Текст книги "Крылья безумия"

«Он, должно быть, сам нанес несколько ощутимых ударов, прежде чем они сбили его с ног», – сказал Грэдуэлл.

Сломанным стулом. Где-то в Уинфилде есть человек с метками, и в какой-то момент между пятью и девятью часами пути Чарли Биллоуза и этого человека пересеклись.

Возможно, такие факты не являются неопровержимой уликой для обвинителя, но это помогло бы выявить человека, который, если Питер был прав, виновен в совершении двух убийств и организации третьего.

Питер въехал на автомобильную стоянку у «Уинфилд-Армс».

Он вытащил ключ зажигания и сунул его в карман. Он не сразу вылез из машины. Многого ли он добьется, идя по следу Чарли Биллоуза? Он – человек, взятый на заметку в Уинфилде, взятый на заметку генералом, взятый на заметку Уолласом и Грэдуэллом и молодым полицейским Макадамом. Наверняка слух об этом распространился. Никто ему не проболтается в случайном разговоре. Теперь от Питера Стайлса будут шарахаться, как от чумного. Он посмотрел назад, вдоль Главной улицы, отчетливо просматривавшейся в бледном свете сине-белых уличных фонарей.

Двери города были закрыты.

Он вылез из машины. Его застоявшиеся мышцы ныли. Когда он уставал больше обычного, он начинал остро чувствовать свою искусственную ногу. Он медленно прошел в гостиницу и – через вестибюль – к регистрационной конторке. В баре было темно.

– Раненько вы закрываетесь, – сказал Питер портье.

– Мы закрываемся, когда нет посетителей, – объяснил портье. – Если хотите, вам в номер можно принести выпивку…

– Я бы не отказался от двойного виски со льдом.

– Сделаем, – сказал портье.

Питер поднялся по лестнице на второй этаж. Он подумывал о том, чтобы утром позвонить в «Ньюс вью» и попросить Фрэнка Девери, своего босса, откомандировать к нему какого-нибудь смышленого молодого человека из штатных сотрудников. Чужаку мало что светит в Уинфилде, но, возможно, ему повезет больше, чем Питеру Стайлсу.

Он отпер свою дверь, вошел и включил свет. Он почувствовал, как сердце заколотило по ребрам.

На его кровати растянулась Эйприл Поттер. Она крепко спала.

Глава 2

Нелепое воспоминание промелькнуло в голове у Питера. Давным-давно, будучи учеником средней школы, он отправился в Нью-Йорк на выходные. Он получил разумный отеческий совет. «Это в порядке вещей – пригласить девушку к себе в номер чего-нибудь выпить, – сказал его отец, – если ты оставил открытой дверь. Как только ты ее закроешь, у тебя могут случиться неприятности самого разного рода!»

Светлые волосы Эйприл разметались по подушке. Ее очень короткая, по последней моде, юбочка, приоткрывала восхитительные ноги. Ее хорошенькое личико во сне расслабилось, на устах застыла легкая загадочная улыбка.

Питер подумал о портье, который вот-вот должен был постучать в его дверь с выпивкой.

Он подошел и присел на край кровати. Он положил руку ей на плечо и легонько встряхнул ее. Ее глаза резко открылись.

– Просто молчи и слушай, – сказал он. – Сейчас портье принесет мне выпить. Если он узнает, что ты здесь, будет черт знает что. Если ты этого хочешь, то поднимай шум, когда он постучит в дверь.

Она не слушала то, что он говорил. Она приподнялась, и ее руки обвили его шею.

– Тони! – прошептала она.

– Милое дитя, у тебя в голове все смешалось, – сказал Питер.

Ее дыхание, теплое и сладкое, как у ребенка, обдавало его щеку.

– Мне все равно, как ты себя называешь, Тони, и почему.

Она прижалась своей щекой к его щеке.

Существовала одна вещь, которая неизменно приводила Питера в ужас, а именно – психическое нездоровье. Невозможность установить контакт с находящимся перед вами человеком – это тягостное испытание.

– Как тебе удалось сюда пройти? – спросил он.

Она отстранила свое лицо и улыбнулась ему.

– Старым способом, – вяло ответила она.

Ему удалось расцепить ее руки. Он удерживал ее ладони впереди нее. Они были теплыми, и он чувствовал быстрое биение ее пульса.

– Что это за старый способ? – спросил он.

