Текст книги "Значит, я умерла"

– О первой жене вы ничего не найдете, – сказала я. – Я всю ночь не вылезала из интернета, искала любую информацию о Трэкстонах. Но не нашла ни одного упоминания о том, что Тео был женат раньше.

– Если был, то мы узнаем. Остаются еще бумажные следы.

До чего же мучительно было слышать это «если». Я выпрямилась на стуле, подозревая, что, как только за мной закроется дверь, он расскажет обо всем напарнику, и они вместе посмеются надо мной.

– У Тео есть алиби?

– Что у него есть?

– Алиби, – повторила я. – Какое?

– Он был в командировке в Таиланде, – сказал Вильяверде. – Но нам не пришлось проверять ничьих алиби, ведь смерть вашей сестры зафиксировала камера наблюдения.

Мне вспомнилась строчка из статьи: «Во время пробежки покойную неоднократно зафиксировали камеры наружного наблюдения с разных точек; в записях ничего подозрительного нет». Ну и что? Разве не мог кто-то неизвестный причинить ей вред в таком месте, которое не просматривается камерами? Что если ее сердце отказало не только из-за аритмии? Я ломала голову, как высказать свое подозрение так, чтобы не показаться копу чокнутой.

– У нас есть пленка с записью пробежки вашей сестры в то утро, на ней почти всё, от начала до конца, – сказал Вильяверде. – Мы последовательно сняли показания со всех камер, мимо которых она пробегала. Хотите взглянуть?

«НЕТ», – завопил мой мозг. Я не хотела смотреть, как умирает моя сестра. Хуже этого ничего и вообразить было нельзя. Но я согласно кивнула:

– Давайте.

Словно в трансе, я дошла вслед за Вильяверде до его стола, села, и на большом компьютерном мониторе тут же замелькала зернистая черно-белая запись – Каро. На ней был черный облегающий топ, легинсы, пышная белокурая грива собрана в хвост на затылке. На моих глазах сестра подбежала к пустынному перекрестку и встала, прижав ладонь к центру груди.

Ощущение было такое, будто я смотрю фильм ужасов, только заранее знаю, каким будет последний кадр.

– Единственное, что показалось нам странным, это что она повернула к зданию ООН, – сказал Вильяверде. – Няня ее ребенка утверждает, что она предпочитала бегать в Центральном парке. Вы не знаете, почему в то утро она побежала на юг?

– Нет, – шепотом ответила я, не в силах оторвать взгляд от экрана.

Я наблюдала за бегущей Каро, за гримасой боли на ее обычно спокойном лице. Знала ли она, что вот-вот умрет?

– Вот это самая тяжелая часть, у Стены Исайи, – заметил Вильяверде.

Каро опять прижала руку к груди, постояла так, но потом все же заставила себя подняться по лестнице и скрылась наверху.

Я боялась даже моргнуть, чтобы не пропустить чего-нибудь, и ждала, что будет дальше.

– Куда она пошла?

– Там, наверху, площадка, а потом лестница продолжается. На этой площадке слепое пятно – камеры его не видят, – прокомментировал Вильяверде. – Но она сейчас появится. Можно перемотать…

– Нет. – Я хотела увидеть все как было.

Секунды тикали. Пот тек по моей шее. Вот и Каро появляется на верхней ступеньке лестницы, выпрямляет спину, перекатывает голову с одного плеча на другое, разминая шею. Делает четыре шага и снова исчезает. Следующая камера оказалась дальше. Она показала, как сестра перелезает через какую-то изгородь высотой ей по пояс и исчезает.

– Куда она пошла? – спросила я.

– В парк. Там камер нет. Но пока она была там, эта камера никого больше не зафиксировала. – Тут детектив все же перемотал изображение вперед. – Пять минут ничего не происходит. А потом – вот это…

На экране появилась сестра: теперь она шла медленно, опустив плечи, словно старуха, прижав левую руку к груди, а правой держась за затылок. Снова исчезла. Следующая камера показала ее уже у Стены Исайи. Вдруг она прижала обе руки к сердцу, сильно вздрогнула и, описав изящный четвертной поворот вокруг своей оси, упала. Изображение исчезло, тело ударилось о каменную площадку лестницы. Видео, конечно, было без звука, но я легко представила себе этот тошнотворный стук.

