Текст книги "Твой последний шазам"

Глава 9
Вита

Квартира у Полины была огромная. Комнат семь, не меньше. Три туалета и две ванные. Широченный коридор, высокие потолки – все чистое и безупречное, как в отеле.

Встретили меня две девушки, забрали торт, сказали не разуваться и сразу исчезли.

Мимо проходил длинноволосый парень, он предложил мне подержать рыжего котенка, которого нес на руках. Пока я из вежливости гладила котенка, парень объявил, что его зовут Матвей Тихий, что он художник и уже несколько раз выставлялся в галереях. Затем принялся сыпать какими-то фамилиями, которые я, вероятно, должна была знать. Повезло, что из комнаты вышла другая девушка, и он тут же предложил котенка ей.

Возле ванной я столкнулась с блондинкой с двумя коктейлями в руках.

– У тебя есть прокладки? – без стеснения спросила она.

– Нет.

– Тогда отнеси Вадику. Он на кухне, – блондинка сунула мне коктейли и скрылась за дверью.

На кухне оказалось полно народу, и все кругом было заставлено бутылками. Мой торт лежал на плите, и какой-то парень, облокотившись на него локтем, громко вещал:

– Социального зла не существует. Есть лишь противоречия интересов. И то, что для кого-то зло, для других благо. Поэтому от зла избавиться невозможно, ведь одновременно ты будешь бороться с добром.

Очень хотелось спасти торт, но я так и не решилась. В конечном счете он был заведомо обречен и никому не нужен. От этой мысли тоска по Артему усилилась многократно. Уж он бы точно торт оценил. Его любимый – песочный, с орехами.

Ванна снова оказалась занята, но человек, оттиравший в ней пятно с рубашки, любезно посторонился, пропуская меня к раковине.

На подобные вечеринки я ходила только с Максом и Артемом. С ними я чувствовала себя спокойно. Артем всегда был рядом, и мне не приходилось оставаться наедине с чужими людьми.

Я в тысячный раз посмотрела на экран телефона. Сообщений не было.

– Стой. Ты кто? – в коридоре стояли трое типов с планшетом.

– Вита.

– Не, по гороскопу ты кто?

– Кажется, Рак. Но я в этом плохо разбираюсь.

– Женщина-Рак застенчива и боится, что, если выберется из своей скорлупы, ее будут осуждать, – зачитал с планшета парень. – Однако благодаря сильной чувственности она ответит на страсть с пылкой взаимностью. Так что можете позволить себе немного агрессии, иначе никогда не попадете из столовой в спальню. Напомни, как тебя зовут?

В комнате, больше похожей на зал, вдоль стены стоял длинный фуршетный стол. Вокруг него толпился народ. Кто-то обсуждал ницшеанский подтекст вселенной Марвел. Кто-то рассказывал о туалетах в Японии. Кто-то – о своей новой машине. Голоса гудели и сливались. Из соседней комнаты доносилась музыка. Все что-то пили и пребывали в возбужденно приподнятом настроении. Приятная прохлада после жары. Пятница, вечер.

Полина нашла меня сама. Заметила, когда я уже окончательно решила, что соглашаться на ее приглашение было глупо, и собиралась уйти.

– Я так рада, что ты пришла! – крикнула она, хватая меня за руку. – Идем, я тебя с ребятами познакомлю.

Им было лет по двадцать. Трое парней и девушка. Сидели на широком балконе в глубоких креслах и курили. Между ними на низеньком столике стояла тусклая лампа наподобие ночника и рюмки.

– Это Эдик, Даяна, Рон и Нильс, – назвала она, по очереди тыкая в каждого. – «Бездушная тварь», слышала?

Судя по ее тону и выражению их лиц, я не имела права сказать «нет».

– Немного.

– А это – Вита, – она подтолкнула меня в свободное кресло. – Она… Она… Она здесь первый раз. Сделайте, чтобы человеку было весело. Приду – проверю.

Полина пригрозила им пальцем и ушла.

– Ты что пьешь? – спросила Даяна.

У нее были черные дреды и утыканные колечками брови, а между колен, сжавшись, сидел белый кролик.

– Ничего.

– И еще хочешь, чтобы тебе было весело? – если не считать вытатуированной на лбу надписи, по сравнению с остальными Эдик выглядел обычным. – Текилу будешь?

Он поставил передо мной чистую рюмку и сразу наполнил ее.

