Текст книги "Сыны Света: Воспоминания о старцах Афона"

Старец Онуфрий как-то рассказывал нам об отце Мине.

– У отца Мины, моего старца, была привычка пить вечером кофе. Я понял, что кофе стало его страстью, и однажды сказал: «Отче, ты понимаешь, что кофе обратилось в твою страсть?» Он посмотрел мне в глаза, а затем отправился к себе в келью, заперся и просидел в ней два или три дня. Я посоветовался с моим двоюродным братом: «Понимаешь, отец Викентий: старец пил кофе с пристрастием. Чтобы убедиться в этом, принеси кофейник и сам увидишь, что как только он услышит звон, то выйдет из заперти». Так и было. Он мне после сказал: «Благодарю тебя, сыне отче Онуфрие, что ты понял, какой страстью стал для меня кофе и что я должен с ним покончить, чтобы меня страсть не терзала». С тех пор старец даже не смотрел на шкаф, где стоял кофе, потому что считал, что его взор должен ограждаться от самого малого мирского пристрастия, за которое придется давать ответ и претерпевать осуждение в воздушных мытарствах.

Дикей монастыря отправил нашего старца по деревням Халкидики, чтобы исповедовать христиан. По возвращении дикей должен был расплатиться со старцем зерном, но этот мил человек не дал старцу даже куля зерна. Мы, молодые монахи, были этим неприятно поражены. А он показал нам пример стойкости и терпения – что мы должны ему подражать и терпеть нехватку даже необходимой пищи. С тех пор мы перестали гневаться на недостаток пищи.

От нехватки питания я начал харкать кровью, и старец, видя мое состояние, пошел к морю и принес мне рыбы. Затем мы сами стали себе дикеями: праведная Анна просветила ум одного христианина, державшего у себя овец, и он отправил нам головку сыра. Блаженный старец взял и показал его на собрании скитских старцев, чтобы, если они благословят, дать мне сыру. Все отцы на этом святом собрании с великой радостью сказали: «О чем ты говоришь, духовный наставниче! Нужно спасти твоего послушника Онуфрия. Мы даем тебе полное благословение всем собранием, чтобы он ел не только сыр, но и иную снедь, как то яйца и прочее, потому что его жизнь и здоровье сейчас важнее». Я пошел на поправку; единственное – после болезни голос у меня ослаб, и, если раньше я мог кричать, теперь, как ты слышишь, я говорю тихо-тихо.

Когда князь Черногории Никола услыхал о добродетели аввы Мины, то прибыл на Святую Гору Афон, чтобы поговорить с ним. Разговор этот был высокопоучительным: ведь старец не забыл языка своей родины, хотя уже много лет назад ушел на Афон. Князь попытался сфотографировать старца, но не получилось. Упросив братию, князь забрал старца Мину с собой в Черногорию.

Словно новый равноапостольный Косьма Этолийский, отец Мина утверждал черногорцев в православной вере. Он призывал их быть твердыми во исповедании и изучать греческий язык, потому что тогда они смогут читать святых отцов и через них духовно возвышаться – до самого седьмого неба. Все черногорцы, слушая поучения отца Косьмы, прославляли Всеблагого Бога за то, что Он послал своим верным такого учителя из их народа, чтобы укрепить страждущих людей в православной вере. Завершив миссию, отец Мина вернулся на Святую Гору, к себе в скит Праведной Анны.

Однажды все предстоятели славянских келий и скитов созвали собрание. Среди участников был и блаженной памяти отец Мина. Все выступавшие нападали на отцов ромейского происхождения. Отец Мина все это время молчал, потому что его обычаем было не подавать голос, пока его не спросят. Наконец, когда его спросили, что он думает, он ответил: «Сейчас, отцы и братья, вы все впадаете в неправду, клевету и неблагодарность. Пресвятая Богородица послала в великую Россию преподобного Антония из монастыря Эсфигмен, чтобы он возвестил православную веру и основал монашество. От ромейских, то есть греческих, монахов и архиереев мы научились православной вере и таинствам Церкви. До того как мы были крещены в вере, мы были не народами, а разрозненными варварскими племенами, где одно племя убивало другое. Когда наши отцы плыли по Черному морю и разразилась буря, они стали молиться неведомому Богу – единому в Троице Богу нашему. Господь Бог послал Архангела Михаила, который и спас наших отцов от бури. Затем, добравшись до города, они соорудили изображение Архангела Михаила. Когда позднее пришли византийские посланники возвещать православную веру и увидели образ, то прославили Всеблагого Бога, пекущегося о спасении душ наших».

