Текст книги "Дар шаха"

Тегеран, 1920 год

Избавившись от хитроумного грека, Воронин поспешил к тенистому Хасанабад-скверу, где располагалось красивое европейское здание лучшей гостиницы города – отеля «Кларидж». Если Большой базар был сердцем Тегерана, если тысяча мечетей и голосистых минаретов являлись его душой и голосом, а Голестан с его правительственными зданиями и казачьими гарнизонами – мозгом и мускулами столицы, то ресторан отеля «Кларидж» служил аппендиксом. Здесь британцы мужественно несли тяжкую ношу белого человека.

На пыльной мостовой перед отелем красовалась запыленная Жестяная Лиззи – автомобиль «Форд» модели «Т». Может, именно он и подсказал вооруженному античной логикой Стефанополусу, что хозяин автомобиля и командир британского военного корпуса в Персии генерал-майор Денстервиль обедает в ресторане «Кларидж».

В полутемном зале соблазны Востока уступали место добродетелям старой Англии. Усатые официанты в фесках и огромных белых фартуках подавали не баранину с карри, а сэндвичи с огурцами. Под потолком клубился дым гаванских сигар. Спертый воздух раскаляло не уличное солнце, а пылающие дрова в камине, а вопли торговцев и крики муэдзинов тонули в трелях дребезжащего фортепиано и в шуршании британских газет недельной давности.

Внушительную фигуру генерал-майора Лионеля Чарльза Денстервиля не заметить было невозможно, хотя он сам поднял руку и оглушительным басом окликнул Воронина. Похоже, сегодня русский доктор был нарасхват.

Воронин познакомился с Денстервилем зимой 1917–1918-го, когда экспедиционный корпус генерал-майора вместе с российской Кавказской армией защищал персидские прикаспийские территории от наступления германских и оттоманских войск. Летом 1918-го власть в округе Гилян захватили местные большевистские советы вместе с повстанцами Кучек-хана, и госпиталь Воронина закрылся за отсутствием медикаментов и персонала. Тогда же Александр присоединился к многотысячной толпе беженцев, которых охраняла мотоколонна Денстервиля, отступавшая из Баку после тяжелейших боев. Там он и познакомился с генерал-майором, несколько раз даже обращался к нему в качестве единственного врача при беженцах. Тем не менее в обычный день командующий британскими силами в Персии не стал бы зазывать русского доктора за свой стол. Впрочем, в обычный день и Александр не посетил бы сей вертеп. Но сегодня все искали новостей.

Лионель развалился на стуле, широко расставив колени. Справа от него застыл с прямой спиной командующий Казвинским гарнизоном сертип Реза-хан, подчиненный покойного Турова. Слева устроился незнакомый Воронину тонкий маленький иранец в длинном хеджабе. Его молодое лицо цвета слоновой кости с удлиненной заостренной бородой напоминало святых Эль Греко.

Персы пили чай. В качестве уступки Англии они пользовались не традиционными стеклянными эстаканами, а вустеровскими чашками. Перед генералом стояла полупустая бутылка бренди. Способность английских военных пить в любое время суток, похоже, являлась секретным оружием Британской империи, а Денстервиль был эталоном офицера его величества Георга V. В придачу генерал учился вместе с Редьярдом Киплингом и даже послужил прототипом для его героя – обаятельного пройдохи Сталки. С тех пор Денстервиль чувствовал себя способным лично устроить судьбу колоний Британской империи.

Впрочем, Реза-хан – усатый, носатый, с пронзительным взглядом из-под густых крылатых бровей – уступал полковнику разве что в любви к спиртному. Воронин был хорошо знаком и с ним: три года назад сертип защищал рештский госпиталь от очередного нападения курдских бандитов. Колоритный персидский казак запросто мог бы послужить тому же Киплингу прообразом Маугли. Осиротевший в младенчестве Реза Савадкухи начал службу рядовым и проявил такую отвагу, сообразительность и решимость, что к сорока годам стал полковником в основанной русскими царями Казачьей бригаде Персии.

