Текст книги "Боно. Удивительная история спасенного кота, вдохновившего общество"

Глава 5
Захватывающий танец

Кошка – это неразгаданная тайна. А не неразрешимая проблема

Следуя за Лидией на запад по 47-й улице, я имела возможность вдоволь полюбоваться стрижкой бобом на ее каштановых волосах. В молодости люди не понимают, насколько роскошно выглядят их волосы и как быстротечен этот период роскошного блеска.

Я была благодарна ей за то, что она не выказывала ни малейшего раздражения, когда я задерживалась у светящихся витрин.

Если бы она остановилась хоть на мгновение, я бы воспользовалась случаем показать ей великолепный мурал из камня. Пленительный модернизм стиля ар-деко покорил планету в период оптимизма, наступившего между Первой и Второй мировой войной. Стиль ар-деко зародился во Франции, но именно Нью-Йорк стал его духовной родиной, а Крайслер-билдинг – его верховным храмом.

– Уже должно быть недалеко, – сказала она через плечо.

Мы завернули за угол, и нашим глазам предстал впечатляющий ряд государственных флагов, свешивающихся с флагштоков. Над ними вздымались вертикальные линии семидесятиэтажного здания.

– Рокфеллеровский центр, – сообщила я Лидии, остановившейся, чтобы полюбоваться чудесным зрелищем.

Но она не слушала. Она смотрела вниз, на плазу – и на самый знаменитый каток в мире.

Нельзя было не узнать позолоченную статую Прометея. Красота его классических пропорций, известная по бесчисленным фильмам, где он обычно показан под огромной новогодней елкой, где люди находят свою любовь, на самом деле впечатляет.

С 1934 года Прометей почти горизонтально парит над площадью, излучая томное величие. Сохраняя впечатляющее равновесие, он держит огонь в правой руке, а на его бедра изящно наброшено покрывало.

Я посмотрела на сверкающий прямоугольник льда. Не считая одинокой заливочной машины, оставляющей позади себя блестящий след, каток был пуст. Возможно, мы опоздали на шоу.

Мы спустились вниз, где охранница провела нас через турникет возле катка. Небольшая группа людей стояла в полутемном углу. Черты лица различить было сложно, но по меньшей мере половина из них состояла из немолодых, приветливых на вид мужчин. Никаких признаков Микейлы не было.

Один из мужчин приветствовал нас в такт мелодии из «Унесенных ветром». Не выпуская камеру из обтянутой перчаткой руки, он взял меня за руку второй рукой и представился как Джин. Наши слова сопровождались ледяными облачками, зависавшими в ночном воздухе, как будто не желая уходить.

Я с облегчением заметила, что на Джине было надето что-то наподобие шапочки-бини, несмотря на то что она была значительно более тонкой вязки и элегантной формы, чем моя. Лидия подняла воротник и натянула повязку на уши.

– Вы как раз успели на сольный номер Микейлы, – сказал он.

Сольный номер?

Лед засиял волшебным светом. Из скрытого от глаз источника полилась мелодия Чайковского. На верхнем уровне площади собрались люди, они наблюдали за катком, перегнувшись через перила.

Во время крещендо на лед выехала женщина. На ней был малиновый плащ и традиционный русский головной убор, достойный царицы. Но это была не Микейла. Она была более высокая и статная. Когда она улыбнулась зрителям и протянула руки, ее плащ распахнулся, открыв нашим взорам короткое, отделанное золотом платье.

Женщина, по-видимому, была старше меня, но одного со мной телосложения. Однако она не куталась в свободные балахоны перед вечерним шоу. Глядя, как она ступает под музыку тяжелыми ритмичными шагами, я восхищалась ее грацией и физической формой. Я пыталась представить себя в ее теле, каково это – скользить по льду в полном костюме, улыбаясь и зная, что мне не грозит униженно свалиться на лед. Мое правое колено начало сочувственно ныть.

Она закончила кружиться, размеренно поклонилась и покинула каток; наша компания проводила ее аплодисментами.