– По шпалерам розария за окном, – объяснила она. – Как я всегда приходила, милый.

– Я хочу, чтобы ты выслушала меня, Эйприл, со всем тем пониманием, на какое способна, – заговорил Питер (ее улыбка была такой лучезарной!). – Вчера ты пережила потрясение, тяжелое потрясение. Ты видела, как случилась ужасная вещь. Это расстроило тебя, и ты ошибаешься относительно меня.

– Я знаю, Тони. Я болела, – сказала она. – Когда ты уехал, для меня это был конец света. Наверное, я делала очень странные вещи, стараясь убедить себя, что это не так. Мама говорит, что я, случалось, подходила к людям в розарии Дома Круглого стола, принимая их за тебя или кого-то еще, о ком я мечтала. Но, Тони, теперь, когда ты вернулся… о, мой милый!

Раздался тот стук в дверь, которого страшился Питер.

Это заставило его принять решение. Здравый смысл подсказывал ему, что он должен завести портье в комнату, точно обрисовать ему ситуацию и попросить его позвонить миссис Уидмарк. Однако его порывом было сделать все же так, чтобы портье ничего не узнал об этом. Завтра историю о том, что Эйприл Поттер пробралась в спальню незнакомого мужчины, станут обгладывать за завтраком, как лакомую косточку, за каждым столом в Уинфилде. Этой несчастной девушке и так приходилось несладко.

– Это портье принес для меня выпивку, – сказал Питер. – Если ты хочешь, чтобы он узнал о том, что ты здесь, Эйприл, дело твое.

Он отпустил ее руки и пошел к двери. Она уселась на краю кровати, улыбаясь ему. Он повернулся и чуть приоткрыл дверь. Приоткрыл под таким углом, чтобы портье не видел кровать. Питер дал ему солидные чаевые, взял у него выпивку и закрыл дверь.

Он прислушивался к удаляющимся шагам. На лице портье не промелькнуло ни тени подозрения.

Питер двинулся обратно к кровати, держа поднос с выпивкой. Эйприл опять лежала, ее голова покоилась на подушке, кисти рук были сцеплены на затылке. Питер подумал, что никто еще никогда не смотрел на него с такой любовью и нежностью.

– А ты не будешь заниматься со мной любовью, Тони, так, как ты всегда делал? – спросила она хриплым голосом. – А потом мы можем поговорить – после этого?

Стоя на некотором расстоянии от нее, Питер отхлебнул виски. Оно имело ржаной привкус.

– Скажи мне, – сказал он, и не узнал звука собственного голоса, – скажи мне, почему ты делала вид, что я давным-давно погибший офицер британской армии, когда разговаривала со мной в Доме Круглого стола сегодня вечером?

– Из-за него, конечно, – сказала она.

– Из-за него?

– Из-за генерала. Потому что он мог нас услышать.

– Как он мог нас услышать?

– Ах, Тони, ты ведь знаешь, какое там оборудование. Громкоговорители в каждом дереве, кусте и цветочном горшке, так, чтобы тебе было слышно представление, где бы ты ни стоял. А также маленькие микрофоны повсюду – так что нам слышно тебя, что бы ты ни говорил. Если бы он думал, что я в полном порядке, что там ты… Тони, пожалуйста, ну пожалуйста, можно мы поговорим после? Это было так мучительно долго!

Питер допил то, что у него оставалось, и поставил стакан на туалетный столик. Ему нужно было каким-то образом довести это до ее сознания.

– Послушай меня так внимательно, как только можешь, Эйприл, – сказал он. – Нам нужно объясниться начистоту. Когда генерал обнаружит нас, он не узнает во мне Тони, ведь так?

– Ему пришлось проявить осторожность, – сказала она, сосредоточенно наморщив лицо. – Ему пришлось играть по твоим правилам. Если ты хотел притвориться кем-то другим – ну что же, ему пришлось подождать, чтобы посмотреть, что будет дальше.

– Эйприл, я не Тони!

Очевидно, она не слышала того, что не хотела слышать.

– Когда ты убежал от меня той ночью, Тони, я подумала – уж не собираешься ли ты его убить. Ты был так зол, так ужасно зол. Но когда ты вместо этого сбежал, я поняла почему. Правда поняла. Тебе нужно было заново привыкнуть ко мне. Я знала, что ты вернешься, когда решишь, что с этим покончено. Это было так, как будто меня… ну, переехал грузовик или я поранилась еще в какой-нибудь аварии. Но я оправилась, и через некоторое время это… не будет иметь никакого значения. Вот только, я… я не думала, что у тебя уйдет на это так много времени. Я была только твоя, Тони. Всегда только твоя. Не важно, что он сделал со мной той ночью; как бы это ни было ужасно, для нас с тобой это не имеет никакого значения.

