Текст книги "Твой последний шазам"

– Вот только не надо, – я подняла ведро, и мы пошли дальше. – Ты сам надел дурацкого кролика и устроил «настоящее шоу». Мне показалось, ты очень горд своим поступком.

– Ну почему ты не хочешь понять?! – с выражением глубокой тоски проговорил он полушепотом. Взгляд сделался сиротливым и глубоко несчастным. – Я ведь пытаюсь сказать, что мне стыдно за это.

– Серьезно? Что-то я не слышу ни капли раскаяния.

– По правде сказать, пока ты не приехала, я не раскаивался, но теперь просто не нахожу себе места. Сразу, как только увидел тебя у двери. В ту же секунду… Раскаялся.

– Слушай, Амелин, если ты боишься, что я узнаю, какой ты придурок, то можешь не переживать, об этом я знаю уже давным-давно.

– Правда? – Он снова остановился. – И все равно приехала?

Игра продолжалась, но я уже устала от недосказанности и обид.

– Просто я соскучилась, – призналась я. – И мне совершенно безразлично, в чем тебя обвиняют. А еще жаль, что я не видела этого психоделического кролика. Уверена, было эпично. И то, что телефоны ты выкинул – круто. Я бы тоже так сделала. И что за Милу заступился, хоть она и не заслуживает. Знаешь, Амелин, пусть ты и придурок, но, во всяком случае, не козел. А это для парня самое главное.

– Для какого еще парня?

– Для моего.

Он крепко обнял меня и прижался к щеке.

– Давай больше никогда не будем ссориться?

Глава 11
Никита

На второй день нашего пребывания в лагере нас разбудила громкая, разносящаяся по всей округе музыка. Мелодия была очень знакомой, но в отвратительной джазовой обработке, и я, еще не до конца проснувшись, долго и мучительно пытался вспомнить сквозь сон оригинал. До тех пор, пока голос Дятла не вернул меня к действительности.

– Что это?

– «Металлика», – тут же ответил я и проснулся.

Дятел лежал, завернувшись в простыню, будто в кокон. Всю ночь он ныл, что его жрут комары, ворочался, обливался аэрозолем от укусов насекомых и не давал мне спать.

Трифонов же вырубился мертвецким сном минут через пять после того, как мы легли, и ничего этого не слышал. А теперь, едва пробудившись, быстро выбрался с нашего лежбища, покрутил головой, разминая шею, потер плечи, помахал руками. Сделал два шага и распахнул входную дверь.

Освежающий ветерок пробежал по комнате и вылетел в оставленное открытым на ночь окно.

– Это подъем, – пояснил он Дятлу. – В лагере.

Дятел вытянул локти из кокона и продемонстрировал мне красные, расчесанные пупырышки укусов, после чего жалобным тоном сообщил:

– На ногах еще хуже.

Тифон надел штаны и кроссовки. Взял ведро и исчез в дверном проеме. Через минуту послышался голос Макса, Трифонов ему что-то ответил, затем раздался отрывистый крик, топот, звук ударившегося о стену дома ведра.

Дятел перепуганно вскочил и прямо в трусах кинулся смотреть, что происходит.

Мне же и не глядя было ясно, что они обливают друг друга водой из поставленной между домами бочки. Ну и, соответственно, душераздирающий вопль Дятла не заставил себя ждать, и по тому, как он верещал, можно было подумать, что его засунули в эту бочку целиком. Так что во избежание принудительных водных процедур я решил не торопиться с подъемом и блаженно растянулся на кровати.

Мне показалось, что я буквально на секунду прикрыл глаза, и тут кто-то резким движением сорвал с меня простыню, а на живот упало нечто мокрое, дико холодное и противное. От неожиданности я заорал и замолчал, только когда увидел, что это просто полотенце.

– Давай вставай, – скомандовал Тифон.

Приятную расслабленность сняло как рукой.

– Иди нафиг, – я швырнул в него полотенце. – Тупые шутки.

