Текст книги "Сыны Света: Воспоминания о старцах Афона"

Блаженной памяти отец Гавриил происходил из каливы Благовещения Пресвятой Богородицы, совсем рядом с нашей каливой Святой Троицы. Он рассказывал мне о чуде, которое Божия Матерь явила на нем в день Благовещения.

В канун этого праздника покойный старец Геннадий, протопсалт в нашем скиту, певчий, любимый всем Ватопедом, благословил его идти в Пинну, чтобы собрать ягод для отцов, которые придут на праздничную всенощную.

Как обычно, отец Гавриил помолился перед иконой Пресвятой Богородицы и отправился на сбор ягод. Он поднимался все выше и, наконец, увлекшись, оказался на таком отвесном склоне, что трудно было понять, как же оттуда спуститься. В страхе он не знал, как же ему теперь быть.

Отец Гавриил вспомнил, как старец Дамаскин наставлял отца Матфея, что монах, когда молится, не должен ни о чем думать, кроме как о Всемилостивом Боге, Который сотворил человека по образу и подобию. Вспоминая красоту Божества, нужно всем сердцем быть преданным ей.

Вспомнив об этом возвышенном поучении, отец Гавриил решил: «Сейчас настало время духовного делания. Нужно испытать это поучение на моей жизни».

Он закрыл глаза и начал помышлять о будущей кончине. Все земное пронеслось перед ним и исчезло. Сердце его расширилось и стало всецело принадлежать Пресвятой Матери Господа нашего Иисуса Христа. Он ни о чем другом не думал, кроме как о красоте Триипостасного Бога, ради которой все прежние отцы оставили все в мире и соделались поистине сосудами Всесвятого Духа, в бедах и лишениях полностью умертвив свои страсти.

Калива Благовещения скита Святой Анны

В молитве отец Гавриил ощутил такую сладость, что мысленно стал благодарить своего старца за возложенное на него послушание. Благодаря послушанию, он оказался в этом неприступном месте и сможет молиться здесь до самой кончины жизни. Молитва сопроводит его до последнего часа и подготовит к встрече с прежними отцами.

Пребывая в сладости созерцания, он услышал голос в глубине сердца: «Малое послушание, тобой исполненное, показало тебе ту сладость в душе, которую переживали отцы».

И вдруг отец Гавриил заметил ветку. Сказав: «Пресвятая Богородица, помогай мне», – он бросил корзину вниз, и невидимая рука помогла ему уцепиться за ветку. Он еще раз сказал: «Пресвятая Богородица, помогай мне», – и метнулся вниз. Ветка его удерживала, и он плавно опустился до самой земли. Там он, взяв корзину, пошел к себе с радостью и ликованием.

О таких чудесах мне рассказывал отец Гавриил. Затем он прибавил: «Итак, старец Хрисанф, если ты не будешь так же всецело посвящать себя Богу в час молитвы, ты не сможешь вкусить мед духовных наслаждений. Приведу тебе пример.

Вот ты идешь из Кареи, неся что-то, и подходишь к монастырю Ксиропотам. Ты думаешь только об одном: будет ли там стоять лодка, чтобы можно было продолжить на ней путь. В этот момент твой ум переносится от этой мысли к созерцанию Всеблагого Бога. Благодаря молитве, ты сразу же забудешь обо всем и освободишься от всего земного. Сколько бы у тебя ни было груза, ты вдруг окажешься в гавани Ксиропотама, опустившись на крыльях молитвы, словно орел. Ты войдешь в лодку, она повезет тебя сюда, но сладость духовного созерцания позволит почувствовать, хотя бы на краткое время, в чем состоит сердечная молитва.

Сладость вкушения высочайших созерцаний и сердечной молитвы ведали все прежние отцы, совершавшие подвиг в пещерах над владениями старца Дамаскина. В эти пещеры и я, когда был молод, поднимался по скалистым уступам. Я видел стойки, на которые старцы возлагали книги при чтении. Пребывая подле этих пещер, юный монах научается от увиденного высоте монашеского жительства. Все старцы в этих пещерах блюли послушание, отсекали свою волю и помышление, учились остерегаться вражеских заблуждений. Поэтому в час молитвы они воспаряли духом, услаждаясь величайшим именем Господа нашего Иисуса Христа. Некоторые из них ели только ягоды и, благодаря такому воздержанию, достигали высот бесстрастия, не показываясь при этом никому из скитских отцов. Всеблагой Бог даровал этим отцам святость, – ведь они угодили Ему и исполнили волю Его. С тех пор это место и зовется святым.

