Текст книги "Плоть и кровь"

7

На следующее утро Ребус вошел в комнату оперативного штаба с чашкой декофеинизированного кофе и сэндвичем с тунцом на зерновом хлебе. Он сел за свой стол и снял крышечку с пластиковой чашки. Уголком глаза он увидел новую гору документов, появившихся на его столе со вчерашнего дня. Но еще минуть пять он мог не обращать на них внимания. Отпечатки пальцев убитого сравнили с тем, что были сняты в комнате Билли Каннингема. Так что теперь у тела было имя, но, кроме этого, практически ничего. Допросили Мердока и Милли, подняли их личные дела в Почтовом ведомстве. Сегодня предполагалось еще раз обыскать комнату Билли. Они так пока и не знали, кем он был на самом деле. Не знали, ни откуда он появился, ни кто его родители. Не знали почти ничего. Но Ребус давно усвоил, что при расследовании убийства вовсе не обязательно знать все.

За спиной у него стоял старший инспектор Лодердейл. Ребус почуял это, потому что вместе с Лодердейлом появился и запах. Его не все ощущали, но Ребус чувствовал всегда. Это напоминало запах талька, каким в туалете засыпают наиболее ароматные места. Потом послышался щелчок и жужжание электробритвы Лодердейла. Ребус, услышав этот звук, выпрямился.

– Тебя ждет шеф, – сказал Лодердейл. – Завтрак не убежит.

Ребус уставился на сэндвич.

– Я сказал – не убежит.

Ребус кивнул.

– Принести вам кружечку кофе, сэр? – Свой кофе он забрал с собой и теперь прихлебывал его, замерев на несколько мгновений у дверей Фермера Уотсона. Изнутри доносились голоса, и один был гнусавее других. Ребус постучал и вошел. Старший инспектор Килпатрик сидел по другую сторону стола от Фермера.

– Доброе утро, Джон, – сказал старший суперинтендант. – Кофе?

Ребус приподнял свою чашку:

– Спасибо, у меня есть, сэр.

– Ну, садись.

Он сел рядом с Килпатриком.

– Доброе утро, сэр.

– Доброе утро, Джон.

В руках у Килпатрика была кружка кофе, но он не пил. Фермер тем временем пополнял свою кружку из персональной кофеварки.

– Значит, так, Джон, – сказал он, садясь. – Принято решение откомандировать тебя в подразделение старшего инспектора Килпатрика.

Уотсон отхлебнул кофе, прополоскал им рот. Ребус посмотрел на Килпатрика, который удостоил его согласного кивка.

– Вы будете числиться у нас на Феттс, но вы должны быть нашими глазами и ушами в расследовании этого убийства. Держать связь, так сказать, а потому бо́льшую часть времени будете по-прежнему проводить на Сент-Леонардс.

– Но зачем?

– Понимаете, инспектор, это убийство, по всей вероятности, относится к юрисдикции ОБОПа.

– Да, сэр, но почему именно я?

– Вы были в армии. Я обратил внимание, что вы служили в Ольстере в конце шестидесятых.

– Четверть века назад! – возразил Ребус. – Я все эти годы только и пытался забыть о том, что там происходило.

– И тем не менее вы должны согласиться с тем, что здесь просматривается рука вооруженных формирований. Как вы сами заметили, такой пистолет – не самое обычное оружие грабителей. Револьверы этого типа используются террористами. В Соединенное Королевство в последнее время проникло много незаконного оружия. Может быть, это убийство поможет нам выйти на поставщиков.

– Погодите, вы хотите сказать, что вас не интересует убийство – вас интересует оружие?

– Я думаю, многое прояснится, когда я объясню вам суть нашей работы на Феттс. Я здесь закончу через… – он посмотрел на свои часы, – скажем, минут через двадцать. У вас будет время попрощаться со своими родными и близкими. – Он улыбнулся.

Ребус кивнул. Он не притронулся к своему кофе. На поверхности образовалась стылая пенка.

– Хорошо, сэр, – сказал он, вставая.

Все еще ошарашенный, он вернулся в кабинет. Один детектив рассказывал двум другим свежий анекдот. Про кальмара, ресторанный счет и мойщика посуды.

Значит, Ребуса переводили в ОБОП, в «ублюдочную бригаду», как кто-то назвал эту контору. Он сел за свой стол. Ему потребовалась минута, чтобы понять: на столе чего-то не хватает.