– Чем быстрее начнем, тем больше успеем, ты в курсе?

– Я тебе не Соломин, ясно?

Не знаю, что на меня нашло, но неожиданно я прилично разозлился.

– И? – Он с вызовом уставился на меня. – Что ты этим хотел сказать?

– Сам знаешь.

– Соломин, между прочим, уже научился консервные банки открывать и спичками пользоваться, а ты все еще дрыхнешь.

– Вы там обливались.

– Короче, чтоб через две минуты был на улице, – сказал он это таким тоном, что мне вообще расхотелось куда-либо идти.

Назло остаться в кровати и пролежать целый день. Специально, чтобы много о себе не воображал. Не станет же он меня насильно тащить. Интересно, что вообще сделает?

Я подумал о Зое, о том, что Трифонов «нависает», и в очередной раз злорадно отметил, что это ее выбор.

Они застелили уличный стол тремя разодранными пакетами. На белых пластиковых тарелках лежал нарезанный черный хлеб, огурцы и яблоки, между ними стояли две открытые банки со шпротами, крышки которых были жестоко изуродованы, и дымящийся чайник. Тифон по-прежнему в одних штанах безжалостно пилил колбасу складным ножиком. Дятел распаковывал коробку с чаем. Макс жарил на мангале сосиски. Удивительно, что они так заморочились завтраком. Видимо, я действительно провалялся дольше, чем думал. Спросил, чем помочь, но Трифонов ответил только «пожрать быстрее».

Однако, когда уже сели и стали есть, я вдруг сообразил, что Артема с нами нет.

– Тема так рано не встает, – сказал Макс.

От удивления я сделал такой большой глоток чая, что обжегся. Посмотрел на реакцию Трифонова, но тот, чуть щурясь от дыма, преспокойно курил. На его плечах сидело комаров пять, а он их будто не чувствовал.

Тифон терпеть не мог мажоров, халявщиков и всяких приспособленцев, но тут что-то пошло не так, и я никак не мог понять, в чем подвох. Подобная дискриминация, даже социальное неравенство показалось мне возмутительным, но я промолчал. Пусть Тиф сам решает, кто чего стоит.

На строительной площадке тени не было и в помине, и когда мы вышли к ней из спасительной гущи деревьев, нас обдало раскаленным воздухом, а из-под ног поднялись столбы белой пыли. Запахло сухим песком и цементом.

Рядом с двумя огромными контейнерами, которые нужно было заполнить, мы нашли тачку, коробку с рабочими перчатками, три совковые лопаты, кувалду и строительные носилки.

Первые два часа дело шло весело и бодро. Мы перетащили большие куски рам, длинные доски и тяжеленные плиты, за счет чего один контейнер заполнился почти на четверть. Но потом пришел Борис, посмотрел на нашу работу и сказал, что мы все делаем неправильно. Все цельные и объемные куски нужно разламывать или разбивать, чтобы они заполняли контейнер целиком, тогда вывезти получится значительно больше, и это очень важно, потому что каждый контейнер стоит денег. Тогда Макс запрыгнул внутрь, и мы с ним что могли доставали обратно, а Тифон расфигачивал все это кувалдой.

Артем появился где-то около двенадцати. Свеженький, бодрый, приятно пахнущий, в чистых серых спортивках и белой майке, тогда как все мы были с головы до ног покрыты налипшим на влажную кожу слоем цементной пыли и песка.

Он громко похвалил нас, похлопал меня по спине и предложил отправиться обследовать еще не разрушенный корпус. При этом тон у него был такой насмешливый и беспечный, что дико захотелось послать.

Однако вместо меня это сделал Макс и, будто именно этого и ожидая, Артем нацепил перчатки и довольно охотно подключился к нам.

Работал он быстро, нетерпеливо и решительно. Так что дело пошло быстрее, да и веселее тоже, потому что разговаривал он почти так же много, как Леха. Анекдоты, конечно, не травил, но смешно подкалывал Дятла про унитаз с подогревом и не очень смешно меня по поводу истории с Тоней.

