Текст книги "Своя вселенная"

Воскресное утро вернуло размышления о том, как лучше поступить ради успеха в будущем. Дополнительная информация не помешала бы. Выпытывать правду у чиновников непросто. Не скажут, обманут. Сергей решил обратиться к журналистской братии. Позвонил одному из давних знакомых, Глебу Ермакову, обладателю очень бойкого пера.

– Сильно занят? Вкусно пообедать не хочешь?

Согласие было получено. Через два часа они встретились на Старом Арбате в дорогом ресторане. Глеб не только резво писал, он стремительно передвигался, несмотря на свой немалый рост. Этакий бодрячок спортивного вида с хитрыми глазами.

– Виски будешь? – деловито спросил Потапов. – Или коньяку?

– Сухого вина.

– Черепаховый супчик возьмём?

– Возьмём.

– Чудненько.

Официант выслушал их пожелания и важно удалился, дабы незамедлительно приступить к исполнению. Можно было начинать разговор.

– Что ты там нарыл по разделению нашей партии?

Глеб состроил таинственное лицо.

– Есть кое-какая информация. У Сурикова после того, как определенные люди в Кремле делегировали к вам в Думу представителей силовых структур, возникли проблемы с контролем над своим любимым детищем. Вот он и придумал разделение. Так он пытается сохранить влияние хотя бы над частью партии. Скорее всего, ему не слишком важно, над какой именно.

– Вот так вот? – удивился Потапов.

– Думаю, что так. Для него важна не идеология, а собственно влияние. – Он посмотрел на Потапова любопытными глазами. – Сергей Алексеевич, скажите, а что с пакетом социальных законов? Правда, что левая часть вашей фракции намерена протестовать?

– Намерена.

– И что с ними сделают?

– Прищемят им яйца. Заставят держать язык за зубами. Только я тебе ничего не говорил.

«Всё ясно, – думал Сергей, отправляя в рот осетрину. – Не имея гарантий, что он удержит своё создание в узде и хоть как-то сохранит влияние, Владислав Георгиевич начал игру с коммунистами. И, похоже, добьётся успеха. В очередной раз. Готов ему помочь. Но не бескорыстно. Я собираюсь разделить с ним успех».

8

Воскресным днем Василий отправился на Пятницкую улицу, туда, где прожил уйму лет, где столько всего произошло в те далёкие годы, когда он учился в школе, а потом – в Литературном институте. Где всё ещё жили его родители. Как в прежней, так и в этой вселенной.

Выйдя из метро, он тотчас застегнул доверху лёгкую куртку – резко похолодало, и погода теперь напоминала осеннюю. Василий остановился подле овощного киоска, купил понемногу апельсинов, яблок, бананов. Не спеша двинулся по тротуару навстречу потоку автомобилей. Смотрел по сторонам, пытаясь вспомнить улицу той, какой она была в прежней вселенной. Здесь не успели наворотить столько изменений. Тем не менее, высокий послевоенный дом выглядел поаккуратнее, чем во вселенной, покинутой Василием. Петровский привычно толкнул серую входную дверь. Певуче скрипнула пружина.

Лифт вызывать не стал, как обычно, поднялся на третий этаж по лестнице. Позвонил. Женщина, открывшая ему, абсолютно походила на его мать. Хотя и не была ею. Она дала жизнь его двойнику. Но теперь это не имело значения.

– Привет, мам. – Василий чмокнул её в щеку, сунул в руки увесистый пакет с фруктами, прошёл в большую комнату. Отец сидел на диване, держа перед собой толстую книгу. Посмотрев на Василия, радостно проговорил:

– А, писатель пожаловал. Привет. Как дела?

– Нормально. Пишу, помогаю молодежи. Так сказать, работаю на будущее. Что читаешь? – Петровскому было интересно, чем занимается здесь его отец.

– Это по экономике.

Надо же, всё сходилось. Экономика.

– По-прежнему учишь студентов?

Отец несколько удивился.

– Я не прекращал этого делать.

– И как ты оцениваешь новую экономическую политику?

