Текст книги "Инициатива наказуема"

– После такого не то что целоваться, вообще ничего не захочется, – сделав такой вывод, я окончательно прониклась состраданием к ним обоим. – И несмотря на все это, ты любишь хозяина?

– Ничего не могу с собой поделать. Каждый раз, как его вижу, хочется в ногах валяться.

– Ты любишь его как мужчину или все же как отца?

– Никогда об этом не думала. Знаю, что он мне не родной, но между нами есть какая-то особая связь. И я сразу поняла, что ты ему понравилась.

– Вряд ли, в прошлый раз я его сильно разозлила.

– Он бы от такого ножа не умер. Жаль, что добыть его крови не удалось в достаточном количестве. Мне нужно больше… – она нервно закусила губу, но быстро вернула себе дежурную улыбку и покосилась на мое плечо. – Потом уже я увидела, как хозяин был зол на тебя, и в то же время глаза его горели, будто он испытал новые ощущения.

«А вот это уже интересная новость», – подумала я, удивившись, что идиотский план по привлечению к себе внимания все-таки сработал, пускай и с неприятными для меня последствиями виде вывиха с переломом.

Тут сзади послышались шаги. Моника резко обернулась и скривила недовольное лицо.

– Привет, девчонки, прогуливаемся? – ехидно сказал Никки.

– Ты тут что забыл? Иди разгребай архив хозяина! – злобно ответила Моника.

– Я устал! Вышел вот свежим воздухом подышать, а тут вы. Отец в курсе, что ты ее вывела на улицу?

– Не твое собачье дело! У нас своя, женская, компания! Иди отсюда!

– Отец разозлится… – мечтательно сказал парень. – Но я могу это уладить и ничего ему не сказать.

– Агрх! – Моника резко развернулась, и я пулей последовала за ней, так как нас связывали наручники.

– Все же я проявлю бдительность и прогуляюсь с вами, дамочки, – он взял меня под руку, которая была завернута в гипс, и потянул нас двоих вперед.

Я оказалась прикована к ним обоим и весьма странно себя чувствовала. Казалось, что два избалованных ребенка, которые наконец-то остались дома одни, позволили себе нечто запретное и теперь не могут это самое «запретное» поделить. Молча я шла между ними, не зная, стоит ли мне вмешиваться вообще в эту ссору. Мне все еще было стыдно перед Никки за свое непристойное предложение, но извиниться напрямую в обществе Моники постеснялась.

– Поганец! – продолжала ругаться Моника. – Испортил нам всю прогулку! Мы так мило болтали, пока ты не приперся!

– Я имею полное право тут гулять. Один ли, с тобой ли, с Аденой ли – только мне решать.

– Ади хочет быть со мной, а не с тобой!

Она резко потянула меня к себе. Так как наши кисти были сцеплены, преимущество было явно на ее стороне. Не ожидавший этого, Никки освободил руку и с удивлением посмотрел на свою подругу.

– Ты помешалась, что ли?

– Хозяин приказал мне опекать ее!

– Да успокойся ты! Ничего я ей не сделаю, – он устало вздохнул. – Давай договоримся: ты поможешь мне с архивом, а я не скажу, что ты ее выпускала на улицу.

– Ладно, – уступила Моника. – Какой же ты засранец, бесишь!

Пока они пререкались, я мельком рассмотрела лицо Никки и действительно, увидела длинный белый шрам над бровью и у рта. Если не присматриваться, давних следов избиения было совсем не видно. Не скажи мне Моника об этом, в жизни бы не обратила внимания.

Никки походил с нами еще минут двадцать, но потом все же ушел, сославшись на неотложные дела. Через час и мне пришлось вернуться в свою темницу. Я успела рассмотреть местность, но так и не поняла, в какую сторону мне бежать. Утоптанная автомобилем трава указывала, в каком направлении уехал Анаксимандер. Скорее всего, где-то там, дальше, он выезжал на шоссе. Я вспомнила, как долго мы ехали по лесу в первую ночь, и понимала, что не пробегу на своих двоих столько километров, да еще и с гипсом. В любом случае – эта прогулка была важным событием, и ко мне как будто снова вернулась надежда.

