Текст книги "Королева ничего"

Глава 8

Проснувшись, обнаруживаю себя в лесу, которого не могу узнать. Не чувствую распространенного повсюду запаха моря, не слышу шума волн. Вокруг меня папоротники, лесная подстилка из опавших листьев, доносятся потрескивание огня и отдаленный гул голосов. Сажусь. Выясняется, что я лежу на плотных одеялах, и накрыта ими же. Нет, это не одеяла. Это лошадиные попоны – элегантные, правда. Замечаю стоящую неподалеку карету с раскрытой дверцей.

На мне по-прежнему надето платье Тарин, на руках – ее перчатки.

– Не обращай внимания на головокружение, – мягко говорит мне голос. Ориана. Она сидит поблизости, одетая в шерстяное платье, надетое, как мне кажется, поверх нескольких юбок. Ее волосы зачесаны назад и заправлены под зеленую шапочку. Сейчас Ориана выглядит совершенно непохожей на ту воздушную, невесомую придворную даму, какой я знала ее раньше. – Оно пройдет.

Я провожу рукой по своим волосам – они теперь распущены, хотя в них все еще сохранились шпильки.

– Где мы? И что произошло?

– Твой отец с самого начала был против того, чтобы ты оставалась на островах, а теперь, когда ты лишилась защиты Локка, Верховному королю очень скоро придет в голову мысль взять тебя в заложницы. Это лишь вопрос времени.

Сильно потираю лицо ладонью. Возле огня какая-то похожая на длинное насекомое фейри помешивает в большом котле.

– Хочешь супа, смертная? – спрашивает она.

Я отрицательно трясу головой.

– Хочешь супа? – с надеждой повторяет фейри. Ориана отмахивается от нее, берет стоящий на земле рядом с костром чайник и наливает из него в деревянную чашку дымящуюся жидкость, пахнущую корой и грибами.

Я делаю глоток и сразу же, резко, моя голова перестает кружиться.

– Верховного короля взяли в плен? – спрашиваю я, начиная вспоминать, как схватили меня саму. – Он жив?

– Мадоку не удалось добраться до него, – с явным сожалением отвечает Ориана.

Чувствую огромное облегчение и ненавижу себя за это.

– Но… – начинаю я, собираясь спросить о том, чем же закончилась та схватка, однако вспоминаю о том, кто я есть, и прикусываю свой длинный язык. На протяжении многих лет мы с Тарин как бы менялись ролями, притворялись друг другом. Чаще всего это сходило нам с рук, пока мы не заходили в этом слишком далеко или не допускали очевидных промашек. Если я не начну делать глупостей, у меня есть неплохой шанс протянуть эту игру до того момента, пока смогу сбежать.

А что потом?

Кардан вел себя со мной так обезоруживающе легко, словно его смертный приговор был вынесен мне просто в шутку, которая осталась между нами. А эти его слова о письмах, которых я не получала. Что могло быть написано в них? Быть может, он намеревался помиловать меня? Или предлагал какого-то рода сделку?

Не могу представить себе письмо от Кардана. Каким оно было – коротким и официальным? Полным слухов и сплетен? Залитым вином? Или вся эта история с письмами – очередной трюк, еще одна западня?

Разумеется, трюк.

Что бы ни было у Кардана на уме, он наверняка уверен, что я заодно с Мадоком. И это беспокоит меня, хотя в принципе не должно.

– Главной задачей твоего отца было вытащить тебя оттуда, – напоминает мне Ориана.

– Но не только же это, верно? – говорю я. – Он не мог устроить нападение на дворец Эльфхейма только ради меня одной.

Мои мысли не слушаются меня, бестолково носятся друг за другом. Я больше ни в чем не уверена.

– Я не спрашивала Мадока о его планах, – уклончиво отвечает она. – И ты не должна.

А я уже и забыла, каково это, когда тобой командует Ориана. Она всегда ведет себя так, словно мое любопытство должно немедленно вызвать какой-то скандал в нашей семье. Особенно раздражает такое обращение сейчас, когда ее муж украл у Верховного короля половину армии и планирует против него переворот с целью захватить власть.