– Какой сукин сын сожрал мой сэндвич?

Он оглядел кабинет, анекдот оборвался на полуслове. Но не из-за Ребуса. По кабинету из рук в руки передавался лист бумаги, он и вызвал внезапную перемену настроения. Лодердейл подошел к столу Ребуса. В руке он держал полученное по факсу сообщение.

– Что это? – спросил Ребус.

– В Глазго нашли мать Билли Каннингема.

– Хорошо. Она приедет сюда?

Лодердейл рассеянно кивнул:

– Она прибудет для формального опознания.

– А отца нет?

– Мать давным-давно рассталась с отцом. Билли тогда был еще младенцем. Но она назвала нам имя отца. – Он передал факсовое сообщение Ребусу. – Его зовут Моррис Кафферти.

– Что? – Чувство голода мигом оставило Ребуса.

– Моррис Джеральд Кафферти.

Ребус прочел сообщение.

– Скажите, что это не так. Просто ребята в Глазго шутят.

Но Лодердейл покачал головой.

Большой Джер Кафферти сидел в тюрьме. Вот уже несколько месяцев, как сидел, и сидеть ему предстояло еще много лет. Он был опасным человеком – занимался рэкетом, подпольным ростовщичеством, убийствами. В суде удалось доказать только два убийства, но были и другие. Ребус знал, что были другие.

– Вы думаете, что кто-то таким образом отправил ему послание? – спросил он.

Лодердейл пожал плечами:

– Это определенно несколько меняет дело. По словам миссис Каннингем, Кафферти все то время, пока мальчик рос, не выпускал Билли из виду, старался, чтобы он ни в чем не нуждался. Она до сих пор время от времени получает деньги.

– Но Билли знал, кто его отец?

– По словам миссис Каннингем, нет.

– Значит, знал кто-то другой?

Лодердейл снова пожал плечами:

– Я вот думаю, кто сообщит Кафферти?

– Лучше сделать это по телефону. Я бы не хотел в это время находиться с ним рядом.

– Хорошо, что мой выходной костюм висит здесь в моем шкафчике, – сказал Лодердейл. – Придется созывать еще одну пресс-конференцию.

– Лучше сначала сообщить старшему суперинтенданту.

Глаза Лодердейла прояснились.

– Безусловно.

Он поднял трубку телефона Ребуса, чтобы позвонить.

– Кстати, чего он хотел от тебя?

– Да ничего особенного, – сказал Ребус.

Он и в самом деле теперь так думал.

– Но может быть, это должно заставить нас по-другому взглянуть на дело, – сказал он Килпатрику, когда они ехали в машине.

Они сидели сзади, водитель вез их на Феттс длинным маршрутом. Он держался главных дорог, а не переулков, объездов и бессветофорных улиц, которыми пользовался Ребус.

– Может быть, – сказал Килпатрик. – Посмотрим.

Ребус перед этим рассказал Килпатрику все, что знал о Большом Джере Кафферти.

– Я что хочу сказать. Если это бандитские разборки, то вооруженные формирования здесь ни при чем, верно? Значит, я вам буду бесполезен.

Килпатрик улыбнулся ему:

– В чем дело, Джон? Большинство известных мне полицейских готовы были бы отдать руку, которой они берут стакан с пивом, чтобы попасть в ОБОП.

– Да, сэр.

– Но вы не из их числа?

– Мне дорога рука, которой я беру стакан. Она мне и для других дел может понадобиться. – Ребус посмотрел в окно. – Дело в том, что я уже бывал в роли прикомандированного, и мне это не очень понравилось.

– Вы имеете в виду Лондон? Старший суперинтендант все мне об этом рассказал.

– Сомневаюсь, что все, сэр, – тихо проговорил Ребус.

Они свернули с Куинсферри-роуд и были теперь в минуте ходьбы от дома Пейшенс.

– Уж окажите мне такую услугу, – холодно сказал Килпатрик. – В конечном счете получается, что вы эксперт и по Кафферти. С моей стороны было бы глупо не воспользоваться помощью такого человека, как вы.

– Да, сэр.

