Текст книги "Адриан"

Глава V
От претора до преемника

Доблестное участие Адриана во второй Дакийской войне было вознаграждено не только драгоценным перстнем, лично вручённым ему самим Траяном, но и новым воинским назначением. Достойно справившись с непростыми обязанностями квестора, побывав на должности народного трибуна, отличившись в командовании легионом на очень непростой войне, теперь наш герой удостоился должности претора.

Должность претора восходила к древнейшим временам римской истории. Само это слово происходит от латинского praeitor – идти впереди. Изначально преторы после свержения в Риме царской власти – это два высших магистрата, которык избирались на год и представляли исполнительную власть вместо изгнанных рексов (rex – царь). С 367 года до Р. Х., со времени законов Гая Лициния Столона и Луция Секстия Латерана, высшие магистраты стали именоваться консулами. А преторы стали исполнять следующие по старшинству должности. Их главным делом отныне стало городское правосудие по гражданским делам. Исполнение должности претором оставалось годичным и безвозмездным, как, впрочем, и должности всех прочих римских магистратов. По мере расширения Римской державы число преторов росло, поскольку они теперь появились не только в столице, но и во вновь учреждённых провинциях. С 197 года до Р. Х. их стало уже шесть, при диктатуре Луция Суллы (81–79 годы до Р. Х.) – восемь, при Гае Юлии Цезаре (49–44 годы до Р. Х.) их количество достигло шестнадцати, а в эпоху Принципата установилось в восемнадцать человек. В III–I веках до Р. Х. в Риме сложилась система преторианского права. Преторы, разумеется, не могли обладать законодательными функциями, но широкие полномочия в толковании законов позволяли им вносить реальные изменения в существующие правовые нормы. Реально преторское право противопоставляло себя исконному, утвердившемуся с середины V века до Р. Х. в Риме праву, основанному на Законах двенадцати таблиц. Преторы, с одной стороны, формально не меняя законы, могли одни нормы оставлять без применения в силу их очевидной устарелости, с другой стороны, могли брать под судебную защиту отношения, которые законом не были предусмотрены, что на деле утверждало новые законные нормы. Преторы, вступая в должность, издавали эдикты, в рамках которых предполагали действовать во время своей претуры. Последующий претор издавал свой собственный эдикт, при этом сохраняя в нём всё, что было разумным, обоснованным и полезным в эдикте своего предшественника. Разумеется, в наступившую эпоху Империи преторы едва ли решались издавать новые постановления по сколько-нибудь важным вопросам, не испросив предварительно разрешение императора[158]158
  Гримм Э. Исследования по истории развития римской императорской власти. СПб., 1996. Т. II. С. 424.


[Закрыть].

Пребывание на этой важной должности позволило Адриану глубоко вникнуть в суть римской судебной власти, постичь все особенности судопроизводства, что, конечно же, очень пригодилось ему в дальнейшем.

Но не только судебные дела находились в сфере деятельности тридцатилетнего претора Публия Элия Адриана (официально должность претора можно было занимать, как это было установлено во времена Республики, с сорока лет). Став претором, он сразу же получил от Траяна два миллиона сестерциев для устройства игр[159]159
  Элий Спартиан. Жизнеописание Адриана. III (8).


[Закрыть].

Здесь надо вспомнить, что это были за игры. Траян вернулся в Рим с задунайского театра военных действий полным победителем в июне 107 года. Это как раз и был год преторских полномочий Адриана. Потому естественно сделать вывод, что именно он, получив средства от императора, и устроил «игры продолжительностью в сто двадцать три дня, во время которых было убито одиннадцать тысяч диких и домашних животных, а в боях участвовало десять тысяч гладиаторов»[160]160
  Дион Кассий. Римская история. LXVIII. 15 (1).


[Закрыть]. Апофеозом празднеств стала шестидневная навмахия – морское сражение в специально построенном для этого огромном водоёме. Конечно, не все звери были истреблены в первые дни и даже месяцы празднеств. Десять тысяч гладиаторов (есть и другая цифра – 11 тысяч 520 человек) сражались в течение трёх лет – в 107–109 годах.

