Текст книги "Боно. Удивительная история спасенного кота, вдохновившего общество"

Глава 9
С тобой или без тебя

Кошачьи лапки. Хрупкие, но сильные

Мы решили пройти пешком шесть кварталов, отделяющих «Байдеви» от нашей квартиры-студии. Лидия ласково разговаривала и гладила кота, проходя с переноской мимо здания ООН. Два желтых глаза пристально смотрели сквозь решетку. Он был расслабляюще спокойным. Пару раз я просила ее остановиться и проверить, жив ли он еще. Боно встречал нас настороженным взглядом. Возможно, он строил план бегства. Это было бы катастрофой. Хотя у Боно не было своего дома, несомненно, сотрудники «Байдеви» были глубоко привязаны к нему.

Когда он попал в «Байдеви» с почечной инфекцией, приют потратил значительную сумму на ветеринарные услуги. Его пятизвездочное лечение состояло из антибиотиков и жидких лекарств. Меня поразила неизменная преданность сотрудников «Байдеви» этому странному коту. Но в истории организации было немало случаев, когда забота о животных выходила за общепринятые пределы.

Сейчас, чтобы представить себе бредущих по Пятой авеню тягловых животных, требуется немалое воображение, между тем еще в начале ХХ века это было обычным явлением. Для облегчения жизни животных сотрудники Байдеви установили и наполняли водой поилки по всему городу. Фотография, сделанная в 1907 году, где изнуренная лошадь пьет воду, глубоко погрузив морду в бочку, установленную Байдеви, сегодня вызывает не меньше теплых чувств, чем в те дни, когда она была сделана.

И сейчас, когда мы несли Боно навстречу нашей совместной жизни, сложно было представить себе, что всего этого могло не случиться, если бы не выдающаяся путешественница, миссис Флора Д'Оби Дженкинс Кибби. Более ста лет назад, во время путешествия по Франции, ее вдохновила работа Баррона д'Эрпена, самоотверженно занимавшегося спасением собак. Вместо того чтобы уничтожать бездомных собак, как это было принято, он собирал их по всему Парижу и заботился о них, пока не находил им новые дома.

Миссис Кибби вернулась с этой идеей в Нью-Йорк, где к концу 1903 года начала ухаживать за брошенными животными в небольшом здании возле ее дома на Манхэттене. Она назвала его «Байдеви» (что в переводе с шотландского означает «останься ненадолго»).

К тому времени, как ее коллекция собак превысила двести штук, соседи начали жаловаться на громкий лай, и она была вынуждена перевезти животных в несколько временных приютов. И только когда стало казаться, что замысел миссис Кибби вот-вот сойдет на нет, ньюйоркцы проявили мудрость и выделили «Байдеви» дом, который приют занимает до сегодняшнего дня по адресу: Восточная 38-я улица, 410.

С тех пор организация расширилась и сейчас состоит из двух центров на Лонг-Айленде, а также территории кладбища, где покоятся тысячи любимых животных.

Через самоотверженную работу «Байдеви» миссис Кибби продолжает озарять своей улыбкой потерянные и нуждающиеся создания Нью-Йорка. Самая недавняя «жертва» ее политики, состоящей в том, чтобы никогда не усыплять животных, за исключением неизлечимо больных или страдающих, сейчас находилась внутри переноски, висящей на руке Лидии.

Сумки с продуктами и лекарствами были достаточно легкими для меня, но кошачью лежанку было очень неудобно нести. Я с облегчением остановилась, когда Лидия поставила переноску с Боно на тротуар, чтобы убрать волосы, упавшие ей на лицо.

Я предположила, что слезы, блестящие на ее глазах, были вызваны ледяным ветром, дующим с Ист-Ривер, и ждала, что она вытрет их. Но потом я поняла, что она на самом деле плачет. Уже много лет я не видела, чтобы моя самодостаточная дочь плакала. И несмотря на то, что она была взрослым человеком, с образованием куда лучшим, чем у меня, во мне была природой заложена роль матери-квочки, желающей накрыть ее своим крылом и унять ее боль.

– Что случилось? – спросила я, отложив кошачью лежанку и сумки с кормом на тротуар и обняв ее.

– Три года, – сказала она, всхлипывая. – Это нечестно. Он такой чудесный. Жизнь такая… хрупкая.

