Текст книги "Аббарр. Песок и пламя"

– По праву стражей и хранителей. Не более необходимого, – твёрдо повторила Мэйра Тар.

Ашри наблюдала. Караан что-то сказал Калачу и Плашу, и те покорно отошли в сторону. Валангу Караана выступил вперёд и под недоумённые взгляды свиты Ину занял место подле Ашри.

– По какому праву? – взвился Моргейт, и элвинг заметила, как на лице Мэйры скользнула улыбка.

– По праву хранителя, – слова Караана были столь просты и брошены так обыденно, будто он отмахивался от назойливой мухи.

– Рада твоему возвращению, хоть и недолгому, Алый Вихрь, – жрица улыбнулась теперь открыто, а после обратилась к Ину: – Стража Цветка выразила уважение Обители, отправив того, кто пропускал пламя сквозь себя, даруя искру клинкам Вечных.

Ашри поморщилась, теряя нить разговора и запутываясь в титулах и заслугах Тшакрамга.

– Твой ответ, Белый Пёс, – голос аллати одновременно был твёрдым и мягким, поющим и жалящим, как лезвие лучшего клинка.

А вот то, что жрица позволила дерзость опустить все регалии Белого Пса, заметил каждый. Воздух стал гуще, зазвенел, Ину оскалился, но сдержался. Белый Пёс повернулся к стоящим за спиной хранителям. Три пса отступили, присоединяясь к Калачу и Плашу. Отряд редел. И теперь остались лишь Ину, Кмал Тар, Аглисс Моргейт и два хранителя, не открывающих лиц.

– Достаточно? – рыкнул Ину, обнажая клыки.

– Чрезмерно, как всё, что касается пламени Азура и Башни Силы, – жрица слегка кивнула. – Но пламя Матери учит гореть, огибая стены. И помни, Белый Пёс, опасно принимать доброту за слабость.

– Благодарю, Мэйра Тар, но пока доброта на землях Обители мне не встречалась, – Ину выждал, глядя, как разгорается ещё сильнее огонь глаз Мэйры, и с ухмылкой добавил: – Как и слабость.

Жрица усмехнулась и перевела взгляд на Ашри. Зелёное Пламя иголками впилось в разум элвинг.

– Я чувствую пустоту, – задумчиво произнесла Мэйра, а её присутствие в разуме элвинг стало тошнотворно навязчивым. – Стоит отдохнуть и восстановить силы, прежде чем ступать за Порог. Следуйте за мной. А тем, кто остался по эту сторону, я желаю лёгкого возвращения домой. Благословит Интару ваш путь.

Жрица изящно раскрыла ладонь, жестом благословения и удачи одарила пятерых стоящих в стороне. Искорки пламени мотыльками сорвались с её ладоней, вспорхнули в воздух и развеялись в свете Орта.

– И чтобы оградить, вас проводят, – добавила Мэйра и два хранителя направили своих крагов к Плашу и Калачу.

Ашри подумала, что меньше всего эта жрица заботится о благополучии тхару, скорее ограждает Обитель от попытки вторжения.

Мэйра развернула крага и пересекла порог Врат. Сопровождающие её псы расступились, пропуская гостей.

Ашри глубже спрятала страницу Иергилля в карман и направила валангу следом за Карааном, теряясь в догадках, как хранитель Интару мог стать стражем Орму, а страж Орму – отлучённым хранителем, при этом являясь мастером клинков и членом совета Башни Силы. А ещё её не отпускало чувство, что ей знакомы янтарные глаза хранителя. Она пыталась ухватить воспоминание, но оно каждый раз ускользало. И каждый раз эти глаза превращались в другие – и из чертогов памяти на неё, улыбаясь, смотрел Клыкарь. И ей отчаянно захотелось, чтобы сейчас этот хранитель ехал за её спиной. Безотчётно и необъяснимо она доверяла ему…

– Постойте! – детский крик оглушил Ашри.

Зурри спрыгнул с валангу и бросился к Плашу и Калачу. Добежав, бистёныш перевёл дух, поправил сумку на плече и оробел.

– Простите, – Зурри сжал значок стражника в кулачке. – Я хотел спросить…

Плаш спешился и присел так, чтобы быть с Зурри на равных:

– Слушаю тебя, мужик.

