Текст книги "Охотясь на Аделин"

Глава 8. Алмаз

– У тебя такие красивые волосы, – раздается сзади меня мягкий капризный голос.

Резко втягиваю воздух и оборачиваюсь, испугавшись неожиданного вторжения.

Это она.

Та девушка, которую тащил на своем плече Джерри, когда меня только привезли. Девушка со льдом и пламенем в глазах и жуткой улыбкой, которая и сейчас играет на ее губах.

Длинные светлые волосы длиной до талии, а темные карие глаза смотрят прямо на меня. Она слегка горбится и невероятно худа.

Я стою у зеркала в полный рост и пытаюсь заплести французскую косу. Рио грубо разбудил меня утром, ворвавшись в комнату, швырнул на постель мягкие трико и футболку и потребовал, чтобы я собиралась, а затем захлопнул за собой дверь. Куда – я спросить побоялась.

Мои семь дней чистилища закончились, и от одной мысли о том, что теперь я все время буду пребывать в сознании, меня начинает мутить.

Жду дальнейших указаний, поэтому, чтобы хоть чем-то себя занять, пытаюсь убрать волосы с лица.

– Э-э, привет, – произношу я, приходя в себя.

Под ее испытующим взглядом я сразу же напрягаюсь. В ее присутствии есть что-то нервирующее.

Она выпрямляется и входит в комнату. Она выше меня на пару сантиметров.

– Нужна помощь?

Первое мое желание – сказать «нет». Очень хочется выгнать ее отсюда, чтобы я снова могла дышать свободно. Но разумнее не враждовать, а подружиться с этой жуткой девчонкой.

Поэтому киваю, настороженно следя за ее приближением. Она в длинном белом платье, практически прозрачном: все изгибы ее тела и темные соски хорошо видны под тканью. Отвожу глаза, стараясь выказать ей хоть какое-то подобие уважения, которого, я уверена, в этом доме, полном мужчин, очень не хватает.

Нехотя поворачиваюсь к ней спиной и внимательно наблюдаю за ней через зеркало. Она улыбается шире, демонстрируя кривоватые зубы, и протягивает руки к моим волосам. Прижимается ко мне грудью, и у меня в животе зарождается тошнотворное чувство, когда я ощущаю, как меня задевают ее соски.

Нахмурив брови, отстраняюсь; я чувствую себя очень странно в этой ситуации. Она фыркает, но больше не прижимается ко мне.

Вместо того чтобы заплетать мои волосы, она гладит их – проводит кончиками пальцев по коричным прядям и явно наслаждается их мягкостью.

Мой дискомфорт усиливается, даже когда она наконец собирает мои волосы вместе. Однако она нежна со мной, ее глаза прикованы к ее занятию.

– Как тебя зовут? – спрашивает она, в очередной раз проводя рукой по моим волосам, распутавая колтуны.

– Адди, – отвечаю я. – А тебя?

– Такие мягкие волосы. Как ты за ними ухаживаешь? – спрашивает она вместо ответа. Я опускаю глаза, мне не нравится ее уклончивость.

– На самом деле я мало что с ними делаю. Не сушу феном, не крашу.

Она хмыкает, и я вскидываю бровь.

– Как твое имя? – напоминаю я.

Она останавливается и протягивает бледную руку вперед, и только через секунду я понимаю, что она просит резинку. Выдохнув, я снимаю ее с запястья и кладу на ладонь девушки.

Проходит еще несколько секунд молчания, и я не свожу с нее взгляда, сверля ее лицо через зеркало, все еще ожидая ответа.

– Сидни, – наконец отвечает она. Ее голос становится милым, она уже начинает заплетать косу.

У меня возникает ощущение, что она специально заставила меня ждать, словно это какой-то жест, демонстрирующий ее власть. Внешне в ее действиях нет ничего недоброжелательного или жестокого – на самом деле она невероятно бережно относится к моим волосам, но это ощущение все равно включается во мне каким-то шестым чувством.

Как когда кто-то смеется над тем, что ты сказал, но ты понимаешь, что он смеется над тобой, а не вместе с тобой.

– Франческа хочет, чтобы мы ждали ее в красивой комнате.

Я понятия не имею, что такое, черт побери, «красивая комната». Поэтому, когда Сидни заканчивает заплетать косу и предлагает мне следовать за ней, я делаю это без лишних вопросов.

Она ведет меня по коридору, в том же направлении идут другие девушки, и все вместе мы направляемся в комнату, расположенную через несколько дверей от моей.

Помещение похоже на косметический салон, и теперь мне становится понятно, почему Сидни так его назвала. Это не комната красивая, это место, куда мы приходим, чтобы стать красивыми.