Третьим за столом был Саейд Зия эд-Дин Табатабаи, главный редактор антикоммунистической, пробританской и ультраправой газеты «Молния». Имя Саейд указывало, что его носитель вел свой род от самого пророка. Держался Табатабаи так, будто не только являлся потомком пророка, но и замещал его.

Вряд ли британский генерал, лучший персидский вояка и влиятельнейший журналист собрались в «Кларидже» только для того, чтобы помянуть Турова. Разумеется, местные жители имели полное право наслаждаться здешней духотой, дрянным виски, мухами и бренчанием расстроенного пианино наряду с сынами Альбиона. Но делать это всем вместе за одним столом было явным нарушением традиции.

При появлении Воронина все привстали. Разговор оборвался.

– Господа, отпевание раба божия Владимира состоится послезавтра, 21 июня, в Свято-Троицкой церкви на русском кладбище. – Для мусульман, которые на церковной службе присутствовать не могли, Воронин добавил: – Желающие могут прийти прямо на кладбище, будет прощание у могилы.

Генерал-майор плюхнулся в кресло, щелкнул пальцами над головой:

– Гарсон! – Усатый пожилой гарсон разлил бренди по бокалам. – Доктор, выпейте с нами за упокой души покойного русского героя.

Денстервиль слишком уважал себя, чтобы принимать сокрушенный вид. Генерал был уверен, что господь бог создал мир ради британской аристократии и только через нее являет свою волю, а смерть Турова служила интересам империи. Англия уже сто лет безуспешно соперничала с Россией за Персию, и только Керенский, отозвавший отсюда русские войска, позволил англичанам беспрепятственно завладеть этим сочащимся нефтью куском земного шара. Но Казачья бригада под командованием царских офицеров до сих пор оставалась главной и неподвластной Англии силой страны. А теперь появилась возможность прибрать бригаду к рукам. Корона Великобритании сможет украситься еще одной колонией.

Реза-хан лишь слегка приподнял свой бокал:

– Рахмат а-Хода! (Помилуй его Аллах!)

Смерть Турова освобождала вожделенный пост, а значит, могла оказаться выгодной и сертипу – при условии, что на него не падет подозрение в убийстве командира.

Потомок пророка даже не притронулся к алкоголю. Прижал тонкую руку к груди, сказал на безукоризненном английском:

– Всевышний Аллах знает лучше. Устранение русского командира было в интересах премьер-министра. Ему давно был нужен такой командующий дивизией, который бы силой пушек заставил непокорный меджлис ратифицировать англо-персидское соглашение.

Никто из этой троицы не изображал скорбь, но это еще не делало их подозреваемыми. Воронин невольно усмехнулся:

– Премьер-министр не стал бы так рисковать. Страна и так на грани полного развала, все страшатся большевистской интервенции. С чего бы премьеру раскачивать свою и без того дырявую лодку?

Денстервиль откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу, отхлебнул бренди:

– А вдруг это сам шах решил избавиться от Турова?

– Как врач султана, я знаю наверняка, что Ахмад-шах не клинический идиот и не самоубийца, чтобы уничтожить свою вернейшую опору.

Зия эд-Дин поцокал в знак согласия:

– Я тоже полагаю, что это не шах. Людей, не угодных каджарским султанам, принято душить шелковым шнурком. Вряд ли такой традиционалист, как Ахмад-шах, стал бы нарушать почитаемый обычай.

Реза-хан выдвинул свою версию:

– Это могли быть люди Кучек-хана. Отсутствие эффективного командования у бригады позволит мятежникам двинуться на столицу.

Воронин оперся локтями о стол и с интересом слушал, не найдется ли в Персии еще кто-нибудь, кому было бы выгодно исчезновение честного и непродажного солдата, помимо его собеседников. Денстервиль уверенным, точным движением обрезал кончик сигары, снова наполнил свой бокал и бокал Воронина.

– Главная опасность сейчас – коммунистическая угроза. Если это не шах, значит, Турова убил Рихтер. Все-таки монархист Туров был этому прихвостню большевиков постоянной помехой. Полагаю, доктор, вы тоже не испытываете симпатий к красным? Помнится, вы рассказывали, что они расстреляли в Астрахани вашего отца.