– Я хотел узнать имя того, кто… тогда, – слова с трудом давались Зурри, – в тоннеле, из-за меня…

– Его звали Торвус, – Плаш положил руку на плечо бистёныша и легонько сжал. – Но мы называли его Кот, за скорость реакции.

– Спасибо! – выпалил Зурри, вынырнул из-под руки стража и отвернулся.

– Зурри, – окликнул его Плаш. – Помни, Кот погиб не из-за тебя, а ради Аббарра. Становясь стражем, мы клянёмся защищать город. А город – это не стены и башни, это все, кто живёт в нём. Мы отдадим наши жизни за тебя, потому что ты готов спасти Аббарр. Ты теперь тоже один из золотых лепестков Стражи Цветка. Один из нас.

По щекам бистёныша скатились слёзы и, обернувшись, он кинулся на шею Плаша и уткнулся носом в плечо воина.

– Если что, Ашри терпеть не может вяленые стручки хамука, – шмыгая носом, прошептал Зурри. – Лучше много мясо и лимры. И не дари ей цветы…

– Спасибо за совет, мужик, – рассмеялся Плаш, глотая подступивший к горлу комок.

Плаш довёл Зурри до валангу Ашри, тепло улыбнулся элвинг, и та кивнула в ответ. Страж посадил малыша на седло и накрыл руку элвинг своей:

– Береги его, Пепельная Птичка, и себя тоже.

– Непременно, – пообещала Ашри. – Я сделаю всё, чтобы сберечь его.

Оставив позади стражников и привычный мир, элвинг и бистёныш пересекли Врата, ступив на Аллею Теней.

Четвёртая история моолонга: Морозная долина и Гиблые пески

«Ну и дела», – подумал Карш, спускаясь в Морозную долину.

Кончики пальцев обжигало искорками тока. Призрачная надежда шаровой молнией металась по телу. Подобное караванщик испытывал, когда, потеряв верховного дракона, выиграл партию в шархи. Он помнил это ощущение, когда ночью, в песках, ведя караван, шестым чувством ощущаешь за спиной Тень, но видишь первый луч Орта на горизонте, и сердце постепенно наполняется уверенностью, что впереди будет ещё один день.

Похожее возбуждение окутывало караванщика и на Пыльных рядах: когда среди груды хлама цепкий взгляд подмечал истинное сокровище. И разум отказывался поверить глазам, принять удачу, искал подвох… Вот и сейчас он отчаянно ухватился за ниточку, надеясь распутать клубок гибели Дхару. Но червячок сомнений упрямо твердил, что, не видя фигур и не зная противника, шансов проиграть партию куда больше. И парой монет тут не отделаться… возможно, на кону его жизнь. Но он будет осторожен, терпелив и внимателен. Все оставляют следы. Нужно лишь время. А раз так, то Карш положит жизнь, но найдёт виновных, пусть даже по одному отпечатку их дыхания!

Караванщик сжал кулаки. Тут, среди мёртвого камня, можно быть собой, можно не сдерживать ярость.

– Я найду их, Отец, и покараю! – прошипел Карш. – Сколько б песка просеять мне это ни стоило.

В порыве он со всей силы обрушил свой гнев на Энхар. Но белый камень даже не заметил кулака Карша. А вот боль, отозвавшаяся в руке, вернула караванщика в реальный мир. Туда, где кости дробил камень, а кровь испарялась на солнце, как вода. Жизнь была лишь крупинкой под колесом вечности…

Карш посмотрел на содранные костяшки:

– Всё равно найду! – упрямо прорычал он и продолжил путь.

Сколько раз на привале Отец, прежде чем начать очередную историю, говорил: «Мэй носит платье, расшитое судьбами. Шаги её рождают чудовищ, а локоны скрывают тайны. Пески хранят свои секреты, и лишь моолонг в силах унести их все. Но бойся крикливых плакальщиков. Они поедают трупы и льют слёзы. Вот только глаза их полны не сожаления, а яда. Каждый тарука несёт на своих плечах плакальщика, который неустанно клюёт его за все ошибки и грехи пути, отравляет гневом и сожалениями истерзанную плоть и разум, толкает к краю Бездны. Помнить о своих ошибках – важно, чтобы не повторить их вновь. Но чтобы продолжить путь, ты должен уметь накинуть наглазник на голову своему плакальщику».