После он в красках стал вспоминать, как Тифон в больнице упал в обморок, когда ему делали укол, из-за чего у медперсонала на этаже начался переполох, а древние бабки из очереди то и дело заглядывали в процедурный кабинет и грозились воспользоваться его беспомощным состоянием.

Трифонов неловко оправдывался, что это от голода, но дикий гогот заглушил все его слова.

После шести нестерпимый зной стал спадать, однако мы с непривычки уже так упахались, что особого облегчения это не принесло. Каждый ждал, что кто-то другой первым скажет «хватит». Но все молчали. Даже ханурик Дятел на заплетающихся ногах упрямо продолжал таскать мусор. Я все надеялся, что сдастся Артем, но тот, пока меня не было, успел поспорить с Максом, кто дольше продержится и, судя по упрямой настойчивости обоих, противостояние могло продлиться до ночи. Трифонов, как обычно, включил свою внутреннюю кнопку Терминатора и делал вид, что ничего не замечает. Я же просто не мог себе позволить оказаться самым слабым звеном, поэтому тоже терпел. Разговаривать перестали, только время от времени переругивались.

Первая девчонка появилась на крыше, когда Дятел был готов вот-вот сломаться. Он долго стоял, делая вид, что пьет из пустой бутылки. Потом опустился на корточки и прислонился спиной к раскаленному на солнце контейнеру, обжегся и с жалобным поскуливанием начал бегать вокруг Тифона.

– Андрей, а у нас есть график? Ты не подумай, я ничего, просто интересуюсь. До каких пор мы будем работать?

– До первой крови, – бросил тот в ответ.

Дятел хотел еще что-то сказать, но вдруг с гримасой удивления посмотрел вперед, и мы все тоже посмотрели туда.

На крыше примыкающего с той стороны к сетке трехэтажного бетонного здания стояла девчонка и в упор смотрела на нас. На ней была майка по типу тельняшки и белые шорты. Заметив наши взгляды, она попятилась, на какое-то время исчезнув из поля зрения, однако вскоре снова появилась с тремя подругами, которые так же беззастенчиво уставились в нашу сторону.

Все заметно оживились. Дятел стыдливо натянул футболку, Макс, наоборот, снял, я же решил резких движений не совершать, только лицо протер.

Артем взял у Трифонова сигарету и, с картинным видом закурив, какое-то время изучающе их разглядывал, а затем громко, будто приговор, объявил:

– Малолетки.

– Ясное дело, – фыркнул Тифон. – Это же детский лагерь.

– Ты говорил, вожатые.

– Те были вожатые.

– Две из них вроде ничего.

– Как ты видишь? – удивился Дятел. – Я ни одного лица не могу различить.

– А лица и не нужны. Но то, что малолетки, – факт.

– Шел бы ты отсюда, – ровным голосом проговорил Макс. – У тебя уже есть малолетка.

Артем, посмеиваясь, смерил его оценивающим взглядом.

– Насчет меня не переживай, им наши морды тоже не видны, так что у тебя есть шанс.

Сложен Макс был действительно неплохо: без пацаньей худобы или лишней массы. Я не девчонка и по-нормальному мог оценить только мышцы, ширину плеч и пресс. До Тифона ему, конечно, было далеко, но моему тренеру по футболу он бы понравился.

– Все равно свали, – сказал Макс.

Но Артем, нарочно запрыгнув на разбитый бетонный блок, принялся красоваться и позировать, как для фотосессии. Дятел громко захихикал. Девчонки достали телефоны.

Макс запустил в Артема куском фанеры, тот поймал его на лету и отправил обратно. Фанера шлепнулась плашмя на песок, обдав столбом пыли тащившего арматурную сетку Тифона, из-за чего тот, разозлившись, швырнул сетку в контейнер, но не рассчитал, и торчавший ржавый прут неслабо расцарапал ему запястье.