Александр вспомнил счастливое смущение Турова, говорящего о помолвке, вспомнил распростертое в луже крови тело друга. Сцепил побелевшие в костяшках руки, сказал резче, чем намеревался:

– Генерал, у меня нет никаких симпатий к большевикам. Но я все же надеюсь, что будет найден и наказан истинный убийца моего друга, кем бы он ни оказался.

– Разумеется, разумеется. – Рука Денстервиля плавно пронесла сигару по воздуху, словно обходя такое ничтожное препятствие, как убийство Турова и принципиальность Воронина. – Но сейчас во главе бригады как можно скорее должен встать решительный офицер, понимающий, что интересы Персии требуют немедленного соглашения с Британией. Офицер, способный противостоять любой интервенции. И всецело преданный шаху, разумеется!

Реза-хан кивнул, заявил на фарси:

– Вернейшая опора шаха – иранский офицер. Бригадой должен командовать сын Ирана, способный восстановить в стране порядок. Персидская империя существует тысячи лет, и державе Кира и Дария предназначено великое будущее, бисмиллах.

– Трогательно видеть вашу общую преданность Каджарам и интересам Персии, – не удержался Воронин. – А кто этот сын Ирана, по-вашему?

Зия величественно простер длань к соседу, как бы преподнося его в дар отчизне:

– Это сертип Реза-хан. Доктор Воронин, вы могли бы совершить угодный Аллаху поступок и объяснить шаху, что такое назначение укрепит его власть и установит в стране порядок. Только Реза-хан может остановить революцию в Иране. Без сильного рулевого страна попадет под большевиков, не выстоит.

Желтушный Зия тоже оказался героем Киплинга – старейшим животным мира, питоном Каа, советником Маугли.

Денстервиль понюхал обрезанный кончик сигары, кивнул:

– Британия будет поддерживать это назначение.

Денстервиль, Зия Табатабаи и Реза-хан не теряли время. Впрочем, Воронину очень хотелось верить, что сертип в смерти Турова не виновен. Зачем было Реза-хану, прекрасно знакомому с Туровым, рисковать, стреляя в него издалека? Он мог подойти к своему командиру, не вызывая никаких подозрений, и бесшумно рубануть его шашкой с одного шага. А уж если Реза-хан стрелял бы, он попал бы в голову полковника с первой же попытки. Недаром его прозвали Реза-Максим – никто не умел так обращаться с пулеметом и с любым другим огнестрельным оружием. Воронин видел, как перс поливал огнем из «максима» атаковавших госпиталь бандитов. Он спас тогда от резни стариков, женщин, детей. И зачем сертипу срывать полковничий орден? Он не мог не понимать, что сам никогда не сможет носить его. Александр склонился к Реза-хану, негромко сказал по-русски:

– Сертип Реза-хан, я обязан вам своей жизнью и жизнью моих фельдшеров и больных. Я ваш должник. От всей души надеюсь, что вы не имеете никакого отношения к смерти Турова. Но вы должны знать, что полковника убили из казацкой берданки и соседи слышали, что Туров и его убийца спорили между собой по-русски.

Зия взглядом спросил у сертипа, в чем дело. Тот что-то быстро и тихо ответил. Зия прикрыл глаза и прижал кулак к губам. За убийство командира персидскому офицеру грозили несмываемый позор и какая-нибудь весьма неприятная казнь. Здесь, в Персии, за такое и сегодня закапывают живым в землю. Воронин кивнул:

– Увы, полиция подумала на сертипа.

Полиция, конечно, ничего не подумала, поскольку полиции в лице ее комиссара вообще не свойственно было думать. Но Александру хотелось услышать, что скажет в свое оправдание казак.