На этом тему и закрыли – машина свернула на Феттс, где размещалось управление эдинбургской полиции. В конце долгого пути тебя вознаграждали видом готических шпилей Феттской школы, одной из наиболее элитарных в городе. Ребус никак не мог решить, что уродливее – псевдоготика школы или низкое безликое здание, в котором находилось полицейское управление. Здесь вполне могли разместить обычную общеобразовательную среднюю школу: здание поражало не работой архитектурной мысли, а полным отсутствием таковой. Таких убогих сооружений Ребус больше не видел – архитектор был начисто лишен воображения. Может быть, в этом таился намек на организацию, для которой предназначалось здание.

Эдинбургское отделение шотландского ОБОПа управлялось из тесного кабинета на пятом этаже, который ОБОП делил с криминалистическим отделом. Этажом выше размещались криминалистические лаборатории и полицейская фотолаборатория. Два этажа интенсивно взаимодействовали.

Штаб-квартира ОБОПа находилась в Глазго на Стюарт-стрит, с отделениями в городах Стонхейвене и Данфермлине. Последнее представляло собой службу технического обеспечения. Всего в штате было восемьдесят два полицейских и около дюжины гражданских.

– У нас есть собственная служба наблюдения и борьбы с оборотом наркотиков, – сказал Килпатрик. – Мы набираем людей из всех восьми шотландских служб.

Ведя Ребуса по зданию, Килпатрик продолжал исполнять роль гида. Услышав его голос, несколько человек – далеко не все – на секунду оторвались от работы. Двое из поднявших головы – лысый сотрудник и его веснушчатый сосед – смотрели вовсе не благожелательными взглядами, всего лишь любопытствующими.

Ребус и Килпатрик приближались к очень крупному человеку, который стоял перед картой на стене – картой Британских островов и северной оконечности Европы, простирающейся до самой России. Некоторые морские пути были обозначены длинными узкими полосками какого-то красного материала – такими штуками обычно пользуются портные. Вот только здоровяк никак не был похож на того, кто станет вырезать полоски из папиросной бумаги и наклеивать их на карту. Портовые города на карте были обведены черными кружочками. Один из маршрутов заканчивался на восточном побережье Шотландии. Человек не обернулся, когда они подошли.

– Инспектор Джон Ребус, – сказал Килпатрик, – это инспектор Кен Смайли. Он никогда не улыбается, так что не пытайтесь с ним шутить по поводу его фамилии[31]31
  Фамилия Smylie созвучна с английским smile – «улыбка».


[Закрыть]. Говорит он немного, но все время думает. И он родом из Файфа, так что вы с ним поосторожнее. Вы же знаете, что говорят о файфцах.

– Я сам из Файфа, – сказал Ребус.

Смайли повернулся и ухватил Ребуса за руку. Роста в нем было шесть футов и три-четыре дюйма, и этот рост вполне уравновешивался его сложением. Ребус готов был держать пари: парень качается каждый день. Он был на несколько лет моложе Ребуса, коротко стриг свои густые светлые волосы и носил небольшие темные усы. Его можно было принять за рабочего с фермы или даже за фермера. Живи он в области Шотландские границы, наверняка играл бы в регби.

– Кен, – сказал Килпатрик, – я тебя прошу, ты тут покажи Джону, что к чему. Он к нам временно прикомандирован. Когда служил в армии, был в Ольстере. – Килпатрик подмигнул. – Хороший человек.

Кен Смайли оценивающе посмотрел на Ребуса, который попытался стать прямо, грудь колесом. Он не знал, почему ему хочется произвести впечатление на Смайли, разве что очень не хотелось бы иметь такого среди своих врагов. Смайли задумчиво кивнул и обменялся взглядом с Килпатриком – взглядом, значения которого Ребус не понял.

Килпатрик тронул Смайли за рукав:

– Оставляю это тебе. – Он повернулся к другому полицейскому. – Джим, кто-нибудь звонил?

После этого он удалился.

Ребус повернулся к карте:

– Паромные переправы?

– Никаких паромов с восточного побережья нет.

– Они идут в Скандинавию.

– Но не этот.

Он был прав. Ребус попытался еще раз.

– Тогда катерами?

– Да, катерами. Мы думаем, катерами.

Ребус полагал, что здоровяк будет говорить глубоким басом, но у Кена оказался на удивление высокий голос, словно он сохранил его с подросткового возраста. Может быть, поэтому он и предпочитал помалкивать.

– Так вас интересуют катера?

– Только если на них привозят контрабанду.

Ребус кивнул:

– Оружие?