– Видели, как она схватилась за сердце? – спросил Вильяверде. – В тот момент оно как раз остановилось. Потому она и упала.

– А почему она держалась за затылок?

– Голова, наверное, закружилась – из-за сердца.

– А на голове не было раны?

– Я же говорю вам – сотрясение мозга, – сказал коп. – Вы видели, как она упала? Она сильно ударилась о ступеньки.

У него на все был готов ответ, но из увиденного он и я делали разные выводы. Я была твердо уверена в одном: существовала какая-то причина, почему Каро в то утро не бегала по парку, как всегда, а выбрала другой маршрут, в сторону ООН, но никто так и не удосужился эту причину найти.

– В этой истории чего-то не хватает, – сказала я. – Зачем она вообще пошла в тот парк на верху лестницы?

– Честно говоря, я думаю, что у нее была назначена там встреча, – сказал Вильяверде.

Я чуть не задохнулась.

– Почему вы так решили?

– Вот список того, что было на ней и при ней в момент смерти. – Он вытянул откуда-то папку. Перед глазами у меня плыло, но я все же различила слова: «Часы («Картье»). Обручальное кольцо с бриллиантом. Сережки-гвоздики с бриллиантами. Карта памяти».

– Карта памяти? – удивилась я. – Она же вышла побегать. У нее в руках ничего не было.

– На поясе ее легинсов был потайной кармашек на молнии, – пояснил полицейский. – Знаете, для ключа от дома или кредитки. Но у вашей сестры лежала там только карта памяти.

– Где она теперь?

– У ее мужа, – ответил Вильяверде. – Все вещи покойной забрал Тео Трэкстон.

Глава 13

Дейрдре

Знаю, глупо было идти прямо из полиции туда, где умерла моя сестра. Прошло уже больше недели. Что я могла там найти? Но мне хотелось своими глазами увидеть это место.

Знакомое всему миру по многочисленным фото здание ООН с разноцветьем флагов всех стран, реющих перед ним на флагштоках, находится севернее того места. Прямо напротив – Секретариат Объединенных Наций: небоскреб огромной зеркальной костяшкой домино возвышается над плоским берегом Ист-Ривер. Каро упала возле Парка Ральфа Банча – крохотного зеленого оазиса, названного в честь первого афроамериканца, лауреата Нобелевской премии мира. Извилистая Стена Исайи справа немного не доходит до спиральной лестницы, ведущей наверх. На стене выбит стих из Библии: «Перекуют мечи свои на орала и копья свои на серпы: не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать»[8]8
  Ис. 2:4.


[Закрыть].

Мне, конечно, близка и понятна антивоенная направленность этой цитаты, но тогда я готова была поднять меч за свою сестру. Копы, по-видимому, не собирались меня слушать. «Заставь его ответить за мою смерть, чего бы это тебе ни стоило», – написала Каро, имея в виду своего мужа. Но я пока не видела, как это сделать. Непонятно было даже, причастен ли Тео к ее смерти. Что же заставило сестру написать мне такое паническое письмо на рассвете, незадолго до гибели?

Я хотела пойти домой и еще раз просмотреть ту карту памяти, которую получила от Каро. Наверняка там есть что-то такое, чего я не заметила. Но ровно в девять утра зазвонил телефон, напоминая, что пора на работу. В день, когда умерла Каро, я взяла выходной за свой счет, и в день похорон тоже. Больше терять деньги я не могла. Я работала в компании «Снапп», обслуживающей тех жителей Нью-Йорка, которые так заняты, что им даже туалетной бумаги себе купить некогда, а потому перепоручают шопинг и другие дела по дому посредникам. Конечно, таких посредников в городе миллион, но «Снапп» отличается от других тем, что его работники не только привозят покупки, но еще и раскладывают их по местам. Вот этим я и занималась. На жаргоне «Снаппа» я была куратором. Напыщенное наименование для того, кто весь день вскрывает упаковки с мылом и зубной пастой, извлекает из них содержимое и, предварительно протерев, расставляет и раскладывает по полочкам в олимпийских размеров ванных комнатах, ароматизированных свечами, которые стоят больше, чем я трачу на еду в неделю. Для большинства моих клиентов я что-то вроде дружелюбного привидения: они никогда меня не видят, а мне только того и надо. Девиз нашей фирмы в ватсапе: «"Снапп", и все готово». Обычно я общалась с клиентами через электронную почту или СМС-сообщения. Многие на них даже не отвечали.