После того как музыка затихла, на лед выплыл призрак в изящных белых ботинках. Ее пастельно-розовое платье складками свисало ниже пояса и заканчивалось чуть выше колена. Концы рукавов трепетали за ее спиной. Такая миниатюрная, с золотистыми вьющимися волосами, на фоне золотого Прометея она казалась гостьей из другого мира.

– Это Микейла, – прошептала я, толкнув локтем Лидию.

Наша компания замерла в благоговейном молчании. Джин поднял камеру, чтобы снять ее выступление, где она парила над поверхностью льда, как птица, оседлавшая тепловую волну.

Вечер завершился групповым выступлением, где каждое движение было исполнено безошибочно. Мы аплодировали, стоя в стороне, среди восторженных спутников выступающих дам. В компании не было никого моложе сорока, однако в объятиях, которые мы наблюдали вокруг себя, была видна неподдельная страсть. Возможно, гормоны в этом городе добавляют прямо в водопровод. Как бы то ни было, эти женщины и их спутники демонстрировали, что вторая половина жизни может быть захватывающим танцем.

Микейла шагнула нам навстречу, накинув плащ поверх костюма. Ее светящаяся кожа и блестящие глаза вызывали в памяти образ Мэрилин Монро. Но тому, кто примет Микейлу за ветреную блондинку, предстоит испытать жестокое разочарование. Мне пришлось наблюдать, как она разрезает рукопись с холодной точностью микрохирурга.

Следуя за ней и ее спутниками в ближайший бар, я чувствовала, что определилась с тем, как проведу оставшуюся часть жизни. Я перееду в Нью-Йорк и запишусь на уроки танцев на льду ДжоДжо. ДжоДжо Старбак, олимпийская чемпионка, работает с людьми любого уровня подготовки. За пределами катка ее ледовые принцессы торгуют недвижимостью, занимаются финансами, правом, работают в других сферах. Я вскоре научусь игнорировать любопытных зевак, перегнувшихся через перила под флагами, и буду плавать по льду с блаженной улыбкой опытной фигуристки.

По мере того как я буду осваивать езду назад, спирали, козлики и, может быть, даже прыжки, моя фигура приобретет идеальные формы античной статуи.

За бокалом вина Микейла рассказывала о том, как они с друзьями встречались на катке в семь часов утра три-четыре раза в неделю, в зависимости от погоды. Перед началом разогревочных упражнений они подкреплялись кофе и легким завтраком.

В декабре перед началом занятий они останавливались поболтать с дрессировщиками, выгуливающими своих животных, обитающих в Радио-сити-мьюзик-холле во время Рождественских шоу. Иногда их даже приглашали погладить верблюдов, потому что считается, что нью-йоркские дромадеры хорошо воспитаны и опрятны.

В январе занятия начинались, когда было еще темно. Белые огоньки сверкали в деревьях вокруг площади. Когда над универмагом Saks на Пятой авеню вставало солнце, ДжоДжо помогала своим студентам усовершенствовать их умения и воплотить в реальности их ледовые фантазии.

Я с нетерпением ждала, когда приступлю к занятиям. Все, что мне требовалось, это коньки и абонемент за 350 долларов, дающий право на неограниченное время пребывания на катке и собственный шкафчик.

Я провела там всего несколько часов, но энергетика этого места заставила меня снова почувствовать себя ребенком.

Общаясь с приятными незнакомцами в теплом баре, я смотрела, как рубиновое вино льется в мой бокал. У меня было ощущение, будто эти люди ждали меня, и я наконец-то была дома. Лидия тоже казалась счастливой. Эффектная блондинка представилась как Карен Ауэрбах, директор по связям с общественностью. Она отошла с Лидией в сторону, чтобы посвятить ее в хитросплетения нью-йоркской издательской деятельности.

Это была мечта автора, чтобы Вида, Микейла, Карен и вся их команда предприняла столько усилий для организации серии интервью и праздничного мероприятия в магазине кошачьих товаров. Я была признательна им за их усилия, но не могла не переживать о том, как «Кошки-дочери» будут встречены в США. Несомненно, они надеялись повторить успех «Клео».