– Возможно, и оружие. – Он показал на несколько восточноевропейских портов. – Понимаете, при сегодняшнем положении дел много оружия поступает из России. Если сокращаешь армию, образуются избытки. А экономическая ситуация там такая, что люди изыскивают любые способы заработать деньги.

– То есть воруют оружие и продают его?

– Может, им и воровать не приходится. Многие военные сохранили свое оружие. А кроме того, они за время службы обзавелись всякими сувенирами. В Афганистане, например. Прошу, садитесь.

Они сели за стол Смайли, тот едва уместился в своем пластмассовом кресле. Он вытащил из стола фотографии автоматов, гранатометов, гранат, ракет, бронебойных снарядов – целый арсенал.

– Это только часть того, что удалось изъять. Бо́льшая часть оседает в Европе – Голландии, Германии, Франции. Но часть достигает, конечно, и Северной Ирландии, Англии и Шотландии. – Он постучал пальцем по фотографии автомата. – Этот АК-сорок семь использовался при ограблении банка в Хиллхеде. Знаете, профессор Калашников теперь предприниматель, ездит по всему миру на ярмарки оружия – предлагает свои изделия. Вот вроде этого. – Смайли вытащил другую фотографию. – Более современная модель – АК-семьдесят четыре. Магазин из пластика. Точнее говоря, это семьсот сорок пятая модель, все еще редкая на рынке. Немалая часть товара перевозится по Европе бандами байкеров.

– «Ангелы ада»?

Смайли кивнул:

– Некоторые из них завязли в этих делах по самые свои татуированные шеи. И зарабатывают на этом целые состояния. Но есть и другие проблемы. Много оружия попадает в Соединенное Королевство напрямую. Наши военные тоже привозят сувениры. С Фолклендов или из Кувейта. Те же калашниковы. Не всех досматривают при въезде, и в страну попадает много оружия. Потом его либо продают, либо крадут. А владельцы не спешат сообщать о пропаже, верно?

Смайли помолчал и сглотнул слюну, может быть, понял, что слишком уж разговорился.

– Я думал, вы из молчунов, – сказал Ребус.

– Иногда заносит. – Смайли принялся убирать фотографии. – Вот и все по существу, – сказал он. – С тем, что уже сюда завезли, вряд ли можно что-то поделать, но мы с помощью Интерпола пытаемся пресечь трафик.

– Но вы же не хотите сказать, что конечной целью этих поставок является Шотландия?

– Проходной двор, не более того. Через нас оружие направляется в Северную Ирландию.

– К ИРА?

– Да всем, у кого есть деньги за него платить. В данный момент мы думаем, что это скорее протестантские дела. Только мы не знаем причины.

– И какие у вас свидетельства?

– Недостаточные.

Ребус задумался. Хотя Килпатрик напрямую об этом не говорил, было ясно, что, по его мнению, в убийстве присутствует мотив вооруженных формирований, а значит, и связь с поставками оружия.

– Это вы обратили внимание на шестерной комплект? – спросил Смайли. – Видимо, вы попали в точку. Если так, то убитый как-то причастен к этим делам.

– Или помимо воли оказался в них втянутым.

– Такое редко случается.

– Тут есть еще кое-что. Отец убитого – местный гангстер. Его зовут Большой Джер Кафферти.

– Вы некоторое время назад его посадили.

– Вы хорошо информированы.

– Да, – сказал Смайли, – Кафферти добавляет некоторую симметрию к этому делу. Верно? – Он резко поднялся со своего кресла. – Ну, давайте я закончу экскурсию.

Впрочем, смотреть особенно было не на что. Но Ребуса представили коллегам. На вид не супермены, но чтобы помериться с ними силой на их условиях… нет, такого желания не возникало. Чувствовалось, что они свое дело знают и голыми руками их не возьмешь.

Один из них, сержант Клейверхаус, казался исключением. Он был долговязый, медлительный, с темными мешками под глазами.

– Вы на его счет не обманывайтесь, – сказал Смайли. – Мы не случайно зовем его Кровавый Клейверхаус.

Лицевым мышцам Клейверхауса понадобилось какое-то время, чтобы собраться в улыбку. Он, конечно, был не настолько медлителен, просто привык наперед просчитывать любое действие. Клейверхаус сидел за своим столом, возле которого остановились Ребус и Смайли, постукивал пальцем по красной картонной папке. Она была закрыта, но напечатанное на ней слово «ЩИТ» читалось отчетливо. Ребус только что видел это слово на другой папке – на столе Смайли.