– Мы с тобой об этом говорили. И не один раз… Хорошо оцениваю. Давно надо было вернуться к ней. Хрущев мог это сделать. Он более других был готов к серьёзным изменениям. Да не сделал. Ума не хватило. А жаль. Мы бы давно уже стали самой экономически развитой страной. И без дураков обогнали бы Соединенные Штаты.

Василия интересовали вовсе не упущенные возможности, его интересовали конкретные люди.

– А Гайдар и эти, Чубайс, Явлинский, всё правильно делают?

– Гайдар – мой ученик. И я рад этому… Ошибки есть, но мелкие. В целом, всё правильно.

Ого! В прежней вселенной отец нещадно ругал Гайдара и никогда не упоминал, что это его ученик.

Мать вошла в комнату, её глаза ласково смотрели на Василия.

– Давай я тебя покормлю.

– Я не голоден.

– Но чаю хотя бы выпьешь?

– Выпью.

– Ну так идём. У меня всё готово. Отец, пошли, чаю выпьем.

Старший Петровский отложил книгу, поднялся. Небольшое семейство прошествовало в кухню. Чай был налит в чашки, переместившиеся на стол, где уже стояли вазочки с печеньем и конфетами, включая особо любимые Василием – суфле. Чаепитие началось.

– Какая холодная погода, – озабоченно проговорила мать. – Что-то происходит. То ранняя жара, то холодная погода в конце мая. – Мать внимательно посмотрела на него. – Ты себя хорошо чувствуешь? – получив утвердительный ответ, продолжила. – А я вот не очень. Давление прыгает.

– И что ты делаешь?

– Лекарство принимаю. Которое ты мне достал.

Любопытная мысль прилетела к Василию. Он упёрся лукавым взглядом в мужчину, сидевшего напротив.

– Ты ругаешь Хрущёва. Ругать надо Сталина, который свернул НЭП.

Человек, столь похожий на его отца, дожевал печенье, помолчал.

– Не всё так просто. Сталин включил мобилизационную экономику, благодаря чему СССР в короткий срок превратился из крестьянской в индустриальную страну. Тогда это было жизненно необходимо. Другое дело, что он переусердствовал с репрессиями, проявлял чрезмерную жестокость. В этом я его не оправдываю.

Вот, ещё одно полное совпадение того, что слышал Василий от отца раньше, и того, что услышал сейчас.

Покидая столь знакомую квартиру, Петровский заглянул в малую комнату. Она была достаточно просторной, но меньше другой. Потому и звалась малой. Раньше здесь жил Василий. После того, как он покинул этот дом, родители устроили тут спальню.

«Они – мои родители, – думал он. – Просто они живут в немного других условиях. Вот и вся разница. Если я здесь навсегда, они – мои родители. И даже если я здесь ненадолго, они – мои родители. Пока я здесь, в этой вселенной…»

Он другими глазами смотрел на здания, стоящие по обе стороны улицы. Теперь Василий не старался найти отличия. Теперь он принимал их такими, какие они есть, со своими особенностями и своим характером. Он испытывал новое, непривычное чувство от неспешной прогулки по городу, знакомому и незнакомому одновременно. И домой он вернулся какой-то умиротворенный.

– У родителей всё в порядке? – поинтересовалась Наталья.

– Да, – мечтательно ответил Василий.

– А чему ты улыбаешься?

Он пожал плечами.

– Наверно, тому, что жить, всё-таки, хорошо.

Похоже, Наталья не поняла, что он имеет в виду, но приставать с расспросами не стала.

Понедельник открыл новую неделю. Василию не терпелось отправиться на работу. Но он выждал положенное время и лишь к одиннадцати появился на улице Воровского.

Внутренности Дома Ростовых были заполнены людьми – сотрудники и просители, творцы и те, кто существуют рядом с ними. Союз писателей СССР жил бурной, насыщенной жизнью.

Секретарша глянула на Петровского удивленными глазами.

– Василий Игнатович, мы вас долго найти не могли. Много документов накопилось. Вы их посмотрите?

– Сколько успею. Я ненадолго. Дела. – Он решил подстраховаться, вдруг что-нибудь не получится, пойдет наперекосяк.