Невиданные празднества, конечно же, удались. Траян был доволен энергией и распорядительностью нового претора. В награду – новое повышение. Завершив претуру, как бывший уже претор Адриан был направлен наместником – легатом в провинцию Нижняя Паннония. Назначение было очень ответственным. Собственно, и до этого Адриан синекур не удостаивался. Здесь же, в Среднедунайской равнине, его ждала война. Зимой 107/108 года в Среднем Подунавье по соседству с только-только завоёванной Дакией разразилась война римлян с сарматскими племенами язигов. Причиной войны стала то ли забывчивость, то ли высокомерное отношение к варварам и данным им обещаниям самого Траяна. Дело в том, что незадолго до второй Дакийской войны сам Децебал, мстя сарматам-язигам за то, что они не поддержали его во время войны с римлянами 101–102 годов, отобрал у них часть земель[161]161
  Там же. LXVIII. 10 (3).


[Закрыть]. Номады пожаловались Траяну, и тот пообещал им земли эти вернуть, поскольку они проявили себя как друзья Рима, не поддержав Децебала. И вот Дакия разгромлена, все её земли стали римской провинцией, а язиги возвращения своих земель, им обещанных императором, не дождались[162]162
  Колосовская Ю. К. Рим и мир племён на Дунае I–IV вв. н. э. М., 2002. С. 100.


[Закрыть]. Справедливо полагая себя оскорблёнными в лучших чувствах, язиги начали войну, напав на земли сразу двух римских провинций: Нижней Паннонии и на юго-западные районы Дакии[163]163
  Там же.


[Закрыть]. Только так они надеялись теперь вернуть свои утраченные из-за нападения Децебала земли. Земли эти, возможно, современная западная историческая область Румынии Кришана.

Итак, наместничество Адриана в Нижней Паннонии сразу же становилось для него очередным серьёзным испытанием. И он к таковому оказался вновь готовым. У римлян к этому времени был накоплен немалый опыт противостояния сарматской коннице. Совсем недавно при Адамклиси десять тысяч римлян разгромили и отбросили за Дунай пятнадцатитысячное конное войско сарматов. Адриан в своё время служил в Мёзии, так что ему были известны подробности событий 69 года, когда воины III Галльского легиона, VII Клавдиевого и VIII Августова, расположенные в этой провинции, отразили вторжение в придунайские земли Империи сарматского племени роксоланов. Недавняя битва при Адамклиси тем более была хорошо знакома Адриану. Знание чужого боевого опыта, собственный опыт Дакийских войн позволили нашему герою справиться с поставленной перед ним задачей. Как сообщает Элий Спартиан, Адриан «укротил сарматов»[164]164
  Элий Спартиан. Жизнеописание Адриана. III (9).


[Закрыть]. Думается, после такого исхода стремительной военной кампании нового наместника Нижней Паннонии язиги едва ли продолжали вспоминать об утраченных землях. Правда, их нелюбовь к римлянам неизбежно должна была возрасти.

Отражением сарматов деятельность Адриана во главе провинции отнюдь не ограничилась. Он также укрепил дисциплину в тамошних войсках. В Нижней Паннонии стоял в это время II Вспомогательный легион – II Legio Adiutrix. Это был первый опыт Адриана по укреплению воинской дисциплины. Он оказался эффективным. Придёт время, и с этим опытом ознакомятся и другие легионы римской армии. Пригодился в Нижней Паннонии Адриану и опыт финансового руководителя – квестора. Как выяснил он на месте, тамошние финансовые чиновники – прокураторы, ответственные за сборы налогов фиска, то есть личной императорской казны, превышали свои полномочия. Это и наносило вред казне императора, и озлобляло местное население против римской власти. Адриан «обуздал прокураторов, сильно превысивших свою власть»[165]165
  Там же.


[Закрыть]. Очевидные заслуги Адриана перед государством, причём по трём направлениям: отражение вторжения врагов извне, укрепление дисциплины в войске и наведение порядка в административно-финансовой сфере должны были получить высокую оценку высшей власти в Империи. Траян оценил успехи Адриана в Нижней Паннонии. В 106 году он был сделан консулом[166]166
  Там же. III (10).