– Щит? – спросил он.

– Да, «Щит», – ответил Клейверхаус. – Мы собираем о них информацию. Возможно, это банда, возможно, со связями в Ирландии.

– Но пока это только название, – вмешался Смайли.

Это слово кое-что говорило Ребусу. Вернее, он знал, что оно должно что-то ему говорить. Уже повернувшись спиной к Клейверхаусу, он услышал, как тот вполголоса сказал Смайли:

– Он нам не нужен.

Ребус не подал вида, что расслышал эти слова. Он знал: никому не нравится, когда в команду внедряют чужака. Примерно так же тепло стало у него на душе, когда его представили лысому человеку – сержанту Блэквуду и веснушчатому – констеблю Ормитсону. Эти двое обрадовались его появлению, как шелудивый пес – новой блохе у себя в шерсти. Ребус не стал задерживаться возле них. В другом конце комнаты его ждал пустой стол и хромой стул, извлеченный из какого-то чулана. Ребус понял намек: здесь никто не утруждался, чтобы создать ему нормальную рабочую обстановку. Он кинул взгляд на стол, потом на стул и под каким-то предлогом вышел за дверь. В коридоре он вздохнул полной грудью и спустился по лестнице на несколько этажей. Ребус кое-кого знал здесь, на Феттс, и он не видел причин, почему бы ему не нанести визит старому другу.

Но в кабинете инспектора Джилл Темплер теперь сидел другой сотрудник, как следовало из таблички на двери. Звали ее инспектор Мерчи, и она тоже была секретарем пресс-службы полиции. Ребус постучал в дверь.

– Войдите!

Как будто входишь в кабинет школьной директрисы. Инспектор Мерчи была молода, по крайней мере лицом. Но она прикладывала все усилия, чтобы скрыть этот факт.

– Слушаю? – сказала она.

– Я ищу инспектора Темплер.

Мерчи положила ручку и сняла маленькие полукруглые очки. Они повисли на цепочке у нее на шее.

– Она переехала, – сказала женщина. – Кажется, в Данфермлин.

– Данфермлин? Что она там делает?

– Насколько мне известно, освещает изнасилования и преступления на сексуальной почве. У вас какое-то дело к инспектору Темплер?

– Нет, я просто… проходил мимо… Не берите в голову.

Он вышел из кабинета.

Инспектор Мерчи скривила рот и снова нацепила на нос очки, а Ребус пошел вверх по лестнице, чувствуя себя еще хуже, чем прежде.

Остаток утра он ждал: может быть, что-нибудь случится. Но ничего так и не случилось. Все держались от него на расстоянии, даже Смайли. А потом на столе Смайли зазвонил телефон, – оказалось, что звонят Ребусу.

– Старший инспектор Лодердейл, – сказал Смайли, протягивая Ребусу трубку.

– Слушаю.

– Говорят, что тебя переманили от нас.

– Вроде того, сэр.

– Так вот, скажи им там: я хочу переманить тебя назад.

«Что я им – какой-нибудь голодный лосось?» – подумал Ребус.

– Следствие еще не кончилось, сэр, – сказал он.

– Да, я знаю. Старший суперинтендант мне сказал. – Он помолчал. – Мы хотим, чтобы ты поговорил с Кафферти.

– Он не будет со мной говорить.

– Мы думаем, что, может, будет.

– Ему известно про Билли?

– Да, известно.

– И теперь ему нужен кто-нибудь, чтобы использовать как боксерскую грушу?

Лодердейл на это ничего не сказал.

– Что толку с ним говорить?

– Я не знаю.

– Тогда зачем все это?

– Затем, что он настаивает. Хочет поговорить с инспектором, но не с первым попавшимся. Он просил о разговоре с тобой.

Последовала пауза.

– Джон? Тебе есть что сказать?

– Да, сэр. Сегодня очень странный день. – Он посмотрел на часы. – А еще нет и одиннадцати.

8

Большой Джер Кафферти выглядел неплохо.

Бодрый, подтянутый, сухопарый. Белая футболка плотно обтягивала его грудь и плоский живот, спортивный вид дополняли линялые джинсы и новые кроссовки. В комнату для посетителей он вошел уверенной походкой: так, будто посетителем был он, а заключенным – Ребус. Рядом с ним надзиратель казался не более чем лакеем, которого можно отослать в любую минуту. Кафферти сжал руку Ребуса слишком сильно, но не до хруста, кости не сломал. Пока.