Не без удовольствия он вновь устроился за красивым столом. Ему нравилось сознавать, что это его кабинет, что он здесь хозяин.

Василий принялся читать письма. На каждое из них он старался как-то отреагировать. К собственному удивлению, он вёл себя так, словно и прежде занимался подобным делом – ничуть не колеблясь, писал резолюции, указания, наброски ответов.

Секретарша вторглась то ли в кабинет, то ли в процесс.

– Василий Игнатович, к вам просится на приём молодой писатель из Липецка. Он ещё с прошлой недели ждёт.

Посмотрев на неё рассеянным взглядом, Петровский изрёк:

– Пусть войдёт.

Он был до смешного застенчивым, этот писатель. Долговязый, нескладный. На вид лет двадцать, не больше. Встал около дверей.

– Можно?

– Можно. Вы садитесь. – Петровский указал на стул, стоящий по другую сторону стола, дождался, когда тот устроится на кончике сиденья. – Что у вас?

– Помогите очерк про нашего липецкого изобретателя напечатать, – выпалил парень. – Его зовут Юрий Кульчицкий. Он – удивительный человек. Но мой очерк ни одна областная газета не берёт. Сначала хотели взять, а теперь отказываются. Говорят, не отвечает духу времени. А человек удивительный. Изобрёл кровлю, практически вечную. В строительном управлении, когда проверили, отказались брать. Сказали: вы нас без работы хотите оставить. Тогда он изобрёл дорожное покрытие, тоже практически вечное. Пошёл к дорожникам. И те наотрез отказались. С теми же словами: хотите нас оставить без работы. Будто у нас дорог полным-полно. Потом он узнал про мытарства на одном государственном заводе, который никак не мог наладить выпуск новой продукции. У них ничего не получалось. А у него получилось. Они забрали его разработку и денег не заплатили. Теперь он плюнул на всё, выпускает пластиковые изделия для автомашин, которые долговечнее и дешевле резиновых. Просто зарабатывает на жизнь. А другие его изобретения простаивают. А могли бы пользу приносить. Стране, людям.

Он ещё думал о столь диковинных вещах, как польза для страны, людей. Юношеская наивность. По непонятное причине Василию не хотелось его разочаровывать.

– Оставьте ваш материал, – вполне доброжелательно произнёс Петровский. – Постараюсь помочь с его публикацией.

«Тамошние редакторы боятся, – размышлял он, отпустив молодого писателя, – а нам чего трусить? Для нас областные власти не указ. Напечатаем. Секретарь я или нет? Сделаю распоряжение, напечатают… Нравится мне такая работа. Сиди, принимай решения. Никаких проблем».

Это было приятное открытие. Всяческие опасения, что у него не получится, оказались напрасными. Зря он сказал секретарше, что явился ненадолго. А впрочем, разве нельзя на время покинуть кабинет? Он, Петровский, хозяин положения. У него могут быть важные дела. Он поднялся.

– Вернусь, но сейчас не могу сказать, через сколько, – прозвучало из его уст в приёмной.

Коридор вывел его на улицу. Тёплая погода, похоже, надолго покинула Москву, неприветливое пасмурное небо накрывало старую усадьбу, двор, прилегающие здания. Миновав большие кованые ворота, Василий ступил на Поварскую, которая здесь по-прежнему называлась улицей Воровского. Он двинулся в сторону Кремля.

Самые обычные люди попадались ему. Петровский думал о том, что делают их двойники в покинутой им вселенной? Так же идут по улице? А чем занимается его собственный двойник? Разобрался, что к чему? Пришёл на работу в редакцию дурацкого журнала? А как там Светлана? Лена? Заметили странности в его поведении или нет?..

– Привет, Василий. – Какой-то неизвестный солидно одетый человек, широко улыбаясь, протягивал ему руку для пожатия.

– Привет, – осторожно отвечал Петровский.

– Как жизнь?

– Проистекает.

– Всё пишешь?

– Пишу.

– Писательский труд – напрасный. Изображение победило слово. Сначала телевидение, а теперь Интернет положили конец книгам. Осталось дождаться, когда переведутся чудаки, пытающиеся их читать назло современной жизни.