Эсэмэска прилетела от моего босса, Джен Ксера, – сердитого типа с вечно засаленными волосами и такими короткими ручками, что его, естественно, прозвали Ти-Рексом. Он ненавидел всех своих подчиненных, и его чувство было взаимным. Эсэмэска гласила: «ЧЗХ, Д? Какого хрена ты делаешь в Тюдор-Сити?»

Я оскалилась. Самым большим минусом моей работы в «Снаппе» было то, что начальники вечно шпионили за моими передвижениями. «Ходила в полицию, насчет сестры», – написала я.

Ответ Ти-Рекса прилетел мгновенно: «Ты вчера брала выходной на похороны».

Я почувствовала, как кровь прилила у меня к щекам.

«Полиция начала расследование ее смерти, – настрочила я. – Дело серьезное. Я уже еду на работу».

Я писала, а сама двигалась на север. До квартиры в Саттон-Плейс, где я должна была быть, оставалось всего с полмили.

«Безответственность грозит последствиями», – написал Ти-Рекс в ответ.

Скрытая в его словах угроза заставила меня сжать кулаки. Вот ведь мразь, знает, как достать меня посильнее…

В «Снаппе» я начинала в должности марафонца – это человек, который доставляет тяжеленные сумки с покупками от магазина до дома клиента, – но во время пандемии меня повысили: клиенты пускали в свои квартиры только сотрудников с подтвержденным наличием антител. Я переболела одной из первых, потом регулярно сдавала тесты, результаты которых действовали на людей настолько успокаивающе, что компания даже повысила цену на мои услуги. Стоит ли говорить, что, даже когда большинство привились, расценки не упали. Вообще работа была странная: я, минималистка по жизни, которая терпеть не могла лишнего барахла, расставляла продукты на кухнях клиентов, держащих не меньше десятка сортов одной лишь поваренной соли.

Моей первой клиенткой в тот день была одна пожилая леди, которая мне нравилась, хотя я никогда в жизни в глаза ее не видела. Она всегда оставляла мне хорошие чаевые, а большая часть покупок, которые я у нее раскладывала, предназначалась не ей самой, а трем ее шнауцерам, и это ужасно меня подкупало. Поработав два часа у нее, я прошла шесть кварталов до другой квартиры: там жили трое детей, и, судя по хаосу, который царил в доме, они были настоящими разрушителями – куда там до них собакам… Сумки с покупками, которые доставил марафонец, уже ждали меня у привратника. Покончив с ними, я съела протеиновый батончик и проверила почту. От таинственного Х ничего не было, и я отправила ему еще одно письмо. Зато Джуд прислала милую записку: «Как ты? Просто хочу убедиться, что все в порядке. Обнимаю».

Я слегка поморщилась. Обнимашки, даже виртуальные, всегда меня смущали.

Все это я проделывала на ходу. Моя работа была расписана по часам, и перерывы в плане не стояли.

До середины дня все шло нормально. Правда, моя работа всегда казалась мне довольно бессмысленной, и это отупляло, но, с другой стороны, ее монотонность позволяла мне оставаться наедине со своими мыслями. И с людьми почти не надо было общаться, что меня как раз устраивало. Но, увидев адрес моего следующего клиента – Бикман-стрит, в трех кварталах к центру от Сити-Холл-Парк, – я написала Ти-Рексу:

«Я туда не пойду», – коротко и прямо.

И получила такой же прямой ответ: «Пойдешь. Считай, что это твое наказание».

«Нет. В прошлый раз ОСБ пытался потереться об меня».

В нашем обмене информацией произошла небольшая заминка.

«Мне казалось, ты можешь о себе позаботиться», – пришел наконец ответ.

На меня он подействовал, как красная тряпка на быка.