– Ты вообще чем занимаешься? – Рон был в бейсболке и темных очках, а на каждом его пальце красовалось по перстню.

– Учусь.

– В смысле?

– Просто учусь. В школе.

Они переглянулись. Эдик протянул блюдце с дольками лимона.

– Ну, а тусуешься с кем? Кого знаешь?

Я пожала плечами:

– Только Артема и Макса.

– А-а, – Эдик кивнул. – Чернецкого? Ну, все ясно.

Они снова переглянулись и как бы заново оглядели меня.

– Где же они сами? – спросила Даяна.

– Работать поехали. В лес.

– Лес? В первый раз такую студию слышу, – заинтересовался молчавший все это время Нильс. Его волосы были настолько белые, что казалось, будто светятся в темноте. – Чернецкий что-то записывает?

– Это просто лес. Обычный. Там стройка какая-то.

– Че, реально? Работать? Руками? – Даяна вытаращилась на меня. – Это, наверное, какой-то другой Чернецкий.

– Может, это квест? – на полном серьезе предположил Рон. – И вместе с этим аттракционом там супервип и все включено?

– Вообще-то Костров обещал, что он с нами запишется, – сказал Нильс. – Второй месяц ждем. Анонс уже вышел, а в сентябре релиз.

Я не знала, что ответить.

– Ты нас вообще слушаешь? – резко спросил Рон.

– Да, конечно, – спохватилась я. – Думаю, Артем скоро вернется и сделает все, что обещал.

– Музыку нашу слушаешь? – пояснил вопрос Эдик.

– Что-то слышала. Но немного.

– А что зашло?

– Что-то про любовь и смерть, – на ходу придумала я.

– Это, наверное, «Рожденный в проклятье», – сказал Эдик.

– Или «Локальная агония», – предположил Рон. – Что там было в припеве: «Ешь землю. Ползи на коленях» или «Изрезано в кровь. Пробито навылет»?

– Пробито навылет, – наобум выбрала я.

– Ну вот, точно! – обрадовался Эдик. – Я же говорил!

– А хочешь к нам на концерт? – спросил Рон.

– Было бы здорово.

– Даяна тебе проход сделает. Она наш агент.

– Давай свои контакты, – девушка передала кролика Рону и полезла в телефон.

– Нефиг, – зло сказал Нильс. – Пусть ее Чернецкий приводит.

Эдик рассмеялся:

– Не слушай его. Он просто за сингл переживает. Ты тут ни при чем.

– Это из-за его новой девки, – проворчал Нильс.

– Ты ее видела? – спросил Рон.

Я усиленно затрясла головой.

– Нет, не видела. Понятия не имею.

– Странно, он вроде везде ее с собой таскает, – Нильс опрокинул в себя рюмку и, морщась, закусил лимоном. – Говорят, серая мышь и лохушка. Встретил бы, придушил.

– Чернецкий уже не знает, как извратиться, – Даяна забрала кролика назад. – Когда вокруг слишком много прекрасного, всегда тянет к уродливому.

– За прекрасное! – подмигнув мне, Эдик поднял рюмку.

К счастью, в этот момент вернулась Полина и увела меня.

На прощание Даяна помахала мне лапкой кролика.

Мы прошли через комнату со столом и попали в гостиную. Свет в ней был приглушен, и громко играла музыка. Несколько девушек в центре танцевали. Остальные сидели, сбившись в небольшие группки на диванах и переговаривались, глядя на танцующих.

Полина кивнула на двоих молодых мужчин лет двадцати пяти.

– Это Адам, сын Анатолия Гафнера. Знаешь Гафнера? Ну, того, который архитектор.

– Нет.

– У Адама сеть арт-кафе и продюсерский центр. А второй – Тоби. Он немецкая модель. Адам с ним клип снимает. Красивый, правда? Сейчас я тебя с ними познакомлю.

– Нет-нет, не нужно. Я скоро пойду. Я уже отвлеклась. Спасибо.

– Как это пойдешь? – нахмурилась Полина. – Мы обязательно должны тебе кого-то найти.

И тут неожиданно я все поняла. Очень ясно и отчетливо. Зачем она меня пригласила и почему вообще возилась со мной.

– Можно я немного посижу?

– Хорошо, – согласилась Полина. – Осмотрись. А потом скажешь, кто понравился.

Она подсела к Адаму и Тоби, а я тихонько выбралась в коридор, отперла входную дверь и ушла.