– «В начале было слово». Так сказано в Библии.

– В начале было действие. Что такое, по-твоему, Большой взрыв? Действие. А там, где есть действие, должно быть изображение. Как следствие этого действия.

«Что за придурок? – возмущался про себя Василий. – Откуда? Так дерзить секретарю Союза писателей. Засранец!»

– А что, партия одобряет гипотезу Большого взрыва? – весьма строго поинтересовался Петровский.

Тревога мелькнула в глазах весельчака.

– Не знаю… – протянул он.

– А надо бы знать. Вопрос очень важный, – назидательно закончил Петровский, отвернулся, продолжил движение.

Большой книжный магазин жил своей размеренной, интеллектуальной жизнью. Василий обходил прилавки, придирчиво смотрел на выставленные книги. Такого богатства, какое он покинул, здесь не было, тем не менее, выбор мог порадовать глаз.

– Василий Игнатович, – раздался рядом восторженный голос. – Что же вы не предупредили. Мы бы встретили вас. – Она была немолодой, эта женщина, и весьма элегантной. Темные волосы обрамляли ещё хранившее сдержанную красоту худощавое лицо. – Книга ваша продается неплохо. Знаем, что вы пишете новый роман. Ждём с нетерпение. Готовы провести читательскую конференцию. Если вы не против, можно организовать подписание книг. Читатели это любят… – И вдруг, обеспокоившись, что упустила важное. – Кофе не желаете? Прошу вас пройти в мой кабинет.

Василий хотел отказаться, но передумал. В конце концов, пусть эта рафинированная дама угостит его чашечкой кофе. Его не разочаровали – ароматнейший напиток появился перед ним в изящной чашке. Восторженные глаза наблюдали за его действиями. Следовало что-то сказать.

– Один мой знакомый, – вальяжно проговорил Василий, – уверяет меня, что телевидение и Интернет вскоре вытеснят книги. То есть, слово будет вытеснено изображением, связанным прежде всего с действием. Конечно, отчасти это произошло. Но я не верю, что слово будет вытеснено полностью… А что вы думаете по этому поводу?

Она почему-то растерялась, её взгляд заметался.

– Ну… книг стали меньше покупать в последние годы… Может быть, из-за того, что стало больше развлекательных программ на телевидении… Но всё равно покупают. Сейчас так много хороших книг… Ваши, в том числе.

– Конечно, Интернет имеет определенные преимущества, – с важностью продолжал Петровский. – Легко находить любую информацию. Но разве может компьютер дать то наслаждение, которое получаешь, открывая хорошо изданную книгу?

– Ну что вы, никак не может. Никак, – с детской непосредственностью заверила Василия начальница книжной торговли во вверенном ей здании.

Через полчаса он вернулся на рабочее место. Ему хотелось исполнять те обязанности, которые были на него возложены здесь, в этой вселенной. Плодотворная деятельность на благо страны и людей продолжилась.

Конец рабочего дня положил предел его бурным усилиям. Покинув кабинет, Петровский отправился по соседству. Центральный дом литераторов привычно пропустил его внутрь, позволил пройти в Нижний буфет.

Астахов ждал его. Каким странным, пронзительным был его взгляд. Василий занял место напротив.

– Вы оттуда, из… Дома Ростовых? – прозвучало вдруг.

– Да, – отвечал Петровский, немало удивленный и вопросом, и формой обращения на «вы».

Теперь любитель космологии выглядел обиженным.

– У меня возникло подозрение… что вы меня обманываете.

– Как?!

– Вы не попали к нам из другой вселенной, а так и работали в Союзе писателей. А деньги, те, которые вы мне показывали, сделали на Гоззнаке. И документы на машину. Поэтому они как настоящие.

Господи, этого ещё не хватало! Какое-то сумасшествие.

– И зачем это сделано? – холодно поинтересовался Василий.

– Чтобы ввести меня в заблуждение. Чтобы я поверил, что параллельные вселенные существуют.

