Текст книги "Живым не дамся смерти. 1/2. 3"

– Искренне хотите знать? – риторически спрашивает фельдшера этот нервный проходимец, со своей стороны уперевшийся взглядом в фельдшера. – Раз так, то слушайте. Я всеми душевными силами терпеть не могу эту гадину, Соломона Андреевича. И по этой самой причине, я нахожусь в первых рядах людей, переживающих за его здоровье. Хочу, значит, что б он ещё подольше помучался, постепенно сдыхая от всех своих болезней, даденных ему за грехи перед нами, его подчинёнными.

– Ну, раз так! – с облегчением выдыхает фельдшер. – То спешу вас успокоить. С вашим Соломоном Андреевичем в этом плане будет всё в порядке. Так что можете успокоиться и, идти домой ни о чём не волнуясь.

– А как насчёт того, чтобы укрепить мою уверенность в ожиданиях благоприятного положения с Соломоном Андреевичем? – многозначительно так посмотрев на фельдшера, задаётся вопросом проходимец.

– Вы подвергаете мою веру в бога испытанию. – Воздев руки к верху с сигаретой в одной, что-то в себе такое теологическое возомнил фельдшер, если честно, то всегда прибегающий к вот такой защите своих врачебных ошибок. – Не хотите ли вы подвергнуть сомнению то, что всё в руках бога? – задался вопросом фельдшер, посмотрев вновь через прищур на этого сомнительного типа.

– Я в этом даже не сомневаюсь. – Говорит в ответ проходимец. – Я всего лишь считаю, что человек есть сознание помыслов бога и инструмент проведения его замыслов в жизнь.

– Что ж, с этим я готов согласиться. – Убирая пачку сигарет в карман, говорит фельдшер, давая понять проходимцу, что не оскудеет рука дающего, тем более на благое дело – на продление жизни в мучениях поделом человека.

– Судя по документам, – вот так перебивает Илью фельдшер, как всеми тут догадливо понялось, то не имеющий ничего в себе святого и культурно-воспитанного, раз он залез в карман этого бессознательного пациента. И как всеми ещё понимается, то не для того, чтобы выяснить его имя и адрес его проживания, а фельдшера больше всего интересовало имущественное положение пациента, которое определяется через его портмоне. А вот определил ли он всё это, пока что доподлинно неизвестно, да и фельдшер очень ловко переводит эту тему разговора на самого пациента, озвучивая его фамильные и именные данные.

– Кондратий Михайлович Бездыханный. – Озвучивает имя пациента фельдшер, вызывая улыбку напряжения на лице Лаврентия, было рефлекторно дёрнувшегося рукой в сторону шеи пациента для проверки его пульса и даже дыхания. Что немедленно было замечено фельдшером, себе в нос усмехнувшимся. Что уже слишком для Лаврентия, и он требовательно так посмотрел на фельдшера и отдал ему команду сообщить о случившемся с Бездыханным его родственникам.

– Только без этой вашей самодеятельности, с попытками из всего сделать каламбур. – Сделал уточнение Лаврентий, еле сдерживаясь от желания озвучить пришедший всем тута в голову каламбур насчёт этого пациента, когда о его состоянии спросят его встревоженные этим сообщением родственники. И как всем тут уверенно кажется, то фельдшер ничего с собой не сможет сделать и не устоит против того, чтобы сказать, что ваш папаша Бездыханный находится здесь в своём самом обыденном и стабильном состоянии, то есть бездыханным.

И что самое удивительное, так это то, что Лаврентий не сможет укорить фельдшера в таком его подходе к сообщению родственникам отжившего своё человека. Ведь при их самой сложной на всём белом свете профессии, где они каждый рабочий и не рабочий день ходят по краю бездны, между жизнью и смертью, заглядывая по ту сторону бытия человека, им чтобы сохранить себя, по крайней мере, в человеческом облике, нужно защитное средство, так называемый оберег. И этим оберегающим и сохраняющим их в здравом уме средством является их отличное от всех других людей чувство юмора. Которое только с виду кажется жестоким и этически невыдержанным. Но если сделать поправку на понимание специфики работы врача, то всё становится на свои места. И убитые горем родственники уже не так убиваются по вашему медицинскому взгляду, а они всего лишь слегка интригуют.