У меня в голове эхом звучат слова Гримы Мог: «Двор Зубов отдал себя в руки старого Главного генерала – твоего отца – и шайки других изменников. Из достоверных источников мне известно, что твой Верховный король будет свергнут еще до следующего полнолуния».

Теперь они кажутся мне гораздо более убедительными, чем прежде.

Но поскольку предполагается, что я Тарин, предпочитаю ничего не отвечать. Почти сразу лицо Орианы выражает сочувствие, и она говорит:

– Сейчас для тебя самое главное – это отдых. Понимаю, что прятаться в лесу – это последнее, что тебе нужно после потери Локка.

– Да, – говорю я. – Много на меня свалилось всего. Думаю, что если все в порядке, мне действительно следует отдохнуть немного.

Ориана протягивает руку и нежным движением отводит назад упавшую мне на лоб прядь. Я знаю, что она не сделала бы этого, если бы знала, что я Джуд. Тарин обожает Ориану, они с ней близки, а я – нет.

На это есть много причин. Не последняя из них – то, что я помогла спрятать Оука в мире смертных, подальше от короны. С тех пор Ориана стала благодарна мне, но и обиделась при этом тоже. А в Тарин, я думаю, она видит человека, которого легко может понять. Возможно, Тарин действительно родственная душа с Орианой, хотя… Хотя убийство Локка ставит это под сомнение, как, впрочем, и все, что я, казалось, знала о своей сестре-близнеце.

Закрываю глаза. Понимаю, что надо бы поломать голову над тем, как убраться отсюда, но вместо этого засыпаю.

В следующий раз я просыпаюсь в карете, которая куда-то катит. Напротив меня сидят Мадок и Ориана. Занавески на окнах задернуты, но я слышу звуки совершающего переход военного лагеря – цокот конских копыт, тяжелые шаги солдат. Слышу также характерное рычание гоблинов, окликающих друг друга.

Смотрю на красный берет – моего отчима и убийцу моего родного отца. Замечаю щетину на его небритом в течение нескольких дней лице. На его знакомом, нечеловеческом лице. Мадок выглядит очень уставшим.

– Проснулась, наконец? – с улыбкой спрашивает он меня, показывая свои зубы. Увидев их, я без особого удовольствия вспоминаю Гриму Мог.

Пытаюсь выпрямиться и улыбнуться в ответ. Уж не знаю, из-за супа я отключилась или все еще действовала та отвратительная сладкая дрянь, которой заставил меня надышаться Мадок, но я совершенно не помню, как меня сажали в карету.

– Долго я проспала? – спрашиваю я.

– С момента дознания, которое выдумал Верховный король, прошло уже три дня, – небрежно машет рукой Мадок.

У меня кружится голова, и я опасаюсь ляпнуть что-нибудь невпопад, благодаря чему меня сразу разоблачат. То, что я с такой легкостью теряю сознание, работает на меня – так мне легче прикидываться моей сестрой. До того, как попасть в плен в Подводный мир, я приучала свой организм быть невосприимчивым к ядам, но теперь, похоже, стала такой же уязвимой для них, как Тарин.

Если мне удастся держать себя в руках, то я, наверное, смогу сбежать, оставшись неузнанной. Прикидываю, что именно из разговора с Мадоком могло бы в первую очередь заинтересовать Тарин. Наверное, то, что связано с – Локком.

– Я сказала им, что не делала этого, – сделав глубокий вдох, говорю я. – На меня даже чары навели, я сама настояла на этом.

Судя по его взгляду, Мадок смотрит на меня сейчас не как на лгунью, выдающую себя за свою сестру, но просто как на идиотку.

– Сомневаюсь в том, что этот мальчишка-король предполагал выпустить тебя живой из своего дворца, – говорит он. – Он очень старался удержать тебя.

– Кто? Кардан?

Что-то не похоже это на него.

– Половина моих рыцарей полегла там, – мрачно сообщает мне Мадок. – Внутрь мы проникли без особого труда, но затем тронный зал внезапно сам собой замкнулся вокруг нас. Двери трещали и сжимались. Лозы и корни преграждали нам путь, тянулись к нашим шеям, стремясь сломать их или задушить.