[Закрыть]. Конечно, должность консула в имперскую эпоху – совсем не то, что в республиканскую. Теперь это была сугубо почётная должность, консулов могло быть несколько, причём их полномочия были краткосрочными, но тем не менее формально это всё ещё была высшая магистратура Рима. Императоры ею не пренебрегали и в течение своего принципата многократно принимали на себя консульские полномочия. В случае же с нашим героем консульство выглядело знаменательно. Он как бы прошёл все ступени карьеры знатного римлянина: был квестором, плебейским трибуном, претором, наместником провинции. Да и военная его стезя произвела прекрасное впечатление: служил и простым трибуном – ангустиклавием, главным трибуном легиона – латиклавием, успешно командовал легионом в тяжёлой второй Дакийской войне, наконец, самостоятельно успешно провёл военную кампанию против также непростого врага – сарматов-язигов. Так что консульство как бы венчало гражданскую и военную карьеру Публия Элия Адриана, достигшего к этому времени тридцати двух лет – возраст молодой, цветущий, обещающий новые достижения.

В эту пору Адриан ещё больше сблизился с лучшим другом Траяна Лицинием Сурой. В юности покровительство Суры позволило Публию восстановить добрые отношения с великим родственником, когда собственное его непутёвое поведение и доносы недоброжелателей их испортили. Теперь поддержка Суры значила много больше. Зная хорошо настроения Траяна, Сура сообщил новоявленному консулу, что эта ступень его политической карьеры имеет действительно знаковый характер. От Суры Адриан узнал, что будет усыновлён Траяном![167]167
  Там же.


[Закрыть]

Это была действительно великая новость! Усыновление делало его наследником бездетного Траяна, а следовательно, будущим принцепсом. Если Траян усыновит его, он, Адриан, отныне становится вторым лицом во всей Римской империи. Траяну, правда, всего пятьдесят пять лет и здоровья он отменного, но Публий-то на двадцать три года моложе, и потому не беда, что во дворец на Палатине он войдёт как хозяин, возможно, и не через один десяток лет.

Должно быть, не одному Лицинию Суре Траян сообщил о своих намерениях, или же Сура не только с Адрианом этим поделился, но отношение к нашему герою римских верхов, людей, близких к Траяну, резко изменилось к лучшему. «С тех пор друзья Траяна перестали презирать его и выказывать пренебрежение к нему», – писал биограф Адриана[168]168
  Там же.


[Закрыть]. Из этого, однако, следует вывод, что ранее никакие личные достижения и даже подвиги Публия не помогли ему завоевать расположение ближнего круга Марка Ульпия Траяна. В чём могла быть причина этого? Не исключено, что всё ещё сказывалась с юных лет им заслуженная репутация greculus’a, «гречонка», «гречишки». Окружение императора составляли прежде всего люди военные, а они на греков смотрели свысока и не шибко жаловали их подражателей. Теперь от пренебрежения не осталось и следа.

Покровительство и благорасположение Суры Адриан, правда, в том же 108 году и утратил. Лучший друг Траяна отошёл в царство мёртвых. Но симпатию Траяна Публий вроде как сохранил. Как писал Элий Спартиан: «После смерти Суры он стал ещё ближе к Траяну, главным образом благодаря речам, которые составлял вместо императора»[169]169
  Там же. III (11).


[Закрыть].

Но прокламированное как бы усыновление всё же не состоялось. Так что не всё было так просто для Адриана в окружении правящего императора.

Возможно, именно поэтому в его судьбе наступил новый неожиданный поворот. Во втором десятилетии II века Адриан покидает Рим и оказывается в городе, к которому с самых юных лет испытывал самую горячую любовь. Это Афины. Для Адриана столица Аттики – город совершенно особенный. Это воплощение высших достижений обожаемой им эллинской культуры. Ну какой образованный человек в ту эпоху не мечтал побывать, а лучше пожить в городе, давшем миру и Эсхила, и Софокла, и Фидия, и Поликлета, и Сократа, и Платона, не говоря уже о великих политиках и полководцах Солоне, Мильтиаде, Фемистокле, Перикле! Пусть не ко всем из них их современники-афиняне были справедливы, вспомним изгнание Мильтиада, Фемистокла, цикуту Сократа, но великая слава Афин оставалась немеркнущей. Бытовала такая греческая поговорка, думается, и римлянам эпохи Империи не чуждая: «Так ты – чурбан, если не видел Афин; осёл, если видел их и не восхитился; а если ты по своей воле покинул их, то ты верблюд».