Такие животные, как Боно, слишком часто становятся неучтенными жертвами стихийных бедствий. Не так давно в моей родной Новой Зеландии город Крайстчерч был самым величественным и спокойным городом страны. В центре на красивой площади возвышался прекрасный каменный собор, построенный в английских традициях. Среди изящных зданий и парков вьется река Эйвон. Крайстчерч всегда казался таким же надежным, как сами камни, из которых сделан собор.

Все изменилось в полдень 22 февраля 2011 года. Сильное землетрясение обрушило шпиль собора, стерло с лица земли здания и унесло 185 человеческих жизней. Прошли годы, а город все еще не восстановился после физического и эмоционального разрушения.

Количество животных, погибших в руинах, никто никогда не считал, а на тех, кто выжил, землетрясение наложило огромный отпечаток. Коты целыми днями где-то скрывались; собаки в панике разбегались. Душевную травму получили даже мелкие животные. Птицы в клетках бились о прутья и выклевывали себе перья.

Некоторые люди рисковали жизнью, прорываясь в оцепленные районы, чтобы спасти животных из разрушенных зданий. Другие же были слишком удручены и сосредоточены на собственной жизни, чтобы думать еще и о четвероногих друзьях.

Когда паника улеглась, сотни растерянных котов и собак были подобраны на улицах и отправлены в приюты. К сожалению, не все животные воссоединились со своими владельцами. Некоторые люди, чьи жизни и дома были разрушены, были не в состоянии забрать животных назад. Многих пришлось усыпить.

Как и его собратья из Крайстчерча, Боно стал случайной жертвой катастрофических событий невероятных масштабов, которые человек не способен контролировать.

Это был кот-загадка. Казалось, никто в «Байдеви» не знал ни точных обстоятельств его спасения, ни происхождения его имени, но это очень даже шло к его щегольской гриве.

22 октября 2012 года его хозяин, должно быть, ничего не знал о зоне низкого давления, втягивающей воду из Карибского моря у берегов далекого Никарагуа.

Однако вполне вероятно, что Боно, как 14 миллионов других кошек восточного побережья, чувствовал малейшие изменения давления воздуха. Связь между кошками и климатом известна на протяжении многих столетий. Разработчик прививки от оспы, доктор Эдвард Дженнер, отдал дань кошкам – предсказателям погоды в своем стихотворении «Приметы дождя»: «У очага пригрелся кот, Усы пушистой лапой трет».

Задолго до того, как Дженнер написал эти строки, мореходы предсказывали погоду по поведению судовых кошек. Для них кошка на корабле была не просто крысоловом или напоминанием о домашних очагах. Видя, что кошка умывает лапой мордочку, они понимали, что надвигается ненастье. Существует очень много сообщений о том, что коты трут мордочку и ушки перед бурей; это связано с тем, что электромагнитные колебания и низкое атмосферное давление вызывают что-то вроде мигрени. Если это верно, то кошачье умывание кажется логичным.

Другие корабельные суеверия менее обоснованы. Если кошка пыталась покинуть корабль или отнести котят на берег, матросы начинали паниковать, так как это означало предстоящие неприятности. Если кошка чихает, то это к дождю, если играет – к ветру, а если облизывается против шерсти, значит, приближается град. Некоторые моряки считали, что кошка может вызывать шторм с помощью волшебства, спрятанного в ее хвосте. Несомненно, многие поколения котов никоим образом не могли повлиять на эти поверья.

Несмотря на то что многие европейцы сторонились черных кошек, потому что они приносят несчастье, английские матросы считали их хорошим знаком. Боно, с его изысканными манерами, мог послужить отличным корабельным талисманом.

Атлантические ураганы особенно неистовствовали в 2012 году. Многие ученые указывали на глобальное потепление. Ураганы подпитываются теплым воздухом, а у восточного побережья Соединенных Штатов температура на поверхности океана была гораздо выше, чем обычно.

Когда ураган мчался в сторону Ямайки со скоростью 80 миль в час, его окрестили «Сэнди» – ласковое имя, навевающее воспоминания о пляжных полотенцах и кремах для загара. Через два дня ураган промчался по Гаити, где более пятидесяти человек погибло от наводнений и оползней. Дальше он понесся в сторону Кубы и, наконец, покинул Карибские острова, унеся с собою семьдесят жизней.

Наблюдая эти разрушения с экранов своих телевизоров в уютных гостиных, большинство жителей Нью-Йорка наверняка решили, что шторм подуспокоится на пути к морю и уменьшится до обычного ветерка над суровой Атлантикой. Но когда «Сэнди» повернул к северу у берегов Джорджии и обеих Каролин, метеорологи заметили необычное сочетание атмосферных условий. Ураган сделал резкий разворот и превратился в супершторм, растянувшись на 1000 миль и накрыв на своем пути Балтимор, Вашингтон, Филадельфию и Нью-Йорк. И без того опасная ситуация усугубилась тем, что появление «Сэнди» совпало с полнолунием и необычайно высокими приливами.

