Текст книги "Живым не дамся смерти. 1/2. 3"

И эти взгляды бармена на Григория Францевича полностью разделяет Алладин. И Алладин чуточку нагнулся к Григорию Францевичу, зафиксировал для него вот такое конфиденциальное положение, и… резко и настойчиво так указал ему на его будущее: «Брысь отсюда», что у него не было никаких шансов (да и желания) сопротивляться этому своему предначертанию. И Григория Францевича как ветром сдуло с места и дальше в двери бара. И он, падла, даже не обернулся, чтобы поинтересоваться дальнейшей судьбой Эльзы Брауновны, оставленной им на произвол и милость Алладина, победителя в этой схватке интеллектов.

А вот Никифер Петрович не собирается смирятся со всем тем, что тут себе надумал насчёт Эльзы Брауновны Алладин. И он одёргивает Алладина нервным выкриком. – Я вам не позволю!

И Алладин действительно одёргивается от своих плотоядных взглядов на Эльзу Брауновну. И он, с долей удивления посмотрев на Никифера Петровича, с любопытством его спрашивает. – Что, не позволите? – А вот здесь Никифер Петрович уже сбился. Он ведь действовал на эмоциях, и поэтому вообще не продумал, что будут значить и означать его слова-одёргивания Алладина. А тот его на этом и поймал. И Никиферу Петровичу, на кого, между прочим, с большой заинтересованностью и любопытством смотрит Эльза Брауновна, нужно срочно сообразить над ответом на этот провокационный вопрос Алладина. И у него как вроде получается. Но только на полслова.

– Нарушать… – здесь Никифер Петрович в один момент резкого к нему приближения Алладина затухает и теперь стоит, не дыша и не двигаясь, носом упираясь в щёку Алладина, так касательно близко к нему приблизившегося и принявшегося нашептывать ему слова на ухо. – Она твоя. Бери, наконец, что загадал.

А теперь уже Никифер Петрович одёргивается от этих слов Алладина и чуточку от себя прежнего. Ну а когда он приходит в себя и смотрит перед собой, то там никакого Алладина и в помине нет, а там, напротив него, находятся не сводящие с него своего взгляда глаза Эльзы Брауновны, уже заждавшиеся от него решительных действий. Никифер Петрович через призму этого взгляда смотрит на стоящую на столе пустую бутылку, усмехается себе в нос, и раз вы, Эльза Брауновна, такая нетерпеливая на сильные чувства дама, то я кто такой, чтобы идти вопреки своей и вашей природе.

Глава 7

Истоки выбора

– И с чего, собственно, начать? – задался вопросом к самому себе Илья, после того как он как бы со всеми сопутствующими обустройству себя на новом месте вещами разобрался чисто номинально (и для себя в своих мыслях). А сейчас он, разложив перед собой, на столе, папку с файлами своих клиентов, в который раз уже пробегал по информационным строкам этих файлов, несущим в себе определение его клиентов, и как должен и понимает Илья, определяющих собой их дальнейшие пути развития и может быть и жизни. При этом заданный к себе Ильёй вопрос звучал как-то не очень настойчиво, а он подразумевал собой некое следствие и притом связанное с неудовольствием Ильёй причинами его возникновения и это несмотря на то, что он в себе заключал как бы начальное действие, чуть ли первопричину.

– А ты разве уже не начал, позвонив ему. – Нервно отреагировал на свой вопрос Илья, кивая в сторону фотографии своего клиента, чем и раскрыл причину своего недовольства и негатива. Как оказывается, он стал заложником собственных действий, которые хоть и были реализованы под воздействием внешних сил (супервайзер с такой надменностью и недоверием в него на него посмотрела, что он не смог себя удержать от оттого, чтобы им всем тут показать, что он не кабы кто, а он может тут любого заткнуть за пояс), но, тем не менее, основной посыл исходил от него.