Крепко выругавшись, Тифон взглянул на руку, потом заметил, что девчонки нас снимают, и раздраженно бросил Артему:

– Че за фигня?

– Я же для вас стараюсь, – Артем спрыгнул с блока. – Вон, Никитос глаз с них не сводит. Готов спорить, уже раздел парочку.

Все резко обернулась на меня.

Может, я и смотрел, но не больше остальных, и ничего такого, пока Артем не сказал, подумать не успел. Однако стоило ему это произнести, как глаза сами собой устремились на крышу в поисках обнаженки.

– Все ясно, – сказал Трифонов. – Сворачиваемся.

– Блин, Тиф, это гон. Просто отвлекся… – начал оправдываться я и тут увидел, что из его крепко сжатого кулака закапала кровь. Одна за другой бурые капельки падали в песок. – У тебя кровь.

– Знаю, – он потряс кистью. – Поэтому и говорю – сворачиваемся.

Выход к озеру находился неподалеку от домиков.

Вечернее солнце ласково заливало все вокруг розово-оранжевым светом. С правой стороны от нас тянулось огороженное сеткой кукурузное поле. С левой – лес.

Один за другим, грязные и измученные, как пленная армия, мы тащились по узкой проселочной дороге.

Если таким был всего лишь первый день, то что же будет дальше? Этот вопрос, похоже, беспокоил не меня одного.

В конце поля нам повстречались двое мрачных деревенского вида мужиков, и по тому, как они подозрительно поглядывали, мы поняли, что это фермеры и они стерегут поле. Хорошо было бы как-то прикольнуться над ними, но сил уже ни у кого не осталось.

Озеро оказалось лесное, большое и темное, на его поверхности отражались верхушки сосен. Людей на берегу почти не было.

Макс с Артемом, скидывая одежду на ходу, бросились наперегонки к воде. Дятел побежал за ними.

– Ты как? – я кивнул на небрежно забинтованную руку Трифонова.

– Царапина как царапина. Мозоль от кувалды хуже, – он показал здоровый волдырь на левой руке.

– У меня тоже, – я раскрыл покрасневшие ладони. – Может, зря сразу так впряглись?

– Нормально. Раскачиваться времени нет. Привыкнем.

– Я бы не хотел к такому привыкать. Когда нужно привыкать – это называется каторга.

– На каторгу отправляют насильно, а тут никто никого не заставлял.

Мы опустились на траву. Он достал сигареты, закурил, выпустил в воздух струйку дыма.

– Просто думай о том, чего больше всего хочешь, и тогда все напряги побоку.

– А что ты хочешь?

– Я уже говорил.

– Мотик?

– Ну да.

– Только ты не обижайся, но я все равно не могу понять, зачем он тебе.

Тифон посмотрел на меня как на упоротого.

– Не, про Зою и работу я помню. Но если ты осенью в армию уйдешь, то нафига он тебе прямо сейчас? Когда ты вернешься, пройдет целый год, и это будет осень. Зимой не поездишь. К весне пройдет почти два года. А он так и будет у тебя просто стоять и ржаветь. Два года, Тиф. Представляешь, какая это чертова куча времени? Столько всего может измениться. А что, если он и не понадобится тебе потом?

Я ничего конкретного не имел в виду, только то, что говорил, но Трифонов подозрительно прищурился, сплюнул между кроссовок и медленно повернул в мою сторону голову. Дракон на шее тоже повернулся и будто ощерился.

– Почему не понадобится?

– Я, например, в прошлом году не знал ни тебя, ни Леху, ни… Зою. Терпеть не мог Соломина и больше всего на свете хотел остаться в своем старом районе, с матерью и Боряном. А сейчас понимаю, что просто цеплялся за старое. Когда ты вернешься, начнешь учиться, наверняка найдешь себе другую работу. Возможно, машину купишь. За один год может столько всего произойти. А вдруг Зойка вообще от тебя соскочит, и за город кататься не придется, – последнее я брякнул просто так, больше ради подкола, но в ту же секунду пожалел.

