоже, он думал только о Марлене.

– Подожди, Доминик! – Элли схватила его за руку, зная, что он что-то скрывает от нее. Она понимала: он никогда не хотел, чтобы она пробила броню вокруг его сердца. И она уважала его решение, так как думала, что он пока не готов к серьезным чувствам.

Но Элли не предполагала, что их брак окажется прикрытием его отношений с другой женщиной.

– Кто такая Марлена? – глухо спросила она.

Он поднял брови, а потом на его лице промелькнуло чувство вины.

– Это тебя не касается, – сказал он. – Оставайся и наслаждайся оперой. – Его предложение прозвучало как команда, холодная и категоричная.

Доминик, не оглядываясь, вышел из ложи. Сердце Элли, которое всего несколько мгновений назад переполнялось любовью и радостью, разбилось вдребезги.

* * *

Доминик дрожал, садясь во внедорожник и рявкая приказы своему водителю.

На экране его телефона появилось новое сообщение на итальянском языке от Марлены Романо.

«Доминик, не нужно уходить из театра. Мы сообщили в полицию об исчезновении Энцо. Мы сразу свяжемся с вами, если будут новости».

Он напечатал ответ по-итальянски дрожащими пальцами и вспомнил опустошение на лице Элли.

«Никаких проблем, Марлена. Я еду».

Доминик поймал десятилетнего беспризорника Энцо, шарящего по его карманам, когда ждал у отеля машину, которая должна была отвезти его в аэропорт.

Он был так поглощен мыслями о своей жене и о том, как сильно ему хочется увидеться с ней снова, обнять, узнать, как продвигается подготовка к показу, что ловкий молодой вор чуть не вытащил у него кошелек.

Но как только Доминик схватил ребенка за костлявое запястье, услышал отчаянный крик мальчика и увидел гневный вызов в его затравленном взгляде, ему показалось, что он смотрится в зеркало. Марлена, конечно, права. Ему не следовало покидать мероприятие, которое планировалось несколько месяцев, чтобы помочь финансированию благотворительной организации «Фонд помощи бездомным детям», которую Доминик основал в Риме и ряде других европейских городов. Он хотел помочь бездомным детям, таким же, как он сам, мальчикам и девочкам, у которых не было ни надежды, ни шансов, ни возможностей. Фонд помогал детям добиться успеха и реализовать свои таланты, пока не стало слишком поздно.

Марлена и сотрудники фонда были высококвалифицированными и чрезвычайно способными людьми. Как только полиция найдет Энцо и вернет его, персонал убедит мальчика воспользоваться шансом, который предлагает ему приют.

Но когда ему позвонила Марлена, Доминик плохо соображал.

Ему вдруг захотелось уйти, убежать от эмоций, угрожающих задушить его, когда он увидел растрепанную Элли, которая смотрела на него в ошеломлении.

Он повел себя как животное и легко потерял самоконтроль во время публичного мероприятия. Он стал одержим своей женой.

Доминик видел, как Элисон смотрит на него, когда он входил в номер отеля накануне вечером. В ее глазах читалась тоска.

Они пробыли в браке всего несколько месяцев, но Доминик не мог контролировать свое желание, когда просто видел Элли.

Это должно закончиться сегодня вечером. Он поговорит с Марленой, оценит ситуацию с Энцо, дождется сообщения от полиции и будет держаться подальше от Элисон, пока она не вернется в Лондон. И он не притронется к ней снова, пока наконец не научится себя контролировать.

Автомобиль проехал мимо Колизея, направляясь из Рима в пригород.

Арочные фонари освещали разрушенный фасад старинного здания. Впервые вместо того, чтобы насладиться эпическим величием данного места, Доминик увидел лишь руины и представил себе жестокое кровопролитие в стенах дома. Это здание словно символизировало пустоту и стыд в его душе.