И теперь Илья должен будет действовать, исходя из предпринятых им действий, а не как было бы лучше всего, имея самые широкие горизонты для своего манёвра. Хотя… – Хотя я ему больше ничего и не сказал, а лишь дал старт работе его сознанию и чуть-чуть испугу. – Нашёл для себя успокоительные слова Илья, закрывая папку со своим клиентом, и… вслед за ней и следующую, принадлежащую клиентке. После чего он берёт и начинает закручивать по кругу эти папки на столе, таким путём пытаясь их между так смешать, чтобы и самому в них запутаться. Когда же эта манипуляция своего сознания с помощью смены мест папок заканчивается и папки оказываются в своих новых, условных местах, но по порядку также рядом друг с дружкой, Илья, прищурившись, на них смотрит и начинает в их сторону по новому соображать.

– А теперь и на самом деле начнём с чистого листа. – Проговорил себе это под нос Илья, тем самым наметив для себя план работы с этим заданием-заказом. – Что у нас здесь есть? – задался вопросом Илья, постучав пальцем руки по папке, лежащей на столе слева от него. Здесь Илья попытался мысленно себе напомнить и уточнить одновременно, какой объект находился в этой папке, и само собой это у него вышло 50 на 50. И это его устраивает, так как сообразуется с его подходом к решению задачи с этими личностями.

– Пусть здесь будет она. – Решил так действовать и соображать Илья. – Тем более она всегда первопричина. Она всегда есть вдохновитель, мотиватор, резонатор и та, кто яблоко рая съел, а Адам за это дело подавился. – Усмехнулся Илья, посмотрев на содержание второй папки через призму истории Евы. – Чую, что и этот подавится. – После некоторого размышления сделал вот такой вывод Илья. – Вот только этот вариант меня не может устроить. – Вздохнув, проговорил Илья. – Что ж, придётся вывернуться наизнанку и пойти против своих принципов, чтобы решить эту задачу. Ладно, с чего всё-таки начнём. – Повторился Илья, держа на прицеле своего взгляда левую папку. – И что я о нём, о женском я знаю? – задался очередным, мало для себя понимаемым вопросом Илья, про себя соображая, как бы это в его круге сказали – не ту в степь. В общем и по делу, крайне неконструктивно и бессмысленно начал мыслить Илья.

А по другому и не назовёшь его представления женского пола в виде самых запредельных его фантазий и при этом никакой конкретики и уважения к его внутреннему миру, который, между прочим, тоже есть и он зиждется не только на чувственных началах. А там есть твёрдая позиция на своё умственное самостоятельное я, далеко не такое никчёмное, которым их награждает мужской интеллект по одной лишь причине, из-за боязни не потянуть такую в свою сторону конкуренцию и вообще конкурентов следует топить, чем мужской пол всю свою жизнь и занимается. Особенно в сторону самых недосягаемых для его интеллектуального начала представительниц женского пола, кто уже одним своим сногсшибательным блондинистым видом берёт их за горло, перекрывая им кислород для нормального дыхания.

– Всё-таки верно говорят: «Утро вечера мудрёней». – Подвёл итог своему размышлению Илья, явно не просто так сделав такую поправку в известную поговорку. И это не зря указывало на то, что он уже клевал носом и всем собой сейчас, вернувшись домой после такого, полного событий дня, где за раз и попытался все эти поставленные перед ним задачи и вопросы решить. Но как оказалось, всё это дело требует для себя большего времени и при этом большой концентрации внимания. На чём он и остановился уж очень неожиданно и произвольно для себя, уткнувшись взглядом в папку, а затем с вышеприведённой внезапностью и лбом в неё рухнув, погрузившись не только в сон, а можно сказать, что и в самую глубину этой папки, из которой он принялся черпать для своего сна подробности и те данности, на основании которых он будет решать вопрос со своей клиенткой.