Сюда приходит множество мирян, которые жалуются, что, когда они стоят на службах, ум их уносится то к одному, то к другому предмету. Пусть они послушают такое поучение. Когда моряки плывут много дней, выдерживая натиск волн, то о чем они думают? Только бы увидеть желанных родных. Но разве можно сравнивать мирскую встречу – со страшным таинством, совершаемом в храме, когда в жертву приносится Сын и Слово Божие? Как может христианин не внимать всецело совершению Таинства? Ты же слышал в соборе, как читали об этом в поучении Николая Кавасилы, современника святого Григория Паламы.

Христинанин, и прежде всего монах, должен быть всегда един со Всеблагим Богом. Я пережил этот опыт в Пинне, что и поведал тебе. Мы все окажемся перед Богом, когда наша душа будет разлучаться с миром сим. Она увидит святых ангелов, держащих чаши, наполненные благоуханными цветами мысленного рая. Этого подношения вкусят только те, кто всю свою жизнь были соединены с Триипостасным Богом. А те, кто помышляли о мирском и суетном во время совершения Божественной литургии, будут тоже видеть благоуханные чаши, но лукавые завистливые бесы не дадут им вкусить их сладости. Они скажут святым ангелам: «Эти люди во время литургии смущались страшным Таинством. Они воротили свой ум в сторону суетных попечений и мирских наслаждений. Так как они не приучили себя к созерцанию Бога, они не вкусили духовных наслаждений, пока были в теле. Они и перед смертью не покаялись. Поэтому у них нет права вкушать сладость этих благоуханных чаш величайшего вечного созерцания».

Они будут только издали смотреть на награду, которой лишились из-за преслушания и пренебрежения евангельским божественным законом. И вечно будут повторять: «Увы нам, – из-за малой небрежности мы лишили себя вечной радости и вкушения благ».

«Мы погибли», – скажут монахи, которые позабыли об обетах при пострижении и были побеждены мирской суетой (как говорит святой Феодор Студит).

Поэтому будь внимателен, старец Хрисанф. Сохраняй в себе советы и образ твоего духовника. Помни, что он делает честь всему скиту. Тогда ты удостоишься вкушения духовных услад и здесь, в этом святом месте, и там, в будущей вечной жизни».

Вот какие прекрасные наставления произносил, обращаясь ко мне, старец Гавриил. Этими душеполезными советами он повел меня по светлому пути наших отцов, которые носили дырявые рясы, а на ноги надевали только тапки из свиной кожи. А некоторые священники служили литургию босыми, – и это на мраморных плитах собора. Они стояли на службе прямо, как кипарисы, а очи их всегда наполнялись слезами радости. Возносясь духом, они не чувствовали сурового холода. Когда всенощная заканчивалась, стасидии были мокры от слез. Их светлый пример всегда должен оставаться перед нами, тогда мы сможем следовать по стопам отцов.

Зазвонил колокол. Я вышел на террасу и увидел, что старец отец Онуфрий плачет. «Что случилось, старче? Почему звонят?» – спросил я его. «Духовник отец Игнатий скончался». Как только я об этом услышал, то едва не упал, подавленный скорбью.

Старец Онуфрий сразу же решил отправиться в каливу Святой Троицы. Он поделился со мной:

– Сейчас, друг мой, очень трудно найти духовника, изучившего и делание, и созерцание. Как мне говорил блаженной памяти старец отец Мина, – настанет время, когда монахи будут произносить: Исповедайтеся

Господеви, яко Благ»[55]55
  Псал. 135, 1.


[Закрыть], но не будут задумываться над смыслом слов Писания: Вопроси отца твоего, и возвестит тебе, старейших тебя, и изрекут тебе»[56]56
  Втор. 32, 7.


[Закрыть].

Сознавая свою надменность и эгоизм, я не стал просить разъяснения этих слов. Да и понимал, что старец мне сам все истолкует. И правда, старец продолжил:

– Итак, друг мой, послушай, что скажу. Когда духовный отец видит, что его послушник тоскует, гневается или раздражается, он не будет с ним разговаривать до тех пор, пока злоба не сойдет с его лица и он не успокоится. А после примирения он пошлет послушника за стены монастыря к другому духовнику, чтобы тот привел послушнику свидетельства из Священного Писания и святых отцов-подвижников, которые устами духовника восстановят весь прежний мир в его душе.