Тот, кто считает, что только писатель несет ответственность за успех публикации, копает не в том лотке. Насколько мне известно, никто не сидит у окна с видом на цветущую долину, легким росчерком пера направляя бестселлер в лучшие магазины (у большинства моих знакомых профессиональных писателей письменные столы вообще повернуты к стене).

Требуется особая магия, чтобы вдохновить ряд талантливых людей инвестировать свои навыки и энтузиазм в проект. От агентов и редакторов до специалистов по рекламе, владельцев магазинов и рецензентов книга проходит через множество рук, прежде чем попасть в самые главные – руки читателя. Если говорить совсем честно, «Клео» обязана своим успехом уникальному сочетанию удачи и правильно выбранному времени. Счастливый случай. Я была всего лишь посредственной писательницей с другой стороны земного шара, склонной вечно спотыкаться о мебель.

Я почувствовала, как в кармане брюк вибрирует телефон.

«Рад вы долетели нормально. Дал таблетки Джоне. Иду на работу ххх».

Это было настолько взвешенное сообщение, настолько доверчивое и прямолинейное, что меня тут же охватило чувство вины. Хотя, если бы я была сейчас дома, я бы стояла перед стиральной машинкой и отделяла белое белье от цветного.

Я подняла бокал, хотя в алкоголе не было нужды. Я уже была отравлена, пьяна Нью-Йорком. К нам направлялась стройная длинноволосая женщина с грацией тигрицы. Ее широкая улыбка и темные глаза показались мне знакомыми.

– За кошку, которую вы собираетесь взять! – произнесла Вида, прикоснувшись своим бокалом к моему.

Хм. Кошка. Я уже понадеялась было, что они отказались от этого безрассудного плана. Но нет, Вида сказала, что связывалась с приютом, и они ждут нас в понедельник. Когда я объяснила, что к тому времени мы вряд ли успеем переехать в нашу квартиру, Вида и Микейла заметно приуныли, как будто бездомная кошка претерпевает страдания из-за того, что я оттягиваю время.

Я глотнула вина и сказала, что понедельник отлично подойдет. Лицо Микейлы осветилось счастьем, как Таймс-сквер в рождественскую ночь. Она пообещала зайти в гости, как только кошка освоится.

Два часа спустя я вернулась в отель настолько уставшей, что почистила зубы кремом для лица.

Добравшись наконец до кровати, я вспомнила Виду и ее тост за нашу будущую кошку. Единственное условие, при котором я смогу принять этот безумный план, – это если это будет животное, не требующее серьезного ухода.

Грег постоянно рассказывал мне о силе визуализации. Закрыв глаза, я попыталась представить над собой огромный черепаший панцирь. Очень спокойная кошка по имени, например, Мавис, должно быть, внезапно осиротела, прожив 18 лет со своим прежним хозяином – вдовствующим библиотекарем. Интерес к общению с человеком у Мавис будет ограничиваться наблюдением за тем, как я накладываю рыбные хлопья ей в миску. Она будет целыми днями дремать на карнизе, когда мы с Лидией будем уходить на сафари по бутикам Saks на Пятой авеню. В отличие от Джоны Мавис будет едва замечать наше возвращение по причине глухоты. Она будет отмечать наше присутствие небрежными взмахами хвоста. Мавис точно не будет агрессивной или вредной, только здоровенькой, тихенькой, чистенькой и благоразумненькой. Я погрузилась в мечты о Мавис, как в миску со сливками.

Глава 6
Секс, наркотики и фастфуд

Дворец или подвал – кошки могут жить где угодно

Рев дрели невиданной мощности разбудил меня. Я выбралась из кровати и отдернула шторы. Лидия тут же оказалась рядом со мной. На улице было еще темно, но страдающие бессонницей работники, занятые сносом соседнего здания, уже были на работе. Наши стены и окна ходили ходуном, поэтому пытаться уснуть было бессмысленно. Кроме того, мне хотелось повести Лидию на ее первый обед.