– И кто, на твой взгляд, это придумал? – аккуратно продолжал задавать вопросы Петровский.

– Не знаю. Может быть, КГБ.

– Оно ещё есть?

– А куда оно денется.

Надо было как-то образумить его.

– Дима, ты – учёный. Давай подробно рассмотрим ряд аспектов, связанных с твоим заявлением. Изготовление денег, будто бы прибывших из параллельной вселенной, требует немалых затрат. Надо разработать макет, сделать клише и так далее. Требует затрат?

– Требует, – осторожно согласился Астахов.

– Сам заговор против тебя тоже влетит в копеечку. Надо всё продумать, проработать, потом – осуществить. Для этого нужны люди, нужна координация их действий. Так?

– Так.

– И вот главный вопрос: зачем тратить время, силы, деньги лишь для того, чтобы убедить физика Астахова в существовании параллельных миров?

– Не знаю… – Каким беспомощным он выглядел. – Чтобы я оповестил об этом мир.

Логика изменила ему. Петровский тотчас парировал:

– Вспомни, ты хотел оповестить. Сам, без моей подсказки. Правда, не мир, а Центральный комитет КПСС. Кто тебе не позволил сделать это? Кто?! Я. И после этого ты подозреваешь меня в сотрудничестве с КГБ? Да и зачем КГБ ставить в известность мир о параллельной вселенной, в которой скинули советскую власть?

– Чтобы показать, как плохо без неё, – упрямо буркнул Астахов.

Снисходительная улыбка зацепилась на лице Василия.

– Дима, Россия – не то место, где бывает хорошо, какая бы власть ни правила. Нет никакого смысла вводить в заблуждение кого бы то ни было.

Астахов помолчал. Виноватый взгляд был итогом размышлений.

– Пожалуй, вы правы…

– Разумеется, прав. Почему ты говоришь со мной на «вы»?

– Простите… То есть, прости.

Петровский смотрел на него с весёлой улыбкой.

– Выпьем?

– Давай. – Лицо физика сохраняло задумчивость.

Зная теперь, где он работает и какую должность занимает, Василий решил потратить деньги, оставшиеся после обмена стодолларовой купюры. Визит к буфету обернулся появлением на столе бутылки вина и большой тарелки с мясным ассорти. Первый тост был за параллельные вселенные.

Стаканчик тёмно-красной жидкости оказался как нельзя кстати. Астахов расслабился, подобрел.

– Ещё? – поинтересовался Василий.

– Да.

Теперь выпили за советскую науку. Вальяжно откинувшись на спинку стула, Петровский попросил:

– Расскажи что-нибудь. Про космос, про мироздание. Признаться, это оказалось интересно.

Немного поразмышляв, Астахов заговорил с некоторой озабоченностью:

– Разные есть исследования. Например, сейчас идёт шум по поводу работы двух американцев, согласно которой пару миллиардов лет назад скорость света была меньше, чем в настоящее время. Если это подтвердится, теория Эйнштейна будет торпедирована, а современная физика потребует кардинальной переделки.

– Пару миллиардов лет назад? – усомнился Петровский.

– По космическим меркам это немного, – поспешил заверить его Астахов.

– И физику придётся переделывать?

– Да… Меня такая перспектива не пугает. Зато полученный американцами результат повышает шансы на признание теории струн, а значит, и дополнительных пространственных измерений. Так что скоро от человечества потребуется пересмотр многих устоявшихся представлений.

– Очень интересно. – Василий разлил остатки вина, взял со стола наполненное стеклянное изделие. – За то, чтобы человечество успешно пережило крушение устаревших представлений.

Астахову тост понравился. Он сдвинул свой стаканчик со стаканчиком Петровского, от чего произошёл приятный звон, и залпом выпил всё, что было ему налито. Василий поступил иначе – пил вино маленькими глотками. В конце концов, не с водкой же он имел дело. Вдруг стаканчик остановился на полпути.

– Да, всё забываю спросить. Что у вас тут с Германией?

– А что с ней может случиться? – рассудительно заметил Астахов.

– Ну… их по-прежнему две?

