Текст книги "Социология политических партий"

Великая Французская революция провозгласила фундаментальные ценности – Свобода, Равенство, Братство, которые постепенно утвердились в качестве краеугольных основ западной цивилизации. Со временем в этом ряду свое место уверенно заняла Справедливость. Не могли пройти идеологи революции мимо такого явления, как «партия». Так, например, Луи Антуан Сен-Жюст считал «любую партию как преступную» и «любую фракцию как посягательство на суверенитет», ибо они «нейтрализуют общественное благо». Иногда он писал о фракциях, имея в виду партии. Классических партий в современном понимании слова тогда не было. «Я не принадлежу ни к какой фракции, – говорил Л. А. Сен-Жюст в «Речи в защиту Робеспьера», прозвучавшей на заседании Конвента 9 термидора (27 июля 1794 г.), – я буду бороться с любой из них. Они не исчезнут, пока установления не создадут гарантии, не положат границ власти и не заставят человеческую гордость навсегда склониться под ярмом общественной свободы». «Если вы хотите, – подчеркивал он, – чтобы фракции исчезли, чтобы никто не захотел возвыситься посреди развалин общественной свободы, следуя принципам Макиавелли, положите конец политическим интригам, сведя все к бесстрастным принципам правосудия; сохраняйте в своих руках высшую власть; заставьте все партии подчиниться непреложным законам. Законам не присущи страсти, которые порождают рознь и притворство. Законы суровы, люди же суровы не всегда: они могут долгое время прикрываться непроницаемой личиной. Если законы защищают невинность, заграница не сможет их извратить; но если невинность становится игрушкой для гнусных интриг, нет больше гарантий в гражданской общине. Тогда придется удалиться в пустыню, чтобы там обрести независимость и друзей среди диких зверей! Тогда придется покинуть этот мир, где нет больше энергии ни для преступления, ни для добродетели, где остались лишь страх и презрение». «Свобода должна победить любой ценой», – заявлял Сен-Жюст [177, с. 39].

Деятель Великой Французской революции, вождь якобинцев и комиссар Конвента Максимилиан Робеспьер также видел в партиях «коалицию против всеобщего блага» [см.: 519].

Великий немецкий философ Георг Вильгельм Фридрих Гегель связывал понятие и сущность партий с чисто субъективными убеждениями и частными интересами и рассматривал партии как результат «частных» интриг государства. Он отрицал, что партии способны быть носителями общественно-политического мнения и приравнивал их к власти немногих, частному, случайному интересу, который должен быть полностью нейтрализован. В историческом отношении эта доктрина возникла на основе политического опыта Великой Французской революции, и цель ее заключалась в том, чтобы придать большую конкретность конституционализму [см.: 40].

Известный немецкий писатель и философ, друг Карла Маркса Арнольд Руге в период революции 1848–1849 гг. в Германии был избран во Франкфуртское национальное собрание и основал буржуазно-радикальную партию. Под партиями он понимал движущие силы и организационные формы либеральных и демократических идей, которые противостоят консервативному государственному режиму. А. Руге формировал понятие «партия» через противопоставление правительству и рассматривал ее воплощением тенденции к прогрессу, к изменениям и реальным способом избежать революции.

Известный французский историк и социолог Алексис де Токвиль появление и развитие политических партий связывал со становлением демократии. «В демократических странах умение создавать объединения – первооснова общественной жизни», – подчеркивал исследователь. Он написал известную работу «Демократия в Америке». В этой книге А. де Токвиль рассматривает нравственный облик демократии – привычки души и привычки ума, сравнивая их с нравами, царящими в аристократическом обществе. В работе автор особое внимание обращает на острые противоречия в жизни американского общества, на борьбу классовых и политических сил, которые сопровождают появление и становление демократии как общественного феномена. «В настоящее время свобода создавать политические объединения – необходимая гарантия в борьбе с тиранией и в противостоянии большинству. В Америке члены объединения, составляющие меньшинство, прежде всего хотят знать, сколько их, ибо их первая цель – ослабить моральное воздействие большинства. Вторая цель, которую они ставят перед собой, – это выявить все возможности, которые могут быть использованы, чтобы оказать давление на большинство, так как их конечная цель, на осуществление которой они твердо надеются, – привлечь на свою сторону большинство и таким образом оказаться у власти» [189, с. 158]. Проанализировав противоречия США, проблемы демократии «по американскому образцу», А. де Токвиль увидел «зло» в американских политических партиях. Он стал относить их к разряду разрушительных страстей. Именно демократическая система XIX в. демонстрировала яркие примеры межи внутрипартийной борьбы, борьбы между партиями, элитами и внутри партий и элит [189, c. 513].