– Хороший тон и вопрос воспитания никто не отменял, и они созданы и используются не только для того, чтобы держать дистанцию между людьми, но и для затуманивания разума человека всеми этими убеждениями вежливости его в том, что от вас, такого воспитанного и демонстративно представительного, ему ничего опасного ожидать не стоит и он может убрать в себе все защитные механизмы и блоки, и раскрыться такому, как вы, вежливому и интересному человеку. – С такого предисловия начала свои комментарии методики работы с клиентами супервайзер. А у Ильи, как он уже себя с первых минут зарекомендовал человеком упрямым на собственные мысли всё больше негативного и непонимающего характера, само собой есть ответные вопросы, по своей сути возражения.

– И что это на практике значит? – вот такой вопрос задаёт Илья, смотря на супервайзера чистым взглядом искренности, а точней лукавства и своей не простоты. Впрочем, супервайзер учитывает специфику работы их колл-центра, где всему есть место и такая не простота новичка вполне может сгодится для решения поставленных задач.

– При начале общения со своим клиентом не стоит сразу на него наседать, а постепенный подход к ознакомлению им того, что его неминуемо ожидает, позволяет избежать стрессовых ситуаций, когда внутреннее эго я, почувствовав своё ущемление, начинает предпринимать отчаянные попытки отстоять это своё я, даже вопреки здравому смыслу, путём нанесения себе несоизмеримого с жизнью ущерба. – Даёт пояснение супервайзер.

– Это ещё какого? – хотел было задать вот такой вопрос Илья, да и не задал, заинтересовавшись ведущимся разговором с соседнего рабочего места.

– Кондратий Михайлович, скажу вам как на духу, жизнь такая предсказуемая штука, особенно ваша, что пытаться её обмануть сравни самообману, и я на вашем месте не пытался бы всем этим заниматься. Стоп. Я слышу голос на заднем фоне. Это ваши родственники? Для банка они являются третьими лицами и не допускаются к данной операции, согласно статье 183 Уголовного кодекса о неразглашении банковской тайны. Значит, хотите сами решать, что с собой делать, и если убиваться, то только по собственному почину и плану. Что ж, ничего не имею против. Вот только ни мне, ни вам это всё решать. Спрашиваете кому? С точностью до имени не скажу, как и по времени, но никто из нас не застрахован от падения на голову кирпича. Хорошо. На нём и сойдёмся. Если за ближайшие сутки вы не увидите доказательств предначертанности вашей судьбы, то вы всё-таки застрахуетесь. Удивительные всё-таки люди в этой жизни встречаются. – А вот эта фраза незнакомца уже была обращена к Илье. Илья в этот момент отчего-то бросил взгляд в сторону супервайзера, где к полной для себя неожиданности и не обнаружил её, после чего он перевёл свой взгляд в сторону раздавшегося в его сторону голоса, и… там опять ничего и никого не обнаружил.

– Какая-то здесь завуалированная двусмысленность стоит. – Сделал вот такой странный вывод Илья, вернувшись к так называемому здесь меню по налаживанию коммуникационных связей с клиентом. Которое содержало в себе список самых распространённых вопросов и ответов на них при построении диалога с самым даже придирчивым клиентом. С которого ему и было предложено супервайзером начать своё обучение работе в колл-центре после того как он продемонстрировал не дюжий характер и прилагающийся норов к нему, с места в карьер приступив к окучиванию клиента, пойдя с ним на ты.

– Первый шаг к устойчивому диалогу, есть завоевание его доверия. – Прочитал Илья и сразу подвергнул этот пункт меню так называемому остракизму. – Хм. И как же этого добиться на практике, когда этого самого доверия и в лицо друг другу не добиться. Да и кто же в наше время поверит незнакомцу из телефона. Я уж точно не поверил бы. – С непробиваемой уверенностью в лице рассудил Илья, уже по памяти размышляя над всеми этими пунктами меню, следуя по мостовой, прихлёбывая из бумажного стаканчика кофе, служившим ему сейчас завтраком и разгоном его ещё не проснувшихся мыслей.

