Текст книги "Полночные тайны"

14

Несмотря на все наши усилия, слух о том, что феи слабеют, разлетается по замку быстрее, чем самый стремительный кошмар. Некоторые сквайры упомянули о том, как я помогала во время испытания, а остальные без труда сложили два и два.

Большинство ударились в настоящую панику, но кто-то расценил это как вызов. Одним из таких оказался венеур Брендон. Он всегда любил своих животных – не зря он попал в такое лоре, – но новости принимал близко к сердцу.

– Ничего ведь с вами не случится, верно? – говорит он своему морригану, скармливая ему маленькую мышку-сон. – Я не позволю им тебя рассеять!

Кроме него, новость подействовала на Рейчел. Она удваивает свои усилия по поиску возможностей изменить Круглый стол. И я в итоге после патрулей трачу больше времени с ней, чем с другими рыцарями. Это становится нашим постоянным занятием – закончив записи о патруле, я задерживаюсь, чтобы поболтать с ней. Рейчел задает мне вопросы, а я интересуюсь, что она нашла.

– Дело в том, – говорит она мне как-то ночью, – что Круглые столы изменились с тех пор, как король Артур их создал, но лишь поверхностно. Мы довольно легко можем менять карты на их столешницах, но вот внутреннюю механику… Нет, никак.

– А что такого особенного в их механике? – спрашиваю я. – Они ведь вроде как магические.

– Трудность тут та, что о времени правления короля Артура слишком мало сведений… – Рейчел умолкает, сообразив, что я вроде как не должна знать о ее тайных походах в архив.

Я делаю резкий ход, завоевывая доверие:

– Ты хочешь сказать, что в папках его времени вся информация исчезла?

Глаза Рейчел расширяются, и от этого становятся более заметными темные круги под ними.

– Ты об этом знаешь? – шепчет она.

Я лишь киваю, остро чувствуя, что мы окружены харкерами и рееви.

– Я искала и искала, но сумела найти только кое-что о том, как Артур создал Круглые столы. Это единственное, что я обнаружила… ну, посмотри.

Рейчел роется в своих записях и пододвигает ко мне какую-то диаграмму. Это набросок Круглого стола в разрезе. Колышки и колеса изображены во всех подробностях.

– Вот это. – Рейчел показывает на какую-то платформу прямо под столешницей. – Это сенсор. Он связан с картой, но также и с соответствующими частями Аннуна. Где бы инспайры ни создавали сон или кошмар, это оживляет сенсор, а он потом отражает движение инспайра на карте наверху.

– Значит, ты искала, можно ли изменить сенсор, чтобы заставить его опознавать трейтре?

Но на самом деле я не слушаю ответа Рейчел. Кое-что другое привлекает мое внимание.

– Да, я на это надеялась, но не понимаю, как это сделать.

– А это что? – спрашиваю я, показывая на часть диаграммы под сенсором. Тут некая черная тень, похожая на дождевую тучу, грозящую громом, она как бы всплывает из темноты.

– Не знаю, – отвечает Рейчел. – В том-то и проблема. В записях нет ничего, что объясняло бы эту тень или какой вообще силой обладают Столы. А если я не могу этого понять, то не смогу и найти способ изменить.

– Мы разберемся, – заверяю ее я, хотя совсем не уверена в этом.

Я уже знаю, что многое в истории танов покрыто завесой тайны. И к нашей ли это пользе или к чьей-то еще, я не уверена.

И еще я не уверена в команде Экскалибура. Мои сеансы терапии с Джин, к счастью, уже отменены. Она слишком занята исследованиями Экскалибура – по крайней мере, так она говорит лорду Элленби, а я бесконечно рада получить предлог не видеться с ней в той душной комнате в боковом крыле госпиталя.

Вместо того мне приходится встречаться с Джин в тесной комнатушке в башне венеуров. Она все так же враждебна, но Иаза, похоже, готов служить посредником между нами.

– Я изучал вещи твоей мамы, – как-то вечером говорит мне Иаза. – И думаю, ты должна взглянуть на это.

Он протягивает мне серебряную коробочку, вроде тех, в каких матушка моего отца держала свои пилюли. Крышка покрыта геометрическим рисунком, а когда я поднимаю ее, то вижу написанные внутри строки.