Глава 12

Элли увидела, как черный внедорожник останавливается напротив большого особняка на окраине города. Доминик вышел из машины и направился к детской игровой площадке в палисаднике, где в лунном свете поблескивали перекладины стенки для лазания. От замешательства ее сердце забилось чаще.

Она не понимала, что заставило ее пойти за ним. Она покинула оперу в оцепенении, обида от предательства Доминика была настолько сильной, что почти душила ее.

Почему она предполагала, что их брак станет исключением из правил? В конце концов, этого условия не было ни в одном из документов, которые он заставил ее подписать. Почему ей даже в голову не пришло обо всем его расспросить? Потому что она никогда ни о чем его не спрашивала. Она ни разу не настаивала на своем и ничего не требовала. Она безоговорочно доверяла ему с самого начала.

Но пока молодой таксист мчался по улицам Рима вслед за внедорожником, Элли горько осознавала, что любит Доминика, несмотря ни на что.

Здание, в которое вошел Доминик, выглядело как школа. Или детский приют. Наверное, здесь работает его любовница. А вдруг Элли жестоко ошибается, и у него нет любовницы? Может, ей стоит вернуться в отель, как он просил, и дождаться его возвращения?

Но, несмотря на отчаянную надежду на то, что Элли ошибалась и сделала неверный вывод, рассудок убедил ее поехать за Домиником. Он запретил ей знать о его прошлом, и все же стал таким важным человеком в ее жизни. Она влюбилась в него несколько недель назад. Может, даже несколько месяцев, хотя отрицала это тогда.

Кем бы ни была эта Марлена, она играет важную роль в жизни Доминика, но Элли ничего о ней не знает. Жаль, что она не говорит по-итальянски.

Доминик твердил о необходимости доверять друг другу, когда они заключали брачную сделку. Элли всегда доверяла ему, а он ей никогда не доверял.

Дрожащими пальцами она открыла сумочку, вытащила оттуда две банкноты по двадцать евро и передала их водителю. Выйдя из машины, Элли глубоко вдохнула, но успокоиться ей не удалось. Такси начало отъезжать, и она зашагала по дорожке к главному входу в здание.

Она позвонила в дверь и увидела вывеску «Фонд помощи бездомным детям». И вспомнила, как Доминик притворился, будто ничего не знает об этой благотворительной организации.

Дверь открылась, и появилась женщина средних лет в джинсах и джемпере. Ее добрые глаза оттенка карамели расширились от удивления.

Марлена.

Элли сразу узнала ее. Она была красивой, хотя выглядела значительно старше, чем на фотографии в телефоне Доминика, которую Элли мельком увидела полчаса назад.

Элли с трудом сдержала улыбку. Ситуация была бы комичной, если бы не была такой трагичной.

– Синьора Легран? – сказала она, и Элли сообразила, что Марлена узнала ее по фотографиям в прессе. Когда Элли кивнула, не в силах говорить из-за подступившего к горлу кома, женщина не выглядела хоть сколько-нибудь виноватой или смущенной.

Значит, Марлена не любовница Доминика. В этом Элли ошиблась. Но она не испытала долгожданного облегчения.

Почему Доминик сознательно позволил ей предположить худшее? Неужели он так сильно презирает ее и их брак? Какой же жалкой выглядела Элли, пока гналась за ним по Риму, просто чтобы узнать правду!

– Добрый вечер! – произнесла женщина по-итальянски, и выражение ее лица стало беспокойным. – Пойдемте. – Она жестом пригласила Элли войти в вестибюль здания. – Доминик здесь. Вы его ищете, да?

Вестибюль был теплым и светлым, современным и ярким. Стены украшали детские рисунки в рамочках. На доске было несколько листовок и сообщений на итальянском языке. Элли услышала рэп-музыку и увидела нечто похожее на комнату отдыха за стеклянной перегородкой, где была группа подростков. Одни смотрели футбольный матч на большом телевизоре с плоским экраном, другие играли друг с другом на компьютерной консоли.

