Текст книги "Откровения судебного медика (сборник)"

Заинтересованный необычной находкой, я попросил свою лаборантку Веру Торикову отнести на консультацию к археологам керамический хлам. Те пришли в ужас: раздолбленная утварь оказалась, по их предварительным прогнозам, частью погребального комплекса VIII–IX веков н. э., относящегося к хазарскому периоду. Было от чего прийти в отчаянье: сам могильник оказался настолько разрушенным, что стал не пригодным для исследования («Какие вандалы сделали это?!» – вопрошали бедные археологи), а жалкие остатки посуды не представляли теперь никакого научного интереса. Огорчение усиливалось тем, что захоронение находилось буквально под носом, не надо было ехать к черту на кулички. Кстати, материалы консультации были подписаны зав. сектором археологии Евгением Цуцкиным, так что наше заочное знакомство с ним состоялось за 8 лет до ажиновских раскопок…

Наутро, позавтракав в столовой (надо отметить, что сельсовет организовал нам отличные бытовые условия), мы немедленно приступили к работе. Окоп длиной около 15 метров, шириной не менее 2 метров (он был расширен для удобства работы археологов) и глубиной примерно на уровне груди взрослого человека, в одном из концов имел пологий скат для спуска членов экспедиции. На дне его лежали 14 человеческих скелетов в самых разнообразных позах, в основном – лицом вниз. Большинство из них при жизни были невысокими, коренастыми, со слегка кривоватыми ногами – классические всадники-степняки. Оружия при них никакого не было. Лишь один скелет в восточной части окопа находился лицом вверх, и рядом с ним лежал карабин, металлические части которого были обильно покрыты буровато-рыжим налетом коррозии. Среди останков археологи находили и осторожно извлекали саперные лопатки, фляжки, истлевшие ремни, подсумки с проржавевшими патронами к карабинам, котелки, противогазы с противогазными коробками, устанавливая принадлежность каждого предмета к определенному скелету. Все это заносилось в специальный дневник экспедиции, пронумеровывалось, фотографировалось и помещалось в специальные упаковки.

Среди находок были и бытовые вещи: мыльница, огрызки карандашей, которыми бойцы писали письма родным, индивидуальные пакеты, свернутые газеты и записные книжки, что представляло особую ценность. Но под действием времени и влажного грунта бумага фактически превратилась в труху, к ней нельзя было прикасаться (50 лет в земле – срок немалый). У одного из погибших солдат был обнаружен бумажник, в котором находились документы, но в таком же плачевном состоянии, да еще склеенные в плотный пресс; при малейшей попытке отделить листок бумаги он, быстро подсыхая на воздухе, начинал давать трещины и рассыпался на глазах.

Ни у одного из погибших не оказалось солдатского медальона. Это аналог солдатской книжки, но более приспособленный к боевым условиям. Медальон представлял собой пластиковую герметически закрытую патронную гильзу, внутри которой находилась бумага с текстом, написанным обычным карандашом (практика показала, что записывать чернилами гораздо хуже: буквы под воздействием попавшей влаги расплывались, и прочесть что-либо потом было невозможно). Текст содержал полные сведения о бойце: анкетные данные, время и место призыва, номер боевой части и тому подобное. Отсутствие солдатских медальонов объяснялось тем, что окончательное укомплектование всеми положенными атрибутами 110-я ОККД получила не более чем за 2 недели до начала боев.

Это сильно осложняло вопрос с отождествлением конкретных личностей. Теперь вся надежда была на Галину Балзыровну Дорджиеву – специалиста по консервации вещественного материала, в том числе и такого нестойкого, как бумага. Была договоренность с лабораторией судебных экспертиз г. Ставрополя для тщательного прочтения предоставленных документов. Но, заваленные экспертизами по уголовным делам (а, может быть, по иным более прозаическим и меркантильным причинам, связанным с оплатой дополнительной работы), ставропольчане не провели исследование ажиновских документов, обнаруженных при раскопках. Поэтому, как ни горько об этом говорить, ни у одного из 14 солдат так и не были установлены фамилия, имя и отчество. Они остались безымянными.

Общее положение скелетов на дне окопа, их характерные позы, отсутствие оружия, характер некоторых повреждений давали основание думать, что в данном случае имело место хаотичное захоронение погибших, а не их гибель в результате активной обороны непосредственно в окопе.