– Если у вас такая во мне неуверенность, то чё вы мне это дело поручаете, а не сами за него берётесь? – начинает возмущаться фельдшер.

– Хотя бы потому, что мне некогда. Да и лучше вас этого никто не сделает. – Отвечает Лаврентий. А вот это другое дело, судя по удовлетворённому виду фельдшера, выдвинувшегося во внутренние помещения больницы, где, наверное, находился телефон, с которого он и собирался позвонить и тем самым выполнить святой долг перед родственниками Кондратия Бездыханного, до этого момента ничего подобного и не подозревавших за своим родственником Кондратием, всегда, если честно, вызывавшим требовательного характера вопросы у своей супруги по вечерам в выходные, когда он пропадал за полночь. А вот сейчас он в один момент вдруг решил их без возврата на этот раз покинуть и при этом также без предупреждения и внятного объяснения вот такого своего странного со здравой точки зрения человека поступка (ну и что, что он сам обо всём этом не знал и всё так вышло спонтанно).

– И хуже тоже. – Уже в спину фельдшеру бросил эту фразу Лаврентий, как оказывается, не полностью искренний человек в лицо, в отличие от себя за вашей спиной. И это наводит на весьма опасные и сложные мысли Илью, на всё это посмотревшего с укором. А вот так смотреть на себя Лаврентий никому не позволит. Что он делает немедленно, принципиально посмотрев на Илью и, заявив непонимающе: Вы ещё здесь?

А Илья чего-то не понимает этого его вопрошание и что оно может значить. – А где я должен быть по вашему разумению? – уже сам вопрос Ильи звучит дерзко.

– Там. – Кивает Лаврентий в сторону выходной двери во внутренние помещения больницы. – В общем коридоре ожидания.

– Ожидания чего? – Илья продолжает демонстрировать неуёмность своего характера.

– А это как на то судьба укажет. – Смеет вот такое заявлять Лаврентий, расписываясь тем самым буквально в своей ничтожности и не в способности врача повлиять на жизнь своего пациента. И Илья даже не знает, что на это сказать, не понимая, чем он заслужил в глазах Лаврентия такое право на откровение.

– Вывел, сволочь. – Вытолкав в шею фигурально, а так-то в спину Илью в дверь, после её закрытия открылся перед медсестрой Лаврентий в том, чем Илья заслужил для себя вот такого искреннего подхода к нему себя, Лаврентия. Ну а вытолканному в общий коридор Илье ничего другого теперь не оставалось делать, как начать решать, что же дальше делать. Ждать каких-то вестей от Лаврентия, кто обязательно захочет на нём провести какие-нибудь свои мысленные эксперименты с применением своего специализированного чувства юмора, раз он сумел его так достать до рукоприкладства, либо же наладить контакт с фельдшером… – А ведь он как раз больше всего о Кондратии знает, имея в руках его документы. – Спохватился Илья, принявшись крутить головой в разные коридорные стороны, в попытке там отыскать этого столь зловредного фельдшера, сумевшего и таким образом насолить Илье.

Но ни там, ни там его не было, – а искать его, плутая по зданию больницы не очень здравая идея, – и Илья решает присесть у кабинета приёмной (нет, лучше чуть от ней подальше), чтобы посидеть успокоиться и обдумать свои дальнейшие действия здеся.