Многое другое сказал на собрании отец Мина, затворив уста всех предстоятелей келий и калив славянских скитов Афона.

Когда собрание было распущено, отец Мина вернулся сюда в скит и, остановившись у дверей каливы, сказал мне: «Послушай, друг Онуфрий, с сегодняшнего дня и впредь не будем брать из русских монастырей ни хлеба, ни веревки (русские монастыри давали милостыню монахам, как только у них кончались запасы), но будем ревностно трудиться, зарабатывая себе пропитание».

Этот святой человек, отец Мина, был способен к любому ремеслу. Так, он с большим искусством вырезал полиелейный стол. На нем установил крест, закрепил три подсвечника для трех свечей, а также соорудил три сосуда, в которых полагали вино, елей и зерно, и место для пяти хлебов, освящаемых на всенощной для преломления. Когда монахи увидели такую тонкую работу, то стали просить сделать стол и для них, потому что все пользовались простой доской. Старец ощущал неподдельную радость во время работы, потому что никогда не ел за чужой счет. Все афонцы, даже из самых малых обителей, получали изделия отца Мины и были признательны за новые блюда и другие поделки.

Наш отец Мина совершал и многочисленную милостыню. Вследствие этого мы дошли до такой нищеты, что готовили похлебку в одной миске из того, что было, и садились есть. Он притворялся, что ест из миски вместе с нами, и когда видел, что мы сыты, то доедал оставшееся, спрашивая: «Вы точно сыты, братья?» Мы отвечали: «Да», – стараясь не задумываться над тем, что съел он всего ложку. После этого он отправлялся в церковь готовиться к Божественной литургии, которую служил ежедневно. Он прочитывал Великий Часослов от канона утешительного (просительного) до акафиста Честному Кресту. Также он читал «Плач» инока Фикары и в середине ночи поднимал нас на службу. Мы никогда не видели его уставшим, – он всегда был как олень, ищущий свежей воды.

Блаженный отец Мина никогда не считал деньги, а если у него скапливалось 20–30 лепт, он отправлялся в гавань монастыря Ксиропотам, где была бакалейная лавка, и покупал самое необходимое.

Местные миряне знали, что духовный человек не смотрит на деньги и не требует посчитать сумму. Он давал пятак, потому что на Афоне все стоило очень дешево, и ему в мешочек клали товары. Когда он приносил покупки в скит, послушники, видя, что он потратил все скитские деньги, а принес мало, говорили с искренней болью:

– Эх, старец, опять у тебя выманили все деньги.

А он их утешал, объясняя, что никогда не оставит их ни Пресвятая Богородица, ни праведная Анна.

– Ведь мы иноки, – говорил он, – и наши заступники – Матерь Божия и богородительница Анна. Куда бы мы ни пошли, нас будет опережать их чудесное заступление и мы ничего не лишимся.

Монахи, оставшись совсем без денег, печалились, но по-прежнему верили в заступление Царицы Небесной. Они усиливали свой труд и покупали то, в чем нуждались. И бедность помогла им соединиться с Богом.

Здесь, в скиту, очень многие безмерно чтили своего старца, приходили к нему и исповедовались. Среди них был и схимонах Анфим. Когда он был в миру, то трудился в турецких областях и местные ходжи трижды его обрезали! Отец Мина сначала недоумевал, какую епитимию ему за это наложить. Но потом сказал ему: «Совершай подвиг терпения здесь, и праведная Анна поможет тебе спастись». Отец Анфим благоговейно послушался слов старца, однако диавол столь позавидовал его спасению, что воздвиг в нем страшное плотское борение, напоминая о наслаждениях мира. Отец Анфим с рыданием упрашивал всякий раз отца Мину помолиться святой Анне, чтобы та освободила его от плотского борения.