Еще до выезда на раскопки мы договорились с Евгением Цуцкиным, что судебно-медицинскую экспертизу я буду проводить не в усеченном варианте (выявление повреждений, установление причин смерти, определение механизма и условий образования повреждений на костях), но с полным определением расовой принадлежности (среди бойцов 110-й кавдивизии были и славяне – жители республики), возраста (по степени заращения швов черепа и состоянию зубочелюстного аппарата) и пола (а вдруг там окажется женщина – мединструктор или просто жительница хутора).

Рабочий момент раскопок

Уже начало работы начало приносить результаты. Скелет № 1, лежавший у покатого конца окопа, принадлежал молодому человеку 20–25 лет, с убедительно выраженными признаками монголоидной расы. Каких-либо повреждений на костях не имелось, за исключением типичного входного огнестрельного пулевого повреждения в задней части черепа. При выходе пуля частично разрушила кости лица. Размеры и форма входного отверстия свидетельствовали о том, что выстрел был произведен из пистолета, причем пуля вошла в голову боком (входное отверстие имело форму продольного сечения пули). Это сходилось со многими свидетельскими показаниями, из которых вытекало, что один молодой солдат-калмык, видимо, контуженный и брошенный в окоп с остальными, пришел в себя и начал выбираться на бруствер, где и стоял некоторое время, оглушенный и окровавленный, пока подошедшие немецкие солдаты не выстрелили ему в затылок и не столкнули в окоп.

Общий итог экспертной работы выглядел так.

Из 14 обнаруженных скелетов все оказались мужчинами в возрасте от 18 до 40–50 лет (но последних было всего двое). Основные возрастные группы составляли 20–25 лет и 25–30 лет (то есть люди призывного возраста).

По расовым признакам они распределились следующим образом: монголоидов – девять (9) (по предвоенной переписи населения в Калмыкии проживали в основном калмыки и славяне, то есть русские и украинцы; представителей других национальностей было крайне мало, особенно в районах, где формировалась 110-я ОККД, поэтому наиболее вероятным было предположение, что 9 монголоидов являлись именно калмыками); европеоидов – двое (2); у одного (1) были выявлены смешанные расовые признаки – монголоидные и европеоидные без преобладания каких-то определенных (это был, скорее всего, метис, или, как говорят в Калмыкии, – балдыр); у двух (2) расу определить не представилось возможным из-за массивного разрушения костей лицевого скелета. Дело в том, что расовые признаки наиболее четко и достоверно выражены на лицевых костях. Это, прежде всего, строение верхнечелюстной и скуловых костей, форма и тип глазниц, профилировка лица, а также некоторые другие особенности.

В четырех (4) случаях причина смерти не была установлена. Это совсем не означает, что бойцы умерли ненасильственной смертью. Огнестрельные снаряды (пули или осколки) могли повредить крупные кровеносные сосуды или брюшную полость, не задев при этом кости скелета и не оставив, таким образом, следов на костной ткани.

В четырех (4) случаях причиной смерти явились огнестрельные ранения в голову, в том числе в двух – пулевые.

В остальных шести (6) случаях имелась грубая (тупая, как говорят в судебной медицине) травма головы с массивным повреждением костей черепа. Механизм этих черепно-мозговых травм был различен: от сдавления головы (компрессия) и переезда через голову и шейный отдел позвоночника колесом транспортного средства (возможно, колесом бронетранспортера) до мощных ударов в лицо твердыми тупыми предметами с ограниченной травмирующей поверхностью, какими могли быть приклады автоматов или иного оружия.

На некоторых моментах мне хотелось бы остановиться подробнее. Дабы не утомлять читателя скучным и малопонятным описанием с применением анатомических терминов, перечислением морфологических признаков огнестрельных повреждений и переломов, постараюсь вкратце изложить суть.