Следующие два дня Моника еще пару раз украдкой выводила меня на улицу, и Никки к нам больше не присоединялся. Моя подруга жаловалась, что ей приходится ему помогать, и уверила, что если Ник пообещал молчать, то не выдаст.

Из-за того, что Моника рассказала мне об их детстве, я стала еще сильнее переживать за них. Ведь если хозяин напрямую спросит, то Ник обязан будет ответить ему. Их любовь настолько слепа и безропотна, что они сдадут друг друга не задумываясь. О каком доверии и сделках тут вообще может быть речь? Чем дальше, тем меньше я понимала здешние порядки и взаимоотношения.

***

На исходе последнего дня относительно свободной жизни я уже собиралась ложиться спать, как дверь открылась, и вошел Никки. Он выглядел крайне растерянным, и уши его рдели, как китайские фонарики. Я подумала, что он заболел, или что-то случилось с Моникой.

– Что произошло?

Он вжался в дверь и смотрел в пол. Его молчание напрягало меня еще больше, и сердце сильно забилось от страха. Никки поднял на меня глаза и, будто испугавшись, быстро опустил их. Я осмотрела себя и не заметила в своей ночной рубашке, точно такой же, как у Моники, ничего, что могло бы смутить его.

– Ты управился с архивом? – надо было спросить хоть что-то.

Никки кивнул. Тут он, видимо, набрался храбрости, быстро подошел ко мне, опустился на колени у кровати, схватил меня за лицо и поцеловал в губы. Я даже не успела подумать о том, чтобы оттолкнуть его или ответить взаимностью, как он вскочил, еще сильнее раскрасневшийся, подбежал к двери и пулей выскочил наружу.

Я осталась в одиночестве и полном недоумении от произошедшего.

Глава 6

Анаксимандер благополучно вернулся через несколько дней. Он выглядел немного отдохнувшим, видимо, затворничество и проживание в подземелье отрицательно влияли даже на кровососов. Он заходил в мою темницу, спрашивал о здоровье, не натворила ли я дел, пока его не было, и недвусмысленно намекнул, что я ему скоро понадоблюсь.

Каждый раз, когда я вспоминала об этих «процедурах», меня передергивало, и во рту чувствовался вкус отвращения, будто я съела ведро кислых незрелых слив. Удивительно, но, пока его не было, я начала задумываться о том, что, может, действительно все не так плохо. Жить, как Моника, вполне приемлемо, а если я буду в почете у вампира, в качестве «любимой жены», то можно смело рассчитывать на хорошее к себе отношение. Но эти мысли я старалась сразу отгонять, прекрасно понимая, что по привычке начинаю адаптироваться к новым условиям и морально готовлюсь остаться здесь навсегда.

Что ни говори, но я ужасно скучала по своей старой жизни. Все бы отдала, чтобы снова пойти в колледж, сдать выпускные экзамены, к которым я зачем-то готовилась, увидеть отца и мать хоть на минуту, хоть на секунду, но все сладкие мечты разбивались очередным утром, что начиналось с лицезрения надоевшего мне до чертиков серого потолка.

Об инциденте с Никки я вообще не вспоминала. Хотя надо отдать ему должное – с его-то прошлым, он не должен к девочкам и на километр близко подходить, но, находясь всю жизнь в окружении женщин, невозможно держаться на расстоянии, тем более хозяин, похоже, не особо его ограничивает, раз посылает в город по несколько раз в неделю. Видимо, желание романтики и нежности свойственны даже этим «питомцам», чьи мозги промыты навязанной любовью к господину. Уверена, что этот поцелуй дался ему непросто, и он до сих пор приходит в себя.

Меня поразило, насколько равнодушно я это восприняла. После того как мой, такой желанный, первый поцелуй состоялся наконец и прошел без какого-либо удовольствия, я перестала ждать от этого процесса чего-то особенно и придавать ему невероятно серьезное значение.