– Эйприл, пожалуйста, послушай…

Она приподнялась, протягивая к нему руки:

– Пожалуйста, Тони, милый, неужели мы не можем забыть все это сейчас? Неужели мы не можем просто прожить эти минуты, не думая и не говоря о прошлом?

Питер почувствовал, как маленькие волоски у него на шее встают дыбом.

– Что он сделал с тобой той ночью, Эйприл? Под словом «он» ты подразумеваешь генерала?

Она отвернулась, извиваясь всем телом.

– Ради всего святого, Тони, неужели мы не можем забыть об этом сейчас? – выкрикнула она.

В дверном замке повернулся ключ.

Случались такие моменты, когда нога Питера подводила его.

От удивления он терял устойчивость. Они набились в комнату как карикатурные пенсильванские копы. Острием боевого клина был Пэт Уолш, помощник генерала. Питер получил скользящий удар сбоку по голове какой-то короткой дубинкой. Он попытался парировать удар и нанести встречный, вложив всю свою силу в правый апперкот. Дубинка ударила его снова, и он почувствовал, как у него подгибаются колени. Он услышал, как вскрикнула Эйприл. Когда мир заволокло туманом, он подумал о том, что на лице Пэта Уолша кровь. Это принесло ему детское удовлетворение, когда он проваливался в пустоту.

Питер открыл глаза и понял, что их прикрывает лежащая у него на лбу мокрая тряпочка. Голова болела так сильно, что он издал негромкий стон.

Он пошевелил рукой, чтобы снять компресс, но кто-то опередил его. Он повернул голову. Он лежал на своей кровати в своем номере в «Армс», и маленький седовласый человечек, со стетоскопом, свисающим с шеи, сидел возле кровати, ободряюще улыбаясь.

– С вами все будет в порядке, мистер Стайлс, – сказал он. – Я – доктор Джолиат.

– Я не ощущаю, что со мной все в порядке, – с трудом произнес Питер. Губы его распухли. Очевидно, Уолш нанес еще несколько ударов.

– Голова болит? – спросил доктор.

– Еще как!

– Надо бы сделать рентген, но я не думаю, что у вас что-то серьезное. Вероятно, легкое сотрясение.

– Что случилось с мисс Поттер? – спросил Питер.

Все вдруг снова отчетливо предстало перед ним. Этот сукин сын Уолш!

– Бедная девушка, – сказал доктор Джолиат. – Они увезли ее домой. Генерал ждет меня внизу, чтобы я сказал ему, когда он может извиниться перед вами за то, что случилось.

– Можете сказать ему, пусть затолкает свои извинения… – начал Питер.

– Уолш поступил очень опрометчиво, – торопливо перебил его доктор Джолиат. – Я предупреждал генерала насчет Уолша. Слишком несдержанный. Он нашел свитер Эйприл в вашей машине и решил, что вы привезли ее сюда, чтобы корыстно воспользоваться ее жалким, вывихнутым воображением.

– Ее свитер в моей машине? – удивился Питер.

– На полу под задним сиденьем, – сказал доктор Джолиат. – Генерал думает, что она пряталась в вашей машине, пока вы наносили ему визит, и что вы увезли ее, сами того не зная. Похоже, она забралась в вашу комнату, вскарабкавшись по шпалере за окнами. – Доктор покачал головой. – Странное совпадение. Молодой человек, который сбежал от нее три года назад, прожил все лето в этом же номере. – Холодные пальцы пощупали у Питера пульс. – Сказать генералу, что вы с ним увидитесь?

– Пусть подождет, – сказал Питер.

Он попытался принять сидячее положение. На какой-то момент комната бешено завращалась вокруг него.

– Не стоит так волноваться, – мягко придержал его за плечо доктор Джолиат.

Комната снова вернулась в нормальное положение, и, удивительным образом, боль в голове Питера, казалось, немного поутихла.

– Вы были доктором Эйприл, когда у нее случилось нервное расстройство? – спросил он.

