Текст книги "Зловещие маски Корсакова"

– Что случилось?

– Напали на кухарку, Марфу Алексеевну.

– Она… – начал было Корсаков.

– Жива, – невольно улыбнулся Постольский. – Лучше, если ты увидишь все своими глазами.

* * *

Корсаков присвистнул, разглядывая разруху на кухне. Частью разбитая посуда и столовые приборы валялись вперемешку на полу. Компанию им составляли несколько перевернутых табуретов. Комнату покрывали брызги зловонной черновато-зеленой жижи.

– Вот вам фьють-фьють, а нам потом енто все оттирать да починять, – расстроенно заметила Марфа Алексеевна. Она стояла рядом, цокая языком и качая головой. Чуть позади нее застыл Павел, на тот маловероятный случай, если чувства переполнят старую кухарку и она все-таки решит грохнуться в обморок.

– Марфа Алексеевна, расскажите еще раз, как все было? – попросил Корсаков.

– Да я вон мальчонке вашему все рассказала, – махнула рукой кухарка, но тут же принялась излагать с видимой гордостью: – Стояла я, значит, собиралась голубчиков сготовить…

Владимир про себя подумал, что фиксация на голубчиках, возможно, и помогла ей пережить шок от нападения.

– Чу – слышу, скребется кто-то. Я уж было, грешным делом, подумала, что крысы у нас завелись. Да только откель им взяться-то? Кошки справно их душат, сто лет уже ни одной не видывала. Оборачиваюсь – а там она! Страховидла, значит. Така мерзка, блестяща, как лягуха болотная. Токмо с зубами и когтями. Во-о-от такенными! – Кухарка развела руки в стороны, демонстрируя длину, на взгляд Корсакова анатомически невозможную. – Чую – щас бросится, значит. Ну, я и приголубила!

– Чем это вы его так? – уточнил Владимир.

– Во! – Марфа Алексеевна воздела перед собой внушительную палку с лезвием на конце, напоминавшую средневековую секиру. – Сечкой его того, рубанула, для капусты. Говорю ж, голубчики…

– А эта… э-э-э… страховидла что сделала дальше? – спросил Корсаков.

– Кубарем тудыть вон отлетела, – указала кухарка, махнув своим оружием в опасной близости от его лица. – Во-о-она там упала, куда свет из окошка кажет. Ка-а-ак зашипит, заверещит тонкой голосиной – и бежать.

– Ясно, – протянул Корсаков. Он проследил взглядом цепочку черных кровавых капель, оставленных сбежавшей тварью. Они вели в угол полуподвальной кухни. Там, в обитой досками стене, зияла ощерившаяся отломанными деревянными щепами дыра, чуть больше метра в диаметре. За ней обнаружился узкий земляной лаз, уводящий куда-то вниз.

– Что-то еще успели запомнить? – спросил Постольский.

– Да навродя нет, все сказала! Токмо… – Кухарка задумалась. – Когда я, значит, зверя… того… рубанула… очаг полыхнул, будто кто пороха в него сыпанул!

– Странно, – удивился Павел.

– Спасибо за рассказ, Марфа Алексеевна, – поблагодарил кухарку Корсаков. – Ступайте наверх, подождите нас с остальными слугами.

– А как же… – начала было женщина, но Владимир угадал ход ее мыслей и безапелляционно заявил:

– Голубчики подождут!

Недовольно бормоча себе под нос, Марфа Алексеевна покинула родную кухню.

– C'est une femme dangereuse[15]15
  Опасная женщина (франц.).


[Закрыть], – уважительно поглядел ей вслед Корсаков и процитировал: – Есть женщины в русских селеньях…

– Потрясающая выдержка, – согласился Постольский. – Что думаешь насчет ее рассказа?

– Ну, не верить ей повода у нас нет, – ответил Владимир. – К тому же это вполне вписывается в картину происходящего, как я понял после разговора с батюшкой. Ты показывал место Вильяму Яновичу?

– Беккеру? – переспросил Постольский и взволнованно округлил глаза: – Черт, я про него совсем забыл. Слугам-то приказал выйти из дома, а его не видел с самого завтрака.