Стоило только переступить порог, с души точно камень свалился, а настроение заметно приподнялось. Как бы ни старалась Полина, никого лучше Артема я все равно не увидела. С ним никто даже сравниться не мог.

Прыгая через ступеньки, я сбежала по лестнице и выскочила на улицу.

Вечер стоял светлый и очень теплый. От нагретого асфальта и домов волнами шел жар. Я глубоко вдохнула воздух, сделала пару шагов и прямо перед собой увидела того самого парня из кафе, которого Полина так беззастенчиво пригласила в гости.

Он остановился чуть поодаль, дымил вэйпом и смотрел прямо на меня.

– Это же ты была в кафе с Полиной?

– Я.

– Уже уходишь?

– Да.

– Тогда и мне нет смысла туда идти. А где твой дом?

– В Измайлово.

– О’кей. Поехали, провожу.

Пару минут шли молча. Мне было дико неловко и странно. Я и представить не могла, что он мог приехать специально ради меня. Ведь мы с ним даже не разговаривали.

– Сколько тебе лет? – наконец спросил он.

– Семнадцать.

– Где учишься?

– В школе.

– И как?

– Хорошо.

– Отличница?

Я кивнула.

Вопросы у него были прямые, тон деловой, а взгляд тяжелый.

– Так я и думал. У тебя на лбу это написано.

Его слова рассмешили. Артем тоже постоянно твердил, что у меня на лбу все написано.

На освещенных улицах по дороге к метро гуляло много людей. Мы шли размеренно быстрым шагом, а наш разговор немного походил на допрос.

– И давно ты с Полиной дружишь?

– Мы не дружим. Она знакомая моих друзей.

– Ладно. Теперь пора узнать, как тебя зовут.

Он был очень уверен в себе, но без наглости или хамства.

– Вита.

– Необычно. Это значит «жизнь»?

– Когда я родилась, мама боялась, что не выживу, и поэтому так назвала.

– Мне нравится, – резюмировал он. – И что? Чем ты, Вита, занимаешься, увлекаешься?

Всю дорогу, пока шли и ехали на метро, он спрашивал обо всем подряд. Просто задавал вопросы, но в подробности не вдавался. Иногда отрывочно говорил про себя: что в этом году закончил школу с золотой медалью и поступил на юридический факультет, что занимается спортом и любит «Depeche Mode».

Он был внимателен и хорошо воспитан. Открывал передо мной дверь, придерживал за локоть на эскалаторе и в вагоне. Маме бы он понравился.

Помнится, я читала, что если человек в течение трех минут не увидел в другом ничего раздражающего или отталкивающего, то он влюбляется. Но сколько я не пыталась разглядеть в нем раздражающие черты, никак не находила. И это немного беспокоило.

Парень проводил меня до дома, а когда спросил номер телефона, меня вдруг осенило.

– Это тебя Полина подговорила?

– Насчет чего? – удивился он.

– Ну, проводить и вообще понравиться мне.

– Так с этим вроде было сразу ясно. Еще в кафе. Она же мне сразу сказала, что я тебе понравился. Разве нет?

– Да. То есть нет. Просто это идея Полины.

– Значит, на самом деле я тебе не понравился?

Увидев мое замешательство, он глухо рассмеялся, но «дожимать» не стал. Артем на его месте точно бы не успокоился, пока не вытянул из меня какое-нибудь откровенное признание.

– Кстати, если тебе интересно, меня зовут Ярослав, – сказал он напоследок и, оставив меня негодовать по поводу своей несообразительности, ушел.

Глава 10
Тоня

Из-за плотно задвинутых штор на небольших квадратных окнах в доме царил полумрак. Амелин включил свет, но настолько тусклый, что едва ли стало лучше.

– Все, что найдешь в холодильнике, – твое, – сказал он изнывающему от голода Лехе. – Только понюхай сначала. Кто знает, сколько оно там валяется.

– Я сейчас что угодно готов сожрать, – Леха кинулся на кухню.

Мы с Якушиным оставили рюкзаки у входа под вешалкой.

– Не волнуйся, – заверила я Амелина. – Мы попьем и уйдем.

После того как Костик увидел Якушина, между нами снова повисло напряжение. Но руку Якушину при встрече он пожал и даже пошутил что-то про мое падение в крапиву. А потом как ни в чем не бывало принялся заливать, что ему придется остаться в деревне еще на несколько дней, чтобы решить какие-то формальные вопросы, связанные с домом, и что он понятия не имеет, зачем «Тоня всех переполошила».