– Я – семейный доктор, – сказал Джолиат. – Я был первым, кого позвали. Впоследствии были и другие – специалисты, психиатры.

– Вы считаете, что необъясненный отъезд Тони Редмонда стал причиной ее срыва?

Доктор пожал плечами.

– А что же еще? Эмма воспитывала ее на романтической чепухе, как мне ни жаль это говорить. Девочка не была подготовлена к тому, чтобы справиться с кризисом в личной жизни.

– А этот парень не объяснил, почему он от нее ушел?

– Была записка, – сказал доктор. – Я никогда ее не видел, но, как я понял со слов Эммы и генерала, там просто говорилось «прощай».

– Между ними имело место нечто большее, чем заурядный летний роман, – сказал Питер. Он оглядел комнату. – Она воображает, что я – Редмонд.

– Я думаю, можно с уверенностью говорить, что их взаимоотношения – как бы это выразиться – получили свое завершение.

Питер свесил ногу с кровати. Ясные маленькие глазки доктора с интересом наблюдали, как он управляется с искусственной ногой. Но от комментариев он воздержался.

– Что вам известно о об этом парне, Редмонде, доктор? – спросил Питер.

– По большей части слухи, – ответил Джолиат. Он снял стетоскоп с шеи и убрал его в карман пиджака. – Я видел его в городе, пару раз разговаривал с ним при встрече. Я видел Эйприл вместе с ним в кинотеатрах и в других местах. Было видно, что они очень сильно влюблены друг в друга.

– Он жил в «Уинфилд-Армс» – в этом номере, – сказал Питер. – Он наверняка был очень обеспеченным человеком, раз снял такой номер на летние месяцы.

Доктор кивнул:

– Ездил на заграничной спортивной машине. По-моему, это была «феррари».

– А что он делал в Уинфилде? Просто проводил каникулы?

Маленькие ясные глазки доктора избегали взгляда Питера. И у него внезапно возникло убеждение, что ему не узнать от Джолиата всех обстоятельств дела.

– Насколько я понимаю, – сказал доктор, – он писал что-то вроде диссертации. Уинфилд он выбрал совершенно случайно. А чем он вас заинтересовал, мистер Стайлс?

– Девушка приняла меня за него. Разве вы не заинтересовались бы при таких обстоятельствах?

Доктор Джолиат вздохнул.

– Это очень прискорбный случай, – сказал он. – Шизофрения. Они все средства перепробовали, включая лечение электрошоком. Ей бы надо находиться в лечебнице, под постоянным наблюдением, но Эмма ни за что на такое не пойдет. Случаются длительные периоды здравомыслия, но им сопутствует глубокая депрессия. Нельзя называть их нормальными периодами. Она пребывала в этом полунормальном состоянии на протяжении нескольких месяцев, но вчерашняя сцена насилия вызвала новое расстройство. Во время обострения она испытывает острую потребность найти того парня. Сегодня она выбрала его дублером вас. А завтра это может быть разносчик из бакалейной лавки.

– А Тони Редмонд не вернется?

Кустистые брови доктора подскочили кверху:

– А вы разве не знаете? Он утонул в море.

– Не наверняка, согласно миссис Уидмарк, – сказал Питер.

Он попытался встать. Он чувствовал, что, если не считать пульсирующей головной боли, силы вернулись к нему.

– А как Эйприл ладит с генералом?

Доктор тонко улыбнулся:

– А то вы его не знаете. С генералом ладит тот, кто с ним соглашается. Я сомневаюсь, что он испытывает к ней какое-то сильное чувство. Он вежлив и предупредителен, но так он держится со всеми женщинами. Он не несет за нее никакой реальной ответственности. Она получает собственные деньги от Эммы. Что она к нему испытывает – один Бог ведает. Ее чувства к кому бы то ни было – к вам, например – обусловлены ее больным воображением.

– А ее будущее?

Глаза доктора внимательнейшим образом изучали Питера.

– Безрадостно, – сказал он. – Насколько я могу судить, безнадежно. – Это была завершающая фраза. – Как по-вашему – вы в состоянии увидеться с генералом сейчас, мистер Стайлс?

– Да, я с ним увижусь, – согласился Питер.

Доктор поднял свой маленький черный саквояж, стоявший на полу возле кровати. – Отдохните немного, – сказал он. – Я оставил вам несколько снотворных таблеток – на тот случай, если они вам понадобятся. – Он показал на маленький белый сверток на туалетном столике. – Утром я предлагаю вам зайти в больницу и дать мне ознакомиться с вашими рентгеновскими снимками, если мы сочтем, что в них есть необходимость.