Адриан не из какого-либо нежелания до четвёртого десятка лет своей жизни не бывал в Афинах. Есть, правда, версия, что в возрасте шестнадцати лет он ненадолго посетил Афины, где позанимался философией под руководством известного философа Изея[170]170
  Остерман Л. Римская история в лицах. М., 1997. С. 586.


[Закрыть]. Военная и гражданская служба постоянно требовала его присутствия в иных провинциях Римской империи либо в самом Вечном городе. И вот, наконец, он в Афинах! Трудно даже представить, какие чувства испытывал наш герой, поселившись в великом городе, где, казалось, каждый камень рассказывал удивительные истории о славном прошлом столицы Аттики! Пусть это и была очевидная заминка в его безупречной и однозначно успешной карьере, но разве могло что-либо огорчить Адриана во время пребывания в городе своей мечты!

Афиняне не могли не оценить нахождения в своём городе родственника императора, уже известного политика и воина, а главное, восторженного почитателя эллинской культуры и обычаев. Конечно же, наш герой удостоился горячих симпатий афинян. То ли в 111-м, то ли в 112 году Адриан получил афинское гражданство по дему Беса и был избран архонтом-эпонимом Афин[171]171
  Birley A. Hadrian: the Restless emperor. Р. 63.


[Закрыть]. Архонт-эпоним, должность эта в Афинах и в римское время сохранилась и главенствовала в местном самоуправлении, был главой коллегии из девяти архонтов. Он заведовал гражданскими и административными вопросами. Именем архонта-эпонима традиционно со времени учреждения этой должности, по преданию, ещё во времена царей-басилевсов, то есть до XI века до Р. Х., именовался год. Так что в истории Афин появился год Публия Элия Адриана, римлянина, удостоенного высшей чести, подобно эллину-афинянину.

Неудивительно, что, пребывая в Афинах, Адриан обрёл широкий круг высокоинтеллектуальных друзей, каковых ему, что греха таить, так не хватало в окружении Траяна, где военная косточка ценилась превыше всего, пусть даже император, сам военный человек до мозга костей, но никак не солдафон, уважал интеллектуалов и по возможности им покровительствовал. Здесь, на славной земле Аттики, Адриан наконец-то оказался в том кругу, о каком, думается, он мечтал с юных лет. В своём кругу!

Да и наместником Греции – проконсулом провинции Ахайя тогда был близкий друг Траяна, хорошо знакомый Адриану ещё по Риму Квинт Сосий Сенецион. Сосий был в своё время легатом Мёзии, где служил трибун-ангустиклавий Публий Элий Адриан, участвовал во второй Дакийской войне, подобно нашему герою, наконец, возглавил самую прекрасную из римских провинций – Ахайю[172]172
  Князький И. О. Император Траян. СПб., 2016. С. 104.


[Закрыть].

Ко времени приезда Адриана в Афины Эллада уже более двух с половиной столетий была частью Римской державы. После мятежных событий 149–146 годов до Р. Х., когда македоняне и греки в последний раз попытались бросить вызов римскому могуществу, во вновь образованной провинции, получившей название Ахайя, царило спокойствие. Некогда Александр Великий велел разрушить мятежные Фивы, дабы, ужаснувшись страшной судьбе одного из величайших городов Эллады, прочие эллины и думать не смели о сопротивлении царю Македонии. В 146 году до Р. Х. римский полководец Муммий разрушил по постановлению сената римского народа Коринф, дав тем самым новый урок грекам на будущее. В том же году, кстати, также по постановлению сената был разрушен Карфаген Публием Корнелием Сципионом Эмилианом, победно завершившим трёхлетнюю осаду этого города, злейшего в истории врага Рима.