Одну стену полностью занимает длинная вешалка, на которой висит куча разноцветного белья. У противоположной стены три туалетных столика, заваленные косметикой и кисточками. К третьей прислонена пара зеркал в полный рост, тут же несколько обувных полок со всевозможными туфлями на каблуках.

Сглотнув, я следую примеру и встаю в одну линию с остальными лицом к двери. Полагаю, мы ждем Франческу.

– Что мы… – начинаю я.

– Шшш. – Мой вопрос обрывает одна из девушек, коротко и резко.

Сидни хихикает, и я захлопываю рот, глядя на ту, которая либо просто ведет себя сейчас как стерва, либо только что спасла меня от неприятностей. В любом случае я рискну и прислушаюсь.

У нее каштановые волосы длиной до самой задницы и ореховые глаза. Ее лицо застыло каменной маской, она смотрит прямо перед собой, но я изучаю ее не настолько долго, чтобы суметь разгадать эмоции, бурлящие в глубине ее глаз.

Она напряжена, это я могу сказать точно. И я не знаю, напряжена ли она из-за того, что произойдет, когда появится Франческа, или из-за чего-то другого.

Может быть, это потому, что ее похитили и продали в рабство, и что бы ни произошло сейчас, все это одинаково чертовски плохо.

Мгновением позже раздается громкий стук каблуков – это Франческа поднимается по лестнице и идет по коридору к нам. Думаю, в этом доме у меня есть одно утешение: я всегда буду знать, где находится Франческа и не идет ли она ко мне прямо сейчас. С этими чудовищами на ногах она точно не похожа на приведение Каспера.

Сколько мозолей она натерла, прежде чем ее ноги стали достаточно сильными, чтобы она могла носить подобную обувь целыми днями, ежедневно?

Двадцать? Тридцать? Или вовсе какое-нибудь странное число вроде сорока двух?

Когда она входит, ее глаза сразу же встречаются с моими. Не уверена, что она не сочтет вызовом, если я продолжу смотреть на нее, поэтому отвожу взгляд.

Она проходит мимо, ее фруктовый парфюм оседает на каждой из нас.

– Вы все выглядите как дерьмо, – ехидно комментирует она, и я чувствую, как тяжесть ее взгляда особенно сильно впивается в мой затылок.

Да, потому что это я, черт возьми, виновата, что меня столкнули с дороги и выволокли из разбитой машины. Сука.

Она останавливается перед девушкой с огненно-рыжими волосами, приподнимает жгуче-оранжевый локон и с отвращением смотрит на секущиеся концы.

– Я же сказала тебе подстричь их, не заставляй меня просить снова, иначе Джерри проведет с тобой еще одну ночь, – комментирует она, отбрасывая прядь, и идет дальше.

Девушка моргает, в ее глазах вспыхивает и тут же исчезает вспышка боли, но Франческа уже устремляет свой орлиный взор на следующую жертву.

Девушку со светлыми волосами и множеством родинок, разбросанных по лицу и шее. Франческа внимательно присматривается к ним.

– Мы уже говорили об этом, Бетани. Родинки – это одно, но если они выпуклые, это недопустимо.

Нахмуриваю брови, задаваясь вопросом, что она вообще должна с ними сделать.

– Тебе было сказано, чтобы ты каждый день ухаживала за волосами, растущими из этих уродливых образований. Почему я вижу волосы?

Бетани неловко переминается с ноги на ногу.

– Прости, Франческа. Когда я подхватила грипп…

Ее слова обрывает резкая пощечина, от которой звенит в ушах. Бетани хватается за покрасневшую щеку, ее рот в шоке раскрывается.

– У тебя все еще грипп? – рычит Франческа.

Бетани медленно качает головой.

– Нет, мэм. Вчера вечером моя температура спала.

Мои глаза едва не выскакивают из орбит, но я моментально пытаюсь взять выражение своего лица под контроль. Возможно, это первый день, когда она снова чувствует себя человеком.

– Рокко! – громко зовет Франческа, заставляя нас всех шестерых вздрогнуть. Кажется, мы все одновременно выпрямляем спины.

Рио рассказывал мне о нем, но я еще не имела счастья с ним познакомиться. Если судить по ощутимому напряжению, повисшему в воздухе, его стоит опасаться. Оно всегда здесь, но впервые с момента встречи с этими девушками я ощущаю его своей собственной шкурой.

Напрягаются все, кроме Сидни, судя по всему. Она прячет свой смешок, закрываясь ладошкой, и с ликованием смотрит на дверь. Я бросаю на нее неприязненный взгляд, но она не обращает на меня ни малейшего внимания.