Накануне шторма кошачьи датчики Боно наверняка зашкаливали. Инстинкт подсказывал ему убегать и прятаться. 29 октября, когда ураган «Сэнди» обрушился на Лонг-Айленд, рев ветра и дождя был слишком громким даже для человеческих ушей. Для такого чувствительного животного, как Боно, он был совершенно непереносимым. Его мир наверняка взорвался, превратившись в сюрреалистический кошмар.

А на другом берегу, в Нижнем Манхэттене, 14-футовые волны перехлестнули через волноотбойную стену в Бэттери-парке. Тоннель Хью-Керри (соединяющий Манхэттен с Бруклином) был затоплен, так же, как и часть городского метро. Примерно в четырех милях к северу от него, в Челси, здание, где находится квартира Микейлы, было затоплено и осталось без воды и электричества. Многие жители ее района покинули свои дома, чтобы укрыться у друзей в менее пострадавших районах города. Но Микейла отказалась оставлять своих котов.

Временами ее дом напоминал необитаемый остров, окруженный непригодной для питья водой. Однако на первом этаже имелось ограниченное количество питьевой воды. Несколько дней подряд Микейла и Джин поднимали ведра с водой на восемнадцать лестничных пролетов для трех самых любимых котов на свете.

Боно, который находился на Лонг-Айленде, повезло меньше. Просматривая видео с последствиями шторма, я пыталась представить себе, через что он прошел. Если он жил в одном из домов на побережье, его хозяевам наверняка удалось эвакуироваться. Они наверняка пытались забрать его с собой, но не смогли найти перепуганное животное. Как, должно быть, им было больно бросать его, спасая собственную жизнь.

Он, наверно, сидел, сжавшись, один в темноте, парализованный от страха, а вокруг тряслись стены и дребезжали окна. Когда вода вытеснила из дома воздух, волна высотой почти метр дошла до дома и смыла входную дверь. Затем она разлилась по дому, смывая столы и стулья, как игрушечную мебель, и Боно пришлось использовать всю свою кошачью изворотливость, чтобы спастись.

Я представила себе, как после окончания шторма спасатели пробираются по перевернутому вверх дном миру, где крыши автомобилей виднеются из-под воды, а лодки лежат на боку вдоль центральных улиц. Может быть, кто-то из женщин-волонтеров заметил маленькое замызганное существо, висящее на дереве. Животное было таким неподвижным, а темная шерсть такой свалявшейся и тусклой, что она сочла его мертвым. Но когда она протянула руки к хрупкому тельцу, его глаза раскрылись и уставились на нее янтарным взглядом.

Возможно, когда она опускала его в переноску, радио в машине спасателей играло «With or Without You» («С тобой или без тебя»). Это и поставило точку в споре о том, как назвать эту жертву шторма. Как бы его ни звали до шторма, теперь кот получил имя Боно.

Это был год многих переименований. Ураган, унесший не менее пятидесяти трех жизней и разрушивший тысячи домов в районе Нью-Йорка, оказался настолько разрушительным, что имя «Сэнди» было вычеркнуто из списка потенциальных названий будущих ураганов.

Благодаря огромной работе, проделанной организациями по защите животных, и развернутым в фейсбуке кампаниям сотни животных воссоединились со своими семьями. К сожалению, с Боно этого не произошло.

Глава 10
Быть такого не может!

Кот может быть как ангелом, так и дьяволом. Или и тем и другим одновременно

К тому времени, как мы подошли к лестнице, ведущей к красной двери, к Лидии вернулось самообладание. Вставляя ключ в замок в форме сердца, я продолжала недоумевать, как бездомному коту удалось вызвать у нее слезы. Будучи психологом – практикантом, дома она ежедневно имела дело с душераздирающими рассказами людей.

– Боно не знает, что ему осталось жить всего три года, – сказала я, когда она поднималась со своим драгоценным грузом по первому пролету.

Я вспомнила свой визит к врачу. Когда она сообщила мне, что раковая опухоль у меня в правой груди быстро увеличивается, кабинет наполнился свинцовым предчувствием смерти. У меня не хватило смелости задать тот вопрос, ответ на который боится услышать каждый: «Сколько мне еще осталось?» Но она прочла его на моем лице. Она выписала мне снотворное, чтобы помочь мне пережить следующие несколько дней, и сообщила, что потребуются дополнительные анализы. В тот день я замкнулась в себе и сконцентрировалась на выживании. И хотя мое тело после этого излечилось, с тех пор я пребываю в эмоциональной яме.