– Нет, одна. Горбачев дал им объединиться. Ещё в девяностом году. Многие тогда решили, что это предательство. Но теперь все успокоились. Когда увидели, чем кончилось.

– А чем кончилось?

– Западная Германия мучается с Восточной. Всё удачно для нас. Но деталей я не знаю. Я этим не интересуюсь.

Употребление Василием вина продолжилось. Когда пустой стаканчик вернулся на стол, довольное выражение светилось на лице Петровского.

– Хорошо бы ещё бутылочку опорожнить, и ещё, но завтра у нас рабочий день. Нам с тобой нужна свежая голова.

Астахов посмотрел на него умоляющими глазами.

– Василий, давай сообщим мировому сообществу о существовании параллельных вселенных.

Петровский выразительно хмыкнул, изображая сомнение.

– Значит, уже не Центральный комитет КПСС, а мировое сообщество? Прогресс налицо. Только объясни мне, как ты хочешь это сделать?

– В октябре я поеду на международную конференцию в Лондон. Могу сделать сообщение и в качестве доказательства продемонстрировать деньги и твои водительские документы. Предложу исследовать их.

Василий пустился в размышления. Чем ему грозит подобный шаг? Трудно было сказать, что предпримет после подобного сообщения советская власть? Рисковать не хотелось.

– Я бы не спешил с решением, – понизив голос, проговорил он. – Слишком всё серьезно. К примеру, как воспримут в Центральном комитете КПСС то, что ты впервые рассказал об открытии за границей, а не в Советском Союзе? Ситуация непростая. Надо хорошенько обмозговать последствия.

– Всё равно я считаю, что это необходимо сделать. Ради науки я готов на всё.

«Зато я не готов, – подумал Василий. – Мне моё благополучие дороже».

– В любом случае, до конференции ещё уйма времени. Дима, прошу тебя, не пори горячку. – Он поднялся, желая подвести черту под разговором.

– Ты мне дай хотя бы те деньги, которые оттуда, – раздалась жалостливая просьба.

Петровский без колебаний достал портмоне, извлёк оттуда несколько российских купюр, протянул Астахову. Тот бережно спрятал иновселенные деньги.

Движению к выходу помешал немолодой симпатичный человек с кудрявыми седыми волосами.

– Петровский! Старых друзей не замечаешь? – прозвучало в окружающем пространстве. Это был Евгений Батурин, прекрасный бард, талантливый поэт, художник, но не слишком популярный. Батурин, который мучился от малой известности, недооцененности, занимался самоедством, все время ворчал: «Жизнь прожита зря. Немало хороших стихов, хороших песен, а кто их знает? Всё бесполезно». Василий любил его, прощал ему постоянное ворчание, приступы грубости. Батурин сидел за ближним к выходу столиком. – С каких это пор ты стал ходить в Нижний буфет?

– Всё время хожу.

– Не ври. Ты обитаешь там, – Батурин указал наверх, – в Дубовом зале. Ты у нас номенклатура.

Василий покосился на Астахова, напустил мягкую улыбку.

– Я бываю везде. Я – демократ.

– Да пошёл ты к чёрту с твоим демократическим социализмом. Противно слышать.

– А чем ты не доволен? Экономика на подъеме, люди хорошо живут.

Батурин продемонстрировал полное пренебрежение к прозвучавшим словам.

– Хорошо живут капиталисты и номенклатура, остальные прозябают.

Разговор привлёк внимание. Василий почувствовал себя неловко – вести публичные дискуссии он был не готов. Поэтому решил отвлечь Батурина. Сел рядом, указал на соседний стул Астахову, глянул на Евгения заботливыми глазами.

– А где Вера? – Так звали пятую жену Евгения. Вера любила его по-настоящему, жила ради него, хотя порой он так доставал её, что она ссорилась с ним, и они подолгу не разговаривали. Батурин в такие периоды уединялся в мастерской, среди своих картин.

– Откуда мне знать, где Вера. – Голос хранил равнодушие. – Выпить не предлагаю, а то мне мало останется.

– Нашёл проблему. Закончится, купим ещё. – Он повернулся к Астахову. – Дмитрий, познакомься. Известный поэт, бард, художник Евгений Батурин.