Такое ощущение, что за полтора месяца я морально постарела лет на тридцать.

Однако Никки вскоре дал о себе знать. Спустя неделю он опять заявился и весьма неожиданным образом. В ту ночь я узнала о нем много нового.

***

Было около двух или трех часов ночи. Я уже спала, потому что привыкла к режиму, и стала, как в армии, засыпать и просыпаться в одно и то же время, ни минутой позже или раньше. Сквозь дрему я услышала, что замок заскрипел и кто-то вошел, но сон мой был так крепок, что мне было даже лень повернуться к зашедшему. Ночной гость подошел к койке, постоял немного, а потом залез ко мне под одеяло. Окончательно я проснулась, когда большие руки обняли меня за плечи, а гладкая щека потерлась об мое лицо. Тогда я не на шутку испугалась. Я ударила его локтем по лицу, задергала ногами и отодвинулась к стене.

– Анаксимандер, отстань! – крикнула я, почему-то решив, что это вампир.

– Это я, Ади, – тихо сказал гость, и только по голосу я поняла, что это Никки.

От этого мне легче не стало. Да, я предлагала ему остаться на ночь, но не думала, что он захочет вот так внезапно прийти. Я как-то более дипломатично представляла это событие.

«Может, мне ударить его гипсом?» – подумала я, но тут же решила оставить это на случай вынужденного применения самообороны.

– Прости, я напугал тебя.

– Слушай, не хочу, чтобы ты обо мне плохо думал, но тогда я тебе кое-что предложила в состоянии аффекта. По правде сказать, я не очень готова к этому, – виновато пробурчала я.

– Ты предложила остаться на ночь, вот я и пришел. Можно я побуду с тобой до утра?

– Что с тобой? Ты так резко изменился. Думала, ты меня ненавидишь.

– Нет, не ненавижу. Даже понимаю в какой-то степени, – он широко улыбнулся.

– А еще тот поцелуй… Это было очень внезапно.

– И за это прости. Я вдруг понял, что больше не могу сдерживаться. Ты мне очень нравишься.

– И давно? – я снова вспомнила о его наказании в детстве, и мне стало неловко.

– С тех пор как вез тебя сюда.

– Так может, ты меня украдешь, раз я тебе нравлюсь? – без особой надежды спросила я.

– Не могу пойти против хозяина.

– Да-да, – я грустно вздохнула. – Ты меня тоже прости за то, что я так некрасиво себя вела. Трясла тебя и предлагала всякие гадости.

– Разве стоит за это извиняться? Я был только рад провести с тобой время, – он упал головой на подушку и снова заулыбался мне.

В его словах было что-то такое неподдельно искреннее и солнечное, что мне и самой стало светло на душе.

– Если хочешь, оставайся, правда, тут тесновато.

– В тесноте, да не в обиде.

Мы оба улеглись и разделили на двоих одну подушку. Столкнувшись лбами, мы снова заулыбались друг другу. Первый раз в жизни парень признается мне в симпатии, и это было гораздо приятнее и милее, чем тот злополучный первый поцелуй с вампиром.

– Ты назвала меня именем хозяина. Он к тебе приходит?

– Очень редко, и по ночам – никогда.

– Нет, я имел в виду…

– Что? Нет-нет, не приходит он за этим, – я на удивление быстро уловила суть его вопроса.

– Так и знал. Очень странно, я думал, вы с ним спелись уже.

– Почему ты так решил? Ведь если я потеряю девственность, то моя кровь станет для него бесполезна. Так Моника сказала.

– Да бред это все.

– Что?! – я едва не заорала, но вовремя закрыла рот руками.

– Не кричи в ухо. Моника живет в каком-то своем мирке, я порой сам не понимаю, о чем она думает. На самом деле нет разницы, спала ты с кем-то или нет. Просто нужна девочка или молодая женщина, здоровая, без вредных привычек. Лучше женщина, потому что дети быстро мрут – они маленькие и организм не успевает восстанавливаться, но чем моложе, тем эффективнее для отца.