Я довольно долгое время молчу, прежде чем спросить:

– И все это вызвал Верховный король?

Не могу поверить, чтобы это сделал Кардан, которого я оставила одного в апартаментах. Его самого тогда впору было защищать.

– Его охрана хорошо обучена и хорошо подобрана, а сам он знает свою силу. Я рад, что сумел прощупать Кардана, прежде чем идти против него всерьез.

– А ты уверен, что это вообще мудро – идти против него? – осторожно спрашиваю я. Возможно, это и не совсем то, что сказала бы на моем месте Тарин, но зато уж точно не то, что сказала бы я.

– Мудрость – удел слабых, – отвечает Мадок. – И крайне редко помогает им так, как они на то надеются. Вот ты, например. Какой бы мудрой ты ни была, а за Локка замуж вышла. Разумеется, с тех пор ты стала мудрее. Настолько мудрее, что, возможно, сделала себя вдовой.

Ориана кладет свою руку ему на колено – предупреждающий жест.

– А что? – громко смеется Мадок. – Я никогда не скрывал, что мне совершенно не нравится этот мальчишка. И не ждите, что я стану его оплакивать.

Интересно, стал бы он так смеяться, если бы узнал, что Тарин действительно убила Локка? Впрочем, кого я хочу обмануть? Конечно, смеялся бы, даже еще громче, наверное. Хохотал бы до тошноты.

* * *

Наконец наша карета останавливается, Мадок выскакивает наружу и сразу окликает своих солдат. Я выскальзываю следом за ним и осматриваюсь вокруг. Мне все незнакомо – и здешний пейзаж, и открывшийся передо мной военный лагерь.

Землю покрывает снег, на нем разведены большие костры и натянуты палатки. Некоторые из них сделаны из звериных шкур, другие из разноцветных тканей – холстины, шерсти и даже шелка. Но больше всего меня поражают огромные размеры лагеря, полного вооруженных солдат, в любой момент готовых выступить против Верховного короля. За лагерем, чуть западнее его, поднимается гора, склон которой покрыт густой порослью елей. Рядом с горой приютилась крошечная застава – единственная палатка и несколько солдат.

Я чувствую себя бесконечно далекой от мира смертных.

– Где мы? – спрашиваю я у Орианы, выбравшейся из кареты и подошедшей ко мне с плащом, чтобы набросить его на мои плечи.

– Неподалеку от Двора Зубов, – отвечает она. – Так далеко на севере живут в основном только тролли и гульдры.

Двор Зубов – это Неблагой двор, который удерживал в тюрьме Таракана и Бомбу и отправил в изгнание Гриму Мог. Самое последнее место, где я хотела бы оказаться. Место, откуда я не вижу способа убежать.

– Пойдем, – говорит Ориана. – Постараемся как можно удобнее тебя устроить.

Она ведет меня через лагерь, мимо группы троллей, разделывающих тушу убитого лося, мимо эльфов и гоблинов, орущих военные песни, мимо портного, который чинит перед костром целую груду амуниции из звериных шкур. Издалека доносятся звон стали, повышенные голоса, крики животных. Воздух густо пропитан дымом, разбитая сотнями сапог земля под ногами превратилась в грязную снежную кашу. Пока что я плохо здесь ориентируюсь, поэтому стараюсь не потерять из вида Ориану. Наконец мы подходим к большой, но удобной на вид палатке, перед которой прямо на земле стоят два крепких раскладных, сделанных из козлиных шкур, стула.

Мой взгляд привлекает стоящий неподалеку замысловатый шатер. Опираясь о землю позолоченными когтистыми лапами, он выглядит так, будто держит в них весь мир и готов в любую минуту сорваться с места и помчаться туда, куда прикажет ему хозяин. Пока я рассматриваю шатер, из него выходит Гримсен. Да-да, тот самый кузнец Гримсен, который выковал Кровавую корону и много-много других артефактов для жаждущего все большей и большей славы Фейриленда. Одет Гримсен так изящно и богато, словно он не кузнец, а самый настоящий принц. Заметив меня, он бросает в мою сторону хитрый взгляд. Я отвожу глаза в сторону.