– О чём же ты никогда не рассказывал, Отец? – прошептал Карш. – К каким монстрам угодил твой караван? За что плакальщик разъедал твою душу? И на что ты предпочитал закрывать глаза?

Всё сильнее жизнь Дхару напоминала путь моолонга. Карш сам был частицей этого пути, крупинкой, прилипшей к телу существа, плывущего через пустыню времени. Он, Критару, Стурион, оазисы Мэй и трактиры, легенды прошлого и интриги настоящего, заказы и гвары, тайны трёх домов и Северной Звезды… Сколько ещё скрыто под панцирем?

Интересно, видит ли моолонг сны о себе? О том времени, когда он был беззащитной личинкой с мягким брюшком и отчаянно стремился наверх, к свету, к мечте…

Каменный мешок ущелья не заканчивался. Ноги несли Карша по тропе, но дух парил по галерее воспоминаний. Отполированные давно ушедшей под землю рекой, белые глыбы клыками смыкались над головой. Будто не желая пропускать путника, словно укрывая свои тайны от чужака… Вот и лоскуток неба исчез, Энхар почти захлопнул пасть и последнюю часть пути караванщик шёл по чреву спящего дракона или белого пса, смотря, какому божеству вы служите и в какие легенды верите. Свет утратил власть, взор Орта не проникал сквозь камень, и в сером сумраке всё казалось старым и вылинявшим. Сиротливые камни под ногами, как птенцы, выпавшие из гнезда. Редкие стебли пустынного жалика, как руки нищего, просящего милостыню. Время высекло причудливые лики в камне, и сумрак вдохнул в них жизнь – щепотка воображения, и вот по обе стороны скалит зубы сама Тьма.

Может, всё так и было и, умирая, небесный дракон своей скорбью обесцветил мир. А может, воображение Карша сотворило эту унылую картину, выплеснув чувства караванщика.

Тени сгущались, и в какой-то момент Карш ощутил тревогу, затылком уловил чужое присутствие, словно чей-то взгляд прожигал его спину. Тхару остановился, наклонил голову и резко развернулся. Никого. Лишь ящерка серой лентой скользнула между камней.

Карш выдохнул. Он предпочитал, когда горы, перемолотые временем, песком лежат под его ногами. Больше ущелий он ненавидел разве что пещеры. Безотчётно, по-звериному. Даже в худших кошмарах он слепым котёнком блуждал в темноте подземелий. Там голос его звучал как мяуканье, босые ноги обжигал колючий холод, а руки до крови сдирали острые камни стен. Время от времени этот сон возвращался, и котёнок не взрослел вместе с Каршем, он всё так же мяукал и сжимался в комок. Страх. Липкий, тяжёлый ужас. Отчаянье. Такое же на вкус, как тогда на Лантру, когда он увидел Отца в луже крови.

Бессилие.

Дхару не говорил о прошлом и происхождении Карша. «Я увидел тебя в Яме и вытащил на песок» – вот и весь ответ. А кроме этих снов, у Карша не было больше ничего вне жизни, подаренной ему Дхару. Хорошей жизни. Да, он бист. Пусть не по крови, но по духу. Но кем он был прежде?

Снова ощущение чужого присутствия и вновь страх из потаённых глубин сна. Ползает, ищет брешь, чтоб вырваться в реальность. Каменный мешок выворачивал мир, оживляя мороки, придавая им силу, воплощая в камне, в воздухе, в самом этом месте. Карш сделал несколько глубоких вдохов, дотронулся до омэйро на груди и беззвучно прочёл охранные слова – предназначенное богам достигнет их ушей, как бы тихо ни было сказано.

Искра страха потухла и упала в глубокий колодец сокрытого. Мир снова стал прежним. Разум прояснился и Карш подумал, могут ли эти сны быть увечной памятью из его детства? Ведь не может быть, чтоб не осталось ничего. Разве не бывает, что в конце сна он видит яркий свет и стоящего в его лучах тхару? А может, сны – это иносказание начала его истории? Что до Отца, он не знал жизни и потерянным духом блуждал в коридорах Дартау. Или же чреда символов, ставшая загадкой, как записи Отца? Тайные ларцы имеют два дна. А кто есть тхару, если не сундук с секретами?

«Каждый из нас история и ключ к её пониманию» – голос Дхару прошелестел у самого уха, и Карш почувствовал, как Отец хитро улыбнулся…

Ущелье вильнуло и выплюнуло Карша на свет, так внезапно, что караванщик зажмурился.