– Я сказала ему, что не нужно приезжать, – произнесла Марлена на безупречном английском языке. – Энцо сбежал, но его нашла полиция. Мне очень жаль, что мы прервали ваш вечер.

– Энцо? Кто такой Энцо? – тупо спросила Элли.

– Энцо – бездомный мальчик, которого Доминик поймал, когда тот пытался его ограбить. – Женщина улыбнулась, но, судя по озадаченному выражению ее лица, она ожидала, что Доминик расскажет Элли о мальчике. – Доминик привез его к нам. Он один из многих детей, которым Доминик помогает своим покровительством в фонде, – прибавила Марлена.

Ее слова заглушил стук в ушах Элли, когда Доминик вышел из двери в дальнем конце вестибюля, глядя в свой телефон.

– Доминик? – Марлена прервала его, и он поднял голову. – Приехала ваша жена.

Он напрягся, и у Элли скрутило живот.

– Элисон, почему ты здесь? – грубо спросил он.

– Я искала тебя, – выдавила она, когда он двинулся в ее сторону.

– Пошли. – Он крепко схватил ее за руку. Попрощавшись с Марленой, Доминик вывел Элли из здания. – Садись в машину. – Он открыл дверцу большого черного внедорожника.

Она проскользнула на сиденье и посмотрела в окно, когда услышала, как он усаживается рядом с ней. От избытка эмоций ей стало тошно. Она не могла ни говорить, ни думать, когда машина отъезжала от тротуара.

– Не могу поверить, что ты поехала за мной, – сказал он сердито и недоверчиво. – Я просил тебя остаться в театре.

Элли следовало как-то оправдаться, но, глядя в ночь, она решила, что ей не за что извиняться. Если он не хотел, чтобы она поехала за ним, ему не надо было создавать у нее впечатление, будто он убегает к другой женщине.

– Буду признателен, если ты не сделаешь этого снова, – отчеканил он. – Я предпочитаю не унижаться перед людьми, которые работают на меня.

В темном салоне машины стояла тишина, пока они ехали по городу. Напряжение стало осязаемым, Элли отказывалась смотреть на Доминика. Но в конце концов то, что всегда подводило ее в прошлом, вспыхнуло в ее душе с новой силой. Она почувствовала обиду, боль, унижение, смущение, замешательство и панику. А также ярость, которую научилась скрывать за те годы, пока ее мать убивала себя.

Машина остановилась у тротуара. Элли не стала ждать, когда Доминик выйдет и обойдет машину, чтобы открыть ей дверцу. Она вышла из машины и направилась к входу в отель.

Она слышала, как он что-то кричит у нее за спиной, но продолжала идти. Он догнал ее в холле, схватил за руку и развернул к себе лицом.

– Куда ты, черт побери, идешь?! – Он казался настороженным и злым.

– В наш номер, чтобы упаковать чемодан и отправиться домой. – Она высвободила локоть из его хватки.

Все, что она хотела сказать ему и должна была сказать несколько недель назад, кружилось у нее в голове, когда она ворвалась в лифт и нажала кнопку. Доминик остался в холле. Он покачал головой, словно был удивлен, а потом бросился за ней. Но было уже слишком поздно – двери закрылись до того, как он вошел в лифт.

– Стой, Элисон! Нам надо поговорить! – крикнул он, очевидно ожидая, что она остановит лифт. – Открой дверь!

Но она не подчинилась.

Лифт прибыл на их этаж. Элли вынула из сумочки ключ-карту, отчаянно торопясь войти в номер и запереться там.

Доминик сознательно разбил ей сердце. Он знал, как она начинает относиться к нему, и причинил ей боль, раздавил ее.

Распахнулась дверь аварийного выхода, и появился Доминик. Элли заскочила в номер и повернулась, чтобы захлопнуть дверь, но он уперся в нее ладонью.

– Убирайся! Я не хочу видеть тебя здесь! – По ее лицу текли слезы.