Я была одновременно обрадована и огорчена этой новостью. Вся моя система побега смылась в канализацию в один момент. Какой смысл, что я приставала к Никки и вампиру, если с помощью секса все равно не сбежать отсюда. Я преодолела такую огромную пропасть стыда и смущения, выставляла себя полной идиоткой ради идеи, которая изначально не работала.

– Тем более прости меня, – выдохнула я, переварив информацию. – Сказать по правде, я тебя домогалась, потому что хотела стать непригодной для вампира и вернуться домой.

– В таком случае тебе надо было приставать сразу к хозяину, а не ко мне, – сказал он, как-то резко помрачнев.

– Почему это? Не могу сказать, что люблю тебя, но ты мне гораздо более приятен, чем Анаксимандер.

– Ты сказала мне свой секрет, тогда я расскажу тебе свой, – сказал он тихо. – Помнишь, я тебе говорил, что, мол, «хотел бы, но не могу»?

– Помню.

– Понимай это буквально. В детстве меня кастрировали.

Я не знала, что на это ответить, и находилась в ужасе от услышанного. Моника была права, когда сказала, что вампир парня отнюдь не жалел, а, скорее, наоборот. Видя мое замешательство, он продолжил говорить.

– Хозяин не очень-то любит мужчин. Никогда не пойму, почему он решил оставить меня, а не убил. Но я получил свое наказание, родившись мальчиком. Это произошло через несколько лет после того, как отец избил меня до полусмерти из-за поцелуя с Моникой. Она тебе, наверно, рассказывала. Я не испытывал к ней никогда романтических чувств, считая своей сестрой, ведь мы оба почитали и любили одного отца. Когда нам было по восемь, я гулял тут, по подземелью и услышал голос Анаксимандера. Я побежал на него и застал, как он лобызается с мисс Ди в медкабинете. Чудом меня никто не заметил. Но увидев их полные удовлетворения лица и сверкающие глаза, я подумал, что раз отцу приятно, то я тоже хочу испытать нечто подобное. Я разыскал в саду Монику и поцеловал ее в губы. Мы оба ничего не поняли и не почувствовали, и решили забыть об этом. Однако Моника все-таки проболталась… Я уже думал, что на этом наказание закончилось, но, когда мне исполнилось двенадцать, он внезапно решил провести операцию. Так что детей у меня не будет, и уже много лет я ни на что не способен.

Я молча слушала эту историю и сравнивала со своим миром. Так у нас поступали с животными: собаками или кошками, которые начинали испытывать какие-то половые влечения и дабы отнять у них это желание и избавить хозяев от проблем, их быстро лишали нужных органов. Питомцами были для Анаксимандера не кошки и не собаки, а люди, с которыми он поступал, как заблагорассудится.

– И ты все равно его любишь? – спросила я, чувствуя, как накатывает злость.

– Да. Уверен, так нужно было. Вдруг я бы вырос настоящим маньяком и волочился за каждой юбкой, ведь здесь живут одни женщины.

– Он сделал тебя инвалидом, а ты говоришь, что так нужно.

– Это не важно. Руки, ноги, голова – на месте, – он ткнул пальцем в висок. – А больше ничего не надо.

Я погладила Никки по щеке. Сейчас он был совсем не таким, как раньше, – каким-то добрым и ранимым. Меня больно кольнуло его отношение к «наказанию». Такое же, как и у Моники. Он совершенно не чувствует отсутствия своей вины. Его сделали местным евнухом, чтобы не путался с женщинами из гарема, и поставили на побегушки к султану-вампиру. В этот момент мне стало за него обидно, и я окончательно решила не только сбежать сама, но и вытащить отсюда своих товарищей по несчастью. Если повезет, спасу и остальных работниц.