Однако Реза-хан хоть и подобрался, как тигр перед прыжком, но уверенного вида не потерял, молодец. Небось не знал еще о главной улике против себя. Зия перевел неприятную новость Денстервилю. Генерал-майор тоже продолжал невозмутимо греть бокал с бренди в огромных ладонях. А что еще ему оставалось? Другой лошадки, способной везти британский воз этого проклятого соглашения, не имелось: только силой можно было заставить нынешний несговорчивый меджлис согласиться сотрудничать с Англией. А британскому флоту персидская нефть нужна была позарез.

– Это еще не все. – Воронин перешел на английский. – На месте убийства полиция обнаружила серебряный газырь Реза-хана.

Все сразу уставились на черкеску казацкого полковника. На его широких плечах сверкали эполеты, чекмень украшали награды, звезды и золотые галуны, туловище пересекал ремень портупеи. Под всей этой слепящей глаза роскошью красовался полный набор из шестнадцати пеналов. Но нет, это была другая газырия, костяная. Лицо Реза-хана побагровело:

– Газырь у меня вчера украли в хаммаме Гандж-Али-хана! Но я там такую бучу устроил, они это не скоро забудут. Надо было порубить этих ворюг в кусочки!

– Из-за газыря?

– Это не просто газырь! Эта газырия в нашей семье три поколения от отца к сыну переходила. – Реза-хан обвел всех взглядом Зевса-громовержца: – Надеюсь, никто не подозревает, что я убил своего командира!

Денстервиль почмокал сигарой, Зия рассматривал поднос со сладостями, вдумчиво выбирая между бахлавой, нугатом и тающими во рту конфетами. Никто не сомневался, что жестокий, вспыльчивый и амбициозный сертип мог убить кого угодно. Три года назад именно Реза-хан помог Турову сместить полковника Клерже, когда тот попытался перейти на сторону большевиков. А теперь британский генерал и персидский аристократ надеялись использовать малообразованного простого рубаку в своих интересах. Но если бы Воронину пришлось делать ставки, он бы еще подумал, на кого поставить. Сертип был гордым сыном бесконечно униженной страны. Он не отдаст добровольно Иран англичанам. Реза-хан напоминал Маугли, но еще больше он напоминал Шерхана.

Александр сказал по-русски:

– Сертип, против вас так много улик, что, может быть, их даже слишком много: ваше внезапное появление в Тегеране, берданка, спор по-русски, газырь, ваше отсутствие в казармах во время убийства. Если у вас есть алиби, самое время сообщить его полиции. – Реза-хан не стал ничего объяснять, только его левый ус дернулся. Александр продолжил по-английски: – Но есть по меньшей мере один факт, который свидетельствует, что это не вы. В руке Туров держал окровавленную шашку. Похоже, перед смертью он успел ранить своего убийцу, а вы, насколько я могу судить, невредимы.

Денстервиль невозмутимо развеял ладонью не то дым, не то сомнения:

– Вот видите. Ищите убийцу среди коммунистов. Это наверняка Рихтер! Карл Рихтер – отвратительный тип. Он как-то пытался заложить мне своего начальника Коломийцева. К сожалению, в обмен он потребовал убежища в Британии. Я был вынужден отказать – не мог сделать такую скотину подданным Его Величества.

Зия задумчиво пропустил угольную бороду сквозь кулак:

– Похоже, Карл нашел другого покупателя на жизнь советского посланника. Год назад Коломийцев был захвачен белогвардейцами по дороге из Москвы и расстрелян. С тех пор Рихтер негласно исполняет обязанности представителя Москвы. Следуя воле Аллаха, я бы немедленно выслал этого советского шпиона. У него даже дипломатического статуса нет.

Реза-хан почесал висок:

– Искандер-джан, если вы правы и убийца ранен, тогда это не Рихтер. Я повидал много ударов шашкой, но ни разу не видел, чтобы на следующее утро после такого ранения человек мог бегать вприпрыжку.

Александр уточнил:

– А вы видели Карла? Сегодня? И он бегал?