Русский христианский философ, писатель и публицист и последовательный критик коммунистической власти в России Иван Александрович Ильин активно разрабатывал теорию политических партий и партийных идеологий. Причем взгляды его существенного менялись с течением времени.

В брошюре «Что такое политическая партия» в 1906 г. И. А. Ильин писал: «Политическая партия – это союз людей, которые соединились для того, чтобы добиться нужных им всем законов. Политические партии, или, как их называют просто, партии, образуются обыкновенно не ради одного какого-нибудь закона, а для борьбы за целый ряд законов. Дело партии есть дело сложное и трудное. Работы у партии много, работы она требует дружной и согласной, но зато победа партии есть победа всех ее членов… Политическая партия всегда добивается издания таких законов, которые нужны ее членам; мы знаем, что всякий закон удовлетворяет интересам какого-нибудь класса; мы никогда не забудем, что классовые интересы фабрикантов и рабочих с одной стороны, помещиков и крестьян с другой – противоположны.

<…>

Оставаться же вне партий не следует: всякий, кто хочет лучших порядков и законов – пусть выбирает себе политическую партию и пусть вместе с ней дружно борется за право и свободу. Тот, кто хочет победы – пусть идет в ряды партий.

<…>

Политическая партия не только объединяет всех людей с одинаковым классовым интересом, но и ведет объединенный класс к победе. Хорошо объединенная политическая партия живет этой борьбой, как один человек. Члены ее хорошо знают, кто им друг и кто враг, они не обманутся, не ошибутся, не повредят дорогому общему делу. Каждый новый успех партии есть успех не только каждого из ее членов, но и каждого из людей, принадлежащих к тому классу, за интересы которого борется партия» [72].

В работе «Партийное строение государства» И. А. Ильин пишет: «Казалось бы, что может быть естественнее и драгоценнее в свободном государстве, как не свободное образование партий? Свободные граждане ищут себе единомышленников, находят их, организуются и выставляют на выборах своих кандидатов! Ведь это входит в самую сущность демократии!.. Нет этого – и демократия гибнет… Не так ли?

Однако история последних десятилетий показала, что демократия разваливается именно вследствие ее партийного строения. Если образование партии свободно, то кто же может помешать людям организовать партию, требующую для себя монополии? Не предотвратили этого в России; не помешали этому в Италии; не сумели противостать этому в Германии, в Австрии, в Польше, в Латвии, в Эстонии, в Испании и Португалии.

Партия есть союз граждан, сорганизовавшихся для того, чтобы захватить государственную власть в свои руки. К этому стремятся все партии – и демократические и антидемократические. Различие между ними в том, что демократы считают нужным соблюдать правила конституции, а антидемократы склонны пренебрегать ими» [314, с. 135–136].

В работе «О государстве» И. А. Ильин утверждает, что политические партии не должны делиться по принципу личного, группового или классового интереса. Они призваны служить не лицам, не группам и не классам, а родине, народу, государству. Поэтому каждая партия обязана иметь программу всенародной справедливости, всенародного органического равновесия, программу общих государственных интересов, программу сверхклассовой солидарности, программу естественных прав, учитывающую все слои и все классы. Партий может быть несколько, много. Однако они не смеют расходиться друг с другом на том, чьи интересы они защищают, ибо все они призваны защищать общие интересы. Расхождение их может касаться лишь того, какие интересы суть солидарные, общие, всенародные, государственные, сверхклассовые и какая система органического равновесия спасительна для страны [312].