Кроме скелета № 1, очень информативным оказался скелет № 7, принадлежавший монголоиду в возрасте 20–25 лет. Череп находился в сильно проржавевшей каске, сдвинутой на левую сторону головы. На самой каске повреждений не имелось. На темени, затылке и висках хорошо сохранились короткие, прямые, темные и густые (типично калмыцкие) волосы, прокрашенные бурой ржавчиной. При первичном осмотре черепа появилось подозрение на наличие огнестрельного ранения в голову. И действительно, при осторожном просеивании земли из полости черепа и каски в голове была обнаружена свинцовая пуля, сплющенная с боков, имеющая коническую форму и размеры 17 мм (длина) и толщину у основания (или донышка) – 11,5 мм. Пуля после замеров и фотографирования была передана археологам для назначения баллистической экспертизы. Входное отверстие располагалось в правой височной кости. Выходное отверстие с противоположной стороны не сформировалось из-за сдвинутой налево каски, плотно прилегающей к голове. Из-за этой фиксации каской с внутренней поверхности черепа, там, где должно быть сквозное выходное отверстие от пули, образовался лишь оскольчатый перелом левой височной кости. Выстрел был произведен справа налево строго в горизонтальном направлении.

Скелет № 8. Боец монголоидной расы в возрасте 25–30 лет. Комбинированная травма: огнестрельное пулевое сквозное ранение в грудную клетку с характерным входным отверстием в верхней части правой лопатки (выходное отверстие на костях не отобразилось – пуля, по всей видимости, прошла через мягкие ткани межреберных промежутков) + черепно-мозговая травма с повреждением костей лица и свода черепа – два так называемых «паутинообразных» перелома, расположенных симметрично на боковых поверхностях черепа. Такой вариант возможен только при боковом сдавлении головы, когда потерпевший лежал на твердом грунте левой половиной головы, а с противоположной стороны на его череп оказывалось сильное давление (компрессионный механизм).

Скелет № 12, относящийся к лицу монголоидной расы в возрасте 18–25 лет. Грубых повреждений костей этого скелета не было выявлено, поэтому установить причину смерти не представилось возможным; лишь в предположительной форме я заключил, что смерть, вероятнее всего, наступила от пулевого или осколочного ранения в шею, живот или другие отделы тела, не сопровождавшегося травмой костей. Но на правой скуловой кости (в области правой щеки погибшего) имелось линейное рубленое повреждение, постепенно углубляющееся в костную ткань на 18 мм в направлении сверху вниз. Орудие, причинившее это повреждение (разруб кости), имело острую кромку; это могли быть палаш, сабля, рабочая часть саперной лопатки. Конечно, от этого разруба на лице солдат не погиб, но данный факт подтверждает ожесточенный характер боя, когда противники бились фактически врукопашную.

Скелет № 14. Мужчина монголоидной расы в возрасте 18–25 лет. На остистых отростках шейного и грудного отделов позвоночника (начиная с 4-го шейного и заканчивая 4-м грудным позвонком) имелись поперечные переломы, морфологические признаки которых указывали на то, что травмирующий предмет действовал в направлении сзади наперед и справа налево (при условии вертикального положения тела погибшего). Тела 4–7-го шейных и 1-го грудного позвонков были фрагментированы (то есть раздавлены на мелкие части). На левой половине грудной клетки были выявлены сгибательные конструкционные переломы 2–4-го ребер, образовавшиеся не в месте воздействия травмирующего предмета, а на удалении от него в результате общей деформации ребер в месте их наибольшего сгибания. Череп представлял собой разделенные по ходу швов кости. На лице имелся перелом, который в судебной медицине имеет название ФОР-2 (такой перелом образуется от сильного удара тупым предметом в хрящевую часть носа). Анализ всей совокупности выявленных повреждений позволял с полной определенностью говорить о том, что боец лежал на твердом грунте лицом вниз, когда через его шею и верхнюю часть груди в направлении справа налево переехало колесо тяжелого транспортного средства, вероятнее всего, БТРа. При этом была задета и голова. Кроме этого, имел место сильный удар в лицо, скорее всего, до получения смертельной травмы.

Возможно, это натуралистическое описание вызовет у кого-то неприятные ощущения, но такова профессия. Нам важно было разобраться с каждым погибшим, а не просто сложить кости в ящик.