Его лицо в одно мгновение сделалось каменным. Он смотрел молча, с опасным недоверием переваривая мои слова. Потом отвернулся и с силой вмял окурок в землю.

– Не. Все будет нормально. Зоя надежная. Мы с ней одна команда. Она меня не предаст. А я ее, – по его голосу я понял, что он уже думал об этом и именно так успокаивал себя. – Зоя лишь бы на кого не поведется. Она разборчивая. Я не то чтобы понтуюсь, просто ты же сам знаешь.

Тифон сказал это, ни на что не намекая, по-простому, но получалось «лишь бы кто» – это я. Зоя и в самом деле так привыкла к его «крутизне», что мерила этими мерками всех. В том числе и меня.

Вода была освежающая, живительная. В ней я сразу почувствовал, как болят мышцы, обгоревшая на солнце кожа и мозоли на руках. Но, резко вспыхнув, вся эта боль тут же успокоилась, и по телу потекла расслабляющая нега. Я лег на спину, раскинул руки в стороны и, покачиваясь на поверхности, погрузился в оранжево-розовое небо. Душный, пыльный, тяжелый день медленно таял в его нежной дымке.

Громкие голоса разносились по всему озеру и исчезали где-то в верхушках сосен – это Артем с Максом обнаружили на другом берегу веревку, привязанную к склоненному над озером дереву, и прыгали с нее. Дятел побежал к ним по берегу.

Трифонов сказал думать о том, чего хочешь. Но чего я хотел? Зачем ввязался в это приключение? Ясно, что не из-за денег, и то, что будет тяжело, в отличие от Дятла, понимал вполне здраво, но все равно загорелся и готов был продолжать. Мне и самому было интересно, ради чего? Должен же я был чего-то хотеть.

Медленно, подобно аллигатору, нагоняя крупные волны, мимо проплыл Трифонов. Все-таки здорово, когда знаешь, чего хочешь, но я не знал.

Возвратившись в лагерь, мы решили, что едой, точнее шашлыком, займется Макс, а все остальные поедут к церкви – звонить и писать. У Макса же никого не было, за него никто не волновался, и он сам ни за кого не волновался. Мне в общем-то тоже писать было некому, а позвонить домой за нас двоих мог Дятел. Но я точно знал, что Тифон будет разговаривать с Зоей, и надеялся, что смогу попросить у него трубку, чтобы просто сказать «привет».

Но когда мы приехали и разбрелись в разные стороны со своими телефонами, Дятел так громко говорил с бабушкой, что Трифонов тут же учесал в поле, и в наступившем полумраке я потерял его из вида, а после спрашивать про Зою было неудобно, я и так слишком часто заговаривал о ней.

Вместо этого показал ему новые фотки Криворотова в Инстаграме.

Длинноволосая девчонка с собакой. Очень красивая.

– И где он их всех только находит? – проворчал Тифон. – Вроде бы уехал в чужую незнакомую деревню и вот – на` тебе. Уже цепанул.

После той драки, в которой нас побили, у Лехи во всю морду остался здоровенный шрам, и мы думали, что на этом его любовные успехи закончатся, но испортить Леху, похоже, не могло ничто.

– Слушайте, если я сегодня пьяным соберусь в Москву, не пускайте меня, – попросил Артем, когда ехали обратно. Выглядел он отчего-то сильно загруженным, но очень старался, чтобы этого никто не заметил.

– Ключи от машины просто отдай – и все, – сказал Тифон.

– Я Максу отдам, но вас просто прошу подстраховать, на случай, если он сам напьется и купится на мое нытье.

– Мне отдай, – повторил Тифон. – Я не пью и на нытье не реагирую. А если драться полезешь – пожалеешь.

К нашему возвращению угли в мангале были готовы, и Макс нанизывал мясо на шампуры. На столе стояла начатая бутылка виски. Неподалеку горел на столбе фонарь.