ОСБ – это Обри Саттон-Брейтуэйт, известный среди работников «Снаппа» как худший человек в мире. Ему было двадцать девять лет, из которых он не проработал ни единого дня, и все благодаря отцу, управляющему хедж-фонда. Однако отсутствие работы не помешало Обри сделать весьма впечатляющую карьеру, хотя и особого рода. Еще подростком он стал подозреваемым в деле о многочисленных поджогах в курортных поселках на Лонг-Айленде. Его не раз арестовывали за вождение в состоянии опьянения. По меньшей мере две женщины подали на него в суд и добились судебного запрета на любые его контакты с обеими. Стоит ли говорить, что в тюрьме он также не провел и дня. Обри был как блуждающая раковая клетка: где зацепится, там все пойдет прахом, а ему самому вреда никакого. А еще он всегда был дома, когда я приходила к нему работать. Тот день не стал исключением.

– Дейрдре. – Открыв мне дверь, он обшарил меня взглядом. Глазки у него были маленькие, близко поставленные, и это придавало ему жульнический вид. В любом выпуске «Их разыскивают в Америке» обязательно был эпизод, посвященный исключительно его подвигам. – Славные сапожки. Что, никак подрабатываешь в клубах фетишистов?

– Заткнись, Обри.

«Снапп» уже расстался примерно с дюжиной женщин-кураторов, которые предпочли уволиться из компании, лишь бы не ступать больше ногой в его логово. Худший человек в мире не позволял присылать к нему кураторов-мужчин, а компания притворялась, будто вовсе не потворствует харассменту. В конце концов, разве удовольствие клиента – не главная цель компании? Вот почему, вместо того чтобы прекратить всякие отношения с Обри, как положено ответственному работодателю, мой босс регулярно подсылал ему меня, когда была такая возможность. Я терпела – с одной стороны, визиты к Обри оплачивались в тройном размере, а с другой – я же знала, что всегда смогу напинать ему, если что. «Просто не поворачивайся к нему спиной, вот и всё», – советовал мне Ти-Рекс, как будто речь шла о диком звере.

Я, как буря, пронеслась по квартире и плюхнула оставленные марафонцем сумки на итальянский кафельный пол в кухне. Квартира Обри сама по себе выдавала хозяина с головой. Представьте себе высоченные потолки, колонны, лепнину, дорогущие картины на стенах – в гостиной, например, висело полотно Ротко, составляя серьезную конкуренцию потрясающему виду из окон, – добавьте ко всему этому смесь пота, протухшей пиццы, сладковатый душок марихуаны, и получите фирменный аромат: дом студенческого братства наутро после знатной попойки сынков богатеньких родителей. Общее отвратительное впечатление ничуть не улучшало то, что буквально на каждой горизонтальной поверхности валялись скомканные грязные полотенца, заскорузлые штаны, футболки и разный спортивный инвентарь.

– Что, снова уборщица уволилась? – спросила я.

Обри хрюкнул в ответ. Дальше этого наше общение не заходило. Мне жутко хотелось сбежать, но надо было браться за работу. Обри стоял футах в четырех от меня, скрестив на груди руки и демонстрируя шнурочки бицепсов. Он вообще был худым и жидким, как те нетерпеливые завсегдатаи спортзалов, которые, вместо того чтобы честно качать мышцу, балуются допингом.

– Презервативы есть? – спросил он.

– Если ты их заказывал, то они здесь.

– Надеюсь, не стандартного размера. Мне нужны экстра-лардж магнум. Спорю, тебе интересно почему.

– Этот спор ты проиграл.

– Мои подружки говорят, что я потрясающий.

– Не знала, что резиновые куклы разговаривают.

– Сука, – прошипел Обри.

Я подтолкнула к нему нарядную золотистую коробочку кондомов, которая легко скользнула по гладкой крышке разделочного стола.

– Одна упаковка резиновых игрушек, получите.

– Вытащи их из коробки и разложи на столике у моей кровати.

– Твоими презервативами я не занимаюсь.

– Ты должна заниматься всем, чем я скажу, – надулся Обри.

– Не угадал. Я здесь потому, что твои мама с папой оказались хреновыми родителями, и сами это знают. – Я аккуратно переставила бутылочки с комбучей[9]9
  Комбуча – напиток из чайного гриба.