29 октября 1991 года Алексей Иванов записал на Калмыцком телевидении (эфир состоялся 4 ноября 1991 г.) третью передачу из цикла «Увековечить память», в которой принимали участие почти все члены археологической экспедиции. После просмотра я сделал вывод, что она удачна как с познавательной, так и с чисто зрелищной точек зрения. Выступления участников раскопок гармонично чередовались с «живыми» кадрами, заснятыми в Ажинове непосредственно во время проведения археологических работ, и с не выглядевшими явно «постановочными» интервью свидетелей событий во главе с основным «хранителем» Алексеем Колесниковым. Надо отдать должное Иванову, нашедшему органичную форму подачи материала, когда «говорящие головы» не доминировали над структурной тканью передачи; работа археологов была показана с этапа определения места будущих раскопок до момента тонкой доводки, с демонстрацией обнаруженного вещественного материала, будь то простреленные черепа, пули, бумажник с документами и многое другое…

Эпилог

В 1992 году прекратилось финансирование строительства мемориала, иссяк источник денежной подпитки проекта.

Весь 1994 год ушел на переговоры и поиски средств для завершения начатых работ. Наконец необходимая сумма была изыскана, памятник изготовлен, и к годовщине боев за Ажинов (июль 1995 года) все было готово для проведения торжественного перезахоронения и установки мемориала: утверждены составы делегаций от Калмыкии и Ростовской области, определен порядок мероприятия и решены организационные вопросы, подготовлены речи, соответствующие торжественности момента, начищены сапоги и надраены до блеска боевые ордена и медали ветеранов, но… в последний момент произошло то, что происходило и происходит в нашей стране ежедневно и ежечасно, – как-то: конфуз с приземлением Бориса Ельцина в Рейкьявике, «Краснодарский край» в предвыборной речи генерала Лебедя, баллотировавшегося на пост губернатора Красноярского края, «зомбирование» в Киеве «известного писателя» и кандидата в Президенты России Ивана Рыбкина и многое другое.

Все вдруг спохватились… а кого же хоронить, а куда же девались кости? Официальные лица, комиссии, подкомиссии, почетные представители, члены делегаций оказались в состоянии легкой прострации и полнейшего душевного смятения. Когда пропадает аппетит, наступают нарушения сна и другие функциональные расстройства, крайняя нервозность, и возникает справедливое желание найти «стрелочника». В России любое событие приобретает или форму трагедии, или оттенок анекдота. Таков наш удел.

Потом кто-то вспомнил, что костные останки погибших воинов с конца 1991-го лежат в подсобках сектора археологии и терпеливо дожидаются своего часа.

Но эта мелкая нестыковка не смогла омрачить торжества. Теперь на Ажиновской земле стоит памятник 17 бойцам 110-й отдельной калмыцкой кавалерийской дивизии (трем известным и четырнадцати безымянным)…

P. S. Археологическая группа под руководством Евгения Цуцкина сейчас находится, если можно так выразиться, в положении полной боевой готовности. В любой момент они готовы выехать в Ажинов для продолжения работы, ведь там до сих пор не обнаружены и не перезахоронены многие наши земляки-солдаты. Перелопатить весь хутор, разумеется, невозможно, но имеются достаточно достоверные сведения еще об одном массовом захоронении, где могут оказаться от 20 до 30 погибших, не считая мелких одиночных могил.

Археологическая экспедиция провела настоящее научное исследование, грамотное и квалифицированное, которое не идет ни в какое сравнение с работой астраханской поисковой группы, производящей в районе Хулхуты раскопки погибших бойцов 52-й армии. Эти ребята, действующие от Астраханского департамента по делам молодежи, с привлечением поисковиков из Калмыкии, бесспорно, молодцы. Им удается находить и солдатские медальоны, по которым устанавливают личности воинов, и многое другое. Но элементарный общий подход, крайне низкая сортировка останков (вспомните картину известного художника Верещагина «Апофеоз войны»), отсутствие анализа повреждений и причин гибели позволяют мне утверждать, что элистинско-ажиновский вариант в своем роде уникален. Говорю об этом объективно, а вовсе не потому, что сам был участником этой экспедиции (на моем месте мог оказаться любой другой).

Глубоко убежден в том, что, когда все мы без исключения начнем работать в стиле «профи», а не по известному принципу «тяп-ляп», вот тогда и наступят в нашей стране позитивные перемены, которых все ждут.