И только он присаживается на скамейку, расположенную через кабинет другой от приёмной Лаврентия, как с одной стороны коридора раздаётся шум людского движения и волнения такого, что Илья не может оставаться безучастным, и он переводит всё своё внимание в эту сторону. Где он и обнаруживает совсем скоро появление источника этого шума, а именно несколько встревоженных и запыхавшихся людей разнопланового вида – две женщины, одна молодая, а другая не такая уж молодая, и двое мужчин, один очень забористого вида, а другой более степенен и дороден.

И вся эта нервно выглядящая и взволнованная публика, не просто идёт по коридору в сторону Ильи, чем несколько его напрягла, а она ничего перед собой встречаемым не оставляет без внимания, всё вокруг разглядывает, в особой частности встречные двери, в которые она по ходу своего движения заглядывает и судя по всему тому, что эти люди демонстрируют, то они кого-то тут ищут. И как на одно мгновение при их подходе к Илье ему показалось, то и он может находиться в числе тех людей, кто будет небезынтересен для этих людей и они могут и на нём остановиться.

Но с огромным облечением для Илья сейчас же выяснилось то, что он хоть и достоин того, чтобы им могли заинтересоваться эти люди, но всё же они сюда пришли не по его душу, и они продолжили свой путь дальше. Но не настолько дальше, как уже захотелось этого Илье. А как им уже подозревалось, то до двери приёмной к доктору Лаврентию. Куда, впрочем, их всех вместе и по частям не пустили, хотя они на первом этапе, воспользовавшись внезапностью, сумели головами туда проникнуть. Но это был их временный успех и спустя практически секунды, в дверях появился доктор Лаврентий, задвинувший собой всю эту взбалмошную публику, с готовностью истерить и нервничать, если всё будет не по неё.

Но видимо врач Лаврентий всё же профессионал своего дело, хоть это так и не показалось Илье, кто, впрочем, не может быть к нему объективен, раз ему удалось в один момент поставить на место всю эту нервную публику и заставить себя слушать. И как буквально сейчас выясняется Ильёй, всё это время за ними наблюдающим, то Лаврентий всего этого послушание у этих людей добивается, надо же, за его счёт. И это не просто какие-то домыслы неприятия Ильёй доктора Лаврентия, а это следствия его наблюдения за происходящим там и в особенности за самим доктором Лаврентием, кто своими кивками в его сторону не только переводит внимание своих собеседников на Илью, а он им в нём на что-то такое указует, что начинает озадачивать не только Илью, напрягшегося в себе в готовности дать отсюда дёру, но и этих людей, принявшихся теперь нервничать в его сторону.

Чем, как и ожидалось Ильёй, очень ловко воспользовался доктор Лаврентий, незаметно покинув пределы коридора, закрывшись в своём кабинете и оставив Илью один на один с этой нервной публикой, принявшейся между собой переговариваться, с тоже время бросая свои злобные взгляды на Илью. А Илье чего-то совсем не хочется быть вот такой грушей для битья для незнакомой массы людей и он начинает собираться поскорее покинуть это своё место сиденья. Но не успевает. К нему (а к кому же ещё!) со стороны этой публики отряживается посланец – тип забористого вида. И Илья вынужден остаться сидеть на месте до разрешения вопроса к себе подхода этого типа, на кого он смотрит и ждёт его подхода.

И вот Илья немигающее не сводит своего взгляда с этого типа и тот тоже с таким же целеустремлением идёт к нему и понятно уже точно, что они между собой разойтись не могут. Что так и есть, и этот тип, сократив расстояние до Ильи до границ перехода на личности, обращается к Илье с несколько странным утверждением. – Нам сказали, что это вы. – И само собой Илья не может и не обязан понимать этого типа и то, что он имеет в виду под этим утверждением.

– Я не совсем вас понимаю. – Отвечает Илья.

– Вы тот, кто спас жизнь моему брату, Кондратию. – Делает уточнение этот тип.

– Это слишком громко сказано. – Отвечает Илья. – Я лишь оказался в нужном месте, в нужное время.