По ступенькам кто-то поднимается, слышны тяжелые шаги, и с каждым ударом напряжение возрастает. К тому времени, как он входит, мы все каменеем, а Сидни прямо-таки вибрирует от возбуждения.

Его присутствие – чистейшее зло, и я просто уверена, что когда этот человек умрет, то в ад он не попадет. Он останется в четвертом измерении, где продолжит преследовать и терроризировать живых.

Рокко – крупный мужчина с еще более крупным пузом. Его кожу покрывает пот, когда он осматривает нас шестерых. Он определенно кажется братом Франчески: у обоих крючковатые носы, загорелая кожа и золотисто-карие глаза.

Хоть они и похожи, Франческа красива, а Рокко… совсем нет.

Единственная красота, которая когда-либо касалась этого мужчины, была красотой женщины в его руках. Украденная его прикосновениями, за которые платила лишь она одна.

Франческа кивает на Бетани:

– Она не следит за уродливыми наростами на своем лице.

Глаза Рокко переходят на дрожащую девушку, и, хотя он смотрит не на меня, сила его взгляда пронзает меня ужасом с головы до пят. Бетани пытается сохранить безучастное выражение лица, но все ее тело трясется так сильно, что я слышу, как стучат ее кости.

В комнате воцаряется тишина, поэтому, когда он открывает нож, резкий металлический звон звучит как удар молнии.

Бетани подпрыгивает, и не только я, но и другие девушки явно испытывают дискомфорт.

– П-пожалуйста, Рок…

– Заткнись, – рычит он, и от его ржавого голоса у меня по позвоночнику бегут мурашки. Я понятия не имею, что он собирается делать, но уверена в одном: этот голос будет преследовать меня в кошмарах до конца моих дней. – Ты ничего не стоишь, если уродина, – выругивается он, подходя к ней и сжимая ее лицо в своей мясистой ладони.

Из ее губ вырывается всхлип, когда он грубо откидывает ее голову в сторону, чтобы получше рассмотреть родинки.

Она дрожит, но каким-то образом заставляет себя не бороться с ним, словно бешеная собака. Он подносит кончик лезвия к ее коже и начинает медленно резать.

Я задыхаюсь и уже почти делаю шаг вперед, но рука кареглазой девушки рядом со мной вырывается и хватает мою, сжимая до боли.

А с другой стороны от меня Сидни одобрительно охает, как делают это старший брат или сестра, которые наблюдают за тем, как младший ребенок попадает в беду. Я резко поворачиваю голову в ее сторону, и из каждой поры моего тела сочится ярость.

– Да что с тобой? – тихо шиплю я.

Темные глаза Сидни встречаются с моими, и я понимаю, что они мало чем отличаются от глаз Рокко. Они холодны и мертвы.

– Много всего, – безразлично отвечает она.

Бетани кричит, пока Рокко продолжает изувечивать ее лицо, и я физически не могу сдержать себя.

– Разве ты не уродуешь ее еще больше? – кричу я.

Я не считаю Бетани уродливой, но их логика говорит обратное. Если родинка с несколькими волосками – это такая большая проблема, то как кромсание ножом ее лица решит проблему?

Они только прибавят ей шрамов, черт возьми.

Рокко замирает, а Франческа поворачивает голову в мою сторону, ее ярость не скрыть даже тонной макияжа. И что-то в выражении ее лица мгновенно заставляет меня пожалеть. Не потому, что она злится на меня, нет.

А потому, что теперь она не сможет меня спасти.

Сидни рядом со мной громко фыркает и делает огромный шаг в сторону. Явно не желая быть причастной к моему плохому поведению, хотя то, как она ведет себя, просто отвратительно.

Прикусываю губу, и мои глаза опускаются вместе с моим сердцем. Оно начинает бешено стучать, страх наполняет мои вены, а во всем теле, вызывая тошноту, поднимается адреналин.

Я покорно закрываю глаза, ненавидя себя за отсутствие самоконтроля. Это не похоже на противостояние психопату-преследователю. Рокко не загадочен и не станет ходить по грани между болью и удовольствием. Когда этот отвратительный человек смотрит на меня, наверняка представляя себе все самые ужасные способы моего осквернения или убийства, того нездорового возбуждения нет.

Он – не Зейд.

Рокко отпускает Бетани, по ее лицу течет кровь, которая пачкает кончики его пальцев. Она дрожит, ее лицо искажено болью, она тихонько подвывает, когда отшатывается от ножа, который резал ее лицо.