– Как ни в чем не бывало. Я случайно наткнулся на него неподалеку от железнодорожной станции. Вышагивал эдаким аистом по улице Валиаср. – Это Реза-хан подметил метко: длинный и худой Карл всегда выглядел, точно аршин проглотил. – Как раз его окликнули из чьей-то пролетки, и он побежал к ней. Человек, по которому рубанули шашкой, не мог бы даже стоять на ногах. – Реза-хан свел густые брови: – Но из пролетки его окликнули как-то иначе, не Карл. Каким-то русским именем.

Воронин кивнул:

– Еще в начале войны он очень патриотично поменял немецкое имя на русского Николая.

– Проще, чем сражаться в Баку с турками и германцами, – пренебрежительно заметил Денстервиль. Воронин разбавил свой виски содовой.

– Рихтер в любом случае не мог убить Турова. Всю прошлую ночь он маялся приступом горячки, за ним ухаживал доктор Стефанополус.

Лионелю было решительно все равно. Он проводил глазами дым своей сигары:

– Доктор, поведайте нам секреты шахского сераля. Признайтесь, вы щупаете пульс у гаремных пери?

– Что вы, генерал. Меня никогда не впустили бы в гарем. Это доктор Стефанополус там как у себя дома.

– Опасный человек этот доктор Стефанополус.

– Вы полагаете, честь шаха в опасности?

– О чести шаха не знаю, но вы ему не доверяйте. Он уверял мистера эд-Дина, что вы советский шпион. – Денстервиль похлопал Воронина по плечу. – Не волнуйтесь, дорогой доктор, я ему не верю. Советский шпион не стал бы разбавлять виски содовой.

Когда Александр вышел из «Клариджа», уже смеркалось. Мальчишки облепили автомобиль Денстервиля, как мухи бахлаву, муэдзины созывали правоверных на вечерний намаз, водонос наливал прохожему воду из запечного курдюка, женщина в хиджабе плыла по немощеной улице с большим тюком на голове. Все знали, что им делать, кроме лейб-доктора султана Персии Александра Воронина.

О том, чтобы явиться к Елене Васильевне в подпитии, не приходилось и думать. Но откладывать эту встречу до бесконечности тоже невозможно. Завтра он непременно соберется с духом, дойдет до несчастной невесты и наконец выразит ей свое соболезнование. Не важно, что он чувствует, важно хоть немного облегчить девушке горе.

Лос-Анджелес, 2017 год

Светлана вышла на пенсию уже год назад, а неприятное слово «пенсионерка» по-прежнему резало слух. Слово не поспевало за реальностью XXI века, вызывало ассоциации со сплетницами на дворовой лавочке, с отжившим свое, вышвырнутым из потока событий человеческим шлаком. А Светлана оставалась спортивной, деятельной, занятой женщиной и выглядела так хорошо, как только можно выглядеть без ухищрений пластической хирургии, когда тебе за шестьдесят.

Для нее долгожданный уход на раннюю пенсию должен был стать началом нового, лучшего жизненного этапа. Наконец она сможет делать все, чего ей, директору лаборатории фармацевтической компании, всегда хотелось, но на что никогда не хватало времени.

Почти сорок лет назад Светлана окончила Московский институт тонкой химической технологии, вышла замуж за сокурсника Леню и вместе с ним эмигрировала в Штаты. Пока писала кандидатскую в Висконсинском университете, брак развалился. Уже постдоком в фармацевтической компании вышла замуж за Артема Воронина. В начале 1992-го получила приглашение возглавить лабораторию в крупной фармацевтической фирме в Лос-Анджелесе, и семья переехала в Калифорнию. И все эти годы в дождь и в ведро отчисляла двадцать процентов зарплаты в пенсионные фонды. Деньги вкладывала в акции – консервативно, никаких рискованных спекуляций. Полностью выплатила ипотеку за просторный кондо в Санта-Монике с видом на океан. Репарации за гибель Артема и оставшаяся после него пенсия тоже, конечно, помогли. Настало время пожать плоды усилий всей жизни.