– А это что? Компот? – Леха вытащил из холодильника большую эмалированную кастрюлю. – Можно?

– Там все можно, – Амелин достал с навесной полки три стеклянных стакана и широкую кружку. Стаканы поставил на стол, а в кружку засыпал столовую ложку соды, залил водой из чайника и перемешал.

– Давай спину помажу.

– Обойдусь.

– И что, водку тоже можно? – не унимался Леха. – Тут на три дня запоя.

– Пей что хочешь. Я все равно от нее дохну, а так бы не помешало.

Амелин сунул чашку в руки Якушину.

– Протри ей спину. А то ночью спать не сможет.

Якушин озадаченно посмотрел на меня, в чашку, а затем отставил ее на стол:

– Надумает – сама намажется.

– Давайте я, раз никто не хочет, – предложил Леха, закончив разливать компот по стаканам.

– Разбежался! – Мне было не до шуток.

Ожоги неприятно зудели, а мутное поведение Амелина раздражало.

Но Леха, похоже, этого не понял.

– Ладно. Тогда на «камень, ножницы, бумага». Кто выиграет – будет мазать, остальные – держать.

Якушин тупо заржал. И я поняла, что, если останусь тут, глум с чашкой продолжится, поэтому просто забрала ее и ушла в комнату.

Это была большая прямоугольная комната с обоями в цветочек и фотографиями на стенах. Рядом с деревянной кроватью стоял покрытый кружевной салфеткой комод с десятком фарфоровых фигурок вокруг траурной фотографии бабушки.

За платяным шкафом виднелась белая дверь, с другой стороны от нее – занавешенное простыней зеркало.

Я подошла к фотографиям. Не знай я их историю, решила бы, что это самая счастливая в мире семья. Мужчина с кудрявыми волосами и черными, как у Амелина, глазами, молоденькая хорошенькая девушка, держащая за руку маленького белокурого ангелочка, и серьезная женщина с узким худощавым лицом.

В комнату едва слышно вошел Якушин, остановился за спиной и негромко спросил:

– Он тебе тоже про дом наплел? Что ему из-за документов тут сидеть нужно.

Я неопределенно пожала плечами. Объяснять, что на самом деле произошло и что я ничего не знаю, не хотелось.

– А вот Алена нам другую историю рассказала.

Я насторожилась.

– Алена тут при чем?

– Она хорошо его знает. Называла Костей.

– И что такого особенного она вам рассказала? – я обернулась к нему и увидела, что в дверях стоит Амелин.

– Словно мухи, тут и там ходят слухи по домам, а беззубые старухи их разносят по умам! [6]6
  В. Высоцкий. Песня о слухах.


[Закрыть] – с ясной улыбкой то ли пропел, то ли проговорил он.

– Тогда рассказывай сам, – сказал ему Якушин. – Только честно.

Амелин картинно прошагал через всю комнату, сел на стул и, запрокинув голову, с вызовом посмотрел на нас:

– На самом деле ничего такого, – тон его сделался притворно беспечным. – Какой-то дурень в карьер по пьяни навернулся. Сплошь и рядом такое происходит. У Милы знакомый с эскалатора свалился. Просто шел и под ноги не смотрел. И это днем в метро. А тут темнота, лес и дороги отвратительные.

– Костя, – я насторожилась. – При чем тут ты?

– Знаешь, вот и я то же самое полицейским сказал: «При чем тут я?» Какая-то глупость, честное слово, – он развел руками. – Тому парню двадцать три, и у него разряд по дзюдо.

Якушин с непроницаемым лицом подошел к окну, отодвинул тюлевую занавеску и выглянул во двор.

– Ты там был? – спросила я. – Раз полицейские пришли к тебе, значит, не просто же так.

– Просто так, – Амелин с чистосердечным изумлением распахнул глаза. – Просто взяли и пришли. С самого утра как вломились. Часы на кухне разбили – так дверью хлопнули. Паспорт забрали.

Если бы я его не знала, то с легкостью могла купиться на это пылкое заверение.

– А что говорит Алена? – я посмотрела на Якушина.

– Да, – с деланым любопытством Костик склонил голову набок. – Что говорит Алена?