– А чему бы ты поверил? – задался вопросом к самому себе Илья, остановившись перед входом в специальный деревянный переход, установленный в месте проведения строительных работ, в чьи задачи входило сопутствовать проходу вдоль строительной площадки и в самых крайних и вообще невозможных случаях оградить прохожих от падения на них тех же строительных лесов вместе с рабочими на них. А остановился Илья перед этим переходом не из-за какой-то там своей опаски того, что именно сейчас и с ним произойдёт столь мало допустимый в реальности случай невероятного совпадения его здесь появления и желания судьбы и вселенского замысла его наказать за его столь огромное безверие в возможности форс-мажорных обстоятельств, а дело в том, что в городских кварталах, где на квадратный метр пространства фиксируется наибольшая плотность населения, тебе обязательно кто-то из так вечно спешащих прохожих дорогу перейдёт или срежет тебя на пути к тому же пути.

И вот сейчас с ним произошёл тот самый, так наиболее часто встречаемый случай встречи с вот такой категорией нагло и хамски спешащих людей, считающих себя в праве вас оттеснять от прохода по той лишь причине, что им это нужней и они так сильно спешат, что им нету никакого дела до вас и объяснения того, как им так сильно надо и важней первым пройти в этот переход.

Ну и Илье ничего другого не оставалось делать, как только пожелать спине этого наглеца удачи в его бранных делах, в которых он такой мастер и как понимается Ильёй, то к другим он и не подпускается. – И вот куда они все спешат? – глядя в удаляющуюся спину этого до хамски спешащего типа, задался вопросом Илья. – Явно на встречу с тем, к кому на встречу опаздывать нельзя. И к кому же? – вновь задался вопросом Илья, принявшись прорабатывать в уме варианты ответов на этот вопрос. Из чего у него вот какая интересная странность получилась.

– А ведь к кому навстречу опаздывать нельзя, так это только к своей смерти. – Рассудил Илья. – При этом на встречу с ней никогда не опоздаешь. Она при любых раскладах приходит вовремя. И что тогда получается? А получается, что человек по причине собственной самонадеянности считает, что только он определяет, когда с ней назначить встречу и как результат… Вот чёрт! – ахнул Илья, внезапно и к полнейшей неожиданности для всех, особенно для проектировщиков всех форс-мажоров, заложенных в этот переход, став невольным свидетелем сбития с ног и наповал этого спешащего человека прилетевшим из ниоткуда обломком кирпича. Которого вполне хватило, чтобы закатать в мостовую этого грузного типа, рухнувшего под себя, как подкошенный.

При виде чего Илью, в момент впавшего в умственный ступор, прямо сковало в самом себе, и он, перестав чувствовать в себе связи с телом, только стоял на одном месте и не сводил своего взгляда с этого распластавшегося на мостовой тела, вокруг которого стали сбегаться люди, более живого и активного чем он характера жизни. А Илья только за всем там происходящим наблюдал и не мог понять, что сейчас такое было. При этом в его голове принялись наслаиваться очень странные и удивительные мысли.

– Так это тот самый Кондратий Михайлович. – Вот такого рода осмысление пришло в голову Илье. – Кто бросил вызов моему соседу по рабочей ячейке, застраховав от несчастного случая свою жизнь вот таким странным способом, решив перехитрить судьбу. А она не пожелала быть им обманутой и поставила его на должное место. А ведь о падении кирпича ему на голову его как раз и предупреждал мой сосед. И что это тогда может значить? – а вот этот вопрос Илья заставил его одёрнуть голову вверх, где он принялся искать добровольного помощника, так называемую руку судьбы.