Достаточно интересные и очень спорные взгляды изложил русский мыслитель в работе «Что дает и что отнимает политическая партийность»: «Каждая партия про себя всегда посягала и посягает на всю власть, желает превратить ее в свою монополию. Сущность всякой политической партии в том, что она покушается стать целым: прежние партии делали это в порядке избирательного спорта с соблюдением “правил игры”; ныне появились партии, которые делают это в порядке избирательного террора и мошенничества, и притом с попранием (более или менее откровенным) всех правил свободы и лояльности. Захватив монополию, каждая из них становится тоталитарною, подавляет остальные и пытается осуществить свою программу, сколь бы одностороння, нелепа, разорительна или даже чудовищна она ни была» [315].

В исследовании «Что такое Русский Обще-Воинский Союз» И. А. Ильин подчеркивает, что «политическая партия делит свой народ на своих и чужих и ищет успеха именно своим; примеров тому было у нас достаточно перед глазами. Она отправляется не от Целого и думает не о Целом, а представляет интересы только одной части народа (все равно – класса, сословия, профессионального союза или церкви). Этот партийный интерес она стремится выдать за всенародный и тем навязать его всему народу; и для этого она добивается власти. Для приобретения власти она ведет агитацию, раздает обещания, восхваляет себя, старается захватить так называемые общественные высоты (редакции, банки, влиятельные должности и т. д.), вносит пристрастный дух партийности во всю культуру, извращает все критерии жизни, интригует, пачкает других и обычно неутомимо лжет везде в свою пользу» [317].

В то же время, формулируя аксиомы власти, И. Ильин выдвигает следующие положения: основная форма организации элиты – политические партии; их деятельность должна соответствовать ряду условий: проявлять взаимную лояльность, не претендовать на монополизацию общественного мнения, ориентироваться не на захват государственной власти, а на достижение всеобщего интереса.

Представляет особый интерес отношение известного русского философа к партийным идеологиям и к их носителям. В работе «Национал-социализм. Новый дух» в 1933 г. он пишет: «Что сделал Гитлер? Он остановил процесс большевизации в Германии и оказал этим величайшую услугу всей Европе… Пока Муссолини ведет Италию, а Гитлер ведет Германию – европейской культуре дается отсрочка. Поняла ли это Европа? Кажется мне, что нет… Поймет ли это она в самом скором времени? Боюсь, что не поймет… Гитлер взял эту отсрочку прежде всего для Германии. Он и его друзья сделают все, чтобы использовать ее для национально-духовного и социального обновления страны. Но взяв эту отсрочку, он дал ее и Европе. И европейские народы должны понять, что большевизм есть реальная и лютая опасность; что демократия есть творческий тупик; что марксистский социализм есть обреченная химера; что новая война Европе не по силам – ни духовно, ни материально, и что спасти дело в каждой стране может только национальный подъем, который диктаториально и творчески возьмется за “социальное” разрешение социального вопроса. <…> Демократы не смеют называть Гитлера “узурпатором”; это будет явная ложь. Удаляется все причастное к марксизму, социал-демократии и коммунизму; удаляются все интернационалисты и большевизаны; удаляется множество евреев, иногда (как, например, в профессуре) подавляющее большинство их, но отнюдь не все. Удаляются те, кому явно неприемлем “новый дух”. Этот “новый дух” имеет и отрицательные определения, и положительные. Он непримирим по отношению к марксизму, интернационализму и пораженческому бесчестию, классовой травле и реакционной классовой привилегированности, к публичной продажности, взяточничеству и растратам.

“Новый дух” национал-социализма имеет, конечно, и положительные определения: патриотизм, вера в самобытность германского народа и силу германского гения, чувство чести, готовность к жертвенному служению (фашистское “sacrificio”), дисциплина, социальная справедливость и внеклассовое, братски-всенародное единение. Этот дух составляет как бы субстанцию всего движения; у всякого искреннего национал-социалиста он горит в сердце, напрягает его мускулы, звучит в его словах и сверкает в глазах. Достаточно видеть эти верующие, именно верующие лица; достаточно увидеть эту дисциплину, чтобы понять значение происходящего и спросить себя: да есть ли на свете народ, который не захотел бы создать у себя движение такого подъема и такого духа?.. Словом – этот дух, роднящий немецкий национал-социализм с итальянским фашизмом. Однако не только с ним, а еще и с духом русского белого движения» [311].