Наконец, отец Анфим придумал себе епитимию: таскать бочки по сто окадов из гавани в скит. По дороге он ни разу не присаживался, разве что давал себе передышку минуты две, не больше, плача и рыдая, и упрашивая Бога освободить его от жгучих стрел лукавого, а после продолжал свой путь.

Старец видел, чем тяготится его ученик, и старался помочь своими отеческими советами в его духовной брани. Всеблагой Бог, видя труды отца Анфима, его искреннее покаяние перед Церковью и чистое исповедание православной веры, сподобил его достичь меры истинного покаяния. Весьма скоро схимонах Анфим почил блаженной кончиной, будучи полностью готов к смерти, и отправился в Царствие Небесное. Когда позднее отец Мина вспоминал своего ученика, то говорил: «Слава Тебе, Боже, за то, что брат завершил путь своей жизни в покаянии и православном исповедании».

В один год память святых сорока мучеников Севастийских совпала с Неделей Крестопоклонной. Как обычно, в скитском соборе совершалась праздничная всенощная. Старец Мина пришел на всенощную и услышал, что чтец не читает канона святым сорока мученикам на повечерии, потому что, как ему объяснили, пришел паломник и заплатил за то, чтобы служба была другому святому. Старец сразу же подошел к дикею и сказал ему: «Прошу тебя, старче дикей, соделай милость, пусть служба совершается и святым сорока мученикам, я тебе тоже заплачу». Дикей смутился, потому что он знал о нестяжательности и бедности старца. Растроганный его слезами и просьбами, дикей повелел совершать всенощную в честь святых сорока мучеников. И небесные молитвенники воздали отцу Мине за его благоговение к ним: он отошел в вечные обители в день их памяти.

Если кто-нибудь из братии собирается умирать, его ведут на скитское кладбище, где в присутствии духовника он просит прощения у всех братьев, так как, может быть, он обидел кого-то. Когда отец Мина уходил из этой временной жизни, ни один из братьев не смел сказать, что мой старец его чем-то огорчил. Все признали, что, хотя старец часто уставал, он никогда не отказывался помочь никому из нуждающихся материально или духовно.

Как-то два брата поссорились. Один из них взял у другого несколько монет и не отдавал, говоря, что ничего не должен. Когда отец Мина узнал об этом, то сказал мне: «Ой, друг Онуфрий, они поссорились. Надо бы найти деньги и отдать истцу, тогда ссора прекратится». Старец взял все деньги, которые нашлись в каливе, и пошел к брату, сказав ему: «Отец Зосима, возьми деньги, мне их передал отец имярек, который тебе задолжал. Только ни с кем об этом не говори, чтобы не подвести афонского духовника». На этом ссора двух братьев закончилась.

После кончины отца Мины все собрались восхвалить его добродетели. Отец Зосима сказал, что старец тайно дал ему деньги от имени брата, с которым он был в ссоре. Тот брат, услышав об этом, закричал: «Нет, я никогда не просил его передавать деньги!» Когда отцы это услышали, то все – и старые, и молодые – дружно сказали: «Поистине, отец Мина отошел из этой временной жизни в вечную, ознаменованный святостью!» – и прославили Бога.

Другим послушником старца Онуфрия Кипрского был отец Серафим из Димитриады. Чтобы достичь высоты добродетели своего старца, он выполнял все, что говорили ему отцы, проявляя предельное послушание.

Однажды отец Мина сказал ему: «Брат, будь милостив, сходи в гавань и возьми у рыбаков рыбы, а то нам нечего есть». Отец Серафим, не замедлив, отправился к морю. У рыбаков не было рыбы, и вместо нее они наложили ему морской гальки. Отец Серафим взял сумку и стал подниматься, думая, что несет очень много рыбы, раз сумка такая тяжелая. Придя в скит, он положил сумку, и как только отец Мина увидел гальку, то сказал: «Видишь, непослушный послушник! Твое непослушание превратило рыбу в камни, и ты их сюда притащил». Послушник поверил этому и расплакался, прося прощения за свое непослушание.

Отец Серафим был неграмотным, но при этом каллиграфически переписывал молитвы. И сейчас в скиту хранится стихословие, им переписанное. Жизнь свою он закончил преподобнически.

Старец Дамаскин был послушником старца Онуфрия. Он совершал подвиг в пещере, расположенной на пути из каливы Преображения в каливу Сретения. Благодаря совершенному безмолвию он очистил ум от всего земного и стал учителем сердечной молитвы.