– Известный, – мрачно буркнул Евгений. – В узких кругах.

– А это физик Дмитрий Астахов, занимается космологией. В скором будущем должен получить нобелевскую премию за открытие параллельных вселенных.

– За космологию нобелевских премий не дают. – Астахов скромно улыбался.

– Зачем они, параллельные вселенные? И так тошно от всего этого. А тут – параллельные. – Батурин в сердцах махнул рукой. – Впрочем, какая разница. Всё равно стаканов не хватает.

Василий в момент принёс пару стаканов, которые приняли содержимое бутылки. Выпили за встречу.

– Объясни, где Вера? – поинтересовался Петровский.

– Ну откуда мне знать? Мы с ней разошлись пять лет назад.

– И ты один?

– Один.

– Новые песни пишешь?

– Пишу. А что толку? – Он глянул придирчиво на Василия. – А ты? Всё строчишь дурацкие романы?

Это были неприятные слова. Оскорбительные. Петровский их никак не заслужил. Однако ссориться ему не хотелось. Он взял рассудительный тон.

– Почему дурацкие? Люди читают.

– Люди читают всякую х… йню. А ты лижешь власти жопу и приучаешь их делать то же самое.

Теперь Василий не стал себя сдерживать, сказал то, что думал:

– Твой характер причина твоих проблем. Так что во всём вини самого себя. А то, что я последовательно подталкиваю власть к положительным изменениям, называй как хочешь. Меня это не волнует.

Он поднялся, намереваясь немедленно покинуть Нижний буфет, но вспомнил про обещание решить мелкую проблему. Василий не хотел, чтобы прозвучали хоть какие-то упреки. Достав деньги, он отсчитал столько, сколько стоила бутылка сухого вина, протянул оторопевшему Астахову.

– Прошу тебя, выпей с известным бардом. А я очень спешу.

Погода вконец испортилась. Низкие мрачные облака утюжили город. Холод заполнял уличное пространство.

«Идеальной власти не бывает, – думал Василий, шагая в сторону Садового кольца. – Можно конфликтовать с ней, можно плевать на неё, можно лебезить перед ней, а можно подталкивать её к благотворным изменениям. Каждый выбирает своё. А история потом рассудит».

Вернувшись домой, Петровский сел за компьютер, попытался продолжить дело своего двойника, но работа не пошла. Не было той полётности, которая нужна для творчества. Он переместился в гостиную, где Наталья, устроившись на диване, просматривала рукопись.

– Идём в кино, – предложил Василий. – Не знаешь, какой-нибудь американский боевик показывают?

Наталья была удивлена.

– С каких это пор ты полюбил кино?

– Люблю я тебя. А кино для другого. Чтобы выключить мозги, лучше всего американский боевик.

Она смотрела на него с лёгкой усмешкой.

– Давай я тебе отключу мозги. И не надо никуда ехать.

Немного поразмышляв, он выдохнул:

– Давай.

9

Астахов был взволнован. Исследователи из американского научного института космической телескопии сообщили, что обнаружили новые свидетельства существования тёмной энергии – той загадочной субстанции, из которой может состоять до семидесяти процентов Вселенной и которую открыли всего семь лет назад. Точнее, предположили её существование, чтобы объяснить безудержно ускоряющееся расширение Вселенной. Но её не увидишь, не потрогаешь. Единственный способ что-либо узнать о ней – косвенные наблюдения. Американцы использовали космический телескоп «Хаббл», чтобы рассмотреть самые отдалённые сверхновые звёзды и с их помощью оценить характеристики тёмной энергии.