В работе «О фашизме» И. А. Ильин пишет: «Фашизм возник как реакция на большевизм, как концентрация государственно-охранительных сил направо. Во время наступления левого хаоса и левого тоталитаризма это было явлением здоровым, необходимым и неизбежным. Такая концентрация будет осуществляться и впредь, даже в самых демократических государствах: в час национальной опасности здоровые силы народа будут всегда концентрироваться в направлении охранительно-диктаториальном. Так было в Древнем Риме, так бывало в новой Европе, так будет и впредь. Выступая против левого тоталитаризма, фашизм был, далее, прав, поскольку искал справедливых социально-политических реформ. Эти поиски могли быть удачны и неудачны: разрешать такие проблемы трудно, и первые попытки могли и не иметь успеха. Но встретить волну социалистического психоза – социальными и, следовательно, противосоциалистическими мерами – было необходимо. Эти меры назревали давно, и ждать больше не следовало. Наконец, фашизм был прав, поскольку исходил из здорового национально-патриотического чувства, без которого ни один народ не может ни утвердить своего существования, ни создать свою культуру» [313].

Совершенно по-другому, не так, как к фашистам, относится И. Ильин к коммунистам. В работе «Что за люди коммунисты?» он пишет: «Способность коммунистов пугать, мучить, развращать и убивать людей – общеизвестна, но управлять и хозяйствовать они не умеют. При этом низком умственном и нравственном уровне коммунисты, по свидетельству Ленина, отличаются крайне повышенным самочувствием: таково “невежественное самомнение” коммунистических “сановников”, “интеллигентское самомнение коммунистических литераторов”, их пристрастие к “мишуре, к торжественному коммунистическому облачению”, их “коммунистическое чванство”. Среди коммунистов имеется множество “мазуриков”, обюрократившихся, нечестных, нетвердых, таких, которые внушают отвращение человеку, в поте лица снискивающему себе хлеб, число таковых измеряется сотнями тысяч. Таков был первый отбор большевистской революции. С этого началось: захватили власть переворотом, захватили потому, что она была расшатана и растрачена “временным правительством” – и посадили править лично непорядочных, чванливых невежд, жадных, жестоких и аморальных. При этом моральный уровень коммунистов значительно ниже умственного. Могло ли быть иначе, может ли это и доныне быть иначе, если принять во внимание, что в коммунисты люди шли и идут для предательства России, желая сытости и карьеры?» [316].

В целом период V–XVIII вв. характеризовался резко враждебным отношением к политическим партиям. Тогда под партией понимали нелегитимную группу людей, главной целью которой была реализация частных интересов ее лидеров. Как следствие, политические партии разделили общество на враждующие общности, находившиеся в постоянной борьбе, порой приобретавшей вооруженный характер. Это постоянно приводило к внутренним проблемам, столкновениям и дестабилизации общества. Именно так считали Д. Юм, Г. Болингброк, А. Гамильтон, М. Острогорский и некоторые другие известные мыслители.

Например, Моисей Острогорский считал, что политические партии, вместо выполнения своей ключевой функции посредника между гражданским обществом и государством стали орудием реализации во властных структурах групповых интересов партийных элит: «Партии, большие партии, были… соединены с государством с сомнительной пользой для общественного блага и в ущерб элементарным принципам, регулирующим взаимоотношения между государством и гражданами» [139, с. 543]. Особую тревогу у него вызывала порожденная партийной дисциплиной деградация личностных качеств рядовых членов политических партий, утрачивающих, по его мнению, способность и волю к самостоятельному осмыслению политической реальности, превращенных в «колесики и винтики» партийных «машин». «Первой проблемой, которая встает в демократической практике, – отмечал М. Острогорский, – является: как организовать политическую деятельность таким образом, чтобы развить непосредственную и регулярную деятельность у граждан, чтобы возбудить индивидуальную энергию и не дать ей заглохнуть? Партийная система дала разрешение этой проблемы: граждане должны выбрать партию, отдаться навсегда, предоставить ей все полномочия, и она позаботится о том, чтобы дать желаемый импульс» [139, с. 550]. Как результат, по мнению М. Острогорского, члены партии «покорно голосуют за “желтую собаку” потому, что она носит цвета партии; они пассивно терпят беспорядки общественной жизни потому, что эти беспорядки покрыты флагом их партии. Пиратам, которые их причиняют и которые ими пользуются, пригодится лишь размахивать перед правоверными членами партии пугалом политического иноверия» [139, с. 552–553].