– Что-что вы хотите? – прокричала уставшая от жизни официантка.

– Два латте, пожалуйста.

Она погрузила карандаш в свой карман и поплелась в кухню. С трудом поднимая ноги, к нам вышел бледнолицый официант и попросил повторить заказ.

– Мы не готовим латте, – сказал он.

– А как насчет капучино?

Он раздраженно всплеснул руками:

– Здесь нет нормальной кофе-машины, леди!

Вернулась официантка, чтобы наполнить наши чашки субстанцией, которая вполне могла быть набрана в ближайшей канаве.

– Не переживай, – сказала я Лидии. – Эта бурда будет казаться нам нектаром после нескольких дней пребывания здесь.

Лидия улыбнулась, рассматривая свои блинчики, растянувшиеся, как пара тропических островов, на ее тарелке. Она полила их тонкой струйкой кленового сиропа. Я испытала секундную неловкость, когда принесли мою гору жареных яиц с картошкой на гриле, заваленную ярко-розовым беконом. Быстрый взгляд на другие столики убедил меня, что официантка не подняла на кухне тревогу по случаю нашествия великанов. По соседству с нами мужчина управлялся с тремя стейками и целым Эверестом картофеля фри.

Мы вливали в себя стаканы неоново-оранжевого сока с ледяной водой. Неважно, что на улице дикий холод: каждая уважающая себя закусочная подает воду с кучей кубиков льда.

Официантка бросила на стол пару тарелок тостов с маслом на случай, если мы еще не наелись. Я видела, что Лидия начинает испытывать симпатию к Нью-Йорку.

– Здесь всегда так? – шепотом спросила она через стол.

– Абсолютно.

– Тогда откуда здесь столько тощих людей?

– В этом городе есть место для разных парадоксов, – сказала я. – Если бы мы коллекционировали помет исландских лосей, на Манхэттене нашлась бы по меньшей мере пара десятков человек с теми же интересами.

– Ты хочешь сказать, здесь есть общество любителей лосиного помета?

– Возможно. Толпы людей ходят на обед в кафе, но при этом в Верхнем Ист-Сайде тысячи людей питаются одним воздухом и лебедой.

Лидия не прикоснулась ко второму блинчику. Я тоже не могла смотреть на свою картошку. Мы отодвинули в сторону тарелки и вышли на улицу.

В лучших традициях фильма «Секс и город» я подняла руку, но такси проносились мимо, как шершни. Плащ-невидимка женщины средних лет снова заработал. Примерно через двадцать минут Лидия заметила автомобиль со включенными шашками. Она подняла руку и шагнула вперед, поставив водителя перед выбором: переехать ее и провести несколько лет в тюрьме или ударить по тормозам и впустить нас.

Ключи были надежно спрятаны в карман. По дороге к нашему новому дому, сидя на заднем сиденье такси, я сжимала ее руку, когда машину бросало из стороны в сторону в районе Центрального парка. Она оказалась настоящей жительницей Нью-Йорка. Местные ожесточенно оспаривают тот факт, что они живут в мегаполисе. Они говорят, что это всего лишь ряд поселков, называемых пригородами. Все с восторгом отзываются о своем пригороде. Мне не терпелось увидеть наш. Из-за его близости к штаб-квартире ООН мне представлялось, что они населены сплошь двойниками Дэниела Крейга, вооруженными отравленными зонтиками.

Когда такси остановилось перед обшарпанным зданием в форме куска пиццы на углу 44-й Восточной улицы, я слегка опешила. Магистраль с односторонним движением, протянувшаяся от Ист-Ривер короткой лаконичной линией, мало напоминала аллею, засаженную цветущими деревьями, которую я нарисовала в своем воображении.

Мы вытащили сумки на тротуар. Уроженец Северной Африки в халате по щиколотку и национальном головном уборе продавал дамские сумочки с лотка на углу. Когда мы подошли к нему и спросили дорогу, он указал нам на скромное строение из красного кирпича, зажатое между двумя высокими серыми зданиями. Примерно шесть этажей в высоту, построенное лет сто назад, оно смотрело на улицу своими голыми окнами, как старуха, которая не может вспомнить, как оказалась в таком странном обществе.