– Стромен[32]32
  О происхождении этого прозвища (англ. пугало, подставное лицо) см. предыдущий роман цикла – «Черная книга».


[Закрыть].

– Здорово, Кафферти.

Они сели по разные стороны пластикового стола с прикрученными к полу ножками. Кроме этого, ничто не указывало на то, что они находятся в Барлинни – тюрьме, которая издавна славилась строгим режимом, хотя в последнее время администрация усиленно работала над изменением имиджа заведения. В комнате для посетителей царила чистота, на белых стенах красовались постеры с призывами к гражданам соблюдать меры общественной безопасности. Пепельница из тончайшего алюминия странным образом сочеталась с объявлением «Не курить».

– Все-таки заставили тебя прийти, Стромен?

Присутствие Ребуса явно забавляло Кафферти. Он знал, что Ребус дергается всякий раз, когда слышит это прозвище, и с удовольствием повторял свою шутку снова и снова.

– Мне жаль, что с твоим сыном случилась беда, сочувствую.

Веселость Кафферти как рукой сняло.

– Это правда, что его пытали?

– Вроде того.

– Вроде того? – Кафферти возвысил голос. – Если речь идет о пытке, то тут середины не бывает! Да или нет?

– Тебе сообщат.

Кафферти сверкнул глазами. Дыхание его стало поверхностным и шумным. Он поднялся со стула.

– Мне грех жаловаться. В наше время и в тюрьме свободы хватает. Я убедился, что свободу можно купить, как и все остальное. – Он остановился рядом с надзирателем. – Верно я говорю, мистер Петри?

Петри, не будь дурак, оставил вопрос без ответа.

– Подожди снаружи, – приказал Кафферти.

Петри вышел. Кафферти посмотрел на него и мрачно ухмыльнулся.

– Уютненько, – сказал он. – Ты да я. – Он начал поглаживать живот.

– Чего ты хочешь, Кафферти?

– Живот стал меня подводить. Чего я хочу, Стромен? Вот чего. – Он встал и навис над Ребусом, крепко сдавив ему плечи. – Я хочу, чтобы этого ублюдка нашли. – (Ребус поймал себя на том, что смотрит на оскаленные зубы Кафферти.) – Я не допущу, чтобы кто-то поднимал руку на мою семью, от этого страдает моя репутация. Такое нельзя никому спускать… это плохо для бизнеса.

– Что значит отцовское чувство, любо-дорого посмотреть.

Кафферти пропустил замечание Ребуса мимо ушей.

– Мои люди ищут того, кто это сделал, ясно? И за тобой будут приглядывать. Мне нужен результат, Стромен.

Ребус стряхнул руки Кафферти с плеч и встал.

– Ты что же, думаешь, мы будем сидеть сложа руки, потому что убитый – твой сын?

– Не советую… Именно это я и хотел сказать. Так или иначе, но я отомщу, Стромен. Кто-нибудь за это поплатится.

– Но не я, – тихо сказал Ребус.

Он выдержал взгляд Кафферти, и тот наконец широко развел руки, пожал плечами и уселся на свой стул. Ребус остался стоять.

– Мне нужно задать тебе несколько вопросов, – сказал он.

– Валяй.

– Ты поддерживал связь с сыном.

Кафферти отрицательно покачал головой:

– Только с его матерью. Она хорошая женщина. Слишком хороша для меня. Всегда такой была. Я посылал ей деньги на Билли. Во всяком случае, пока он рос. Да и сейчас еще время от времени.

– Каким способом?

– Через кого-то, кому я доверяю.

– Билли знал, кто его отец?

– Ни в коем разе. Его мать не то чтобы гордилась мной.

Он снова начал потирать живот.

– Попроси доктора прописать лекарство, – сказал Ребус. – Так мог кто-нибудь убить его, чтобы досадить тебе?

Кафферти кивнул:

– Я думал об этом, Стромен. Я много об этом думал. – Он помотал головой. – Нет, не сходится. Понимаешь, моя первая мысль как раз и была об этом. Но никто ведь не знал – только его мать и я.

– И посредник.

– Он не имел к этому отношения. Мои люди поговорили с ним.

От того, как Кафферти это сказал, Ребуса мороз подрал по коже.

– Еще два вопроса, – сказал он. – Слово «Немо» тебе что-нибудь говорит?