– Лучше бы вы там не оказались. – Ответил горестно так называемый брат Кондратия, покачивая головой. А вот что это сейчас было, то Илья совсем не понял. О чём он так и спросил. – Почему?

Ну а брат Кондратия, как оказывается, уже находится на своей отвлечённой волне, и он продолжает развивать свою мысль, связанную последовательно с его первым высказыванием. Впрочем, эти его размышления вслух в чём-то сообразуются с вопросом Ильи и дают на него ответ.

– Я понимаю, вы действовали не произвольно, спонтанно, отталкиваясь от своих внутренних рефлексов, заложенных в вас природой для указания на вашу человечность в отличие от какого-нибудь хищника, живущего одними инстинктами самосохранения, но вы в своих действиях не использовали то в нас, человеков, заложенное разумное начало, которое является точкой отсчёта и опоры в человеке, как определяющей его человеческую сущность, самосознательность, – а это более высокая категория определения человека, нежели его человечность, отвечающая за категории морали и нравственности, – то есть не опирались в своих решениях на информацию о человеке вами спасаемом, кто являлся гадом гадким, – здесь брат Кондратия, сделав мерзкий акцент, прямо подчеркнул своё неприятие и негативное отношение к своему брату, – и тем самым этот ваш поступок по спасению человека, только в идеальном мире может быть принят и оценён однозначно хорошо, тогда как в нашем мире, живущим далеко не по идеальным правилам и законам, где человеком ты можешь называться, но по своей сути им не являться, где действуют законы относительности обстоятельств твоего и возникшей вокруг тебя ситуации определения, ваш поступок не может так однозначно принят. И наша семья, к которой принадлежал когда-то и этот отщепенец, падла и последний негодяй Кондратий, не может принять ваш поступок как благородный и разумный. – На этом месте брат Кондратия замолчал, при этом уставившись на Илью с непонятными для него целями.

– И что мне теперь делать? – сам не зная почему, задался этим вопросом Илья.

– Вы встали на пути судьбы, вам и исправлять то, что вы натворили. – Вот такое заявляет этот брат Кондратия, судя по всему им сказанному, недалеко ушедший от Кондратия сволочи, если он и есть такой.

– Вы, наверное, шутите? – переспрашивает в ироничной, но совсем не смешной манере Илья, уже догадываясь, какой он ответ получит на этот свой вопрос. И Илья в этот раз нисколько не ошибся, и брат Кондратия полностью подтвердил его догадки.

– Даже и не думал. – Заявляет брат Кондратия своим каменным, без всяких эмоций лицом. И вот тут-то Илье в голову приходит интересная догадка, которую он тут же берёт на вооружение в разговоре с этим так и наседающим на него братом Кондратия.

– А не вы ли подталкивали судьбу для такого итогового решения с Кондратием? Уж очень скоро и в полном составе ваша семья прибыла сюда. – Не в бровь, а в глаз бьёт своим вопросом Илья брата Кондратия. Впрочем, брат Кондратия, хоть и пропустил этот удар, одёрнувшись язвительной ухмылкой, тем самым вскрыв себя, всё же он умеет держать удар. Что он и продемонстрировал своим ответом. – Кондратий был единоличным регулятором и творцом своей судьбы. А мы всего лишь были жертвой его жизненных намерений, будучи втянуты им в свои махинации с жизнью. Так что мы скорее были и сами инструментами судьбоносных решений Кондратия, нежели отдельными мозговыми центрами по итоговому решению с ним.

– Тогда получается, что и я стал жертвой многоуровневых замыслов Кондратия, вовлёкшего меня так ловко в орбиту своего влияния. И выходит, я тоже инструмент в его руках, как и вы. – Делает вот такие выводы Илья. – И вы, требуя от меня то, что требуете, тем самым идёте на поводу Кондратия, который так умело столкнул нас лбами. – Здесь Илья сделал совсем короткую паузу, чтобы дать переварить данную информацию брату Кондратия, и в самом деле почувствовавшему растерянность и расстройство личности, после чего продолжил своё обращение брата Кондратия из своего врага в свои единомышленники. – И как мне мыслится, – говорит Илья, – то было бы совсем глупо действовать по тому же, задуманному Кондратием плану, не узнав, чего в самом деле добивается Кондратий.