– Что ты сказала, Алмаз? – с ядом в голосе рычит Рокко.

Я поджимаю губы, ненавидя прозвище, которое дал мне Рик, прилипшее ко мне.

Тысячи мыслей проносятся в моей голове за считаные секунды. Различные сценарии, как выйти из этого положения невредимой. Что я могла бы сказать или сделать, чтобы успокоить этот надвигающийся на меня неистовый смерч и не позволить моему миру полностью развалиться. Но в итоге ни к какому решению не прихожу.

Я смотрю на кареглазую девушку рядом со мной, а она смотрит на меня как на идиотку. Я и есть идиотка. Но, черт возьми, не могла же я просто стоять и смотреть на то, как калечат девушку за то, что у нее на лице есть чертова родинка.

Будь осторожнее, мышонок.

Во рту у меня пересыхает, и я боюсь, что от недостатка влаги мой язык может сморщиться и раскрошиться. В глазах все плывет, но я не решаюсь дать волю слезам. Облизываю губы, увлажняя их настолько, чтобы суметь выдавить из себя хоть какие-то слова, пусть и бесполезные.

– Ничего, прошу прощения. – Стараюсь, чтобы мой голос звучал тихо и приятно.

Мое истинное отношение к ним, несомненно, приведет к еще худшим последствиям, и хотя я преуспеваю в своем притворстве, сдержать дрожь в своем голосе мне не удается. Сдержать страх.

– Глупая девчонка, – шипит Франческа, испепеляя меня обжигающими щелками глаз.

Рокко идет ко мне, медленно и вальяжно, открывая и закрывая нож. Раз за разом. Каждый щелчок металла нагнетает все больше ужаса в мое сознание.

Он останавливается в нескольких сантиметрах от меня, его пивное брюхо упирается мне в живот, и резкое дыхание обжигает мои ноздри. Господи, от него несет потом и сыром, оставленным на солнце на неделю. И то немногое самообладание, которое у меня оставалось, уходит на то, чтобы не сморщиться от этого запаха.

– Посмотри на меня, – шепчет он.

Поднимаю глаза, чтобы встретиться с его холодным, мертвым взглядом. И в моих ушах раздается пронзительный крик, пока мы смотрим друг на друга. Крик формируется в глубине моего сознания и нарастает до крещендо, пока я не перестаю слышать все посторонние звуки, кроме него.

Он вопит об опасности. Так мое собственное тело бьет тревогу, предупреждая, что у меня серьезные проблемы. Подобно звону колокола, подаваемому перед тем, как смертоносный смерч разрывает жизни в клочья.

Его толстая ладонь обхватывает мое горло и его губы кривятся, когда он поднимает меня, заставив балансировать на самых кончиках пальцев ног. Инстинктивно впиваюсь ногтями в его руку, уверяя себя, что если я умру здесь и сейчас и Зейд найдет мое тело, то он точно узнает, кто в этом виноват, по тому, как кровоточит его кожа под моими ногтями.

Рокко не вздрагивает, даже несмотря на то, как глубоко я впиваюсь в его кожу. Края моего зрения темнеют одновременно с тем, как кислород неуклонно покидает мои легкие, и в глазах вспыхивают звезды.

– Не убивай ее. Она дорого стоит, – отрывисто произносит Франческа, но ее голос звучит так далеко, словно меня закрутило в водоворот.

Зарычав, он разворачивает меня и бросает на пол, словно обертку от жвачки.

От удара я вскрикиваю, неловко приземляясь на правое запястье, но прежде чем успеваю подняться, он наваливается на меня и его вес душит меня.

Во мне сразу же включаются инстинкты выживания и активизируется режим «бей или беги», точнее, только «бей». Я извиваюсь и молочу локтями по его голове. Но я промахиваюсь; это слишком слабая попытка вырубить стокилограммового мужчину, лежащего на мне.

– Отвали от меня! – верещу я, отчаянно брыкаясь и пытаясь сбросить его.

Настолько отчаянно, что меня охватывает бешенство. Я буду зубами отдирать плоть от своих костей, если только это позволит мне выбраться из-под него. Я сделаю все – абсолютно все, – чтобы вырваться.

– Рокко, – прорывается сквозь охватившую меня панику предупреждающий голос Франчески. – Ей нужно выздоравливать.

– Ей нужно выучить свое место. Это не обязательно должно быть больно, – возражает он, задыхаясь от усилий заставить мое сопротивляющееся тело подчиниться.

Я не сдаюсь, но и он тоже. Я слаба и корчусь от боли, а он намного сильнее меня.