Вот почему-то Илья в этом деле проявляет большой скептицизм и чего-то не верит в то, что судьба собственноручно свои предначертания проводит в жизнь и решает без добровольно-принудительного использования хотя бы в тёмную помощников из числа людей. И падение осколка кирпича на голову этому хамоватому типу, кто, пожалуй, и всего вероятней, всю свою жизнь шёл и напрашивался на такой итог своей жизни, – он уж точно не одному Илье дорогу перешёл и подрезал, – не есть уж точно плод решения природной случайности, – его ветром вынесло из стены, куда ранее кирпич вколупал без соблюдения технологии и небрежно не трезвый каменщик Михалыч, – а за всем этим определённо стоит своё стечение не всегда странных и необъяснимых обстоятельств, где в итоге стоит исполнитель в человеческом обличие.

Вот, например, он сам. Прояви, к примеру, Илья большую настырность и нахрапистость, не пропустив вперёд себя этого наглого Кондратия, отдавив ему ноги, было замахнувшиеся его обогнать, то кто знает, стал бы жертвой падения кирпича на голову Кондратий, если предназначавшийся для падения на голову первого вышедшего из этого перехода человека кирпич, – а им станет на этот гипотетический раз Илья, – вбил бы об оземь в себя Илью. Так что тут надо посмотреть, что это за такой замысел фатальности, относится ли он именно к этому месту, в это время, или же он имеет для себя другое целеуказание, связанное с тем, что для этого Кондратия Михайловича пробил свой последний час.

– А ведь тот, вчерашний разговор с ним моего соседа, в своём роде есть предвестник судьбы, и он входит в ту самую схему предначертания человеческой судьбы, по которой ведётся работа с человеком. – Рассудил Илья, переведя свой взгляд в сторону людей, обступивших Кондратия Михайловича. – Я должен узнать, кто мой сосед. – Сделал первый вывод Илья. – И кто такой этот Кондратий Михайлович. – А вот эта вторая мысль Ильи была более чем разумна. И связана она была с тем, что он не был уверен вообще, что ему удастся выяснить что-то дальше своего рабочего стола. Ну а для чего всё это им сейчас надуманное нужно было, то что-то на интуитивном уровне ему подсказывало о том, что тем, чем занимаются в этом агентстве «Надежда», настолько важно, что он не имел права всё это игнорировать, ограничившись одним интересом Эвридики и сейчас плюс своим полученным заданием. Которое только в характере участвующих в нём лиц разниться, а так-то оно является одним из замыслов судьбы, с её играми с людьми.

И Илья, остановившись на этом решении, выяснить непременно, кто такой этот Кондратий Михайлович (в этом он отчего-то был более чем уверен), всё же посмотрев на свои часы, которые фиксировали не такую уж большую рань, но только не для рабочего дня их колл-центра, организующего свой рабочий день для операторов с послеобеденного времени, и с решением, что у него есть ещё время на благородный поступок, бросается в гущу этой массы столпившихся вокруг Кондратия людей.

И как по прибытию в эпицентр развивающихся событий вокруг Кондратия понимает Илья, то человек, конечно, всё ещё отзывчив на беду ближнего своего, на которую он хотя бы рефлексивно да реагирует, а вот насчёт оказания первой помощи тому же ближнему своему, то с этим вопросом более сложно. И если насчёт вызова скорой помощи, то с этим как-то сумели справиться, то вот насчёт справиться с истечением крови из Кондратия, то он всё как лежал, кровью истекая, то также и продолжал, пока в это дело не вмешался появившийся Илья. Что вызвало массу противоречий и споров со стороны той активной и неравнодушной массы зевак, кто посчитал, что он больше всех знает, особенно в деле оказания помощи людям, ударившимся головой о кирпич, заявляя, что ему жизнь уже итак вон как приложила, так что его трогать категорически не рекомендуется. Можно в нём сотрясти последнее, что осталось от человека. А быдла итак полно и в нём недостатка не ощущается.