– А чего он может добиваться? – теперь уже брат Кондратия не совсем поймёт Илью.

– Мне это сложно сказать, не зная Кондратия как вы. – С задумчивостью говорит Илья. – Этот вопрос скорей относится к вам. Вы же знаете, в каких родах деятельности и подлости подвязывался Кондратий. Что он мог такого задумать, чтобы вас так ловко обвести вокруг пальца с покушением на свою жизнь. Это может быть его страховка от несчастного случая, где не сама страховка покрывала бы этот случай, а замешенные в нём люди, с кем у Кондратия имелись кардинальные противоречия на будущее наследование чего-то общего. – И судя по задёргавшемуся глазу брата Кондратия, то Илья своим предположением вновь попал в точку.

– Мне надо переговорить со своими родственниками. – Говорит брат Кондратия, наскоро подымаясь со скамейки, куда он присел во время разговора с Ильёй, и выдвигаясь в сторону своих заждавшихся родственников.

Ну а Илья, уже поняв, что с Кондратием всё будет хорошо, когда он находится под такой родственной опекой, чтобы значит, им не мешать заботиться о своём злобном родственнике и не мозолить им глаза собой, олицетворяющим тот самый поступок, который им все карты спутал, быстро подымается со своего места и с той же скоростью начинает уходить в противоположную от этой родственной кодлы сторону.

По выходу из больницы Илья, не оглядываясь идёт пока что прочь отсюда, а когда он минует пару кварталов и больницы уже и не найдёшь визуально, если даже назад обернёшься, то только тогда он сбавляет ход до остановки. Здесь переводит своё дыхание и неожиданно для себя начинает несдержанно смеяться, пугая и заставляя себя обходить на расстоянии прохожих, нежелающих вот так просто заражаться какой-то новой заразой, симптомом которой является спонтанный смех и ничем необусловленная радость до соплей незнакомца. Что есть большая опасность заражения новым вирусом смеха в наше время, поглощённым человеческой самоцелью собственного сбережения, где человек из-за невозможности образовать вокруг себя вакуум хотя бы того же общения (природа у него такая социально-сволочная, требуют для себя общения), всеми надуманными путями ограждает себя от контактов первой степени с другим человечеством, которое является носителем различных вирусов, этим бичом современного общества, болезненного до предела тем же предубеждением против всего вокруг себя.

А вот и подтверждение для набитого на вирусах глаза прохожего. Илья озвучивает себе в нос то, на что подводило вот такое его поведение. – Так и сбрендить можно. – Пробалтывает эту мысль Илья, прямо пугая услышавшего это прохожего, посчитавшего, что процесс сбрендивания уже давно запущен и как бы ему не попасть под жернова последствий этого умственного вначале, а затем душевного заболевания. Хотя может и наоборот, если заболевший человек не шибко умный. А так-то всем этим умственным болезням, в частности шизофренией, подвержены люди могучего склада ума и интеллектуала, где их голова от забитостью себя стольким умом и всем этим давлением на черепную коробку, само собой не выдерживает всего этого и начинает выпускать из себя пар не укладывающимся в здравое сознание поведением.

– Ладно, идти пора. – Ставит точку в этом своём отступлении от обыденных правил поведения человека на улице Илья, выдвигаясь на своё новое место работы – в колл-центр «Надежда».