Лорд Генри Сент-Джон Болингброк в Англии и Александр Гамильтон в США считали партии злом, которое может и должно быть устранено, даже если для этого потребуется создание временной партии «национального объединения» [18; 195].

Первый президент США Джордж Вашингтон в своем «Прощальном послании» писал об опасных последствиях «партийного духа» и считал партии готовым оружием для подрыва власти народа и узурпации правительственной власти. Он был убежден в том, что партии совершенно непригодны в рамках республиканской формы правления. Четвертый президент США, один из ключевых авторов Конституции США Джеймс Мэдисон политические партии называл крамолой или крамольным сообществом. Существуют два способа излечиться от этого зла: первый – устранить причины, его порождающие; второй – умерять его воздействия. В свою очередь, существует два способа устранения причин, порождающих крамольные сообщества: первый – уничтожить саму свободу, необходимую для их существования; второй – внушить всем гражданам одни и те же мысли, одни и те же увлечения, одни и те же интересы [195, с. 79]. Политическая элита США боялась популизма, прихода при помощи партий к власти абсолютно непрофессиональных людей: «Сделайте меня президентом, и я вас сделаю министром или секретарем штата или, во всяком случае, обеспечу хорошим местом, соответствующим если не вашим способностям, то вашим потребностям» [139, с. 304].

В начале XX в. 28-й президент США Вудро Вильсон не изменил традиции недоверия к партиям, считая, что партии – это враждующие секты “политических фарисеев”». На заседании палаты общин Великобритании 26 апреля 1911 г. премьер-министр страны Асквит заявил: «Я согласен (с лидером оппозиции), что система партий привела последние годы у нас к окоченелости, негибкости, которые вовсе не отвечают лучшим интересам страны» [цит. по: 139, с. 287].

Когда появились прототипы современных политических партий? Что способствовало этому? По мнению авторов исследования «Основы теории политических партий», первым необходимым условием становится появление субъективного политического интереса, вызывающего необходимость в создании партии. Таковым может служить стремление повысить свой политический вес, желание консолидировать определенную часть политически активного слоя, необходимость создания организации, защищающей корпоративные интересы и т. д. Второе необходимое условие – наличие кадрового ядра партии, инициативной группы, которая взяла бы на себя выполнение необходимых действий организационного и политического плана по созданию нового политического объединения. В качестве третьего условия выступает потребность в разработке политической стратегии партии, ее идейно-теоретической платформы, интеллектуальных инноваций в социально-политической сфере. Четвертым условием является установление внутри кадрового ядра партии условий, объективно работающих на сплочение партии. Таким обстоятельством может служить общность интересов, сходство идейных ценностей и воззрений, необходимость консолидации вследствие давления внешних обстоятельств. От долговременности обстоятельств, работающих на внутреннюю сплоченность партии, в немалой степени зависит и ее политическая будущность. Очень важно и теоретическое обеспечение формирования политических партий [138].

Основателем социологии политических партий по праву считается российский социолог и политолог, историк и юрист белорусского происхождения Моисей Яковлевич Острогорский. В 1906 г. М. Я. Острогорский был избран членом Государственной думы от Гродненской губернии; принимал активное участие в работах по составлению наказов Государственной думы от Гродненской губернии и деятельности комиссии о личной неприкосновенности. В момент роспуска Думы он находился в Лондоне на межпарламентской конференции. Затем долгое время жил за границей. Политической деятельностью больше не занимался.

В центре научных исследований М. Я. Острогорского находились проблемы демократии, к изучению которой он подходил с точки зрения механизма функционирования ее основных политических институтов, прежде всего – политических партий. Основное произведение М. Острогорского «Демократия и политические партии» было впервые издано в 1898 г. в Париже, в 1903 г. – вновь в Париже, а также в Лондоне, в 1910 г. – в Нью-Йорке, в 1912 г. – в Париже (переработанное), в 1927 и 1930 гг. – в Москве.