К входной двери, выкрашенной в ярко-алый цвет, вели узкие стертые ступени. Я вскарабкалась по ступеням, нащупала ключи в сумочке и беззвучно взмолилась богам Airbnb. (Даже если Теда не существует и все это – развод, пожалуйста, впустите нас и дайте нам крышу над головой на эту ночь.)

Бронзовый замок имел форму сердца, хотя и весьма исцарапанного за годы использования. Так здание сообщало нам, что, несмотря на усталый вид, оно все же обладало душой. Когда ключ плавно повернулся и дверь начала открываться, я почувствовала слабость в коленях от переполнявшей меня благодарности судьбе.

Заскрипев, отворилась дверь, открыв моему взгляду крошечный коридор, ведущий к крутым, забрызганным краской ступеням. В лучах бледного света кружились пылинки. Застоявшийся воздух напоминал, что за долгие годы эти стены перевидали много живых и много мертвых.

Наша квартира находилась на четвертом этаже, то есть нам пришлось подниматься «всего» на три пролета вверх, и я решила, что если это не доконает мои суставы, то однозначно сделает их сильнее. Первая часть квеста заключалась в том, чтобы затащить мой огромный, как гроб, чемодан в наше будущее гнездо. Лидия предложила помочь мне с багажом, но мне не хотелось, чтобы она решила, будто ее пригласили ухаживать за гериатрическим пациентом. Чемодан был дико тяжелым. После двух пролетов мои легкие горели огнем. Я остановилась, чтобы перевести дыхание, делая вид, что любуюсь дверями в форме подковы, обрамляющими лестничный пролет. Они все были выкрашены в разные оттенки коричневого и так плотно закрыты, будто жители квартиры боялись запустить внутрь даже частичку внешнего мира. К этому времени запах вокруг нас усилился, и теперь напоминал микс гнилых овощей, сыра с синей плесенью и немытых ног.

Я сделала знак Лидии идти вперед и, как только мне показалось, что опасность инфаркта миновала, затащила чемодан на последний пролет.

– Думаю, это здесь, – сказала она с замешательством на лице.

Зловоние, которое к этому моменту стало невыносимым, исходило из приоткрытой двери перед нами. Изнутри доносилась какофония грохота и лязга. Квартира – наша квартира – была оккупирована полтергейстом с синдромом недержания.

– Э-эй? – позвала я тем самым тоном, который использовала моя тетя, заваливаясь в гости к ничего не подозревающим родственникам.

Ненадолго наступила тишина, за которой последовало сопение и мрачный вздох. Я инстинктивно подтолкнула Лидию вперед, чтобы узнать, что происходит. Даже древние полководцы знали, что конфликты легче решаются, если дать слово юным пажам.

Но обмен любезностями занимает слишком много времени. А мне отчаянно хотелось снять ботинки и где-то улечься – пусть даже посреди этого зловония. Кроме того, тот, кто был в нашей квартире, должен был знать, что мы заранее заплатили аренду за месяц.

Я осторожно шагнула через порог, и моим глазам открылась постапокалиптическая сцена. Пол был весь покрыт обертками от продуктов, пенопластовой посудой, пакетами и пустыми бутылками. Около камина валялось мусорное ведро, изрыгая клубок недоеденной лапши. С незастеленной кровати под окном на пол изливались скомканные простыни и одеяла.

Квартира ничего общего не имела со стильными снимками, которые мы видели в интернете. Узнать можно было только фиолетовые шторы и стеклянный кофейный столик. Лежанка с черной кожаной обшивкой («уютный диван-кровать») была похоронена под кучей чего-то, напоминающего рваное изношенное нижнее белье.

Напротив окна, в другом конце комнаты, над кухонной раковиной склонилась самая несчастная на вид афроамериканка. Когда я подошла к ней и спросила, что происходит, она закатила глаза и ответила:

– Некоторые люди – просто скоты.