Глава 8

Новые задания

И как по подходу к зданию колл-центра Ильёй выясняется, то второй приход не менее тревожен, чем первый. И если в первый раз ты опасаешься своего полного незнания происходящего под сводами колл-центра, то сейчас ты опасаешься уже другого. Правда, вот чего, то тут большой ясности для Ильи нет. Но опасение при этом присутствует на интуитивном уровне. Почему-то Илье кажется, что администрация колл-центра в лице супервайзера, вчера захваченная врасплох его неожиданным появлением, за прошедшее после вчера время сумела собраться, навести о нём справки и, выяснив, что он не тот за кого за себя выдаёт, посчитает важным, нужным и заблаговременным по его приходу его под благовидным предлогом завести в какой-нибудь отдельный кабинет и там начать колоть на предмет выяснения его личности и целей его внедрения в колл-центр.

И заниматься выбиванием из него показания будет, нет, не супервайзер, а куда изощрённей в своей жестокости и умении вырвать из ума человека само сознание юная представительница женского пола, в которой такого замысла её природы никогда и ни за что не представишь, – она сама невинность и пушинка, с добрейшим и ласковым взглядом, – с очаровательным именем няшкой Цветик Семицветик.

И как только Илья, введённый в заблуждение супервайзером, – пройдите в кабинет два нуля за информационным бюллетенем, – войдёт внутрь этого кабинета, то он и пикнуть и вздохнуть не успеет, в момент скрученный в узел могучими захватами людей из отдела специальных операций, который есть в каждом уважающим себя колл-центре, в чьи задачи входит выявление вот таких как Илья шпионов, провокаторов, подрывающих доверие к службам мониторинга умственного начала в головах людей, и… А вот что третье, то это сейчас и будет выяснятся в Илье.

Ну а действовать эти спецы будут по стандартной для таких разработок схеме. Так сперва следует классический первый шаг, когда их клиент был захвачен врасплох, сотрясён в себе всей этой неожиданностью к нему подхода со всем этим рукоприкладством и понижения его самооценки до уровня плинтуса тем, что с его личным пространством тут не только не считаются, но и не собираются это иметь в виду, поставив его в самое неловкое для себя положение со спущенными штанами перед столь прекрасной и желанной девушкой. Кто стоит вся такая очаровательная, прекрасная и восхитительная перед тобой ничтожеством и дегенератом со спущенными штанами и начинает смотреть на твоё я через призму твоих спущенных штанов и того, чем ты там ещё хотел гордиться и позволял себе мысли о том, что ты достоит предложить вот такой как она больше чем могут предложить другие претенденты на её сердце. И тут понятно и без слов и других объяснений, как начинает себя пакостно и паскудно чувствовать поставленный перед Цветиком Илья. Кого обуревает до чего же странное чувство. Как будто со спущенными штанами стоит Цветик, а не он. И от этого он не может найти себе место от стыда.

Что прекрасно видит Цветик, сразу же делающая из всего этого неверные выводы.

– Человек, которому нечего скрывать и он честен, не будет прятать свой взгляд, бегая глазками в разные стороны. Он прямо посмотрит в глаза правде («Какой правде?!», – это было истерика Ильи). Чего в вас как раз не наблюдается. И тогда спрашивается, что вы от нас скрываете? – задаётся этим вопросом Цветик и сама берёт и смотрит не в глаза Илье, а туда, откуда у него спущены штаны.

И чёрт её побери! Как на эту её провокацию реагировать Илье, чья человеческая природа не знает удержу и начинает восставать против таких пристрастных взглядов на себя со стороны этой провокаторши на рефлексы точно, Цветика.