[Закрыть] на полку его «Менегини». Только на этой работе я узнала, что существуют холодильники, которые стоят столько, сколько средний американец зарабатывает за год. – Они знают, что от тебя никакого толку.

– Ха, ха… Твои родители, Дейрдре, тоже с тобой напортачили, раз ты торчишь на этой дурацкой работе без всяких перспектив.

– Не-а, это моя вина – надо было рождаться у богатых, – отпарировала я. – Ну иди, играй в «Долг зовет», или на что ты там еще убиваешь дни.

Я переложила в холодильник парочку каких-то странных сыров. Клянусь богом, этот тип не глядя заказывает всякую всячину, лишь бы я проторчала у него подольше. Еще бы, к нему, поди, и не приходит никто, так что хоть раз в неделю живого человека повидать…

– У тебя хреновое настроение сегодня, – поделился он наблюдением. – Кто-то умер?

Я отложила упаковку из шести банок японского пива «Спейс Барли» и уставилась на него. Обри ничего не может знать о моей сестре. Он даже фамилии моей не знает. Не надо на него сейчас набрасываться. «Он просто неудачник, который живет на пособие от богатенького папаши, – напомнила я себе. – Ничтожество».

– Ага, точно, – продолжал Обри. – У тебя же сестренка умерла. Я читал.

– А ты умеешь читать? – сказала я, хотя у меня похолодело внутри. По правилам компании, клиентам не предоставлялось никакой информации о кураторах, кроме имени. Но правила, видно, пишутся только для зануд вроде меня.

Я быстрее задвигала руками.

– Ты из-за этого расстроена? – спросил Обри.

Я не ответила.

– Я бы не расстроился, если б моя сестра двинула кони. Она сука, – добавил он. – А твоя сестра была такая же сука, как ты?

Нет, видно, придется его вырубить. Я повернулась к нему, но слишком резко, и уронила бутылку текилы. Темно-коричневая жидкость растеклась по кафельному полу, в луже блестели осколки. На мое несчастье, это была «Клазе Азуль Экстра Аньехо», а ее цена – две мои недельные зарплаты вместе с чаевыми.

– Черт! – завопил Обри в восторге и тут же подвинулся ближе. – Ну ты и попала…

Я застыла на месте, прикидывая, что мне сделать, чтобы покрыть этот убыток. Но в голову ничего не приходило. Точнее, такого способа просто не существовало.

– А ведь я могу и не говорить об этом твоему боссу…

Я подняла голову. Крохотные глазки Обри были раскрыты так широко, как я у него сроду не видела; взгляд, обычно тусклый, точно мертвый, сменился мрачным оживлением. Я невольно перехватила осколок бутылочного горлышка, который все еще держала в руке, так, словно собиралась драться. Обри как будто этого и ждал. Я сообразить ничего не успела, а он уже накинулся на меня, притиснул спиной к дверце холодильника из нержавейки, одной рукой схватил меня за грудь, а свой противный кислый язык просунул мне в рот.

Мой испуг в долю секунды сменился неудержимой яростью. При всем отвращении я даже обрадовалась оттого, что имею право выместить на нем гнев, и первым делом заехала ему кулаком в кадык. Он отшатнулся, а я с разворота ударила его локтем в лицо. Обри взвыл и перегнулся пополам от боли, спиной ко мне. Я пнула его под коленку, и он осел на свой нарядный кафельный пол с таким звуком, какой, наверное, бывает, если уронить мешок свежего дерьма.

– Я знаю, что ты лапал девчонок, которые приходили сюда до меня, – сказала я. – Так вот, со мной такой номер не пройдет.

И для полноты картины отвесила ему пинок в живот. Обри рыгнул, как кот, который хочет выблевать комок шерсти, и свернулся на полу в позе зародыша.

– Не-е-ет, – заскулил он. Из его закрытых глаз по лицу текли слезы вперемешку с соплями – тошнотворная смесь, разглядывать которую у меня не было желания.

– Не провожай, я сама найду дорогу, – сказала я. – И мой тебе совет: в следующий раз, когда соберешься полапать девчонку, вспомни, что ей наверняка хочется тебя убить.