Артем схватил стопку чистых стаканов, отсчитал на каждого, выставил на стол и налил.

Высокопарно поднял руку, чокнулся со всеми и выпил. А потом снова налил.

Было ясно, что он решил напиться, но как-то так получилось, что напились все. Еще раньше, чем успело приготовиться мясо.

После второго стакана физическая усталость сменилась новой волной возбуждения. Мы громко и безостановочно трындели, скакали под доносившуюся из Пандоры музыку, ржали и подкалывали друг друга.

Потом Макс предложил идти к девчонкам, и я тут же подорвался с ним, Дятел тоже, но единственный трезвый среди нас Трифонов пригрозил поотшибать нам рога, и Макс надумал с ним препираться. Слово за слово, и через несколько минут они оказались на турнике.

– Ставлю косарь на Макса, – Артем заскочил с ногами на лавку. – Котик еще тот турникмен.

– Мне ставить нечего, – сказал я. – Но я, понятное дело, за Тифа.

– И я, – подхватил Дятел.

Я вообще думал, что Тифон сделает Макса на раз, он был здоровее, трезвее, и я тысячу раз видел их с Лехой на турнике. Во дворе их любимая тема. Но у него с самого начала не задалось.

Условие было такое: при каждом следующем подходе количество подтягиваний увеличивается на один раз. Это называлось «лесенка».

До четырех все шло хорошо, но в пятый раз Тиф подтянулся, чуть помедлив, а в шестой, прежде чем начать подтягиваться, долго перехватывался рукой, а спрыгнув на землю, тут же размотал бинт и сунул в карман.

Семь, восемь, девять. Я своими глазами видел, как он подтягивался шестнадцать раз, не дергаясь, с прямыми руками и ногами, все как полагается. Леха следил. А тут на восьмом ему явно уже было очень тяжело, тогда как Макс делал все без малейшего напряжения.

– Слышь, – крикнул я пританцовывающему на лавке Артему. – У Тифа рука. Это не очень честно.

– Да забей. Честно-нечестно. Развлекаемся же просто. Ты сам-то сколько раз подтянешься?

– Я ни разу, – гордо объявил разомлевший Дятел. – И мне не стыдно. Правда.

– До перелома, – Артем похлопал себя по плечу, – за один подход я десять раз мог.

Я решил, что он заливает, потому что десять раз я подтянулся всего один раз в жизни, и то Леха сказал, что под конец я задергал ногами.

Артем вообще был мне непонятен. Я никак не мог определиться, нравится он мне или нет. Когда мы познакомились с Трифоновым и Криворотовым, они мне сразу понравились, хотя я и знал, что они не самая добропорядочная компания, меня к ним как магнитом тянуло.

На первый взгляд Артем был такой же располагающий и контактный, как Криворотов, однако Лехиной подкупающей открытости в нем не было. И я не очень понимал, как себя с ним вести. Даже с молчаливым Максом и то было проще.

Мы отвлеклись и перестали считать.

В этот момент Тиф спрыгнул на землю и, сказав: «Я все», ушел курить на ступени нашего домика.

Артем зааплодировал, поздравляя Макса. Тот снова подтянулся и начал выделывать на перекладине всякие перевороты. Дятел восхищенно ахнул.

Я подсел к Трифонову.

– Ты расстроился?

– Из-за такого? Я похож на дебила?

– Блин, Тиф, я тебя знаю. Из-за такого ты и расстроился. Но если бы не рука, ты бы его точно сделал. Покажи. Сильно болит?

– Чего привязался? – он сунул руку в карман.

– Просто знаешь, я сейчас по пьяни фигню скажу, но зато честно. Ты меня спрашивал, чего бы я хотел. Ну или типа того. В общем, я подумал и решил, что хотел бы быть тобой.

Неожиданно мой заплетающийся язык произнес то, чего не понимали мозги.

Тифон удивленно поднял голову и нахмурился.