Так что он победит.

– Правильно я говорю, Алмаз? Это может быть быстро и безболезненно. Небольшой урок, чтобы научить тебя держать свой поганый рот на замке.

Он ударяет меня лицом о деревянный пол, тыкает в грязь и пыль, пока раздирает мое трико. Ткань рвется с громким треском, и это вызывает новый приступ ужаса в моем мозгу. Возбужденное дыхание Рокко учащается.

– Нет! – кричу я, когда он разрывает и мое белье.

Но единственной реакцией на мой крик становится щелчок расстегиваемой молнии – он расстегивает свои джинсы. По моим щекам текут ручейки слез, когда я чувствую его плоть на своей спине.

Я снова пытаюсь вывернуться, но удар по затылку останавливает меня, и мой мир взрывается на части. Боль была моим постоянным спутником всю последнюю неделю, но сейчас я ее не чувствую. Я словно пробежала пару километров, но мое тело физически не может остановить мужчину, оскверняющего меня.

– Не бей ее! – кричит Франческа, переживая, как бы он не помял это яблоко.

Но как он может, если к тому времени, когда он закончит, я уже сгнию насквозь?

Одним мощным толчком он погружается в меня, и я кричу. Громко и пронзительно, под стать звону в моей голове.

– Черт побери, Рокко, на тебе нет презерватива! – восклицает Франческа, и в моей голове раздается тихий шепот удивления тому, как она может спокойно смотреть на все это. Просто стоять и злиться, что ее брат не надел презерватив, пока насилует девушку.

Он хрюкает, а потом смеется, снова и снова вонзая в меня свой член.

– Ощущения такие же охренительные.

Я ничего не могу сделать, чтобы остановить его, и поражение, которое охватывает мою кожу, словно раскаленное масло, чертовски жжет.

Пытаюсь выползти из-под него, ногти впиваются в дерево и ищут опору, чтобы вытащить мое тело. Они гнутся и ломаются, отрываясь от кожи и царапая пол, когда он снова подтаскивает меня к себе.

Он врезается в меня один раз, два раза, а потом вытаскивает и кончает на меня. Ленты его семени растекаются по моей спине, и я не могу удержаться от рвотных позывов.

Он рычит, и его ладонь ударяет меня по лицу.

– Рокко!

Каблуки в ярости топают по дереву, отдаваясь вибрацией в моих кровоточащих руках.

– Чертова сучка, – бормочет он, не обращая на нее внимания.

Я снова захлебываюсь, ощущение его сущности, просачивающейся в мою плоть, вызывает тошноту.

Франческа вздыхает, наклоняется ко мне и грубо хватает меня за руку.

– Вставай, – шипит она, рывком поднимая меня на ноги.

Я так зла, так растеряна от того, что он только что со мной сделал, что реагирую незамедлительно: разворачиваюсь и отправляю свой кулак ему в нос. Он воет в ответ, готовый наброситься на меня, но между нами встает Франческа.

– Не лезь! Ты уже достаточно сделал, – рычит она и выволакивает меня из комнаты.

Я все еще голая по пояс, между моих бедер запекшаяся кровь. Мое тело не принимало его действий, поэтому его вторжение было грубым и очень болезненным.

Она вталкивает меня в мою комнату и бьет по лицу. Я спотыкаюсь. Потом дверь захлопывается, и она шипит:

– Зачем ты это сделала, глупая, глупая девчонка?

Она снова бьет меня, и у меня в ушах звенит от боли. Держусь за щеку, продолжая отползать от нее, пока она теснит меня к стене.

Ты мнешь яблоко, Франческа.

Ее руки хватают меня за покрасневшие щеки, наманикюренные когти впиваются в них.

Прижав свое лицо к моему, она низко рычит:

– Держи свой рот на замке, слышишь меня? Мужчины в этом доме сделают все, чтобы превратить твою жизнь в ад, пока тебя не купят. И их ты уж точно не ударишь! – Она трясет меня. – Скажи, что поняла, – кричит она шепотом.

– Поняла, – плачу я, мои щеки горячи и мокры от непрекращающихся слез.

Франческа сердито отпускает меня, отстраняется и, бросив жаркий взгляд через плечо, принимается расхаживать по комнате. Я сползаю по стене, не в силах больше держаться на ногах, и мое тело сотрясают рыдания. За мной тянется полоса крови, и я понимаю, что Рокко разодрал швы на моей спине. Впившись руками в волосы, я крепко сжимаю пряди, пытаясь успокоиться.

Сделай глубокий вдох, Адди. Глубокий вдох.

Дыши.

Дыши, мышонок.