Он пошел к двери, потом обернулся.

– Маленький совет, мистер Стайлс, – сказал он. – Эйприл – в высшей степени привлекательная девушка. Для неспециалиста трудно смириться с мыслью о ее неизлечимой травме. Вы ничем не можете помочь, разве что – держась от нее подальше, чтобы у нее не развивались ее нынешние фантазии, связанные с вами. Спокойной ночи, мистер Стайлс.

Питер пошел в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Доктор наложил аккуратный кусочек пластыря на рану на голове. На нижней губе был порез. Он удивился своей бледности. Питер включил холодную воду и умыл лицо. Потом расчесал волосы, осторожно водя вокруг поврежденного места. Он как раз возвращался в гостиную, когда энергичный стук в дверь возвестил ему о прибытии генерала. Он заколебался на какое-то мгновение, не в силах избавиться от эха голоса Эйприл: «…Что он сделал со мной той ночью, как бы это ни было ужасно…»

Генерал был не один. С ним прибыл Пэт Уолш, примеривающий на себя глупую улыбку. У Уолша имелся великолепный «фонарь» и зубчатый порез на левой стороне лица, из которого до сих пор медленно сочилась кровь. Он вытирал ее окровавленным носовым платком.

– Можно нам войти? – спросил генерал.

Он стоял очень прямо, расправив плечи. Терновая трость была зажата под мышкой. Трудно было прочесть что-либо по его суровому, словно высеченному из камня лицу. В нем отражался гнев, а также тревога.

Питер открыл дверь настежь и отошел в сторону. Генерал зашел в комнату. Уолш помедлил, ухмыляясь.

– С вами я дал промашку, – сказал он. – Я принял вас за слабачка. А вы в драке крепкий орешек. – Он выставил окровавленный носовой платок, как будто в подтверждение своих слов. – Мы напугались, когда обнаружили, что Эйприл исчезла из дому. Я рассудил, что она, возможно, отправилась искать вас, после того, что случилось в Доме Круглого стола. Когда я нашел ее свитер в вашей машине, я решил, что вы привезли ее сюда, чтобы корыстно воспользоваться ее доверием. Я прямо-таки кипел от бешенства, а потому не стал тянуть канитель и выяснять, что к чему. Я прошу прощения.

Бледно-голубые глаза Питера по-прежнему были прикованы к изуродованному лицу Уолша.

Он вспомнил, что нанес всего один не слишком эффективный удар, когда падал под ударами Уолшевой дубинки.

– Откуда вы знаете, что я не привозил ее сюда? – спросил он.

– Я сопоставил очевидные факты – задним числом, – уточнил Уолш. – До нас дошли слухи, – продолжил он, – что вы побывали в мотеле «Ор-Хилл». Когда мы приехали, портье сказал нам, что вы совсем недавно вернулись в свой номер. Вы были один. Потом я понял, что это за номер. Друг Эйприл жил в нем три года назад. Тогда мы обнаружили, что она забиралась к нему по шпалерам для роз. Потом генерал сообразил, что она, должно быть, спряталась в вашей машине, пока вы находились в доме. Таким образом разъяснилось, откуда взялся свитер. Я кругом заблуждался относительно вас. Мне надо было не спеша пораскинуть мозгами, прежде чем срывать на вас зло. Еще раз извините.

– Я хотел бы поговорить с мистером Стайлсом с глазу на глаз, Пэт, – сказал генерал.

– Конечно. Если я смогу чем-то загладить вину за случившееся, Стайлс, дайте мне знать. – Он дотронулся до своего лица носовым платком. – Навряд ли я вас скоро забуду. – Он вышел и закрыл дверь.

Питер помедлил немного, прежде чем повернуться лицом к генералу. Он чувствовал, как пульсирует жилка у него на виске. Он знал настолько определенно, насколько вообще знал что-либо на этом свете, что никак не мог поставить Уолшу этот синяк или зазубренный порез на его щеке. Он нанес всего один удар кулаком, уже падал, когда наносил его. Он на долю секунды вернулся мысленно в разгромленный бокс в мотеле и нарисовал в своем воображении сцену того, как Чарли Биллоуз бьется за свою жизнь. Какой хитроумный фарс разыгрывали генерал и его крепкий подручный! Уолш пришел не извиняться. Они хотели убедить Питера, что это он несет ответственность за изуродованное лицо Уолша.