Морозная долина открылась перед ним зелёным ковром, с яркими вспышками цветов, хрустальным водопадом, бьющим в округлую чашу белого камня. Гуляющие без страха козлики, мирно пощипывающие траву. И запах. Так пахнет безмятежность и покой.

– Тут и правда чудесно, – голос сверху озвучил мысли Карша.

Прикрыв глаза, Карш глянул вверх. На каменном выступе развалился кайрин, а рядом с ним устроилась Ашри.

– Там слева ступени, – крикнула элвинг.

Карш поднялся на утёс, подошёл к краю и некоторое время молча смотрел на раскинувшуюся идиллию.

– Странное дело, – караванщик глянул на Ашри. – Так сложно подобрать слова, чтобы выразить восторг.

– А иногда и вовсе невозможно, – согласилась элвинг и махнула рукой на камень. – Когда-то это было важное место. Выбитые линии образуют символ. Похоже на звезду.

Взгляд Карша скользил по камню, а палец – по рельефу медальона в кармане. Лучи звезды…

– Этому символу много сотен оборотов, – сказала Ашри.

– Неужели они такие древние? – задумчиво спросил Карш.

Ашри махнула рукой вдаль долины, караванщик проследил за её жестом.

– Там развалины. Похоже на колонны Тирха. А Тирха хранил тайны с самого рождения Мэйтару.

Девчонка была права. Развалины даже в посмертии сохранили величие. Осколки Эпохи Легенд. Когда мастера могли говорить с камнем, и под их словом он принимал любую форму. Как Обитель Хранителей Интару или остатки башни Чайки, уходящие в бездну имольского озера белые плиты-ступени или старые храмы Аббарра. Следы Древних.

– Уже осмотрела? – поддразнивая наёмницу, спросил Карш. – И вычистила?

Ашри повела плечами:

– Если задержимся на день, то осмотрю.

– Боюсь, что нет, – покачал головой Карш.

– Тогда оставлю до следующего раза. – Ашри зевнула. – Кстати, пора бы подкрепиться.

– А чем ты его кормишь? – Карш кивнул на кайрина, а тот в ответ зыркнул холодным голубым глазом.

– Мясом, – улыбнулась Ашри. – Можно сырым. Можно в гваре, если есть лишний.

– Сперва пусть белые пески зацветут, – хмыкнул Карш.

– Так уже цветут! – засмеялась девчонка, показывая на долину.

Карш не ответил. Что-то в очертании долины было знакомым. Словно протяни руку, и ускользающее воспоминание удастся поймать за хвост…

– Ну, нет так нет. – Ашри взглянула на небо, перевела взгляд на ставшие янтарными белые скалы. – Скоро начнёт темнеть. Уверен, что необходимо идти обратно в ночь?

Карш моргнул, сбрасывая наваждение. Он знал, что это опасное решение, но находиться в Ахране было ещё опаснее. Почему? Он не мог ответить, он просто чувствовал это «рогами». А своей интуиции он доверял.

– Надо идти, – ответил Карш, удержав вздох. – По пути загляни в «Льдянку», заберём Марага, прихватим снеди в дорогу…

– А чем там кормят? – в глазах элвинг зажглись огоньки.

– «Льдянка» – единственное место в Мэйтару, где подают жареных подземных змеев с грибами фурку и наливают ледяное вино из сумеречных ягод. – Ашри выжидающе смотрела, явно ожидая продолжения. – Есть скальные змеи, фаршированные рубленым мясом горных козлов цукцук, ореховая заправка и пирог из сыра и трав. Ну и кварта ледяных десертов.

– Мороженное? – облизнулась Ашри.

– Мороженое, – подтвердил Карш.

Ашри посмотрела на него долгим взглядом ярких фиолетовых глаз с осколками розовых огоньков и зрачками крестиками. Караванщик ощутил холодок на спине.

– Твой гвар всё не увезёт, – хитро оскалилась Ашри и метнулась вниз по ступеням, выкрикивая на ходу. – Пока ты тащишься обратно, мы со Сваргом успеем перехватить пару пирожков!

Сварг захлопал крыльями, потянулся, махнув хвостом нарочито так, что чуть не смахнул караванщика с каменного выступа, и, издав рёв, в два прыжка очутился рядом с элвинг. Мгновение – и оба скрылись в ущелье.