– Говорит, что друзья погибшего парня заявили в полиции, будто это он его столкнул, – Якушин кивнул на Амелина. – Подробностей она не знает, но за день до этого у них конфликт вышел на карьере, а потом Костя пришел к нему и устроил целый спектакль на весь коттеджный поселок. Так?

Амелин продолжал улыбаться:

– Ну почти. Только не спектакль, а шоу. На мне была маска, ремень, за спиной баллон опрыскивателя с кровью, в руках стальной брандспойт, а в наушниках Кейв [7]7
  Ник Кейв (Nick Cave) – австралийский рок-музыкант.


[Закрыть]. И до тех пор, пока Гриша за мной не погнался, выглядело это шикарно.

– Видишь, Тоня, ты о нем волнуешься, всех на уши поставила, незнакомого человека заставила тащиться черт-те куда, а он опять дурку включает и паясничает. Ты как хочешь, а я пошел. Мне даже неинтересно, что он выдумает дальше.

Якушин направился к выходу, но Амелин оказался быстрее и заслонил собой дверь.

– Ну ладно. Чего ты сразу? Мы ведь спокойно могли обойтись без этого. Пошли бы погуляли или просто поболтали. Я вот считал, что Тоне не нужны проблемы, не хотел ее расстраивать, но ты решил по-другому.

Последние слова прозвучали угрожающе.

– Да ты сам – одна сплошная проблема, – изо всех сил стараясь сохранять рассудительное спокойствие, Якушин смерил его холодным взглядом.

– А я вот реально не понимаю, что за кипиш, – Леха небрежно отодвинул Амелина в сторону, освобождая проход. В одной руке у него был большущий бутерброд, в другой – чашка. – Ну мало ли кого в чем обвиняют. Я почти всю зиму в отделении проторчал. Отписки разные строчил. Все это фигня. Пусть сначала докажут! Главное – ни в чем не сознавайся и не трепли лишнего.

– Костя, – взмолилась я, – можешь рассказать все по-человечески? По-честному? Я уже ничего не понимаю.

– Хорошо. Только сразу предупреждаю, – Амелин обошел парней и пристроился у подоконника. – Это не прикольная история, а другую я сочинить не успел.

Леха со всего маху плюхнулся на кровать, потом, заметив бабушкину фотографию на комоде, пристыженно вскочил и встал посреди комнаты рядом с Якушиным, небрежно опершись о его плечо.

– Все случилось на следующий день после похорон. Мила собралась и должна была с самого утра уехать. Но потом, такая, говорит: «Пойду искупаюсь, а то всю дорогу по жаре трястись». И ушла на карьер. Но проходит час, полтора, ее нет. Я забеспокоился и отправился искать. Ну и нашел. Там, на карьере. Подсела к этим уродам – и уже в хлам. Вся такая веселая, смеется, на четвереньках ползает, а они ржут. Типа в карты на желания играют. Но это никакая не игра была, а тупо глум. Только Мила этого не понимала и выполняла все, что скажут, а девка их одна все на телефон записывала, – Амелин потупился.

Наверное, действительно не стоило заставлять его рассказывать такое при всех. Но я же не знала.

– А Мила – это кто? – пробубнил с набитым ртом Леха.

– Мать моя.

– Фигасе! Я бы сразу вломил.

– Их там пятеро было. Трое парней и две девчонки. И я просто хотел ее забрать. Сказал, что без нее не уйду, ну, и что не хочу с ними ссориться. Но они были пьяные и веселились. А на следующее утро, как только я отвел Милу на станцию, приехали полицейские и стали выспрашивать, действительно ли я угрожал Грише. Я объяснил, что у нас с ним серьезные различия в мировоззрении. Тогда они сказали, что те ребята считают, будто это я его столкнул в карьер, и даже написали заявления. Я ответил, что ничего подобного не делал. Но они не особо поверили, велели ждать и ушли. Вот, собственно, и вся история.

– Нет, подожди, – я присела на край освободившегося стула. – Что ты им сделал? Я же тебя знаю, Амелин. Что ты там устроил? И при чем тут маска, баллон и кровь?

– Да ничего я им не сделал. Почти.

– Ты обещал честно.

– Хорошо, – он занавесился отросшей челкой. – Я просто выбросил их телефоны в воду.

– Все?

– Четыре из пяти. Еще ключи какие-то и очки.

– Зашибись, – Леха заржал. – Отличный ход. И что потом?