В общем, это и была квартира, в которой разрешалось размещение с животными – на самом деле, судя по размерам, это была скорее комната. Не знаю, кто делал те фотографии, которые мы видели в интернете, но он использовал самый большой «рыбий глаз[5]5
  Разновидность объективов, при использовании которых задний план кажется дальше, чем на самом деле (прим. перев.)


[Закрыть]» со времен Моби Дика. Я осмотрелась в поисках следов пребывания котов или собак, но увидела бардак, который способен создать только гомо сапиенс. Я человек неприхотливый, и в свое время мне пришлось повидать несколько диких студенческих квартир, но это была помойная яма, способная составить конкуренцию средневековой деревне. Открыв окно, я попыталась представить себе, как наши предшественники проводили время, укрывшись здесь на целый месяц: секс, наркотики, фастфуд, смотрите пункт 1.

Уборщица сказала, что работает здесь с 6 утра и уже отчаялась успеть вернуться к семье, чтобы приготовить им пасхальный ужин. Мое раздражение переросло в сочувствие. Я почувствовала себя ответственной за прошлых жильцов, которые оставили в квартире свалку, рассчитывая, что ее уберет тот, у кого нет другого выбора.

Мы с Лидией прислонили сумки к стене и расстегнули пальто. Я схватила веник и лихо взмахнула им. Лидия собрала пару плотно набитых мешков с мусором и отнесла их вниз, к бакам.

– Что они здесь делали? – спросила я, подходя к кровати, которая в этой комнате имела наивысший балл за зловоние. Как минимум, необходимо сорвать простыни и отнести их в прачечную.

– Не трогайте их! – закричала горничная через комнату.

– Правда? – спросила я, приподнимая край одеяла.

– Нет! – повторила она. – Вам не нужно туда смотреть. Поверьте мне.

Уборщица, хотя и поблагодарила нас за помощь, сказала, что сама лучше справится с работой. Она велела нам пойти прогуляться на пару часиков. В любом случае нам нужно было купить банные полотенца и одеяло для Лидии. К дивану-кровати прилагались только простыни. Я испытывала искушение пойти купить свежее белье для нас обеих, но женщина сказала нам не беспокоиться об этом. Она заправит кровать чистыми простынями.

Я выторговала у нее ведро и заглянула в ванную. Это было крошечное помещение с сантехникой образца примерно 70-х, но вполне пригодное к использованию. Край занавески для душа затвердел от облепившей его плесени.

С чувством собственной бесполезности в сочетании с облегчением, я натянула пальто и шапку, дала уборщице, как мне показалось, щедрые чаевые и прошмыгнула к выходу следом за Лидией.

– Помещение отлично подходит по размеру – для кошки, – сказала я, натягивая шапку на уши и шагая, по моему мнению, в сторону Блумингдейла.

Я ожидала, что Лидия скажет мне, что она подумала и решила, что идея взять кошку была глупой. Предложит утром перезвонить Микейле и Виде, чтобы объяснить ситуацию. Они поймут и отменят нашу встречу с приютом для животных. Но она галопом неслась по улице.

– Быстрее, – крикнула она, оглянувшись. – Там фестиваль Холи.

– Там что?

– Это из индуизма, – крикнула она. – Они празднуют торжество добра над злом.

В большинстве отношений есть один взрослый и один ребенок. В нашем с Лидией случае роли поменялись. Она думает, прежде чем сказать что-то, в то время как я сначала выдаю что-то, а потом сожалею об этом на досуге. Когда мы вместе, я полагаюсь на то, что она будет сдерживать меня в моем взбалмошном поведении. Если же ее взгляд становится слишком пристальным, а она сама – молчаливее, чем обычно, это признак того, что я слишком далеко отодвинула границы. Возможно, из-за этой границы я не видела, чтобы она давала себе волю, еще с ее трехлетнего возраста.