Она оставалась занятым человеком со множеством увлечений: путешествия, рисование, йога, танго. В последние годы появился Патрик – внимательный, любящий, заботливый. Немножко смешной, чуть ли не на голову ниже самой Светланы, да и старше на восемь лет. Но не поэтому она отказывалась выйти за него замуж. Патрик – прекрасный друг, романтичный кавалер, с ним приятно делить досуг, но два предыдущих брака принесли ей слишком много горя. Первый муж, ради которого она решилась на эмиграцию, ушел к другой в первый же тяжелый год новой жизни. А Артем Воронин, с которым Светлана надеялась состариться и умереть в один день, которого нетерпеливо ждала из бесконечных командировок в самые жуткие уголки мира, вернулся из Кабула в цинковом гробу. Боль от той потери не прошла до сих пор и не пройдет никогда, потому что сыну пришлось расти без отца. Да и нужно ли выходить замуж на старости лет, и тем более без большой и страстной любви? Пусть уж Патрик остается бойфрендом, раз уж американцы нашли слово для таких отношений. От добра добра не ищут.

Ранняя по американским меркам пенсия казалась прекрасным решением. Но уже через год Светлана чувствовала себя пассажиром, отставшим от поезда на глухом полустанке. Свободное утро с чашкой кофе на залитом солнцем кремовом диване уже не радовало так, как в первые дни. Она осуществила все, о чем мечтала: уроки йоги, рисование, телесериалы, путешествия, походы в рестораны. А спустя год оказалось, что из всех этих приятных и интересных занятий складывалась только бессмысленная трата остатка жизни. Неужели впереди никаких побед, никаких достижений? Отныне и навеки только сериалы? Фейсбук и танго больше не казались ей достаточным содержанием жизни.

Патрик – чудесный человек, за нее в огонь и воду. Но, положа руку на сердце, он все же изрядный педант и зануда. В малых дозах он был необходим, а в больших приедался и начинал раздражать. Она тоже не сахар, но с возрастом своих странностей все больше, а готовности терпеть чужие – все меньше. Лучшая подруга Юля продолжает проверять химические свойства онкологических лекарств, вторая подруга Женя увлеклась внуками. А у Светланы внуков не предвиделось, у нее и сын-то урывками. Каждый разговор Саша прерывает торопливым: «Мам, извини, вызывают в операционную».

Конечно, она не позволяла себе вмешиваться в его личную жизнь. Это давалось легко, потому что Саша ничего личного матери никогда не рассказывал и со своими девушками не знакомил. Недавно Светлана случайно столкнулась с ним и его новой подругой на праздновании дня рождения в знакомой семье и только расстроилась. Эта шумная, вульгарная Самира совершенно не подходила ее сыну, труженику и идеалисту. Саша – романтик и страстно интересуется прошлым предков по отцовской линии, поэтому и увлекся иранкой. Но эта пышная роза была чересчур яркой и экзотичной. Что значит актриса? И что это за импорт-экспорт у папаши? Хорошо, если просто торговля коврами, а не какой-нибудь криминал. Светлана помалкивала скрепя сердце.

И вдруг – луч солнца во тьме! – Саша предупредил, что позвонит его новая коллега, она ищет хорошего преподавателя йоги. Не возьмет ли мама ее на свои уроки? Коллега, значит, тоже врач, а не актриса, прости господи. А как зовут коллегу? Екатерина Соболева. Ага, русская девочка, своя. Внуки смогут с бабушкой говорить по-русски! Да с радостью, с радостью, Сашенька!

Екатерина Соболева Светлану поразила и даже слегка обескуражила. Резиденту в хирургии должно было быть никак не меньше двадцати пяти, но Екатерина с заколотыми на затылке русыми волосами, открытым гладким лбом, серыми спокойными глазами и тонкой шеей выглядела школьницей. Далекая от ослепительной красоты Самиры, она обладала врожденным благородством истинной леди. Светлый маникюр на коротких ногтях, умеренная косметика, элегантная одежда и бесценная простота в стиле Натали Портман.

Как пахнет свежестью от чистого белья, так веяло от Екатерины хорошим воспитанием. Такие девушки растут в благополучных, любящих семьях, они непременно отличницы и спортсменки, они поступают в хорошие институты, например в МГМУ – Первый Московский государственный медицинский университет имени Сеченова.