Кафферти покачал головой. Но Ребус знал, что уже сегодня вечером головорезы в восточных областях Шотландии будут искать человека с таким именем. Может быть, люди Кафферти первыми выйдут на убийцу. Ребус видел мертвое тело. Его мало заботило, кто первым выйдет на убийцу, главное – выйти. Он догадывался, что и Кафферти думает так же.

– И второе, – сказал Ребус. – Татуировка SaS.

Кафферти снова покачал головой, но на этот раз медленнее. Было что-то в этом движении, какое-то узнавание.

– Так что это, Кафферти?

Кафферти молчал.

– А банды? Он состоял в какой-нибудь банде?

– Он был не из таких.

– На стене его спальни висел плакат с Красной рукой Ольстера.

– У меня на стене висит календарь «Пирелли». Это что значит, что я пользуюсь их покрышками?

Ребус направился к двери.

– Не очень весело быть жертвой, а?

Кафферти вскочил со стула.

– Помни, – сказала он, – я буду следить за тобой.

– Кафферти, если один из твоих гопников подойдет ко мне хотя бы время спросить, я упрячу его за решетку.

– Ну, упрятал ты меня за решетку, Стромен. И что тебе это дало?

Ребусу была невыносима улыбка Кафферти – улыбка человека, который топил людей в свином навозе, хладнокровно расстреливал их, улыбка бездушного, коварного манипулятора, человека безжалостного и безнравственного. Ребус вышел из комнаты.

Тюремный надзиратель Петри стоял снаружи, переминаясь с ноги на ногу и стараясь не встречаться взглядом с Ребусом.

– Ты позорище – дальше некуда, – сказал ему Ребус и пошел прочь.

Наведавшись в Глазго, Ребус мог бы поговорить с матерью убитого, вот только она уехала в Эдинбург на официальное опознание верхней половины лица своего сына. Доктор Курт обещал сделать все, чтобы нижнюю она никогда не увидела. Как он сказал Ребусу, если бы Билли был чревовещателем, то никогда больше не смог бы работать.

– Вас надо лечить, доктор, – сказал ему на это Джон Ребус.

В Эдинбург он возвращался вконец измотанным. Кафферти всегда на него так действовал. Он не думал, что ему придется снова встретиться с этим человеком, – уж точно не раньше, чем оба они достигнут пенсионного возраста. Кафферти, когда его привезли в Барлинни, послал ему почтовую открытку. Но открытку перехватила Шивон Кларк. На ее вопрос, хочет ли Ребус взглянуть на послание Кафферти, он ответил:

– Порви ее.

Он так и не знал, что написал ему Кафферти.

Когда он вернулся, то застал Шивон Кларк в оперативном штабе.

– Ты, как я погляжу, работаешь не покладая рук.

– Люблю сверхурочные. И потом, наши ряды поредели.

– Так ты, значит, в курсе?

– Да, примите мои поздравления.

– Что?

– Ну, ОБОП – это ведь вроде горизонтального повышения.

– Это ненадолго – как несколько подряд выигранных матчей «Хиба». Где Брайан?

– В норе Каннингема – снова опрашивает Мердока и Милли.

– А миссис Каннингем – ее удалось допросить?

– По верхам.

– И кто с ней говорил?

– Я. Это была идея старшего инспектора.

– Ну, в кои-то веки Лодердейлу пришла в голову здравая мысль. Ты ее не спрашивала про религию?

– Вы имеете в виду все эти оранжистские штуки в комнате Билли? Да, спрашивала. Она в ответ только пожала плечами, как будто в этом нет ничего особенного.

– В этом и нет ничего особенного. У сотен людей можно найти такой флаг, такие записи. Боже мой, уж я-то повидал!..

И правда, он видел все это очень близко, и вовсе не ребенком, а совсем недавно. Слышал, как пьяные болельщики по пути домой горланят «Кушак». С месяц назад он на уик-энд перед 12 июля съездил к брату в Файф. В Кауденбите проходил оранжистский марш. Танцзал на втором этаже паба, в котором они сидели, казалось, был до отказа заполнен участниками марша. Там без умолку грохали барабаны, особенно оглушительно бил один, огромный, под названием «ламбег», визжали флейты, орал нестройный хор. Они с братом поднялись наверх посмотреть, что там происходит, уже к концу веселья. Дюжина дешевых флейт терзала «Боже, храни королеву».