– Вот как раз то, что было потом, не очень интересно.

– Амелин! – Мое терпение заканчивалось.

– Ну, они пытались меня утопить, а я пытался не утонуть. Потом пошел домой, взял маску и баллон… Нет, правда, это выглядело эпично, – он оживился. – Вся морда этого Гриши была в крови, и одежда, и входная дверь, и все вокруг. Он такой только раскрывает рот, а я ему – струю. Aliud ex alio malum.

– Чего? – Леха перестал жевать.

– Одно зло вытекает из другого, – охотно перевел Амелин. – А хотите, маску покажу?

И, не дожидаясь ответа, размашистыми шагами рванул в комнату за белой дверью.

Якушин подошел ко мне и, немного наклонившись, с укоризной сказал:

– Ты вроде разумная девушка, а как с ним встречаешься, весь разум заканчивается.

Я мигом вспомнила его примитивные подкаты к Алене:

– А что это за прекрасный пес? А что это за чудесная порода? Или, быть может, это единорог, отбившийся от стада?

Якушин недовольно закатил глаза.

– Опять он в какую-то историю вляпался, а ты поощряешь. К нему же не просто так все это липнет…

Саша осекся, потому что перед нами предстал Амелин, но не просто в маске. На его плечах сидела большая резиновая голова белого кролика, а на груди перекрещивались кожаные ремни бандажа в стиле БДСМ с острыми серебристыми клепками и ошейником под горлом. Кролик был обычный, карнавальный, но выглядел довольно страшно. В уголке правого уха запеклась кровь.

– Жесть! – восхитился Леха. – А кровь-то ты где взял?

– Да на свиноферме за бутылку водки два ведра давали, – голос под маской звучал устрашающе. – Но мне и одного хватило.

– Дай померить, – попросил Леха.

– Алена подарила, – с довольной улыбкой похвастался Костик, передавая маску Лехе, и медленно перевел взгляд на Якушина. – Она миленькая, правда?

– Не то слово, – пробубнил из-под маски Леха.

– Это тоже она? – Саша брезгливо подцепил пальцем лямку бандажа.

– Не. Это Милины штучки. Целый чемодан притащила. Реквизит. Она же танцует. Стриптиз. Ты не знал? Хочешь, мы тебе тоже что-нибудь подберем? Как ты относишься к латексным стрингам?

– Дебил, – Якушин отпихнул его, но потом рассмеялся. – Самый лучший реквизит, к твоему сведению, это белый халат.

– У-у-у, – протянул кролик. – У вас тут становится все интереснее и интереснее. А где посмотреться можно?

– Здесь, – Амелин сорвал с зеркала простыню.

– Вот черт, – Леха в образе кролика испуганно шарахнулся в сторону. – Прости. Я забыл. Нельзя же, когда покойник. Пока душа не улетит. А то заглянет в зеркало и навсегда останется призраком.

– Одним призраком больше, одним меньше. Это несущественно, – Костик завернулся в простыню. – Я даже буду рад, если бабушка останется здесь. Убитому мальчику будет не так страшно.

– Все равно я не понимаю, – Якушин скрестил руки на груди и нахмурился. – Если весь поселок видел, что ты ушел, а Гриша остался дома, то почему все равно обвиняют тебя?

– Ну ты чего? – Амелин удивленно округлил глаза. – Как он мог остаться дома, если за мной побежал? Сам подумай.

– Ты этого не говорил.

– Ты просто невнимательно слушал. Он погнался за мной, я перепрыгнул забор и смотался в лес. А потом его нашли в том карьере. Доказательств моей вины у них нет, но и у меня нет доказательства обратного.

– Если чуваки заяву заберут, то к тебе вообще вопросов не должно быть, – со знанием дела сообщил Леха и снова отправился на кухню.

– А что, если поговорить с этими ребятами? – мне показалось это отличным решением. – Узнать, что им нужно. Хочешь, я поговорю?

– Я хочу, чтобы ты поскорее уехала.

– Это я уже поняла, – злость на его побег вспыхнула с новой силой.

– Здесь не самая доброжелательная обстановка, – поторопился объяснить он. – Лето же. Народу кругом полно. А я им не нравлюсь, понимаешь?

– Мало ли кто кому не нравится. У тебя свой дом, свой участок, ты ни к кому не лезешь, а если у них что-то подгорает, – пусть идут лесом.

– Это не Москва, глупенькая, здесь что угодно может случиться.