В дальнейшем греки из римского подданства выходить не стремились. Правда, когда новый злейший враг Рима понтийский царь Митридат VI Евпатор двинул свои войска в Европу и, вытеснив слабые, рассеянные римские отряды из провинции Ахайя, на время овладел Грецией в 86 году до Р. Х., то и Афины, и Спарта, и общины ахейцев и беотийцев присоединились к понтийскому царю, которого города Эллады встречали как освободителя и как нового бога Диониса[173]173
  Моммзен Т. История Рима. М., 2010. С. 239.


[Закрыть]. Но вскоре победы Луция Корнелия Суллы вернули Грецию Риму, и с той поры сомнений в постоянстве вхождения Греции в Римское государство более не возникало. Да и Митридат вовсе не был освободителем, а лишь мечтал включить Элладу в своё царство.

Была Греция и ареной гражданских войн в 40–30-е годы I века до Р. Х. И именно на земле Эллады, у мыса Акциум, Гай Юлий Цезарь Октавиан взял верх над Марком Антонием и Клеопатрой в решительном сражении, и в Риме окончательно утвердилось единодержавие. Правители Империи сынам Эллады обид не чинили. Все они были люди прекрасно образованные, свободно владевшие греческим языком, глубоко почитавшие великие достижения эллинской цивилизации. Великим почитателем греческой культуры был император Нерон (54–68). Артист на троне, влюблённый в высокое творчество Эсхила, Софокла, Еврипида, он постарался Грецию облагодетельствовать. Для начала приступил к сооружению канала через перешеек Истм, дабы соединить воды Эгейского и Ионического морей. В этом он успеха не достиг. Работы, начавшиеся в 67 году, после гибели Нерона в 68 году прекратились. А канал на Истме появился только в королевстве Греция в 1893 году… Безусловным благом для Греции стало её освобождение от выплаты налогов в общеимперскую казну[174]174
  Князький И. О. Нерон. М., 2019. С. 282.


[Закрыть]. Но воцарившийся на Палатине после жестокой войны за верховную власть в Империи Веспасиан отобрал и новые, и старые привилегии греческих городов. Так что грекам оставалось только скорбеть о безвременно павшем Нероне и об утверждении во главе Римской империи династии Флавиев, к греческой культуре чрезмерных симпатий не проявлявшей. Более того, Флавии оказались гонителями философов, а ведь именно эти люди – славный символ эллинской цивилизации![175]175
  Крист К. История времён римских императоров. Ростов н/Д., 1997. Т. 2. С. 157, 158.


[Закрыть] Мелькнувший между правлением отца и брата Тит гонения на философов вроде как прекратил, но уж больно коротким оказалось его правление.

Утверждение на Палатине Марка Ульпия Траяна стало для философов, да и всей Греции совершеннейшим благом. Траян, гуманитарно образованный посредственно, если не сказать провинциально, чей ум был умом полководца и государственного мужа, что выяснилось с самых первых дней его правления, ценность интеллекта тем не менее очень даже понимал. Философам, историкам, литераторам он старался покровительствовать. Все ссыльные при нём смогли вернуться, никаких обид им более никто не смел чинить. Примеры достойнейшего отношения нового императора к людям, являвшим собой цвет интеллекта Римской империи того времени, – это его взаимоотношения с Дионом Хрисостомом, Плутархом и Плинием Младшим. Плиний – римлянин, а вот Дион и Плутарх – как раз ярчайшие представители эллинской культуры. Диона Хрисостома Траян с почётом принял, отдав должное его великому уму и столь же великой славе. Философ отблагодарил своего державного благодетеля составлением и публикацией четырёх речей «О царской власти», где в образе идеального правителя, опирающегося на подлинную аристократию (не только по знатности, но и по интеллекту в первую очередь!), нетрудно было узнать правящего императора и преданный ему сенат. Плутарх Траяном был удостоен звания консула. Не забудем, что и любимым архитектором и инженером императора был грек из эллинистической Сирии, а ныне римской провинции, Аполлодор из Дамаска.

Адриан не мог не одобрять отношения Траяна к цвету культуры любимой им Греции, тем более к своим современникам. Правда, с великим архитектором и инженером Аполлодором отношения у него не заладились с самого начала. Однажды он присутствовал при разговоре Траяна со своим главным архитектором и попытался дать свой совет по поводу каких-то построек. Замечание оказалось не к месту[176]176
  Дион Кассий. Римская история. LXIX. 4 (2).