Владимир и Павел не сговариваясь рванули к лестнице на улицу, а от нее – к флигелю. Поравнявшись с дверью, ведущей в комнату профессора, Корсаков с ходу попытался ее открыть. Та оказалась заперта. Владимир с силой трижды ударил ладонью по двери и прокричал:

– Вильям Янович, вы там? Откройте немедленно!

Ответом ему было молчание. Владимир и Павел мрачно переглянулись. Не особо веря в успех, Корсаков вновь постучал и крикнул:

– Вильям Янович, откройте!

Постольский приготовился уже вышибать дверь, как внезапно они получили ответ. Из комнаты раздалось недовольное бормотание. Мужчины прислушались и разобрали голос профессора:

– Иду, иду, незачем так колотить, право слово!

Дверь распахнулась, и перед ними предстал Беккер. Выглядел он весьма своеобразно. Тело скрывал явно одолженный на кухне фартук. Вокруг рта и носа, на манер американских ковбоев, повязан платок. Разноцветные глаза над ним были широко раскрыты, и Владимир заметил, что их зрачки расширились, почти скрыв радужку.

– Что за переполох, друзья мои? – поинтересовался Беккер. – Это ваше дело может подождать? Я тут, знаете ли, занят…

– Вильям Янович, вы что же, совсем ничего не слышали? – поразился Постольский.

– А должен был? – уточнил профессор. – Который час, кстати?

– Начало седьмого, – усмехнулся Корсаков, сверившись с карманным брегетом.

– Как? Уже? – удивился Вильям Янович. – Как время бежит, когда делом занят.

– Ваши опыты придется отложить, – решительно сказал ему Корсаков, пряча часы обратно в карман жилетки. – Пройдемте с нами. Вам будет любопытно.

– Ну, если вы так считаете… – пробормотал Беккер и последовал за ними.

Увидев кухонный разгром, Вильям Янович стянул с лица платок. Выглядел он словно ребенок, которого запустили в кондитерскую лавку и дали разрешение хватать все, что понравится. Он подошел к черным влажным следам, оставленным напавшим на кухарку существом, опустился на колени, шумно втянул носом воздух и принялся разглядывать жижу. Корсаков невольно подумал, что сейчас профессор лизнет мерзкий ихо[16]16
  В греческой мифологии – кровь богов, позднее слово стало использоваться для обозначения жидкости, выделяющейся из ран или язв, часто с неприятным запахом.


[Закрыть] для полноты картины, но тот, кажется, сдержался.

– Поразительно, – восхищенно прошептал Беккер. – Кажется, есть еще и легкие коррозирующие свойства… Друзья мои, вы обязаны мне поведать, откуда здесь взялась эта прелесть?

Постольский бегло пересказал профессору обстоятельства нападения на Марфу Алексеевну. Вильям Янович слушал его внимательно, но, кажется, смертельная опасность, грозившая кухарке, ничуть его не тронула. Он с почти ребяческой живостью перепрыгнул несколько брызг черной крови, сунул голову в пролом, а затем извлек из кармана рулетку, на манер портняжной, и измерил дыру.

– Видимо, существо размером немногим меньше человека, – задумчиво констатировал он. – И к тому же поразительно гибкое. Тоннель дальше сильно сужается, но, судя по всему, оно смогло протиснуться. Вы правы, Владимир Николаевич, это весьма, весьма любопытно! И, похоже, связано с нашей с вами утренней находкой. Вернемся в мою комнату. Моя очередь показывать вам поистине удивительные вещи. Но сначала…

Он бегло осмотрел кухню и схватил две плотные белые салфетки.

– Эти подойдут! – радостно сказал Беккер и чуть ли не вприпрыжку направился обратно к себе. Владимир пожал плечами и последовал за ним. Павел двинулся последним, заперев за собой дверь на кухню.

Когда они вышли из главного дома, Корсаков снова вспомнил про слуг, собравшихся во дворе.

– Можете возвращаться, – громко объявил он. – Но, пожалуйста, держитесь группами по два-три человека. Не нужно ходить в одиночку, пока мы не убедимся, что опасность полностью миновала. Да, и кухня должна оставаться закрытой.

Не сказать, что его слова были встречены всеобщим энтузиазмом. Люди были и так напуганы странными событиями, творившимися в прошедшие недели. Нападение на Марфу Алексеевну лишь еще больше обеспокоило их. Корсаков решил, что необходимо будет с ними побеседовать, но после того, как Беккер поделится своими находками.