– И как, по-твоему, я должна спокойно уехать, зная, что может случиться «что угодно»? – я уже заметно завелась. – Либо мы уезжаем вместе, либо я остаюсь.

Якушин с интересом наблюдал за нашей перепалкой, пытаясь понять, что остается недосказанным.

– Хорошо, – Амелин резко встал. – Поедем вместе. Прямо сейчас. Только вещи покидаю, и поедем.

Он снова исчез в той комнате.

– Слушайте, что за паника? – Леха вернулся с бутылкой водки в одной руке и коньяком в другой. – Жратвы полно, водка халявная, хата свободна. Вы чего, народ? Люди специально за этим на курорты ездят. Зря сюда по жаре тащились? Эй, доктор, ты что пьешь?

– Не нужно ему уезжать, – неожиданно серьезно произнес Якушин. – Посидит себе спокойно, и все разрулится. А уедет – решат, что сбежал. Ну и понесется… Забыла, как это бывает?

– Вот и я о том, – подхватил Леха. – К чему торопиться?

– Ну, я готов, – Амелин вышел в том же самом виде, даже сумку с собой никакую не взял, только бандаж снял, а на шее болтались наушники.

– Все. Расслабься, – Леха взял его за плечи и участливо заглянул в глаза. – Так и быть. Мы остаемся.

Амелин непонимающе захлопал глазами.

– Утро вечера мудренее, – поучительно сказал Леха, впихивая ему в руки рюмку. – Я, знаешь, что придумал? Мы сейчас поляну накроем. У тебя же столько еды. А уедешь – пропадет. Вот, доктор меня тоже поддерживает. Посидим, пообщаемся… Аленку позовем. Правда, шансов у него никаких, но это детали.

– Не понял? – Якушин все еще пребывал в каких-то своих мыслях.

– А чего тут понимать? Тебе просто в этот раз не повезло. Если бы я с вами не поехал, у тебя бы точно с ней все получилось.

Саша, еще в школе избалованный женским вниманием (а в своем медицинском колледже и подавно), несколько оторопел от такого заявления.

– Она сюда не придет, – Амелин отставил рюмку на комод.

– Не боись, – Леха небрежно махнул рукой. – Уломаем. Мне показалось, она добрая и сговорчивая. Так увлекательно про майских жуков рассказывала.

– Она сюда не придет, потому что делать ей здесь нечего, – Амелин подошел и встал передо мной. – Так что? Едем?

Я прекрасно знала это гипнотическое выражение покорного вызова. Мы могли помириться прямо сейчас, но присутствие Якушина и Лехи все усложняло.

– Знаешь, я, пожалуй, останусь. Мне тут понравилось. Дом такой уютный, повсюду кружевные салфетки, ангелочки на полках и на стенах тоже, в саду яблоки, и до карьера недалеко. Но ты, если хочешь, можешь ехать один.

– Как один?

– Ты какого черта от меня прятался?

Вопрос застал его врасплох.

– Значит, остаемся? – спросил Леха с надеждой.

– Да! – решительно сказала я.

– Нет, – в один голос со мной произнес Якушин и, как бы обозначая серьезность своих намерений, вышел из комнаты.

Леха тут же встрепенулся, прихватил коньяк и побежал за ним.

– Сливаешься даже без борьбы, как последний лузер? А по тебе и не скажешь.

С кухни до нас доносилось каждое слово.

– Это глупо, – ответил Саша. – Я людям никогда не навязываюсь. Если хотят, они сами ко мне приходят.

– А что, так можно?

– Так нужно.

Послышался звон рюмок.

– Это в своем медколледже ты первый парень на деревне, а при адекватной конкуренции – так, третий сорт.

Амелин осторожно взял меня за пальцы.

– Ты правда хочешь остаться?

– Да, – задержав на несколько секунд руку в теплой ладони, я спрятала ее за спину. Мы еще не до конца разобрались с его позорным бегством. – Ребята тоже останутся.

Он подошел к белой двери и распахнул ее.

– Можешь ночевать здесь.

Маленькая темная комнатка с металлической кроватью под окном и пестрым советским ковром на полу, посреди которого в беспорядке были навалены старые видео– и аудиокассеты. В углу на стопке книг стоял ноутбук с тысячью подключенных к нему проводков. Рядом – настоящий видеомагнитофон. У дальней стены – раскладушка.