[Закрыть]. «Аполлодор сказал ему: “Ступай отсюда и рисуй свои тыквы: ты ведь ничего в этом не смыслишь”» (а как раз в это время Адриан весьма кичился такого рода своими рисунками)[177]177
  Там же.


[Закрыть].

Конечно, славный архитектор и помыслить в то время не мог, что надерзил будущему владыке Рима, но Адриан дерзость эту не позабудет…

Вернёмся к чувствам героев и их мироощущению в эпоху Римской империи и конкретно в годы правления Траяна.

Одной из проблем, продолжавшей в это время будоражить эллинское сознание, оставалась проблема отношения к римскому господству. Не было, да и, наверное, не могло быть ни одного сколь-нибудь примечательного произведения греческой мысли, которое бы не выразило так или иначе своего отношения к «занесённому – так выразился всемерно облагодетельствованный римской властью Плутарх – над головой сапогу римского хозяина провинции»[178]178
  Полякова С. Греческая проза I–II веков н. э. // Поздняя греческая проза. М., 1961. С. 5.


[Закрыть]. Жёстко сказано. И это говорил человек, ставший благодаря дружескому к нему отношению уже упомянутого наместника Ахайи Сенециона самым влиятельным человеком во всей провинции. Более того, не полагаясь на очевидную доброжелательность наместника, Траян на всякий случай запретил Сенециону проводить какие-либо мероприятия в Греции без предварительного согласования с Плутархом! И где же тут та самая занесённая над каждым эллином римская калига (сапог)? Да и римляне ли лишили эллинов драгоценной для их памяти свободы?

И здесь последовал мудрый совет Диона Хрисостома, обращённый ко всем эллинам, его современникам, пусть и была эта речь призывной формально лишь к обитателям острова Родос: «Ваша задача другая, чем была у предков. Они могли разносторонне развивать свои способности, стремиться к правлению, помогать угнетённым, приобретать союзников, основывать города, воевать и побеждать; из всего этого вы больше ничего не можете. Вам остаётся ведение домашнего хозяйства, управление городом, предоставление почестей и наград, заседание в совете и суде и проведение праздников; во всём этом вы можете отличаться от других городов. Приличное поведение, уход за волосами и бородой, солидная походка на улице, пристойная одежда, если даже это может показаться смешным, тонкая и узкая пурпурная подшивка, спокойствие в театре, умеренность в аплодисментах: всё это делает честь вашему городу и больше, чем в ваших гаванях, стенах и доках, проявляется здесь хороший древний греческий характер, и даже варвар, не знающий названия города, признает, что он находится в Греции, а не в Сирии или Киликии»[179]179
  Цит. по: Крист К. История времён римских императоров. Ростов н/Д., 1997. Т. 2. С. 158, 159.


[Закрыть].

Конечно, в глазах эллинов той поры эпоха, именуемая традиционно и в наше время «Классической Грецией» – Эллада V века до Р. Х., – остаётся недосягаемым образцом в высших проявлениях античной культуры. Частенько, впрочем, несправедливо по отношению к векам последующим. Здесь невольно хочется привести прелюбопытнейший диалог между Дионом Хрисостомом и неким молодым борисфенитом (ольвиополитом), уроженцем города в устье Гипаниса (Южного Буга), исторически именовавшегося Ольвия, но философом именуемым Борисфен – по имени одноимённой реки (современный Днепр), впадающей в Понт Эвксинский. В этих местах Дион Хрисостом побывал во время ссылки при Домициане:

«Зная, что Каллистрат очень любит Гомера, я завёл с ним беседу об этом поэте. Правда, все борисфениты питают к нему особое пристрастие, вероятно потому, что они сами и в наше время воинственны, а может, и вследствие их преклонения перед Ахиллом: они почитают его чрезвычайно и воздвигли храмы – один на острове, названном его именем, другой в городе. Поэтому они ни о ком другом, кроме Гомера, и слышать не хотят. И хотя сами они говорят по-гречески не слишком правильно, поскольку они живут среди варваров, но “Илиаду” почти все знают наизусть.