В комнате профессора их ждал рабочий беспорядок. Вильяму Яновичу не хватило сосудов из корсаковской походной лаборатории, поэтому он приспособил для опытов всю попавшуюся под руки посуду. Растение из озера было безжалостно порезано на множество кусочков, от сравнительно больших до совсем маленьких.

– Итак, друзья мои, начнем, – объявил Беккер оборачиваясь к Корсакову и Постольскому. – Во-первых, я готов с уверенностью утверждать: этот, с позволения сказать, цветок (что не совсем правда, но давайте оставим для простоты) абсолютно не свойственен нашим широтам. Во-вторых, с чуть меньшей уверенностью я берусь предположить, что он вообще неизвестен науке. Его свойства – это нечто невероятное. Судя по всему, в его изначальной среде обитания нет солнца.

– В смысле, там очень темно? – уточнил Постольский.

– Не совсем, – загадочно улыбнулся Вильям Янович. – Скорее этому растению вообще незнакомы наши солнце и ультрафиолет, но оно очень быстро адаптируется. Обратите внимание на этот образец!

Он указал на самую крупную луковицу, которая уже успела выпустить белые и красные лепестки и начала напоминать цветок, о котором говорила Софья.

– Во-первых, так оно лучше улавливает питательные элементы, – продолжил лекцию Беккер. – Во-вторых, это своего рода механизм распространения и защиты. О, постойте! Механизм защиты! Нужно срочно надеть маски!

Он нацепил на нос свой платок и отдал слушателям салфетки, взятые на кухне.

– Думаете, растение все-таки ядовито? – обеспокоенно спросил Корсаков, повязывая импровизированную маску.

– Нет, иначе бы нам потребовались совсем другие меры предосторожности, – ответил Беккер. – Нет, мой подопытный вырабатывает определенное химическое вещество, однако оно не ба… бо… – Вильям Янович защелкал пальцами, снова пытаясь вспомнить понравившееся слово, и обрадованно произнес: – богульное! Вот! В общем, для здоровья оно, скорее всего, безопасно, однако вызывает эйфорическую реакцию, близкую к свойствам некоторых лекарств, которыми злоупотребляют наши британские и китайские друзья.

– Эйфорическую? – переспросил Постольский. – А при чем тут механизм защиты?

– Кажется, я знаю, что хочет сказать Вильям Янович, – догадался Корсаков. – Распространения и защиты… То есть вы утверждаете, что это растение расцветает и испускает феромоны с целью… какой? Чтобы его не боялись забирать из воды и приносить домой?

– Браво! Именно так! – захлопал в ладоши Беккер.

– Но это же невозможно! – воскликнул Владимир. – Это слишком быстрая эволюция. И такая формулировка подразумевает, что цветок делает это чуть ли не сознательно!

– А я говорил, что определение «цветок» не совсем верно, нет? – заметил Вильям Янович. – Помните многочисленные отростки, которые мы изначально приняли за корни? Так вот, это не корни, а скорее щупальца. А внутри луковицы скрывается примитивный орган, который по своему строению не так уж сильно отличается от мозга! А теперь – прошу внимания!

Он взял со стола скальпель, вновь подошел к цветку и быстрым отточенным движением отсек один из отростков. Растение вздрогнуло, а остальные корни-щупальца затрепетали. Из раны в воду выплеснулась черновато-зеленая жижа.

– Что-то знакомое, не так ли? – торжествующе спросил Беккер.

– Это что же, получается, что на Марфу Алексеевну напало разумное растение, которое отрастило себе зубы? – скептически вскинул бровь Корсаков.

– Не обязательно, – покачал головой профессор. – Но то, что существо, напавшее на кухарку, как-то связано с этим цветком, мне кажется вполне рабочей версией. Чтобы доказать это, мне потребуются образцы его крови из кухни, а также пара часов полной тишины.

– Думаю, это можно устроить, – сказал Постольский и повернулся к Корсакову: – Тем более что мне тоже есть чем поделиться.