Внутри палатка Мадока и Орианы напоминает их дом, и в ней я чувствую себя неуютно. Один угол палатки превращен в импровизированную кухню, где сушатся гирлянды трав, а рядом с ними на полках видны запасы сухой колбасы, масла и сыра.

– Ты можешь принять ванну, – говорит мне Ориана, указывая на медную ванну, стоящую в другом углу. Ванна до половины наполнена снегом. – Мы разогреем на огне металлический брусок, затем положим его в ванну, он растопит снег и нагреет воду так, что в ней вполне можно будет помыться.

Я отрицательно трясу головой, потому что мне по-прежнему нельзя снимать перчатки и показывать свою изуродованную руку. В принципе здешний холод мне подходит, им очень легко объяснить то, что я постоянно хожу в перчатках.

– Нет, лучше просто умоюсь, – говорю я. – Скажи, а какая-нибудь теплая одежда для меня здесь найдется?

– Само собой, – отвечает Ориана и начинает суетиться на тесном пространстве, подбирая для меня плотное синее платье, чулки и сапоги. Она выходит из палатки и возвращается назад.

Спустя несколько минут появляется слуга с большим котелком, в котором дымится вода, и ставит его на стол вместе с полотенцем. Вода пахнет можжевельником.

– Я оставлю тебя, освежись, – говорит Ориана, накидывая плащ себе на плечи. – Сегодня мы обедаем с Двором Зубов.

– Мне не хочется причинять вам неудобства, – говорю я. Мне очень неловко оттого, что она так добра ко мне, но я знаю, что не для меня предназначена эта доброта.

– Ты хорошая девочка, – улыбается Ориана и гладит меня по щеке. Я краснею от смущения.

Никогда я от нее такого не слышала.

Когда же Ориана уходит, я рада остаться одна. Быстренько обшариваю палатку, но не нахожу никаких карт или военных планов. Съедаю кусок сыра. Умываю лицо и все остальные части тела, до которых могу добраться, не раздеваясь, затем полощу рот теплой водой с капелькой мятного масла и чищу язык.

Наконец, надеваю на себя новое тяжелое теплое платье, заново заплетаю волосы в две простые тугие косички. Заменяю свои бархатные перчатки на шерстяные – проверив, разумеется, не заметен ли в них отсутствующий кончик пальца, способный меня выдать.

К тому времени, когда я заканчиваю свои процедуры, возвращается Ориана. Она приводит с собой нескольких солдат, несущих кипу меховых шкур и одеял. По приказу Орианы они сгружают все это на предназначенную для меня кровать, отгороженную от всех ширмой.

– Думаю, что на первое время сгодится, – говорит Ориана и смотрит на меня, ожидая моего подтверждения.

Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы поблагодарить ее.

– Шикарнее, чем можно было мечтать, – говорю я.

Когда солдаты уходят, следую за ними через полог палатки. Выйдя наружу, пытаюсь сориентироваться по солнцу, которое вот-вот закатится, и снова осматриваю море палаток. Выделяю отдельные группировки. Вот люди Мадока, над их палатками поднят вымпел с его эмблемой – перевернутый в виде чаши полумесяц. А вот эти солдаты из Двора Зубов, их палатки помечены символом, напоминающим мрачный горный хребет.

Вижу представителей еще двух-трех других Дворов, правда, тех, что либо сами меньше, либо послали совсем мало солдат. «Целая шайка других изменников», – вспоминаются мне слова Гримы Мог.

Ничего не могу с собой поделать и продолжаю размышлять как шпионка. Сейчас у меня отличная позиция, чтобы разведать план Мадока. Я в его лагере, в его собственной палатке. Значит, я могу раскрыть все.

«Но это же безумие», – говорю я самой себе. Много ли времени пройдет, пока Ориана или Мадок обнаружит, что я Джуд, а не Тарин? Вспоминаю клятву, которую дал мне Мадок: «Я одержу над тобой победу, но подготовлюсь к ней как можно тщательней, как перед схваткой с соперником, который доказал, что он мне ровня». Двусмысленный это был комплимент. Не комплимент даже, а скорее угроза. Неприкрытая. Я точно знаю, что делает Мадок со своими врагами – убивает их, а затем макает в их кровь свой берет.