Когда все люди увидели эту внезапную перемену всего,

То даже смертные враги дружески согласились,

Ради мимолетной радости, которую приносит такое великое чудо,

Они так громко закричали, что зазвенели все небеса.

В коробочке лежала лишь одна простая серебряная монета. Я взяла ее. На одной ее стороне имелся орнамент – пять кристаллов, выложенные звездой: четыре прозрачных, один голубой.

– Думаю, это связано с тем текстом – «Всего их пять, и пять в целом…» – начал было Иаза.

– Но что все это значит? – перебиваю его я, и снова во мне вспыхивает раздражение из-за маминых причуд.

– Мы выясним, – обещает Иаза. – Но вряд ли это будет легко, Ферн, иначе кто угодно мог бы уже найти Экскалибур и мы оказались бы в серьезной опасности.

Мне хочется ему верить.

Если мы и воображали, что появление новых сквайров снимет часть груза с наших плеч, то скоро поняли, что ошибались. По традиции сквайров обучали отставные таны, отдававшие свое время обучению в обмен на то, что им не стирали память об Аннуне с помощью морриганов. Но некоторые из учителей предпочли вовсе уйти из танов.

– Если мне суждено умереть, я хочу умереть в неведении, так что большое спасибо, – сказал один из них, произнося прощальную речь.

Другая проблема состоит в том, что множество тех, кто умел тренировать рыцарей, погибли в схватке с трейтре Мидраута. И в результате те немногие, что остались, выбиваются из сил, а действующим танам приходится затыкать прорехи. Лорд Элленби изо всех сил старается уменьшить нашу нагрузку, назначая нас то в патрули, то на тренировки. И все же это дополнительное напряжение, без которого мы могли бы и обойтись.

Я занимаюсь со сквайрами по несколько часов каждую неделю и внезапно начинаю по-другому смотреть на своих учителей в колледже Боско. Учить людей моего возраста очень трудно. В этом году всего четырнадцать новых сквайров, и они то пытаются произвести впечатление друг на друга, то изо всех сил стремятся поразить меня, то, как в случае с Сайчи, стараются не производить на меня впечатление. Предположительно я должна помогать им обращаться с оружием, но это намного труднее оттого, что их так мало. Когда я начинала учиться в прошлом году, сквайров хватало для того, чтобы они парами сражались друг с другом разными видами оружия. Я заставляю их по очереди действовать моим ятаганом, и время от времени привлекаю кого-то из товарищей для демонстрации. Это всегда вызывает визг наиболее пылких сквайров, которым нравится видеть, как действует Вьен. Я стараюсь делать то, что в прошлом году делал Райф, – попутно объясняю, как мы выбираем стратегию.

– Наблюдайте за тем, как Самсон уходит от моего нападения, – выдыхаю я, чувствуя себя полной дурой, когда гонюсь за Самсоном через сад.

Самсон одной из своих стрел хлопает меня по плечу, проскакивая мимо. Сквайры смеются, даже Сайчи слегка улыбается. Все было бы намного легче, если бы я могла использовать свой Иммрал.

Самсон тоже это знает – его глаза светятся озорством, он понимает, что это его единственный шанс победить меня в схватке. Меня наполняет редкое веселье: это и мой шанс тоже, осознаю я, – шанс сражаться без страха получить рану. И возможно, произвести впечатление на Самсона.

Замедлив движение, я уклоняюсь, когда одна из стрел Самсона пролетает над моей головой, делаю вид, что споткнулась при этом и хлопаюсь на землю. Парочка сквайров болеет за Самсона – те, кому хочется подлизаться к капитану, не зная его достаточно хорошо, чтобы понять: его совсем не интересуют подобные похвалы или обожание.

– Если бы Ферн была кошмаром, каким она иногда бывает, – кричит Самсон, – у меня сейчас был бы шанс повергнуть ее!

Я слышу, как он быстро идет ко мне, и слабо размахиваю рукой, сдаваясь.

– Эй, ты в порядке? – с искренним беспокойством спрашивает Самсон.