На пороге кухни я вдруг передумала, вернулась, пнула Обри в почку, а потом ушла не оглядываясь.

Глава 14

Дейрдре

Но, уже покидая квартиру Обри, я испытывала глубокий стыд. Он, конечно, заслужил эту взбучку, а его удивленный взгляд, когда он понял, что на этот раз не добьется своего, пьянил меня до сих пор. Однако это была победа с горьким привкусом поражения: ведь если б я контролировала свои эмоции с самого начала, до этого не дошло бы.

Быстрым шагом я шла по Бикман-стрит, не зная, куда отправиться дальше. Ти-Рексу звонить бессмысленно: даже при самом лучшем раскладе, то есть если он согласится, что не стоило посылать меня к Обри и что больше я туда не пойду, я все равно на крючке – счет за бутылку текилы стоимостью в две тысячи долларов повесят на меня.

Тут я увидела впереди Сити-Холл-Парк и обрадовалась: офис Джуд совсем рядом. Часы показывали пять с небольшим, значит, она наверняка еще на работе. Я отправила ей эсэмэску и тут же получила ответ: она ждет меня на посту охраны у входа в ратушу.

– Что случилось? – шепнула мне Джуд, когда мой рюкзак пропустили через сканирующее устройство и я получила разрешение войти.

– Да так, псих один напал.

– Ты его знаешь?

– Ага. Клиент «Снаппа».

– Это он тебе рубашку порвал?

Я посмотрела на себя. На мне была черная рубашка поверх черного топа, и я только теперь заметила, что на ней не хватает пуговиц – видимо, отлетели, когда Обри меня лапал. Вид был не то чтобы неприличный, просто Джуд слишком хорошо меня знала, чтобы решить, что это такой стиль.

– Ага, он.

– Давай на него заявим, – предложила Джуд. – Я могу вызвать полицейского прямо к себе в кабинет.

– Нет, спасибо. Я уже говорила с копами сегодня утром. Для одного дня хватит.

– А что было утром?

Мы пришли в закуток, который служил Джуд кабинетом. Она впустила меня и закрыла за нами дверь. На стене над ее столом висел диплом университета Джорджтауна в рамке, на котором черными чернилами было каллиграфически выписано имя: Джуделин Эстер Лазаре. Вокруг – несколько снимков Джуд с разными известными политиками и артистами. На столе стоял герб в рамке – гаитянская пальмиста с одинокой пальмой в окружении копий, пушек и якорей, – а еще гибискус в горшке с одним цветком на верхушке. Остальное пространство кабинета занимали книги.

– Я ходила к копам потому… извини, зря я не сказала тебе раньше. – У меня пересохло во рту, каждое слово приходилось силком выталкивать наружу.

– Что не сказала?

– Во время похорон Каро я получила от нее письмо.

Джуд вытаращила глаза.

– Как такое возможно?

– Она написала его раньше и отправила с за-держкой.

Тот коп, Вильяверде, оставил мою распечатку у себя, так что мне пришлось искать письмо на телефоне. Джуд несколько раз пробежала глазами текст, с каждым разом хмурясь все сильнее.

– Хочешь, перешлю его тебе? – предложила я.

– Я бы согласилась, но моя частная переписка тоже под контролем, и, если что, меня могут вызвать в суд. – Она вернула мне телефон. – Просто поверить не могу… Почему Кэролайн не сказала мне, что ей грозит опасность?

– Мне она тоже ничего не говорила.

– Это моя вина, – сказала Джуд и промокнула глаза.

– Почему?

– Я ее не послушала. – Джуд схватила носовой платок и высморкалась. – Она говорила мне кое-что… и каждый раз брала с меня клятву, что я никому не расскажу – а я… – Ее голос прервался, пока она смотрела в пространство. – Я не понимала, насколько все плохо.

– Что она говорила?

– Пару месяцев назад мы встретились за ланчем, и она сказала, что хочет развестись с Тео, – начала Джуд. – Я спросила, почему, но она ушла от прямого ответа. Конечно, они почти всю пандемию провели порознь – ты ведь помнишь?

– Ну да. Тео тогда на несколько месяцев застрял в Европе.