И вот я в шутку спросил Каллистрата: – Какой поэт, по-твоему, лучше, Гомер или Фокилид? – Он ответил со смехом: – Этого второго поэта я не знаю даже и по имени, да и никто из здешних, я думаю, о нём ничего не знает. Никого другого, кроме Гомера, мы за поэта не считаем, но уж зато нет здесь человека, который бы его не знал»[180]180
  Дион Хрисостом. Борисфенитская речь, произнесённая Дионом на его родине. XXXVI. 9–10.


[Закрыть].

Конечно, взгляд молодого ольвиополита Каллистрата на поэзию не может не вызвать снисходительной улыбки. Но так ли принципиальна разница между ним и подходом, что всё последующее в культуре Эллады после V века до Р. Х. непременно уступает несравненной классике?

А теперь обратимся к тому, кого наш герой встретил в Элладе и с кем ему выпало счастье общения. С этой точки зрения пребывание Адриана в Афинах стало временем, замечательно для него плодотворным[181]181
  Birley A. Hadrian: the Restless emperor. Р. 58–65.


[Закрыть]. Благодаря старшему другу, наместнику Ахайи Сосию Сенециону, Адриан получил возможность встречаться и беседовать с Плутархом. Несомненно, встречи эти произвели на нашего героя огромное впечатление. К этому великому историку, философу, моралисту Публий проникся глубочайшим уважением. Ведь Плутарх в своих «Параллельных жизнеописаниях» стремился сблизить римлян и греков как два равновеликих народа, чьи лучшие люди, герои вписаны в историю равно достойным образом. Такой подход был близок Публию Элию Адриану.

Едва ли стоит сомневаться в том, что именно Сосий Сенецион познакомил Адриана с Плутархом. Ведь сам наместник пользовался большим уважением почтенного учёного. Именно Сосию Сенециону Плутарх посвятил свой самый знаменитый труд «Параллельные жизнеописания». Можно только догадываться, сколь много радости доставило нашему герою общение с таким великим интеллектуалом, каковым являлся Плутарх. Но, думается, и великий историк должен был оценить незаурядный ум и высокую культуру римлянина-эллинофила.

Наш герой встречался в Афинах и с Флавием Аррианом, учеником Эпиктета, самого знаменитого философа своего времени. Известно, что они очень сблизились и подружились[182]182
  Ibidem. P. 61.


[Закрыть]. Арриан как никто знал учение Эпиктета. Ведь сей мудрый философ, подобно великому Сократу, сам не писал учёных трактатов. Знаем мы идеи стоицизма, которые проповедовал Эпиктет, исключительно благодаря записям Флавия Арриана. Именно он записал выдержки учения своего учителя под названиями «Беседы» и «Руководство». В личности Эпиктета его последователей не могло не привлекать то, что он в жизни следовал всем тем принципам, что проповедовал в своём учении.

В Греции Адриан сблизился ещё с некоторыми незаурядными людьми. Среди них известен Гай Юлий Антиох Филопапп. Он был внуком коммагенского царя Антиоха IV. Сама Коммагена была небольшим царством в Северной Месопотамии, возникшим после 163 года, когда там начал править царь Птолемей Коммагенский, происходивший из армянской династии Ервандуни, но среди своих предков числил также персидского царя Дария I. Династия состояла также в родстве с Селевкидами. Граничила Коммагена с Сирией, Киликией, Каппадокией и Арменией. В правление императора Тиберия (14–37) Коммагена была присоединена к Риму. Непредсказуемый преемник его, Гай Цезарь Калигула, сначала восстановил на престоле в Самосате (столица Коммагены) царя Антиоха IV, но затем сам же его отстранил от власти. Великодушный Клавдий (41–54) Антиоха вернул на престол, но в 72 году Веспасиан окончательно упразднил царство Коммагену, включив его в состав Римской империи. Внуком последнего царя Коммагены и был новый друг Адриана. Филопапп долгие годы жил в Риме, где удостоился звания римского сенатора, а в 109 году стал даже консулом. Оказавшись в Афинах, Филопапп, будучи человеком очень состоятельным, употребил своё богатство на благоустройство города. После его смерти в 116 году благодарные афиняне поставили ему памятник. Имя Филопаппа получил со временем Холм Муз, где и был ему установлен памятник.