На долю секунды мне становится стыдно того, что я собираюсь сделать… но это проходит, и я выбрасываю вперед ногу. Удивление не мешает ему перевернуться, падая, – но этого достаточно, чтобы я получила преимущество. Я высоко подпрыгиваю и падаю на него верхом, мой ятаган в нескольких дюймах от его лица, наши тела сплетены так, как мне мечталось уже многие месяцы. Самсон таращится на меня, на его лице отражаются и восхищение, и возмущение предательством. А в воздухе вскипает энергия, на которую я не рассчитывала. Некий удвоенный пульс колотится между нами.

– Никогда не теряйте бдительности, – говорю я сквайрам, не сводя глаз с Самсона. – Это то, чему мы научаемся слишком поздно.

Вот так. Выражение лица Самсона меняется, и то странное, что промелькнуло между нами, улетучивается. «Вот и хорошо, – внушаю я себе. – Пусть между нами все будет проще». Но я лучше кого бы то ни было должна знать, что доверять людям, начинать любить их – никогда, никогда не бывает просто.

15

И только когда мы заканчиваем тренировку, я осознаю, какую большую ошибку совершила в той схватке. Сайчи ждет меня, когда я покидаю площадку.

– Он вот так погиб? – спрашивает она, подстраиваясь в ногу со мной. – Те трейтре обманули его?

– Нет, это было не совсем так…

Я умолкаю. Черт! Это не поможет. Я не готова. Не знаю, как говорить об этом. Сквайрам лишь в общих чертах рассказали о случившемся в прошлом году и о вмешательстве Мидраута. Они, без сомнения, уже начинают полностью разбираться во всем – в конце концов, нельзя было не заметить сообщений о тысячах внезапных смертей.

Я оглядываюсь вокруг в поисках помощи. Самсон идет за нами.

– Сайчи, – начинает он, прибавляя шагу, чтобы догнать нас. – Прости, но сейчас не время, я понимаю, как…

– Не понимаешь! – огрызается она. – Никто из вас не понимает, каково это. Вы не понимаете, что я… я вижу…

Она переводит взгляд с Самсона на меня и умолкает. А потом бежит вперед, смахивая со щек слезы.

Я смотрю на Самсона:

– Спасибо.

– Нам ведь все равно придется вскоре им обо всем рассказать, – вздыхает он.

– Думаешь, это плохо?

– И да и нет. – Самсон закидывает свой лук на плечо. – Рассказать нужно, но я не хочу, чтобы они… Мне хочется, чтобы они любили Аннун, как я любил его долгие годы. Я не хочу, чтобы происходящее сейчас перечеркнуло для них все.

Я смотрю вверх, на башни Тинтагеля, где некогда витали ангелы. Окидываю взглядом стены замка, где огромные деревья конского каштана роняли плоды размером с мой кулак. Все исчезло или умирает.

– Но что более важно? – спрашиваю я. – Дать им романтическую картину этого места или убедиться, что они понимают, что́ стоит на кону?

– Это ты мне скажи, – предлагает Самсон. – Это ведь ты теперь приносишь в Аннун больше всего радости.

Он произносит это как бы между прочим, и я не знаю, как это понимать. Должно быть, он имеет в виду, что мой Иммрал способен создавать веселье?

– Может, нам лучше просто рассказать им все и покончить с этим? – говорю я. – А потом они могут присоединиться к нам, не на шутку пугаясь, когда будут слышать имя Мидраута в Итхре.

– Да это все равно не в наших силах, – улыбается Самсон. – Это общее решение – все таны разных областей согласны в том, что не следует рассказывать сквайрам подробности прошлого. Полагаю, они просто боятся потерять новичков еще до того, как те пройдут через Остару…[9]9
  Остара – языческий праздник весеннего равноденствия.


[Закрыть]

Как бы я ни была не согласна с тем, что от новичков скрывают правду, я могу понять, почему принято такое решение. Итхр теперь так уныл, что таны делают все возможное, чтобы сохранить часть магии Аннуна для тех, кто не знал его по-настоящему магическим.