– Мной фигово быть. Я сам от себя иногда вешаюсь.

– Не… – я зачем-то взял у него из рук сигарету и затянулся, хотя никогда не курил. – Ты все можешь. Ты знаешь, чего хочешь. Ты сильный и всех можешь прогнуть. Ты не боишься никого. У тебя авторитет, принципы и цели. У тебя Зоя. Я бы хотел быть тобой. Правда.

– Не пугай меня, – он поморщился. – Еще немного, и я подумаю, что ты мне в любви признаешься.

Я уронил голову на руки. Все, что я думал до этого, безбожно перемешалось и действительно звучало слюняво. Но я же знал, что я чувствую на самом деле, и в этом не было ничего постыдного. Просто объяснить не получалось.

– Ну да. Я и тебя люблю, и Леху, и даже Соломина. Понимаешь? И поехал я на эту каторгу, просто чтобы быть с вами. Не хочешь – не верь. И думай что угодно. Плевать. Ты, наверное, считаешь, что Артем понтовый: у него машина, он нас привез, купил продукты, воды и больше всех выделывается, а я «лишь бы кто», и звать меня никак. Даже Дятел научился пользоваться консервным ножом, а я так, чмо.

Внезапно от своих же слов мне вдруг так сильно стало жалко себя, что чуть не расплакался. И это обязательно бы произошло, если бы я дошел до разговора про Зою, но Тиф почувствовал, к чему все идет, и грубо оборвал:

– Кончай нести бред. И не пей больше. Завтра на жаре сдохнешь.

– Значит, тебе на меня пофиг?

– Чего ты хочешь? – он резко встал. – Тебя что, взасос поцеловать?

Разозлившись, я отправился в домик, завалился, не раздеваясь, на кровать и мгновенно вырубился.

Как заснул и спал – не помню, но сознание медленно заработало от протяжных и тягостных стонов, неким подобием сна перенесших меня в полевой госпиталь с сотнями истекающих кровью солдат с оторванными конечностями и черными дырами в животах.

Представилось, будто я один из них. Лежу и умираю с пробитой головой. Я попробовал снова нырнуть в спасительную темноту, но тут под боком что-то задвигалось, и стоны стали громче. Почти над самым ухом. Узкой щелкой я приоткрыл один глаз.

Но больничных стен не было. Крови тоже. И тут снова послышался стон. Но уже другой. Глухой и хриплый. Я подтянул руки к груди и, поднявшись на них, кое-как оторвал тело от кровати. Сонно-пьяное сознание возвращалось постепенно и недоверчиво.

Трифонов лежал на животе, накрывшись подушкой и обхватив ее сверху одной рукой, вторая была где-то под ним. Дышал он тяжело и часто, спина и плечи были напряжены, служившая одеялом простыня сбилась в ноги. Рука на подушке сжалась в кулак, и даже в тусклом серо-голубом предрассветном свете было видно, как побелели костяшки. В тот же момент раскинувшийся между нами Дятел заметался во сне.

Заскулил, захныкал, брови нахмурились, губы плаксиво задрожали. Пару раз он всхлипнул и резко перевернулся на бок, но не успокоился, стал шарить рукой вокруг себя, ухватил мою простынку, натянул на грудь, снова перевернулся на бок.

Я потряс его за ногу, он брыкнулся, но стонать перестал.

– Тиф, ты спишь? – позвал я.

Он не ответил.

– Эй.

Я перегнулся через Дятла и ущипнул Трифонова за бок. Он дернулся и выбрался из-под подушки.

– Стонешь, как рожающий медведь.

– Не гони.

– Правда.

Я перебрался через деревянные спинки и включил свет. С этими кроватями было жутко неудобно. Подойти к нему я никак не мог.

Проснулся Дятел. Увидел меня и с новым стоном прошептал:

– У меня, кажется, температура.

Трифонов нашарил сбившуюся простыню, отвернулся от нас и накрылся ею с головой.