Томясь божественным рачением, он попросил позволения отца Мины, старца каливы, отправиться в самую уединенную область Афона, чтобы возлюбить в полном безмолвии вершину желаний – Троического Бога. Отец Мина пал к его ногам и сказал: «Я позволю тебе отправиться в место безмолвия, но только в границах скитских владений. Над каливой Святой Троицы, где начинаются скалы, есть полуразвалившаяся калива. Туда и отправляйся за подвигом безмолвия и будешь мне утешением в этой жизни: ведь мы чада одного духовного отца».

С великой радостью и ликованием старец Дамаскин отправился на указанное ему место. Он увидел, что в скиту царит безмолвие. По благословению старца Мины он начал расчищать мусор во дворе каливы. На закате солнца он обрел мощи трех подвижников, от которых исходило несказанное благоухание. Старец начал плакать слезами радости и ликования. На землю спустилась ночь. Он сидел на утесе, который и сейчас виден, и думал о том, как известить обо всем скитскую общину и Великую Лавру. Около часа ночи, по афонскому счету часов, его ум вдруг прояснился, и помолившись, он увидел перед собой (о чудо!) трех небесных мужей, которые, воззрев на него строго, молвили ему: «Старче Дамаскине! если бы нам нужна была человеческая слава и похвалы, мы бы не пришли и не поселились бы на этих безводных скалах, чтобы обрести успокоение в Царствии Небесном. Возьми обретенные мощи и закопай их в неведомом месте, чтобы они оставались там до общего воскресения, когда в день суда нам воздаст щедродаровитый Бог, удостоивший нас, по любви Своей, пребыть в этом месте до последнего вдоха!»

Старец Дамаскин тотчас взял святые мощи и отправился в ведомое только ему неприступное место, куда бы никогда не догадались дойти скитские отцы.

Когда он завершил восстановление каливы, пришли глянуть на нее множество отцов, прежде всего – самые молодые. Он наставлял их в способе сердечной молитвы. Среди этих иноков был и отец Матфей из каливы Всех Святых, послушник старца Нектария. Позднее, взяв благословение своего духовного руководителя, старца Дамаскина, он отправился в мир, возвещая покаяние и наставляя в подготовке к исповеди, и одновременно обучая сердечной молитве, о которой наш богоспасаемый греческий народ, кажется, тогда совсем забыл. В городе Патры, как он сам рассказывал, к нему подошла мать с ребенком на руках, глаза которого выпали. Он спросил, что случилось, и мать сказала, что прокляла своего ребенка. Отец Матфей сразу же объяснил миру, сколь страшно проклятие, а после вложил глаза обратно в глазницы, совершенно вернув ребенку зрение.

Когда отец Матфей возвратился на Афон, то стал объяснять всем молодым инокам, что если монах не отсечет свою волю и свое помышление, он не удостоится небесных даров. Множество молодых людей сходились к нему и, как изжаждавшиеся елени, слушали его поучения о правилах монашеской жизни. Когда он опять пошел проповедовать в мир, то сосредоточил всю свою проповедь в Афинах, выступая в храме Вознесения на Панкратие. После он основал общежительный монастырь под Афинами, собрав немало учеников.

Старец Дамаскин много говорил о смысле безмолвия, но, к сожалению, мы не имеем никаких записей его проповедей: не нашлось того человека, который стал бы за ним записывать. А кончина его была такова.

Шла Великая Четыредесятница, стоял март, и, как было заведено еще с глубокой древности, никто не выходил за стены своей каливы. Старец Дамаскин, извещенный от Бога о том, что настал последний день его земной жизни, послал одного из своих посетителей с вестью, попросив прийти к нему старца Онуфрия, послушника отца Мины. Как только тот вошел, то увидел, что старец плачет, и спросил: «Что с тобой, старче Дамаскине, что ты разрыдался?» – «Старче Онуфрие, прошу тебя, возьми эту книгу преподобного Ефрема и храни ее у себя, потому что умираю без покаяния». Старец Онуфрий с недоумением спросил: «Старче Дамаскине, ты столько лет прожил в безмолвии, стольких людей привел к истинной жизни своими поучениями, наставляя в искусстве святости, и говоришь, что умираешь без покаяния?» Тот ничего не ответил, только слезы из глаз его лились рекой. Наконец, он сказал: «Да, старче Онуфрие, я умираю без покаяния, потому что должен был умереть как послушник старца Мины и скрываться в каливе, но вместо этого стал известным, а ведь похвалы не дают монаху идти по пути спасения».