Медленно Питер повернулся. Серо-зеленые глаза генерала представляли собой узкие щелки. Он напряженно гадал – купился ли Питер на столь простенький трюк.

Суть дела заключалась в убийстве и была таковой с самого начала.

Кончик языка генерала медленно продвигался вдоль прямой щели его рта.

– По сути своей мы с вами враги, мистер Стайлс, – сказал он, – но все эти ваши приключения начинают внушать беспокойство своим размахом и непредсказуемостью. Вы приехали сюда, пытаясь отыскать слабину в моей организации, надеясь повесить на нас дешевое преступление. В вашей прессе нас окрестили фанатиками, хотя никто не сравнится по фанатизму с вами и вам подобными, когда вы вознамерились смешать нас с грязью. Но, мистер Стайлс, в процессе этого вы обеими ногами ступили в личную трагедию. Трагедию нашей семьи.

Питер полез в карман пиджака за трубкой и кисетом. Ему нужно было занять себя чем-нибудь, чтобы не дать гневу выплеснуться наружу.

– Это в вашей власти, мистер Стайлс, – продолжал генерал, – совершенно погубить мою падчерицу и нанести тяжелейшую рану моей жене. Поверьте, не в моем характере – молить о пощаде, но я здесь именно ради этого. Одних извинений за глупость моего помощника недостаточно. Я это знаю. Единственное, что я могу вам предложить, – это поверить в вашу историю прежде, чем вы ее расскажете. Я убежден, что вы привезли Эйприл сюда непреднамеренно. Я убежден, что вы вели себя по отношению к ней как джентльмен. Совпадение, в результате которого вам отвели этот номер, помогло ей вас разыскать. Сегодняшним вечером я уже один раз поблагодарил вас за то, как вы обошлись с этой несчастной девушкой. Я снова вас благодарю. Я готов прояснить для вас все, что нуждается в прояснении.

Питер крепко закусил черенок своей трубки. Были обстоятельства, которые требовали прояснения, но о которых он не мог спросить, не насторожив этого странного, холодного и опасного недруга. Был ли Уолш тем человеком, который убил Чарли Биллоуза ранее этим вечером? Был Чарли тем человеком, который оставил свою мету на лице Уолша? Если так, то наверняка это Уолш забил Олдена Смита во вчерашней толпе. И помимо этих вопросов были и другие, которые еще не вполне оформились у него в голове. Что в действительности случилось с Тони Редмондом? Где он? Почему он бросил Эйприл, не объяснив ни слова? И что генерал сделал с Эйприл, приведя Редмонда в такую ярость, что ей подумалось: он, возможно, попытается его убить? У генерала нашлись бы ответы – и ни одного правдивого – на все эти вопросы.

Генерал, казалось, отчасти прочитал его мысли.

– Если только вам не доводилось общаться с кем-нибудь вроде Эйприл… – сказал он. – С кем-нибудь, пребывающем в полном забытьи, тогда трудно понять, что нельзя верить ничему из того, что она говорит. Все это фантазии. Она рассказала вам что-то такое, что встревожило вас, да?

Голос Питера был ровным и лишенным эмоций.

– Она не рассказала мне ничего, что имело бы хоть какой-то смысл, – ответил он. – Я пытался убедить ее, что я не тот, кем она меня считает, когда приятель Уолш ворвался в номер с вашими ударными частями.

– Из этого получился бы сенсационный материал для печати, – сказал генерал. – Вы могли бы использовать его, чтобы навредить мне и моим близким.

– Я вам вот что скажу, Уидмарк, – твердо сказал Питер. – Я не сделаю ничего такого, что навредило бы девушке, лишь ради того, чтобы приукрасить историю. Ради нее, а не ради вас. Но суть происходящего здесь, в Уинфилде, значительнее, чем это было два часа назад.

Лицо Уидмарка потемнело от приступа гнева. Он с силой стукнул о пол наконечником терновой трости.

– Неприятность с Биллоузом, – сказал он.

– Убийство – вот как это называется, – сказал Питер, – а не неприятность.

– Конечно, это убийство! – прогрохотал Уидмарк. – Спровоцированное Минафи, Биллоузом и им подобными. Я понимаю ход ваших мыслей, Стайлс, потому что, будем смотреть фактам в лицо, вы – один из них. Мы все вовлечены в смертельную схватку с врагом – с коммунистическим заговором по захвату мира.