Уголовное дело № 3222010/3222013

Целый ряд эксгумаций трупов происходит не вследствие того, что первичное исследование тел умерших не производилось (как в случаях с убийствами Мыркакова и Хунарикова, описанных в предыдущих двух очерках), а по другим причинам: например, по вновь открывшимся обстоятельствам, не известным следствию на первых этапах, или по причине ошибки эксперта, производившего первичную экспертизу, что, к сожалению, тоже иногда бывает. Не всякая ошибка является результатом злонамеренного умысла, иногда она обусловлена крайней сложностью случая или искренним заблуждением, поэтому не будем излишне строги к своим коллегам (да и к себе самим, так как почти каждому из нас тоже доводилось допускать ошибки, хотя ошибка ошибке – рознь).

Рассказ пойдет о расследовании довольно сложного дела (убийства), когда при минимальном количестве следственных данных путем серии экспертных исследований удалось изобличить преступников и восстановить, хотя бы частично, картину преступления. В этом нет ничего исключительного; ведь по целой категории уголовных дел основным, а иногда и единственным доказательством является судебно-медицинская экспертиза. Поэтому толковые следователи всегда пытаются найти нормальный деловой контакт с экспертами, а про бестолковых и говорить не стоит.

14 мая 1993 года в пруду балки «Аргамджа» (бывший совхоз «Родина») Целинного района был обнаружен труп неизвестного мужчины, плававший на мелководье в уже хорошо прогретой солнцем воде. Помощник прокурора Целинного района Василий Ильжиринов и заместитель начальника Целинного РОВД по криминальной милиции майор Юрий Огурцов, раздевшись до трусов, самолично залезли в воду (а говорят, что атрибутами начальников являются исключительно наличие кабинета, телефона, автомобиля, секретарши и прерогатива отдавать приказы подчиненным, самому при этом ничего не делая) и, подведя под тело мешковину, вытащили его на берег. Моцион мог оказаться из разряда приятных (теплая вода ласкала кожу), если бы не резко выраженные гнилостные изменения трупа и ни с чем не сравнимый специфический запах, сразу превращавшие эту процедуру в акт на выживание.

Характер разложения указывал на пребывание бренного тела в воде примерно с зимы, а полное отсутствие на нем одежды (как известно, даже «моржи», купаясь в лютые холода, надевают плавки) явно наводило на предположение о вероятной насильственной категории смерти, что не способствовало улучшению настроения у В. Ильжиринова и Ю. Огурцова: «подснежники» – послезимние трупы, как правило, таят в себе массу неприятных для прокуратуры и милиции сюрпризов.

Разложившийся труп, по правде говоря, не вызывает особого воодушевления даже у видавших виды судебных медиков, но от судьбы не уйдешь (работа есть работа); утешением служит то, что такие «объекты» попадаются не так уж часто (я хотел сказать, не ежедневно). Поэтому реакция рядового обывателя на наш труд вполне закономерна и понятна. Но снобистско-высокомерное отношение некоторых наших коллег-медиков, врачей других специальностей, совершенно необъяснимо:

– Как вы можете возиться с такими трупами?

Простите, а как вы, господа-инфекционисты, визуально изучаете консистенцию «стула» в ночной вазе? Или вы этого уже не делаете?

Или: как вы, уважаемые господа-проктологи, с глубочайшим интересом исследуете слизистую оболочку прямой кишки, используя ректороманоскоп – специальный оптический прибор, вставляемый известно куда?

Или: как вы, многоуважаемые господа-стоматологи, целый день ковыряетесь в кариозных зубах пациентов, которые, кстати, не фиалками пахнут? Чем ваши манипуляции чище и благороднее?

Справедливости ради надо отметить, что это касается небольшого процента врачей; большинство вменяемых коллег совершенно адекватно воспринимают работу судебно-медицинских экспертов и не считают нас париями медицины.

Практическая медицина вообще деятельность довольно грязная и малоромантичная. Заниматься ею должны люди особого склада, не впадающие в истерику от вида крови, гноя, мокроты, разлагающихся тканей человеческого организма. Гиппократ называл их врачами и отбирал себе в ученики молодых людей не столько по интеллектуальному уровню, сколько по заложенному в них гуманистическому заряду.

Лишь незначительная часть медиков «лишена» возможности лицезреть перечисленное выше: это организаторы здравоохранения (медицинские чиновники), сотрудники оргметодотделов, работающие с бумагами, а не с людьми (те же клерки, только помельче калибром), и представители отдельных медицинских специальностей.