XII

1881 год, июнь, усадьба Коростылевых, вечер

Владимир и Павел переместились обратно в кабинет, где поручик закончил разбор документов покойного Коростылева. Пришлось зажечь лампы – усадьбу медленно окутывали сумерки. На улице было еще достаточно ясно, однако внутри дома, особенно со стороны озера, света уже не хватало.

– Ничего способного прояснить причину страхов Коростылева я не нашел, однако вот что интересно…

Он уселся обратно за рабочий стол. Все бумаги на нем были теперь аккуратно разложены по стопкам. Павел взял несколько листов со второй стопки, куда, как помнил Владимир, они определяли документы, относящиеся к изобретениям Николая, и протянул их другу. Корсаков, чуждый инженерному делу, бегло пробежал их глазами и подытожил:

– Судя по почерку, Николай Александрович составлял эти чертежи и расчеты уже после того, как начал слышать чужие голоса, но я не понимаю, что здесь нарисовано. Какие-то формулы и… э-э-э… ящик?

– Везет тебе, что в юнкерском нас обучали взрывному делу и артиллерии, – усмехнулся Павел. – Выходит, не такой уж ты и всезнайка!

– Я смиренно принимаю границы своих познаний, – невозмутимо отозвался Корсаков. – Расскажешь, чем тебя привлекли именно эти документы, или хочешь еще немного насладиться своим интеллектуальным превосходством?

– Расскажу, – кивнул Павел. – Смотри, на первом листе у него химические формулы. Селитра, уголь, сера. Ничего не напоминает?

– Порох? – предположил Владимир.

– Он самый. Коростылев экспериментировал с различными химическими составами, пытаясь вывести формулу пороха, который сможет воспламениться и гореть под водой.

– Гореть под водой? – поразился Корсаков. – Да ладно! Сказал бы, что это невозможно, но, кажется, я это уже говорил Беккеру. Спрошу иначе: думаешь, ему удалось?

– Судя по всему, он так считал, – ответил Постольский. – Потому что перешел к следующему проекту, который ты видишь на этом чертеже. Присмотрись повнимательнее.

Владимир одарил друга раздраженным взглядом, но все же сделал так, как он сказал. Какое-то время чертеж оставался для него переплетением абсолютно непонятных линий и закорючек, пока внезапно его не осенило:

– Это что…

– Да, – кивнул Постольский, не дав ему закончить. Владимир вскочил, выглянул в коридор и позвал Федора. Тот появился очень быстро – спальня Натальи Аркадьевны находилась неподалеку.

– Как ваша хозяйка? – спросил Корсаков.

– Спит, – ответил камердинер. – Ее разбудил переполох после нападения на Марфу Алексеевну, но я не стал ничего рассказывать, чтобы не беспокоить. Она быстро заснула обратно.

– А за врачом посылали, как я просил?

– Да, но безуспешно. Наш земский доктор уехал в Новгород, вернется только через пару дней. А фельдшер, боюсь, бесполезен…

– Понятно… Скажите, Федор, когда Николай Александрович погружался в озеро, у него не было при себе жестяного ящичка? Три-четыре фута[17]17
  Со времен Петра I в России использовалась британская система мер и весов, адаптированная под традиционные меры. 1 фут равняется приблизительно 30 см.


[Закрыть] длиной?

– Да, был, – кивнул слуга. – Он прикрепил его к скафандру. Я думал, это какая-то новая деталь, и не стал уточнять. А что? Вы узнали, для чего он был нужен?

– Да, – мрачно ответил Корсаков. – Это была бомба. Николай Александрович взял с собой на дно бомбу, которая должна была взорваться под водой.

* * *

Остаток вечера прошел деятельно. Сначала Корсаков и Федор собрали всех слуг и попросили (а вернее, предоставили возможность – далеко не всех пришлось упрашивать) временно покинуть усадьбу. Владимир действовал по проверенному его предками принципу: удалить из опасного места всех посторонних. Хоть дядя, Михаил Васильевич, и утверждал обратное, пока что Корсаков продолжал исходить из того, чему его учили. А именно – потусторонние силы всегда приносят смерть и разрушение. Не потому, что они злонамеренны, а потому, что такова их природа. Привычный мир и его обитатели просто не выдерживают прикосновения духов и существ из иных реальностей. Чем больше людей путается под ногами – тем больше невольных жертв и тем выше вероятность того, что, пытаясь защитить всех, Корсаков допустит ошибку. А учитывая крест, который веками несла его семья, подобная ошибка могла стоить куда дороже, чем просто жизнь.