***

После этого Никки стал чаще навещать меня. По несколько раз в неделю он приходил глубокой ночью и уходил примерно в пять утра. Он просто дремал на моем плече, крепко обняв, и от теплоты его тела и мерного дыхания мне тоже становилось хорошо. Я стала даже лучше спать, потому что чувствовала какую-то поддержку и эмпатию, которых мне так не хватало все то время, что я пребывала в заключении.

Я рассказала Никки о том, что пыталась убить хозяина, и он подтвердил бесполезность моих действий. Таким его не убьешь и даже не остановишь, иначе как бы он прожил триста лет. Но ни про какие слабости вампира или его запретные желания он не знал, да и не мог знать. Он попросил меня оставить покушения на хозяина, а наоборот быть с ним ласковой и покорной. Тогда я без удовольствия призналась, что уже целовалась с ним, но это была игра. Никки сильно удивился и заинтриговано начал расспрашивать, какого это. Меня сильно напряг подобный допрос: во-первых, не хотелось вспоминать подробности, во-вторых, с его стороны желание знать все до мелочей выглядело каким-то противоестественным и даже немного отталкивающим. Но я рассказала обо всем без утайки.

Глава 7

Вот уж поистине удивительная штука – жизнь: то никому не нужна, то всем сразу. Вскоре я поняла, что нахожусь в каком-то странном и подозрительном любовном многоугольнике.

Началось все с того, что мне сняли гипс и повязку. Я словно заново родилась, почувствовав, как приятно снова что-то делать двумя руками и не страдать от невыносимого зуда и лишнего веса на груди и позвоночнике. Мир заиграл новыми красками, хотя тот факт, что я все еще находилась в заключении, не вызывал радости.

Я решила впредь быть осторожней и расположить к себе вампира, как советовал Никки, лаской и покорностью (последним по минимуму). Вот только порешать дела сердечные с Анаксимандером удалось далеко не сразу.

***

Моника и Никки часто ссорились. Их отношения сложно было охарактеризовать как дружеские, скорее, они больше походили на соперников. Любая ерунда или маленькая проблемка делали из мухи слона, и перебранка могла длиться с утра до вечера, но в одном они сходились точно – это желание заботиться о новой игрушке отца. Таким образом, Моника прознала, что Никки ворует у нее ключи по ночам и проводит время наедине со мной. Она сильно разозлилась и стала теперь вместо него ночевать в моей комнатке.

Мне тогда уже порядком надоело, что они меня все тупо используют и дерутся, как маленькие дети. Поэтому, когда кто-то из них приходил, я сгоняла их с кровати и заставляла спать на полу. Монику это не отвадило, она была готова на что угодно, хоть в душевой спать, но не позволить Нику ко мне прикасаться. Здорово, когда к тебе проявляют нежность и заботу, но, когда с этим начинают откровенно перебарщивать… Чувствуя себя редким животным в зоопарке, я стала раздражительной. Объятия Моники и смущенные поцелуи в щечку от Никки стали меня бесить, и в итоге я запретила им вообще меня трогать и приходить без надобности. Да, ругаться с ними было опасно. Потому что физически я от них зависела: они были единственным источником пищи, чистой одежды и хоть какой-то связи с внешним миром. Я часто думала, как же мне отобрать у них ключи, но они оба куда-то их прятали, когда приходили, словно фокусники.

Но это не отменяло того факта, что они мне ужасно осточертели своим навязчивым вниманием, и я совершенно не понимала, что с ними происходит, – будто борьба двух самцов за самку. Я стала бояться, что у них в головах творится что-то не совсем здоровое, и уже безрадостно нафантазировала, как они, объединившись, воспользуются моей беспомощностью.

Мне нравился Никки, как парень, но пока он находится во власти вампира, я даже не рассматривала возможность с ним каких-либо отношений, то же самое касалось Моники. Я уже давно заметила, что она как-то слишком много участия во мне принимает, но списывала это на то, что ее любимый хозяин периодически мною «пользуется», а общаясь со мной, она восполняет недостаток близости со своим объектом поклонения.