Екатерина производила впечатление женщины уверенной в себе, но не самоуверенной. Такая может потерпеть неудачу, но не чувствует страха перед поражением. Для этого надо не только родиться с золотой ложечкой во рту – нужна еще крепкая страховочная сетка в лице любящих родителей.

Светлана сама была амбициозной, трудолюбивой, не ждала поблажек и умела преодолевать трудности. Она прожила не самую легкую жизнь: эмигрировала, справилась с потерей мужа, в одиночку вырастила Сашу, собственным трудом и упорством добилась в Америке профессионального успеха. Здесь таких уважают. Но у женщин, всем обязанных только себе, знающих, почем фунт лиха, прошедших трудный путь по социальной лестнице, не остается этой невозмутимости принцессы, которая в таком избытке имелась у девочки из Питера.

Если бы Светлана сочиняла идеальную невестку, она придумала бы женщину, как две капли воды похожую на Екатерину Соболеву. Девушки такого отменного качества получаются у бога только в особо удачный день. Случайно размял господь глину – и в мире появилась Жаклин Кеннеди. Крутанул гончарный круг – Одри Хепберн. А иной раз старик долго месит, лепит, старается, переделывает, в талии убавляет, в декольте прибавляет, а выходят Мэрилин Монро, Элизабет Тейлор, Брижит Бардо или Самира. Они, конечно, ослепительны, но рядом с настоящей леди кажутся королевами класса в пролетарской школе.

Но Саша слеп, он видит только Самиру. Светлане остается укрепить знакомство с симпатичной девушкой в надежде, что сын когда-нибудь прозреет. После урока йоги она предложила Екатерине при случае вместе прогуляться по Родео-драйв.

– Это в Беверли-Хиллз, наша самая роскошная торговая улица. Помните, Джулия Робертс в «Красотке» делает там покупки?

– С удовольствием, Светлана Сергеевна.

– Как насчет завтра?

– Давайте в субботу. В будние дни я очень поздно выхожу из больницы.

– Хотите, я вас заберу?

– Если можно, давайте встретимся прямо там. У меня много дел по дороге.

Очень любопытно посмотреть, как поведет себя недавно прибывшая в Америку россиянка на роскошной Родео-драйв, в этом святилище снобов и щеголих.

Екатерина, разумеется, повела себя так, словно всю свою жизнь покупала в торговых храмах. Легким шагом, без робости и наглости, входила в бутики Bottega Veneta, Gucci и Dior, к унылому углу распродаж не спешила, рассматривала одежду вдумчиво, на ценник смотрела в последнюю очередь. Купила только легкий шелковый свитер, льняные брючки и платье из каких-то новомодных экологических материалов, но каждая из выбранных вещей отличалась неподражаемой элегантностью. Впрочем, у Екатерины были такая уверенность в манерах, такая изящная походка и такая идеальная фигура, что на ней даже хирургические штаны с курткой наверняка смотрелись отлично.

После шопинга дамы свернули за угол и сели за столик в Le Pain Quotidien. Из дверей кафе на всю улицу пахло свежеиспеченным хлебом. Светлана разумно удовлетворилась греческим йогуртом с овсянкой и ягодами, а Екатерина, явно одна из тех счастливиц, которые никогда не сидят на диете, но всегда остаются худенькими, как подростки, заказала бельгийские вафли с мороженым. По-английски она говорила совершенно свободно, с британским акцентом.

– Догадываюсь, вы и штангу не качаете, и по беговой дорожке в спортзале не бегаете, – вздохнула Светлана.

– Нет, – согласилась Екатерина. – Но я играю в теннис и очень люблю гулять пешком.

– Вы изумительная девушка. Очень жаль, что у вас уже есть молодой человек.

– Какой молодой человек?

– Этот накачанный, который вас привез.

– А, Денис! – Катерина улыбнулась и махнула рукой так, что стало ясно: обручальное кольцо от Дениса на этой руке не появится никогда. Это вселило в Светлану новые надежды. Она приступила к деликатному и ненавязчивому допросу:

– Так вы давно в Лос-Анджелесе?