По идее, я в изгнании, и все это не должно меня касаться.

Но касается. Если я узнаю о планах Мадока, то смогу обменять их на окончание моей ссылки. Кардан, я думаю, согласится на это, если я дам ему шанс спасти Эльфхейм. Если, конечно, не решит, что я лгу и блефую.

Виви сказала бы сейчас, что мне следует перестать заботиться о королях и войнах и подумать над тем, как самой возвратиться домой. После поединка с Гримой Мог я вправе требовать от Брайерна работы на более выгодных условиях. Виви права в том, что если мы прекратим прикидываться, будто мы обычные люди, то сможем зажить на более широкую ногу и снять более просторную квартиру. Тем более что, судя по результатам королевского расследования, Тарин, скорее всего, не сможет больше возвратиться в Фейриленд.

По крайней мере, до тех пор, пока Мадок не возьмет верх.

Может, мне успокоиться и просто допустить, чтобы это случилось?

Но я не смогу через себя переступить.

Даже если это кажется глупостью, я не в состоянии совладать с гневом, который поднимается во мне, сжигает мое сердце.

Я королева Эльфхейма.

Даже в изгнании я все равно остаюсь королевой.

А это значит, что Мадок не только у Кардана пытается отобрать трон. Но и у меня.

Глава 9

Мы обедаем в палатке Двора Зубов, которая раза в три больше палатки Мадока и украшена роскошно, как настоящий дворец. Пол покрыт коврами и шкурами. С потолка свисают лампы, толстые свечи горят на столе между графинами с какими-то прозрачными напитками и блюдами подернутых инеем белых ягод, которых я никогда раньше не видела. В углу перебирает струны арфистка, переливы ее мелодий плывут в воздухе, аккомпанируя негромкому гулу разговоров.

В центре палатки установлены три трона – два больших и один маленький. Они кажутся вырезанными изо льда скульптурами, внутри которых застыли цветы и листья. Большие троны пустуют, а на маленьком сидит девочка с голубой кожей. На голове у нее корона из сосулек, вокруг рта и шеи блестит золотая уздечка. Девочка закутана во что-то вроде серого кокона, а на вид она, пожалуй, всего лишь на год или два старше Оука и внимательно рассматривает свои беспокойно шевелящиеся пальцы. Ногти на них коротко обкусаны и обведены тонким ободком засохшей крови.

Если она принцесса, то вычислить короля и королеву труда не составит. Вот они в еще более изысканных коронах из сосулек. Кожа у них серая, того холодного оттенка, который встречается на камнях и у трупов. Глаза у них желтые, прозрачные и яркие, как вино. Одежда на них голубая, в тон коже девочки. Гармоничная троица в единой цветовой гамме.

– Это леди Ноури, лорд Джарел и их дочь, королева Сурен, – тихо говорит мне Ориана. Так, значит, правительница – вот эта девчонка?

К несчастью, леди Ноури замечает меня.

– Смертная, – говорит она с хорошо знакомым мне презрением. – А она что здесь делает?

– Позвольте представить вам одну из моих приемных дочерей, Тарин, – объясняет Мадок, бросая извиняющийся взгляд в мою сторону. – Я уверен, что упоминал о ней.

– Может быть, может быть, – говорит лорд Джарел, присоединяясь к нам. Взгляд у него пристальный, немигающий. Так может смотреть сова на мышь, которая сама лезет в ее гнездо.

Делаю самый изысканный – в моем представлении – реверанс и говорю ему:

– Очень рада, что сегодня вечером мне нашлось место у вашего очага.

Он переводит свой ледяной взгляд на Мадока:

– Занятно. Она говорит так, будто считает себя одной из нас.

За проведенное у власти время я совершенно забыла, каково это – чувствовать себя абсолютно беспомощной. А защитить меня может только Мадок, больше некому. И рассчитывать на его защиту я могу только до тех пор, пока он не догадывается, которая из его дочерей стоит сейчас рядом с ним. Я смотрю на лорда Джарела снизу вверх со страхом, который мне совершенно не нужно изображать. И меня бесит, что это ему очень, очень нравится.