– Да, но ведь не по своей вине, а из-за обстоятельств. Я спросила у Кэролайн: «Он хороший отец?» Она сказала, что да. Тогда я спросила, может быть, Тео бьет ее… – Глаза Джуд снова наполнились слезами, и она взяла второй платок.

– И что она ответила? – Я нетерпеливо подалась вперед. Это было важно.

– Она сказала, что нет и что не в этом дело. А потом спросила, как бы я поступила, если б узнала, что человек, которого я люблю, совершил ужасное преступление.

– Какое преступление?

– Не знаю. Я ответила, что поступила бы так, как мне предписывает моя вера: если человек по-настоящему раскаялся, если он изменился внутренне, то я бы его простила.

– Ты хороший человек, Джуд. А вот я предпочитаю око за око.

– Любое насилие порождает ответное насилие. Но если человек не раскаялся… – Она тяжело сглотнула. – Кэролайн сказала мне, что Тео лгал ей всегда, с самого начала.

– О чем?

– Я не могу тебе рассказать. Она была бы смущена, если б кто-то узнал. – Джуд потерла пальцами виски. – Но это не преступление. Она не говорила мне, что он сделал.

– Она узнала, что Тео убил свою первую жену.

Слова вырвались у меня сами. Конечно, со временем муж и жена могут охладеть друг к другу, однако Каро всегда была предана семье и никогда не потребовала бы развода только на этом основании. Но вот обнаружить, что твой муж – убийца, это совсем другое дело.

– Я напоминала ей о насущном, – продолжала Джуд. – Говорила, что в случае развода ей придется расстаться со своим прекрасным домом, который она так любила. Она отвечала, что не придется.

– Как так?

– Она заявила, что родственники мужа на ее стороне, а дом принадлежит свекру…

– А разве он не подарил его им на свадьбу?

– Подарил, но документы, видимо, так и не подписал, – объяснила Джуд. – Вообще отец держит завязки от семейного кошелька обеими руками. Кэролайн он сказал, что дом – ее и Тедди, а Тео может жить в любом из семейных отелей.

До сих пор я даже не задумывалась о том, какой у Тео мог быть мотив, чтобы убить Каро. Это ведь он был сыном богача. Но теперь выяснилось, что крупный семейный куш ему не принадлежит…

– А как же Тедди? – спросила я. – Кто получил бы опеку над ним?

– Кэролайн хотела остаться единоличным опекуном, но Тео сказал, что оспорит это в суде. Он заявил ей… что она неподходящая мать для мальчика.

Каждый нерв в моем теле вибрировал, словно электрический провод под напряжением. Попадись мне в тот момент Тео, я удушила бы его голыми руками.

– Я кое-что утаила от тебя вчера, – сказала Джуд. – Не хотела тебя расстраивать.

– Что?

– Помнишь ту женщину, с которой я разговаривала на похоронах? Адину Герстейн? Так вот, мы говорили о Каро.

– Так это ее ты назвала сумасшедшей?

– Не в прямом смысле. – Джуд посмотрела на меня с ужасом. – Но Кэролайн была у черты, это точно.

– У какой черты?

– Она долго страдала от депрессии. И не только послеродовой. Хотя роды, конечно, обострили ее состояние. – Джуд вся как-то поникла. – Она говорила тебе о гремлинах?

– Каких еще… гремлинах?

– Которые меняли местами ее обувь в коробках и украшения в шкатулках. Переставляли книги на полках. Неужели она совсем ничего тебе не рассказывала?

Я задумалась. Несколько месяцев назад я заметила, что Каро уволила почти всю прислугу, включая уборщиков. Шикарный особняк в Верхнем Ист-Сайде медленно, но верно зарастал грязью. Когда я сказала об этом сестре, она заявила, что прислуге нельзя доверять. Это показалось мне странным, но ведь у меня самой никогда не было слуг, так что я могла ей возразить?

– Может, кто-то из прислуги клал вещи не туда, куда следовало? Каро всегда была аккуратисткой, она сразу замечала малейшую перемену.

– Кэролайн видела то, чего не было, – заявила Джуд. – Когда я говорила с ней в последний раз, она сказала, что хочет уволить няню Тедди.

– Глорию? За что?