Старец Онуфрий вернулся к моему старцу, отцу Мине, и передал ему все, что слышал. Они сразу же отправились в пустынную каливу. Когда они открыли дверь, старец уже лежал, познав преподобническую кончину. Похоронив блаженного старца, отцы отправились в обратный путь. Как только они вошли к себе, отец Мина сказал: «У меня озноб и горячка». И 9 марта, в день памяти святых сорока мучеников, отец Мина тоже умер смертью преподобных, покинув земную суету ради вечных обителей.

Из жизни и поучений разных отцов

Немного ниже каливы Святой Троицы располагается калива Святого Димитрия. Туда поступил из монастыря Григориат отец Вениамин. Там он совершал подвиг безмолвия, исполняя свои духовные обязанности.

Отец Вениамин был человеком отменного здоровья. Чтобы не заснуть во время всенощной, он замачивал в холодной воде полотенце и, не выжимая его, обматывался им и так стоял от начала всенощной до самого утра. Все отцы удивлялись его стойкости и боялись, что он простудится, но он был будто из стали и ничего не чувствовал. И на последованиях, и на литургии он стоял, как подсвечник великого входа. Он никогда не мыл ни лица, ни ног. Когда всех созывали на работу, он шел первым и брал на себя самые тяжелые грузы.

Хотя отец Вениамин происходил из богатого монастыря Святого Григория, у него порой не было даже хлеба. Переполняемый радостью, он трудился сверх сил человеческих, сколачивая аналои, сажая оливковые деревья, – да и какой только работы он ни делал! Для всей молодежи старец был лучшим примером.

Один монах из Аттики, по имени Иаков, убедил его перевестись в монастырь Преподобного Мелетия в Виллиа, чтобы возобновить в нем монашескую жизнь. Так и было сделано. Затем отец Вениамин познакомился со святителем Нектарием Эгинским, и они так сдружились, как нам рассказывали местные жители, что были, словно одна душа в двух телах.

Отец Вениамин говорил всем юным монахам такие богомудрые слова:

– Отцы и братья! Безбожный Оттон вместе со своими баварцами распустил сословие монахов. Четыреста пятьдесят монастырей были уничтожены одним указом. Поэтому будем внимательны все от мала до велика и не станем презирать никаких обычаев, воспринятых от святых отцов нашей Православной Церкви.

Здесь немало искушений. Если бы Пресвятая Богородица мне не помогала, я бы совсем пропал.

Все ушли из дома, а я остался один. Пришли двое посыльных, одного я попросил передать тебе письмо. Сегодня день памяти святой Христины, а завтра – память праведной Анны. Невозможно передать, какие радость и ликование ощущаются в моей душе, когда начинается праздничная всенощная. Весь собор наполняется светом.

Помнится, один год я исполнял послушание чтеца, и мой старец Онуфрий объяснил мне, что есть делание и что есть созерцание. Он говорил, что я должен внимать умом каждому прочитанному тропарю, а не отвлекаться то на одно, то на другое.

«Послушай меня, – говорил он мне, – если не приведу сравнения, я не смогу вознести высоко твой ум. Сначала появляется утренняя звезда, а после грядет восход. Сначала звезда, а заря – после. Как и сначала солнечные лучи, а потом солнечный диск. Утренняя звезда – Иоаким, заря – праведная Анна. Солнечные лучи – все дары благодати Всеблагого Бога, но совершенное сравнение – Пресвятая Матерь Господа, зачавшаяся в бесплодной утробе матери Своей, праведной Анны. Смирение Пресвятой Богородицы обратило к Ней Троического Бога. Второе Лицо Пресвятой Троицы – нетварный Сын, сущий от нетварного Отца, воспринял плоть от девственных кровей Богородицы, рожденной у неплодной. Теперь ты видишь, что – делание, а что – созерцание. Деяние – это буква Писания, а созерцание – это открывающееся нам за буквой таинство вочеловечения Господа нашего Иисуса Христа.