Все чаще и чаще в Боско я оказываюсь в комнате для рисования. Я скрываюсь там в каждый перерыв. Рисунок моей собственной шкатулки-загадки завершен. Теперь мне нужно только сделать ее. Коробка Мидраута изготовлена из смеси дерева и металла. Твердые, негибкие материалы. Моя будет сделана из глины, что означает, что на нее не потребуется много времени. Глина высохнет быстро, а мне хочется, чтобы орнаменты и текстура были безупречны. Поэтому я делаю модель из картона, складывая квадраты вместе разными способами, чтобы рассчитать, какой способ сработает лучше.

Как-то в обеденный перерыв я сижу на скамье, пытаясь решить, будет ли зеленый рядом с синим выглядеть лучше, чем оранжевый, когда мимо проходит Лотти, видит, чем я занимаюсь, и застывает на месте.

– В чем дело, Лотти? Я занята.

Она смотрит на меня во все глаза, ее обычно собранное лицо как-то обвисает, а потом она выпаливает:

– Пандора!

– Нет, меня зовут Ферн.

– Ты собираешься… – Она как будто пытается понять собственные мысли. – Ты хочешь зарезать… потом выпустить наружу…

Подружки Лотти тащат ее прочь, но я вскакиваю.

– Это как-то связано с твоим отцом? – спрашиваю я. – Что должно произойти?

– Отвяжись от нее, сучка! – шипит на меня одна из ее подруг и толкает меня обратно на скамью.

– Пандора! – кричит Лотти, царапая лицо подружки, дергая себя за волосы. – Пандора!

Подбегает один из учителей.

– Что тут происходит? Мисс Мидраут? – Он поворачивается ко мне. – Что вы сделали?

– Абсолютно ничего, – отвечаю я, собирая свои вещи. – Это у нее проблемы. Вам придется оказать ей помощь.

– Она не нуждается в помощи! – фыркает учитель. – Вы разве не знаете, кто ее отец?

Я сообщаю лорду Элленби о происшествии сразу, как только в ту ночь прибываю в Тинтагель. То, как Лотти уставилась на рисунок моей шкатулки, словно была в непосредственной связи со своим отцом, должно было иметь значение.

– Она постоянно повторяла «Пандора», – говорю я лорду Элленби. – Я подумала… ящик Пандоры?

– Греческая легенда? – откликается лорд Элленби. – Пандора открыла ящик – и из него сбежало все мировое зло. Полагаю, это как-то связано с тем, что Мидраут держит свои планы в коробке-загадке, но должен признать, не представляю, чем это поможет нам.

– Дело в том, как она смотрела, сэр, – возражаю я. – Словно пришла в ужас от того, что я делаю.

– Что ж, возможно, это стоит исследования. Я свяжусь с моей греческой коллегой, посмотрим, сможет ли она пролить на это свет.

Так уж вышло, что команда Экскалибура уже связалась с танами Греции в поисках ответа. То есть на самом деле они уже связались с танами по всему миру. Башня венеуров таким образом превратилась в базу операции и постепенно заполнялась документами, присланными из Бразилии, Франции, Японии и России – оттуда уже ответили на призыв Иазы и Джин о помощи, хотя им и не объяснили точно, в чем именно они помогают.

– Вот все, что нашлось о ящике Пандоры, – говорит Иаза, протягивая мне помятый свиток.

Буквы стерты, но рисунки, украшающие поля, остались. На одном из них – пышная и сильная женщина, которой какой-то бог вручает ящик. На следующем она берет нож и ковыряется в замке ящика. На последнем рисунке она наконец открывает ящик. Все зло мира вырывается наружу. В тех вариантах легенды, которые я читала, Пандора сожалеет о своем поступке, но на этой иллюстрации она выглядит торжествующей.

– А что случилось с текстом? – спрашиваю я.

– Вот тут как раз проблема, – отвечает Иаза. – Определенно, происходит нечто странное.

– О чем ты? – спрашивает Олли, когда я возвращаю свиток и начинаю перелистывать бумаги на русском языке.

– Ну, не только в нашем архиве исчезла информация, – поясняет Джин. – Это произошло по всему миру.

– Что? – спрашиваю я, стараясь не показать Джин, как ошеломила меня эта весть.