– Но теперь как нам быть? Духовный наставник умер, – спросил я. Он ответил:

– Ты, друг, спрашиваешь, кто из духовников может сравниться с отцом Игнатием в верности преданию нашего святого места? Послушай об отце Игнатии.

Духовник отец Игнатий (f1927)

Он прибыл сюда из Серры в совсем юном возрасте. Все имущество еще на родине раздал нищим и пришел босиком, держа в руке только посох. Он поступил в Катунакию к старцу, отцу Неофиту, и никогда не поднимал очей, чтобы посмотреть, есть ли хлеб, соль или еще что. Он взирал только на четки из тридцати узелков, давно обветшавшие. А также он читал книги: авву Исаака, Четвероевангелие, Псалтирь и «Плач» инока Фикары.

Эти книги он лобызал всякий раз, когда брал в руки. Старцу Неофиту он оказывал полное послушание. Он никогда не задумывался о наличии воды или хлеба. Он лишь воздавал благодарность Пресвятой Богородице, что Она удостоила его поступить к великому подвижнику. Его отличали сосредоточенное безмолвие, непрестанная молитва, обильные слезы. В Катунакии нет ни одной церкви. Когда братиям нужно причаститься, они отправляются в Малый или же в Великий скит Праведной Анны. По решению монастыря, отца Игнатия постригли в монахи. Все отцы видели его добродетель и обратились с прошением к Великой Лавре рукоположить его в священники и предоставить ему полномочия духовника. Отцу Игнатию тогда было только двадцать шесть лет.

Все отцы, совершавшие подвиг безмолвия в Катунакии, видели, что это не человек, а сверхчеловек. Он так твердо хранил заповеданное ему послушание, что даже на еду и питье просил с поклоном благословения старца. А когда старец посылал его идти босиком по снегу в Карее, он никогда не возражал. После поставления в духовники к нему на исповедь приходило множество людей: сербы, русские, болгары, румыны – ведь все они видели, что житие его преподобно.

Однажды, когда закончилась Божественная литургия, старец ударил его по щеке. Отец Игнатий не огорчился, а сказал такие возвышенные слова: «Послушайте, отцы и братья. Когда нас, молодых, старцы бранят или ударяют, нечего нам огорчаться. Напротив, мы должны радоваться. Нам оказана помощь. Ведь старцы позаботились о том, чтобы разом исторгнуть из нашего сердца диавольский трезубец: надменность, эгоизм и превозношение. Наоборот, я огорчаюсь, если в какой-то день старец меня не обругает и не ударит. Я говорю своей душе: «Смиренный отец Игнатий, тебя сегодня не обругали, испытывай себя, чтобы диавольский трезубец не вошел в твое сердце еще глубже»».

– Этот человек, послушай, друг, – продолжил свой рассказ старец Онуфрий, – со дня рукоположения каждый день служил литургию, пока совсем не ослеп. Вот сколь сильно пылала в его сердце божественная любовь.

– А теперь, старче, где нам исповедоваться?

– Не могу ответить, дабы ненароком не впасть в грех осуждения. Скажу тебе только, что духовный наставник должен соблюдать предельное послушание и быть безупречным в каждой мелочи, в каждом своем шаге.

Знаешь ли ты, что претерпел отец Мелетий, ученик старца Кирилла, из каливы Честнаго Предтечи в Малом скиту Святой Анны? Был девятый час, и старец спросил его: «Ел ли ты?» Тот промолчал и не ответил, ел он или нет. Затем он отправился на всенощную в скит Святого Спиридона, в каливу Благовещения, где его ждали три брата-албанца: Иосиф, Николай, а имя третьего не помню. Он положил перед ними Святое Евангелие, они облобызались, он прочел над всеми разрешительную молитву и благословил причаститься Святых Таин. Когда старец Николай подошел к причастию, язык его вдруг свело и Святой Хлеб выпал у него из уст. Отец Мелетий чуть не пал замертво от страха, поняв, что натворил, и дрожа, как лист на ветке. Мы все тогда, понимаешь, друг, тоже застыли от ужаса.

Когда Божественная литургия закончилась, отец Мелетий открыто исповедовал свой грех.

А после он отправился к отцу Игнатию и к духовному твоему дяде, отцу Косьме. Оба духовных наставника единогласно решили, что тринадцать дней он должен поститься до девятого часа. Пусть он ест только после девятого часа раз в день хлеб и воду, а только потом его можно допустить служить литургию.

Все старцы, кроме совсем молодых, говорили отцу Мелетию: «Как мы будем доверять тебе своих послушников, если ты сам проявил такую небрежность и такое непослушание?»