Но так как все эти жизнью и опытом жизни люди одарённые, как правило, не спешат пачкать свои руки и вот такими в том числе проявлениями изнанки жизни, то Илье никто не стал мешать в его деле оказания буквальной помощи Кондратию. Плюс тут как раз скорая помощь подоспела, в которую вместе с Кондратием загрузился и Илья, чтобы сопроводить человека собой спасённого и быть полезным для медицинского персонала, оказывающего помощь Кондратию в плане, конечно, не лечебных мероприятий, а информационного обеспечения – что, когда и каким образом всё это дело с Кондратием, не имеющим при себе страхового свидетельства, случилось. Ну и заодно некоторые интересующие себя вопросы решить насчёт всё того же Кондратия, человека уж очень не случайной для Ильи судьбы. Кто может раскрыть для него некоторые алгоритмы работы фатализма на человека. А зная, по какому алгоритмы отрабатывает человекам его судьба, можно… Аж дух захватывает от всего этого «можно».

– Кто тут у нас? – задался этим вопросом дежурный врач, встречая им в своём приёмном покое, а так-то круглосуточном беспокое всю бригаду скорой помощи, Илью и в первую очередь Кондратия на коляске. Ну а так как каждый из спрашиваемых имел собственную позицию и точку зрения на ответ на этот вопрос, то и ответы у всех спрашиваемых разнились между собой, с учётом занимаемого положения в жизненной иерархии спрашиваемого человека.

– Черепно-мозговая травма средней тяжести. Апоневроз не повреждён. – Даёт ответ врач скорой помощи.

– Какая клиническая картина? – следует добавочный вопрос со стороны дежурного врача Лаврентия, как было написано на его бейджике. А вот на этот его вопрос врач скорой помощи не склонен отвечать культурно и вообще хоть как-то словесно и даже через губу. С него достаточно уже того, что он сделал для жизни этого человека. А Лаврентия он и раньше терпеть не мог за его предвзятость и своего рода наглость по отношению к ним, врачам скорых, так называемых с точки зрения Лаврентия лиц не с твёрдой жизненной позицией и вообще стабильность им претит, то и сейчас ничего не изменилось. И врач скорой помощи только хмуро смотрит на Лаврентия, посылая ему однозначно понимаемые сигналы.

– Тебе значит привези пациента, всё о нём разложи по полочкам, а сливки снимать будешь только ты. Нет уж, так не выйдет. Демонстрируй своё умение ставить диагноз, доказывая, что ты не зря столько лет протирал штаны в медицинском институте. Куда меня, не менее чем ты талантливого человека, не взяли по одной лишь причине. Я рожей не вышел. И мне пришлось заканчивать медицинское училище, получив профессию фельдшера. – Вот что сверкало в глазах фельдшера, когда он грубил лицом Лаврентию, всё время удивляющемуся тому, почему его фельдшерский состав не любит. – От зависти языки прикусили, вот и не могут мне никогда ничего толком ответить. – Вновь оправдал фельдшера за его не умение внятно всё объяснить Лаврентий.

Ну а раз с фельдшером по причине его неустойчивого состояния общаться, в общем, не имеет никакого смысла, то Лаврентий переводит свой вопросительный взгляд на Илью и как бы его спрашивает на своём медицинском диалекте, свойственном врачебному персоналу ещё со времён античных врачевателей, а в частности самого легендарного врача Гиппократа. Кто сперва лечебным словом обхаживает своего потенциального пациента, выясняя его степень подверженности болезням, и как далеко зашли в него все эти болезнетворные метастазы. А для этого Гиппократом выясняется общественное и финансовое положение обратившегося к нему за помощью человека. После чего он путём косвенных вопросов выясняет его ход мысли в сторону использования данного ему природой всё того же положения в обществе и куда он тратит излишки своего заработка.

И после этого краткого опросника в принципе медицинская картина полностью вырисовывается на этого только с виду зажиточного гражданина Эллады, а так-то его с утра до вечера грызёт его беспредельная скупость и прижимистость, отчего он и ест что попало, пьёт тоже самое и вообще пытается питаться божьим духом. Из чего сразу вырисовывается достойный жизни этого человека эпикриз, являющийся всегда отражением жизненных инициатив человека. – Вы, гражданин, самоед. И с этим ничего не поделаешь бесплатно.