– Да, – уныло подтверждает Иаза. – Это что-то вроде конспирации. Кто-то по-настоящему не хочет, чтобы мы узнали, что произошло в конце правления Артура. Или, предположительно, о ящике Пандоры, хотя я не могу уловить связь между тем и этим.

– И что мы теперь делаем? – спрашивает Олли.

– Не слишком многое, – отвечает Джин, опуская ладонь на небольшую стопку бумаг. – Это все, что кому-либо до сих пор удалось найти. И ничего такого, что напрямую относилось бы к Экскалибуру… но здесь документы и книги, которые могут оказаться полезным, – так подумали в других сообществах танов.

– И такое есть? – спрашиваю я.

– Мы пока что разбираемся, – говорит Джин, – а дело это долгое, потому что нас всего двое и нам еще приходится тратить уйму времени на разговоры с вами, хотя вы явно не…

– Джин! – предостерегающе произносит Иаза.

Джин отворачивается, а Иаза снова берется за работу. Я пользуюсь возможностью взять из груды одну из книг. Это та, что Олли нашел в архиве. Та самая, что озаглавлена «Великое предательство».

Предательство. Именно это всегда повторяет Мерлин, говоря о короле Артуре. Как мы с Олли уже видели, бо́льшая часть страниц внутри пуста. Осталось лишь несколько иллюстраций, и ни одна с виду не кажется полезной. В основном это фантазийные версии того, как король Артур поднимает вверх меч или как он стоит у камня, из которого выдернул Экскалибур.

– Олли? – окликаю я, вспоминая кое-что о нашем тайном походе в архив. – Ты говорил, что почувствовал что-то, когда взял эту книгу?

Олли проводит пальцами по страницам.

– Да… – медленно отвечает он. – Гнев и… здесь есть какое-то воспоминание, но для нас оно бесполезно. Думаю, это воспоминание рееви, который, заполняя эти страницы, мечтал о завтраке.

– А ты как считаешь, Ферн? – спрашивает Иаза.

– Я гадаю, не сможем ли мы найти какой-то документ, который сумеет прочесть Олли, даже если нам это не под силу. Кто бы ни уничтожил слова в этих книгах, он не мог стереть воспоминания людей, писавших на их страницах.

– То есть если мы найдем достаточно старый документ… – начинает Джин, но тут же умолкает, сообразив, что я, пожалуй, выдвинула неплохую идею.

– Значит, мы не там искали, – вздыхает Иаза. – Мы искали слова. А нам нужно искать самую старую книгу среди тех, что у нас есть.

– Тогда лучше взяться за работу, – говорит Олли, подталкивая меня кулаком.

В ближайшие дни поиск исчезнувшей информации становится чем-то вроде навязчивой темы – и разочарованием. Джин и Иаза обирают архив в поисках древних текстов, но ни в одном из них нет того, что мы ищем. Исследования Рейчел тоже зашли в тупик.

– Я думала, что могла бы помочь, но лишь зря потратила время, – говорит она мне как-то ночью.

– Идея была хороша, – возражаю я. – Может, мы и найдем что-то. Может, мы просто смотрим не в ту сторону.

Но чем больше я думаю о замысле Рейчел помочь в выслеживании трейтре, тем более он меня беспокоит. И я не могу уловить, почему именно, пока не упоминаю о нем в разговоре с Самсоном во время патрулирования.

– Ты думаешь, такое возможно сделать? – спрашиваю я, когда мы едем вдоль каналов Маленькой Венеции, наблюдая за шелликоатами – безобидными обманчивыми снами, что пытаются запрыгнуть на баржи.

– Может быть, – нахмурившись, произносит Самсон, – если бы мы смогли понять механику Столов… Теоретически идея хорошая.

Я улыбаюсь.

– Но?..

– Ты меня хорошо знаешь, – с кривой усмешкой откликается Самсон. – Но… они пытаются сражаться с прошлым.

– Да, это так, – соглашаюсь я. – А мы должны смотреть в будущее.

– Ты думаешь, Мидраут припрятал в рукаве еще что-то? – задумчиво спрашивает едущая позади нас Неризан.

– Он ведь уже это нам доказал, – говорит Самсон.

Линнея испускает разочарованный вздох. Вернувшись к патрулированию, она стала более нервной и замкнутой. Но не могу сказать, что я виню ее за это.