– Красавица моя, не плачь…

Он поднял руку, чтобы прикоснуться к ее щеке, его гнев сменился опустошением.

Элли оттолкнула его руку, сдерживая рыдания:

– Почему мне не плакать?

– Потому что я этого не стою, – сказал он.

Неужели он действительно верит в то, что говорит? Или сделал это от стыда и сожаления? Но Элли все равно, она так просто ему не уступит.

– Зачем ты это сделал? Почему ты позволил мне поверить, что Марлена твоя любовница? Почему ты не впускаешь меня в свою жизнь? Почему ты постоянно скрытничаешь?

– Потому что ты возненавидела бы меня, если бы узнала, какой я на самом деле. – Он прижал руку к сердцу и уставился на нее с желанием. Элли попятилась. – Разреши мне любить тебя.

Он говорил о сексе – она это понимала. Ей следовало оттолкнуть Доминика, но она не сопротивлялась, когда он стал ее раздевать.

Через несколько секунд оба были обнажены и тяжело дышали, не сдерживая страсти. Их бурная близость длилась секунды. Они рухнули на ковер, прерывисто дыша, их тела покрылись потом. Когда Элли повернулась в его руках и посмотрела ему в глаза, она не увидела в них ничего. Ее взгляд вдруг остановился на большом зеркале в противоположном конце комнаты. Сначала она увидела только их переплетенные руки и ноги, а потом ее сердце сжалось.

На смуглой спине Доминика виднелись белые шрамы, от лопаток до ягодиц.

Что с ним случилось? Кто мог такое сделать?

«Некоторые люди заслуживают боли, малышка».

И вдруг Элли все поняла. Резкая боль пронзила ее живот, она громко простонала. Доминик насторожился и отпрянул от нее. Их взгляды встретились.

Он виновато посмотрел на нее.

Теперь у Элли были ответы на все ее вопросы.

Вот почему они всегда занимались любовью в темноте или в полумраке. Вот почему он уходил от нее по утрам. Вот почему он запирал дверь ванной, чтобы она не присоединилась к нему в душе. Это был еще один секрет, который он хранил три месяца.

Доминик потянулся за рубашкой, чтобы надеть ее и спрятать шрамы.

Элли схватила его за запястье, чувствуя, как быстро колотится его сердце.

– Не прячь их от меня, Доминик, не нужно, – прошептала она, обнаженная, уязвимая, но смелая.

Она не догадывалась, что отец Доминика такое чудовище.

– Твоя спина… Шрамы… – выдавила она и увидела, как напряглись мускулы на его щеке, когда он отвернулся. – Это сделал Пьер?

Его глаза потемнели, выражение лица стало напряженным.

– Прости. – Она посмотрела на него с состраданием.

– За что ты извиняешься? Ты этого не делала, – сказал он резко и настороженно. – Это было давно, и я заслужил это.

– Доминик, как ты можешь в это верить?

Доминик прижал большой палец к ее губам. Он не хотел говорить ни о том времени своей жизни, ни о той ночи. Разве она не понимает, сколько сил он приложил, чтобы она не увидела его шрамы? Он ненавидел слезы в ее глазах и сочувствие, которого он не заслуживал.

Каким-то образом Элли запала ему в душу. Он был неравнодушен к ней и хотел больше, чем следовало бы. И он не мог ответить ей взаимностью.

Элли такая молодая и уязвимая, честная и открытая, смелая и сильная. Но она понятия не имеет, кто он на самом деле. Он надеялся скрыть это от нее, цеплялся за заблуждение о том, что, если она никогда не узнает правду, они достойно разведутся. Но их отношения развивались не так, как он планировал. Он был очарован ею и мечтал о будущем с ней, хотя не имел на это права.

И, пытаясь защитить ее, он только сильнее обижал ее.

– Я больше не ребенок, а мой отец давно мертв, – сказал он, не желая видеть ее затуманенный взгляд.