– И здесь из меня дурака хотят сделать, кровопийцы. – Ставит свой эпикриз гражданин с большим сомнением в сторону людей от так называемых медицинских наук.

Что же касается Лаврентия, то он не так сразу категоричен к Илье, а он ему ещё даёт шанс оправдаться.

– А вы, голубчик, какого хрена здесь делаете? Здесь, если вы ещё не просекли своим недальновидным умишком, посторонним вход воспрещён. Или я о вас чего-то не знаю и вы так сказать, не совсем посторонний. – С вот таким посылом смотрит Лаврентий на Илью. А Илья, неся в себе с самого детства стойкое уважение к людям в белых халатах, особенно если эти халаты имеют на себе следы от работы с неуёмными и бывает что и бесноватыми пациентами, кому не помешает вставить челюсть и лучше будет консервативным способом, через кулак, несколько в себе замешковался сперва, не зная, чем оправдать своё здесь появление. И кто знает как бы дальше разговор пошёл, если бы тут к нему не пришёл на помощь фельдшер, пояснив его здесь появление тем, что ему, мол, этот тип на каталке, жизнью обязан.

Но Лаврентия всё это всё равно не устраивает уже и не поймёшь из-за каких причин, – из-за стойких противоречий с фельдшером или же его следованию правилам приёмного отделения, где право вмешиваться во внутреннюю жизнь человека имеют лишь люди с медицинским образованием, – и он требовательно так вопрошает. – И что с того? – А так как этот вопрос Лаврентия в себе несёт философствование и всякого рода диалектику, а на это всё Илья не подряжался объясняться, отлично одновременно понимая, что в этих сферах Лаврентий его легко положит на лопатки, используя свои эксклюзивные знания биологии человека и его нервные окончания, – возьму эту падлу на рефлексах, – то Илья считает нужным не отвечать на этот провокационный вопрос Лаврентия.

А Лаврентия и в правду, что за такая падла, берёт и начинает использовать своё служебное положение в личных целях, заявляя следующее. – Попрошу вас на выход отседова.

– И куда ж? – как с ним (Ильёй), так и он будет отвечать Лаврентию.

– В общий коридор. Там можете подождать новостей о состоянии… – на этом месте Лаврентий переводит свой взгляд на поступившего пациента, затем опять смотрит на Илью и задаёт возникший прямо сейчас вопрос. – Кстати, вы не в курсе, как зовут вашего спасённого.

На что Илья хотел было заметить столь удивительно скрупулезному врачу Лаврентию, что он приходит на помощь людям не по своему знакомству с ними, а по зову сердца (хотя в этом вопросе он с лукавил), и если кто-то об этом типе с точностью до волоска на голове знает, то этот тот кирпич, который счёл необходимым упасть на голову именно этому человеку. И как он, философски тоже умея мыслить, понимает, то это всё не какая-то там случайность. И если это так, а это так я вас уверяю, то этот кирпич точно в курсе того, кого он решил отправить на тот свет.

Но Илья опять не сумел поставить на место Лаврентия, перебитый всё тем же фельдшером, и в самом деле во всех дырках затычка, и в вопросе настороженного к нему отношения со стороны Лаврентия, Илья, пожалуй, займёт сторону Лаврентия. Кто хоть не так разговорчив и бывает что помалкивает. А этот фельдшер, как уже про него понял Илья, вообще язык не умеет держать за зубами, и какая может для него существовать врачебная тайна. Да он всё о тебе расскажет и выскажет, стоит только найти должный подход, через склянку спирта, к фельдшеру.

– Что скажите доктор о Соломоне Андреевиче? – задастся вопросом к фельдшеру перехвативший его в курилке взволнованный человек, судя по тому, как он путает, куда деть сигареты в своих руках, тыча ими в фельдшера, уже прекратившего сопротивляться этому давлению на себя в виде сигаретного подкупа и взявшего пачку сигарет у этого нервного прохожего.