Некоторые из юнцов с энтузиазмом подпевали, лбы у всех потные, рубашки распахнуты, некоторые выбрасывали вперед руку в нацистском приветствии.

– И больше ничего? – спросил он, и Кларк молча покачала головой. – О татуировке ей что-нибудь известно?

– Она думает, что он сделал ее около года назад.

– Что ж, это само по себе интересно. Значит, что мы имеем дело не с какой-то старой бандой или ошибками юности. «SaS» – недавнее явление в его жизни. А что насчет Немо?

– Ей это ничего не говорит.

– Я побывал у Кафферти. Ему SaS явно что-то говорит. Давай посмотрим его дело, может, там что-нибудь найдется.

– Сейчас?

– Начать можно и сейчас. Кстати, помнишь открытку, которую он мне прислал? – (Кларк кивнула.) – Что на ней было?

– Изображение свиньи в свинарнике.

– А текст?

– Не было никакого текста, – ответила она.

По дороге к Пейшенс он заехал в видеопрокат и взял два фильма. Это был единственный видеопрокат поблизости, в котором он вместе с полицией нравов или Торговыми стандартами[33]33
  Имеется в виду Институт торговых стандартов, стоящий на защите прав потребителей и добросовестных предпринимателей.


[Закрыть] не перевернул все вверх дном в поисках порнографии, сплэттеров[34]34
  Разновидность фильмов ужасов с уклоном в натурализм.


[Закрыть] и всевозможного контрафакта. Хозяином был человек средних лет, семьянин, всегда готовый помочь, доверительно сообщить тебе, что вот та комедия особенно хороша, а вот этот приключенческий фильм может оказаться крутоват «для дам». Он никак не прокомментировал выбор Ребуса: «Терминатор-2» и «Все о Еве». Но Пейшенс не удержалась.

– Здорово, – сказала она, имея в виду совершенно противоположное.

– А что не так?

– Ты ненавидишь старые фильмы, а я ненавижу насилие.

Ребус посмотрел на кассету Шварценеггера.

– Тут даже нет пометки «18+». И кто сказал, что я не люблю старые фильмы?

– И какой у тебя любимый черно-белый фильм?

– Да их сотни.

– Назови мне хотя бы пять. Ну хорошо, три, и не говори, что «так нечестно».

Он уставился на нее. Они стояли в нескольких футах друг от друга в гостиной – Ребус с кассетами, Пейшенс со сложенными на груди руками, выпрямив спину. Она, возможно, уловила запах виски, хотя он и держал рот закрытым, а дышал через нос. Тишина стояла такая, что он слышал, как кот облизывает себя где-то за диваном.

– Мы из-за чего ссоримся? – спросил он.

Она была готова к этому.

– Мы ссоримся, как всегда, по поводу внимания. Или, скорее, полного отсутствия у тебя такового.

– «Бен Гур»[35]35
  «Бен Гур» – американская историческая драма 1959 г. (реж. Уильям Уайлер).


[Закрыть].

– Это цветной фильм.

– Ну, тогда этот, который в суде, с Джеймсом Стюартом[36]36
  Здесь имеется в виду фильм 1959 г. «Анатомия убийства», в котором Стюарт играет роль адвоката.


[Закрыть].

Она кивнула.

– И еще этот другой – с Орсоном Уэллсом и мандолиной.

– Не мандолиной, а цитрой[37]37
  Имеется в виду фильм «Третий человек» (реж. Кэрол Рид) с участием Орсона Уэллса. Саундтрек к фильму был записан Антоном Карасом, знаменитым исполнителем на цитре.


[Закрыть].

– Черт! – сказал Джон Ребус, бросая кассеты и направляясь к двери.

Милли Докерти дождалась, когда Мердок уснет, и выждала еще час. В течение этого часа она размышляла над вопросами, которые им обоим задавала полиция, вспоминала хорошие и плохие времена в своей жизни. Она окликнула Мердока – ритм его дыхания не изменился. Только после этого она выскользнула из кровати и босиком пошла в спальню Билли, прикоснулась пальцами к двери. Господи, представить только, что его там нет и уже никогда не будет. Она попыталась выровнять дыхание – быстрый вдох, медленный выдох. А то будет гипервентиляция. Приступ паники – так это называется. Она многие годы страдала от этого, не зная, что она не одна такая. Что многие мучаются той же проблемой. И один из них – Билли.