– Выпендрёжники, – улыбнулся караванщик, качая головой, и перевёл взгляд на руины, задумчиво поглаживая в кармане рельеф звезды. – Много сотен оборотов, значит…

* * *

Когда Карш добрался до «Льдянки», Ашри и её зверюга уже сидели под пологом. То, как был втиснут стол и единственный стул (который и занимала элвинг), а мешки сдвинуты, намекало, что место было спешно организовано после того, как Ашри вознамерилась протащить кайрина внутрь.

Сам трактир (если халупу на краю пустыни без привычных дорог и трактов можно было назвать трактиром) – более чем скромное по меркам Мэйтару, но роскошное по ахранским двухэтажное здание. Стены выбелены, над дверью вывеска, сложенная из пластинок холодовика и изображающая на острие букв сосульки. Черепица на крыше топорщится, имитируя или вздыбленную шерсть на загривке кошки или же острые клыки Энхар. Из чердачного окна выглядывала любопытная мордочка малыша, а рядом – голова ушастой шаати. Ребёнок, завидев караванщика, радостно замахал руками, и Карш подумал, что, может, это один из тех, которым он сегодня раздавал сладости.

Карш помахал в ответ и подошёл к столу, за которым, в окружении пустых тарелок, восседала элвинг. В её руках было нечто, напоминающее местный пещерный гриб, изрядно обкусанный со всех сторон. Девчонка, нахмурив брови, впивалась в него зубами и отдирала куски. Кайрин лежал рядом и с не меньшим упоением приканчивал тушку козлика. Парочка так была увлечена едой, что не замечала (или игнорировала) зевак, выглядывающих из всевозможных укрытий, и их головы напоминали грозди рассыпанных ягод.

– А ты быстра на расправу! – Карш допускал, что в мире есть вещи, не подвластные разуму, и одной из них была вместительность живота этой девчонки. – Я думал, что поедим в пути.

– Ага, – проглотив очередной кусок, ответила элвинг. – Пока ты был в пути из долины сюда, мы и поели.

Карш снова покосился на кайрина, перемалывающего в клювопасти копыта козлика.

– Ни рожек, ни ножек, – выдохнул караванщик. – А где Мараг?

– Не бойся, твоих гваров мы не успели съесть. Вон они, – Ашри кивнула в сторону, где в тени дремали Золотинка, Дымка и Краснопёрка. – Мы за ними присматриваем, пока однорогий пошёл спустить пару монет на какие-то безделушки. Но за обед платить всё равно тебе, – улыбка расползлась от уха до уха элвинг. – Вот ему. Тому, что прячется. Он нас не пустил внутрь. – Ашри покрутила гриб, который никак ей не поддавался, и дёрнула ушами. – Но, как видишь, мы и тут неплохо устроились.

Из-за двери трактира робко выглянул худой бист и на пальцах изобразил, во сколько караванщику обошёлся обед. Карш заметил, что пальцев этих неполный комплект – не хватало по два на каждой руке.

Карш подошёл к порогу, вынул кошель, отсчитал три «лани», добавив сверху ещё одну, и украдкой глянул на рога: они были спилены под самое основание.

Трактирщик перепробовал все монеты на зуб, довольно крякнул, кивнул, расплылся в щербатой улыбке и захромал внутрь трактира. Следом юркнули три малыша, затеяли чехарду. Возня сопровождалась звонким смехом, а караванщик стоял истуканом и видел перед собой лишь образ изуродованного тхару, а в ушах звучали удары кирки по морозному камню.

– Едем или едим дальше?

Карш очнулся и, оглянувшись, увидел, что элвинг уже сидит на кайрине. Капюшон натянут, но в руке всё тот же многострадальный гриб. Ашри развернула кайрина и неспешно повела по холодной тропе к открытым пескам.

Мараг уже был рядом. Сам на Краснопёрке, Дымка пристёгнута, а Золотинка в поводу – ждёт Карша.

– Отличная работа, Мараг! – похвалил начинающего караванщика Карш, осмотрев ладно притороченные тюки и вычищенные бока гваров.

– Благодарю, Вэл Карш! Я столько всего узнал! – затараторил Мараг. – Это действительно величайшее моё приключение!