Поэтому духовник должен быть очень внимательным, чтобы во всем служить примером добродетели, как отец Игнатий.

В Карею каждую субботу приходил брат и продавал свои изделия. Затем он покупал все, что ему нужно на неделю, а оставшиеся деньги раздавал как милостыню, притворяясь дурачком.

Он никому не говорил, ни откуда он, ни чем он занимался в миру. Но есть предание на Святой Горе: все, кто притворяются безумцами, в миру достигли высоких должностей и для того и избирали быть безумцами, чтобы скрыть это. Порой они говорили о себе то одно, то другое, чтобы их добродетель не была явлена.

Люди, желавшие освободиться от нападения страстей, задавали вопрос монаху, а он отвечал юродиво. Однако кто внимал его совету и исполнял его, – тот освобождался от страстей.

Однажды, когда в субботу этот юродивый отец сидел у кладбищенских ворот, к нему подошел патриарх Иоаким III, обратившись: «Благослови, старче». Тот поднялся перед ним, как столп, не способный уклониться от истины. Патриарх повторил: «Прости меня, старче, что я не мог тебя прежде навестить. Помешали те гонения, которые учинял против меня весь наш порабощенный народ».

Тогда Христа ради юродивый сказал: «Патриарше, дверь в мою каливу низкая – ты не сможешь вступить в нее».

Патриарх говорит: «Я нагнусь».

Старец ответил: «Если бы ты умел нагибаться, ты бы сейчас восседал на патриаршем престоле, где тебе и должно быть, а не бродил здесь по Святой Горе».

Патриарх был от природы гневлив. Он так вскипел, что монах сразу убежал. А патриарх Иоаким обуздал себя, задержав дыхание, поразмышлял над богомудрыми словами старца и тотчас оставил Святую Гору и вернулся в Патриархию. Совершая свое служение на престоле, он всегда повторял: «Преклоняй главу, тогда все будет в порядке».

Первым духовником, который жил в сторожке в саду и исповедовал гонимых тогда ревнителей старого календаря, был иеромонах отец Иероним. Он родился на острове Крит, но в тринадцать лет оставил родителей и отечество и прибыл на Святую Гору, поступив в общину монастыря Святого Павла. С великим рвением и охотой он стал исполнять все святые правила монашеской жизни и весьма скоро соделался добродетельным монахом. Когда он достиг канонического возраста, его рукоположили в иеродиакона, а после в священники и поставили духовником.

Приучив себя к послушанию, отец Иероним ел очень мало, а литургию служил каждый день. Игумен, видя высоту его добродетели, дал ему благословение поселиться в скиту безмолвия, освященном во имя Пресвятой Троицы.

В этой обители подвига отец Иероним вел жизнь, далекую от всякой суеты. Он служил всенощные, непрестанно молился, соблюдал строгий пост и сносил любые неурядицы. Ел он то, что у него было. Если в монастыре заболевал священник, отец Иероним шел и служил литургию. Жизнь его вся состояла из подвигов.

Европейцы, читая жития святых, не верили, что все, написанное о подвигах святых отцов, – правда. Один из них прибыл в монастырь Святого Павла и стал насмешливо отзываться о синаксарных чтениях.

Монастырь Святого Павла

Игумен (кажется, это был отец Синесий) не смутился, а взял европейского гостя за руку и повел его в скит безмолвия. Дойти до скита Святой Троицы было тогда очень трудно: дорога обрывистая и, если вовремя не рассчитать шаг, можно сорваться в море.

По обычаю, игумен постучался в дверь обители. Отец Иероним открыл им и облобызал руку игумена. Игумен вошел внутрь и ввел гостя. Они увидели, сколь малы помещения в скиту и что в них нет ничего: ни тарелки, ни вилки, ни одеяла. Только на умывальнике лежал высохший помидор.

Игумен сказал отцу Иерониму: «Не найдется ли у тебя, отче, хлеба нам поесть?»

Отец Иероним, как монастырский послушник, ответил смиренно: «Старче, у меня ничего нет, разве только один помидор, который садовник привез в прошлое воскресенье. Я только сейчас о нем вспомнил, когда вы попросили поесть».

Европейский гость спросил отца Иеронима: «Так, как часто ты ешь, отче?» Отец Иероним ответил: «Я послушник, игумен мой знает, когда мне нужно есть».