– Нет, совсем недавно. Я была зимой на собеседовании в разных больницах, потом вернулась домой, в Санкт-Петербург, и приехала уже только к началу резидентуры.

– А я думала, вы из Москвы. Саша говорит, это большая редкость, чтобы студентку российского вуза приняли в хирургическую ординатуру в «Рейган».

Необыкновенная Екатерина Соболева одновременно восхищала и настораживала. Такие девушки иногда встречаются в Европе, очень редко – в Штатах. И уж совершенно необъяснимо, как такая леди появилась прямо с брегов Невы.

– В Москве я училась, а родители живут в Питере. Очень скучаю по ним и по городу.

– Да, это особенный город. Жаль, я там так и не побывала с тех пор, как уехала из СССР. А Саша вообще никогда не был.

– Правда? Мне казалось, он везде на свете побывал.

Светлана порадовалась, что разговор свернул на того, о ком, кажется, и Екатерина была не прочь поговорить.

– Да, Саша много путешествовал. Эта любовь к новым местам и к приключениям у него от отца. Артем тоже был неуемный, все время скитался из страны в страну. Из-за этого и погиб.

– Ваш муж погиб? Как?

– Он работал в торговом представительстве, поехал в Афганистан, и его застрелили ночью на улице. Убийцу так никогда и не нашли. – Светлана придерживалась этой версии в беседах со знакомыми вот уже двадцать пять лет.

– Какое несчастье. – Екатерина отставила тарелку, брови ее взлетели, серые глаза потемнели. – Бедный маленький Саша.

– Да, мне было его безумно жаль. После смерти Артема нам с Сашей очень помог друг мужа, Виктор. Они дружили всю жизнь. Первое время Виктор у нас постоянно бывал. Потом, представьте, мне показалось, что он стал за мной приударять. А он ведь был самым близким другом Артема и женатым человеком…

– Может, именно поэтому. Жены друзей часто нравятся.

– Да, вы правы. Он всю жизнь соревновался с Артемом, а Артем с ним никогда. Я не уверена, так ли уж сильно я ему нравилась, но вот занять место Артема, заменить его, превзойти – это у Виктора было. Он Артему был такой, знаете, друг-соперник. Мне иногда даже казалось, что он и Саше хотел заменить отца. У Виктора, правда, своего сына нет, только дочь. Может, еще и поэтому он так старался повлиять на Сашу.

– Мужчины часто соперничают. Это не значит, что он не был настоящим другом.

– Да, конечно. Я сама себе говорила, что не надо вызывать дух дедушки Фрейда. Поэтому и не вмешивалась, хотя иногда казалось, что он требует от мальчика слишком многого. А для Саши он, естественно, был героем, боевым товарищем погибшего отца. Я даже капельку ревновала.

– Наверное, Саше нужна была фигура отца.

– Да, это я понимала. И очень долго не позволяла себе мешать им, хотя Виктор часто затевал довольно опасные приключения. Когда у тебя единственный сын, над ним трясешься, на нем вся жизнь концентрируется. Это плохо. Я стараюсь не вмешиваться в Сашину жизнь и чем-то занять свою.

Светлане не хотелось жаловаться, но, кажется, это не совсем удалось, потому что Екатерина сказала:

– Уверена, у вас прекрасная жизнь и множество ухажеров!

– Множества, конечно, давно нет. Но есть Патрик. Он верный, постоянный, заботливый, внимательный. Ради меня даже освоил танго, хоть и жалуется. Но никто на свете не идет ни в какое сравнение с Артемом. Ах, Екатерина!.. – Девушка была дружелюбной, но дистанцию держать умела, и язык не поворачивался назвать ее Катюшей. – Эти Воронины, таких, как они, больше нет.

Екатерина согласно кивнула:

– Доктор Воронин производит впечатление человека исключительного. Но в операционной он, знаете, суров. Постоянно экзаменует и стирает в порошок, если чего-то не знаешь. Его все резиденты побаиваются.