– Тише-тише! – осадил гварника Карш, незаметно проверил свёрток с ормами (на месте!) и поглубже затолкал в седельную сумку. – Расскажешь по пути. Нам всю ночь песок мерить, и разговоры – единственное, что сможет нас развлечь.

Когда маленький караван уезжал, у крайних лачуг им под копыта бросилась старуха. Серые лохмотья разметались по песку. Карш спрыгнул, хотел помочь подняться, но карга лишь обнажила беззубые дёсны и зашипела:

– Мэй мор шаан! Проклятый караван! – завопила карга, и на её слова высыпали из хижин тхару.

Карш отступил, сел в седло и пустил Золотинку вперёд. Вокруг всё изменилось. Местные хмурились и шептались. Сам воздух пропитался холодом взглядов. Карш повёл плечами и напомнил себе, что это всего лишь дорога из холодовика, а взгляды не способны замораживать. А шелестевшее эхом «Мэй мор шаан» – это вовсе не пожелание сгинуть в песках, а игра воображения. Ведь за что местным желать зла тем, кто покупает их товар и одаривает детей сладостями?

* * *

Карш любил густую пустынную ночь за прохладу и время историй. Потому и не мог сдержаться, глядя в усеянное звёздами небо, чтобы не рассказать одну, которую услышал ещё в детстве от Дхару.

– Между Варме и Имолом лежит оазис Сердцевина. И хотя нет у него героев эпохи Легенд, великих построек Древних, садов чавуки или искусных ткачей, славятся они своими сказками и гварами. А особенно сказками про гваров. И одна из самых любимых и популярных о том, почему звёзды светят ночью, а золотистые гвары стоят в три раза дороже крапчатых.

Давным-давно все звёзды принадлежали Орту. С восходом он открывал загоны, выводил сияющее стадо на лазурное пастбище и обходил его, пока не касался закатной кромки, а после собирал, запирал в загон и укладывался спать. Так продолжалось бессчётное число раз, и ночи были темны и опасны, тхару плутали в песках, не находя дороги домой, а твари Гаара с удовольствием пользовались непроглядным мраком, чтобы похищать и поедать малых детишек.

Тогда взмолились тхару, обратились к Орту с просьбой отдать им часть стада, чтобы и ночью оно освещало небо. Но Орт был жаден и глух к мольбам. Продолжались беды тхару, вновь и вновь возносились молитвы, но оставались без ответа. И тогда жители Сердцевины обратились к брату Орта – Небесному Дракону, который однажды уже помог им, дав свою кровь – подземную воду.

Небесный дракон внимательно выслушал просьбу, счёл её вполне справедливой, а кроме того, он не упускал возможности позлить старшего брата, который так бесцеремонно увёл у него любимую Мэй. И вот, улучив момент, когда Орт крепко уснул, Небесный Дракон выпустил из загонов все звёзды, и они разбрелись по бархатному иссиня-чёрному пастбищу. И попросил сестрицу Луну присматривать за стадом.

Мрак отступил, ночь наполнилась светом, а звёзды ходили каждый своею тропой, так что тхару могли сверять по ним свои пути и вести караваны. А луна следила за ними, склонив голову набок и улыбаясь тонким серпиком. Даже тварям Гаара теперь было не так просто подкрасться к путникам. А чтобы ещё лучше жилось тхару, Небесный Дракон подарил им часть стада. К изумлению, увидели тхару, что звёзды – это золотые гвары, с шерстью, подобной застывшему свету. Возрадовались тхару.

– Вот такая история, – закончил рассказ Карш.

– Вот же Орт обрадовался, проснувшись, – усмехнулась Ашри. – Оттого такой злющий теперь, без своих гваров.

– Вэл Карш, – Мараг сделал паузу. – Пока вас не было, я добыл свою первую легенду!

– Поделишься? – улыбнулся Карш. – Первая легенда как первая женщина – незабываемая!

Ашри фыркнула, но промолчала.

– С удовольствием! – Мараг расправил плечи, вытер о бока ладони и набрал в грудь воздуха. – Ведь легенды – как тхару, живут, пока о них помнят. А эта легенда что надо!

– Рассказывай уже, не томи, – раздражённо бросила Ашри.

– Она про Ахран, – Мараг волновался, но, закинув историю, не выпустил её из рук, и чем дальше, тем увереннее становилась его речь и тем внимательнее слушали Карш и Ашри.