Церковь воинствующая на всяком отпусте вспоминает родителей Пресвятой Богородицы: «Святых и праведных богоотец Иоакима и Анны», – чтобы ты постигал, что без рождества Девы от этих супругов человек не вернулся бы в то состояние, от которого он отпал.

О чем говорит нам «деяние»? «Жизнь носившую поносила ты, Богоматерь Чистую, богоносная Анна». Подобно тому, толкуй: ум есть Иоаким, который оставил свой собственный дом и все свое имущество, отправился в пустынное место и предался созерцанию. И не один, и не два дня он провел в созерцании, но сорок дней и ночей. Он не давал отдыха своему телу, ум его не думал ни о чем мирском, но только о том, как Всеблагой Бог известит его о зачатии и рождестве Чада. Место Хозева, где он совершал подвиг, – до сего дня бесплодная пустыня, в которой совершенно нечем утешиться. Но он выдерживал любые трудности, пока не был извещен Архангелом Гавриилом, что супруга его Анна зачнет и родит Чадо. Вернувшись домой, он застал святую богородительницу Анну ликующей и пляшущей. Они оба поняли, что от них родится Отрасль, о Которой Давид сказал: Услыши, Дщерь Иерусалима…

Твой ум, запечатлевающий образ Иоакима, пусть ничем не услаждается в час молитвы, кроме созерцания. Созерцание, происходящее в смиренномудрии, обо всем забывает, даже о присутствии плоти. Ум получает извещения от духовных наслаждений. Он нисходит в сердце и обретает сердце жилищем своим. Это – образ праведной Анны, находящейся в раю радости и ликования. Тогда ум, радуясь и ликуя, зрит в сердце блистания умного Солнца. Блистания сии в общем смысле – все дары благодати, коих удостаивается душа, прибывающая в делании и созерцании на праздник, который сейчас празднует Матерь-Церковь и сугубо – наша святая обитель.

Сдерживай свое дыхание, дивясь великому таинству Промысла нас ради и нашего ради спасения. Всенощная, длящаяся четырнадцать часов, пронесется для тебя на одном дыхании. Слезы радости и ликования польются у тебя из очей. А очи души будут ясно видеть таинство Христова смотрения о нас и вочеловечения Его.

О, какая благодать посещает душу, совершающую подвиг в делании и созерцании, когда она слышит, как Святая Церковь поет: «От праведных произошед, Иоакима и Анны, безсеменно рождшая Начальника жизни». И в другом месте: «О блаженная двоице, вы над всеми родителями превознесены».

Может ли ум подвижника, увлеченный деланием и созерцанием, думать о каких-то земных вещах? Никогда! Небесные созерцания ведут его к высотам духовных наслаждений. Это, как поучал святой Дионисий Ареопагит, возможно для человека, «возлюбленного ими».

На стасидии, на которой ты сидишь, ты можешь почувствовать несказанное благоухание. Оно источается от святых мощей праведной богородительницы Анны. Если хочешь почувствовать большее, задержи дыхание. Тогда ум снизойдет в сердце и достигнет меры нечувствия ко всему мирскому и благочувствия ко всем духовным наслаждениям.

В дни равноденствия мы видим, что вещественный мир изменяется в вещественных свойствах. Мы понимаем, что над чувственными вещами находятся умопостигаемые энергии, которые направляют вещественный мир, как об этом сказал святой Дионисий Александрийский. По аналогии мы понимаем, что ум, благодаря чувственным вещам, постигаемым путем делания, восходит, будучи сам невеществен, к умопостигаемым мирам и пребывает посреди них. Ум, когда достигает путем делания степени созерцания умопостигаемых сущностей, ни о чем другом не думает, кроме как о том, чтобы не утратить духовные наслаждения, происходящие от созерцания. Каковы эти духовные наслаждения и кто может их воспринять? Те люди, которые хранят послушание и никогда от него не отрекаются.

Знаешь ли ты, доблестный брат, сколько благодатных плодов приносит душе подвижника послушание? Я даже не смогу их все назвать! Поэтому скажу тебе только одно, ибо я не могу тебя поучать, будучи сам учеником. Храни послушание до смерти, как учит нас святой Максим Кавсокаливит.