– О Соломоне Андреевиче? – переспросит многозначительно подошедшего фельдшер, как бы испытывая его характер на крепость убеждений и верность своему слову.

– О нём самом. – Подтверждает силу своего слова и воли подошедший.

– В философском контексте? – что-то опять мудрит фельдшер, задаваясь новым, довольно странным вопросом для этого места нахождения, где о философии вспоминают лишь тогда, когда говорить больше не о чем (всё предрешено тут). Тогда, впрочем, его вопрос не столь странен, если вы, конечно, понимаете язык медицинских работников, кто и выражается всегда мёртвым языком, что б не быть полностью ясным для тех, кто в первую очередь заинтересован в ясности понимания своего лечащего врача (так же использование мёртвого языка в своих лечащих действиях, служит для того, чтобы иметь связь с потусторонним миром, с кем у врачей идёт торг насчёт своего пациента) и имеет чувство юмора до чего же странное и поразительно пугающее пациентов.

Ну и подошедший к фельдшеру человек, явно не полностью и правильно уловив посыл этого вопроса фельдшера, слегка растерялся, интуитивно чувствуя, что фельдшер, как и другие работники медицинского цеха, просто так вопросами не задаётся, из-за необходимости не расстраивать фельдшера и ему не грубить своим отказом, и вообще, лучше будет получить для себя дополнительную информацию, чем нет, даёт утвердительный ответ. Что видно по фельдшеру, его удовлетворяет и он с задумчивым видом, после глубокой затяжки обволакивающего разум дыма, выдаёт удивительную сентенцию. – Вижу в этом имени преемственность политического и духовного поля. – И сказав это, теперь внимательно ждёт ответа на эту свою иносказуемость от этого подошедшего к нему человека, всего лишь поинтересовавшегося о здоровье своего знакомого, а не о его дальнейшей политической судьбе.

А обычные люди так далеко не заглядывают в отличие от медицинских работников, кто вынужден в своём подходе к лечению пациента рассматривать не только его биологические данные, подверженные природной коррозии и оттого выходящие время от времени из строя, но и его духовные основы, этот становый хребет человека, на котором вся эта биологическая масса, называемая человеком и держится. Плюс медицинские работники, за кем часто определяется будущее человека, как бы они не стремились быть бесстрастными и нейтральными, должны обязательно учитывать то, как себя зарекомендовал при жизни их пациент и кого по делам его ждёт, либо рай, либо ад. А от этого его итогового пункта назначения пути человека уже многое в будущем зависит для его лечащего врача, уж совсем не желающего портить отношения с представительствами обеих итоговых точек.

– Я политикой не интересуюсь. – Слишком уж самоуверенно заявляет вот такое этот проходимец точно.

– Вот как. – С интересом и с долей удивления посмотрел на проходимца фельдшер, слегка ему позавидовавший, если это, конечно, правда.

– А кто для вас этот Соломон Андреевич? – через прищур глядя на столь взволнованного проходимца для фельдшера, задаётся ему вопросом с подвохом фельдшер. А проходимец чего-то не понимает, какое это имеет отношение к здоровью столь им уважаемого Соломона Андреевича. О чём он так и спрашивает этого столь самонадеянного человека от медицинской как бы профессии.

А фельдшер, что за бестия такая, стоит на своём, на пакостном отношении к людям с этой стороны лечебного процесса. – Я, – говорит чересчур самонадеянно фельдшер, – задал вопрос. И хочу услышать на него прямой и искренний ответ. – И падла так при этом уставился на человека так о Соломоне Андреевиче волнующегося, что он даже вступил в спор с человеком медицинской профессии, с кем априори не вступают в спор, если ты, конечно, уверен в том, что тебя в итоге обойдёт стезя встречи с человеком врачебной профессии – без всяких мучений и цепляний за жизнь ты успокоишься в итоге не веки вечные.