– Оказывается, ещё до того, как туда пришли рыть шахту и строить клетки, тут было поселение. Поселенцы с севера, попавшие в шторм и выбравшиеся на зубастый берег по ту сторону Энхар. Они нашли пещеру и, блуждая в туннелях, вышли к изумрудной долине. Они думали, что вся новая земля столь же плодородна и полна жизни, и как же удивились, увидев бескрайнее море песка. Не став рисковать, тхару остались в долине, где было всё нужное для жизни.

Шло время, и однажды к ним явился огромный белый пёс, страж самой Интару, и передал огонь живой и мёртвый. Первый горел цветком и не жалил, второй же кусал холодом и обращал в камень. Поселенцы укрыли мёртвый огонь в пещерах Энхар, а живой окружили храмом. Они просили пса остаться, но тот ответил, что его ждут другие дела на иной стороне мира. Но, чтобы охранять вверенных его заботам странников, пёс сбросил своё тело, и оно обернулось камнем. Огромный пёс застыл горой Кархэнкар, но обещал, что когда пробьёт час рока и пришедшие-с-моря не справятся своими силами, то он вернётся. Стоит лишь соединить живой огонь с мёртвым.

Орт совершал оборот за оборотом, а поселенцы со всем справлялись сами. Они научились защищаться от чудовищ песка, гор и подземелий; возделывать долину и собирать грибы пещер; вытачивать из камня оружие и амулеты; мастерить фигурки и записывать истории. Они рассказывали своим детям, что в поисках нового дома покинули северную звезду и, пройдя через всю небесную тьму, достигли звезды южной. И тут в кольце белых гор, в долине, благословлённой белой богиней, построили новый дом – Аллиантэ. Эти сказки были приятнее, чем правда. Кто бы стал рассказывать своим детям, что погубил дом в погоне за знанием, богатством и могуществом и потому был вынужден бежать на самый край света.

Поколения сменялись, стиралась правда, а легенда о свете звезды лишь крепла. Кожа тхару становилась темнее, а глаза ярко горели янтарём. И, словно в подтверждение сказок, раз в полвека рождалось отмеченное северной звездой светлоликое дитя и всегда в пару к нему тот, кто вбирал всю тьму и мрак. Первого растили как Орму, а второго отдавали Кархэнкару.

Но однажды в Морозную долину пришли гости. Истинные хозяева Мэй, рогатые бисты, благодаря случаю и песчаной буре натолкнулись на Аллиантэ. Чтобы приветствовать гостей, вышли все, но бисты не увидели в них мужчин и женщин, стариков и детей. Перед ними были двуногие существа с кожей гладкой и смуглой, а глазами сияющими, подобно углям и океану. И бисты не сомневались – демоны Дартау, дартаутиру, нашли лазейку в Тхару и грозят погибелью всему живому.

Разрушен был храм и разграблена деревня, и водопад стал алым от крови, и последние пришедшие из-за моря, забрав живой огонь, скрылись в пещерах. Гонимые врагами, они бежали по галереям, и сердце стучало так сильно, что камень гудел как пчелиный улей. У самых корней Энхар последний из выживших соединил живой и мёртвый огонь, призвав пса-покровителя. Но было слишком поздно. Когда дух явился, спасать было некого, а оба огня, смешавшись с кровью павших, превратились в жилу драгоценной породы.

Говорят, что где-то там в самом сердце Энхар спрятана рубиновая проклятая жила, подобной которой не видывал мир. Она холодна и мертва, но способна вытянуть жизнь из всякого, кто к ней прикоснётся.

Повисло молчание. Мараг поёрзал и спросил:

– Ну как?

– Никогда не слышал такую, – нахмурился Карш. – Из кого ты её вытянул?

– Из старухи-торговки, – с гордостью ответил Мараг. – Я купил у неё пару подвесок, но не ради истории, – Мараг запнулся. – Мне её просто жалко стало. Даже ушей нет…

– Ушей? – удивилась Ашри.

– Да, именно! – охотно закивал однорогий, воодушевившись интересом наёмницы. – Под корень срезаны…

Кайрин фыркнул и мотнул головой. Ашри подняла ладонь, и разом все замолчали. Тишина ночи была густой и неправдоподобно идеальной. Песок впереди сверкал серебром. Они были почти у самой Кромки. Карш видел границу двух одеяний Мэй – немного вперёд и левее, и попадёшь в прожорливые воронки Гиблых песков.