– Вот было бы здорово, – говорит Олли, – если бы для начала мы поняли, что́ он задумал.

– Было бы, – соглашаюсь я. – Мне бы очень понравилось оказаться на шаг впереди него, вместо того чтобы постоянно чувствовать, что мы тащимся следом.

И словно сам Аннун услышал наши мольбы, на следующий день мы получаем тот спасательный трос, о котором просили. Но это дорого обходится.

16

Несколько дней спустя, когда я возвращаюсь домой из Боско, происходит нечто новое. Я почти дошла до дома, иду через центр города, лавируя между фруктовыми ларьками, детскими колясками и скутерами, когда ко мне подходят сзади.

– Извините, – произносит кто-то в мою ссутуленную спину, и я готовлюсь к нападению.

В эти дни лучшее, на что я могу надеяться, это словесное оскорбление вместо физического.

– Простите, мисс, могу я немного пройти с вами?

Поднимаю голову и узнаю этого человека, но ни за какие деньги не вспомнила бы, где я его видела. Он немного старше папы, с аккуратной бородкой и видом строгого дедушки. Где же я видела его прежде?

Он предлагает мне листовку из той пачки, что у него в руках.

– Могу я вам предложить вот это? Нам было бы приятно, если бы вы присоединились к нам…

На листке отпечатаны фото, все лица с обожанием улыбаются мне. По верхнему краю листовки пухлыми буквами написано: «Кричи громче!»

– Вы Константин Хэйл! – говорю я, соображая наконец, что видела его на веб-сайте, который просматривала несколько месяцев назад, после схватки между группами «Один голос» и «Кричи громче».

– О, вы уже о нас слышали? Это великолепно! – говорит Константин. – Знаете, нас становится все больше. А вы так выглядите, что было бы идеально, если бы вы присоединились к борьбе.

Он взмахивает руками, согнув локти по-пиратски. Это немного манерный жест, но он не имеет никакого отношения к внезапному гневу, вспыхнувшему во мне.

– Почему я? – спрашиваю я Константина.

– Не понял, дорогая?

– Я вам не дорогая. Спрашиваю, почему я? Что заставляет вас думать, будто я идеальна для вашей группы?

– Ну… – теряется Константин. Он неуверенно показывает на мое лицо. – Я не могу представить, чтобы вам в данное время было хорошо, учитывая…

Я шагаю вбок и встаю перед ним, загораживая ему дорогу. Это символический момент для него и для меня, и я хочу, чтобы он это понял.

– Это не мое. – Я возвращаю ему листовку.

Выражение его лица меняется, из любезного дедушки он превращается в злобного старика.

– Может, слишком боишься сражаться?

Я делаю шаг вперед, прямо на него, вынуждая его попятиться.

– Вы понятия не имеете, что такое страх, – говорю я. – Да кто вы такой, чтобы объяснять мне, где мое место?!

Я разворачиваюсь на пятках и быстро шагаю прочь. И свой гнев я приношу ночью в патруль, хотя и не говорю никому о своей стычке с Хэйлом, даже Олли. Тихий внутренний голос твердит мне, что я плохо с этим справилась. Я ответила оскорбительно. Да, он паршиво отреагировал, но разве так уж нужно было сразу обвинять его?

Всю ночь это вертится у меня в голове, так что к концу патрулирования, когда мы с Самсоном уже устало едем к замку, я запуталась в этих кругах.

– Как ты думаешь, есть ли способ избавиться от гнева? – спрашиваю я Самсона.

– Слишком важный вопрос для такого часа ночи, – с улыбкой отвечает он.

– Извини. Я просто…

Я умолкаю.

– В чем дело? Что-то случилось, Ферн?

– В общем нет…

Теперь я чувствую себя глупо, потому что пытаюсь выразить в словах нечто настолько большое, что мой мозг с этим не справляется.

– Я просто не понимаю уже, наверное, где проходит граница. Между людьми вроде Мидраута, которых уже не спасти, и…

– И людьми, которые могут измениться?