Вспоминаю слова Бомбы о том, что сделал Двор Зубов с ней и Тараканом: «Двор поймал нас, выпотрошил, наполнил проклятиями и полностью изменил. Заставил служить себе».

Напоминаю себе, что я больше не та девочка, какой была когда-то. Быть может, я и окружена, но это не означает, что я беспомощна. И я мысленно даю клятву, что настанет день, когда придет очередь лорда Джарела бояться.

Но сейчас я крадусь в угол, сажусь там на накрытый шкурой стул и обозреваю комнату. Вспоминаю предупреждение Живого Совета о том, что Дворы уклонялись от клятвы верности, пряча своих детей как подменышей в мире смертных, а потом возводили их в ранг правителей. Интересно, не произошло ли что-то подобное и здесь. Если так, то это наверняка заставило серьезно понервничать лорда Джарела и леди Ноури, лишившихся своих титулов. Настолько сильно понервничать, что они надели на свою дочь золотую уздечку.

Интересно смотреть на то, как они выставляют напоказ свои короны, троны, роскошную палатку, но еще интереснее, почему они поддерживают Мадока, стремящегося сделаться Верховным королем, что автоматически поставит его намного выше их. Нет, я не верю им. Наверняка они поддерживают Мадока сейчас только потому, что надеются убрать его в дальнейшем.

В этот момент в палатку заходит Гримсен в алом плаще с невероятных размеров заколкой в виде сделанного из металла и стекла сердца. Издалека кажется, что это сердце пульсирует. Леди Ноури и лорд Джарел моментально переключают на Гримсена свое внимание, и на их лицах появляются натянутые улыбки.

Гляжу на Мадока. Он, как мне кажется, совсем не рад видеть кузнеца.

Произнеся несколько любезных фраз, леди Ноури и лорд Джарел приглашают нас к столу. Пока леди Ноури за уздечку ведет ребенка-королеву Сурен к столу, я замечаю, что уздечка как-то странно лежит у нее на коже, словно наполовину вросла в нее. А то, как странно блестят эти кожаные ремешки, наводит меня на мысль о чарах.

«Уж не Гримсена ли это работа?» – думаю я.

Увидев Сурен в путах, не могу не подумать и про Оука. Бросаю взгляд на Ориану, хочу понять, вспоминает ли она о нем, но ее лицо остается невозмутимым, как поверхность замерзшего озера.

Мы идем к столу. Я сажусь рядом с Орианой, напротив Гримсена. Он замечает надетые на мне серьги своей работы в виде солнца и луны и говорит, указывая на них:

– Не был уверен, что ваша сестра сможет отказаться от них.

Я наклоняюсь вперед и говорю, трогая обтянутыми перчаткой пальцами мочки своих ушей:

– Ваша работа изумительна.

Я знаю, как падок Гримсен на лесть.

Он с восхищением смотрит на меня. Подозреваю, впрочем, что Гримсен любуется сейчас не мной, а своей работой.

Но вся эта ситуация с серьгами дает мне прекрасный повод попытаться разговорить его. Ведь ни от кого другого здесь, пожалуй, ничего не добьешься. Пытаюсь представить, что сказала бы на моем месте Тарин, но в голову не приходит ничего, кроме весьма двусмысленной фразы.

– Я всегда с огромной неохотой снимаю их. Даже ночью, – сообщаю я ему, до шепота понизив свой голос.

– Ну, это всего лишь безделушка, – самодовольно улыбается Гримсен.

– Вы, должно быть, считаете меня очень глупой, – говорю я. – Я понимаю, что вы создавали гораздо более выдающиеся вещи, но даже эта ваша, как вы говорите, безделушка делает меня счастливой.

Ориана бросает на меня какой-то странный взгляд. В чем дело? Я что, допустила какую-то ошибку? Неужели она заподозрила меня? Мое сердце начинает учащенно биться.

– Вы должны посетить мою кузницу, – говорит Гримсен. – Позвольте мне показать вам, как выглядит настоящая магия.