– Я знаю, но почему ты прятался от меня?

– Тише, Элисон. – Он провел большим пальцем по ее губам, зная, что обязан перестать трусить и сказать ей правду.

Она моргнула, ее янтарные глаза блестели от слез.

– Эти шрамы появились у тебя той ночью? Ты защищал мою мать?

– Нет. Она защищала меня, вот почему он ударил ее, а потом выгнал вас обеих. Я наорал на него, потому что устал от его оскорблений. Думал, я смогу победить его и наконец заставлю заплатить за то, что он сделал с моей матерью, бросив ее и меня. Но я ошибся. Я был глупым ребенком, поддавшимся горечи и обиде. Твоя мать увидела, как он хлестал меня ремнем, и попыталась его остановить.

– О, Доминик… – Элли округлила глаза. Ее сочувствие было таким яростным, что он сжал кулаки. – Мне так жаль…

– Ты неправильно поняла меня, Элисон. Я был молод, глуп и дерзок, и я готовился к драке с ним. Но он отыгрался на тебе и твоей матери.

– Ты не можешь обвинять себя в насилии своего отца, – сказала она. – Ты не сделал ничего плохого.

Да, прежде Доминик в это верил. Это было тогда, когда он полз по земле, его рвало в кустах, и он изо всех сил пытался дышать, несмотря на три сломанных ребра. Он очень старался не потерять сознание, прежде чем добрался до дороги.

– Может быть. – Он жил с чувством вины за ту ночь с тех пор, как узнал, в каком бедственном положении оказалась Элли и ее мать. Но это была не самая большая проблема. – Дело в том, что я больше не тот мальчик. Сейчас я думаю только о себе. Всегда. Я не могу дать тебе то, что ты хочешь.

Он убрал короткие локоны с ее щеки и прижался губами к ее нежной коже. Элли вздрогнула, ее большие янтарные глаза потемнели.

Он опустил руку и резко хохотнул.

– Ты можешь. Я люблю тебя, Доминик, – сказала она с такой тоской и искренностью. – Очень люблю.

Ему стало совестно.

Он понимал, что виноват, потому что перешагнул запретную линию три недели назад в Лондоне, а может быть, даже раньше. Каждый раз, когда они занимались любовью, ему хотелось насытиться ее добротой, заботой и нежностью. Его покорила романтическая натура Элисон, ее милое и сострадательное сердце.

– Ты не можешь меня любить, – твердо ответил он, несмотря на буйство эмоций. – Ты плохо меня знаешь.

Он надел трусы-боксеры. Затем протянул Элли свою рубашку и повернулся к ней спиной, ожидая, пока она прикроет наготу. Он запустил дрожащие пальцы в волосы, не в силах смотреть на Элли и говорить ей правду.

– Ты не можешь любить меня, Котенок Элли, – произнес он, и его голос дрогнул. – Никто этого не может.

– Почему нет? – спросила Элли.

Доминик поднял голову, его глаза шоколадного цвета хранили так много секретов. И вдруг Элли поняла, кого он защищал все это время, и настойчиво требовал, чтобы они жили отдельно друг от друга, в разных странах. Почему он никогда не хотел оставаться с ней на ночь, отчего скрывал шрамы, отрицал их значение. И отвергал ее любовь.

Он защищал не себя, а ее.

– Почему, Доминик? – снова спросила она. – Почему я не могу любить тебя?

Он покачал головой, посмотрел мимо нее, и его взгляд стал равнодушным и настороженным.

– Мне очень жаль, что я причинил тебе боль, – произнес он с такой категоричностью, что Элли испугалась. – Я не хотел этого, но это было неизбежно. Я попрошу своих адвокатов оформить развод.

Как только Доминик повернулся, чтобы уйти из ее жизни, Элли бросилась за ним и схватила его за руку.

– Доминик, стой!