Я приторможенно застыл, вообще не понимая что делать. Я был до сих пор пьяный и дурной какой-то, словно все еще умирал в военном госпитале. К счастью, вспомнил, что бабушка полрюкзака Дятла набила лекарствами.

– Что у тебя болит? – Я вытряхнул содержимое пузатой тряпичной косметички к себе на кровать.

– У меня все болит, Никит. Все-все. Каждая клеточка, – проныл Дятел плаксивым голосом. – Мне даже лежать больно. И это такая боль, что просто невыносимо. Я и во сне ее чувствовал, и сейчас. Прям как огонь повсюду. Кожу живьем сдирают и…

– Да, заткнись ты, блин, – рявкнул на него Тифон. – Просто заткнись!

– Покажи руку, – сказал я ему.

С тяжелым, недовольным вздохом он сел на кровати и выставил руку вперед, точно я врач, делающий обход.

От места царапины на запястье по внутренней стороне локтя протянулась темная фиолетово-синяя полоса.

– Фигово. У тебя заражение. Нужно срочно в больницу, ну, или как минимум антибиотики. У меня такое было. Три дня проходил, капец. Чуть не сдох.

– Дай лучше обезболивающее, – он раскрыл ладонь.

– Блин, Тиф, ты тупой? Заражение силой воли не лечится.

– Ну тогда давай свой антибиотик.

Я снова переворошил лекарства:

– У нас его нет.

Пока я возился, вспомнил свои пьяные признания накануне, и стало неловко.

– А со мной что делать? – шмыгнул носом Дятел.

– Ты обгорел, – с видом заправского медика поставил я диагноз. – Тут у нас какая-то мазь есть и жаропонижающее. Зашибись – госпиталь.

В кухонной каморке нашлась бутылка с питьевой водой, я выдал им обоим по две таблетки анальгина и одну выпил сам. Голова гудела.

Намазал Дятлу плечи и спину холодящей мазью, выключил свет и пошел на улицу мыть руки. Постоял там возле бочки, подышал, посмотрел на раскиданный вокруг столика мусор, вылил на голову четверть ведра прохладной воды и отправился в соседний домик. Дверь там была нараспашку, и, когда я входил, мне под ноги метнулось что-то живое.

Испугаться я толком не успел. Обернулся – и в свете фонаря различил удирающую кошку.

– Что случилось? – Артем проснулся сразу.

Встревоженно сел на кровати и свесил ноги, словно собираясь уже куда-то бежать. Черные волосы торчали в разные стороны, белки распахнутых глаз блестели. Именно так мне представлялись демоны-инкубы.

– Тифу хреново. Лекарства нужны. Поехали купим?

– Эм… – он еще больше взъерошил волосы. – Я типа бухой. Ты в курсе?

– Да, но у него заражение крови, и от этого умирают.

– Блин. – Он протер ладонями лицо, похлопал себя по щекам, встал, потянулся.

Даже трусы у него были Кельвин Кляйн. Белые буквы на резинке чуть ли не светились в темноте.

– Слушай, а ключи-то я ему отдал. Иди забери, я умоюсь пока.

Я побежал за ключами. Растряс Тифона за ноги, стал спрашивать, где ключи, но он опять «врубил» Терминатора и уперся, что не отдаст, потому что мы пьяные.

Тогда, заметив в груде шмотья на стуле его штаны, я кинулся искать ключи. Они звякнули в кармане, но Тиф набросился на меня как тигр, обхватил сзади за шею и швырнул на кровать.

На счастье, в дверях появился Артем, и я перекинул штаны ему. Но он и шага не успел с ними ступить, как Тиф с разворота его толкнул. Не удержавшись, Артем свалился прямо на меня. Воткнулся локтем в ребра – и застонал уже я.

– Вы че думаете, я с вами одной рукой не справлюсь? – Тифон вымученно улыбнулся.

– Ребят, ну зачем куда-то ехать? – прокряхтел прижатый нами к стене Дятел. – В лагере же медпункт есть.