Многие слуги были только рады убраться подальше от дома, даже несмотря на их преданность семье Коростылевых. Кого-то, как, например, Марфу Алексеевну, пришлось отсылать в приказном порядке. Кухарка даже после пережитого нападения отказывалась покидать усадьбу и любимую семью. Убедить ее удалось лишь спустя полчаса уговоров. Тех из уходящих, кто не имел родичей в деревне, Корсаков направил к отцу Матфею – батюшка обещал любую помощь, так что Владимир не постеснялся поймать его на слове.

Таким образом, в усадьбе на ночь остались шестеро. Наталья Аркадьевна отказалась уезжать, ожидая возвращения мужа, да и сама была слишком слаба, чтобы куда-то ехать. Федор и Софья остались при ней – и если против камердинера Владимир ничего не имел, то наличие служанки считал лишним риском. Однако девушка с непоколебимой решимостью сказала, что не бросит хозяйку, и Корсакову пришлось уступить. Конечно же, остались Беккер и Постольский. И, естественно, никуда не поехал сам Владимир.

Вместе с камердинером они разместили оставшихся на втором этаже главного дома. Корсаков справедливо полагал, что разделяться в условиях, когда из любой щели потенциально могла вылезти голодная зубастая тварь, слишком опасно. Софья осталась ночевать на кресле в хозяйской спальне, Федор – на своем посту перед дверью. Гости решили собраться в кабинете Коростылева. Там уже был диван, к которому добавили еще два глубоких кресла. Соседнюю пустующую комнату отдали под временную лабораторию Вильяма Яновича.

Когда совсем стемнело, Корсаков наскоро укрепил этаж и комнаты защитными символами на случай, если противник все-таки окажется духом (в чем он, правда, сильно сомневался). Чтобы оповестить о появлении физического супостата, Владимир установил поперек коридора и у дверей растяжки с колокольчиками, о которые, по его расчетам, в темноте мог бы запнуться непрошеный гость.

Также он ввел ночное дежурство. Из шестерых оставшихся в усадьбе людей трое были вооружены: Федор – хозяйской охотничьей двустволкой, а Корсаков и Постольский – револьверами. Ночи в июне стояли короткие, но Владимир все равно сделал смены трехчасовыми, чтобы каждый мужчина получил хотя бы шесть часов на сон. Себе он взял самое тяжелое дежурство – среднее, предрассветное.

Незадолго до полуночи свои исследования закончил Беккер. С горящими глазами он ворвался в кабинет и объявил:

– Как я и предполагал, анализ показал, что сок растения их озера и кровь напавшего на кухарку существа, несмотря на определенные различия, однозначно имеют очень много общего!

– Замечательно, Вильям Янович, – пробормотал Корсаков, укрывшийся пледом на диване. – А теперь идите спать.

– Но это же открытие! – воскликнул Беккер.

– И мы обязательно обсудим его утром, – пообещал Владимир. – А у вас вся ночь впереди, чтобы хорошенько его обдумать. Но, поверьте моему опыту, полуночные гипотезы редко помогают что-то прояснить, а чаще – только запутывают дело. Кресло в вашем распоряжении.

Корсакову показалось, что он сомкнул глаза буквально на мгновение, когда его побеспокоили вновь. Он проморгался, отгоняя сон, и недовольно воззрился на Федора, прошептав:

– Что стряслось?

– Два часа, – ответил камердинер. – Вы просили разбудить.

– Ах, ну да… – смутился Владимир. Он с сожалением выбрался из-под пледа, потянулся и осмотрелся. На креслах вокруг дремали Постольский и Беккер. Если Павел как-то умудрялся даже спать почти по стойке «смирно», то Вильям Янович расползся на сиденье, закинув одну ногу на подлокотник. Бодрости эти картины не добавляли.

– Прошу, – предложил Корсаков камердинеру, отступив от дивана.

– Благодарю, я бы пока вам компанию составил, – ответил Федор.

– Не стоит. Сколько вы уже не спали?

– Сутки, наверное. Сон все равно не идет.