Животные обладают способностью легко и с открытым сердцем подстраиваться под каждый момент. Они не рассматривают свою жизнь как отрезок, имеющий начало, середину и конец. Их стоны и вздохи на закате жизни – не более чем проходящее неудобство. Как бы ни болел Боно сейчас, он проживет свою долю приключений сполна и без жалоб на судьбу, просто дойдет до конца. Мне следовало бы научиться этому у него.

– Три года – это много для кота, – добавила я. – Кроме того, всякое может случиться.

Я напомнила ей о ее друге-физиотерапевте, Стивене, и его собаке, помеси австралийской овчарки по имени Милли. Стивен был раздавлен, когда ветеринар сообщил ему, что Милли осталось жить два месяца. Но ветеринар упустил из виду тот факт, что Стивен испытывал особую нежность к нездоровым существам – как к людям, так и к животным. Благодаря диете из органического мяса и самоотверженной преданности Милли уже пять лет после постановки диагноза живет и здравствует.

– Если он найдет хороший дом, – сказала я, с сопением одолевая второй пролет, – он может прожить еще много лет.

«О да, – прокомментировал сидящий во мне циник. – В этом городе просто отбоя нет от святых, желающих взять домой кота, лечение которого будет стоить не меньше, чем гонорар Кардашьян, который записает всю квартиру, а затем сдохнет».

Мой внутренний критик (это всегда был мужской голос) обнаружился более сорока лет назад, когда я изучала журналистику. Он несколько раз оказывался мне полезным, особенно когда я работала в агрессивной сексистской среде отдела новостей. Остроумные замечания и насмешки казались защитной реакцией на более шокирующие аспекты поведения мужчин. При этом, как большинство хитромудрых засранцев, внутренний циник исчезал, когда приходилось по-настоящему туго. Он не смог предложить мне никакого утешения, когда умер мой ребенок, когда обнаружился рак, когда с отрезвляющей регулярностью стали уходить друзья. Конечно, мне удавалось на некоторое время подавить этот голос в девяностые, в период религиозности, но полностью избавиться от него не удавалось никогда.

Я остановилась на прохладной лестничной площадке, чтобы перевести дыхание и изучить надпись «НЕ ХЛОПАЙТЕ ДВЕРЬЮ!», нацарапанную злыми заглавными буквами красными чернилами и приклеенную изолентой к видавшей виды двери. Квартира находилась как раз под нашей студией. Не знаю, кто в ней жил, но он наверняка страдал в период всевластия предыдущих жильцов.

Набрав полные легкие воздуха, я подхватила кошачью лежанку и сумки с кормом, преодолела последний пролет и ввела код от дверного замка. Боно с интересом всматривался сквозь решетку своей переноски, когда Лидия поставила ее на пол. Он казался спокойным. Мы с Лидией переглянулись. Нам обеим ужасно хотелось позволить ему исследовать его временное жилище. Но Джон оставил нам четкие инструкции.

– Я думаю, ему придется пару дней посидеть в бункере, – сказала я.

– Но здесь так мало места, – возразила Лидия, разведя руки в стороны, и ее кончики пальцев почти коснулись противоположных стен. – И он такой пассивный. Может, мы выпустим его хоть на пару минуточек?

И правда, по австралийским стандартам, студия была не намного больше птичьей клетки. Несомненно, Джон давал одинаковые советы всем, кого он отправлял домой с котами. Сейчас Боно вовсе не был похож на того дикого подвижного кота, которого мы видели в «Байдеви», – казалось, он стал совсем другим животным. Он был мирным и расслабляюще спокойным. Заглянув в переноску, я встретилась со взглядом ангела.

«Ну что может пойти не так?» Я кивнула.

Лидия нажала на защелку переноски. Она открылась пугающе моментально, из нее вылетел ком черной шерсти и ураганом промчался по комнате. Кот пролетел мимо нас, прижав уши к черепу, с дикими глазами.

Лидия приготовилась броситься на него, когда он будет мчаться в ее сторону, но он выполнил хитрый обход по кофейному столику и снова вернулся в центр комнаты, развив скорость урагана.

– Стой! – бессмысленно крикнула я этому кружащемуся стихийному бедствию, которое и близко не было похоже на того игривого миниатюрного льва, которого мы забрали в «Байдеви». – Ты же должен быть больным!