Он взглянул на ее пальцы, но она продолжала его держать. Она обвила рукой его предплечье и собралась с силами, чтобы сказать то, о чем он не хотел слышать. Единственное, что он так долго отрицал. То, что привила ему в детстве женщина, которая отказывалась отмечать день его рождения. И мужчина, который однажды летом по своей прихоти приблизил его к себе, а потом жестоко обошелся с ним.

– Ты не бесполезный, – сказала она.

Он высвободил руку, изумленно уставился на нее и нахмурился.

– Я знаю, что нет. «Легран насьональ» стоит более пяти миллиардов долларов на открытом рынке, – ответил он.

– Ты не бесполезный, – повторила она.

– Я знаю это, – сказал он и шагнул назад, и ее сердце сжалось.

Высокомерие, самообладание, отчаянная потребность не принимать ее любовь – все это помогало ему защищаться. Потому что он любил свою мать и пытался завоевать уважение отца, а они оба оттолкнули его как бесполезную вещь.

Конечно, он не доверяет чувствам Элли, потому что не верит своим собственным. Их брак всегда был не только деловым соглашением. Доминик стремился лелеять и защищать Элли. Он настоял на том, чтобы вложить деньги в ее бизнес. Он ободрял ее и заботился о ней. А она из-за собственной неуверенности не сразу это поняла. Она не бросала ему вызов, она даже не сопротивлялась ему. Но теперь Элли будет сражаться.

– Ты не бесполезный, – снова сказала она. – Что бы она ни заставляла тебя думать. Что бы он тебе ни говорил.

Доминик покачал головой, но она заметила, как его надменность уходит. Ее слова попали в цель, и теперь она не отступится. Она доведет это дело до конца, даже если Доминику будет больно, а она все потеряет.

– Я очень тебя люблю. И не потому, что ты великолепен в постели или считаешься одним из богатейших парней на планете. Или потому, что ты поддержал мой бизнес и меня. – Она тихо рассмеялась, увидев, как он озадачен.

Никто никогда не любил Доминика таким, какой он есть. Но Элли его любит. И она хочет, чтобы он знал об этом и верил в это.

– Почему тогда? – искренне удивляясь, спросил он.

– Потому что тем летом ты разрешал мне ходить за тобой, как щенку, и ни разу не пожаловался. Потому что ты винил себя за то, что случилось с моей матерью и со мной, хотя в этом нет твоей вины.

– Но вы так много страдали, – сказал он.

– И ты тоже, – ответила она, понимая, что в глубине души Доминик остался тем отважным юношей, который хотел отомстить за свою мать и столкнулся с чудовищем. – И потому, что, когда я пришла к тебе домой несколько месяцев назад, ты настоял на том, чтобы обработать мне рану на ноге.

– Я планировал соблазнить тебя, – уточнил он. – Мне нужна была жена.

Она ухмыльнулась:

– Разве я жаловалась?

– Ты была невинной. – Его глаза потемнели от желания и страсти, что так нравилось Элли. – И не важно, что тебе было хорошо. – Он коснулся рукой ее щеки.

Она накрыла его руку ладонью, наслаждаясь лаской.

– Мне понравилось, что ты так серьезно отнесся к моей невинности, но для меня она не имела большого значения, – произнесла Элли, смотря в его озабоченное и хмурое лицо. – Ты обеспечивал мне безопасность и стабильность в этом браке, – прибавила она, и ее сердце забилось быстрее. – Хотя подразумевалось, что наш брак будет фиктивным.

– Он никогда не казался мне фиктивным, даже когда я этого хотел, – пробормотал он, касаясь другой ее щеки и упираясь лбом в ее лоб.

Наконец-то она пробила броню, которой он отгораживался ото всех, боясь быть отвергнутым. Броня, которая заставила его поверить, что он не заслуживает любви. Что он не заслуживает Элли.

Их связь казалась ей надежной и прочной, она поняла это по его прерывистому дыханию. Как смешно, что они оба так долго отрицали важность своих отношений.