Существует миф о сверхвысоких доходах судебно-медицинских экспертов (поэтому, дескать, и идут в эту профессию). Вынужден огорчить наивных любителей считать чужие заработки. У судебно-медицинского эксперта обычная врачебная ставка плюс 30 % доплаты за профессиональную вредность. Имеются, правда, доплаты за стаж, квалификационную категорию, за выезды на места происшествий. А любая дополнительная надбавка за увеличение объема выполняемой работы или за расширение зоны обслуживания вызывает неодобрительную, мягко говоря, реакцию планово-экономического отдела Минздрава. В итоге сумма зарплаты получается более чем скромная. На эти деньги не построишь особняк с лифтом, не купишь 200-й «мерс», не удостоишься чести стать бой-френдом эбеновой Наоми Кэмпбелл.

Что касается лично меня, если это кого-то сильно интересует, то проживаю в стандартной «хрущобе», на службу езжу на обычной «маршрутке» (подержанный «жигуленок» при желании мог бы позволить себе купить, но никогда к этому не стремился – не хочется быть рабом бывшей в употреблении машины), Канары и Багамы видел только в кино. Не думаю, что такое положение дел нормально, но пока в стране существует тарифная сетка оплаты труда, которую, кроме как идиотской, никак не назовешь и по которой начисляется зарплата, медики, включая судебных экспертов, никогда не станут представителями среднего класса и не будут жить достойно…

Неприятный труп препроводили в морг Бюро СМЭ, где он был подвергнут тщательному исследованию. Экспертизу поручили провести очень квалифицированному специалисту, к сожалению, справившемуся с поставленной перед ним задачей не в полной мере, допустившему одну концептуальную ошибку в формулировании выводов, которая повлекла за собой цепь дополнительных, уточняющих исследований и мероприятий.

Чтобы не вводить в состояние транса читателя, не стану описывать общее состояние тела, к тому же основательно подпорченного обитателями водоема – рыбами и раками, что еще более осложнило работу эксперта.

Дурные предчувствия и предварительные прогнозы следствия сбылись: на трупе были выявлены множественные раны (на шее, груди, животе, левой руке – общим числом 15), часть из которых проникала в полость грудной клетки, повреждая легкие, сердце и аорту – самый крупный кровеносный сосуд. Длительное пребывание трупа в воде (наш коллега определил этот срок в промежутке от 3 до 6 месяцев) сделало свое «черное» дело; края и концы ран были разрушены гнилостным процессом, поэтому высказаться однозначно об орудии (или орудиях) травмы было крайне сложно, хотя эксперт справедливо склонился в пользу действия колюще-режущего предмета типа ножа.

Ко всему прочему, при вскрытии им были отмечены множественные двусторонние переломы ребер с обеих сторон, которые располагались в различных местах и концами своих отломков повреждали плевру. Но этот очень существенный факт почему-то не нашел отражения ни в судебно-медицинском диагнозе, ни в «Выводах» (очередной необъяснимый «прокол» опытного специалиста).

В легких и почке, изъятых для лабораторного исследования, был обнаружен диатомовый планктон, что и дало основание эксперту (по его мнению) поставить основной диагноз – «Утопление в воде. Наличие диатомового планктона во внутренних органах…» – далее следовало перечисление всех травматических изменений – то есть ран, в том числе и смертельных, за исключением переломов ребер.

Исходя из концепции утопления в воде, в «Выводах» эксперт в категоричной форме утверждал: «В воду был брошен живой человек, а не труп». Далее следовал пункт, в котором отмечалось, что промежуток времени между причинением ранений и смертью был очень короткий. Этот вывод был не очень логичен в свете версии утопления в воде живого человека.

Следуя такой трактовке, исколотый (предположительно ножом) потерпевший был уже предварительно раздет донага и сразу же брошен в ледяную воду, не успев умереть от ранения сердца и аорты. Ибо, будь он одет по-зимнему, то за время, которое требуется для снятия одежды, он уже благополучно бы скончался от острой кровопотери, вызванной повреждением аорты, повторяю, самого крупного кровеносного сосуда.