Аж в пот бросило Илью от всех этих представлений, которые он увидел воочию в отражении стеклянной двери, открывающей проход в здание колл-центра. И вот совсем как-то не хочется Илье сейчас заходить в здание центра, он более чем уверен, что его там ждёт, если не Цветик Семицветик, то кто-то не менее опасный. Но повернуть Илья тоже уже не может, слишком он близко подошёл к входной двери, в отражении поверхности которой он видит чьё-то приближение сзади и он уже на этих внешних основаниях заходит внутрь, где сразу обращает на себя пристальное внимание девушек с административной стойки. Которые так принципиально в него впились своим, не то чтобы изучающим взглядом, – кто таков и всё такое, – этого как раз в них не было, – мы-то тебя насквозь видим и знаем, что ты за фрукт такой, – а они, исходя из своего знания о нём (они получили на его счёт инструкции: зайдёт такой-то тип, так вот, он не наш и взгляда своего с него не сводите), теперь фиксировали каждый его шаг, за которым однозначно стояла какая-то предумышленность.

И особенно в этом деле преуспела Алла, самая пронзительной и аншлаг выглядящая девушка, чьи жизненные приоритеты и цели не ограничиваются этой административной стойкой и это делает её очень дальнозоркой и всевидящей. И она уж точно и определённо увидела в Илье то, что он попытался в себе спрятать и закамуфлировать, даже в том случае, если Алле и девушкам со стойки не была спущена сверху команда зафиксировать по времени появление этого гада, Ильи.

И вот эта Алла не просто не сводит своего взгляда с вошедшего Ильи, а она прямо за него цепляется и тем самым не даёт ему свободно передвигаться и сделать шаг без оглядки на эту Аллу, кто своим встречающим приветствием и пожеланием доброго дня, прямо выбила всю твёрдую почву из под ног Ильи, теперь еле шагающим на бесчувственных ногах по направлению лестничного перехода. Где он даже боковым зрением боится посмотреть на не сводящую с него своего взгляда Аллу, он отчего-то уверен в том, что она это его косящееся внимание на неё обнаружит и сразу даст тревогу: Девочки! Он на нас косится!

После чего всю эту женскую компанию накроет шок, паника и кавардак, где они начнут от души истерить и возмущаться такому беспрецедентному нахальству, – я себя прямо-таки раздетой чувствую и я тоже, – которое учинил так прилюдно, только с виду приличный молодой человек Илья, а так-то, как это сейчас выяснилось, полный пахабства и мерзости поддонок каких редко встретишь.

Но вроде Илья всего этого избежал, держа своё лицо безусловно прямо. Ну а когда он вскоре скрылся на лестничном пролёте, то было уже легче. Правда, ненадолго, и стоило ему появиться на нужном этаже и затем у той самой двери, ведущей в самое сердце колл-центра, операторскую, как тут же, у двери, выясняется, то его тут ещё больше всех ждут, и ждёт его супервайзер Регина Душа. И стоило только Илье приоткрыть двери, как он попадает в прицел внимания Регины, всем своим видом показывающей, как она его заждалась. Ну а словесно она сказала следующее:

– Ну вот, наконец. – Но на этом она не остановилась, а сразу выдвинулась навстречу к Илье, чтобы его сразу же взять в оборот. – У нас вышла запарка с выполнением заказов. И всё по причине выпадения из наших рядов одного из членов, на ком было столько много всего заточено. А учитывая то, что наш коллектив это команда личностей, где не только пестуется индивидуальность, но также имеет место быть сплочённость и взаимовыручка, то тебе придётся пока что отложить в сторону своё тестовое задание и заняться другими первоочередными задачами.

Ну а что может сказать в ответ Илья, как только согласиться. Что ожидаемо было для Регины, и она сразу повела Илью к его столу, по дороге делая пояснения тому, чем он должен в первую очередь заняться.

– Задачи на самом деле совсем не сложные, их просто много и они носят социологический, опросный характер, где опрашиваемые нами клиенты находятся в анонимном качестве, без привязки к месту и ко времени, и о них известна лишь их половая принадлежность: Он и Она. – Доводит до сведения Ильи основную характеристику вставших перед ними задач Регина.