Преподобный Максим обучил всю Святую Гору и деланию, и созерцанию. Преисполненный духовными наслаждениями, он притворялся безумным, чтобы их не утратить. Босой, нагой, он сносил любые тяготы, ночуя среди скал, в оврагах и росистых зарослях.

Когда святой Григорий Синаит был на Афоне, он нашел Максима, и они разговорились о делании и созерцании. Преподобный Григорий упросил духоносного Максима Кавсокаливита перестать притворяться безумным и поселиться на одном месте, став учителем монахов. Ведь монахи очень нуждаются в том, кто наставил бы их на путь делания.

Преподобный Максим послушался, как некогда Иоаким Архангела Гавриила, и спустился в Кавсокаливию. Там он обрел свою праведную Анну – благодатное безмолвие, вознесшее его к величайшим созерцаниям. Благодаря этому он стал всем известен, и до скончания века он будет примером для тех, кто желает взойти к высотам духовных наслаждений путем делания и созерцания, – а и тому, и другому обучает послушание. Для тех же, кто не знает подвига и чуждается послушания, духовные наслаждения останутся непостижимыми и недоступными. И ты, когда совершаешь подвиг, храни послушание до смерти, в чем и наставляет нас святой Максим Кавсокаливит. Тогда ты будешь достоин духовных наслаждений. И если ты решишь всегда хранить послушание, то удостоишься всех его благодатных даров. Но что говорить только об этих дарах? Ты удостоишься видеть гораздо большие дары!

Слушай: скит сталкивался с разными искушениями. Если отцы наши не могли заплатить харадж[42]42
  Налог турецким властям, собиравшийся в Великой Лавре.


[Закрыть], турецкие наместники запирали собор. Отцы плакали и рыдали, молясь праведной Анне, чтобы она управила необходимое для нашего спасения и открыла собор, – иначе как же нам служить всенощные и Божественные литургии?

Однажды, перед заходом солнца, старец велел мне: «Бери сумку и отправляйся к собору». Когда я подошел к колокольне, то увидел старую женщину с метелкой. Она убралась в соборе и пошла подметать двор.

Исполнив поручение, я вернулся к моему старцу, отцу Мине. Он, будучи прозорливцем, сразу попросил: «Давай-ка, друг, садись и рассказывай». Я сообщил, что в соборе заметил старую женщину, которая там убиралась. Отец Мина, исполнившись радости и духовного ликования, подпрыгнул и закричал: «Это убиралась святая Анна – собор откроют!» Через два дня печати сняли. Я спросил его, почему я сам не разгадал смысл видения. Он ответил: «Потому что не было в тебе настоящего послушания. Ты увидел, что происходит, но решил вернуться обратно. Это малое снисхождение и не дало твоему уму понять все величие видения». Впредь я старался не оставлять послушания и сохранять соображение ясным. Ведь ни о чем другом не подобает нам помышлять, кроме как о красоте Божией, которую постигли праведные Иоаким и Анна, удостоившиеся стать богородителями Господа нашего Иисуса Христа.»

Мой старец Онуфрий говорил и многое другое, хотя не все из услышанного я смог применить: так сильно меня угнетали печали и скорби, от чего страдаю ежечасно.

Внимай тому, о чем я тебе написал, и ни с кем об этом не спорь, так как в нынешнем поколении царит безверие.

Почему оно появилось? Потому что люди отринули любовь к ближнему и доверились материи, не задумываясь о том, что существуют умопостигаемые творения, наделенные умом, «по образу» и «по подобию» в Боге почивающим.

Внимай внутреннему деланию, не любопытствуй по небрежению или легкомыслию, но строго повинуйся словам Бога нашего: «Входите тесными вратами для спасения. Мало входящих в них». Одним из спасенных будешь и ты, если пойдешь путем делания и созерцания. Возликуй, как молодой ягненочек на лугу, готовясь вкусить духовных наслаждений.

Заботься только о душе, потому что она задумана бессмертной. Подумай: по какой причине мы оставили мир, лишив себя общения с друзьями и знакомыми? Только для того, чтобы путем делания и созерцания удостоиться небесных духовных благ.