Но одной ночью Ник и Моника перешли все границы, которые расставили точки над i в наших отношениях. И мой статус в этой тюрьме полностью изменился.

***

Шел второй месяц пребывания в плену вампира. За это время я сильно похудела, хотя и питалась три раза в день, заработала сначала кровяную инфекцию, потом вывих плеча, а затем и разбитую вдрызг психику. Но до последнего еще предстояло дойти.

Я, как обычно, проведя целый день в гордом одиночестве, готовилась ко сну. Холодный душ немного бодрил и добавлял силы, чтобы пережить следующие сутки. Переодевшись в ночную рубашку, я, не предчувствуя ничего плохого, улеглась в постель.

Свет тут гас по расписанию, и я уже точно знала, когда нужно совершить все свои туалеты, чтобы не блуждать по комнате в полной темноте. Прошло минут десять, как я закрыла глаза и постепенно начала погружаться в дрему. В те дни меня очень беспокоило молчание Анаксимандера. С тех пор как зажила рука, он меня к себе не приглашал и кровь не пил. Я тайно надеялась, что он обо мне забыл, но это была палка о двух концах – не имея возможности выйти из комнаты, мне не было выгоды от того, что он потерял ко мне интерес, а, скорее, наоборот.

Только-только я подумала об этом, как дверь заскрипела и вошли двое – я поняла это по шагам. Одни были легкие и быстрые, другие более тяжелые и неуверенные.

– Что вам надо? – грубо спросила я, даже не поднимаясь с подушки. – Вам тут не бордель, я не собираюсь вас обслуживать.

Дверь захлопнулась, и гости подошли ко мне.

– Ади, мы подумали и решили, что тебе надо выбрать, – тихо сказала Моника.

Услышав подобный бред, я подскочила и уставилась на своих «друзей». Они оба выглядели какими-то удрученными, но Моника все же была бодрее смотревшего в пол Никки. Они были одеты в пижамы, видимо, сами собирались уже спать, но внезапно передумали.

– Что выбрать? Кого выбрать? Вы в своем уме?

– Мы тебя очень любим и не хотим друг с другом делить. Выбери кого-то из нас.

– Так, сядьте, – я хлопнула двумя руками по кровати, и они покорно уселись рядом со мной. – Не будем устраивать сцены ревности. Раз вы меня любите, то давайте объединимся и сбежим отсюда. Там, на воле, я смогу определиться, – я решила воспользоваться ситуацией и схитрить.

– Это невозможно, – парировал Никки.

– Не сейчас, – вторила ему Моника.

– Я слышу это от вас уже второй месяц. В любом случае я не могу кого-то выбрать. Никки, – я повернулась к нему. – Ты мне нравишься, но не могу сказать, что люблю тебя. А ты, – затем развернулась к Монике, – вообще женщина.

– И? Разве я не могу быть твоей единственной подругой? – спокойно отреагировала она. – Да и чего ты ожидаешь от Ника? Он не особо-то мужик.

Мне вдруг стало стыдно за ее слова. Никки все время молчал и даже не пытался защитить себя.

– Я была с тобой все это время, холила и лелеяла, а он! – Моника злобно посмотрела на братца. – Пришел на все готовенькое! Это он виноват, что у тебя появилась инфекция, потому что, когда мисс Ди учила нас первой помощи, он прослушал все.

– Она права, это я виноват, – тихо ответил Ник. – Но и у меня есть чувства! Пускай, я не полноценный, но впервые я к кому-то испытываю что-то такое, что сердце кровью обливается, – он схватил мою руку и прижал к своей груди, я почувствовала, как тяжело он дышит и как громко колотится его сердце.

– Вы любите не меня.

– А? – они оба удивленно уставились на меня.

– Вы влюблены в своего хозяина. Он вас к себе не подпускает, но вы знаете, что я была близка с ним. К тому же я здесь «свежее мясо», хоть какое-то новое событие. Ваша жизнь тут настолько скучна и однообразна, вы этого не замечаете?