Он несся по кругу все быстрее и быстрее, мимо кофейного столика, дивана, камина, столика, дивана, камина…

Я попыталась схватить его, когда он проносился мимо моих коленей. Я впервые прикоснулась к нему. Шерсть на его туловище оказалась грубой и теплой на ощупь, как овечья шерсть. Ребра были жесткими и острыми. Он выскользнул из моих рук.

Благодаря нескольким моим знакомым гиперактивным детям я знала, что если сохранять спокойствие и не позволять им увлекать тебя в их маниакальное состояние, у мелких существ иссякает энергия, и они успокаиваются – в конце концов.

Столик, диван, камин, столик…

Вот уже скоро Боно, обессиленный и измученный, превратится в скромный комок шерсти.

Диван, камин, столик, диван…

Кот все ускорялся, опрокинув вазу с нарциссами, которые рассыпались по полу. Затем, к нашему ужасу, он вскарабкался вверх по камину; мы не могли поверить своим глазам.

Мы с Лидией переглянулись в изумлении. Мы одновременно издали вопль, когда облака сажи и пыли посыпались в комнату из пустого камина. Единственным признаком Боно был черный львиный хвост, торчащий, как шнурок дверного звонка, в облаке пыли из дымовой трубы.

В комнате наступила сверхъестественная тишина. В тусклом солнечном свете кружились хлопья сажи и штукатурки. Мы с Лидией уставились на хвост.

– Думаешь, стоит потянуть за него? – спросила я.

Лидия не ответила, но ее щеки вспыхнули. Кошачий хвост – это скопление нервных окончаний. В нем до двадцати трех костей – это очень впечатляющая цифра с учетом того, что в шее жирафа их только семь. Потянуть за хвост, даже чтобы спасти его владельца, без сомнения значит совершить жестокость по отношению к животному. С другой стороны, это может спасти его жизнь.

Мы услышали какое-то движение внутри трубы. За ним последовало новое облако осыпающейся из камина штукатурки. У меня появилась надежда. Может быть, Боно пришел в чувство, и сейчас пытается развернуться, чтобы слезть.

К моему разочарованию, хвост стал короче. Мы стояли, беспомощно наблюдая, как кот поднимается вверх по пустой трубе, и вскоре единственным, что мы могли видеть, была взъерошенная кисточка на конце его хвоста.

Казалось невероятным, что ему удается протиснуться сквозь такой узкий вертикальный туннель. Но, к сожалению миллионов мышей, коты обладают знаменитыми «плавающими ключицами», которые позволяют им втиснуться в любое место, достаточно широкое, чтобы в него пролезли усы.

Тишина. Кажется, Боно наткнулся на преграду в трубе и дальше не может лезть вверх, да и вниз тоже. Он застрял. Я почти слышала, как с шумом поворачиваются его мозги. Лидия снова была на грани слез.

– С ним все будет в порядке, – заверила я ее. – Это уличный кот.

Что хорошо в кошке с загадочным прошлым, так это то, что ты можешь придумать для нее любую историю.

Согнувшись перед входом в трубу, я почувствовала приступ паники. Эти его проделки способны развалить весь дом. А если нет, то Боно ждет там ужасный конец – он умрет от голода, зажатый кирпичами со всех сторон. А мы будем ночью лежать в постели и слушать его жалобное мяуканье… пока оно не прекратится совсем.

Из трубы донеслись какие-то звуки. На мои ботинки посыпался свежий каскад мусора. Я отошла назад. Камни становились все крупнее. На пол обрушился крупный кусок кирпича, и кончик хвоста Боно дернулся из стороны в сторону, а затем исчез.

Спустя еще долю секунды, вместе с кучей камней, из камина вывалилось животное. Белый от пыли, с выпученными глазами и оскаленными зубами, Боно напомнил мне мифическое существо из индонезийских орнаментов. Мне удалось схватить его, когда он пролетал мимо моих ног. Удерживая его борцовским захватом, я отволокла его в бункер и заперла там.

Лидия смела мусор и затолкала в трубу пластиковые пакеты, а я открыла банку с кошачьими консервами. У нас не было возможности скормить ему лекарства так, как показывал Джон. Я перемешала белую таблетку с пюре и подкралась на цыпочках к дверям бункера. Изнутри не доносилось ни звука. Я на секунду открыла дверь, втолкнула миску в темноту и снова закрыла.

Нам всем нужен был тайм-аут.