Карш встретился взглядом с элвинг. Звёзды светили ярко, караванщик видел, как сузились глаза наёмницы, сжались челюсти и дёрнулись уши.

– Делайте вид, что ничего не случилось, но прибавьте шагу, – прошептала Ашри. – Не останавливайтесь.

– Что происходит? – затараторил Мараг.

– Замолчи, – зашипела Ашри и спокойнее добавила: – Мешаешь слушать.

Элвинг посмотрела на Карша и спросила:

– Что вы везёте такого, за что готовы убивать?

– Как ты узнала? – прорычал Карш.

– Убивать? – пискнул Мараг. – Она хочет нас обчистить?

– Не пори чушь, – рыкнула на однорогого Ашри. – Если бы хотела свернуть тебе шею, то сделала бы это давно, а не слушала твои сказочки.

– Я думал, тебе понравилось, – обиделся Мараг и затих.

– Тот, кто грабит в песках, появляется шумно, – шёпот Ашри предназначался Каршу. – Только убийца подходит неслышно. И лишь мастер смерти невидим в свете луны и звёзд. – Элвинг склонила голову и прислушалась. – Они готовы напасть! Скорее! Гоните гваров со всех сил к Кромке!

Она пропустила Карша и Марага вперёд, но было поздно.

Разбойники появились внезапно. Стоило пропеть хриплому рогу, как ночной воздух обрёл форму, восстав тенью из песка. Рёв кайрина рассёк тишину. Зверь прыгнул, расправил крылья, защищая караван от врагов.

– Не останавливайтесь, быстрее за Кромку! – крикнула Ашри.

Карш натянул поводья, круто развернул Золотинку и, наклонившись, крикнул Марагу:

– Подбери челюсть и упри пятки в бока гвара!

Однорогий посмотрел огромными, такими детскими глазами на караванщика, что тому оставалось лишь смачно выругаться. Карш схватил поводья Краснопёрки, пустил Золотинку галопом, моля богов, чтобы Мараг не вывалился из седла.

Белый песок не приближался, словно Мэй потешалась над ними, заставляя гваров скакать на месте. Снова помянув Гаара и всю его родню, Карш бросил поводья Краснопёрки, заложил круг и отсёк ремень, связывающий её с Дымкой.

– Лети домой, девочка, – шепнул Карш и с силой шлёпнул Дымку по крупу.

Не понимающий, чем вызвал такую немилость, гвар издал печальный рёв и рванул в сторону. Карш оставил попытки привести в чувства ошалевшего Марага, поймал повод его гвара и потянул за собой.

– Просто держись крепче, – крикнул караванщик.

Паника передалась животным: гвары фыркали, пряли ушами и мотали головой. Но Карш видел, что серебристая полоса всё ближе. По своей воле он нёсся прямиком в Гиблые пески! И всё по указанию тщедушной элвинг. Но что-то было в ней, то, что заставляло верить её словам…

Всё случилось быстро. Золотинка споткнулась, Карш еле удержался, чтобы не перелететь через её голову, вцепился обеими руками в гриву. Поводья Краснопёрки выскользнули из пальцев. Позади кто-то удивлённо вскрикнул. Карш осадил гвара и оглянулся. Ничего. Пустота. Взгляд скользнул вниз. Спину обдало льдом. На песке лежало нечто. Как забытый тюк, придавленный гваром.

– Мараг! – выкрикнул Карш и развернулся.

Перед его лицом, рассекая воздух, раскрылось крыло кайрина. Искусственное крыло, как у драконов из легенд, только по нему голубыми жилками текла энергия, вспыхивая зловещими искрами. Что-то ударилось о плотную мембрану и упало в песок.

– Я заберу его! У них арбалеты, – крикнула элвинг. – Они окружают. Отступай!

Ещё один болт просвистел над головой.

– Живее! В Гиблых песках у нас есть шанс выжить.

Ашри соскользнула с кайрина на песок, поднырнула под брюхо зверя. Сварг, развернувшись, снёс хвостом нападавшего, прижал лапой и с рычанием надвое перекусил другого. В зеленоватом свете звёзд глаза кайрина сверкали демоническими огнями. Зверь изогнул шею, клювопасть, обагрённая кровью, разверзлась, и мир утонул в диком чудовищном рёве.

Карш медлил, зачарованно следя за элвинг.