Я ускорилась и уже почти что бежала неуклюжей рысью, а затем остановилась. Мне с трудом верилось в это. Почти в двух кварталах от нас небо пронзало самое восхитительное архитектурное сооружение в мире. Крайслер-билдинг, с его сияющей короной, символизирует все, что я обожаю в Нью-Йорке. Я окликнула ее, чтобы познакомить ее с очарованием этого шпилевидного шедевра, возвышающегося на пересечении 42-й улицы и Лексингтон-авеню. В течение одиннадцати месяцев оно было самым высоким зданием в мире, до того, как в 1931 году его затмил Эмпайр-стейт-билдинг. Но мой голос растворился в шуме дорожного движения.

Когда я догнала ее, она стояла у входа в небольшой парк. Барабаны выстукивали мелодии индийской музыки, тела извивались, руки волнообразно колыхались. На лицах было выражение счастья, и на каждом – от младенцев до стариков – виднелись пятна неоновой пудры.

Я взяла ее за локоть и предложила уйти оттуда, но она была в трансе. Не обращая внимания на меня, она выскользнула из моих объятий и нырнула в толпу. Я встревожилась, потеряв ее из виду. Через несколько минут она попалась мне на глаза – смеющаяся, с запрокинутой головой, на правой щеке ярко-синее пятно. Я нырнула в толпу ей на помощь – в мою шапку тут же полетела ярко-желтая краска. Первый удар я восприняла как нападение, второй, зеленый шар, попавший в лоб, был воспринят уже скорее как поцелуй.

По мере того как музыка затягивала нас в гипнотический вихрь, мы все больше начали подставлять себя под обстрел красного, фиолетового и оранжевого цвета, умоляя попасть в нас.

Танцевать с сумасшедшими, бросающимися красками индийцами посреди Нью-Йорка – это как опьянеть без капли спиртного. Аутсайдеры в этом огромном городе, мы были приняты и раскрашены другими аутсайдерами, которые каким-то образом смогли внушить нам радостное чувство принадлежности. Заливаясь смехом под оранжевым душем, я позабыла о перспективе поселиться на пару месяцев в крысиной дыре. Усталость растворилась, и ноги наконец-то перестали чувствовать боль.

И, о чудо, меня больше не беспокоило колено. Мне подумалось, что западной медицине предстоит пройти еще долгий путь, чтобы вернуть моим бедрам болливудские навыки. У меня не было разрыва мениска, мне просто не хватало индийских танцев. Я трясла руками в воздухе, и мой список постоянных тревог начинал таять. Украден бумажник и паспорт – ну и что? Ограбили и бросили в Гудзон – зато я прожила хорошую жизнь.

Лидия развела руки и засмеялась. Я никогда не видела ее такой раскованной. Возможно, между нами было больше общего, чем я думала. Город имел на нас обеих странное влияние. Я видела рядом с собой лицо мужа, покрытое брызгами краски, как полотно Джексона Поллока. Кажется, это невозможно было стереть. Если бы мне удалось убедить его переехать сюда, разумеется, пришлось бы идти на компромиссы. Нам бы пришлось найти пригород, в котором не бросаются красками.

– Нам стоит зайти в магазин, пока он не закрылся, – сказала Лидия, появившись возле меня. Она снова вернулась к своему разумному «я» – не считая того, что она вся была покрыта сине-зеленой краской.

Через два квартала атмосфера радикально изменилась. Почти все лица были белыми, а одежды – традиционными. Перестал гудеть рог, вокруг больше не было единомышленников в ярких пятнах, которых хотелось приветствовать. Складывалось такое впечатление, что мы переехали из пригорода, в котором бросаются красками, в ту часть города, где люди никогда даже не слышали о фестивале Холи. Моя красная шапка, как и я сама, теперь была практически желтой. Поймав свое отражение в витрине, я увидела галлюциногенную Большую птицу.

Нам попался магазин товаров для дома, где молоденькие продавцы казались слишком уставшими, чтобы судить о нас. Когда мы расплачивались за полотенца (синие), одеяло для Лидии (искусственный мех) и штору для душа (в сине-желтую полоску), кассир, казалось, не заметил, что его покупатели напоминают пару ярко окрашенных попугаев. А даже если и заметил, то ничего не сказал. Это же Нью-Йорк.