«Судя по всему, гипотеза Эйнштейна о космологической константе верна. Вселенная будет постоянно расширяться, ей не грозит новый Большой Взрыв… – сумрачно размышлял Дмитрий. – Надо лететь. Сообщить о моём согласии, получить приглашение, оформить визу. И лететь. Осенью. – Астахова мучило ощущение, будто все значительные открытия сделают сейчас в Соединенных Штатах, и на его долю уже ничего не останется. – Итак, пять процентов обычной атомарной материи, от двадцати трёх до двадцати пяти процентов тёмной материи и около семидесяти процентов тёмной энергии. Таково соотношение составляющих Вселенной. Про темную материю известно только одно: она участвует в гравитационном взаимодействии. А вот про тёмную энергию известно гораздо больше, хотя никто не знает, что это такое. Прежде всего, она не скучивается в объекты типа галактик, потом она заставляет Вселенную расширяться с нарастающим ускорением. А ещё плотность тёмной энергии не уменьшается при том, что Вселенная становится всё больше и больше. Но роль параллельных измерений так не установишь. А она может быть определяющей…»

Как хотелось ему сделать выдающееся открытие. В конце концов, ради этого живёт настоящий ученый. Оставить след, оправдать своё существование на Земле. Что может быть важнее?

Посмотрев на часы, Дмитрий поднялся. Пора было ехать в Центральный дом литераторов. Теперь он стал там завсегдатаем.

«Учёный должен использовать все возможности, – думал Астахов, направляясь к машине. – Разумеется, откровения чужого ангела-хранителя научной общественности не представишь. Ну и пусть. Главное – знать, как на самом деле устроено мироздание. Это восхитительно само по себе. И куда проще искать нечто, ясно представляя себе, что ищешь».

Москва по-прежнему была немилосердна к автомобилям и к их начинке – людям, сидевшим внутри. Пробки мешали свободному перемещению по улицам большого, усталого города. «Фольксваген» постоянно увязал в очередном скоплении машин. Дмитрий не злился. Его мысли были заняты другим. Сомнение захлестнуло его.

«Почему я так уверен, что параллельные вселенные существуют? Где они? Как обеспечивается их существование? Какой смысл в множественности миров?.. Я слишком доверился эмоциям. Учёный не имеет на это права. Какой смысл в том, что скорость света постоянна и равна примерно триста тысяч километров в секунду? Но она такова, и это не только факт, но и физическая константа. Если множественность миров есть, глупо искать в этом смысл. Увы, доказательств нет никаких. Предположение Хокинга – не более, чем смелая гипотеза. Изящная, но далекая от жизни».

С таким настроением вошёл он в Дом литераторов, пересёк холл, спустился в Нижний буфет. Беглый осмотр показал – Петровского здесь нет. Дмитрий взял себе кофе, два бутерброда. Их любимый столик был занят, он устроился за соседним.

Не без любопытства наблюдал он за посетителями заведения, в котором пребывал. Прозаики, поэты. Литературная братия. Они жили в своём мире, столь далёком от науки, до предела наполненном субъективизмом. Они не знали красоты математических построений и стоящих за ними физических процессов, а ведь именно эти процессы определяли окружающий их мир.

Занятый подобными размышлениями, Дмитрий упустил момент появления Петровского – тот стоял посреди зала, растерянно озираясь по сторонам. Астахов окликнул его, помахал рукой. Неуверенными шагами приятель подошёл к столу, занял место.

– Привет. – Астахов радостно улыбался, тряс нехотя протянутую руку. – Как твои дела? Разобрался, на ком женат?

Виновато посмотрев на него, Петровский хмуро проговорил:

– Мне почему-то казалось, что я разошёлся с моей первой женой и женился на другой женщине. Выяснилось, что моя жена по-прежнему Света. И что я не работаю там, где, как мне тоже казалось, я работал. Сегодня ходил в редакцию журнала, который рекламирует модный дизайн и стильную мебель. Оказывается, я у них редактор.

Дмитрий обратил к нему прощающий взор – чудик!

– Ты там и работал. Чего ты выдумываешь? Ты мне ещё предлагал классно оформить квартиру, обставить дорогой мебелью.

– Да? – тихо удивился Петровский.

– По-моему, ты со своими романами порядком перетрудился. Крыша поехала. Тебе надо хорошенько отдохнуть. Съездить куда-нибудь. Лучше в Турцию, это дешевле, и там есть, на что посмотреть.

– В Турцию не поеду, – гордо заявил Петровский. – Не тот уровень.

Астахов примирительно махнул рукой.