На обратном пути растроганный европеец сказал игумену: «Поистине, Православная восточная Церковь и сейчас знает делателей высочайших христианских добродетелей. Такие люди – пример для славного греческого народа, прошедшего через века мученичества».

По просьбе игумена монастыря Симонопетра отец Иероним перешел туда и вскоре был принят в монашескую общину. Там он познакомился с отцом Пантелеимоном, лучшим тогда певчим на Святой Горе.

Келья Святой Троицы монастыря Святого Павла

Они решили вместе вести отшельнический образ жизни. Для подвига безмолвия им была выделена калива в скиту монастыря Кутлумуш. Об этом узнали отцы, и все стали ходить к отцу Иерониму, чтобы выслушать советы об умной молитве и бесстрастии.

Однажды почтальон принес письмо для старца Пантелеимона. Но его не оказалось на месте: ушел на работу. Почтальон все же встретил его по дороге и вручил письмо, отправленное отцом Арсением с Саламина.

Когда отец Пантелеимон вернулся в каливу, его старец, отец Иероним, спросил: «Почтальон нашел тебя и передал письмо?»

Отец Пантелеимон ответил отрицательно.

Но прозорливый отец Иероним сказал: «Поройся у себя в сундуке и ничего никогда не прячь».

Когда летом отцы ходили на исповедь к отцу Иерониму, он мог предложить им только стакан холодной воды и несколько фиг, которые можно было нарвать с соседнего дерева.

Вскоре отец Пантелеимон отправился собирать фиги. Когда он проходил по настилу, одна доска сорвалась и он упал на скалы, повредив левую руку. Он закричал от невыносимой боли. Отец Иероним вышел на крики и увидел, что произошло. Старец сказал духовному чаду: «Раб Божий, разве не говорил я тебе, чтобы ты порылся в сундуке и ничего не прятал? Что мне теперь с тобой делать?»

Старец Пантелеимон стал просить прощения. Он вынужден был отправиться к родителям в Пирей, но вылечить его так никто и не смог.

Вернувшись на Афон, отец Пантелеимон поступил в святой монастырь Симонопетра. Его принял игумен отец Иероним, у которого в числе братии было много ученых людей из Афин. Он велел отцу Иерониму давать им уроки пения.

Когда Константинопольская Патриархия ввела новый, папский календарь, все отцы из Афин решили выйти из монастырской общины. Совесть не позволяла им поминать бесчинствующего патриарха. Среди непоминающих был и отец Пантелеимон, который отправился в скит Праведной Анны жить в безмолвии.

Скитское собрание обратилось ко мне, и я взял его к себе, в каливу Святой Троицы, чтобы и самому учиться у него как у старца. Он молился за меня, а когда мы собирались причащаться, я лобызал его десницу и просил прощения, потому что боялся, что он уйдет.

В день памяти пророка Илии послушник Пантелеимон принял постриг, как повелел мой старец Азария, и получил в монашестве имя Нектарий. Весь скит Праведной Анны радовался, что теперь здесь будет отменный певчий.

Отец Нектарий был знаменит, и многие приходили к нему постичь искусство пения, спрашивая, как разобраться в правилах византийской музыки. Он все растолковывал, приводя между делом множество полезных и поучительных примеров.

Вот только один из тех, которые я от него слышал.

Вокруг Кареи совершали подвиг отцы-нестяжатели, жившие как птицы небесные. Пробавлялись они тем, что плели веники, приносили их в субботу и продавали монастырю.

Один из этих отцов сидел у кладбищенских ворот, продавая веники. Многие подходили к нему и спрашивали у него советов. Никто не знал, кем этот старец был в миру.

Однажды к нему подошел один старец и сказал, что его послушник страдает духовной немощью, а он не знает, что с этим делать. Старец ответил: «Ему надо жениться».

Когда старец услышал эти слова, то испугался: «Как я могу отправить своего послушника в мир, чтобы он женился?»

Старец помолчал немного и сказал: «Ты же садовод, правильно? Дай ему лопату, пусть он вскапывает грядки с утра до десятого часа по византийскому счету. Увидишь, – он успокоится и больше мучиться не будет».

Затем старец Нектарий продолжил: «Ты видишь, что молодые монахи не носят афонские скуфьи, а надевают картонные. Это первый признак отступления от монашеского предания. Пройдет немного времени, и они введут множество новшеств, о которых даже говорить не буду. И в Святой Анне снимут подвижнические скуфьи, а наденут такие, как у поваров в миру».

Поэтому будьте внимательны, чтобы ваши послушники не пренебрегали преданиями Святой Горы Афон.