Владимир не стал спорить. Они на цыпочках вышли в освещенный лунным светом коридор. Корсаков уселся на стул и положил на колени револьвер. Федор просто опустился на пол у дверей хозяйской спальни.

– Знаете, я видал монахов-аскетов, которые позволяли себе больший комфорт, – заметил Корсаков. – Что вас гложет?

– А вы как думаете? – вместо ответа спросил камердинер.

– Не важно, что думаю я. Мне бы хотелось услышать вас.

Федор молчал. Владимир не торопил. Где-то в доме едва слышно тикали часы. Занавеска у единственной открытой форточки лениво колыхалась на ветру. Когда Корсаков уже решил, что ответа не последует, камердинер все же произнес:

– Я подвел их. Не уберег.

– Кого?

– Николая Александровича. Никиту Александровича.

– Ну, вы же не всеведущи, – сказал Корсаков. – Никто не может охранять человека неотступно целыми сутками. Особенно если у него есть другие обязанности. И уж точно не от угроз, о которых большинство людей даже не подозревают.

– Вы не понимаете, Владимир Николаевич. Меня с детства воспитывали в служении. А уж побывав в армии да посмотрев, как жили другие рекруты, что тянули лямку вместе со мной, я понял, насколько выпавший мне жребий счастливей, чем у них. Поэтому, вернувшись назад, я решил, что все свое время и всю дисциплину, которую в меня вбили, я обязан употребить ради благополучия Коростылевых. Грешно так говорить и неправильно, но… видимо, в ночи такое легче дается. Я любил Николая и Никиту. Возможно, даже больше, чем их родители. Я как пес, Владимир Николаевич. Пес умеет только служить и защищать. Так скажите – сможете ли вы объяснить ему, что его хозяева погибли, пусть даже он ничем не мог им помочь и это не его вина? Думаете, от ваших слов станет легче?

– Не станет, – признал Владимир. – Но это правда. От нее никуда не деться. И когда мы закончим расследование, когда накажем ту силу, что забрала у вас подопечных, – ваша забота снова понадобится. Наталье Аркадьевне. И ее ребенку, кто бы там ни родился, мальчик или девочка. Вы будете им нужны. Но это – потом. А пока ваша сила и опыт будут нужны мне, чтобы защитить их. Поэтому я буду вам очень признателен, если вы позволите себе хоть немного отдохнуть и поспать.

Федор снова замолчал, но несколько минут спустя все же тяжко вздохнул, поднялся с пола и прошаркал обратно в кабинет. Владимиру оставалось лишь надеяться, что их разговор хоть немного снял груз с души верного слуги.

Вопреки опасениям Корсакова, ночь прошла абсолютно спокойно. Колокольчики в коридорах не звонили. Озеро не горело зловещим светом. Из окон усадьбы не виделись тени жутких чудовищ, кружащих вокруг дома. Никому даже не снились кошмары. Их противник будто бы издевался над ними, затаившись.

В отсутствие Марфы Алексеевны должность штатного повара взял на себя Постольский. Его дежурство было последним, поэтому, выспавшись за шесть часов, после его окончания он заварил чай, пожарил яичницу, разогрев сковородку на газовой горелке из походной лаборатории, и смастерил бутерброды из принесенных припасов. Кухня все еще стояла запертой.

За импровизированным завтраком, который с ним разделили Постольский, Беккер и Федор, слово взял Корсаков:

– Итак, господа. За прошедшие сутки мы узнали много нового, включая открытие профессора Беккера. Но, к сожалению, так и не смогли приподнять завесу тайны над природой нашего противника. Такое ощущение, что у нас, с одной стороны, слишком мало подробностей, а с другой – слишком много. А значит, пришла пора обратиться к источнику всех наших беспокойств.

– Озеру? – уточнил Постольский. – Ты что, собрался лезть в озеро?

– К сожалению, все ответы, похоже, таятся на дне, а значит, мне надо туда же, – пожал плечами Владимир, невозмутимо закинул в рот последний кусок бутерброда и отряхнул руки от крошек. – Федор, позвольте вопрос: я же правильно понял вас и госпожу Коростылеву? Вы упоминали о том, что у Николая Александровича были «костюмы», во множественном числе. То есть не один, так? И мне тоже найдется?