– Да, и не только это, – киваю я. – Но кто мы такие, чтобы позволять себе гневаться, понимаешь? Я постоянно в бешенстве из-за Мидраута и того, что он делает с миром. Но он ведь уже не один. А может, и никогда не был один. Как нам разобраться, кто требует наказания, а кому лучше просто слегка прополоскать мозги? И хорошо ли это – промывка мозгов – или это сделает тебя слабым?

Самсон очень долго молчит. Так долго, что мы уже поднимаемся по ступеням Тинтагеля и проходим мимо госпитального крыла, мимо столов харкеров, где, к моему удивлению, Джина тихо разговаривает о чем-то с Рейчел.

– Если честно, я не представляю, узнаем ли мы это когда-нибудь, – говорит наконец Самсон. – Может, дело не в гневе. Может, дело в милосердии. Признать, что некоторые люди заслуживают наказания, но предпочесть избежать его, вместо того чтобы думать о них как о тех, кто от него просто ускользнул. Надеюсь, ты понимаешь, что…

Самсон останавливается. Я прослеживаю за его взглядом и вижу, что через край балкона центрального холла переброшен золотой стяг.

– Тайное собрание? – пренебрежительно бросает Самсон.

– Извини.

Мы никогда не говорили прямо о поисках Экскалибура или о причинах того, что мы с Олли иногда должны были исчезнуть в башне венеуров. Самсон всегда предпочитал сдержанность в случаях, когда требовались объяснения.

– Все в порядке, Ферн, – кивает он. – Я был вынужден держать в тайне свою миссию почти год, помнишь? Это не нарушило мою дружбу с другими. Просто так было необходимо.

Я помню, как впервые встретилась с Самсоном – он тогда уже много месяцев находился в штаб-квартире Мидраута в качестве тайного агента, и у него не было никакой связи с Тинтагелем. Должно быть, он чувствовал себя очень одиноким, и это совсем не то, что Джин и Иаза делают в той башне. Но с его стороны так мило постараться успокоить меня.

– Иди. – Он улыбается. – Спасай мир, великолепная девушка.

Я невольно ухмыляюсь, когда бегу через холл к двери под золотым стягом. Это наш сигнал, что команда нашла нечто важное.

В башне, войдя в комнату, я вижу только Иазу. И он куда более оживлен, чем когда-либо прежде.

– Я же говорил тебе, что мы вычислим! – восклицает он.

– Ты занимался этой монетой? – спрашиваю я.

Маленькая коробочка для пилюль с монетой, украшенной пятью драгоценностями, была в последние дни предметом долгих обсуждений. Она гордо лежит на отдельном столе вместе с несколькими предметами, которые мы сочли интересными для поисков Экскалибура. Коллекция серебряных ложек с короткими строками на их ручках. Крестильная кружка, похожая на те, что родители моей мамы подарили мне и Олли, когда мы родились.

– Ну… нет, – признается Иаза. – Но нам кажется, что мы сделали кое-что получше.

Олли с грохотом несется вверх по лестнице следом за мной и вваливается в комнату. Он все еще потен после трудного патруля, а его туника измазана чем-то вроде конского навоза.

– Ты что, свалился с Балиуса? – невинным тоном спрашиваю я.

– Это была схватка! – огрызается Олли. – Я спас жизнь мальчику.

– О, он выглядит таким героем, но пахнет так неприятно! – напевно произношу я.

– Нам кажется, мы обнаружили нечто, что может рассказать нам больше об Экскалибуре и о Великом предательстве, – вмешивается Иаза.

Мы умолкаем. Вот оно. Это момент, когда мы поймем, почему моя мама так хотела, чтобы я получила меч Артура.

– Вы нашли какой-то старый документ? – спрашиваю я.

– Да, – отвечает мне Джин, входя в комнату после Олли и закрывая дверь. – В итоге ваша мама привела нас в нужное место.

– Как? – спрашивает Олли.

– Мы снова просмотрели все то, что она брала в архиве за ее последние годы в Тинтагеле, – поясняет Иаза. И показывает на груды бумаг, разложенных стопками на столах. – Нам понадобилось время, чтобы найти это, потому что мы думали, что будет более рационально просмотреть бумаги, которые имеют хоть какое-то отношение к Артуру или Экскалибуру. Смотрите!