В данном исследовании на богатом эмпирическом материале был раскрыт механизм образования и деятельности политических партий США и Великобритании. «Возрастающая сложность социальной жизни, – писал ученый, – сделала больше чем когда бы то ни было необходимым объединение индивидуальных усилий. Развитие политической жизни, призывая каждого гражданина к участию в управлении, заставляет его, для выполнения своего гражданского долга, входить в соглашение со своими согражданами. Одним словом, осуществление каждым своих собственных целей в обществе и в государстве предполагает кооперацию, которая невозможна без организации. Группировки граждан во имя политических целей, которые называют партиями, необходимы везде, где граждане имеют право и обязаны выражать свои мнения и действовать; но нужно, чтобы партия перестала быть орудием тирании и коррупции» [139, с. 564].

М. Я. Острогорского постоянно интересовал вопрос об общих принципах и характеристиках политических партий в условиях демократии: «Принципы или программа партии являлись верой, облеченной, подобно церковной вере, санкцией правомерности и иноверия. Присоединение к партии должно было быть полным, нельзя расходиться с партией ни в одном из пунктов ее символа веры, так же как нельзя принимать по выбору отдельные догматы религии». «Приемы, которыми была введена система постоянных партий, настолько же искусственная, как и иррациональная и устарелая в своем принципе, неизбежно должны были носить такой же характер. Так как проблемы, занимавшие общественное мнение, были многочисленны и разнообразны, было необходимо приспособлять проблемы к определенным группировкам людей, вместо того, чтобы группировать людей в соответствии с проблемами. Для этой цели противоречивые вопросы были подняты на уровень системы, собраны в универсальные программы и наложены друг на друга; их тасовали, как карты, вынимая то те, то другие, и, в случае надобности, выкидывали те из них, которые вызывали непреодолимые расхождения во взглядах», – писал ученый [139, с. 544–545].

Таким образом, политические партии, возникнув как временные организации, целью которых была мобилизация масс для проведения выборов, приобрели затем устойчивый характер, стали постоянными и неотъемлемыми компонентами политической жизни. В своем исследовании М. Острогорский показал процесс превращения традиционных политических партий в консолидированные организации, не имеющие никаких других целей, кроме собственного роста.

Исследуя внутреннюю организацию и административную структуру политических партий, ученый уделил особое внимание их ядру – кокусу: «Он (Бирмингем) создал Кокус, постоянную избирательную организацию, поставившую себе целью сражаться за дело большинства под демократическим знаменем либеральной партии. Новое внепарламентское учреждение, распространившееся вскоре на всю страну, стало отправным пунктом значительного течения, которое и сейчас еще далеко не потеряло силы. Это течение, возникшее на почве желания не давать движения статье о меньшинстве, фактически выполнило задачу организации избирательных масс» [139, с. 77]. М. Я. Острогорский сделал вывод, что в политические партии все вступают на равных правах, но постепенно складывается определенный круг людей, которые связывают политическую верхушку и саму партию. Данный круг ученый назвал кокусом политической партии.

Кокус – это закрытое собрание партийных лидеров для обсуждения различных политических, материальных и организационных вопросов. По мнению Острогорского, именно появление кокуса как первоначальной организационной ячейки означало завершение процесса бюрократизации партии и централизации власти в ней. «Кокус, – подчеркивал исследователь, – группировавший вокруг себя всех передовых и горячих членов партии, скоро становился фракционной крепостью для группы, полной сектантского духа, и Кокус был тем более нетерпим и притязателен, что народная форма его организации давала ему повод выдавать себя за единственного и законного представителя либеральной партии» [139, с. 103–104]. Кокус делал все для себя, своих родных и близких – деньги, положение, должности, привилегии, награды. Он уничтожал в политических партиях свободное состязание членов, заменяя их назначением кандидатов в парламентарии от кокуса. «Стало обязательным голосовать даже за “желтую собаку”, раз она была занесена в партийный список… Кокус исказил его (общественное мнение. – И. К.), втиснув в рамки стереотипных партий», – писал М. Острогорский [139, с. 521].