– С огромным удовольствием принимаю ваше приглашение, – автоматически отвечаю я, потому что мои мысли уже заняты другим. Я опасаюсь, во‑первых, быть разоблаченной, а во‑вторых, меня расстроило приглашение кузнеца. Лучше бы он развязал свой язык здесь и сейчас, вместо того чтобы назначать мне свидание! Мне совершенно не хочется идти к нему в кузницу. Мне хочется как можно скорее покинуть этот лагерь. Меня поймают, непременно поймают, это лишь вопрос времени. Так что если я собираюсь что-нибудь разузнать, нужно делать это быстро.

Мое разочарование еще больше усиливается, когда дальнейший разговор прерывает появление слуг, несущих обед. Сегодня это огромный кусок медвежьей жареной вырезки с гарниром из морошки. Один из солдат заводит с Гримсеном разговор насчет его заколки в виде сердца. Сидящая рядом со мной Ориана болтает с придворным из Двора Зубов о стихотворении, которое мне неизвестно. Я сосредотачиваю свое внимание на голосах сидящих слева от меня Мадока и леди Ноури. Они говорят о том, какие еще Дворы можно привлечь на свою сторону.

– Вы говорили с Двором Термитов? – спрашивает леди Ноури.

– Да, – кивает Мадок. – Лорд Ройбен разгневан на Подводный мир, и ему не нравится, что Верховный король отказал ему в праве совершить месть.

Мои пальцы сильно сжимают нож. Лорд Ройбен. Я заключила с ним сделку. Убила Балекина ради него. Это стало для Кардана предлогом, чтобы изгнать меня. Горько сознавать, что теперь, после всего этого, лорд Ройбен, возможно, предпочтет присоединиться к Мадоку.

Но независимо от того, чего хочет лорд Ройбен, он давал клятву верности Кровавой короне. И если некоторые Дворы – тот же Двор Зубов, например, – могут считать себя свободными от подобной клятвы, данной их предками, большинство из них ею все же связаны. Включая в том числе Ройбена. Интересно, каким образом Мадок собирается разорвать эти узы? Ведь без этого не имеет значения, с кем предпочитают быть Нижние дворы. Они должны сохранять верность только правителю, на голове которого надета Кровавая корона, – Верховному королю Кардану.

Но поскольку Тарин ничего не могла бы сказать по этому поводу, то и я прикусываю свой язык, а вокруг меня продолжают журчать разговоры. Позднее, вернувшись в нашу палатку, я приношу кувшины медового вина и наполняю им кубки генералов Мадока. Для них я особого интереса не представляю – так, просто одна из смертных приемных дочерей Мадока. На таких, как я, обычно не обращают внимания, когда проходят мимо. Ориана на меня удивленных взглядов больше не бросает. Если ей и показалось необычным мое поведение с Гримсеном, это, кажется, не стало поводом подозревать меня.

Я чувствую, как притягивает меня моя старая роль – простая, удобная, понятная. Она готова накрыть, окутать меня, словно тяжелым одеялом.

Но сегодня кажется невозможным, что я когда-то была не такой, как вот эта послушная пай-девочка, которую я играю.

Отправляясь спать, чувствую горечь в горле. Это та горечь, которой я давно уже не ощущала, та самая, что приходит из-за невозможности повлиять на ход событий, даже если они происходят прямо у меня на глазах.

Я просыпаюсь на койке, укрытая с головой мехами и одеялами. Пью крепкий чай у костра, прохаживаюсь, чтобы размять руки-ноги. К моему облегчению, Мадок уже ушел.

«Сегодня, – говорю я себе. – Сегодня я должна найти способ уйти отсюда».

Когда мы шли по лагерю, я заметила, что здесь есть лошади. Возможно, мне удалось бы украсть одну из них. Но наездница я та еще, а уж без карты и вовсе очень скоро могу заблудиться. Те, кто меня интересует, наверняка собрались сейчас в штабной палатке. Надо бы придумать предлог, чтобы навестить моего отца.

– Как ты думаешь, не хочет ли Мадок чаю? – с надеждой спрашиваю я Ориану.

– Если бы захотел, мог прислать за ним своего ординарца, – ласково отвечает мне она. – Но для тебя и кроме забот о чае есть много важных и полезных дел. Мы, придворные леди, собираемся и шьем флаги. Присоединяйся к нам, если хочешь.