– Раскладушка моя, а кровать Милина. Но мы можем спать на ней. Парни лягут в бабушкиной комнате.

По цветастому покрывалу скользили солнечные блики. На решетчатой спинке кровати висел домашний женский халат.

– Я не хочу спать на Милиной кровати.

– Но на раскладушке будет тесно. И она скрипит.

– Мы с ребятами переночуем на той половине дома. Не положишь же ты их в бабушкину постель. Ее дух вряд ли обрадуется Лехе.

– Почему мы не можем просто спать вместе? Просто спать, – он подошел очень близко, но я отступила и чуть было не раздавила попавшуюся под ногу кассету.

– Потому что я тебя знаю.

– Ты так неприятно это сказала, будто в том, что я тебя люблю, есть что-то плохое.

– Дело не в любви, а в том, что ты слишком запросто ко всему этому относишься.

– Но какой смысл усложнять, если ты меня тоже любишь? Или я просто себе это придумал?

– Знаешь, если бы я выросла среди проституток и стриптизерш, то тоже считала бы, что между сексом и любовью никакой разницы нет.

– Зачем ты так говоришь?

– Затем, Костя, что еще час назад ты пытался от меня убежать, а сейчас я должна с тобой ночевать? Это по-твоему нормально?

– Я же сказал: просто спать. Вместе. Рядом. Как в Капищено. Не знаю, чего ты себе навоображала.

– Доставай ключи!

– Тот дом не открывали больше десяти лет. Там горы пыли и грязи.

– Вот и посмотрим.

– Это плохая затея, – крикнул он мне в спину, но я уже была на кухне.

– Мы идем на ту половину дома, – объявила я сидевшим за столом парням.

Между ними стояла бутылка коньяка и тарелка с пожухшим зеленым виноградом. Судя по глазам обоих, они выпили уже не одну рюмку.

– А что там? – спросил Леха.

– Спать там будем. Нужно убраться.

– Ладно, – Якушин согласно кивнул. – Помогу вам и сразу поеду.

Расположение комнат на второй половине дома было в точности такое же, как и на половине Амелина, только все наоборот, словно в зеркальном отражении.

Обои и шторы во всех комнатах и на кухне были однотонные – выцветшие и серые от пыли. В большой пустой комнате, точно в Кентервильском замке, темнело не оттирающееся пятно.

Мебели не было нигде, кроме маленькой комнаты, в которой обнаружились поставленные друг на друга кровати.

– О! – обрадовался Амелин. – Я думал, их выкинули. У меня вот эта была, с царапиной на боковине. Тоня, выбирай ее. Она мягкая. И коврик! Смотри!

Он вытащил из груды одеял скрученный гобеленовый коврик.

– Помнишь, я тебе рассказывал?

– Ну что, выносим? – спросил Якушин, подхватив один конец кровати и ожидая, что кто-то из ребят ему поможет.

– Погоди, – остановил его Леха. – Не ставить же ее в грязь. Нужно сначала полы помыть. Слышь, Тоня? Давай-ка помой, а мы покурим пока.

– Возьми и сам помой! – Его наглое поведение начало раздражать.

– Я помою, мне нетрудно, – спокойно откликнулся Леха, – только тогда кровати таскать будешь ты.

За водой мы с Амелиным пошли к тому торчащему из земли крану, который, как выяснилось, назывался «колонкой».

На улице немного посвежело, в небе появились птицы.

– Давай, раз уж ты осталась, ты больше не будешь на меня обижаться? – примирительно сказал он, забирая у меня из рук ведро.

– Почему это я не должна обижаться, если осталась?

– Ну ты же сама сказала, что если уедешь, то обидишься, но ты не уехала.

– Я сказала, что я тебе этого не прощу.

– Так и есть, а теперь получается, что должна простить.

Он остановился, поставил ведро на землю и взял мои руки в свои.

– Тебе бы понравилось, если бы человек, которым ты дорожишь больше всего, увидел тебя в унизительном и глупом положении?

– Тому человеку, которым я дорожу, должно быть глубоко безразлично, что думают другие, если это унижает меня.

– Это ты сейчас так говоришь, – его щеки неожиданно раскраснелись, а в глазах появился блеск. – Ты же гордая, Тоня! Ты очень гордая. Когда ты пришла… Когда постучала в дверь. Я готов был умереть. Правда. Прямо там. Лишь бы ты ничего не узнала.