Когда Иаза протягивает мне обрывок листа, Джин говорит ему:

– Лорд Элленби знает.

Мы с Олли всматриваемся в буквы. Они почти обесцветились – явный знак того, что эта бумага за всю свою долгую жизнь ни разу не была воспринята как нечто важное. В Аннуне вещи не блекнут от времени. Они блекнут от забвения – и если книгу читают каждый день, она будет выглядеть так, словно ее переплели вчера, пусть даже ей тысяча лет.

– Да тут и нет ничего, – качает головой Олли.

– Есть, – возражаю я, поднося лист к свету. – Вот, видишь? Прямо в нижнем углу, очень бледно.

– Возьми.

Иаза дает Олли увеличительное стекло, но у меня идея получше. Я посылаю на лист свой Иммрал, чувствуя, как сила бежит по древним чернильным следам, наполняя их инспайром. И два слова выступают в голубом свете.

Сэр Бедевер.

По моей спине пробегает холодок.

– Вы это сделали! – выдыхаю я.

Что-то здесь ощущается как правильное. Рыцарь, чье имя носит мой полк, – один из немногих любимцев Артура, как раз тот, у кого может найтись ответ.

– Мы надеемся, – кивает Иаза, – потому что письмо на этом листе не было просто стерто. Оно смыто. Смыто слезами. Джин сейчас изучает пергамент.

– Да, соленая вода, – подтверждает Джин. – Больше тысячи лет. Мы подумали, что если где-то и сохранятся воспоминания, так это на листе, омытом горем.

Я смотрю на Олли. Он не колеблется – хотя эмоции, исходящие от таких предметов, для него всегда как похоронный звон, и не только из-за сильного кровотечения из носа. Но брат берет меня за руку, а другую ладонь кладет на пергамент. Наши Иммралы быстро сливаются. Мой рот наполняется разными вкусами. Сначала нечто слабое, затхлое, но потом это становится сильнее и свежее.

Острый вкус морского бриза. Горечь стали. И за этим – нечто намного более сложное: некий землистый, влажный запах… Запах тоски по справедливости. А потом всплывают воспоминания, через руку Олли ко мне, и я вскидываю свободную руку, чтобы проецировать их в комнату.

Группа рыцарей торжественно стоит в ожидании на холодной горной вершине. Это гора в Аннуне, я теперь это вижу – воспоминания показывают огромных птиц, кружащих над головами рыцарей. Потом среди рыцарей возникает движение. Кто-то приближается. На крутой тропе появляется высокий человек, светящийся инспайрами, – точно так же, как светился Мидраут, когда я в последний раз видела его в Аннуне. И в его руке меч. Экскалибур.

«Милорд», – тихо произносят рыцари, падая на колени.

Артур не смотрит на них. Он поднимает вверх Экскалибур, и инспайры искрятся между ним и мечом, словно желая сплавить их воедино.

«Дело сделано, – говорит он. – Теперь он мой. Больше у нас не останется дьяволов».

Большинство рыцарей преданно смотрят на Артура. Но Бедевер обменивается взглядом с темноволосым рыцарем, стоящим на коленях с краю группы. Я чувствую вкус его страха. Однако короля Артура это уже не беспокоит. Он погружает меч в голый камень, стоящий на самом краю над обрывом. Инспайры меча и из заснеженной земли вокруг притягиваются к нему, как будто Экскалибур – черная дыра. По всему склону горы трава вырывается из земли с корнями, оставляя голую поверхность.

Артур смеется, его голос разносится в холодном воздухе.

«Действует! – кричит он. – Моя сила увеличилась! Моя сила стала глубже! Теперь никто и ничто не встанет на моем пути!»

Он испускает рык, и взрывом Иммрала из Экскалибура опустошает ландшафт. Птицы в небе рассыпаются, монстры на нагорье далеко внизу рушатся. Вскоре рыцари видят лишь голые равнины вплоть до океана. В море резвится какой-то гигант. И он тоже превращается в ничто. Само море лишается воды, оставив после себя только бесконечное пространство пыли. Рыцари съеживаются, все до единого. Глаза Бедевера наполняются слезами, а сердце – горем.

Вот так. Это и был король Артур, и это и было Великое предательство.