Диатомовый планктон, используемый при экспертизе утопления в воде, представляет собой микроскопические, невидимые глазу водоросли, характерной особенностью которых является наличие твердого, не разрушающегося под действием окружающей среды створчатого панциря, состоящего из кремнезема или опала, материала прочного, как алмаз. Диатомовый или фитопланктон встречается практически во всех водоемах не только в период своего размножения, но, хотя и в меньшем количестве, в зимнее время. Бывают случаи, когда его обнаруживают в обыкновенной водопроводной воде. Вот поэтому забор некоторых органов из трупа требует соблюдения определенных правил.

На относительно свежих трупах выявление диатомей в легких и почках является доказательством прижизненности утопления. Правда, существует так называемый «сухой» тип утопления, когда при резком спазме гортани вода вообще не попадает в легкие. Но, повторяю, эта книжка предназначена не для судебно-медицинских экспертов, а для широкой публики, и я сознательно упрощаю некоторые экспертные аспекты, не имея желания превращать ее в некий учебник или пособие. Это – всего лишь случаи из практики.

Наличие планктона только в легких вообще не может служить доказательством утопления. Вода, попадая в легкие механическим путем через верхние дыхательные пути, заносит туда в огромном количестве эти мельчайшие водоросли, что может произойти и с мертвым телом, погруженным в воду. Гораздо более надежным является обнаружение планктона в почках, куда он попадает только вместе с циркулирующей кровью. Но абсолютным подтверждением утопления человека при жизни считается обнаружение диатомового планктона в пазухах (особых полостях) основной кости черепа и в костномозговых каналах длинных трубчатых костей.

Поскольку кремниевые панцири диатомей не разрушаются даже под действием едких кислот и щелочей, то выявить их можно и на сильно разложившихся, и на скелетированных трупах.

По состоянию зубов и некоторым другим признакам эксперт констатировал (правда, у секционного стола это сделать можно только приблизительно), что возраст неизвестного 28–33 года. Длина тела составляла 177 см.

Так как доставленный в морг труп принадлежал неустановленному человеку, а лицо его было обезображено до неузнаваемости гнилостным процессом и другими факторами и визуальному опознанию однозначно не подлежало, то следствие, имея в виду возможность отождествления личности погибшего в будущем, вынесло постановление о проведении дактилоскопии (снятия отпечатков пальцев) и о декапитации. Дактилоскопия, разумеется, ничего положительного не дала. Сморщенный эпидермис в виде «перчаток смерти» вместе с ногтевыми пластинками, словно чешуя змеи во время линьки, сползал с кистей; при этом был сильно поврежден и сосочковый слой кожи, так что папиллярный узор с пальцев рук экспертам-криминалистам МВД получить не удалось.

Декапитация в буквальном переводе с латыни означает отсечение головы от туловища (caput – голова). В средние века в Западной Европе так изысканно называли смертную казнь – вульгарное отрубание головы. Декапитация трупа – это нормальное следственное действие, предусмотренное законодательством, когда того требуют обстоятельства, как в данном случае.

В этой связи мне вспоминается анекдотичный случай, когда очень «эрудированный» следователь, видимо, желая блеснуть экзотическим словом (как Фима Собак из романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», щеголявшая словечком «гомосексуализм»), вынес постановление о «декапитации кистей рук». Забавно, не правда ли? Вообще, с некоторыми грамотеями-следователями происходят курьезнейшие истории. Однажды наши эксперты-биологи получили постановление и кучу вещественных доказательств, включая брюки, где следователь, не рассчитывая на такую же эрудицию экспертов, популярно написал, что подозрительные следы расположены на гульфике-мотне 1. Чтобы знали, где искать…

Обезглавленный труп неизвестного мужчины был захоронен под соответствующим номером в безымянной могиле для «бомжей» на новом Элистинском кладбище, что близ села Вознесеновка, а его обработанный череп (лишенный остатков мягких тканей, слегка вываренный, обработанный раствором эфир + + спирт и высушенный при комнатной температуре) занял место в отделении медицинской криминалистики Бюро СМЭ, дожидаясь своей участи.

Уголовное дело принял к своему производству старший следователь прокуратуры Целинного района Валерий Эрдниевич Бамбаев. Оперативники сразу же начали планомерно и тщательно «прочесывать» близлежащие чабанские точки в радиусе до 10–15 км от балки «Аргамджа».