Мы стоим в сторонке и наблюдаем и наблюдаем, в то время как миллионам наших молодых мужчин и женщин – подобно вам, Стайлс, – промывают мозги либеральной пропагандой. Мы читаем вашу писанину, прислушиваемся к вашим разговорам и проповедям.

Мы должны, как вы полагаете, прекратить бомбить врага на поле боя. Мы должны позволить университетским профессорам с коммунистическим душком превращать наших молодых людей в предателей. Мы должны в большей степени заботиться о том, чтобы дать свободу врагу, а не о том, как сохранить наш образ жизни. Мы должны радоваться, когда они стоят на углах улиц, сжигая свои повестки на военную службу. А если кто-то из нас объединяется, чтобы защитить себя, нам приклеивают ярлык психов, экстремистов и Бог знает кого еще.

Разве мы приглашали армию демонстрантов идти маршем на наш город вчера? Не приглашали. Неужели от нас ждут, что мы ничего не почувствуем, когда они пришли сюда осквернить наши памятники, молоть всякий вздор на освященной земле? Неужели нам полагается вежливо улыбаться, когда они превращают наше общество в скотобойню? Неужели родителям этого паренька, Смита, полагается любить толпу бузотеров с грязными шеями? Биллоуз находился здесь для того, чтобы мутить воду. Он сгорел в огне, который сам же и зажег. А вы, великий объективный журналист, станете шельмовать порядочных людей, вооруженных и готовых сохранить американский образ жизни.

Так вот не мы были здесь зачинщиками, Стайлс. Это Минафи и его компания раздували пламя ненависти. Они посеяли семена, а не мы. И они пожали бурю.

Генерал помолчал, высоко вскинув и склонив набок голову. Он ждал, недоверчиво подумал Питер, аплодисментов невидимой аудитории. Это была речь, которую он произнес или собирался произнести в каком-то другом месте.

– Вот уже во второй раз за сегодняшний вечер вы предупредили меня, что будет небезопасно пытаться привлечь к судебной ответственности убийцу в этом городе, Уидмарк, – сказал Питер. – Если вы правы, то храни нас всех Господь.

Уидмарк покачал головой:

– Это просто непостижимо – то, как вы мыслите, Стайлс. Все вы. В вас яд измены. Вы с вашими маршами, вашими протестами и вашей пропагандой уничтожили законность и правопорядок и при этом кричите о законности и правопорядке, когда мы защищаем себя от вас.

Казалось, ему пришлось совершить усилие, чтобы распрямить свои массивные плечи.

– Я благодарю вас в последний раз за те крупицы порядочности, которые вы выказали по отношению к Эйприл. Но я знаю, что вы – враг, Стайлс, и я буду сражаться с вами всеми имеющимися в моем распоряжении средствами, если вы замахнетесь на те вещи, в которые я верю.

Он, не останавливаясь, прошел мимо Питера в коридор, захлопнув за собой дверь. Экстремизм? Дикий экстремизм, но пугающий своей неистовостью. Генерал и его друзья будут драться без всяких правил, не обременяя себя никакими законами. Возможно, подумал Питер, генерал – безумный мессия, но есть другие, такие, как Уолш, которые будут использовать армию генерала как средство удовлетворения обычной жажды насилия.

Зазвонил телефон на туалетном столике.

Четкий холодный голос донесся по проводу:

– Питер?

– Да.

– Это Грейс Минафи. Мы только что узнали про Чарли Биллоуза. – В ее голосе не было даже отзвука чувства.

– Мне жаль, – сказал Питер.

– Погребальная служба и похороны Сэма состоятся утром, – сказала она. Она словно говорила о незнакомом человеке. – Как только они закончат, я приеду в Уинфилд, чтобы вам помогать.

– Не нужно, – резко сказал Питер. – Скажите мне, где будет проходить служба, и я встречусь с вами там. Биллоуз говорил мне, что у него много документов по АИА. Я хотел бы их заполучить.

– Я вам их привезу, – сказала она. – Вы нужны там. Сэм бы понял.

– Это не подходящее место для вас, Грейс. Тут все дышит злобой к Сэму и его друзьям.

– Неужели вы действительно думаете, что я побегу от этих бесчувственных ублюдков? – очень спокойно спросила она.