Ничто не выдаст меня с головой быстрее, чем мое неумение держать в руках иголку и нитку. Сказать, что я просто плохо шью, значит ужасно польстить мне.

– Не думаю, что я готова отвечать на расспросы насчет Локка, – предупреждаю я.

Она сочувственно кивает. Такие дамские посиделки – самый главный рассадник всевозможных слухов и сплетен, и смешно даже думать, что убийство моего мужа не станет там вишенкой на торте.

– Тогда ты можешь взять корзинку и пойти поискать что-нибудь пригодное в пищу, – предлагает Ориана. – Только смотри, держись подальше и от леса, и от лагеря. А если все-таки наткнешься на часовых, покажи им значок Мадока.

– Вот это мне вполне по силам, – соглашаюсь я, тщательно скрывая свое нетерпение.

Пока я надеваю на себя позаимствованный плащ, Ориана накрывает мою руку своей ладонью.

– Я слышала вчера твой разговор с Гримсеном, – говорит она. – Будь с ним очень осторожна.

Я помню ее многочисленные наставления насчет того, как надо вести себя на праздниках. Ориана повторяла их на протяжении многих лет. Заставляла нас с сестрой давать ей обещания, что мы не будем танцевать, ничего не станем есть и вообще не сделаем ничего, что могло бы повредить репутации Мадока.

И нельзя сказать, что у нее не было причин вести такие разговоры. Перед тем как стать женой Мадока, она сама была любовницей Верховного короля Элдреда и знала, что одна из других его любовниц – и при этом близкая подруга Орианы – была отравлена. Это, конечно, так, но все равно ужасно раздражает.

– Буду. Я буду осторожна, – говорю я.

– Гримсен очень много чего хочет, – смотрит мне в глаза Ориана. – Если ты будешь с ним мила, он может решить, что хочет и тебя тоже. Захочет именно за твою доброту, как хотят, например, заполучить драгоценный камень. Или может захотеть просто для того, чтобы посмотреть, откажется после этого от тебя Мадок или нет.

– Я понимаю, – отвечаю я с таким видом, будто действительно все приняла к сведению, и за меня ей больше не стоит беспокоиться.

Ориана отпускает мою руку и улыбается. Судя по всему, она верит, что мы поняли друг друга.

Выйдя из палатки, я со своей маленькой корзинкой направляюсь в сторону леса. Добравшись до его края, останавливаюсь. Меня переполняют радость и облегчение от того, что я больше не играю роль моей сестры. На короткое время позволяю себе расслабиться. Делаю несколько успокаивающих нервы глубоких вдохов и прикидываю свои варианты. Вновь и вновь возвращаюсь мыслями к Гримсену. Несмотря на предостережения Орианы, он мой главный шанс и главная надежда выбраться отсюда. Среди его магических безделушек вполне может найтись, например, пара железных колец, которые перебросят меня домой, или, скажем, волшебные сани, запряженные обсидиановыми львами. А даже если нет, то уж, во всяком случае, он не знает Тарин настолько, чтобы усомниться в подлинности ее личности.

Ну а если он захочет того, чего не захочу я, то у него есть дурная привычка оставлять ножы на виду. Острые.

Иду лесом, чтобы подняться выше по склону горы. Отсюда мне отлично виден весь лагерь. Нахожу взглядом самодельную кузницу, она на отшибе, и из трех ее труб поднимается дым. Затем нахожу место, где стоит большой круглый шатер – штаб, насколько я понимаю. Вероятно, там, внутри, находится Мадок и там же хранятся оперативные карты.

Кроме этого, я замечаю еще кое-что.

Когда я в первый раз осматривала лагерь, то обратила внимание на маленькую, отдаленную от него заставу у подножия горы. С того места, где я нахожусь сейчас, видно, что там есть еще и пещера, возле входа в которую стоят двое солдат-часовых.

Странно, однако. Застава находится слишком далеко от основного лагеря. Хотя в этом, возможно, есть смысл – все зависит от того, что охраняет эта застава. Могу лишь точно сказать, что оттуда до лагеря не долетит даже самый громкий крик.