Кокус, возникнув как специальная структура, обеспечивающая связь парламентских партий с электоратом, постепенно стал механизмом, который занимался целенаправленным влиянием на партийную деятельность в парламенте и широких народных массах, пропагандой партийных идеалов. Как считает Острогорский, партийные вожди политической партии, находящейся у власти, являются «фонографами Кокуса», следовательно, не имеют независимой позиции, с другой стороны, они избавлены от личной ответственности за осуществляемую политику. Если политическая партия находится у власти, то дискуссия в парламенте представляет собой полную формальность, так как все заранее решено в кокусе, причем несколькими особо влиятельными партийными лидерами.

М. Я. Острогорский показал, что в политических партиях наблюдается беспринципная погоня за властью. В политических партиях борьба между фракциями, как правило, более жестока, чем состязание соперничающих партий. Члены политических партий часто объединяются стремлением использовать борьбу за власть для решения собственных проблем. Практически не отличаясь друг от друга задачами и целями, политические партии ожесточенно сражаются за политическую власть, в результате полностью отрываются от основной массы электората и переходят под власть партийных лидеров.

Личностные качества кандидатов в парламентарии в принципе не имеют никакого значения. Все зависит от кокуса. М. Острогорский отмечал, что «ни один кандидат не может быть выдвинут помимо Кокуса» [139, с. 104]. «В каждом месте избиратели должны были признать в Кокусе единственного носителя их политической власти, – писал ученый. – Они должны были следовать его указаниям на выборах, потому что они могли голосовать только за кандидата, одобренного Кокусом. Он уничтожил в партии свободное соревнование кандидатов и заменил их единственными, ортодоксальными кандидатурами со штампом Кокуса. Избиратели, кандидаты, депутаты – все были в полной зависимости от новой власти» [139, с. 269]. Происходят необратимые процессы олигархизации и бюрократизации политических партий. Политические партии в финансовом положении зависят от имущих слоев населения, которые и определяют политику политических партий. От кандидатов в депутаты требуются деньги, много денег и полное подчинение партии и партийным руководителям. Вся деятельность партий заканчивается предвыборной кампанией лжи и обмана, не столь убеждения, сколь гипноза электората. Они соперничают в эффективности методов целенаправленного влияния на избирателей.

О работе одного из таких кокусов политических партий США середины XVIII в. писал известный американский исследователь Джеймс Брайс: «…небольшой кружок влиятельных граждан обыкновенно назначал кандидатами на принципиальные и колониальные должности, а его выбор встречал одобрение, несмотря на то, что ни опирался ни на какой авторитет, кроме личного влияния кружка» [23, с. 136].

М. Я. Острогорский предлагал заменить систему политических партий комплексом непостоянных временных политических структур: «Не достаточно ли ясно теперь то разрешение, которого требует проблема партий? Не состоит ли оно в том, чтобы отказаться от практики косных партий, постоянных партий, имеющих своей конечной целью власть, и в том, чтобы восстановить и сохранить истинный характер партий как группировок граждан, специально организованных в целях осуществления определенных политических требований? Такое разрешение вопроса освободило бы партии от целей, имеющих лишь временное и случайное политическое значение, и восстановило бы ту их функцию, которая является постоянным смыслом их существования. Партия как универсальный предприниматель, занимающийся разрешением многих и разнообразных проблем, настоящих и будущих, уступила бы место специальным организациям, ограничивающимся какими-либо частными объектами. Она перестала бы являться амальгамой групп и индивидуумов, объединенных мнимым согласием, и превратилась бы в ассоциацию, однородность которой была бы обеспечена ее единой целью. Партия, держащая своих членов как бы в тисках, поскольку они в нее вошли, уступила бы место группировкам, которые бы свободно организовывались и реорганизовывались в зависимости от изменяющихся проблем жизни и вызываемых этим изменений в общественном мнении. Граждане, разойдясь по одному вопросу, шли бы вместе в другом вопросе. Изменение метода политического действия, которое произошло бы на этой основе, коренным образом обновило бы функционирование демократического управления. Применение нового метода началось бы с выявления первопричины коррупции и тирании, порождаемых нынешним партийным режимом. Временный характер группировок не допустил бы больше содержания этих регулярных армий, с помощью которых завоевывают и эксплуатируют власть» [139, с. 569].