Двоюродным братом Филопаппа был знатный спартанец Гай Юлий Эврикл Геркулан. Его семья доминировала в Спарте со времени правления Августа. Геркулану одно из своих произведений посвятил сам Плутарх. Геркулан и Адриан были практически ровесниками, что способствовало их сближению.

Благодаря дружбе с Флавием Аррианом, также блестящим интеллектуалом, коему мир обязан самым подробным изложением истории походов Александра Македонского[183]183
  Арриан. Поход Александра. М., 1997.


[Закрыть], Адриан мог глубоко познать философию Эпиктета. Потому для него очевидным должно было стать, что задача философии – научить различать то, что в человеческих силах совершить, а что нам непосильно. Человеку неподвластно то, что находится вне его. Но не сам внешний мир, вещи, в нём находящиеся, делают людей счастливыми или несчастными, но наши собственные представления о них. Подвластны же нам наши мысли, наши устремления, а значит, и наше счастье. Так учил Эпиктет, этому учился Адриан, внимая пересказу слов великого философа Аррианом.

В Афинах Адриан вправе уже был ощутить себя не каким-то там «гречонком» или, хуже того, «гречишкой» (graeculus), но полноправным эллином. Да периодически и был он им, получив афинское гражданство. Кстати, дем Бес, удостоивший его такового, как мы помним, был также демом его нового друга Филопаппа[184]184
  Birley A. Hadrian: the Restless emperor. Р. 63.


[Закрыть].

Но, наслаждась счастьем пребывания в любимой Элладе, среди близких ему духовно эллинов, Адриан не мог не задуматься над своим будущим. А ведь из Греции оно не выглядело столь же безоблачным, как её небо большею частью года. Мы помним, что незадолго до своей смерти в 106 году покровительствовавший Адриану Сура прямо сообщил ему о перспективе его усыновления Траяном. А это, что совершенно очевидно, возводило Публия в ранг официального престолонаследника. Но затянувшееся на годы пребывание Адриана в Ахайе делало перспективу усыновления всё более и более призрачной. Нетрудно предположить, что и самый переезд нашего героя пусть и в обожаемую, но весьма удалённую от Рима Элладу, и многолетнее нахождение в ней должны были быть следствием какой-то политической интриги, ловко задуманной и умело осуществлённой. Мы ведь помним, что до того, как Сура сообщил о предстоящем усыновлении Адриана императором, друзья Траяна презирали его и открыто выказывали пренебрежение племяннику правящего цезаря[185]185
  Элий Спартиан. Жизнеописание Адриана. III (10).


[Закрыть], зная, очевидно, о непростых отношениях между ними. Получалось, что умная распорядительность Адриана в первой Дакийской кампании, немалая доблесть во второй, лично Траяном отмеченные и вознаграждённые, веса ему на Палатине не прибавили. То же касается победы над сарматами-язигами и успешного управления Паннонией… Возможно, и возросшая расположенность Траяна к Адриану даже после Суры, каковую наш герой снискал благодаря речам, которые составлял вместо императора[186]186
  Там же. III (11).


[Закрыть], недолго продлилась. Да и, скажем прямо, должность архонта-эпонима Афин – не то место, с которого начинается путь к престолу Римской империи. Это должна быть какая-либо из важнейших провинций державы, с мощной группировкой легионов. Опыт гражданской войны 68–70 годов (от гибели Нерона до торжества Веспасиана) сие более чем убедительно всем показал. Да и кем был сам Траян перед усыновлением его Нервой? Наместником провинции Верхняя Германия, где стояли четыре легиона! Потому-то и не ошибся Нерва в своём преемнике.

Правда, неизменным для Адриана оставалось расположение супруги правящего императора Помпеи Плотины. Но здесь, однако, всё было далеко не просто. Пусть сам Траян, как известно, предпочитал исполнению супружеского долга увлечение мальчиками[187]187
  Дион Кассий. Римская история. LXVIII. 7 (4).


[Закрыть], но, очевидно, квазиматеринская или же квазисестринская симпатия его законной супруги к молодому родственнику, им же самим возвышенному, радости ему никак не доставляла.