Вдруг я поняла, что Никки не отпускает мою руку, а только сильнее удерживает. Тут он схватил меня за талию и прижал к себе спиной. Моника набросилась на меня сверху, и мы упали на кровать.

– Не понимаю, к чему ты клонишь, – сказала Моника, смотря на меня безумным, горящим взглядом. – Мне тебя жалко, и я действительно хочу, чтобы ты вернулась домой. Но мы здесь тоже не благотворительностью занимаемся.

Пораженная жестокими словами, я лишь молча смотрела ей в глаза. Моника совершенно не походила на себя прежнюю, ее как будто подменили. То же касалось и Ника – он был явно возбужден, но снаружи холоден и равнодушен.

– А ну, отпустите меня! – я задергалась, понимая, что мои наихудшие опасения оправдались.

Но Ник уже закинул на меня ногу, а единственную свободную руку держала Моника.

– Отец пил твою кровь, он целовал твои губы, – Ник провел пальцем по моему рту, а затем тоже поцеловал.

Я крепко сомкнула зубы и напрягла челюсть, чтобы хоть как-то сопротивляться этим насильникам, но тут почувствовал, что Моника нещадно кусает меня в шею. От боли я вскрикнула, и этим тут же воспользовался Ник. В другой ситуации я бы, может, даже получила от нашего с ним союза удовольствие, но только не сейчас.

Пока Ник отвлекал меня и не давал следить за действиями Моники, она взобралась на меня, порвала воротник и вцепилась зубами мне в горло. Я ощутила точно такие же клыки, как у Анаксимандера. Снова все повторялось – боль, унижение, беспомощность. Меня опять обманули: купили хорошим отношением, а затем предали.

Моника то отрывалась от меня, то снова припадала к бегущей из шеи крови. В процессе она больно впивалась ногтями мне в плечи, ключицу и грудь. При этом Никки будто совсем не интересовало, что творит его сестрица. Он перестал целовать меня и закрыл ладонью рот, чтобы я не кричала. Он смотрел мне в глаза и крепко держал за руки и ноги, не давая ни шанса отпихнуть его. Я была так напугана и растеряна, что даже забыла, что могла бы попробовать его укусить, но все, чего мне хотелось, это поскорее прекратить очередные мучения.

Вскоре я почувствовала слабость, а затем и безразличие. Моника все никак не отлипала от моей артерии. Наши ночные рубашки, лица и волосы – все было испачкано, а в темноте черные пятна на белом так сильно выделялись, словно при свете дня.

– Моника, хватит! – вдруг закричал Никки, слез с меня и оттащил свою подругу на другой конец койки.

Я привстала и увидела, что девушка была похожа сейчас больше на зверя, чем на человека. Глаза ее гневно горели, она пыталась безуспешно вырваться от Ника и протягивала ко мне испачканные кровью руки.

– Отпусти! Хозяин! Хочу еще! – кричала она, будто помешанная. – Дай мне еще!

Испугавшись не на шутку, я выскочила из кровати и убежала в душ. Там я закрылась шторкой, включила сильную струю воду и уселась под нее. Шум воды помогал заглушить истошные крики Моники, пока Ник пытался ее утихомирить. Мне и самой ужасно хотелось закричать – от страха, боли и ощущения полной безвыходности. Вода попадала в открытые раны, что все еще кровоточили. Они щипали и заставляли меня понять, что я все еще жива и все еще нахожусь в этом аду.

– На! Бери! – услышала я голос Ника. После этого он тоже закричал. – Как же это больно! Ты просто сбрендившая сука!

– Верни ее! Верни ее сейчас же!

Я зажала уши, чтобы не слышать их. Просидев там минут десять, я вдруг поняла, что больше снаружи не доносится ни звука. Я выключила воду, вылезла из душа и тихо, на цыпочках, вошла обратно в комнату. Там никого не было. Лишь смятая постель и черные растекшиеся пятна остались напоминанием об этих двоих.

Той ночью я больше не сомкнула глаз.