А вот Илья хоть и внимательно слушает Регину, тем временем находится на другой волне, на волне размышления насчёт того, что такого случилось, что руководство через Регину так спохватилось. И как понимает Илья, то эта так называемая запарка с выполнением заказов вышла не по одной причине выпадения из их коллектива всего то одной единицы личности Дивида, а здесь наиболее вероятно есть какая-то связь уже с ним. И наиболее подходящее для всего этого объяснение заключается в том, что вчера руководство колл-центра было застано им врасплох (повторная уже мысль) и оно сразу не сообразило и смогло понять, кто он на самом деле такой. А вот за вчерашний вечер и сегодняшнее утро оно собрало всю имеющуюся о нём информацию и пришло к выводу, что он не тот, за кого себя выдаёт.

И с этим требуется немедленно разобраться. Но не так, как предлагала Регина, взять его нахрапом, под благовидным предлогом отведя в ту специальную комнату для решения и вот таких, щекотливых и деликатнейшего характера вопросов, а было решено поступить куда как более хитроумно, поставив перед этим шпионом новые первоочередные задачи (их должно быть много, чтобы он не сообразил, какая из них проверочная; это как проверка на полиграфе: самый главный вопрос скрыт в скопище вопросов), основным смыслом которых будет выведение его на чистую воду и на своих хозяев. А такие мысли, только что пришедшие в голову Илье, точно не улучшают его настроение, заставляя быть настороженным и видящим в каждом предложении Регины подвох.

И сама поставленная перед ним Региной первая задача, теперь видится Ильёй не такой уж простой, а она несёт в себе скрытые смыслы. И как понимается Ильёй, то анонимность клиентов вызвана не характером поставленной перед ним задачи, – она несёт в себе социальную подоплёку, – а тут есть что-то ещё. А что, то с этим Илье и придётся разобраться. И он уже начинает разбираться, убеждённо решив, что главное лицо в этих опросах анонимов есть некое третье лицо, которое через вопросы к ним, не просто влияет на их решения, а он пытается определять их судьбу. И проводником замыслов этого третьего лица будет он. Вот таким иезуитским способом руководство колл-центра хочет поймать его за руку, когда он попытается продемонстрировать свою точку зрения на происходящее. Чем и выдаст своё настоящее я.

А тут и со стороны Регины подоспело подтверждение этих его мыслей насчёт своего раскрытия перед компанией колл-центра. Регина решила не ограничиваться одними указаниями, а она посчитала за необходимое дать Илье несколько рекомендаций по ведению своего опроса.

– Перво-наперво ты должен суметь заинтересовать своего абонента. И это задача крайне важная, не столь простая и тривиальная в наше время столь перегруженном информацией. Ты должен дать человеку такое, мимо чего он не смог бы пройти, хотя бы не поинтересовавшись, что это такое. Ну а на основе этого своего первого постулата ты уже сможешь строить какие только хочешь замки иллюзий. – Дала Регина вот такое пояснение и одновременно рекомендацию к тому, как и с чего необходимо начать свой разговор с клиентом, который всегда занят и не отвлекаем от себя. И нужно действительно сильно постараться, чтобы он с первого вашего слова не бросил трубку. – В общем, задача следующая. Есть он и она. Нужно выяснить степень их заинтересованности друг в друге. – Регина с высоты своего роста вопросительно посмотрела на Илью, выказывающего не сильное понимание поставленной перед ним задачи. – Вот и всё. – Фиксирует на этом задачу Регина, и … – Если возникнут какие-то вопросы, то я буду рядом. – Говорит Регина, уже покидая Илью.

Илья внутренним зрением провожает Регину до её ухода от своего стола, после чего осматривает свой стол на наличие изменений, затем бросает свой взгляд в сторону перегородки, за которой своё место занял тот его сосед, который вызвал у Ильи столько вопросов и заинтересованность, и никаких движений там не обнаружив, возвращается к тому, что есть на его столе. А там, как и вчера, два телефонных аппарата, со своим удивительным и Илья до сих пор не верит, что за функционалом.