– Та якобы докладывает о каждом ее шаге Тео.

Я задумалась. Глория всегда прекрасно ладила с Тедди, и мальчик ее обожал, но кто знает, кому из хозяев она была предана?

– Это действительно странно.

Джуд кивнула и поглядела на телефон, лежавший на столе экраном вверх.

– Мне пора возвращаться к работе.

– Сейчас, только покажу тебе еще кое-что. – Я не носила с собой распечатку, которую сделал тот парень из «Озириса», но ее снимок был у меня на телефоне. – Каро отправила три сообщения. Одно мне, другое – нашему отцу, и третье – какому-то Х. Вот оно.

– «Если у меня не получится, это сделаешь ты. Я верю в тебя, на тебя вся моя надежда. От тебя зависит будущее моего сына», – прочла Джуд вслух. – Кому это письмо?

– Я думала, что тебе.

– Ничего подобного. Ты уже писала на этот адрес?

– Да, – сказала я. – И ничего не получила. А ты знаешь, чей он?

– Нет, – ответила Джуд. – Но, судя по комбинации букв и цифр, это, скорее всего, спам.

Тут зазвонил телефон Джуд. Я взглянула на экран и увидела имя: Бен Норткатт.

– Погоди, это же…

– Бойфренд Кэролайн? – Джуд вздохнула. – К сожалению, да.

Глава 15

Тео

– Чтоб меня… Гляди-ка, что кошка принесла, – сказала моя сестра, обнаружив меня в своем офисе, которым ей служил угловой номер в отеле «Трэкстон интернешнл» в центре Манхэттена. Высокая и широкоплечая, Джульетта вошла в кабинет с присущей ей грацией сытой тигрицы. Шляпки на ней не было, но темно-синий костюм вполне мог сойти за близнеца той черной двойки с похорон. – Ты – последний, кого я ожидала здесь увидеть. Неужели охрана тебя еще впускает?

– Да, если совесть у входа оставлю, – ответил я.

– Можно подумать, она у тебя есть… – Джульетта фыркнула. – Но ты, кажется, фарисействовать сюда пришел – так продолжай, не стесняйся. Только не пугай аксолотлей.

Я стоял возле аквариума, где притаилась парочка бледных духов: дюймов шесть в длину, с жабрами и хвостами, как у рыб, но с лапами, как у ящериц. Их широкие круглые морды были снабжены глазами, расставленными так далеко, что они оказались практически на разных сторонах головы – верный признак хищной твари.

– Кто это такие?

– Похожи на саламандр-призраков, правда? – ответила Джульетта. – Знакомься: Дьюи и Луи.

– А где же Хьюи?

– Эти двое стакнулись и сожрали его, – был ответ. – Родня, что с них возьмешь…

Я отошел от аквариума.

– Ты пропустила службу в Гринвуде.

– Я была в церкви, Тео. И на поминальном обеде тоже. Посвятить целый день похоронам – непозволительная роскошь для меня. – Джульетта села за стол. – К тому же мне хватило драмы и в церкви. То ты сцепился с этим слизняком из таблоида, то Дейрдре взялась выяснять отношения с охранником… приглашенным с лихвой окупились их расходы.

– А что такое с Дейрдре?

– Один охранник, из новеньких, стал требовать у нее приглашение. – Она покачала головой. – Им всем показали фото всех членов семьи еще до начала церемонии. И нельзя сказать, что у Дейрдре незапоминающаяся внешность. Так что у него просто не было оправданий.

– Ты его уволила? – Это был даже не вопрос. Увольнять работников было любимой забавой Джульетты.

– Разумеется.

На этом наш запас тем для светской беседы исчерпался.

– Я пришел поговорить с тобой о важном деле.

– Догадываюсь, что не за тем, чтобы проведать моих друзей-амфибий… – Она смотрела на меня внимательно и вдумчиво, как проголодавшийся крокодил, который, затаившись, оценивает размеры добычи. – Валяй, спрашивай меня о чем угодно.

– Это ты рассказала Кэролайн о моей первой жене?

Изумление, с которым воззрилась на меня Джульетта, показалось мне непритворным. А потом она захохотала. Да так, что лицо раскраснелось, а плечи ходили ходуном от смеха.